Глава 9. Ты мой
Комната утонула в полумраке — только мягкий свет ночника в углу разгонял тени, прячась по углам спальни. На улице шел снег, мягко стуча в подоконник, а в доме стояла та редкая тишина, что приходит лишь после бури.
Даня лежал на животе на их большой кровати, уткнувшись лицом в подушку. Его массивная спина вздымалась в такт дыханию, в плечах чувствовалось напряжение — то самое, что появлялось всякий раз, когда он терял контроль. А сейчас всё в жизни Данилы словно вышло из-под него: угрозы, родители, Стасина тревога. Даже Эвелина в последние дни не спала, как прежде.
Стася, сидя рядом, легонько погладила его по спине, потом медленно и аккуратно начала массировать плечи. Её ладони были тёплыми, мягкими — словно сама весна.
— Тише, мой хороший... — шептала она, касаясь губами его плеча. — Всё уже позади. Ты дома. Ты рядом со мной. С Эвелиной. Мы рядом... и я никому не отдам тебя.
Он не отвечал. Лежал молча, но она чувствовала, как с каждым её прикосновением напряжение сходит. Пальцы ловко прорабатывали затекшие мышцы, круговыми движениями касаясь шеи, затем снова — плеч.
— Данюша... — прошептала она. — Я тебя люблю. Очень. И что бы ни было — я с тобой. Навсегда.
Он глухо хмыкнул, словно не верил. Тогда она наклонилась и нежно поцеловала его в лопатку.
— Ты самый сильный, самый храбрый. Никто нас не разлучит, слышишь? Ни эти шептуны у окна, ни мама твоя, ни папа мой. Я твоя. И всегда буду.
Его пальцы сжались в простыне, но дыхание стало ровнее.
— Мой Данюша... мой родной... — шептала она, продолжая гладить его. — Когда ты рядом — мне не страшно. Ты не просто мой муж... ты — моя крепость. Мой мир.
Он тихо повернул голову, посмотрел на неё одним глазом. Ледяной взгляд стал чуть мягче.
— Ты у меня одна такая, слышишь? — пробормотал он. — Ты меня держишь... только ты и Эвелина. Остальных пошли к чёрту.
Стася улыбнулась, склонилась ниже, поцеловала его в шею.
— Я тебя люблю, Даня. Очень-очень. Ты мой. Только мой.
Он прижал её ладонь к губам, поцеловал, а потом снова уткнулся в подушку. И в ту ночь, впервые за долгое время, Даня заснул крепко. Потому что рядом была она. Его Стася. Его тихая любовь в жестоком мире.
***
небо чувствовало, как в доме Кашиных сгущаются тучи. В кабинете, затянутом густым запахом табака, Даня сидел, скрестив руки на груди, напряжённый и мрачный. Рядом стояли его отец и отец Стаси, перебрасываясь короткими, скупыми фразами. Разговор был деловым, серьёзным, касался логистики, людей, контроля — всего того, что требовала организация. Но Даня почти не слушал. Его мысли были сосредоточены на другом.
Каждое движение Стаси этим утром казалось ему фальшивым. Её голос, тонкий, тихий, раньше был для него успокоением, но сегодня — как крик по нервам. В нём слышалась какая-то холодная сдержанность, какая-то... независимость. Незаметная, едва уловимая — но она была. Её взгляд, мягкий, но в нём будто больше не было безусловного подчинения. Её «да, хорошо, Даня» — сказанное без дрожи в голосе, без привычного подглядывания в его лицо, чтобы понять, достаточно ли быстро она согласилась. Это бесило.
Как только мужчины вышли на перекур, Даня встал и пододвинул стул к столу. Пальцы его постукивали по дереву. Он дождался, когда дверь снова откроется, и в проёме покажется она.
— Стася, зайди, — сказал он, не глядя.
