Феникс [Vlad Kuertov]

Мы сидели напротив друг друга, и тишина между нами уже не казалась неловкой — скорее опасной. Я чувствовала, что он готов сказать что-то важное. И всё же, когда он заговорил, это прозвучало неожиданно спокойно:

— "Феникс" — ты хочешь услышать про них?

Я вздрогнула. Конечно хотела.

— Да.... Банда, картель, чёрт знает что. И всё это очень далеко от журналистских колонок. Почему ты спрашиваешь?

Он посмотрел на меня с лёгкой тенью в глазах — такой, как у человека, который несёт слишком много на себе, слишком давно.

— Потому что когда-то я имел с ними дело. Не напрямую. Косвенно. Через одного человека... он был мне как брат. А потом... предал.

Он сделал паузу, отпил глоток виски. И продолжил — не глядя на меня, будто обращался к кому-то другому, невидимому.

— Его звали Олег. Про него я рассказывал тебе на интервью. Мы вместе работали. Спецконтракты, безопасность, логистика. Только потом я понял, что он — внутри. Что он работает на "Феникса". Что всё, во что я верил, было подстроено.
Он подвёл меня. И... из-за него погибла моя сестра.

Мои пальцы сжались. В горле что-то сдавило.

— Она случайно оказалась не в том месте. Услышала что-то. Они не могли рисковать. Олег знал, как сделать все быстро. Без следов. И не дрогнул.

Я не знала, что сказать. Слова застряли где-то в груди.

Он посмотрел на меня уже другим взглядом. Настоящим. Без маски.

— Я убил его. Не сразу. Я ждал. Доказательства. Возможность. Но в итоге... я закончил всё сам.

— А потом?

— А потом я исчез. Начал копать. Искать, кто за этим всем стоит. Не чтобы отомстить. Чтобы... остановить. Чтобы никто больше не потерял своих близких.

Я смотрела на него. Тень прошлого легла на его лицо, но это была не фальшь. Я не чувствовала лжи. Только горечь. Только боль, которую не подделать.

— Я могу чем-то помочь?

— Я думаю, ты уже помогаешь, сама того не зная. — Он улыбнулся устало. — Просто не отпугни их раньше времени. Ты — не жертва. И ты не пешка. Ты — переменная. Единственная, которую они не просчитали. И я тоже...

Я всё ещё чувствовала, как внутри во мне сражаются две силы — тревога и доверие. Но тревога отступала.

Потому что если он и лгал — то делал это слишком хорошо.
А если не лгал... то я была в этом куда глубже, чем думала.

***

Я всё ещё переваривала его слова. Слова, которые казались слишком личными, слишком тяжёлыми, чтобы бросать их вот так — в полумраке, среди кожаной мебели и запаха виски.
Он смотрел спокойно, не давил. И это бесило больше всего. Он не пытался убедить меня. Он просто... ждал.

— А почему ты мне это рассказываешь? — наконец выдохнула я. — Зачем?

Влад пожал плечами. Как будто сам не до конца знал ответ.

— Потому что ты спрашиваешь. Потому что у тебя есть право знать, с чем ты связалась. И... потому что если я исчезну завтра, ты должна понимать причину.

От его слов по коже пробежал холодок. Я не знала, что пугало сильнее — возможность, что он врёт, или возможность, что нет.

— И ты считаешь, что разоблачишь их? Один? — я прищурилась. — У них — связи, деньги, вооружение. У тебя —... диван и хорошее освещение.

Он усмехнулся краем губ.

— У меня чуть больше, чем кажется. Но да, звучит как план идиота.

— Ну, ты и есть идиот.

— Ты это уже говорила, — заметил он, и снова тот едва заметный свет в глазах, как луч сквозь облако.

— Потому что это всё ещё правда.

Я посмотрела на него дольше, чем нужно. Взглядом, который искал трещины. Но их не было. Он был каменным, но не холодным.
Опасным, но не пустым.

И всё же что-то внутри меня шептало: будь осторожна.

— Я всё равно не понимаю одного, — тихо сказала я. — Почему я? Почему ты сразу не оттолкнул меня, если я могла помешать? Почему вообще позволил приблизиться?

Он будто бы собрался с мыслями. А потом сказал:

— Потому что ты стала частью этого раньше, чем я понял. И когда понял — уже не смог вытолкнуть.
Потому что ты не просто свидетель. Ты единственная, кто смотрит на всё это и всё ещё видит человека.

Я почувствовала, как внутри сжалось. Потому что это было правдой.

Он убивал. Он лгал. Он был замешан в чём-то большом и страшном.

Но каждый раз, когда я смотрела на него вот так, как сейчас, — я всё ещё видела не монстра. Человека. Сломанного. Опасного. Но живого.

— Ты же понимаешь, — тихо сказала я, — если всё, что ты рассказал — правда... тогда и я в этом. По-настоящему. Не наблюдатель. Не журналист.

Он кивнул.

— Да.
— И если я узнаю, что ты мне соврал... хоть в одном слове...

— Тогда ты убьёшь меня, — спокойно закончил он. — Я знаю.

Тишина снова вернулась. Но теперь она была иной. Не пустой. Наполненной чем-то, что медленно, но неотвратимо меняло всё.