Осколки нашей свободы

Каникулы. Можно выдохнуть. Без школы, без домашних, без расписания, в котором нет места нормальному отдыху. Хотя... сегодня с утра всё равно пришлось встать рано.

— Подъём, Барсов. Поехали в аэропорт, — голос отца с порога был слишком бодрым.
— Чего?
— Валуевы прилетают. Ты же помнишь — Костя, Рита... И с ними их дочь. Договаривались Новый год вместе встречать.

Помню. В сентябре они уже приезжали — только родители, Рита и Константин. Они какие-то свои, взрослые, но лёгкие, не лезут с нравоучениями. Только вот их дочь, Вероника, осталась в Москве — учёба, дела. И вот сейчас — прилетает. Я о ней толком ничего не знал. Только имя и то, что она «не глупая».

Сидели в машине. Отец молчал, я тоже — не было ни настроения, ни особого желания изображать гостеприимство. Хотя мама просила:
"Марк, будь добрее. Ну хоть на праздники."

Аэропорт встречал хаосом. Люди с ёлками, коробками, лыжами и детьми. Пахло кофе, мандаринами и усталостью.

— Вон они, — отец кивнул.

Сначала я заметил Риту — яркая, как всегда. Потом Костю — сдержанный, уверенный. А рядом стояла она. Вероника.

Темноволосая, в объёмной пуховке, с рюкзаком через плечо и чемоданом у ног. Спокойная, но не равнодушная. Уверенный взгляд, без намёка на растерянность. Она не выглядела как человек, попавший в незнакомое окружение — будто всё давно просчитано. Даже встреча со мной.

— Привет, Марк, — Рита обняла меня по-родственному тепло.
— Здравствуйте, — кивнул я.

— Это наша Ника, — добавила она.
Девушка протянула руку.
— Вероника.
— Марк, — пожал я её ладонь.

Она смотрела прямо, без лишних слов. Ни тебе смущения, ни вычурной вежливости. И эта минута, как ни странно, слегка встряхнула.

Пока взрослые болтали, я краем глаза наблюдал за ней. Отворачиваться не было смысла. Было ощущение, что она уже всё поняла про меня — молчаливого, стоящего тут больше из вежливости. А она была не просто вежлива — она была в теме.

И вот тогда я понял — эта Вероника не фон. Не «дочь друзей родителей». Она — человек со своим сюжетом.

И Новый год явно обещает быть не таким скучным, как я рассчитывал.

Чемоданы погрузили быстро — Костя с Ритой всё делали чётко, будто это не поездка, а военная операция. Я открыл заднюю дверь, уже морально готовясь к тесной дороге, но отец жестом указал мне на переднее:

— Сын, назад садись, Нику вперёд посадим.

Я хмыкнул, но спорить не стал. Вероника устроилась на пассажирском сиденье и тут же принялась пристёгиваться, откинулась чуть назад, и, как только мы выехали с парковки, достала телефон. Ни одного слова. Ни одного взгляда.

— Как долетели? — поинтересовался отец.
— Всё по расписанию, — отозвался Костя. — Снег у вас, конечно, как из фильма.

— У нас каждый день насыпает, — усмехнулся отец. — По-настоящему зима, не то что в Москве.

Я краем глаза заметил, как Ника смотрит в окно — спокойно, даже немного отстранённо.
И тишина повисла настолько плотная, что я уже хотел открыть чат с Владом, как вдруг она повернулась к отцу:

— Дядя Дим, а Марк в каком классе?

— В одиннадцатом, как и ты, — ответил он, не моргнув.

Она перевела взгляд на меня через зеркало. Взгляд был прямой, но не колючий. Просто… изучающий.
— Ну, тогда, наверное, ты тоже мечтаешь, чтобы этот год закончился?

— Мечтаю с сентября, — буркнул я.
— Понимаю, — она кивнула, снова отворачиваясь к окну. — Моя школа будто сорвалась с катушек. Учителя нервные, одноклассники — как будто всем по 30.

Я вдруг усмехнулся.
— У нас то же самое. Все с ума сходят, как будто кроме ЕГЭ жизни нет.

— А она есть? — тихо спросила она, не глядя.

Я не знал, что ответить. Но почему-то захотелось сказать: если есть — то не сейчас.
Она не выглядела пафосной или заносчивой, как я ожидал. Не было московской надменности. Ни намёка. Наоборот. Она говорила так, будто ей это тоже надоело.

И почему-то эта мысль успокаивала.
Может, не все приезжие — сплошное раздражение.

Как только колёса машины проехали по гравию перед домом, у меня внутри что-то щёлкнуло: вот и началось. Каникулы. Новый год. Семейный сбор. И одна большая куча всего, чего я ещё не успел переварить.

Дом выглядел уютно: двухэтажный, с тёплым светом из окон и дымком из трубы. Классическая зимняя сказка с поправкой на то, что эта сказка, кажется, готова превратиться в мини-сериал с драмой.

На крыльце уже стояли мама, тётя Диля и Лея. Последняя держала на поводке Джека, который, как только увидел машину, взвыл от радости и начал тянуть вперёд.
Лея, конечно, не удержала — щенок вырвался и помчался к нам, как торпеда.

— Джек, фу! — прозвучал вяло раздражённый голос Леи.

Я успел выйти из машины ровно в тот момент, когда шестимесячный стафф врезался мне в грудь и чуть не снёс с ног.

— Привет, пес, — пробормотал я, пытаясь его удержать.

— Мы думали, вы заблудились, — сказала мама, подходя к машине. — Рита, Костя, здравствуйте!
— Привет, Полина, — обняла её Рита. — Дом шикарный. Идеально для всех нас.

Из дома вышел Тимур, на ходу надевая кофту.
— Барсов, давай, заходи. Мы уже елку наряжаем, а тебя нет, это возмутительно.

Я хмыкнул, глядя на него.
— Елку? Я только чемодан дотащу.

— Не, ты не понял, — вставила Лея с ухмылкой. — Там распределение. Кто-то достаёт игрушки, кто-то вешает, кто-то наливает какао. И вот это последнее — ты.

— Какао? Почему я? — Я вздохнул, но всё равно пошёл за всеми.

Перед тем как подняться на крыльцо, краем глаза я посмотрел на Нику. Она стояла, немного отодвинувшись от родителей, и рассматривала дом. Поймала мой взгляд — и снова тот прямой, спокойный взгляд.

— Джек классный, — сказала она вдруг.
— Ага. Только мозгов, как у носка, — буркнул я.
— Главное — преданность. У некоторых людей и этого нет, — спокойно ответила она, проходя мимо.

Я стоял пару секунд, как прибитый.
Ну привет, Валуева.

Чемодан Валуевых был не то чтобы тяжёлым, но явно набит всем на свете — будто не на каникулы приехали, а переселяться навсегда. Я втолкнул его внутрь и кивнул на второй, который уже волоком тащил Константин.

— Ставь тут, в холле, разберёмся позже, — сказал отец. — Сейчас главное — всех согреть и накормить.

Дом внутри оказался ещё уютнее, чем снаружи. Запах корицы, ванили и мандаринов ударил в нос, а из гостиной доносились голоса и звон посуды. Где-то играла новогодняя мелодия — кажется, старый добрый Frank Sinatra.

Я поставил чемодан у лестницы и потер затёкшие пальцы.

— Спасибо, Марк, — кивнула Рита, проходя мимо с сумкой в руках.
— Пожалуйста, — отозвался я рассеянно, и мой взгляд снова невольно скользнул в сторону Ники.

Она медленно осматривалась, будто впитывая каждый сантиметр дома. В какой-то момент мы встретились взглядами. Она не отвела глаз. Просто так же спокойно и молча смотрела.
Я первым отвёл взгляд.
Да, ну её…

— Барсов, ты на какао, — гаркнула Лея из кухни. — Кастрюля ждёт тебя, волшебник вкуса!

— Сейчас, — ответил я, проходя мимо Влада, который уже растаскивал коробки с ёлочными игрушками.

— Ну что, началось веселье? — хмыкнул он мне на ухо.
— Пока только логистика, — буркнул я. — Но чувствую, дальше будет интереснее.

— Ты только глаз с Ники не своди, — усмехнулся Влад. — Она вроде тихая, но чую, характер там вшит ядерный.

— Спасибо, я уже заметил, — проворчал я и направился на кухню, где Лея вручила мне половник с видом строгого шефа-повара.

Я как раз вытирал руки о джинсы, когда с лестницы послышались шаги. Поднял взгляд — и чуть не выронил кружку какао, которую мне вручили буквально минуту назад.

Сначала появилась Тётя Диля — в красном уютном свитере с новогодними оленями и неизменной доброй улыбкой. А следом за ней — Алина. В чёрной водолазке, с распущенными волосами и немного сонным взглядом. Но стоило ей увидеть меня — и на лице тут же промелькнуло что-то… отдалённо похожее на удивление. Или раздражение. Или просто равнодушие, слишком тщательно сыгранное.

— Доброе утро, мальчики, — тётя Диля улыбнулась, проходя мимо, — о, Рита, Константин! Мы так ждали вас.

— И мы, Диля, — Рита Валуева обняла её. — А ты, Марк, вырос, прям мужчина, — добавила она уже мне с лёгким смешком.

Я только кивнул. Слова где-то застряли в горле. Алина всё ещё стояла на лестнице, будто раздумывая, спускаться ли дальше.

— Зеленоглазка, — почти беззвучно выдохнул я.

Она посмотрела на меня. Молча. Без улыбки. Просто кивнула и пошла дальше, не сказав ни слова.

Ясно.

Влад тихо прошептал сзади:
— Это будет долгая неделя, брат.
— Да не неделя, а вся вечность, — буркнул я в ответ и, отхлебнув какао, почувствовал, что обжёгся.

Было горячо. Во всех смыслах.

— С вас гостиная, вперёд, — сказал отец, вручая мне коробку с ёлочными игрушками, а Алине — длинную гирлянду, запутанную похлеще моих мыслей за последние недели. — Тим, с тебя гирлянда в коридоре на втором этаже, Влад — снежинки. Лея... пожалуйста, ничего не трогай. Мне прошлого Нового года хватило.

— Эй, я тогда просто хотела сделать снеговика из муки и картошки! — возмутилась Лея откуда-то с кухни.
— И мы неделю отмывали микроволновку от твоего креатива, — буркнул Тимур, подхватывая моток гирлянды и исчезая в сторону лестницы.

Я посмотрел на Алину. Она так и стояла с гирляндой в руках, будто уже пожалела, что спустилась.

— Ну что, Зеленоглазка… украшать будем молча или сделаем вид, что хотя бы знакомы? — осторожно спросил я, сгребая коробку в руки.

— Лучше молча, — коротко ответила она и пошла первой в гостиную.

И вот опять. Рядом. В одной комнате. Но как будто километры между нами.

Я вытащил первую игрушку — какой-то старый стеклянный шар с трещинкой сбоку. Когда-то он висел у нас дома каждый год. Папа говорил, что если его не повесить — год пойдёт не по плану.

Ну, может, стоит рискнуть в этом году.

Алина стояла у окна, пытаясь распутать гирлянду. Пальцы у неё дрожали. Наверное, от холода. Или от злости. Или… от чего-то, что не хотелось признавать вслух.

— Помочь? — спросил я, не поднимая глаз.

— С этой гирляндой или с жизнью? — хмыкнула она.

— Ну, с жизнью я пока сам не справляюсь, — усмехнулся я, — так что давай начнём с гирлянды.

Она молча протянула один край, и на секунду наши пальцы коснулись. Я замер. Она тоже.

— Не вздумай делать вид, что ничего не было, — вдруг тихо сказала она, не глядя на меня.

— Я не делаю. Я просто… не знаю, как всё исправить.

— Может, никак. Иногда нельзя вернуть всё обратно.

Я не ответил. Просто молча повесил шар на ёлку. Трещинкой внутрь.

Мы продолжали украшать гостиную. Я поймал себя на мысли, что механически развешиваю шары, почти не замечая цвета. Просто делаю — лишь бы чем-то занять руки. Алина всё так же молчала. Её пальцы ловко распутывали гирлянду, но глаза не поднимались на меня.

— Эй, Барсов, — хлопнул меня по плечу Влад. — Ты гирлянду как шлагбаум повесил. Люди спотыкаться будут.

— Может, это часть плана. Пусть страдают.
— У тебя в глазах драматизм на уровне дневника тринадцатилетней поэтессы, — фыркнул он, отходя к лестнице.

Ника подошла ближе, в руках у неё была коробка с маленькими игрушками в виде снежинок.

— Слушай, Марк, а ты вообще любишь Новый год?

— Если без «Иронии судьбы» и салата с горошком — то да, — отозвался я.
— А если с драмой? — усмехнулась она, но без укора, скорее... с пониманием.
— Ну, это уже классика жанра. Новый год у нас как будто по сценарию снимается. Сначала ссора, потом примирение, слёзы, хлопушки, объятия и кто-то обязательно падает в салат.
— Звучит, как идеальный финал серии, — она подмигнула и вернулась к Лее.

Я стоял у окна, глядя, как сыплет снег. Алина подошла, поставила коробку с игрушками на комод и тихо сказала:

— Если хочешь, я могу повесить их с другой стороны, чтобы ты не видел каждый раз, когда заходишь в комнату.

Я обернулся.
Она смотрела на меня спокойно, ровно. Почти без эмоций — но я знал, что это обман. Потому что её голос дрогнул на последних словах.

— А я хочу видеть, — сказал я. — Просто чтобы напоминало, какой я идиот.

Она ничего не ответила. Просто развернулась и пошла к ёлке.
А я остался стоять, сжимая в руке старую игрушку в форме стеклянного сердца.

Кажется, мы оба ждали не праздника.
А хоть какого-то знака, что всё можно исправить.

Лея стояла у второго окна, приклеивая снежинки. Некоторые упорно не хотели держаться — она что-то бормотала себе под нос, раздувая щёки от раздражения. В этот момент к ней подошёл Тимур, мягко обнял сзади, уткнувшись носом в её волосы.

— У тебя снег в ресницах, — шепнул он, едва коснувшись губами её щеки.

— Это искусственный снег, гений, — хихикнула Лея, не оборачиваясь.

— И всё равно ты выглядишь как главная героиня новогоднего фильма. Только без нытья и с характером.

— Тим, сейчас я тебя снежинками закидаю...

В этот момент из-за ёлки показался Влад, прищурился на эту сцену, всплеснул руками и вслух драматично воскликнул:

— Меня сейчас вырвет. Где тут ведро для яиц и разбитых надежд?

Лея, не оборачиваясь, громко:

— На кухне. Можешь туда идти.

Тимур, не отпуская её:

— Лучше его в сугроб закопать.

Влад фыркнул, швырнул в них мишуру и ушёл к лестнице с видом "я страдаю, но красиво".

Мама, только появилась в дверях комнаты и сказала:
— Дети, спуститесь на пару минут вниз, у нас сюрприз.

