Летние каникулы.
Утро в лазарете было непривычно тихим. Солнечный свет пробивался сквозь занавески, ложился мягкими золотыми лоскутами на белоснежные простыни. Ивлин сидела на краю кровати, уже без повязки — плечо заживало, оставив после себя лишь лёгкую ноющую память. Мадам Помфри, как всегда строгая, стояла рядом, внимательно осматривая ученицу.
— Ну, мисс Роузмонт, — наконец произнесла она, убирая палочку. — Я могу вас отпустить. Но помните: никаких безрассудств на метле хотя бы две недели. И никаких ударов плечом — вы всё ещё не из титана.
— Я и не собиралась, — с улыбкой ответила Ивлин, хотя в глазах ясно светился тот же задор, который выдавал обратное.
Мадам Помфри всплеснула руками, но ничего больше не сказала, лишь выдала девочке маленький пузырёк с зелёной мазью.
— На всякий случай. Хотя надеюсь, вы ко мне больше не попадёте.
Ивлин кивнула, прижимая пузырёк к груди, и, словно впервые за долгое время, почувствовала лёгкость.
В коридоре её ждали все. Лидия и Серафина чуть ли не кинулись обнимать, Джулиан с Феликсом размахивали каким-то новым журналом по квиддичу, где обсуждалась её игра против Когтеврана.
— Смотри, Иви, — возбуждённо говорил Джулиан. — Тут прямо пишут: «Самая смелая ловчая первого курса за последние десять лет»!
— Ну а кто ещё? — гордо подхватила Серафина.
Чуть поодаль стоял Люциус, холодный и сдержанный, но взгляд его — цепкий и напряжённый — выдавал больше, чем слова. Он коротко кивнул Ивлин, а потом отвернулся, будто это было обычным приветствием.
Эдгар Флинн, который тоже пришёл, держался чуть в стороне. Когда их взгляды встретились, он лишь тихо улыбнулся, и эта улыбка согрела сильнее любых слов.
Время закрутилось, завертелось. Дни в Хогвартсе сменяли друг друга, и учебный год стремительно подходил к концу. Были ещё уроки, контрольные, смешные вечера с друзьями, и, конечно, редкие ссоры с «тенями» Люциуса. Но с каждым днём рана в плече уходила всё дальше в прошлое, превращаясь в гордую память.
И вот, наконец, последние экзамены сданы, чемоданы упакованы, совы сновали над башнями, разнося письма. Замок дышал ожиданием каникул.
В последний вечер перед отъездом Ивлин стояла у окна слизеринской гостиной. Вода в озере за стеклом была спокойна, и свет факелов отражался в ней дрожащими линиями. Девочка чувствовала, как внутри всё переполнено — воспоминаниями, новыми впечатлениями, победами и потерями.
— Уже домой? — раздался за спиной знакомый голос.
Она обернулась. Люциус стоял у лестницы, руки за спиной, осанка выпрямленная до невозможности.
— Да. Домой. На лето, — мягко ответила Ивлин.
— Вернёшься — и снова будет игра. — Он произнёс это как факт, не как вопрос.
— Вернусь, — улыбнулась она. — И будет.
Они встретились взглядами — холодный лёд и мягкое золото. И в этой короткой тишине было больше, чем в сотне слов.
На следующее утро весь Хогвартс гудел, как улей. Ученики толпились на платформе у Хогсмидского экспресса, провожая друг друга. Смех, слёзы, обещания писать письма.
Ивлин сидела у окна вагона, сжимая в руках конверт с письмом от родителей. Внутри сердце билось от радости — её ждали дома, в поместье Роузмонт. Ждали мама и папа, брат, и вся семья.
Поезд дёрнулся, колёса застучали по рельсам. Ивлин, прислонившись к стеклу, смотрела, как башни Хогвартса постепенно скрываются за холмами.
Год был сложным, ярким, полным испытаний. Но впереди было лето. И где-то глубоко внутри она знала: это только начало её пути.