неЛЮБОВЬ

Дни тянулись один за другим, будто заезженная пластинка.

Лечить. Шить раны, вытаскивать пули, сжимать зубы, чтобы не закричать, когда её саму ранит.

Травмировать. Колоть обезболивающее и без сожаления вправлять вывихи тем, кто слишком неосторожен.

Посылать всех. Без исключения. Грубо. Жёстко. Чётко.

Она сидела за ужином, медленно водя вилкой по тарелке.

Есть не хотелось.

— Мадонна, ешь.

Голос Олега прозвучал спокойно, но с лёгким намёком на приказ.

Она смотрела в тарелку, потом медленно подняла взгляд на него.

— Не хочу.

Он прищурился.

— Нужно.

Она усмехнулась, покачала головой.

— С каких пор тебя волнует, ем я или нет?

Олег наклонился ближе, опираясь локтями на стол.

— С тех пор, как ты начала падать в обмороки от потери крови, но продолжаешь стоять, будто упрямый чёртов танк.

Она фыркнула, отвернулась.

— Иди к чёрту.

Он усмехнулся.

— После тебя.

Она сжала вилку в руке, но молча взяла кусок еды в рот.

Победа была за ним.

Этой ночью все собрались в одном зале.

Воздух был тяжёлым, напряжённым.

Что-то случилось.

— Жёны, вон. — бросил Влад, откидываясь на спинку кресла.

Они безропотно встали и направились к выходу.

Мадонна тоже поднялась, но, не успев сделать и двух шагов, почувствовала, как крепкая рука Олега схватила её за запястье.

Она обернулась, вопросительно подняв бровь.

— Ты остаёшься.

Она внимательно вглядывалась в его лицо.

— Почему?

Олег медленно вдохнул, сдерживая раздражение.

— Главного медика убили. Теперь ты — главная.

Тишина.

Она моргнула, пытаясь осознать сказанное.

Вот так просто?

Теперь она главная?

Влад хмыкнул, склонив голову набок.

— Ну, хоть кто-то из медиков умеет кидаться скальпелями.

Дмитрий усмехнулся.

— Ага. Если ещё и начнёт раздавать диагнозы, как свои проклятия, наши бойцы начнут выздоравливать из страха.

Все тихо рассмеялись, кроме неё.

Она стояла неподвижно, вцепившись взглядом в Олега.

— Ты не спрашиваешь, хочу ли я.

Он холодно посмотрел на неё.

— Ты и так этим занимаешься. Теперь просто делаешь это официально.

Она медленно выдохнула, стиснув зубы.

— И что теперь?

Олег наклонился ближе, с лёгкой усмешкой.

— А теперь, Доктор, садись. Нас ждёт много работы.

Мадонна устала.

Она сидела в кресле, скрестив руки на груди, взгляд её плыл в пустоту.

Сначала она пыталась слушать. Потом просто слушала голоса. А потом…

Она уснула.

Прямо на собрании.

Это было неуважение.

Олег мог убить за такое. Без раздумий.*

Но он не сделал ничего.

Он даже не разбудил её.

В комнате повисло молчание.

Дмитрий первым нарушил его, хмыкнув:

— Она что, уснула?

Влад фыркнул, глядя на Олега:

— Ты слишком её балуешь.

Александр скрестил руки на груди:

— Ты бы любому другому голову свернул.

Олег медленно перевёл взгляд на спящую Мадонну.

— Я бы любому другому голову свернул.

Но не ей.

Он кивнул охраннику:

— Отнеси её в спальню.

Охранник подошёл, осторожно поднимая её с кресла.

Но как только его руки коснулись её тела, она сквозь сон пробормотала:

— Иди нахуй…

И тут же снова уснула.

Тишина.

А потом Дмитрий громко рассмеялся.

Влад усмехнулся, глядя на Олега:

— И это твоя жена.

Олег всё так же холодно смотрел на неё.