Алина, наматывавшая гирлянду на ладонь, подняла на меня бровь.
— Снова кто-то приехал?

Я пожал плечами.
— Узнаем.

Когда мы спустились в гостиную, дверь в дом была распахнута, и... я чуть не уронил коробку с игрушками.

— Жека?! — я вытаращился, как в кино. — Ты чего здесь?!

Он расплылся в своей фирменной ухмылке:
— Ну, с наступающим, племяш.

Рядом стояла Дана, бабушка. Дана сияла так, будто сама только что вынырнула из рождественского фильма. С ней был Крет, её муж — сдержанный, чуть усмехнувшийся. А за ними — Саша, девушка Жеки. Рядом на чемодане сидел Джек, виляя хвостом, будто всё понял раньше нас.

Я усмехнулся:
— Ну теперь это точно будет Новый год.

Мы ещё не успели как следует поздороваться, как Жека, хитро прищурившись, уставился на меня с Алиной.
— Ну что, голубки, как дела? — протянул он с той самой интонацией, от которой всегда хотелось сквозь пол провалиться.

Я сразу поднял руки, будто сдаюсь:
— Мы не…

— В смысле «не»? — переспросил он, нахмурившись.

— Мы расстались, — спокойно, но твёрдо сказала Алина, не отводя взгляда.

На пару секунд повисла тишина. Жека удивлённо моргнул, переглянулся с Данной, потом с Кретом, а потом с нами.
— О… — протянул он, почесав затылок. — Вот это я не в ту тему зашёл, да?

Я выдохнул, отвернувшись.
Алина молча пошла к лестнице.
Жека чуть виновато пробормотал:
— Ну… бывает. Пойдём, племяш, хоть ёлку поставим. Без драмы, а?

Я кивнул. Без драмы. Только почему-то внутри снова что-то сжалось.

Тётя Рита, улыбаясь, посмотрела на меня поверх бокала с вином:
— Марк, а на кого поступать собираешься?

Я только вздохнул, но меня опередила Лея.
— А ему не до учёбы, — пожала плечами, — Марк у нас в работе 24/7.

— Лей… — бросил я строго, но без злости.

— А я что, не права? — усмехнулась она, надкусывая зефир.

Дядя Костя, сидевший рядом с отцом, кивнул:
— Правильно. Взрослеть никогда не поздно, Марк.

— А если серьёзно? — включился дядя Лёха, отодвигая чашку. — Думал уже? Есть направление?

Я пожал плечами, чувствуя взгляды.
— Не знаю… Может, в Питер рвану. Может, в Москву. Меня здесь кроме семьи особо ничего не держит.

— В Питер, значит, — тихо сказала Алина, и в её голосе что-то кольнуло.

Я краем глаза заметил, как она отвернулась.

— Ну да, думаю на АйТи, — чуть смущённо сказал я, почесав затылок.

Дядя Костя оживился:
— Программисты сейчас хорошо получают. Особенно если с головой.

— Главное — не забудь, кем ты хочешь быть, а не кем хотят тебя видеть, — добавила мама, глядя на меня как-то особенно внимательно.

В гостиной снова зашумело. Влад о чём-то спорил с Жекой, Ника болтала с Леей. А я молча сидел, глядя на гирлянду на ёлке и думая, что выбора на самом деле больше, чем кажется. Только почему-то всё больше тянет туда, где её не будет…

— Я пойду подышать свежим воздухом, — буркнул я, вставая с дивана.

Папа, не оборачиваясь от разговора с дядей Лёшей, бросил:
— Только недолго, скоро ужин.

Я кивнул, хотя он, кажется, этого уже и не заметил.

Вышел в прихожую, натянул куртку. На улице уже стемнело, фонари отбрасывали на снег золотистые блики. Вдохнул морозный воздух — он приятно жёг лёгкие. Всё внутри будто стало тише, но не легче.

Снег хрустел под ногами, когда я спустился к калитке и облокотился на столбик. Пальцы замёрзли почти сразу, но возвращаться не хотелось.

Дверь дома тихо скрипнула. Я услышал знакомые шаги и, обернувшись, увидел Алину. Она стояла на крыльце, кутаясь в кофту поверх пижамы.

— Остынешь, — сказала она спокойно.

— Бывает, — ответил я и снова посмотрел на небо. — Звёзды чёткие сегодня.

— Ты правда уедешь? — её голос был почти шёпотом.

Я не ответил сразу. Только через несколько секунд:

— Наверное. Я не знаю. Просто хочу начать всё по-другому. Чисто. Без… — я замолчал.

— Без меня, — договорила она.

Молчание. Лёгкий ветер. Где-то вдалеке лай Джека.

— Не поэтому, — выдохнул я. — Просто… себя хочу найти. Не врать больше. Себе — в первую очередь.

Она кивнула. И прежде чем я успел что-то добавить, развернулась и ушла в дом. А я остался стоять на морозе, глядя ей вслед.

Я вернулся в дом только когда пальцы совсем окоченели. Щёки покалывало от мороза, а нос почти онемел. Внутри было тепло и шумно — запахи еды, смех, посуда, разговоры перебивали друг друга.

— Марк, руки мой! — крикнула мама с кухни, даже не повернувшись.

— Да, да, — буркнул я, проходя в ванную.

Холодная вода на обмороженных пальцах — то ещё удовольствие. От тёплой заныли. Ладно, не впервой.

Когда я вошёл в столовую, все уже расселись. Длинный стол ломился от еды: салаты, запечённое мясо, горячая картошка, пироги. Джек сидел у Леи под стулом, с надеждой смотрел на папу.

Я плюхнулся на своё место, между Владом и Лей, краем глаза видя, как Алина опустила взгляд в тарелку.

— Ну что, давайте по-простому, без пафоса, — начал дядя Лёша. — Пусть Новый год будет добрым. Без потерь. Без фальши. Пусть всё будет честно и по-настоящему.

— Поддерживаю, — кивнул дядя Костя, поднимая бокал с морсом.

— Ну и чтоб у кого-то мозги встали на место, — подколола Лея, взглянув на меня. — А то работать работает, а спит по три часа.

— Я сплю, — фыркнул я.

— Во сне не работаешь? — вставил Влад.

— Иногда.

Смех. Лёгкий, искренний, без злобы.

Алина не шутила. Просто молча резала курицу и старалась не встречаться со мной взглядом. Я чувствовал это буквально кожей. Как будто всё её молчание кричало.

Я ел через силу. Всё было вкусно, но внутри сидел ком, и не еда могла его проглотить.

---

После ужина все начали расходиться: кто-то в гостиную смотреть фильм, кто-то уносил посуду. Я остался на кухне, чтобы помочь маме. Она молча подавала мне тарелки, не глядя в глаза.

— Спасибо, что не ушёл, — тихо сказала она. — Что остался на Новый год с нами.

Я только кивнул.

И в этот момент, как назло, из коридора донёсся голос Алины:

— Мурзик, выйдешь на пару минут?

Я обернулся. Она стояла в дверях кухни, взгляд прямой, губы чуть дрожали.

Я даже не помню, как дошёл до прихожей. Только когда захлопнулась дверь, и мороз ударил в лицо, я понял, что мы уже во дворе. Снег хрустел под ногами, и воздух пах хвоей от ёлки и свежестью.

Алина стояла чуть впереди. Обернулась на звук моих шагов, обняв себя за плечи. Наверное, мёрзла, но виду не подавала. Моя Зеленоглазка… Даже сейчас, злая, раненая — красивая до боли.

— Ты всё-таки зовёшь меня Мурзиком, — тихо сказал я.

Она вздохнула.
— Привычка. Это не значит, что я тебя простила.

Я кивнул.
— Я не жду прощения. Хоть бы просто... услышал.

— Услышать? — она фыркнула. — Ты врёшь, Марк. И я устала от этого. Мы ведь были... командой. Ты мог сказать всё. Даже самое дерьмовое. Но ты снова выбрал молчать.

— Я не хотел тебя втягивать. Ты же знаешь, как у меня бывает — лезу в дерьмо по уши, чтобы справиться сам.

— А мне не нужно, чтобы ты справлялся сам! — вспыхнула она. — Я не просила тебя быть героем. Я хотела быть рядом.

Мне стало трудно дышать. Я хотел сказать всё — как скучаю, как с ума схожу, как каждую ночь прокручиваю её смех в голове. Но всё, что смог выдавить:

— Прости.

Она молчала. Несколько секунд. Ветер дернул её волосы, и в глазах стояло то, что я не хотел видеть — разочарование.
И что-то ещё. Боль. Та, что внутри меня отзывается эхом.

— У нас был шанс, Марк, — наконец сказала она. — Но любовь — это не только "люблю". Это ещё и доверие.

— Я знаю, — прошептал я.

Она чуть опустила взгляд и прошептала:

— Я не знаю, есть ли у нас ещё "мы". Но ты был и остаёшься для меня больше, чем просто парень.

— А ты — весь мой мир, — сорвалось с моих губ.

Алина посмотрела на меня с каким-то едва заметным дрожащим теплом...
Потом медленно кивнула и пошла к дому, оставляя за собой цепочку следов на белом снегу.

Я остался стоять. Один.
С мыслями, с сердцем, которое всё ещё било её имя.

Я закрыл за собой дверь и уткнулся лбом в дерево. Тихо. Наконец-то.

В комнате пахло елью — мы же только сегодня наряжали её с Алинкой… с Алиной. Проклятье. Даже мысли о ней будто царапали изнутри. Я скинул футболку, бросил на стул, плюхнулся на кровать и уставился в потолок.

Интересно, она специально это сказала? Про Питер. Или просто вырвалось? А может, хотела, чтобы я отреагировал, что-то сказал. Только что я мог сказать? Что скучаю до дури? Что каждый вечер думаю, как бы всё исправить?

Телефон вибрировал на тумбочке — сообщения в общем чате, мем от Влада, реакция от Тима. Всё как обычно. Только ничего не казалось обычным.

Я взял подушку, закинул её себе на лицо.

— Ну и дерьмо, Барсов, — выдохнул я глухо.

Я хотел просто... вернуть всё назад. Тот день, когда она сидела у меня в обнимку, тихо смеялась над моими шутками, называла Мурзиком. Когда я был для неё не этим упрямым, вечно занятым типом с кучей секретов, а просто — Марком. Её парнем.

Я закрыл глаза. Перед ними всё равно стояла она. Даже сейчас.
И это — самое больное.

— Парни хотят сыграть в монополию, ты как? — голос Леи прозвучал неожиданно, она даже не постучала.

Я приподнялся на локтях, глядя на неё из-под спутанных волос.

— А ты с каких пор без стука заходишь? — буркнул я, но не зло.

Лея закатила глаза и облокотилась на дверной косяк.

— Барсов, ты лежишь тут с лицом «жизнь — боль», а у нас тут каникулы. Вернись на землю. Тим с Владом уже растаскивают деньги по кучкам.

— Я не в настроении, Лей.

— А вот и нет, в настроении. Просто не хочешь в этом себе признаваться, — она кинула в меня носком. — Пошли, Мурзик. Или я сейчас позову Жеку, и он устроит тебе допрос с пристрастием.

Я вздохнул.
Вставать не хотелось. Хотелось просто провалиться в кровать и не вылезать до следующего года. Но, возможно, именно этого мне и не хватало — обычного, тёплого вечера с нашими.

— Ладно, иду. Только я банкир, ясно?

— Конечно, господин Барсов. Но знай, я заберу у тебя всё. Даже последнюю улицу на окраине.

Я хмыкнул.

— Ну тогда точно иду. Буду мстить.

Она улыбнулась и исчезла в коридоре.
А я… я поднялся. Не для неё. Не ради игры.
А чтобы хотя бы на пару часов не думать о той, чья тишина в моей жизни оглушала сильнее любого крика.

Партия в монополию обещала быть тихой, но на седьмой минуте Влад уже строил теорию заговора между Тимуром и Леей. Я молча перекладывал фишку с клетки налога на «Шанс», молясь, чтобы не вылететь в минус. Кубики были против меня сегодня. Как, впрочем, и всё остальное.

Взрослые сидели неподалёку, наблюдали. Мы вроде как выросли, но всё ещё были под лупой. Дядя Костя наливал вино, тётя Рита неторопливо листала ленту на телефоне.

И тут, как гром среди ясного неба:

— Недавно, кстати, заходила в соцсети, — говорит тётя Рита, и я уже внутренне напрягся. — Лей, вы с Тимуром встречаетесь что ли?

На пару секунд замолчали даже кубики. Лея опустила взгляд, а Тимур, как всегда, спокойный, отвечает:

— Да. С начала декабря.

Я отвёл глаза на поле. Сделал вид, что считаю сдачу Владy. На самом деле в голове раздался щелчок. Вроде ничего нового — я и так знал. Но всё равно где-то внутри кольнуло. Не потому что против, нет. Просто… раньше Лея приходила ко мне с новостями первой. А теперь — через тётю Риту.

— Так вот почему вы всё время на кухне, — с усмешкой вставила мама.
— Мы любим мыть посуду, — не моргнув, сказал Тим. Смех прошёлся по комнате.

— Лея! — протянул Жека. — А мне ты что, не собиралась рассказать?
— Потому что ты трепло, — ответила она, закатывая глаза.

Я улыбнулся краем губ. Знакомый стиль.

На секунду мне стало по-настоящему хорошо. Шум, смех, родные — даже если всё разваливалось по частям, этот момент был будто спасательным кругом. Хотелось замереть в нём чуть дольше. Не потому что всё идеально, а потому что — по-настоящему.

Я как раз менял карточку собственности с Владом — выменял у него вокзал, когда вопрос тёти Риты ударил как обух по голове:

— Марк, а вы с Алинкой до сих пор вместе?

Вскидываю взгляд. Все уставились на меня, будто ответ я должен был прокричать в мегафон. В горле пересохло, но голос мой почему-то остался спокойным:

— Нет. Расстались.

Казалось, это "расстались" зазвенело под потолком. Тётя Рита даже приподнялась на диване, с искренним удивлением:

— А почему? Я видела фотки, такая милая пара…

Но прежде чем я успел подобрать хоть какое-то объяснение, в гостиную зашла она. Алина. Ровная спина, приподнятый подбородок — внешне спокойна, но глаза выдали. Они не смотрели на меня. Она ответила тёте Рите, как будто реплику готовила заранее:

— Не сошлись характерами, Тёть Рит.

— А почему я узнаю всё в последний раз? — не сдержалась бабушка. — Поля?

Мама тяжело вздохнула:

— Мам, это их дело. Расстались — значит, так должно быть.

— Всё что ни делается — всё к лучшему, — подхватила тётя Диля. — Алинка у меня сильная девочка.

— Мда, — буркнул дядя Лёха, поднимая бокал.

Я сидел, уставившись в фишки, как будто они могли спасти от огня, разгоравшегося внутри. Молния ударила, а я даже зонт не взял. Не потому что не хотел. Просто… не успел. Или сам виноват.