Стася вошла, поправляя тонкий рукав блузки. Её шаг был лёгким, почти бесшумным, как всегда. Она прикрыла за собой дверь и подошла ближе. Его настроение чувствовалось ещё с завтрака. Она уже тогда знала — день будет тяжёлым. А теперь, наедине, страх только усилился.
— Ты звал меня, Даня?
— Стань рядом, — процедил он, глядя куда-то в окно. — И не смей при мне говорить таким тоном, как сегодня утром.
Она опешила. Сердце ухнуло в живот. В горле встал ком.
— Я... — её голос дрогнул. — Я не хотела говорить грубо. Прости, пожалуйста. Мне казалось, я говорила как обычно.
Он резко встал. Его взгляд был ледяным, пронизывающим.
— Как обычно? Ты хочешь сказать, что мне показалось? Ты думаешь, я себе надумал, да?
— Нет, Данечка... — она сделала шаг ближе, положив руку ему на плечо. — Я правда не хотела. Если я как-то сказала не так, я... я прошу прощения.
Он отбросил её руку.
— Ты не должна "просить прощения", Стася. Ты должна знать, как с мужем разговаривать. С каких это пор ты стала говорить без интонации уважения? Или я что-то пропустил?
— Я уважаю тебя, — прошептала она, опуская взгляд. — Ты — мой муж. Я люблю тебя. Я не хотела...
Он шагнул к ней. Наклонился. В его лице было напряжение, злость, но не крикливая — тихая, сдержанная, опасная.
— Повтори это. Прямо сейчас.
— Я уважаю тебя... — её голос был тише, губы дрожали. — И люблю. Я никогда не хотела тебе перечить...
— Слишком поздно, Стася. Ты уже сделала это. Слово — не воробей, ты же знаешь. Улетело — не поймаешь.
Он обошёл её, сел в кресло, но не сводил взгляда.
— Я много тебе даю. Дом, безопасность, жизнь, ребёнка... Ты ничего не должна мне давать в ответ, кроме верности, любви и уважения. Ты понимаешь?
— Да, Даня. — Она кивнула, голос был еле слышен.
— Я мужчина. И в этом доме слово за мной. А не за твоим «мне казалось» и «я думала». Ты не думаешь. Ты слушаешь. Слушаешь — и делаешь.
— Я знаю... — она всхлипнула, но сразу прикрыла рот ладонью, будто испугавшись, что вслух дышит не так, как нужно. — Прости, Даня. Я больше не буду.
Он наконец позволил себе чуть расслабиться. Грудная клетка опустилась. Он наблюдал за ней. Стася стояла почти не двигаясь, руки сцеплены перед собой, губы поджаты, глаза влажные, но без слёз. Он знал, что она сломлена — ровно настолько, насколько нужно.
— Подойди сюда. — Его голос уже не был таким острым, но всё ещё твёрдым.
Она подошла. Он положил руку ей на талию, прижал к себе. Вдохнул запах её духов, погладил по спине.
— Умница. Вот так. Вот так и должна вести себя жена. Мне не нужно твоё мнение, Стася. Мне нужна ты — такая, как ты сейчас. Моя.
Она кивнула. Не сказав ни слова. Только прижалась щекой к его плечу. Он был её якорем, её страхом и её опорой одновременно. И она не могла никуда деться — не хотела. Вся её жизнь теперь — здесь, с ним. И она знала: чтобы не потерять его — нужно быть той, какой он хочет её видеть.
Он поцеловал её в висок, резким, властным движением. Потом чуть мягче провёл рукой по её волосам.
— Иди. Проверь Эвелину. А потом скажи моей матери, чтобы чай подала к кабинету. И пусть отцы больше не задерживаются. У меня много дел.
— Да, Даня, — послушно ответила она и пошла к двери, почти бесшумно, как всегда. Только теперь — с новой тяжестью в сердце.
Он смотрел ей вслед. Лёгкая, красивая, послушная. И всё-таки — иногда упрямая. Это нельзя прощать. Но он даст ей шанс. Пока что.