Он не ответил.

Просто встал и, сам подняв её на руки, направился в спальню.

Олег шёл по коридору, держа её на руках.

Она не просыпалась, но всё равно бурчала во сне:

— Что вы от меня не отстаёте… идите нахуй…

Олег едва заметно усмехнулся.

Она даже во сне оставалась такой.

Колючей. Упрямой. Непокорной.

Он открыл дверь в спальню и аккуратно уложил её на кровать.

Скинул её ботинки, стянул резинку с волос.

Она поёрзала, натянув на себя одеяло, и снова пробормотала что-то непонятное.

Олег сел рядом на край кровати, наблюдая за ней.

Как же она его бесила.

И как же он не мог без неё.

Он наклонился, провёл пальцами по её щеке.

Мадонна тихо вздохнула, но не проснулась.

Олег пару секунд смотрел на неё, а потом встал и, выключив свет, лёг рядом.

Он не знал, что с ней делать.

Но знал, что без неё – ещё хуже.

Ночь была тихой.

Олег лежал рядом, с полузакрытыми глазами, прислушиваясь к её дыханию.

Мадонна начала дёргаться.

Что-то снилось.

И вдруг она резко подскочила, сонно, но громко выдав:

— Ебать, танк!

Олег открыл глаза.

С минуту он просто смотрел на неё.

Она осматривалась в темноте, явно ещё в полусне.

— Какой, нахрен, танк? — тихо спросил он.

Мадонна моргнула, потом снова завалилась на подушку и буркнула:

— Не знаю… но был.

Олег с трудом сдержал смех.

Она повернулась к нему спиной и, свернувшись клубком, снова уснула.

Он пару секунд смотрел на неё, покачал головой и только пробормотал:

— Дурында.

— Ты совсем ебанулась?! — Олег зарычал так, что даже его люди вздрогнули.

Мадонна не слушала.

Она стояла на коленях рядом с раненым врагом, прижимая ладони к его кровавой ране.

— Он умирает! — крикнула она в ответ.

— Это не наш человек! — Олег шёл к ней, сжимая пистолет.

— Но это человек!

Олег резко схватил её за руку, дёрнул вверх, заставляя встать.

— Ты — главный медик моей мафии! — его голос был яростным. — Твои руки должны спасать нас, а не тех, кто хочет нас убить!

Она дёрнулась, вырываясь.

— Я не могу просто смотреть, как кто-то умирает!

— Можешь и будешь.

Они смотрели друг другу в глаза.

Мадонна была упрямой, горящей от злости.

Олег тяжело дышал, злясь ещё сильнее.

И тогда он выстрелил в голову раненого.

Кровь брызнула на её одежду.

Она вздрогнула.

— Вот и всё. — хрипло сказал Олег, отпуская её.

— Теперь он не мучается.

Она смотрела на тело, её зелёные глаза вспыхнули яростью.

Губы дрогнули, и почти беззвучно сорвалось:

— Уёбок…

Олег услышал.

Сжал челюсти, но не сказал ни слова.

Мадонна развернулась резко, почти с вызовом.

Она уходила, демонстративно виляя бёдрами, одетая в военную форму, испачканную кровью.

Олег смотрел ей вслед, прищурившись.

Рядом кто-то нервно сглотнул, напряжённость висела в воздухе.

Но никто не осмелился что-то сказать.

Она ушла.

А он остался, чувствуя, как в нём закипает злость и… что-то ещё.

Его привезли на руках.

Мадонна сначала не поверила глазам.

37 ножевых. 3 выстрела.

Она хотела закричать, но голос застрял в горле.

— На стол! Живо! — её голос дрожал, но руки уже рвали с него одежду.

Кровь залила всё.

Пол. Её халат. Её ладони.

Олег поморщился. Он был в сознании, но явно едва держался.

— Какого хрена ты так долго?! — его голос был хриплым.