Алина стояла чуть в стороне. Столько всего хотелось ей сказать. Но не при всех. И, может, уже поздно.

Телефон завибрировал. Я глянул на экран — номер был знакомый. Встал из-за стола, мимоходом бросив:

— Сорри, по работе.

— Между прочим, сейчас выходные, — сказал отец, вскидывая бровь.

— Я на 10 минут, — отозвался я и вышел в коридор, закрывая за собой дверь.

Нажал на «принять».

— Да, слушаю. Барсов.

— Марк, привет, это Олег с работы. Мы распределяем смены после новогодних. Тебя на какие даты можно ставить?

— А когда начало? — потер я лоб, прижимая плечо к телефону.

— С третьего числа уже выходим. Можешь с четвёртого? У нас там вечерний провисает.

— Да, с четвёртого нормально. Часов с шести, да?

— Ага. Тогда ставлю тебя на четвёртое и шестое, вечер. Подтвердишь в графике позже.

— Подтвержу. Спасибо, Олег.

Закончив разговор, я остался стоять в полутемном коридоре, облокотившись на стену. За дверью — голоса, кто-то засмеялся, фишки по столу звякнули. Семейный уют. Тепло.

А внутри — всё так же гулко и пусто.

Я вернулся в гостиную, стараясь выглядеть как ни в чем не бывало, хотя глаза всё равно на автомате скользнули по дивану, где сидела Алина.

Я как раз закрыл за собой дверь, как через пару минут она снова приоткрылась. Лея, чуть приподняв брови, зашла ко мне в комнату, облокотилась о косяк и скрестила руки на груди.

— Ну что, великий трудяга, снова в работу с головой?

Я усмехнулся, скинул телефон на кровать и сел на край матраса.

— Да так, уточняли график. После праздников меня с четвёртого ставят. Вечером.

— Ты вообще собираешься отдохнуть? — Лея подошла ближе, села рядом. — Мы тут пытаемся, знаешь ли, воссоздать дух праздника, а ты... ты как будто сбежал.

— Не сбежал, — я провёл ладонью по лицу. — Просто... легче быть занятым, чем думать. Особенно сейчас.

Лея замолчала на мгновение, а потом мягко толкнула меня плечом.

— Мы все за тебя переживаем. Даже Алина... несмотря на всё.

Я повернул голову и встретился с её взглядом. В нем было понимание, но и вопрос.

— Она правда сказала, что не сошлись характерами?

— А ты как думаешь? — я горько усмехнулся. — Всё потому, что я мудак. Потому что сам всё испортил. Но я... я не знаю, как это починить. И, может, не должен.

Лея пожала плечами:

— Может, не сейчас. Но не забывай, Марк: ты не один. Мы рядом. Даже если ты этого не просишь.

Она встала и направилась к двери, но перед тем как выйти, сказала:

— И да, тебя Жека внизу зовёт. Хочет реванш в «Монополию». Только не злись, если опять проиграешь.

Я слабо улыбнулся:

— Спасибо, сестрёнка.

Она подмигнула и скрылась за дверью.

Я остался в комнате ещё на пару минут. Просто сидел и смотрел в одну точку, пока голова гудела от мыслей. Вроде бы каникулы, праздник, все рядом — и всё равно внутри какая-то пустота. Не потому что одиночество. Потому что кто-то, кто был важен, стал чужим. Или, может, я сам сделал её чужой.

Снизу доносился смех — Жека, Влад, Тимур, даже Ника в голос. Пахло мандаринами и чем-то вкусным с кухни. Жизнь будто продолжалась — без моего участия. Но Лея была права. Если сидеть тут вечно — ничего не изменится.

Я встал, натянул худи, взлохматил волосы в зеркале и вышел из комнаты. На лестнице чуть не столкнулся с Жекой.

— О, Барсов! — он хлопнул меня по плечу. — Готов с треском снова проиграть в «Монополию»?

— Я тебя сейчас банковским чеком пришибу, — фыркнул я, спускаясь вниз.

— Вот это настрой, — усмехнулся Жека. — Всё, ребят, начинается великая битва за недвижимость! Кто будет строить дома в Зеленограде?

— Главное, чтобы не Алина, — вставил Влад с ухмылкой. — Она в прошлый раз нас всех по миру пустила.

Я мельком посмотрел в её сторону. Она сидела на диване, молча перетасовывала карточки. Красивый профиль, привычно прищуренный взгляд. Как будто бы ничего не изменилось. Как будто бы всё всё ещё можно вернуть. Но я знал — слишком много было сказано.

— Ну что, расставим фигуры? — спросил Жека.

Я кивнул. Пора было просто быть. С друзьями. С семьёй. Даже если внутри до сих пор болит.

— Барсов! — возмущённо вскрикнул Тимур, когда я в третий раз подряд вытащил нужную карточку. — Ты издеваешься!?

Я не сдержал ухмылку и, не глядя, положил фишку на новую клетку.

— Если ты не умеешь играть, я не виноват, — пожал плечами, забирая очередную улицу.

— Ты выкупил две улицы подряд. Ты серьёзно?! — он уже чуть не вставал с места, глядя на меня как на самого настоящего жулика.

Влад, развалившись в кресле с кружкой чая, хмыкнул:

— Учись проигрывать с достоинством, Костров.

Жека, как всегда, включил театральность:

— Признаю, Ягуар сегодня хорош. Прям не игра, а какой-то рейд захвата территорий. Где твой чёрный плащ, тёмный лорд?

— Заткнись, — хмыкнул я, но внутри стало чуть теплее.

И всё бы ничего, но её голос — тихий, ровный, будто вскользь — зацепил куда глубже.

— Ему просто повезло, — сказала Алина, не поднимая глаз.

Я скосил взгляд на неё. Она сидела с прямой спиной, будто между нами ничего и не было. Только в пальцах чуть дрогнула карточка. Или мне показалось?

— Возможно, — кивнул я спокойно. — Но, как говорится, удача любит подготовленных.

И снова бросил кубики. Всё ещё играл. Всё ещё рядом. Даже если на другом конце стола.

— Всё, я пас, — Тимур сдался, откинувшись на спинку кресла. — Не могу больше. Я не на такое моральное унижение подписывался.

— А вот я говорил, не садись с Барсовым за стол, — поддел Влад, прихлёбывая чай. — Особенно если он хмурый — значит, стратегию уже просчитал.

Жека рассмеялся:

— Пацан неделю без нормального сна, зато в монополии как на олимпиаде.

Я хмыкнул, переставляя фишку. Внутри всё гудело, как от странного нервного тока. Не из-за игры. Из-за неё.

Алина молчала, рассматривала карточки, будто это было важнее всего на свете. Хотя я знал — она всё слышит. И, может быть, даже чувствует.

— Алин, — тихо сказал я, не глядя, — твоя очередь.

Она отложила карту, бросила кубики и спокойно двинула фишку вперёд.

— Выплати мне аренду, — сказал я, когда её фигурка встала на мою улицу. — Извини, правила есть правила.

— Ты всегда был за правила, да? — её взгляд был спокойным, но за ним что-то пряталось. — Особенно когда удобно.

Я не ответил. Потому что правды было слишком много в этих словах.

Наступила пауза. Дядя Лёха, наблюдавший за нами со стороны, кашлянул.

— Ладно, что-то вы перегрелись, — сказал он. — Может, перерыв?

— Или сменим игру, — предложила Лея, — а то сейчас кубики полетят в кого-нибудь.

Я посмотрел на Алину. Она тоже посмотрела на меня. На миг — всего миг — наши взгляды соприкоснулись. Боль, злость, непонимание — всё вспыхнуло между нами, как короткое замыкание.

Я отвернулся первым.

— Я за перерыв, — буркнул, вставая. — Пойду воды наберу.

И вышел, не оглядываясь. Потому что, чёрт подери, я не знал, что будет, если она ещё раз посмотрит на меня вот так.

Я стоял у кухонной раковины, наливал воду в стакан и смотрел в окно на заснеженный двор. Воздух был плотный, как будто сам вечер пытался что-то мне сказать — только я не понимал, что именно.

Ступени заскрипели, и в дверях появилась мама. На ней был тёплый кардиган, волосы немного растрёпаны — видно, уже собиралась наверх, но всё же заглянула.

— Всё в порядке? — её голос был спокойный, как всегда, но в нём слышалась забота, которую она старалась не афишировать.

— Ага, — кивнул я, делая глоток. — Просто… ну, напряжно немного. Всё вместе.

Мама зашла на кухню, облокотилась о стол.

— Я видела, как ты на неё смотришь.

Я сжал стакан чуть крепче, но не ответил. Она продолжила:

— Я не вмешиваюсь, Марк. Не хочу. Но иногда мне хочется просто взять вас обоих, посадить рядом и сказать: "Вы друг друга ведь ещё любите, чего же вы упираетесь?"

— Не всё так просто, мам, — тихо выдохнул я. — Иногда любовь — это не всё. Иногда ты врёшь, обманываешь, думаешь, что делаешь лучше, а потом просыпаешься, и всё уже разрушено.

— Ты ведь не плохой, — сказала она после паузы. — Просто… запутавшийся. Мы все когда-то такими бывали.

Я кивнул. В горле пересохло не от воды.

— Она сильная, Марк. Но даже сильные девочки устают ждать, пока кто-то научится быть честным с ними. Подумай об этом, ладно?

Я снова кивнул. Мама подошла ближе, поцеловала меня в макушку, как в детстве.

— Спать не ложись поздно. И если вдруг решишь, что хочешь всё исправить… не тяни. Иногда "потом" становится "никогда".

Она вышла, оставив меня один на один с холодной водой и слишком громкими мыслями.

Я посмотрел на телефон. Открыл чат с Алиной.

Палец завис над экраном.

"Просто напиши", — сказал я себе.

Но экран погас. И я снова ничего не сделал.

Я ещё долго стоял на кухне, будто ждал, что тишина сама даст мне ответ. На экране телефона по-прежнему было открыто окно чата с Алиной. Пустое. Пугающее. Без единого слова.

Я вздохнул, допил воду и вымыл стакан. Всё, как автомат. Как будто хотел хоть в чём-то навести порядок — раз уж в голове творился хаос.

Поднимаясь по лестнице, чувствовал, как каждая ступень будто весит тонну. В комнате было прохладно, я машинально закрыл окно и сел на край кровати. Джек, устроившийся на пледе, поднял голову и, зевнув, ткнулся мне носом в ладонь.

— Знаю, дружище, знаю, — прошептал я, поглаживая его по мягким ушам.

На полу рядом со шкафом лежала коробка с подарками. Завтра надо будет докупить ещё пару мелочей — бабушке, тёте Диле, Косте... Я специально отвлёк себя этим, потому что думать о ней снова — значило снова провалиться в эту воронку вины, сожалений и беспомощной любви.

Телефон снова загорелся — сообщение в общем чате от Жеки:

Жека: «Завтра с утра кататься идём или чё? Я в деле»

Следом — от Влада:

Влад: «Только если не с 8 утра, народ, вы нормальные?»

Тимур: «С 10. Марк, ты с нами?»

Я уставился на экран. И только спустя минуту написал:

Я: «Буду»

Выключил телефон и лёг на спину. Потолок был пустым, белым, немигающим. Я снова вспомнил, как Алина стояла в проёме моей комнаты всего пару дней назад. Голос. Взгляд. Слова, которые до сих пор отдавались эхом внутри.

"Ты сказал тогда, нахрен ты мне такой нужен. Этот вопрос ударил по мне больнее всего."

Я закрыл глаза. И в темноте снова услышал, как тихо, упрямо бьётся сердце.

Для неё.

Но пока что — слишком поздно.

Утро выдалось серым, но не хмурым. Я проснулся до будильника, просто лежал и смотрел в потолок, пока Джек не заворочался и не ткнулся мне в бок носом, требовательно. Я усмехнулся и почесал его за ухом.

На кухне уже пахло кофе. Папа сидел с кружкой у окна, в привычной домашней футболке и читал ленту новостей на планшете.

— Па, я возьму машину? — спросил я, наливая себе воды. — Надо в город смотаться.

Он даже не отвёл взгляд от экрана:

— Права взял хоть с собой?

— Да, — кивнул я, отпивая воду.

— Угу. Смотри аккуратно, без фокусов.

— Есть, капитан.

Я уже потянулся за ключами, как услышал шаги по лестнице.

Алина.
Она спускалась, заспанная, в худи и с растрёпанными волосами. Заметив меня, чуть замедлилась.

— Права? — переспросила она. — Ты сдал на права?

Я замер.
Не потому что боялся — просто не ожидал, что она не знала. А потом за меня ответила мама, появившаяся из-за двери:

— А ты не знала?

Алина смотрела на меня удивлённо. Я пожал плечами, как бы невзначай:

— Ну… Сдал пару недель назад. Не думал, что важно.

— Важно, — тихо ответила она, и в голосе прозвучало что-то… тёплое? Или мне показалось?

Я не знал, что сказать, поэтому просто отвернулся, беря куртку с вешалки.

— Я быстро, — бросил я в сторону родителей и шагнул к выходу, чувствуя её взгляд на своей спине.

Пусть это был всего лишь миг — но он, чёрт возьми, чего-то стоил.

Парканулся у торгового центра, выключил двигатель и на секунду замер. В голове вертелось: «Зачем ты вообще сюда приперся, Барсов?» — но я уже знал ответ. Просто хотелось... чего-то настоящего. Пусть даже глупо. Пусть даже бессмысленно.

Вышел из машины, натянул капюшон и направился к стеклянным дверям. Внутри пахло корицей, кофе и чем-то праздничным. Хотя до Нового года оставалось ещё несколько дней, витрины уже сияли огнями, и из динамиков играли какие-то старые поп-хиты.

Люди ходили туда-сюда с пакетами, кто-то смеялся, кто-то нервно говорил по телефону. А я прошёл мимо, словно по туннелю, пока не оказался у нужного прилавка.

Он всё ещё был там — тот самый браслет. Ничего особенного. Просто тонкий, серебристый, с гравировкой, которую можно выбрать самому. Я взял его в руки. Лёгкий. Почти невесомый. Как будто и не вещь вовсе, а ощущение.

— Упакуйте, пожалуйста, — сказал я спокойно.

Продавщица улыбнулась и кивнула, начав аккуратно складывать покупку в коробочку с лентой.

Пусть она даже не ждёт. Пусть думает, что всё между нами окончательно.
А я просто… хотел, чтобы у неё был этот браслет.
Хотя бы как напоминание.
О том, что я был. Что любил.

Алина

Я сидела у окна, в руках кружка с тёплым какао. Оно уже почти остыло, но я не двигалась — просто смотрела, как крупными хлопьями валит снег. Снег тихо ложился на подоконник, на ёлку у крыльца, на припаркованные машины… Он будто пытался замести всё: боль, обиду, воспоминания.

Дом наполнялся звуками — где-то на кухне смеялись взрослые, на втором этаже гремел чей-то смех, Лея звала Джека… всё как обычно. Почти. Почти как до.

