Винил О1 - Неотения

Рамен неожиданно оказался очень вкусным.
— Миюки, ты же буквально с улицы нашлась. Где так хорошо готовить научилась?
— Ну знаешь ли, я не всю жизнь бездомная была. Кое-что может и знаю о нормальной жизни, — подмигнула Миюки. Она приступила к еде последняя, и почему-то подумала, что Мицуо льстит ей. Вкус приготовленной ей еды оказался, однако, лучше, чем ей представлялось.
— Было вкусно, спасибо, — поблагодарил девушку Йоми, чуть наклонив голову.
— Да, ламянь просто огонь, — улыбнулся Юдзи. Все удивлённо вытаращили глаза на басиста.
— Как?! — спросил Мицуо, чуть не подавившись бульоном с редькой.
— Ламянь. Так рамен по-китайски называют. — объяснил Юдзи.
— А ты откуда китайский-то знаешь? — поинтересовалась Миюки. Она посмотрела басисту в глаза, и увидела, что прежде казавшийся нелюдимым парень, кажется, начал раскрываться:
— У меня прадед был китайским иммигрантом во втором поколении. Я его, конечно, благодаря чёткой работе клана Ито даже в глаза не видел, но некоторые китайские слова знаю. Меня в семье бабушка учила. Я даже сейчас могу что-то написать.
Йоми опустил глаза. Чувствовать, что вина твоих предков досталась по наследству, и теперь все ненавидят тебя по умолчанию, невыносимо тяжело.
— А зачем ты учился китайскому, Юдзи? — смущённо спросил Рикуто. — Главный мировой язык, всё-таки, английский, да и японцы китайцев не жалуют.
— Да потому что меня всё детство убеждали, что из Японии надо бежать, — вздохнул басист. — Я верил в то, что в этой стране нет ничего хорошего. Что я, на четверть китаец, буду обречён на бедность только из-за происхождения. Ну и на одиночество тоже. Сейчас я понял, что это не так. Уверен, когда в Китае снимут железный занавес для японцев, я обязательно поеду в Гонконг. Мои пра-прародители как раз там и жили до переезда.

