34. Тепло домашнего очага
За окном медленно опускался густой зимний вечер, окрашивая небо в синие тона. Воздух на улице стал звонким и морозным, а в уютной квартире Романовых пахло хвоей и мандаринами — неизменными предвестниками приближающегося Нового года. Повсюду мерцали гирлянды, отбрасывая на стены блики, а на подоконнике уже красовался пузатый самовар, который мама Васи, доставала только по самым особым случаям.
Василиса нервно перебирала бахрому на диванной подушке, её взгляд то и дело скользил к заледеневшему окну. В груди трепетала стайка встревоженных бабочек — сегодняшний вечер был слишком важен. Она решила пригласить Соню в гости не просто так, а с тайной, заветной целью: чтобы мама наконец увидела, поняла, прочувствовала всей душой, какая на самом деле её Соня — нежная, ранимая и бесконечно добрая, а вовсе не та колючка, какой могла казаться посторонним.
— Доченька, успокойся, — мягко проговорила Евгения, появляясь в дверях с подносом, уставленным пирогами с капустой. — Всё будет прекрасно. Я же вижу, как она на тебя смотрит. Как о тебе заботится.
— Я знаю, мам, просто... — Вася сглотнула комок в горле. — Я так хочу, чтобы ты её полюбила по-настоящему. Не просто приняла, а именно полюбила.
В её голосе звучала такая искренняя, детская мольба, что у женщины ёкнуло сердце. Она подошла и нежно обняла дочь за плечи.
— Я уже люблю её, Васюк. За то счастье, что светится в твоих глазах, когда ты говоришь о ней. А сегодня просто дам ей это понять.
Вася от безделья нервно поправляла салфетки в третий раз за минуту, то и дело поглядывая на дверь. В воздухе витал аромат жареной курицы, пирогами с капустой и свежеиспеченного яблочного пирога — маминых фирменных блюд, которые обычно готовились только по особым случаям.
— Дыши, дочка, — мягко проговорила Евгения, проходя мимо и нежно касаясь её плеча. — Она же не монстр, а девушка. Обычная девушка.
— Она совсем не обычная, — прошептала девушка, но тут же закусила губу, услышав долгожданный звонок в дверь.
Сердце ёкнуло, замирая на секунду, прежде чем забиться с новой силой. Ладони стали влажными. Она сделала глубокий вдох и пошла открывать.
На пороге стояла Соня. Не та бунтарка-Кульгавая с вызывающим взглядом и скрещенными на груди руками, а какая-то... другая. В аккуратно застегнутой рубашке. В одной руке она сжимала букет белых хризантем, во второй — коробку дорогого шоколада.
— Привет, — выдохнула Соня, и её голос прозвучал чуть хриплее обычного.
— Привет, — Романова распахнула дверь шире, пропуская её внутрь.
Кульгавая замерла в прихожей, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, будто боялась ступить на сияющий чистотой паркет.
— Проходи, не стесняйся, — из гостиной появилась Евгения, снимая фартук. Улыбка её была тёплой и искренней. — Ой, какие цветы! Васечка, поставь в вазу, пожалуйста.
Ужин начался с лёгкого, почти невесомого напряжения. Соня сидела непривычно прямо, вилка в её пальцах казалась чуждым и неудобным инструментом. Она поймала взгляд Васи и чуть заметно поморщилась, молча прося о поддержке. Василиса под столом осторожно коснулась её колена, и девушка сразу же расслабилась, уголки её губ дрогнули в благодарной улыбке.
— Софья, Василиса рассказывала, ты хорошо разбираешься в информатике? — спросила Евгения, непринужденно передавая ей салатницу. — У меня на работе как раз система глючит, хоть плачь.
Соня оживилась, и Вася с облегчением увидела, как спадает скованность с её плеч.
— Ну, я не гений, но кое-что понимаю, — скромно ответила Кульгавая, но глаза её уже загорелись знакомым азартом. — Какая у вас ОС стоит?
***
Завязался оживлённый разговор о компьютерных проблемах. Вася наблюдала, как её мама и её девушка обсуждают драйверы и программное обеспечение, и сердце её наполнялось тёплой, сладкой грустью. Это было так... нормально. Так по-домашнему.
Позже, когда пирог был съеден, а чашки допиты до дна, Евгения вдруг взяла с полки старый фотоальбом.
— Хочешь посмотреть на Васю в пять лет? — предложила она Кульгавой с блеском в глазах. — Она тогда умудрилась накрасить губы моей помадой и изрисовать все обои в прихожей.
— Ма-ам! — взмолилась Вася, заливаясь румянцем.
Но Соня уже с интересом разглядывала фотографию пухленькой девочки с размазанным по лицу красным ртом и решительным взглядом.
— Ничего не меняется, — с ухмылкой прокомментировала Софья, и Романова шлёпнула её по плечу салфеткой.
Евгения смеялась, рассказывая одну за другой забавные истории из детства Васи. И вот уже Соня, забыв о всякой осторожности, смеётся до слёз над историей о том, как маленькая Васечка пыталась подстричь кота и чуть не осталась без пальца.
— Она у меня всегда была бойцом, — с нежностью в голосе сказала Евгения, глядя на дочь. — Упрямой, своевольной, но с золотым сердцем. И я рада, что теперь у неё есть ты, Соня. Кто-то, кто понимает её силу и ценит её нежность.
В комнате повисла тишина. Кульгавая опустила глаза, её пальцы сжали край скатерти. Вася видела, как дрожит её подбородок.
— Спасибо, — тихо выдохнула Соня. — За... за всё. За приём. За то, что... не против.
— Я не "не против", милая, — поправила её Евгения, и её голос прозвучал необычайно мягко. — Я за. Вижу, как вы заботитесь друг о друге. И это всё, что имеет значение.
Позже, когда Соня уходила, они стояли в дверном проёме, и Вася чувствовала, как по её спине бегут мурашки от прикосновения Сониных пальцев.
— Твоя мама... она невероятная, — прошептала Софья, прижимаясь лбом к её виску.
— Она права насчёт тебя, — ответила Романова, целуя её в щёку. — Ты самая необыкновенная девушка!
Дверь закрылась, но тепло этого вечера осталось с Васей, согревая изнутри. Она прижалась лбом к прохладному стеклу окна, наблюдая, как Соня выходит во двор и, подняв лицо к ночному небу, делает глубокий вдох, словно впервые за долгое время позволяя себе дышать полной грудью. И Вася поняла — это и есть счастье. Не громкое и показное, а тихое, тёплое, пахнущее домашним пирогом и принятием.