Я отвела взгляд от окна и посмотрела на телефон. Сообщений не было. И звонков.
Хотя и не ждала. Ну, почти.

Марк…
Он не звонил с того дня.
А я не писала.
Мы как будто оба решили: молчание — лучшее решение для двоих, у которых в груди остались только осколки.

Я погладила Джесс, которая свернулась клубком на моих ногах.
— Вот и живём, малышка, — прошептала я. — Он же теперь взрослый, с правами, с работой. С городом, в который, может быть, уедет. А я… а я просто Алина. Зеленоглазка, как он говорил.

И всё же сердце дрогнуло.
Интуиция подсказывала — он рядом. Где-то совсем недалеко.
Но я не встану.
Не побегу.

Если он решит — он сам найдёт путь.
А если нет… значит, это действительно конец. С кухни доносился лёгкий стук ножа — тётя Поля что-то резала, напевая себе под нос. Джесс лежала у батареи, мурлыкала во сне, а я, сидя на подоконнике, листала ежедневник, делая вид, что занята.

На деле я просто ждала. Не знала чего — может, стука в дверь, может, его имени, случайно произнесённого кем-то в разговоре.

И тут — фары.

Я подняла глаза и замерла: во двор медленно въехала чёрная машина. Дядина.

Марк.

Он вышел из неё в своей тёмной куртке, быстро хлопнул дверью, на ходу открыл багажник и вытащил несколько коробок. Сложил их одну на другую, поправил, будто не хотел, чтобы кто-то помог. Всё делал сам, по привычке.

Я не сводила с него глаз.

Марк выглядел уставшим. Как-то по-взрослому серьёзным. Он нахмурился, будто прокручивая в голове список дел, и не заметил, как один угол коробки начал сползать. Он резко перехватил её, выругался тихо и, не дожидаясь помощи, направился к крыльцу.

Я отпрянула от окна, сердце застучало в груди.

— Он приехал, — прошептала я себе под нос. — И зачем ты на него так смотришь, а?

Села обратно, сделала вид, что пишу. Хотя ручка в руке дрожала.

Всё. Всё вроде бы закончилось. А внутри — снова всё с начала.

Снизу хлопнула дверь.

— Тиим, хелп, иначе они все свалятся! — раздалось с порога голосом Марка.

Я едва не выронила ручку. Голос был тот самый — живой, настоящий, и до боли знакомый. Не сухой, не вежливый, не осторожный, как в редких переписках. Настоящий Марк. С легким раздражением, с еле слышной ухмылкой в голосе, с этой... теплотой, которую я так старательно изгоняла из себя.

— Да иду я, не ори, — отозвался Тимур из глубины дома, и в его голосе послышалась ухмылка. — Ты вечно притащишься с коробками, как будто ты Санта.

— Просто помоги, пока я это не рассыпал по всему коридору, — пробурчал Марк.

Я услышала глухой стук — коробки поставили на пол. Потом — шаги, разговор, смех.

И мне вдруг стало сложно дышать.

Я не спешила спуститься. Не знала, как встретить его взгляд. Что сказать, если он зайдёт. Скажет ли вообще хоть слово. Или снова будет делать вид, что мы — чужие.

А внутри... внутри всё как будто снова перевернулось.

Он вернулся.

С первого этажа тут же донёсся голос дяди Димы:

— Это что?

Марк не оборачиваясь, крикнул:

— До Нового года не трогать! Тебя тоже касается, Лей!

Я усмехнулась. Уж кто-кто, а Лея обязательно попытается залезть и проверить, что он там прячет. Она уже из кухни буркнула:

— Я даже не смотрела ещё!

— Что ты там уже придумал? — тётя Поля появилась в прихожей, прижав к себе полотенце. Она явно только что мыла руки.

— Мам, ничего криминального, честно, — отозвался Марк с той самой «невинной» улыбкой, от которой обычно все напрягаются. — Просто решил взять организацию праздника на себя.

— Не боишься, что мы до боя курантов не доживём с твоими сюрпризами? — хмыкнул дядя Дима.

— Вот именно, — прошипела Лея, но мне показалось, она уже заинтригована.

— Помним мы твой прошлый "салют из микроволновки", — добавила мама, проходя мимо с противнем.

Марк только усмехнулся, поставив коробки у лестницы и шепнув, будто себе под нос:

— Только бы всё получилось.

Я смотрела на него в этот момент, и внутри что-то кольнуло. Всё тот же Марк. Немного безумный, упрямый, с идеями, от которых волосы дыбом, — но такой... настоящий.
Я невольно замедлила шаг, остановилась на последней ступеньке. Смотрела на него и будто вернулась на пару месяцев назад. Он был всё тем же Марком — упрямым, бесстрашным, с каким-то странным светом в глазах, когда ему что-то было по-настоящему важно.

Он повернулся, взглянул вверх — и наши глаза встретились.

Я не знала, что сказать. Не знала, хочу ли вообще что-то говорить. Но внутри будто кольнуло. Тихо. Неловко. И очень знакомо

Он прошёл мимо меня, не сказав ни слова, с двумя коробками в руках, и я невольно проследила за ним взглядом. Входная дверь хлопнула, потом я услышала, как на улице поскрипывают ступени — Марк вышел на задний двор. Через пару минут он вернулся, уже с другими коробками, на этот раз в ярких упаковочных обёртках. Остановился у ёлки в гостиной, аккуратно поставил их под ветки и на мгновение просто замер, глядя на них, будто что-то вспоминал.

Я стояла в дверном проёме, прислонившись к косяку, и наблюдала за ним, стараясь не дышать слишком громко.

Он поправил одну коробку, которая чуть покосилась, и вдруг сказал тихо, не оборачиваясь:

— Я помню, как ты в прошлом году запаковала все подарки в одну и ту же обёртку. С сердечками. Даже Жеке.

Я прикусила губу, сдерживая внезапную улыбку.

— Ты сам сказал, что главное — не как упаковано, а что внутри, — тихо ответила я, подойдя чуть ближе.

Он повернулся ко мне — глаза уставшие, но тёплые. Те самые глаза, в которых я раньше могла утонуть.

— А ты, значит, слушала, что я говорю? — спросил он с кривой улыбкой.

— Иногда, — пожала я плечами.

Повисла тишина. Из кухни доносился смех Леи и Влада, где-то наверху гремела музыка — Ника явно репетировала танец. А мы стояли, как два человека, которые когда-то были ближе, чем дыхание, и теперь заново учились просто разговаривать.

— Ты готовишь какой-то сюрприз? — спросила я наконец, кивнув на подарки.

— Может быть, — он опять отвёл взгляд, будто это слишком личное. — Просто хочу, чтобы этот Новый год был... особенным.

Я кивнула. Не знала, что сказать. Всё, что хотелось, было слишком честным. Слишком хрупким.

И вдруг он добавил:

— В прошлом году я загадал желание. Ты была в нём.

Я чуть приподняла бровь, сердце будто забилось в горле.

— А в этом?

Он посмотрел прямо в меня.

— А в этом... Я просто хочу, чтобы ты была счастлива.

Мне вдруг стало слишком тесно в груди.

— Спасибо, Мурзик, — выдохнула я едва слышно.

Он усмехнулся, и, проходя мимо, прошептал:

— Всегда пожалуйста, Зеленоглазка.

Он прошёл мимо, и от его слов «Зеленоглазка» сердце будто на секунду замерло. Я стояла в центре гостиной, вглядываясь в ёлку, за которой теперь прятались аккуратные коробки в бумаге с лисами, звёздами, снеговиками и красными лентами. Его почерк угадывался даже в упаковке — всё чётко, ровно, будто старался, будто не просто так.

Я сделала пару шагов вперёд и присела на корточки, чтобы рассмотреть коробки. На одной была тоненькая бирка: «Для Л.» — синий маркер, подчёркнутая буква. Лея, конечно. Ещё одна: «Т.» — тут без сомнений. Потом «В», «Бабушке»… «Д.» — дяде Диме.

Но ни одной — «А.»

Я сглотнула. Конечно. Мы ведь не вместе.

Села на диван, обняв подушку. Хотелось сбежать в комнату, закопаться в плед, но вместо этого я просто сидела и слушала, как на кухне кто-то что-то роняет и как смеётся Ника с Владом. Жизнь вокруг будто шла своим чередом — без пауз, без оглядок.

А у меня внутри была эта бесконечная, тупая пустота. Не потому что он меня не любит — я знала, что любит. А потому что мы как будто потеряли то, что было между нами. И пока не знаем, как найти путь обратно.

В этот момент в гостиную зашла Лея, с бокалом газировки в одной руке и каким-то листком бумаги в другой.

— Алина, ты чего здесь сидишь одна? — она замерла на секунду, посмотрела на подарки. — Ты видела, как Марк изгалялся? Даже снежинку на коробку вырезал. У тебя, кстати, под ёлкой что-то лежит.

— Не может быть, — тихо ответила я.

— А ты проверь, — Лея усмехнулась и кинула мне подушку.

Я соскользнула с дивана и снова подошла к ёлке. За коробкой «Для бабушки» пряталась ещё одна — тонкая, плоская, с обёрткой в серебряные звёзды. На бирке было выведено:

«Для З.»

Я почувствовала, как пальцы дрогнули. Зеленоглазка.

Сердце забилось чаще.

— Ну что? — Лея с интересом заглянула через плечо.

Я покачала головой.

— Ничего. Просто... Новый год ведь.

Она приподняла бровь, но ничего не сказала. А я держала в руках эту коробку — лёгкую, как воздух — и понимала, что, возможно, мы оба не до конца отпустили. Не до конца ушли. И в этой тишине — между словами, между ночами, между этими снежинками и гирляндами — может быть шанс. Хотя бы маленький.

Но такой важный.

Я не сразу решилась открыть коробку. Просто сидела на полу у ёлки, вертя её в руках. Бумага приятно шуршала, бирка «Для З.» смотрела прямо в душу. Интерес сжигал изнутри, но что-то останавливало. Может, страх. Может, надежда.

— Так и будешь на неё смотреть? — Лея снова появилась в дверях, с кружкой какао. — Или откроешь наконец?

Я тихо усмехнулась:

— Это вообще-то не Новый год ещё.

— Ну да, конечно. А то я не видела, как ты чуть не расплакалась, когда нашла её.

Я ничего не ответила. Просто аккуратно разорвала упаковку. Под ней оказалась плоская коробка, почти как от блокнота. Открыла крышку — внутри был альбом. Чёрная обложка, мягкий переплёт. Сверху лежала маленькая записка на квадрате белой бумаги.

«Сентябрь – декабрь. Мы были. Мы есть. Даже если ты этого не хочешь.»

Руки затряслись.

Я раскрыла альбом. Первая страница — фотография с его днём рождения. Мы все в комнате, кто-то держит шарики, кто-то — торт. Я стою рядом с Марком, он обнимает меня за талию. Я совсем забыла, что тогда кто-то делал снимки.

Следующие — кадры с гонок. Чёрно-белые. Его силуэт на мотоцикле, мои глаза из окна машины. Кто это снимал — понятия не имею. Может, Влад, может, он сам ставил камеру. Но каждое фото… оно было про нас.

Стадион — я в спортивной форме, улыбаюсь. Кружка кофе с моим именем. Моя резинка для волос, намотанная на его запястье. Даже записка на зеркале, которую он писал: «Не забудь поесть. Зеленоглазка» — он хранил это?

Слёзы подступили к глазам.

— Ты в порядке? — голос Леи был осторожным.

Я закрыла альбом, сжала его в руках и кивнула.

— Нет.

— Поговоришь с ним?

Я посмотрела на окно. Снаружи уже начинало темнеть, в воздухе кружился мелкий снег.

— Не знаю. Но… впервые за долгое время я почувствовала, что он всё ещё рядом. Не в словах. Не в телефоне. А вот здесь, — я прижала ладонь к груди. — Где-то внутри.

Лея села рядом, молча обняла.

Мы не говорили ни слова. Просто сидели. Две девчонки. Два сердца. Один альбом.

И где-то там, внизу, смеялись родители. Пахло мандаринами. Мигала ёлка. И, может быть… может быть, в эту зиму кое-что всё-таки получится.

Я уже хотела было закрыть коробку, когда пальцы нащупали что-то ещё, под альбомом. Осторожно приподняла его и замерла. Там, на самом дне, лежал браслет.

Тот самый.

Тонкая серебристая цепочка с маленькой подвеской в форме звезды. Мы проходили мимо ювелирного островка в ТРЦ, и я тогда ненароком сказала:

— Красивый… — и тут же добавила, как обычно, смеясь, — хотя нет, чёткость не моя, слишком пафосный.

А он тогда, как сейчас помню, посмотрел на меня в пол-улыбке, так, будто уже тогда что-то задумал. Я, конечно, смеялась. Принципиально тогда ничего не носила, кроме резинок на запястьях и старых фенечек. Но этот браслет почему-то остался в памяти. Как зацепка.

А теперь он — здесь.

Я провела пальцами по подвеске. Она чуть холодила, но будто бы отзывалась в пальцах каким-то тёплым, узнаваемым ощущением.

Под браслетом лежала ещё одна маленькая записка. Почерк — узнаваемый, немного ломаный, будто он торопился.

"Если не наденешь — пойму. Но знай, я всё равно купил его."

И всё. Без имени, без подписи.

А оно и не нужно было.

— Он помнит, Лей, — выдохнула я еле слышно. — Всё помнит.

Лея молча сжала мою ладонь.

Мне хотелось разрыдаться и рассмеяться одновременно. Всё это — как будто из старого фильма, где герои всё равно находят путь друг к другу. Но я всё ещё была в реальности. Где между мной и Марком лежали ошибки, обиды… и всё это не стирается просто подарками.

Но есть вещи, которые не забываются.

Я застегнула браслет на запястье.

Он сел как будто всегда был там.

Я сжала запястье, будто так могла удержать все чувства, что вспыхнули внутри. Но не смогла. Где-то внутри щёлкнуло, и слёзы сами начали катиться по щекам. Беззвучно, мягко, но так больно, будто в груди что-то разрывалось.

— Лей… — прошептала я, — я правда старалась забыть… правда…

Слова срывались с губ, как израненные птицы. А внутри всё путалось: воспоминания, страх, нежность, обида. Я злилась на него. Я обижалась. Я уходила. Но он… Он всё равно помнил. Он купил его тогда. Он всё это время хранил.

Я сжалась, опустила голову, чувствуя, как Лея тихо присела рядом, обняла меня одной рукой.

— Тише, — шептала она, — тише, всё хорошо… Ты не обязана сейчас ничего решать. Просто… дай себе почувствовать.

Я всхлипывала, пряча лицо в коленях, а браслет холодил кожу, напоминая о нём. О Марке. О нас. О том, что, возможно, не всё потеряно.

Но я не знала, что делать с этим «возможно».

— Я на пару минут вырублю свет! — донёсся голос Марка снизу.

