10 часть.
В полумраке комнаты Феликс не мог поверить в происходящее. Ему казалось, это какая-то жестокая шутка.
—Ты же шутишь? — его голос дрожал, в нем звучала мольба. — Не шути так, пожалуйста, Хёнджин!
Феликс сделал шаг вперед, но Хёнджин не отступил. Он лишь смотрел на него с холодным, отстраненным любопытством, как на насекомое. В его глазах не было ни капли тепла или узнавания.
— Где твой отец? — отчаянно спросил Феликс, хватая его за рукав. — Ты его убил? Ты должен помнить!
— Что ты несешь, злой дух! — резко отдернул руку Хёнджин, его лицо исказилось от раздражения и неприязни. — Причем тут мой отец?
— Я ничего не понимаю... — прошептал Феликс сам себе, чувствуя, как почва уходит из-под ног. Его реальность трещала по швам.
— Что ты не понимаешь? — Хёнджин скрестил руки на груди, его поза выражала полное нетерпение.
— Хёнджин, разве ты не помнишь, как ты умер? — голос Феликса сорвался на шепот, полный отчаяния. — Ради меня...
— Так я вроде жену хотел вызвать, а не мужа, — фыркнул Хёнджин с презрительной усмешкой. — Залезай-ка обратно в свое зеркало и не мешайся тут.
Хёнджин грубо толкнул Феликса в плечо. Тот, не ожидая этого, отшатнулся и наступил босой ногой на что-то острое — вероятно, забытую иглу.
— Аууч! Мммм... — Феликс схватился за ногу, лицо его скривилось от боли. — Как же больно... Мазафака!
Боль была реальной и острой, но она не могла сравниться с той, что разрывала ему сердце. Феликс смотрел на Хёнджина, который наблюдал за его мучениями с полным равнодушием, и понимал, что бороться бесполезно.
— Ладно, — тихо, сдавленно сказал Феликс, отводя взгляд. — Как хочешь, Хёнджин. Я... я посплю. И мы завтра поговорим.
Феликс произнес это больше для себя, пытаясь ухватиться за призрачную надежду, что утро все исправит.
~~~~~~
Утро не исправило ничего. Феликс проснулся на холодном жестком полу, его тело ныло от неудобной позы. Рядом не было никого. В панике он вскочил и распахнув дверь.
И замер. Прямо перед ним, с натянутым луком, стоял Хёнджин. Его взгляд был твердым и холодным, стрела была направлена прямо в сердце Феликса.
В голове Феликса пронеслись обрывки воспоминаний. Эта сцена... она уже была. Словно проклятый круг, судьба начинала все сначала.
— Неужели все и вправду повторяется... — с ужасом подумал Феликс. — И он снова меня не узнает...
Сердце сжалось от леденящего ужаса. Феликс сделал шаг навстречу, вопреки инстинкту самосохранения.
— Я думал, злой дух уйдет, когда... — начал Хёнджин свои слова.
— Ты умрешь, Хёнджин! — внезапно, отчаянно перебил его Феликс, его голос звенел от неподдельного ужаса. — Прошу, не уезжай на учебу через неделю! Останься со мной! Пожалуйста!
Хёнджин медленно опустил лук. На его губах играла та же надменная, неверящая улыбка. —С чего вдруг мне слушать злого духа?
Это было невыносимо. Феликс не сдержался. Он бросился к нему и обвил его руками, прижавшись к его груди, словно пытаясь вдохнуть в него жизнь и память.
— Поверь мне, пожалуйста! — он умолял, его слова тонули в ткани халата Хёнджина. — Вспомни меня! Прошу, вспомни!
Но тело под его руками оставалось напряженным и неприступным. Хёнджин не обнял его. Он лишь с силой оттолкнул Феликса от себя, его лицо выражало лишь раздражение и брезгливость.
— Отстань! — бросил Хёнджин развернулся, чтобы уйти.
Последняя искра надежды погасла в Феликсе, уступая место слепой, животной ярости и горю. С криком, полным отчаяния, он снова бросился к Хёнджину и вскочил ему на спину, вцепившись в него мертвой хваткой.
Феликс впился зубами в его шею, не чтобы причинить боль, а словно пытаясь вгрызться в саму его сущность, вернуть того, кого он знал.
— Ай! Опусти меня, злой дух! Ты что, кусаешься? Слезь с меня! — взревел Хёнджин, пытаясь сбросить его.
А потом ярость Феликса иссякла, сменившись всепоглощающей тоской. Он обвил его руками и ногами, прижавшись всем телом к его спине, и разрыдался — горько, безутешно, по-детски.
— Почему ты меня не узнаешь, Хёнджин... — его рыдания были едва слышны, слова прерывались всхлипами. — Почему... Я же люблю тебя...
Хёнджин с силой сбросил Феликса со своей спины, его лицо было искажено холодной яростью и отвращением. Он смотрел на него сверху вниз, на этого плачущего, обезумевшего незнакомца, который говорил непонятные вещи.
— Не знаю, что ты там напридумывал в своем потустороннем мире, — прошипел Хёнджин, и каждый звук был острой иглой, — но я не намерен слушать эти бредни. Убирайся отсюда, злой дух! Убирайся обратно в свое зеркало!
Хёнджин резко развернулся, чтобы уйти, отрезать эту мучительную сцену. Но едва он сделал первый шаг, как в его груди что-то сжалось. Острая, пронзительная боль, не физическая, а какая-то глубинная, душевная, пронзила его насквозь. Его сердце сжалось так мучительно, что он замер на месте, не в силах двинуться с места. И самое странное — по его щекам, против его воли, покатились горячие, предательские слезы. Он не понимал, почему плачет.
