Глава 3. Экскурсия
Воскресенье.
Мне всегда не нравилось спать вне дома. Ещё в студенчестве, когда мои одногруппницы устраивали ночевки, я предпочитала оставаться в общаге с конспектами по психопатологии. Как сейчас помню, что заливалась литрами кофе, пытаясь выучить все классификации и диагностические критерии перед зачётом.
Один раз я всё же прогнулась и осталась на ночь у знакомой, пожалев об этом через пару часов. Как итог: бессонная ночь, проведенная в анализе посторонних звуков, от тиканья часов на кухне до храпа собаки. Наутро голова была такая, будто мне вату внутрь засунули, ещё и тело ломило, будто я всю неделю пила без просыху. Больше на такие эксперименты я не соглашалась.
Сегодняшнее утро ничем не отличалось от прошлого опыта, но, несмотря на мигрень с утра, мысль о завтраке быстро привела меня в чувства. Выпив таблетки и натянув свитер, я спустилась в ресторан, перед этим задержавшись в дверях, анализируя пространство. В воздухе витает запах кофе и свежей выпечки. Мозг быстро начал сортировать присутствующих: за угловым столиком дедушка лет семидесяти листает газету. Его руки слегка дрожат, когда он поправляет квадратные очки на переносице.
У кухни группа сотрудников: рыжеволосый портье в окружении нескольких девушек, одна из них — его точная копия, а вторая — полная противоположность. Чёрные волосы аккуратно заправлены за торчащие уши, обнажая тонкую шею. Взгляд у неё скучающий и надменный.
«Динамичный треугольник получается», — подметила про себя, слабо ухмыляясь.
Я выбрала столик у окна, по диагонали от дедушки. Это что-то вроде стратегической позиции: видеть зал, оставаясь на периферии. Меню, как и подобает завтраку, похоже на больничное: вареное яйцо, сэндвич с ветчиной и сыром и яблоко.
Увидев новое лицо за столиком, ко мне подошла официантка. На бейджике золотыми буквами красовалось имя — Кристина. Её движения плавные, как у балерины, ощущение, что она не идёт по залу, а плывет. Единственное, что меня смутило, — это выбеленная кожа, почти как у Винсента.
— Ваш завтрак, мисс Лоренс. — Улыбка неестественно широкая, будто уголки губ подрезали.
— Благодарю.
— Простите, я забыла сахар... — в её голосе прозвучала лёгкая паника.
Я накрыла её руку своей, чтобы успокоить. Кожа Крис оказалась неприятно холодной. Мне приходится быстро отогнать навязчивые мысли, ссылаясь на возможную анемию.
— Не нужно. Спасибо.
Крис кивает и удаляется за другой столик. Я сделала глоток оживляющего кофе, как почувствовала чей-то пристальный взгляд. Обернувшись, я встретилась глазами с дедушкой. Он смотрел на меня из-под газеты, виновато улыбаясь.
— У вас сегодня самый живописный столик, Мисс, — сказал он, наклоняясь вперёд.
— Что-то вроде того, — ответила я, стараясь смягчить голос. Что-то в его глазах было такое беспомощное, что моё привычное хладнокровие дало трещину.
— Простите за бестактность, я — Томас Уинслоу... — он запнулся. — Не пугайтесь, я не стану навязываться, — добавил он быстро.
— Ив Лоренс.
— Приятно познакомиться. Простите за вольность... Просто вы напомнили мне кое-кого.
— Да? Кого же?
Он чуть улыбнулся, взгляд стал рассеянным.
— Внучку. Последний раз видел её лет шесть назад. Тогда ей было двенадцать или тринадцать. Сейчас она уже совсем взрослая. — Он поправил скатерть дрожащими руками. — Моя дочь запретила нам видеться. Считает, что я плохой человек, — он снял очки и промокнул слезящиеся глаза салфеткой. — Знаете, многие часто путают заботу с гиперопекой. Иногда я сижу и думаю, вдруг она всё-таки приедет ко мне на каникулы, как раньше. Мы сходим к озеру на рыбалку...
Моё сердце невольно сжалось, всегда жалко смотреть на одиноких стариков, которых бросили родные. Я не знала, как его поддержать не со стороны врача, а как простой человек. "Всё наладится?" Ложь. Я не знаю его ситуации, вдруг его дочь сделала правильно, что запретила общаться с дедом? Некоторые люди только на вид кажутся безобидными, а на деле...
Уинслоу встал и слегка поклонился, придерживая коричневый пиджак.
— Простите за мою болтовню. Был рад познакомиться, мисс Лоренс.
Когда Уинслоу скрылся за стеклянными дверьми, за спиной послышался насмешливый голос:
— Черный кофе и без сахара... Мучала бессонница?
Обернулась — передо мной стоял рыжий портье с взъерошенными волосами. Воротник рубашки поднят, галстук немного сбился набок. На потёртом бейдже красовалось имя "Льюис". Прежде чем я успела что-либо ответить, он уже волоком тащил стул с соседнего стола, будто заранее решил, что мое одиночество — временное.