Я вздрогнула, быстро вытерла глаза ладонью, будто могла стереть слёзы вместе с тем, что чувствовала.

— Помощь нужна? — хором отозвались Тимур и Влад.

— Если только морально, — ответил Марк, и я почти увидела его улыбку.

— Марк, у меня духовка! — сразу взволнованно отреагировала тётя Поля.

— Две минуты, мам! Обещаю!

— Ну готовит мальчик сюрприз, что вы пристали, — примирительно вставила тётя Рита.

Я молча встала с пола, браслет всё ещё сжимая в руке. Это он всё придумал. Задний двор. Коробки. Свет. Как всегда, всё по-своему. И от этого хотелось то ли улыбнуться, то ли снова разреветься.

— Пойдём? — услышала я рядом голос Леи. — Мне самой уже интересно, что он там замутил.

Я кивнула. Внутри всё ещё кололо, но теперь — по-другому. Мягче. Надеждой.

Я снова посмотрела на коробку под ёлкой — аккуратно перевязанную серебристой лентой, с биркой «Не открывать до Нового года» и криво нарисованным смайликом рядом. Типичный он.

Несколько минут назад Марк снова заходил в дом — в руках у него были длинная гирлянда, свернутые в кольцо провода с реалистичными снежинками и два сияющих оленя, завернутых в пупырку. Он что, всерьёз это всё сам выбирал?.. Я ещё тогда уставилась в окно, не сразу поверив, что это действительно он.

Теперь он где-то на заднем дворе. Скорее всего, снова что-то мастерит. А в гостиной он оставил ещё один пакет — с маленькими светящимися снежинками на батарейках. Тоже на окна.

Зачем он всё это делает? Для кого?

Мне казалось, что я давно всё поняла. Что между нами точка. Но когда я держала в руках тот браслет — тот самый, у витрины, тогда в ТРЦ, когда мы случайно в унисон сказали, что он красивый, — мне показалось, что я больше ничего не знаю.

Он всё помнит. Даже то, что не говорил вслух.

Я села на край дивана, сжимая ладонями колени.
В комнате пахло хвоей, корицей и чуть-чуть — прошлым. Тем, которое, как я думала, уже не болит. Ошиблась.

Только теперь я не знала — это боль или надежда.

— Можете смотреть результат! — донесся голос Марка с заднего двора.

Мы переглянулись с Леей, Тимуром и Владом. Я поднялась первой, будто ноги сами повели. Где-то глубоко внутри что-то дрогнуло — чуть-чуть волнения, немного злости, но больше... любопытства.

Когда мы вышли на задний двор, я на секунду застыла.

По периметру двора тянулась холодная белая гирлянда с реалистичными снежинками, сверкавшими, будто в сказке. У ёлки стояли два светящихся оленя — один чуть выше, второй поменьше, как будто папа и малыш. На ветках дерева — мелкие лампочки и снежинки, а вдоль дорожки к беседке — мягкие теплые огоньки.

— Боже, — выдохнула Лея, — как в фильме.

— Ты что, в Голливуде подрабатываешь? — фыркнул Влад, но даже он выглядел впечатлённым.

Марк стоял в центре всей этой магии, вытирая ладони о штаны. Немного уставший, но с той самой хитрой, знакомой до боли улыбкой.

Я не знала, что сказать. Горло перехватило.

Он посмотрел на меня, будто искал в моих глазах ответ на вопрос, который не решался задать вслух.

— Ну... — начал он, — сойдёт для первого раза?

Я кивнула.
И, может, впервые за долгое время — по-настоящему улыбнулась.

— Марк, ты с ума сошёл! — с порога закричала тётя Поля, поджав губы, будто увидела перед собой не сына, а пиротехника с фейерверками в руках.
— Между прочим, я копил, — спокойно ответил он, не сбавляя темпа. — Это мои. Честно заработанные.

Слово "честно" он выделил особенно, и я будто услышала в нём скрытое: "честно, не на гонках, не на боях, не в обход — просто работал".

— Я под впечатлением, сынок, — дядя Дима вышел на ступени в свитере с оленями и с кружкой чая в руках. — Красиво. По-настоящему.

Марк чуть неловко почесал затылок, оглядывая двор.

— Хотел, чтобы было как в фильмах, — пробормотал. — Чтобы у всех осталось что-то хорошее от этого года.

Я смотрела на него, на то, как огоньки мягко отражаются в его глазах.
И если в какой-то момент я сомневалась, то сейчас сомнения начали медленно таять, как снег под утренним солнцем.

Я стояла чуть в стороне, обхватив себя руками. Снег хрустел под ногами, гирлянды мягко мерцали, рисуя блики на заснеженных окнах. Елка на заднем дворе сияла, как в рождественской рекламе — идеально, слишком идеально, будто вся эта магия была невозможна без одного человека.

Марк.
Он стоял в самом центре всего этого света и тепла, в тёмной куртке, с торчащими из карманов перчатками и растрёпанными после работы волосами. И, чёрт возьми, он улыбался. Такой простой, искренней улыбкой, от которой у меня сжалось горло.

— Лей, дай руку, — попросил он у сестры и аккуратно поставил её рядом с собой. — Это ведь тоже твой праздник.
— Ага, только в прошлом году моё участие закончилось тем, что я случайно подожгла скатерть, — проворчала Лея, но руку всё же протянула.

Тимур, Влад, Жека, даже Ника — все кто-то ставил, кто-то поправлял украшения, а кто-то просто смотрел, как в тихой ночи мерцают огни.

Марк вдруг поднял голову и нашёл меня глазами.
Ни слова. Только этот взгляд.
Тот, от которого хочется шагнуть вперёд, несмотря на гордость, боль и все ссоры, в которых ты уверяла себя, что всё правильно.

Но я осталась стоять. Потому что всё ещё боялась сделать первый шаг.

После ужина я поднялась наверх, переоделась в пижаму и легла на кровать. Музыка из колонок играла негромко, еле уловимо — просто чтобы заглушить собственные мысли. Я так и лежала, глядя в потолок, когда дверь тихо скрипнула.

— Постучать слабо? — буркнула я, даже не глядя.

— Я стучал, просто ты в своих мыслях, — раздался голос Тима. Он вошёл, прикрыл за собой дверь и сел на край кровати. — Как ты?

— Нормально, — коротко ответила я, глядя в одну точку. — Просто устала.

Он пару секунд молчал, будто выбирал, что сказать.

— Я знаю, что ты видела, — сказал он наконец.

Я повернула голову. Он смотрел серьёзно, без сочувствия — просто по-братски честно.

— Про браслет? Или про то, как он елку украсил ради всех, но смотрел только на меня?

Тим вздохнул:

— Алина... он правда старается. Это видно. Но я понимаю тебя. Тебе больно — и ты имеешь на это право.

Я замолчала. Он снова сел ближе, облокотился на колени.

— Ты не обязана прощать, просто… не злись. Не держи всё это внутри. Ты же не такая. Я тебя с детства знаю, ты с добрым сердцем, Зелёная.

Я хмыкнула.

— Ты с ним заодно?

— Нет. Я с тобой. Всегда. Но… я и его понимаю. Он — Марк. Он делает всё по-своему, через жопу, но он никогда не делает просто так.

Я закрыла глаза на секунду.

— Я устала, Тим. Правда.

Он кивнул, встал, наклонился и поцеловал меня в макушку.

— Спи. Если захочешь поговорить — я рядом.

Я ничего не ответила, только кивнула. Тимур уже почти вышел, когда вдруг остановился, обернулся и сказал:

— Знаешь, что он мне сказал, когда я отчитывал его за то, что он пашет на работе и не делает первый шаг?

Я устало вздохнула и пробормотала:

— Снова какую-нибудь глупость?

Он хмыкнул, но в голосе у него вдруг стало что-то мягкое, даже щемящее.

— Да, глупость. Цитирую: "Я просто хочу, чтобы она была счастлива… пусть даже и не со мной."

Я замерла.
Будто кто-то дотронулся до старого шрама.
Не больно — но чувствительно.

— И после этого ты ещё удивляешься, почему он до сих пор не сдался? — тихо добавил Тимур.

Я отвернулась к окну, чтобы он не видел, как дрогнули мои губы.

— Ладно, я пошёл, — сказал он и мягко прикрыл за собой дверь.

А я так и осталась сидеть на кровати, сжатыми в кулак руками, с бешено стучащим сердцем и пустотой внутри.

"Счастлива… пусть даже и не со мной."

А ведь раньше я верила, что с ним — и только с ним — у меня это получится.

Я сидела, уставившись в одну точку, пока экран телефона не погас. Руки по-прежнему сжаты в кулаки, ногти впились в ладони, но я почти не чувствовала боли. Только сердце — оно стучало будто в панике, будто знало что-то, что я пока ещё не хотела признать.

Слова Тимура вертелись в голове: «Я просто хочу, чтобы она была счастлива… пусть даже и не со мной.»

Он не оправдывался. Не навязывался. Не жаловался.
Он просто… любил. Молча. По-своему.

Я встала.
Подошла к зеркалу — глаза чуть припухли, лицо бледное, но спокойное. Дышать снова стало тяжело, будто грудную клетку стянули ремнём.
Я так устала от этого состояния между «хочу» и «нельзя».

Поднявшись с кровати, я открыла ящик стола и достала маленькую коробочку. Ту самую, что нашла под ёлкой. Внутри лежал браслет. Именно тот, что я когда-то мельком показала ему в витрине, ни на что не надеясь.

Он запомнил.
Он всё помнил.

И тут я поняла:
Может, он и правда не знает, как правильно. Может, он ошибается.
Но он — тот, кто всегда хотел лучшего для меня.

Я провела пальцем по металлическому ободку браслета и прошептала:

— Мурзик… ну почему ты такой упрямый?

На телефон пришло сообщение от Леи:

Лея:
Ты чего, не спишь ещё? Все пошли смотреть новогоднюю комедию, приходи вниз! Тим со всех тянет по мандарину и угрозе «если не засмеёшься — выгоню»

Я усмехнулась сквозь скупую слезу.
Надела браслет.
Вышла из комнаты.

Я спустилась вниз, и с первых же ступеней донесся громкий смех. В зале царила полная атмосфера уюта: где-то хрустела мишура под лапами Джека, кто-то из ребят уже занял половину дивана с пледом, мандаринами и чашками какао.

— Ну наконец-то, Зеленоглазка! — выкрикнул Влад, — мы уже думали с Тимом в снежную бабу тебя превратить, чтобы выманить.

Я слегка улыбнулась и покачала головой.
— Плохая из меня баба получится, настроение не то.

Лея, увидев меня, одобрительно кивнула, потом подмигнула — и взглядом скользнула к моему запястью.
Она заметила браслет.
И поняла.
Ничего не сказала, но её тёплая улыбка была красноречивее слов.

Я присела на край дивана. Рядом оказался Тимур с ведром попкорна и с явным желанием всех перекормить.

— Попкорн будешь? Или ты теперь только на эмоциях живёшь? — подколол он.

— Лучше эмоции, чем пережаренный попкорн, — пробормотала я и украдкой бросила взгляд в сторону кухни.

Он был там.
Марк.

Сидел на высоком табурете у барной стойки, спиной к нам. В руках чашка, в которой, скорее всего, уже остыл чай. Он не смотрел в мою сторону. Не поворачивался. Но я знала — он знает, что я здесь.

И всё же он не лез.

— Скоро начнётся, — напомнил кто-то, — садитесь уже!

Я вздохнула, сжала край пледа и тихо произнесла самой себе:

— Ну же, Мурзик… посмотри на меня хоть раз.

И как будто он услышал.
Он обернулся. Мимолётно. Осторожно.
И встретился взглядом со мной.

Наши глаза соединились на пару секунд — но этого хватило.

Он не улыбнулся.
Я не улыбнулась.
Но в этих взглядах было всё: прощение, боль, тепло… и что-то такое хрупкое, что могло снова вырасти в любовь.

Если мы рискнём.

— Мурзик, если ты сейчас не сядешь сюда, клянусь, я закопаю тебя в снегу! — прозвучал голос Тимура с такой уверенностью, что я даже повернулась к нему с приподнятой бровью.

Марк, всё ещё сидевший у барной стойки, медленно повернул голову в его сторону, поднял бровь и лениво ответил:

— И это угроза или приглашение?

— Это ультиматум, — отрезал Тим, — живо иди сюда, пока Лея не начала ставить рождественские песни и устраивать караоке. Тогда будет поздно.

Влад, растянувшись на кресле, добавил с ухмылкой:
— А если Алина начнёт петь — считай, все окна в округе треснут. Я тебя предупредил, Барсов.

Я на автомате кинула в него подушкой. Влад отбил её с довольной рожей.

Марк тяжело выдохнул, поставил чашку на стойку и всё-таки встал. И когда он подошёл ближе, я поймала себя на том, что сердце забилось чуть быстрее. Он сел в кресло рядом, не слишком близко, но и не слишком далеко.

— Доволен, Костров? — буркнул он Тимуру.

Тот с довольной рожей поднёс ему миску с чипсами.
— Теперь да.

Лея уже бегала по комнате с гирляндой, пытаясь её размотать и одновременно включить музыку. Джек носился за ней, ловя светящиеся огоньки.

А я…
Я поймала себя на мысли, что всё-таки скучала по нему. По этой компании. По этим маленьким моментам.

Марк взглянул на меня — коротко, осторожно. Я чуть кивнула.
Он улыбнулся — неуверенно, но по-настоящему.
И мне стало чуть легче дышать.

Впереди было много всего. Но сейчас…
Сейчас мы просто были вместе.

Комната наполнялась тёплым светом от гирлянд, музыка играла фоном — тихо, уютно, не мешая разговорам. Лея включила "All I Want For Christmas Is You" и начала напевать, крутясь с Джеком под куполом из мигающих огоньков. Тот радостно прыгал рядом, хватая игрушку, подвязанную к её поясу.

Марк сидел рядом, молча, с чипсиной в пальцах, и смотрел на это всё с каким-то… странным спокойствием. Уже не таким уставшим, каким был пару дней назад. Не таким закрытым. В его глазах снова был тот огонёк, за который я когда-то его и полюбила.

— Помнишь, как в прошлом году вы с Лей устроили танцы прямо под ёлкой? — неожиданно сказала я, будто сама себе.

Марк усмехнулся:
— Да. А потом я зацепился ногой за провод и вырубил гирлянду, и Лея орала на меня весь вечер.

— А мама тебя чуть не прибила за разбитую вазу, — добавила Лея, крутанувшись и плюхнувшись на диван между нами.

Влад засмеялся. Тим подмигнул мне, будто знал, что я только что сделала. Я и сама не до конца понимала. Просто вспомнила. Просто сказала. Просто… хотела поговорить с ним нормально. Без боли. Без упрёков.

Мы все сидели в гостиной, как одна большая семья.
И, может быть, я только себе это призналась — но мне этого жутко не хватало.