Феликс, видя это, в панике подбежал к нему. —Хёнджин! Что с тобой? — его голос дрожал от беспокойства. Он протянул руку, желая прикоснуться, но не смея. — Тебе плохо? Почему ты плачешь? Тебе больно? Ответь мне!
Хёнджин грубо отшвырнул его руку, но его собственные пальцы дрожали. Он снова посмотрел в эти полные слез, испуганные глаза незнакомца, и в его груди снова кольнуло — остро и тоскливо.
— Оставь меня... — выдохнул Хёнджин, и голос его был прерывистым, сдавленным необъяснимой болью. — Зря только вызывал тебя, злой дух... Ничего, кроме боли, ты не принес.
С этими словами, стиснув зубы и пытаясь игнорировать странное сжатие в груди, Хёнджин прошел мимо Феликса, оставив его одного во дворе — растерянного, униженного и совершенно разбитого.
Хёнджин шел, не разбирая дороги. Внутри него бушевала буря. Он сжимал кулаки, пытаясь заглушить эту дурацкую, ничем не обоснованную боль, которая разрывала его изнутри.
— Да что со мной не так? — бормотал Хёнджин себе под нос, с яростью вытирая влагу с щек. — Походу, этот злой дух и вправду вселяется в меня... Глупый Лука! Послушал снова какие-то деревенские сказки про суженых, теперь вот я страдаю с этим полоумным призраком!
Чтобы заглушить хаос в душе, Хёнджин ушел на тренировочное поле. Он хватал стрелу за стрелой, выпуская их в мишень с яростной силой. Каждая стрела впивалась точно в яблочко, но это не приносило ему обычного удовлетворения. Его мысли вопреки воле возвращались к незнакомцу. К его отчаянным глазам. К его дрожащему голосу, который умолял: «Вспомни меня». К тому, как тот обнимал его, и как его собственное сердце отозвалось на это прикосновение дикой, непонятной болью.
Хёнджин стрелял до изнеможения, пока руки не онемели, а солнце не начало клониться к закату. Но образ плачущего «духа» не отпускал его, терзая душу смутным, болезненным чувством, будто он упускает что-то очень важное. Что-то, что болит гораздо сильнее, чем любая физическая рана.
~~~~~~
Хёнджин вернулся домой поздно, его плечи были тяжелы от усталости и внутреннего смятения. Переступив порог своей комнаты, он увидел, что «злой дух» лежит на его кровати и, кажется, ждал его. Феликс не сразу услышал его — он услышал лишь глухой стук лука, который Хёнджин с раздражением поставил на пол.
Дух резко обернулся. И в его глазах, красных от слез, вспыхнула та самая искра — яркая, живая, полная неподдельных эмоций, которую Хёнджин смутно помнил с первого дня их встречи. Искра, которая так не вязалась с образом злобного призрака.
— Я тебя не ждал, — грубо бросил Хёнджин, отводя взгляд. Ему было неприятно это видеть.
— Может, хватит?! — внезапно крикнул Феликс. Его голос сорвался, в нем звучали боль, усталость и тоски. — Я здесь как последний дурак! Переживаю за тебя, умоляю остаться, а ты... ты просто уходишь! Мы уже потеряли друг друга один раз! Ты хочешь пережить это снова?! Ты хочешь снова, чтобы я умер на твоих на руках?!
— Я не знаю, о чем ты, дух, и знать не хочу! — отрезал Хёнджин, стараясь заглушить странное щемление в груди.
— Меня зовут Феликс! — выкрикнул тот, и в его голосе была последняя, отчаянная надежда. — Помнишь это имя? Хёнджин, пожалуйста, просто попробуй вспомнить!
Ответ повис в воздухе, холодный и беспощадный: —Нет. И знать не хочу.
Хёнджин повернулся к нему спиной, пытаясь закончить этот невыносимый разговор. Но это стало последней каплей.
— Придурок! — крикнул ему вслед Феликс, и его голос дрожал от ненависти к этой несправедливости. — Я тебя ненавижу!
Хёнджин резко обернулся, его глаза вспыхнули гневом. —Что ты сказал?
— То, что слышал! — Феликс вскочил с кровати. — Я не буду больше бегать за тобой, как за маленьким ребенком! Если по-хорошему нельзя, я тебя привяжу! Я посажу тебя на цепь, чтобы ты никуда не ушел и не бросил меня снова!
С неожиданной ловкостью Феликс схватил лук Хёнджина, и его движения были не неумелыми, а точными и верными. Он встал в стойку — ноги уверенно уперлись в пол, спина выпрямилась, руки заняли правильное положение. Феликс помнил. Его тело помнило каждое касание, каждую подсказку, каждый шепот Хёнджина у своего уха.
И Феликс направил стрелу прямо в его сердце.
Хёнджин замер, увидев эту идеальную, отработанную позу. Он медленно поднял руки в жесте сдачи, но его взгляд прилип не к острию стрелы, а к лицу Феликса.
По его щекам беззвучно текли слезы. И в этих слезах читалась не злоба, не месть. В них была такая вселенская, бесконечная боль, такая знакомая тоска, что у Хёнджина перехватило дыхание. В его груди снова заныло то самое странное, щемящее чувство.
Они стояли друг напротив друга — один с луком, другой — безоружный. И между ними висела не стрела, а вся невысказанная боль разлуки, которую забыл один и которую пронес через время другой.
Судьба делает всё, чтобы заставить нас забыть. Но душа — она делает всё, чтобы вспомнить, даже если память умирает, а сердце разбивается вдребезги.
—
1505 слов.