Сверток с секретом.
Предрождественское утро продолжалось, но мысли Ивлин снова и снова возвращались к небольшому свёртку, который Эдгар Флинн смущённо протянул ей за завтраком. Она приняла подарок, но, будучи в центре внимания всего зала, даже не взглянула на то, что было внутри.
Теперь, вернувшись в свою комнату, она осторожно закрыла за собой дверь. Тишина слизеринских покоев была густой, словно сама тень оберегала её тайну.
Она села на кровать, развернула аккуратную упаковку и ахнула. Внутри лежала маленькая кожаная книжка — явно старая, но очень бережно сохранённая. На обложке была выгравирована золотая саламандра, символ стойкости и силы.
Ивлин провела пальцами по узору, сердце её колотилось быстрее. Внутри книжки оказался лист пергамента. Почерк был ровным, немного нервным, но красивым:
«Ивлин,
Я знаю, что мы не слишком знакомы. Но я всегда видел, как ты держишься — гордо, уверенно, так, будто тебя ничто не может сломить. Это восхищает. Я нашёл эту книжку на антикварной ярмарке в Хогсмиде — она будто ждала именно тебя. На первых страницах есть старые заклинания и заметки, но дальше пусто. Мне кажется, ты сможешь вписать в неё свою собственную историю. Пусть это будет твоей тайной книгой, где есть место только для тебя и твоих мыслей.
С Рождеством, Эдгар»
Ивлин прикрыла глаза и крепко прижала книгу к груди. Её губы дрогнули в улыбке — такой искренней и чистой, какой не видел ещё никто.
Весь день она светилась. Даже на уроках её янтарные глаза сияли, словно в них поселилось солнце. Профессора переглядывались, отмечая, что ученица Роузмонт будто парит над землёй.
— Ив, — прошептал Джулиан на зельях, — что с тобой? Ты прямо горишь изнутри.
— Ты влюбилась? — хмыкнул Феликс, получив от Серафины лёгкий подзатыльник.
— Ты явно что-то скрываешь, — заметила Лидия, прищурив глаза.
Ивлин лишь мягко улыбалась и отмахивалась:
— Просто настроение хорошее.
Но тени Слизерина не упустили момента.
— Ну надо же, — протянул Кассиан, когда компания собралась в общем зале. — Неужели сияние на твоём лице — это от Флинна?
Смех Мальрика и ухмылка Ориона разлетелись эхом.
Ивлин на миг застыла. Её улыбка, сиявшая весь день, угасла так быстро, будто её потушили ледяным ветром.
— Не ваше дело, — холодно сказала она, подняв подбородок.
Но слова уже сделали своё: друзья обменялись взглядами, Серафина удивлённо приподняла бровь, Феликс открыл рот от шока, а Джулиан нахмурился.
И самое главное — Люциус.
Он сидел неподалёку, молчал, но его глаза сверкнули остро. Он понял. Все поняли.
Когда Ивлин поднялась к себе, в руках сжимая свёрток с драгоценной книгой, в её груди смешалось всё: радость от подарка, тепло от слов Эдгара, но и холод от того, что её тайна стала предметом для насмешек.
Она снова открыла книжку, перечитала его письмо и невольно смахнула с уголка глаза крошечную слезинку. «Вписать свою историю»...
В ту ночь она впервые записала в книгу:
«Они могут говорить всё, что угодно. Но я сама решаю, кем быть. Это моя история, и я её пишу».
А где-то внизу, в гостиной, Люциус молча сидел у камина. Внутри его что-то разрывалось: раздражение, ревность, злость. Но он не понимал, на кого. На Эдгара? На Ивлин? Или на самого себя?
Он лишь тихо бросил в огонь:
— Флинн...
И пламя проглотило имя, отражаясь в его ледяных глазах.