— Замолчи! — она вцепилась в скальпель.

— Больно.

— Ещё бы, с такими-то ранениями.

— Я не собираюсь умирать.

— И не смей, слышишь?! — она сжимала губы, стараясь не дрожать.

Олег хрипло усмехнулся, но тут же закашлялся.

— Хотя... Тебе ведь выгодно. Освобождение, так сказать.

Мадонна замерла.

— Заткнись, идиот.

Она работала быстро, но руки дрожали.

Каждый раз, когда скальпель касался кожи, когда игла проходила через плоть, когда она останавливала кровь, вынимая осколки пуль...

Она шептала:

— Хоть бы не сердце... хоть бы не голова... хоть бы не сердце...

Олег слышал.

Он знал, как ей страшно.

Но она всё равно делала свою работу.

Он смотрел на неё, и впервые за долгое время почувствовал что-то похожее на тепло.

Мадонна почувствовала, как её сердце сжалось.

— Нет... нет, нет, нет, нет! — она почти беззвучно шептала, глядя на монитор.

Давление падало.

Олег хрипло вздохнул, едва слышно выругавшись.

— Держись, сука! — её пальцы сжали его запястье, проверяя пульс.

Слабый.

Слишком слабый.

Она схватила адреналин, руки дрожали.

— Не сейчас, не сейчас! Ты ещё не закончил тут, понял?!

Она вколола препарат, чувствуя, как её собственные пальцы холодеют от страха.

Олег пытался сказать что-то, но сил не было.

Только бы не сейчас. Только бы не он.

Она не могла позволить ему уйти.

Монитор пискнул. Давление медленно, но поднималось.

Она выдохнула.

И почувствовала, как по её щеке скатилась одна-единственная слеза.

Мадонна устало опустилась на холодный пол, её дыхание было тяжёлым, а тело измотано, словно она прошла марафон. Она села, зарываясь пальцами в свои волосы, чувствуя, как ком в горле не даёт ей спокойно дышать. Она снова и снова повторяла себе, что всё будет хорошо, но её мозг не мог перестать повторять слова, не связанные с реальностью.

— Чёрт, это... не так должно было быть... — её голос был срывающимся, тихим, но испуганным.

Она потрясённо смотрела на Олега, который лежал на кровати, в сознании, но по-прежнему слабеющий. Его взгляд был всё ещё туманным, но он смотрел на неё с какой-то странной, молчаливой благодарностью.

— Ты... ты живой. Живой, как... как ты это сделал, придурок? — она попыталась усмехнуться, но в голосе сквозила неуверенность и боль.

Олег молча смотрел на неё, его глаза тусклели, но он явно пытался что-то сказать. Но слова не выходили, и он лишь покачал головой, пытаясь дать ей понять, что всё будет в порядке.

— Сука... — она снова затрясла головой, пальцы болезненно вцепились в её волосы, пытаясь сосредоточиться, но всё равно переживала, как будто в руках не была спасена жизнь, а её сердце просто разрывалось.

— Ты чего, мразь? — её голос сорвался на хрип. — Сколько раз я должна тебя спасать, чтобы ты понял?

Она прикрыла лицо руками, чтобы скрыть слёзы, а в голове продолжали звучать слова, но она не могла их связать в единую мысль.

— Ты меня просто... убиваешь. — Мадонна почти не сдерживала рыданий, её грудь болезненно сжалась от эмоций, которые она так долго сдерживала.

Олег не мог ничего сказать. Он не знал, что мог бы добавить. Но в его взгляде было что-то... нежное, несмотря на всю грубость и боль.

Мадонна вдруг тихо выдохнула, снова забивая свои мысли. Только бы он пережил это.

Прошли недели, и Мадонна каждый день приходила к Олегу, меняя бинты, кормя его, заботясь о нём, несмотря на всю свою усталость и измотанность. Всё происходило как в мутном сне: её пальцы касались его кожи, когда она аккуратно меняла повязки, но её сердце ощущало только одно — он был жив. Он всё ещё был с ней.