— А я не помню моих бабушку с дедом, — вдруг сказал Мицуо. — Померли до моего рождения. Да я и сам мог не родиться. Лучше б, блять, не рождался. — выругался он.
— Не понял. Как это мог не родиться? Ты мне столько рассказывал, а про это впервые слышу, — удивился Рикуто. — Мы же друзья...
— Вот именно. И нечего было тебя этим грузить. Но раз уж хочешь узнать, как это было, то слушай. — Мицуо посмотрел на собеседников. Даже отстранённый Сатору поднял на него взгляд. — Ну раз Юдзи начал откровенничать, то и я буду. Короче мамка моя аборты один за другим делала, чтобы дальше печень свою пропивать. Ей врачи даже бесплодие поставили. Сказали всё! детей не видать! Так она с папкой моим перепихнулась без защиты по пьяни, а через девять месяцев я и родился. Ну, она так рассказывала. И когда он был жив, всё было даже неплохо...
— А что потом? — поинтересовался Йоми.
— А потом мой отец ласты склеил. Аневризма в башке лопнула. — совершенно спокойно ответил Мицуо, как будто говорил о чём-то будничном, как о походе в химчистку. — Его мать как схоронила, так опять пить начала. И так десять лет подряд.
— Она тебя хоть не избивала? — спросил вдруг Сатору.
— Била конечно. То тапком, то пультом от телека, то бутылкой. — Мицуо вдруг поднял длинную чёлку и показал всем свой лоб. Вдоль линии роста волос и до левого глаза белел тонкий шрам. — Это она особенно лютовала: швырнула меня головой в дверцу от шкафа. А она стеклянная была и как разобьётся! Помню весь пол кровищей залил, мать ругалась, что ковёр запачкал. А лоб даже зашивать пришлось.
— Господи... — прошептал Юдзи. — Она же больная!
Мицуо вздохнул.
— Ну ты и открыл Америку, конечно. Сам знаю. Это когда она ещё ходить могла. Вот тогда был пиздец. А два года назад ноги отказали у неё. Теперь еле ходит, и то только до алкомаркета. Сейчас только и может, что банками в меня кидаться. Ну я уже научился уворачиваться! — вдруг усмехнулся Мицуо. — С ней так всегда было: если не спрячешься поскорее, по роже получишь.
На глазах Рикуто вдруг проступили слёзы.
— Мицуо... Почему же ты про всё это молчал?.. Зачем ты врал про синяки и ссадины? Я верил, что тебе на физкультуре мячом в лицо прилетело, а колени и локти ты ободрал, когда с велосипеда на полной скорости упал! Я же твой друг, я мог бы помочь... Пожил бы у меня...
— Вот потому и молчал. Не хочу, чтобы меня жалели. Да и твоему папаше я вообще никогда не нравился.
— Странно, что ты с такой матерью не попал в интернат. — задумчиво произнёс Йоми.
— Угораешь что ли? Её все соседи боялись, потому что в драку лезла. Не хотели внимание полиции к себе привлекать. Меня тоже никто не слушал, когда я орал о том, что мне нужна помощь. А сейчас у неё из жилплощади — комната в общаге для нищебродов в самой жопе Токио. Туда ни полиция, ни опека не ходят. Наверное, поживи я там ещё с месяц, она б меня прибила и закопала бы на заднем дворе. А так сама загнётся, и поделом. — на колени Мицуо вдруг запрыгнула кошка. Она громко замурлыкала, словно успокаивая хозяина. Мицуо тут же расслабился, погладил питомца за ухом. — Хорошо, что Какао из этого ада вывезли. Она бы там погибла.

— Среди нас ещё есть люди «побитые собаки»? — вдруг спросила Миюки. — Или у всех жизнь хорошая была?
Йоми заёрзал на котацу, неуверенно поднял глаза.
— Будете смеяться, но я один из таких. Вот вам, наверное, кажется «да что он такое говорит? Он же в богатой семье родился, на что ему жаловаться? Что ему сделало больно?»
— Нет. — ответил Рикуто. — В любых семьях бывают несчастные дети, наверное, даже в императорской или президентской. Так что не стесняйся.
Йоми, почувствовав, что никто не будет его задирать или высмеивать, продолжил:
— Меня с матерью Хидэко-сама просто презирает. Ей кажется, что мы слишком мягкие для работы в её клане. Я даже не имею права носить её фамилию, Ито. Ещё она мою маму презирает за то, что она родила меня вне брака, так что я своего отца в глаза не видел. Прабабушке кажется, что моя мать – бракованная женщина, раз от неё ушёл мужчина, который ещё и заделал ей ребёнка. Зато дядю Ацуши, который лет пять в разводе, и его дочек обожает. А я... Я их побаиваюсь и стесняюсь. Тэруко надо мной всю жизнь подтрунивает, и Аю против меня настраивает. Чио хоть что-то понимает, но... Я в своём же доме абсолютно одинок. И в школе у меня друзей никогда до вас и не было. Все знали, чей я родственник, и даже не говорили со мной. А вот недавно... Ладно, неважно.
— Кто ж знал, что у тебя так плохо с семьёй. — задумчиво произнёс Сатору. В его голосе прозвучали нехорошие нотки сарказма. — Я-то думал ты как сыр в масле катаешься, а тебя, видите ли, прабабка ни во что не ставит. Вот это беды!
Рикуто с неодобрением посмотрел на ударника.
— Молчал бы лучше о том, чего не знаешь. Это ведь до боли обидно, что родной человек в упор не видит твои старания и только и может что обесценивать! Мой отец абсолютно такой же. Ему до пизды было то, что я всю жизнь мечтал о музыке! Сами помните, как он скандалил из-за группы. Сейчас единственное, чего я боюсь — их развода с мамой.
— Почему? Разве им не стало бы лучше по отдельности? — спросил Юдзи. — Он же твою маму чуть не до смерти мучает. Порознь она не будет так его бояться.
— Им не будет лучше. Ну, отцу-то может и будет, но маме... Её и так за брак с американцем никто не уважает. С ней никто из соседей не общается. Даже здороваются через раз, и то сквозь зубы и из вежливости. А если разведутся, то на маме будет клеймо бывшей замужней за гайдзином и ребёнок от гайдзина как балласт! Я, конечно, уговаривал маму пойти на этот шаг и наплевать на окружающих, но она и слышать не хочет...
— Слушай, может она твоего папашу любит? — спросил вдруг Сатору. — Её любовь так сильна, что она даже вот эту жуткую херь ему прощает? — «Или мозгов не хватает уйти...» Кицунэ тактично промолчал.
— Я уже не знаю. — устало вздохнул Рикуто. — Я просто хочу мира в моей семье, а не мнимого благополучия. Просто хочу понимания... — Голос Рикуто дрогнул. Мицуо похлопал друга по плечу.
— Не ссы. Кажется мне, что Рьюга вытащит нас в люди. Нами ещё гордиться будут.
— Это точно, — добавил Йоми. — Он поможет нам подняться на вершины, я уверен! Мы будем сиять ярче любой звезды!
Парни улыбнулись.
— А ты и вправду будешь неплохим фронтменом, Йоми, — сказал Рикуто. — Ты сможешь зарядить радостью не только нас, но и наших слушателей.