— Надеюсь, не против? — бросил он, усаживаясь верхом на стул и подперев подбородок рукой.
— А если скажу, что против? — я скрестила руки на груди.
— Придумаю, как извиниться. — Он щелкает пальцами. — Или уйду, но тогда тебе будет скучно.
— То есть, ты решил, что мне не хватает наглого представителя?
— Я Льюис. Дневной портье и по совместительству — душа компании и сомнительных бесед за завтраком. По крайней мере, так говорит Крис, — он взял со стола солонку и начал вертеть её в руке.
— Ив.
— Знаю. Тебе как больше нравится — по имени или по профессии? — он поставил солонку на место и потянулся к моему яблоку.
Наглости ему не занимать. Я подняла бровь, Льюис пожимает плечами и отводит руку, заметив злой взгляд.
— Хорошо-хорошо, — он поднял руки в знак отступления.
— Ты всегда бесцеремонно вторгаешься в личное пространство? — Я вздыхаю, понимая, что с ним, по всей видимости, невозможно побыть наедине с собой.
— Да, — он подмигивает. — Решил первым завязать диалог, чтобы ты не чувствовала себя изгоем в коллективе. Кстати, ты уже осматривала территорию?
— Если считать прогулку от парковки до номера, то да. Полностью.
— Маловато, но тебе повезло. Наши владения гораздо больше, чем кажется. Есть озеро, беседка и заброшенная оранжерея.
— Интригующе. А ты обычно сопровождаешь гостей по территории?
— Только красивых, — улыбка Льюиса не сходит с лица, он явно доволен собой.
Я невольно усмехнулась. Сегодняшний день всё равно ничем не забит.
— Ладно, уговорил. Проведешь экскурсию?
— С радостью! — он вскочил со стула, будто его завели как куклу. Протянул руку, на что я слегка растерялась.
— Винсент не будет ругаться, если тебя не будет на рабочем месте?
— Какая ты правильная... — он наклоняется ближе, заговорщически смотря на меня. — Пока он не видит, можно делать что угодно.
— А если я сдам?
— Тогда грациозно убегу в кусты, как испуганный олень. Никто и не найдёт.
— Не потеряешься?
— Потеряюсь — начну новую жизнь. Построю землянку и буду выращивать грибы и разводить пчёл, — Льюис сказал это с настолько искренней мечтательностью, что я на секунду представила эту картину. Достаточно... комично.
На выходе из ресторана воздух стал гуще. Запах сырой травы смешался с озоном — предвестником грозы. У двери лежал коврик, на котором ни пылинки — либо его моют каждый час, либо он не загрязняется вовсе. Я машинально зеваю, утро только начинается, но никакое кофе не придаст бодрости надолго в такую погоду. Неудивительно, что им понадобился врач моего профиля. Тут даже самый здоровый человек на стену начнет лезть.
— Ну что, — Льюис широким жестом окинул горизонт, — добро пожаловать в эксклюзивный тур по нашим окрестностям! Только сегодня, только для вас.
— У тебя есть запасной бейджик с надписью "гид"?
— Нет, но мои навыки не ограничиваются просиживанием пятой точки за ресепшеном.
«Наглый, но чертовски обаятельный», — подмечаю про себя. «Как думаешь, у него СДВГ или чего поинтересней?»
Сначала мы прошли по гравийной дорожке, уходящей вдоль здания. Башни отеля нависают за спиной, а их зеркальные окна отражают серое небо. Возле одной из башен цвела глициния, распустившаяся не по сезону. Я чуть замедлила шаг, рассматривая свисающие кисти. Странно, она ведь цветет в мае, а сейчас октябрь.
«Некоторые вещи тут не поддаются логическому объяснению", — подмечаю про себя. «Может это не она? Так себе из меня ботаник".
Льюис идёт впереди, посвистывая.
— Вот здесь у нас сад. Летом тут много бабочек, — комментирует он. Мы свернули за угол, и взору открывается живая изгородь, подстриженная в виде идеальной арки.
— Во-он там — лабиринт. Но не бойся, он небольшой и почти безопасный.
— Почти? — сложно уловить в его тоне, где правда, а где шутка.
— Пару раз постояльцы потерялись там, но их быстро нашли.
Молчу. Лабиринт действительно кажется игрушечным, если не считать того, что в нём не видно ни одного движения листьев. Долго не задерживаясь на месте, мы идём дальше, и вскоре тропа упирается в озеро. Оно не отражает небо, наоборот, поглощает его. На поверхности клубится туман, обвивая редкие камыши. Окна моей комнаты выходят именно сюда. В любом другом месте я бы подумала над тем, чтобы приходить сюда и думать о своём, но атмосфера конкретно тут неуютная.
— У нас тут "высокогорный курорт", как сказано в буклете. Воздух целебный, озеро... терапевтическое.
— В нём кто-то купается?
— Когда-то купались, но сейчас оно больше для красоты, — голос Льюиса прозвучал уж слишком небрежно.