Марк вдруг протянул руку и взял один из мандаринов со стола, не глядя бросил его мне.
— Держи. Ты всегда их первая съедаешь.

Я поймала.
Посмотрела на него.
И чуть-чуть, самую капельку, улыбнулась.

— Да ну, он не мог так тупо прыгнуть! Там же мина, очевидно же! — возмущённо выдал Жека, закидывая попкорн в рот.

— Ага, а ты бы чё делал? Стоял бы, паникуя, пока те же кишки по деревьям размотают? — Влад фыркнул, закатывая глаза.

— Парни, дайте фильму пять минут без критики, пожалуйста, — устало пробормотал Марк, но даже не отрывал взгляда от экрана.

— Не, ну ты видел, Тим? Он реально туда пошёл! Там же в каждом кадре флаг "не ходи сюда", — добавил Влад, уже начиная хохотать.

Тимур только покачал головой:
— Если бы я так стратегию строил, как они сценарий — меня бы с футбольной секции выгнали.

С дивана, чуть сзади, раздалось тихое:
— Они всегда такие? — Ника чуть пригнулась, шепча это Лее.

Лея кивнула, с совершенно невозмутимым видом:
— О да. Привыкай. Это ещё на расслабоне.

— Добро пожаловать в наш цирк, — прошептала я, усмехнувшись.

Ника засмеялась, спрятав улыбку в мягком пледе. Джек, довольный вниманием, улёгся у её ног и хрюкнул сквозь сон. Атмосфера в доме была… странно уютной. Такой, как будто никто ни с кем не ссорился. Как будто всё было на своих местах.

Марк засмеялся в голос, когда герой на экране во второй раз врезался в ту же колонну, и на секунду наши глаза встретились.

И я вдруг поняла — я снова скучала по его смеху.

Дом давно затих. Где-то за стеной скрипнула кровать — наверное, Влад снова ворочается во сне. Часы на тумбочке показывали 02:14. Я не спала. И даже не пыталась.

Лежала на спине, уставившись в потолок, будто там должны были появиться ответы на все вопросы. Но их не было. Только пустота и глухое эхо собственных мыслей.

Разговор с Марком снова и снова проигрывался в голове, как заевшая пластинка.
"Я скучаю."
"Я тоже."
"Но этого мало."
"Знаю."

Он стоял так близко. Такой знакомый. Такой чужой.
Почему мы всё испортили?

Кошка Джесс тихо запрыгнула на кровать и свернулась клубочком у меня под боком. Я погладила её по спине, чувствуя, как в горле снова предательски садится ком.

Я скучаю.
По его голосу. По сообщению "утро, зелёноглазка" с кучей смайликов.
По его занудным спорам с Владом. По его пальцам, вплетённым в мои.
По нашему "мы".

— Чёрт, Марк, — прошептала я в темноту. — Почему всё так сложно?

Слеза скатилась по щеке. Я быстро вытерла её. Не потому что стыдно. Просто… бессмысленно. Уже.

Хочу ли я вернуть его? Да.
Могу ли? Нет.
Он должен сам понять. Он должен… захотеть.

А пока — ночь.
И комната, полная воспоминаний.
И Джесс, что единственная не задаёт лишних вопросов.

Марк

Проснулся от того, что солнце било прямо в лицо. Даже шторы не спасли — как будто этот день решил поиздеваться с самого начала. Джек тихо сопел у ног, свернувшись в клубок. Я потянулся, зевнул и уставился в потолок.

В голове сразу всплыло всё. Вчера. Алина. Разговор.
Как она смотрела на меня.
Как сказала: «Я тоже скучаю».
И как ушла.

Я медленно сел на кровати, скинул одеяло и провёл рукой по лицу. Будто хотел стереть с него ту боль, которую никто кроме меня не видит.
Не стёр.
Потому что она всё ещё была там. Глубоко.
Потому что я скучаю тоже. Ещё как.

С кухни доносился запах кофе. Значит, папа уже не спит. Наверное, снова проверяет почту на планшете, как всегда.
Лея, скорее всего, всё ещё в отключке — она умеет спать до победного.
Интересно, а Алина… Она уже проснулась?

Я встал, накинул худи, глянул на телефон. Никаких сообщений. Никаких "доброе утро". Ни от неё, ни от кого. Даже Влад не написал, а это уже подозрительно.

Джек тявкнул, посмотрел на меня и потянулся, зевая так, что уши чуть не отвалились.

— Ну что, пойдём, проверим, чем нас порадует новый день, — пробормотал я ему.

В голове крутилась одна мысль:
Если сегодня увижу её снова — не молчать.
Хватит. Хватит делать вид, что мне всё равно.

Спустился по лестнице, стараясь не ступать громко — вдруг ещё кто-то спит. Но на первом этаже уже вовсю кипела жизнь: из кухни доносились голоса, гулкие мужские, перемешанные с запахом кофе и чего-то жареного. Наверняка папа успел разбудить весь дом своим утренним "а кто будет завтракать?".

Я заглянул на кухню и тут же встретился взглядом с тремя мужиками за столом: папа, дядя Лёха и дядя Костя. Все с кружками кофе в руках, обсуждают что-то оживлённо. На секунду стало ощущение, что я попал на какой-то мужской совет старейшин.

— О, проснулся, — хмыкнул папа, взглянув на меня поверх кружки. — Ну и как спалось после вчерашнего?

— Нормально, — пожал плечами. — Джек, как охранник, не дал ни одной мысли лишней подумать.

— Смотри, как шутит, — усмехнулся дядя Лёха. — Ты глянь, взрослый уже. Сам за рулём, сам с работы не вылазит. Тебе не рано, Марк?

— Пока справляюсь, — кивнул я, проходя к кофемашине. Нажал кнопку и услышал позади:

— И как там работа? — спросил дядя Костя. — Серьёзно втянулся?

— Да, график только плавающий. После праздников смены начнутся плотнее. Но платят нормально, на личные расходы хватает, — отозвался я, взяв кружку.

— Это хорошо. Главное — не загоняй себя, — вставил отец. — Всё-таки тебе не тридцать и не ипотека на шее.

— Ага, — буркнул я, сделав первый глоток кофе. Горячий, крепкий, как надо. — Просто хочу сам. Без подачек. Хочу доказать, что могу.

Папа на секунду задержал на мне взгляд, потом кивнул.

— Это похвально, сын. Главное — не доказывай себе в ущерб себе же. Всё с головой делай.

В этот момент с верхнего этажа послышались шаги. Сердце почему-то дернулось — вдруг это она?..

На лестнице послышались торопливые шаги, и через секунду в кухню влетела Лея — в пижаме с птичками и хвостиком на голове. Слишком бодрая для этого времени суток. Подозрительно бодрая.

— Доброе утро, мир! — пропела она, влетая как вихрь. — Кто нальёт мне кофе, пока я не растеряла всю свою гениальность?

Я прищурился, глядя на неё поверх кружки.

— Слишком радостная для утра, не находишь?

— Это потому что я выспалась. В отличие от тебя, страдающего по ночам и крутящегося как вентилятор, — она при этом одарила меня слишком невинной улыбкой и уселась рядом. — Кстати, ты храпишь.

— Я не храплю, — буркнул я.

— Да-да, конечно. Это Джек храпел тебе в такт, да? — Лея взяла печенье со стола и откусила кусочек. — Мам, кстати, сказала, что ты с утра опять в город собираешься. Опять работа?

— Не совсем, — я отвёл взгляд. — Есть одно дело. Надо кое-что докупить... к Новому году.

— А-а-а... сюрпризный Марк снова в деле, — протянула она, глядя на меня с прищуром. — Что-то подсказывает мне, что это связано с одной определённой зеленоглазой девушкой?

Я нахмурился.

— Не твоё дело, Лея.

— Оу, пошёл тон, — театрально вскинула руки она. — Ладно-ладно. Просто интересно, ты её всё-таки вернуть хочешь или всё ещё играешь в "пусть будет счастлива, даже не со мной"?

Папа закашлялся, а дядя Костя чуть не пролил кофе. Я напрягся.

— Лея. — Мой голос стал жёстче. — Стоп.

— Окей, окей. Я молчу, — она подняла руки в оборонительном жесте, но глаза у неё блестели. — Просто... подумай, что ты теряешь, если не попробуешь.

Я молча пил кофе.

Иногда она действительно чересчур проницательна. И раздражающе права.

Следом за Леей с лестницы спустилась Ника — в уютной кофте, с аккуратно заплетённой косой и сонной, но тёплой улыбкой. Она подошла к дяде Косте и легко поцеловала его в щёку:

— Доброе утро, пап.

— Доброе, доча, — отозвался он, приобняв её. — Высыпалась хоть?

— Более-менее, — протянула Ника, окинув взглядом кухню. — М-м, пахнет кофе. Можно?

— Конечно, — откликнулся папа, отодвигая ей кружку. — Там свежий, не разведённый.

Она села рядом со мной, кивнув в знак благодарности. Я только коротко глянул на неё и снова отвёл взгляд в окно. Голова ещё была набита мыслями. Не о Нике.

Лея, между тем, хитро переглянулась с Никой. И вот тут я почувствовал подвох.

— А у нас что, теперь по утрам всем весело, кроме меня? — пробормотал я, делая глоток.

— Просто ты у нас вечно драматичный, Марк, — усмехнулась Лея. — Будто саундтрек под названием "страдания" играет у тебя в голове.

Ника хихикнула. Дядя Костя усмехнулся.

— Ничего, — буркнул я, — может, к вечеру настроение появится.

— Или зеленоглазое, — пробормотала Лея.

— Лея, — я бросил на неё предупреждающий взгляд, и даже Ника на секунду сделала вид, что потянулась к ложке, чтобы спрятать улыбку.

Да, отличное утро.

Кухня начинала напоминать утренний рейс — один за другим, под стук тапочек по полу, спускались взрослые.

Сначала появилась тётя Диля. С чашкой в одной руке и мягкой накидкой на плечах, она кивнула нам:

— Доброе утро, дети. Марк, ты поел?

— Уже, тётя Диль, — ответил я, хотя толком ничего не успел.

За ней шла мама — энергичная, как всегда, будто бы и не было полуночи. За ней, с царской осанкой, тётя Рита.

— О, почти полный состав, — улыбнулась мама, — доброе утро.

— У нас будет хоть один день, когда не будет аншлага на кухне? — пробормотал дядя Лёха, поправляя очки.

— Да не бурчи, — хмыкнул папа. — Праздники же.

— Кто бурчит? Я? — дядя Лёха поднял брови. — Это я ещё ласковый.

Последними, как по расписанию, появились бабушка Дана и Крэт.

Бабушка спускалась медленно, но уверенно, сдержанно оглядывая всех:

— Ага, все живы. Уже хорошо.

Крэт — как обычно спокойный, с утренним кофе в термокружке и этой его фирменной полуулыбкой — поздоровался со всеми кивком.

— Можем начинать день, раз бабушка объявила перекличку, — шепнул Влад, появившись рядом. — Осталось только объявить построение.

Я усмехнулся.

Утро только началось, а уже казалось, что день идёт полным ходом. И всё-таки, несмотря на количество людей в доме, всё внутри как-то потеплело. Чуть-чуть.

Может, совсем чуть-чуть.

Сижу, ковыряю омлет. Шум за столом постепенно становится фоном — кто-то что-то обсуждает, Влад прикалывается над Тимуром, Лея спорит с Никой, у взрослых политические дебаты из-за новогоднего обращения президента.

И тут с лестницы раздались шаги. Медленные, ленивые. Я поднял голову — наконец-то, как говорится, «звёзды на выход»: Саша и Жека. Последние, как всегда.

Жека потянулся, будто не спал часов сорок:
— У кого кофе можно украсть, а? Или хотя бы остатки жизни?

Саша зевнула, сжимая резинку на запястье:
— Доброе утро, если что. Хотя скорее уже день.

— Мы уже почти завтрак закончили, — сказала мама. — Но осталось, не переживайте.

— Спасибо, тётя Полин, — кивнула Саша и присела рядом с Жекой. Тот налил себе чай, посмотрел на мою чашку и спросил:

— Барсов, что у тебя с лицом? Не выспался или опять о жизни размышлял?

— Если я тебе расскажу, ты рыдать начнёшь, — фыркнул я.

Он улыбнулся уголком рта:

— Я и так с утра чувствую себя трагедией. Давай, делись.

— У тебя есть час? — Я допил сок. — С графиками, диаграммами и ремарками «не повторяйте это дома».

— А ты с утра хорош, — хмыкнул Влад. — Особенно с сарказмом.

— У него просто система полностью загрузилась, — вставила Лея и снова чокнулась с Никой чашками.

Саша с интересом наблюдала за всеми нами. Она всегда так — молча, но внимательно. Мама назвала её «самой адекватной среди нас всех» и, к сожалению, была права.

Жека, разглядывая еду, спросил:
— А какие у нас сегодня планы, если не считать съесть весь холодильник?

— Центр, прогулка, потом, может, кино, — сказал Тимур. — Родители хотят «семейный выход».

— Ага, — Влад закатил глаза. — Планы: ходить, есть и снова ходить. Как старички в санатории.

— Барсов, ты с нами? — спросила Саша вдруг, глядя на меня.

Я кивнул.
— Конечно. Куда ж я денусь с подводной лодки.

Только натянул джинсы, волосы еще сырые, капли стекают по шее. Потянулся за футболкой, и тут — щелчок ручки. Я обернулся.
Алина.

На секунду замер, держа футболку в руке. Она тоже остановилась в дверях, будто не ожидала, что я тут — хотя куда бы я делся.

— О, извини, — выдохнула она и сделала шаг назад, но я поднял руку:

— Да нормально. Я всё равно уже почти оделся.

Она молча кивнула, но не ушла. Стояла. Смотрела. Я натянул футболку, не спеша, будто каждая секунда важна. Знал — если заговорит, то не просто так.

— Ты к чему-то? — спросил я, сглаживая паузу.

— Угу. — Она посмотрела на пол, потом на меня. — Мы же сегодня все вместе в центр?

— Да, вроде так. Тим говорил. Влад ещё шутил про «санаторий для молодых».

Уголок её губ дрогнул.
— Ты пойдёшь?

— Пойду. А ты?

— Не знаю. — Она села на край кровати, аккуратно. Как будто боялась что-то задеть. — У меня будто... знаешь, внутренний бардак. Всё вроде нормально, а внутри — каша.

Я кивнул.
— Очень знакомо.

Она посмотрела на меня. Глаза зелёные, как всегда. Только не колючие, не раздражённые — грустные. Уставшие.

— Марк, — сказала тихо.
— Я не хочу, снова читать лекции, но, не загоняй себя ладно?

— А у меня это хоть раз получалось? — хмыкнул я.

— Ну или хотя бы как не идиот. — Она чуть усмехнулась. — Я ж тебя знаю.

Я глубоко выдохнул и кивнул.
— Я попробую, но не обещаю.

Молчание повисло, но оно уже не было тяжёлым.