Миюки вдруг посмотрела на Сатору.
— Ты, кстати, не рассказал свою историю, приятель. Все кроме тебя уже откровенничали на полную катушку!
Сатору ухмыльнулся. Девушка единственная не знала его секрет.
— Ладно... Смотри, что я умею! — парень щёлкнул пальцами.
Густой лиловый туман скрыл его, а когда рассеялся, на месте парня сидел черно-бурый лис с одним левым глазом.
Миюки вскрикнула от удивления, прикрыла рот рукой.
— Чего?! Ты что, кицунэ что ли?
Лис кивнул головой.
Парни тоже было шокированы.
— Не, я видел, как он древнюю лисицу призвал, но я не думал, что он умеет превращаться... — прошептал Йоми.
Хитрый взгляд Сатору увидел Мицуо.
— Так ты что, будешь в собачьей конуре теперь спать? — в шутку спросил он, чем вызвал взрыв смеха всех на кухне.
Сатору в это время обратился обратно.
— Сам в будке спи, дурак! — ударник агрессивной походкой вышел из кухни и потопал до спальни.
— Эх, не видать мне раскладушки... — вздохнул Мицуо, усмехнувшись.
— Обидчивый он у нас, сама видишь, — сказал Юдзи, обратившись к Миюки.
— Да уж, даже слишком. А с виду адекватный...
Девушка посмотрела на красивые настенные часы. Над циферблатом красовалось рельефное изображение какой-то индийской многорукой богини.
— Парни, а время без пяти двенадцать... Завтра работать надо. Если сейчас не ляжем, нормально утром не проснёмся.
— Точняк, Миюки, — сказал Мицуо. — Отбой!
Музыканты встали из-за стола и дружно отправились на второй этаж. Миюки осталась мыть посуду.

В спальне свет был выключен. Раскладушку занял Сатору, отвернувшийся лицом к стене. Йоми и Мицуо заняли верхние ярусы кроватей, Юдзи и Рикуто — нижние. Всем пришлось плотнее завернуться в одеяла, потому что ночью стало ещё холоднее.
«Ничего, зато ничто не будет отвлекать нас от творчества!» — успел подумать Йоми перед тем, как уснуть.