Озеро кажется глубоким, будто если шагнуть, ты сразу провалишься в глубокую яму. Она тебя поглотит и не вздумает выплюнуть. Я отвожу взгляд, чувствуя, как по коже пробегают мурашки.
— А дальше что? — спрашиваю, не оборачиваясь.
— Там ремонт... — он делает неопределенный жест в сторону нескольких домиков. Должно быть, для персонала? Хотя Винсент не говорил об этом. — Пойдём лучше в оранжерею?
Оранжерея оказалась совсем близко за лабиринтом. Внешне она выглядит как стеклянный грот, частично утопленный в землю. Внутри — влажный воздух, тяжёлый запах жасмина и лаванды, цветы, которые не растут в этом климате. Прямо как в сказке. Я присела на чугунную скамейку рядом с небольшим заброшенным фонтаном, Льюис уселся рядом.
— Могу спросить? — говорю я, садясь в пол-оборота к Льюису.
— Уже спрашиваешь.
— Почему здесь нет нормальной связи?
— А ты знала, что отель изначально был монастырем? — Он будто не слышит или делает вид. Переводит взгляд на стеклянную крышу, и его маска надоедливого дурачка сползает, показывая усталость.
— Удобно с темы соскочил, — парировала я. К чему мне эта информация?
— В шестнадцатом веке здесь жили монахи, которые верили, что мир — это иллюзия. Они пытались это доказать: молились, постились, писали книги. И однажды — исчезли. — Льюис склонился к моему уху и едва слышно прошептал по слогам: — Все до одного.
Меня пробирает озноб от фразы "мир — иллюзия", она смешивается с обрывками молитв, которые шептал отец, готовя свой план по истреблению. В висках застучал знакомый предвестник паники.
— И ты хочешь, чтобы я после этого рассказа спокойно жила тут? — голос прозвучал хрипло, я едва сдерживала внутреннюю дрожь.
— А ты разве не живешь тут? — он улыбнулся уголком губ.
Криво улыбаюсь. Его спокойствие должно быть единственное, что удерживало меня на месте. Он был бы неплохим актёром, но я чувствую, что Льюис чего-то не договаривает.
— Льюис, можешь честно ответить на вопрос? — он кивает. — Почему уезжать отсюда можно только по воскресеньям?
На этот раз он молчит чуть дольше, будто подбирая варианты ответа.
— Так принято, — наконец говорит он. — Это старые правила, а смысла их менять уже нет. Все привыкли.
«Снова соскальзывает с темы, как по крутому склону».
— Успокойся, я шучу, — он натянуто улыбается. — Прости, если напугал.
Когда мы вышли из оранжереи, проходя мимо озера, глаза цепляются за корягу в воде, очень похожую на скрюченные пальцы. Я резко моргаю, и образ исчезает.
«Надо лечь пораньше сегодня...»
— Льюис! — раздался женский голос со спины.
Я вздрагиваю и резко оборачиваюсь. На пригорке, откуда видна аллея, стоит та самая черноволосая девушка. Высокая и надменная, в темной рубашке с закатанными рукавами. Она не двигается, только смотрит, со скрещенными руками на груди. Меня она игнорирует, будто я часть пейзажа, и смотрит чётко на Льюиса.
— Льюис!
Он едва слышно выругался под нос, затем выдохнул, опуская голову:
— Мирель.
— Тебя ищет Винсент. Прямо сейчас, — приказным тоном крикнула она.
Он скорчил мученическое лицо, сбрасывая шутовскую маску с такой скоростью, что стало ясно — это его вторая натура.
— Прошу простить, мадам, — он театрально кланяется, — Отбой экскурсии. — Льюис бросает быстрый извиняющийся взгляд. — До встречи, Ив. — Он подмигивает и уходит быстрым шагом. Мирель ждёт его у тропинки, и вскоре оба исчезают за поворотом.
Я остаюсь у озера одна. Ветер начал подниматься, донося запах сосновой коры и железа. Меня не покидает мысль, которая то и дело крутится на языке, оставляя горький привкус: «Мир — иллюзия». Смотрю на водную гладь с ощущением, что кто-то смотрит в ответ.
Постояла у озера еще пару минут, пока холод не стал пробираться сквозь ткань пальто. Вернувшись в номер, я заперла дверь на ключ. Прилегла на пару минут, но как только открыла глаза и посмотрела на часы, оказалось, что я проспала и обед, и ужин. Решив не бродить на ночь глядя по отелю, я достала ежедневник.
Автоматическим движением открыла его на чистой странице и принялась записывать поверхностный анализ персонала, с кем успела хоть каплю пообщаться за два дня. Это стало чем-то вроде хобби, зародившегося ещё в студенчестве: знакомишься с человеком, отмечаешь специфику речи, поведение, движения. Ставишь предполагаемый диагноз. Выигрываешь в том случае, если угадываешь патологию. Проигрываешь — если человек оказывается нормальным или с другим диагнозом. Но такое, честно говоря, случается редко.
«Девять из десяти психиатров рекомендуют».