— Пойдём всё-таки с ними, — сказала она, поднимаясь. — Может, на свежем воздухе мозги прочистятся.

— А ты где была, когда мне это нужно было неделю назад? — пробормотал я.

— Дурак, — бросила она, уходя, но голос у неё был... мягкий.

Дверь закрылась. А я вдруг понял, что сижу и улыбаюсь, впервые за долгое время.

Внизу уже слышался привычный предпоездочный хаос:

— Тимур! Джек не твоя тень, хватит тащить его за собой!
— Мам, он сам за мной бежит!
— Влад, где твои перчатки?
— В кармане. Ну, почти.

Я спустился следом за Алиной. Все уже были почти в сборе: Лея ржала над чем-то, Жека крутил ключи на пальце, Тим снимал видео на телефон, как Джек вцепился в шапку Влада.

— Барсов, в этот раз без приключений, — подмигнул Жека. — Мы едем в город, а не спасать мир.

— Как скажешь, Бонд, — хмыкнул я и поймал взгляд отца.
Он стоял у входа, поправляя шарф.
— Поехали?

— Готов, — отозвался я.
Мы открыли дверь, и холодный воздух ударил в лицо. Я вдохнул глубоко. Зимний, острый, будто стирающий усталость.

А может, и прошлое.

Машина плавно выехала за пределы заснеженного участка. За окнами всё ещё царила новогодняя сказка — деревья в инею, снег мягко укрывал дорогу, в воздухе кружились мелкие искры, как будто кто-то стряхнул волшебство с ветвей.

Отец молчал. Не потому что злился — просто так у него всегда было. Тишина вместо лишних слов. Мы ехали минут десять, пока он не глянул в мою сторону:

— Всё в порядке?

Я кивнул.
— Угу.

Он чуть заметно усмехнулся.
— Ты стал реже спорить. Повзрослел?

— Или просто устал, — ответил я, глядя в окно. — А может, то и другое.

Папа не стал вдаваться. Снова тишина. Спокойная, почти родная.

— Ты правда хочешь в Питер? — вдруг спросил он. — Или сказал тогда, чтобы от тебя отстали?

Я замялся.
— Думаю. Не уверен, что хочу тут оставаться. Всё... какое-то тесное.

Он кивнул, будто ждал именно такого ответа.

— Съездим после праздников, хочешь? Посмотришь всё своими глазами. Только не торопись. Времени у тебя вагон.

— Хорошо, — сказал я.
И сам удивился, как спокойно прозвучал мой голос.

Мы ехали молча ещё минут пять. Радио что-то тихо играло на фоне, фоном проносились улицы, знакомые магазины, парк, где мы катались на санках в детстве. Город как будто приветствовал нас.

— Заедем сначала в тот магазин? — спросил папа. — Ты ж просил коробки с сюрпризами прикупить.

— Ага, — кивнул я. — Там ещё гирлянда одна... я не докупил.

— Ты устроил там маленькую Лапландию, — хмыкнул он. — Мать в восторге, кстати.

Я только усмехнулся. Пусть будет в восторге. Может, хоть на Новый год в доме будет по-настоящему тепло.

У магазина я первым вышел из машины, хлопнув дверцей и сунув руки в карманы. Папа не спешил — шёл сзади, зевая и жалуясь на то, что с утра такие пробки, как будто весь город решил срочно купить мандарины и гирлянды.

Внутри было людно. Кто-то тянул за собой тележку, кто-то обсуждал список покупок в телефоне, дети бегали между стеллажами с игрушками. Пахло кофе из соседней точки и чем-то еловым — в воздухе прямо стоял запах праздника.

Я направился к отделу с декором — точно помнил, где лежат те самые снежинки на окна. Нашёл коробку, протянул руку... и тут же вспомнил: Алина. Как она тогда разглядывала их, задержав взгляд чуть дольше обычного. Я будто снова увидел её глаза. Зелёные. С упрямством, с добротой — и с той болью, что я сам туда поселил.

— Марк, — позвал отец, подойдя сзади. — Вот эти подойдут?

Он держал в руках коробку с белыми свечами в форме звёзд.

— Да, классные. Возьмем.

Я быстро сложил снежинки, коробку с запасной гирляндой и ещё одну — с миниатюрными фигурками в форме зайцев и лис. Лея пищит от таких, стопроцентно.

Мы шли к кассе, и я заметил, как папа бросил взгляд на ценник.

— Ты уверен, что тебе всё это надо?

— Уверен, — кивнул я. — Это мои деньги. Хоть на раз в году сделаю что-то... не ради себя.

— Ты давно делаешь не ради себя, — тихо сказал он, но я промолчал.
Не хотел об этом сейчас.

На выходе мы встретили пожилую женщину, которая пыталась донести до машины огромный пакет с упаковкой подарков. Я, не раздумывая, подошёл и предложил помощь. Папа просто молча пожал мне плечо, пока я помогал.

Уже когда мы складывали всё в багажник, он вдруг сказал:

— Не знаю, кем ты станешь, сын, но человеком ты уже стал.

Меня будто подбросило изнутри. И от этого было тепло. Глупо, неловко — но тепло.

— Спасибо, — сказал я. — Поехали?

Он усмехнулся и хлопнул багажник.
— Поехали, АйТи-спасатель Нового года.

Папа повёл машину на поворот, а потом будто невзначай бросил:

— А если серьёзно, что у вас с Алинкой?

Я выдохнул. Хотел промолчать. Хотел соврать. Но у меня не получилось. Не перед ним.

— Не сошлись характерами, — пробормотал я, смотря в окно.

— Это я уже слышал. От матери. А теперь нормально скажи — что ты натворил?

Помолчал. Руки на коленях дрожали. Ну хоть кому-то можно сказать вслух.

— Я послал её, — выдохнул я. — Она пыталась говорить, объяснить… А я сказал: «Нахрен я тебе такой нужен?»

В машине повисла тишина. Настоящая. Даже гул двигателя будто стал тише.

— После этого, — продолжил я, — что бы я ни сказал, уже не имеет смысла. Потому что она... она же правда верила в меня. А я...

Отец ничего не говорил, просто сжал руль так, что костяшки пальцев побелели. Потом коротко бросил:

— Идиот.

— Знаю, — кивнул я.

— Ты её любишь?

Я посмотрел на него. В его взгляде не было ни злости, ни осуждения. Только прямота. Та самая, от которой не увернёшься.

— Да, — честно ответил я. — До дрожи.

Отец вздохнул и слегка качнул головой.

— Тогда борись, сынок. И не понтами, не "геройством", а поступками. Потому что если ты её правда любишь — она должна это не слышать, а видеть.

Я молча кивнул, смотря вперёд.
А внутри стало как-то… тише. Будто я впервые за долгое время выдохнул.

— А ведь я когда-то так же ляпнул твоей матери, — вдруг сказал отец после долгой паузы.

Я обернулся.
— В смысле?

Он тихо усмехнулся и смотрел на дорогу перед собой.
— Был момент… я ей соврал. Сказал, что на подработку, а сам поехал на нелегальные гонки. Тогда ещё Саша приперлась — бывшая. Мы с твоей мамой поругались жёстко. Прям до трясучки.
Потом ещё с её отчимом сцепились — она стояла на своём, я заступился. В итоге она собрала вещи и переехала ко мне. А на следующий день всё пошло крахом.

— А что случилось? Почему крахом? — спросил я, чувствуя, как в груди что-то сжимается.

Он замолчал. Пальцами постучал по рулю, а потом почти шёпотом:

— Мне пришлось исчезнуть. По-серьёзному. Тогда всё было слишком опасно, слишком грязно. Мама потом рассказала тебе, что я "умер"? Это и было то самое исчезновение. Три года. Три года я наблюдал за ней издалека, не имея права вернуться.

Я смотрел на него.
Он не преувеличивал. Не драматизировал. Просто делился.

— Я потерял слишком много времени из-за одного идиотского выбора, Марк. Одного. Ты не думай, что твоя история с Алиной ещё закончена. Пока ты дышишь — у тебя есть шанс. Только не повтори мою ошибку. Не теряй время. Не думай, что оно бесконечное.

Он повернул голову и впервые за весь разговор посмотрел мне в глаза.

— Понял?

Я молча кивнул.
Потому что да — понял. Как никогда раньше.

Я закрыл за собой дверь и оказался в тишине. Дом, обычно полный голосов и смеха, вдруг казался слишком большим и слишком пустым.

Джек, услышав шаги, тут же подбежал, завилял хвостом, ткнулся носом в ладонь.
— Эй, малыш, скучал? — я присел, почесал его за ухом. — Сейчас будем с тобой мужицки молчать и делать вид, что всё под контролем.

Я поднялся, прошёл на кухню, налил себе воды. В голове всё ещё звучал папин голос — про то, как он в семнадцать испортил всё, как исчез, как вернулся.

Я тяжело выдохнул и прислонился лбом к шкафчику.
— Ну и что теперь, Барсов? Чего ты ждёшь? — пробормотал я сам себе. — Что она вдруг поймёт, как тебе хреново? Или что у неё вообще не болит?

Я сел на подоконник, глядя во двор. Снег всё ещё лежал нетронутым, хрустящим и чистым. И только внутри меня было месиво.

Телефон завибрировал на столе. Сообщение от Жеки:
"Скоро будем, не разлей с Джеком чай, философ."

Я улыбнулся краешком губ.
— Очень смешно, Жек.

Я поднялся, подошёл к ёлке, поправил один из шаров, перекосившийся от сквозняка. Рядом всё ещё стояли подарки. Один из них — тот, что для неё.

Я не знал, прочитала ли она записку. Поняла ли. Или выбросила. Но я надеялся.
Нет, не на то, что она вернётся. А на то, что когда-то сможет простить.

Из коридора донёсся лай Джека — он уже мчался к входной двери.
— Похоже, мои философы вернулись, — пробормотал я и направился к прихожей.

Алина

Мы с Леей, Никой и Сашей вошли в дом, смеясь над тем, как Жека едва не уронил пакет с апельсинами прямо на кассе.
— И ты видела его лицо? — засмеялась Ника, едва сбрасывая с плеча шарф.
— А продавщица такая: «Молодой человек, у вас сетка порвалась», — подхватила Лея, и мы снова захохотали.
Саша даже прислонилась к стене, чтобы отдышаться.

За нами с шумом вошли парни: Влад, Тим и Жека — все с пакетами, как Санта-Клаусы, только слегка уставшие.
— Мда, нас даже не дождались, — буркнул Влад.
— Вы так тащились, что мы уже успели обсудить модные тренды 2025 года и три раза посмеяться над тобой, — парировала Лея с довольной ухмылкой.

Следом в дом зашли взрослые. Мама, как всегда, с хозяйским взглядом пробежалась по прихожей:
— Обувь аккуратно! Снег не растоптать по всему дому, пожалуйста.
Папа с дядей Лёшей и дядей Костей уже о чём-то вполголоса говорили, что-то про пробки и какие-то забытые шампанское и ёлочные шишки.

Я скинула сапоги и поднялась наверх, чтобы повесить пальто.
Проходя мимо гостиной, краем глаза заметила, как Марк сидит у окна, притихший, задумчивый, с кружкой в руках. Джек, как всегда, под боком.

Он выглядел… иначе. Как будто не совсем здесь. Или наоборот — слишком здесь.

Я отвернулась, быстро поднялась по лестнице. Не хватало ещё, чтобы он заметил, что я снова смотрю.

У себя в комнате я застыла на секунду у окна, глядя вниз.
Иногда кажется, что если бы мы умели говорить вовремя — всё было бы по-другому. Но теперь — просто тишина. И паузы, которые никто не хочет заполнять.

Лея постучалась в дверь.
— Алин, мы там десерт доставали… идёшь?

— Сейчас, — выдохнула я. — Иду.

Лея вдруг схватила меня под руку и буквально утянула прочь от гостиной, где взрослые уже начинали рассаживаться за стол. Мы свернули в сторону кухни, а потом за угол, где у окна стояли Ника и Саша, делая вид, что о чём-то совершенно невинном переговариваются.

— У нас план, — с заговорщицкой ухмылкой выдала Лея.
— Какой ещё план? — насторожилась я, всё ещё не совсем придя в себя после прогулки и странного взгляда, брошенного в сторону Марка.

— Идея моя, — тут же вставила Ника, — я так Никиту проверяла, пока мы были в ссоре.
— Чего?.. — я прищурилась. — Ничего не поняла.

Лея скрестила руки и наклонилась ближе:
— Я за столом ляпну: «Алин, а как твой Андрюша?», и мы просто посмотрим на реакцию Марка.
— Ты издеваешься? — я чуть не задохнулась от неожиданности. — Какой ещё Андрюша?

— Фиктивный, — пожала плечами Саша, будто это самая логичная вещь на свете. — Это мини проверка, ничего страшного. У нас даже имя условное.

— Девочки, — я прижала ладони к щекам, — я вообще-то не уверена, что хочу это делать.

— Ты хочешь знать, волнуешь ли его ещё? — спросила Лея, глядя в упор.
— Да, — выдохнула я, почти неслышно.

— Тогда — доверься нам, — Ника ободряюще сжала мою руку.

Я кивнула, чувствуя, как внутри всё скручивается в плотный узел — от волнения, страха, надежды и капельки дурацкой веры в "а вдруг".

Мы устроились в гостиной, кто-то с тарелками, кто-то с чашками, кто-то с подушкой в обнимку. Парни заняли приставку — Тимур и Влад уже вовсю орали на Жеку за «подставу» в гонке. Марк сидел чуть в стороне, с геймпадом в руках, но вроде как не особо в игре — рассеянный, задумчивый.

Мы сели кружком — я, Лея, Ника и Саша на полу у дивана, у каждой в руках по кружке какао и по огромному печенью, которое притащила Лея. Разговор тек лениво, фон создавали звуки из игры и шумные комментарии Тимура.

Лея переглянулась с девчонками, будто бы между прочим облокотилась на диван и выдала:

— Алин, а как твой Андрюша?

Я чуть не подавилась.
— Кто? — переспросила я, изображая наивность, хотя щеки уже полыхнули жаром.

— Ну, твой… этот. Новый. Вы же вроде на каток собирались, — добавила Лея, откусив печенье так спокойно, будто мы говорим о погоде.

Я отвела взгляд, ощущая, как на меня уставились трое глаз, и четвёртые — особенно важные — врезались в затылок.
Секунда — две — три.
Тишина на секунду зависла даже в игре.
Я бросила осторожный взгляд в сторону — Марк больше не смотрел на экран. Его руки всё ещё держали геймпад, но взгляд был не туда. В меня.

Он пытался не показать, что слушал. Но у него не получилось. Челюсть сжата, брови чуть сдвинуты, как тогда, когда он нервничал, но не хотел этого показывать.
Он смотрел на меня.
Так, как не смотрят на бывших, если тебе всё равно.

Я тихо опустила взгляд в чашку.
Лея мне подмигнула.
И я поняла — дурацкая проверка сработала.