Её руки, обычно такие уверенные, теперь дрожали. Она хотела, чтобы он поправился, но в его безразличии было что-то, что заставляло её чувствовать себя потерянной. Он не показывал никаких признаков благодарности, не говорил ни слова, не смотрел на неё, но Мадонна продолжала каждый день приходить. Это было для неё, как пытка, но и как спасение.

Олег был всё ещё в сознании, но его глаза были пустыми, холодными, как стекло. Он смотрел на неё, но её действия не вызывали у него ничего, кроме того самого безразличия, которое она так боялась. Но внутри него, глубоко внутри, бушевала буря. Он чувствовал, что она сделала для него больше, чем кто-либо другой. Она спасла его. И хотя он не показывал это, он знал: без неё он бы не выжил. Это разъедало его, потому что он не знал, как к этому относиться.

Иногда, когда она кормила его, он пытался сказать что-то, но слова не выходили. Его тело болело, его мысли путались, и он не мог найти слов, чтобы выразить, что творилось в его душе. Он ненавидел себя за то, что позволил ей стать тем, чем она была для него — спасителем, человеком, который важен больше, чем он хотел признать.

Мадонна, с каждым днём становясь всё более иссушённой от боли, продолжала. Она стояла рядом с его кроватью, ложила ему ложку в рот, и смотрела на него, не зная, как быть с тем, что он для неё теперь значит. Она никогда не улыбалась ему, но в тот момент, когда он впервые смотрел на неё и немного шевельнул губами, она улыбнулась. Это было не что-то большое, но это было важно. Это было всё, что она могла дать ему.

Она закрыла глаза, думая о том, что этот момент может быть самым важным для неё в жизни — возможно, её улыбка была для него той маленькой искоркой, которую он так долго пытался найти внутри себя.

Прошли месяцы, и, несмотря на боль, которую она пережила за это время, Олег выздоровел. Его тело восстанавливалось, а глаза, когда-то такие холодные, начали показывать признаки жизни. Это была не мгновенная перемена, но постепенное возвращение силы.

С каждым днем, он становился снова собой, и Мадонна, казалось, начала понимать его на другом уровне. Их взаимодействие изменилось. Они начали проводить больше времени вместе, разговаривать. Простые моменты — будь то ужин, прогулки по дому или просто молчание в одной комнате — становились чем-то важным. Олег не был таким отстранённым, как раньше. Его глаза иногда задерживались на ней, но не с тем пустым выражением, которое она так часто встречала раньше.

Секс, который до этого был чем-то, что она не могла контролировать, теперь стал для неё чем-то совершенно другим. Сначала, она не могла понять, что происходит с ней. Она не была готова принять, что её тело стало откликаться на него, а эмоции... эмоции были сложными, запутанными. Но со временем, она начала чувствовать, что это не просто насилие или подчинение, это было что-то другое, что она сама пыталась понять. Что-то, что даже её сердце не ожидало.

Но всё-таки, несмотря на эти перемены, её внимание всегда возвращалось к делу. Она была поглощена перестрелками, конфликтами и решением проблем, которые стояли перед мафией. Это стало её местом, её вызовом. С каждым разом, она становилась всё более уверенной в своей роли как медика, она могла бы лечить любые раны — как физические, так и душевные. И при этом, каждый день она сталкивалась с тем, что её жизнь была не просто борьбой за выживание. Она становилась частью этого мира, частью этой тирании и боли, которая их всех объединяла.

С Олегом они снова начали общаться, но их разговоры были странными, порой молчаливыми. Они делали то, что другие никогда не могли бы понять. Он не знал, как к ней относиться, а она не понимала, что на самом деле чувствует к нему. Но они оба понимали одно — этот мир, в который они оказались, не позволял им отступить.