— Так я не понял, что за Андрей и почему я не знаю? — вскинулся Тимур, приподнимаясь с подушки и озираясь на нас.

Лея со своей невинной улыбкой кивнула в мою сторону:
— Да просто написал ей тут один, Андрей. Очень настойчивый парень.

Я бросила на неё взгляд, который кричал: "Ты что творишь?"
Но уже было поздно.

Все уставились на меня. Особенно он.

Я пожала плечами, сделав вид, что это вообще пустяк.
— Да так... написал мне один недавно. Может, дней пять назад.

Марк всё ещё сидел, но глаза потемнели.

— Андрей, значит, — выдал он глухо, но с какой-то резкой интонацией, как будто имя это он прожевал вместе со стеклом.

Я выпрямилась:
— Ну да. А ты думал, я тебя вечность буду ждать?

Он резко отодвинулся от спинки дивана.
Без резких слов, без сцены.

— Я подышать, — бросил он, вставая и выходя в сторону веранды.

Все притихли. Даже приставка, кажется, замолчала.

Тим тихо:
— Эмм... по-моему, я чего-то не знал.

Лея шепнула мне на ухо:
— Прости, не думала, что он так среагирует...

А я всё смотрела в сторону, куда ушёл Марк, и впервые за долгое время не знала — злиться мне на него или... на себя.

— Тим, за мной. Пока чего не натворил, — резко сказал Влад и уже поднимался с пола.

Тимур только кивнул, пробрасывая короткий взгляд на меня, будто хотел что-то сказать, но передумал.

— Я с вами, — добавил Жека и, выключив геймпад, пошёл следом.

Я осталась сидеть на том же месте, сжав в руках стакан с остывшим какао. Пальцы дрожали.

Он так отреагировал…
Не злился. Не орал. Не закатывал сцен.
Он просто ушёл.
И это, пожалуй, било по мне куда больнее.

Лея опустилась рядом.
— Али... Я не думала, что он так среагирует. Я правда. Это же проверка была, не всерьёз…

— А он подумал, что всерьёз, — выдохнула я, отводя взгляд. — Ушёл, потому что до сих пор не отпустил. Или… потому что отпускает?

Лея ничего не сказала. Только сжала мою руку.

И в этот момент мне до боли захотелось сорваться и выбежать следом.
Сказать, что это была глупость. Что Андрей — вымышленный.
Что всё ещё…

Я резко встала.

— Я... мне надо выйти. Воздух. — И не дожидаясь ответа, пошла к двери.

Я шла по коридору, босиком, стараясь не шуметь. Просто хотела на улицу — остаться одна, остудить голову, разобраться, зачем вообще согласилась на этот идиотский "план" Леи. Но, проходя мимо веранды, замерла.

Голоса.

— Марк, я реально не знал про этого Андрея, даже не в курсах, — Тим говорил быстро, оправдываясь.

— Ягуар, не делай вид, что тебе похер, — в голосе Влада сквозила тревога, которую он плохо прятал за привычной бравадой.

— Серьёзно, Барсов, — добавил Жека. — Ты так вылетел, мы уж подумали, ты тут всё разнести хочешь.

Несколько секунд — тишина.

А потом я услышала его голос.
Низкий. Уставший. Настоящий.

— Просто, блять, я. Я реально стараюсь стать лучше. Каждый чёртов день. Чтобы, когда она была готова, она могла на меня опереться. Но, если она действительно счастлива с этим… в общем, вы поняли.

Сердце. Сжалось.
До боли.

Я прислонилась к стене, прикрыв рот ладонью.

— Мда, плохи дела, — глухо заметил Влад.

— Давай я выясню, кто такой этот Андрей. У Леи. Это же она ляпнула. Тем более, что я знаю рычаги давления на твою сестру, Барсов, — сказал Тим с какой-то недетской решимостью.

Но Марк… он просто вздохнул:

— Не надо. Может, она и выбрала его, потому что он, ну, не знаю… не такой, как я.

— В смысле? — не понял Жека.

— Ну, спокойный. Стабильный. Не лезет на рожон… А я? Я сам тебе тогда сказал.

Он замолчал, будто не решался повторить.
Но Тим тихо выдохнул:

— "Счастлива, даже если не со мной…"

Я стояла, вжавшись в стену.
И если до этого я сомневалась, сомневалась, стоит ли, есть ли шанс, вдруг всё было зря…
Теперь — нет.
Он не просто всё ещё чувствует.
Он верит, что не достоин.

И это было больнее, чем любые наши ссоры.

Я глубоко вдохнула и шагнула вперёд.

— Марк, — произнесла тихо, почти шёпотом.

Он резко обернулся.

Глаза.

Они встретились.

И я поняла — всё остальное не имеет значения.

Я слышала всё.

До последнего надеялась, что не услышу. Что не свернусь от этих слов внутри, не сожмусь в ком, не вспомню, как дышать.

"Я реально стараюсь стать лучше. Чтобы когда она будет готова — могла на меня опереться. Но если она счастлива с этим… вы поняли."

Вот что бесило больше всего. Не злило — именно бесило.
Что он решил за меня. Молча. Как всегда. Не спросил, не выдохнул рядом, не ударил кулаком по столу — просто ушёл. И теперь снова: "я просто хочу, чтобы она была счастлива". Красивые слова, за которыми — трусость.

Я прошла мимо веранды. Тим замолчал, Влад тоже. Жека чуть опустил голову, будто чувствовал: сейчас будет плохо.

Я не стала останавливаться. Только обернулась на секунду и спокойно сказала:

— Не переживай, Марк. Андрей хороший парень. Нам спокойно вместе. Без драк, без крика, без... вот этого всего. Он знает, чего хочет. Я ему нужна.

Он даже не пошевелился. Только челюсть сжалась, и взгляд упал куда-то вниз, как у человека, которому только что под дых.

— И да, — добавила я, уже отворачиваясь. — Я действительно счастлива. Пусть даже не с тобой.

Каждое слово обжигало мне язык. Потому что я врала. Врала отчаянно, глупо, почти по-детски.
Но если он решил быть тем, кто отходит в сторону, я тоже могу быть той, кто идёт дальше.

Только сердце не верило. Оно стучало как бешеное, будто умоляло: остановись.

Но я не остановилась.

Я вошла в дом, захлопнув за собой дверь чуть сильнее, чем нужно. Сердце всё ещё бешено колотилось. Не от злости — от страха. Страха, что перегнула. Что он всё понял слишком буквально.

Поднявшись на второй этаж, я закрылась в комнате, уткнулась в ладони.

Ну и дура, Алин.

Это был план. Шуточка. Лёгкая проверка. А в итоге?
Я зачем-то пошла дальше. Выдумала "Андрея". Назло. Чтобы показать, что мне тоже «нормально». Только вот ненормально.

Он не говорил это мне, не бросал в лицо, не швырял эти слова как упрёк. Он сказал тогда Тиму. И я случайно услышала.

"Нахрен я ей такой нужен."

Не "нахрен ты мне", а "нахрен я ей".
И это...
Это было больнее, чем если бы он действительно меня оттолкнул. Потому что это был его страх. Его неуверенность. Его попытка сохранить расстояние, чтобы не сделать ещё больнее.

А я в ответ — этот дурацкий "Андрей", это лицо с фразой «А ты думал, я тебя вечно ждать буду?»

Ну и что теперь? Горда, да? Довольна?

Я резко выдохнула, стянула с себя свитер, села на кровать.
На запястье блеснул браслет. Тот самый, с витрины. Он помнил.

Губы дрогнули.

— Ты ведь стараешься, да? — прошептала я сама себе. — А я — делаю вид, что мне всё равно.

Тихий стук в окно сбоку заставил меня вздрогнуть.
Но нет — это просто ветер. Просто зима. Просто я снова остаюсь одна в комнате, полной чувств, которые никому нельзя вслух.

Я пролежала так, не двигаясь, минут десять. Может больше. Слушала, как скрипит дерево за окном, как внизу смеются — кажется, Влад и Тим снова кого-то подкалывают. И вроде всё как обычно. А у меня внутри — ком.

В дверь тихо постучали. Один раз. Второй. Потом — молчание.

Я не ответила. Просто не могла. Потому что если увижу его сейчас… боюсь, не удержусь.

Прошло ещё немного времени. Я заставила себя подняться, подойти к зеркалу. Сняла браслет. Положила его обратно в коробочку и спрятала в ящик комода.

— Не время, — выдохнула я. — Не сейчас.

Уже выходя из комнаты, я слышала, как внизу зазвучала музыка. Кто-то включил колонку. Песня была не из весёлых — медленная, немного грустная. И знакомая. Из тех, что мы слушали когда-то вместе.

Я спустилась вниз, в гостиную. Свет был приглушён. На полу кто-то уже раскинул пледы и подушки — явно готовились к ночному марафону фильмов.
Марка видно не было.

— Он на улице, — тихо сказала Лея, подходя ко мне с кружкой какао. — Всё хорошо. Влад с ним, дышат.
Она помолчала, потом добавила:
— Тебе правда не всё равно, да?

Я не ответила. Просто посмотрела на неё.

Лея кивнула.
— Я не скажу. Но, Алин… если всё ещё любишь — не жди вечно. Он может решить, что не заслуживает даже попытки.

Тимур

На веранде было холодно, но Марк стоял в одной футболке, как будто не замечая. Руки в карманах, взгляд — куда-то сквозь меня. Я скинул взгляд на Влада, тот молчал, губы сжаты в тонкую линию.

— Брат, — я сделал шаг ближе, — ты чего так вылетел? Это же просто имя.

Марк резко обернулся:

— "Просто имя"? Ты серьёзно?

Глаза у него блестели, но не от слёз — от злости. Не на нас. На себя. На ситуацию. На этот чёртов мир.

— Она говорит мне: «А ты думал, я тебя вечность буду ждать?» — Он усмехнулся, но в этом не было ни капли веселья. — А я, идиот, реально ждал. День за днём. Не писал, не подходил — думал, так правильно. Дать ей время. Пространство. Выбор. А в итоге... просто вычеркнули.

Влад отозвался тихо:

— Может, она тоже играет? Проверяет, как ты отреагируешь.

Марк мотнул головой:

— Да нет, Влад. Знаешь, в чём прикол? Я сам сказал ей тогда — "нахрен я тебе такой нужен?" Я сам себе яму выкопал. Она просто... согласилась.

Он резко облокотился на перила и выдохнул:

— Я сто раз прокрутил всё это. Где ляпнул не то. Где повёл себя как мудак. И каждый раз возвращаюсь к одному: я не умею нормально. У меня всё через край, через взрыв. А ей, может, надо что-то простое. Тихое.

Я сжал зубы. Влад качнул головой:

— Знаешь, что не тихое? Сердце, когда она на тебя смотрит. Я это вижу, Марк.

Я тоже видел. Но сейчас было не время убеждать его. Он слишком глубоко ушёл в себя.

— Ладно, — пробормотал он, — если у неё правда кто-то есть… пусть будет счастлива. Я не лезу. Просто... просто это больно. Знать, что ты был "почти".

Мы молчали. Не потому что нечего сказать. Просто иногда молчание — это и есть поддержка.

Марк всё ещё стоял, облокотившись о перила, будто собирался остаться здесь на всю ночь. Но Влад хлопнул его по плечу:

— Пошли, там девчонки киномарафон устроили. Саша уже угрожает, что начнёт без нас.

Марк скосил на него взгляд, чуть устало, чуть иронично.

— А если я не хочу смотреть их слёзливое "вот бы у нас тоже так" кино?

— Значит, будешь страдать в компании, — пожал я плечами. — Ну давай, Мурзик, мы же оба знаем, что ты всё равно пойдёшь.

Он вздохнул, коротко усмехнулся и медленно оттолкнулся от перил.

— Я просто в углу посижу. Без комментариев. Без шуток.

— Без шуток — не ты, — усмехнулся Влад. — Только попробуй не подпевать, если снова включат "Мамма миа".

— Тогда точно сбегу.

Мы втроём направились к дому. В гостиной уже гасили свет, девчонки раскинулись на подушках, у кого-то уже в руках была кружка какао. Лея в пледе, Алина сидит ближе к экрану, рядом Ника и Саша. Она на секунду подняла взгляд, и я увидел, как их глаза с Марком пересеклись. Молча. Без слов.

Но этого взгляда хватило, чтобы в Марке что-то дрогнуло.

Он всё-таки остался.

— Серьёзно? "После?" — я закатил глаза, вваливаясь в гостиную с пакетом чипсов. — Это новогоднее настроение или мы празднуем 14 февраля с отставанием на полтора месяца?

Лея, развалившись в кресле, бросила в меня подушкой:

— Не бурчи, фильм Ника выбирала.

— Между прочим, — вступилась Ника, вытянув ноги на пуф, — здесь хотя бы как в реальной жизни. Без этой розовой сахарной мишуры, как в других фильмах.

— Я сейчас блевану, — протянул Жека с видом обречённого.

— Подумал, что сказал? — Саша прищурилась, бросив на него убийственный взгляд.

Жека вздохнул и наигранно сложил руки на груди, глядя в потолок:

— Прости, любовь моя… Признаю, "После" — это лучшее, что придумало человечество после плова и носков с подогревом.

Мы с Владом синхронно захохотали. Марк молча сел в кресло у окна, подальше от экрана, но я заметил — он всё равно слушал. Он смотрел не на экран, а… туда, где сидела Алина. А она, будто и не замечая этого, водила пальцем по краю кружки и иногда косилась в его сторону.

Мда. Марафон обещает быть интересным.

Я знал, что с Марком что-то не так.

Обычно он не мог молчать дольше пяти минут — особенно если на экране начиналась любовная дичь. Он обожал подкалывать: «О, смотри, у них сейчас будет момент "я вижу тебя насквозь",» или «Эй, оператор, ещё крупнее сними, мы не поняли, что он влюблён.»

А сейчас… тишина.

Прошла уже почти половина фильма, на экране — очередная сцена, где герой с трагическим лицом молча смотрит на героиню через окно автобуса, под какой-то драматичный саундтрек. Я повернулся к Марку. Он сидел откинувшись в кресле, ноги вытянуты, руки скрещены на груди. Взгляд прикован к экрану, но глаза какие-то стеклянные. Пустые.

Он даже бровью не повёл, когда герой, весь в соплях, зачитывал письмо из серии «Ты была моим светом в темноте».

Лея наклонилась ко мне и шепнула:

— Он даже не моргнул, когда она выбежала под дождь в босоножках. Что-то с ним.

— Я заметил, — тихо ответил я, бросив взгляд на Алину.

Она старалась не смотреть в его сторону, но, зная её, я видел по жестикуляции: она слышит каждое его движение, ловит дыхание. И притворяется, что нет. Знакомо.

Саша зевнула и уткнулась в плечо Жеки. Влад ушёл за попкорном и до сих пор не вернулся. А я продолжал следить за братом, который раньше комментировал даже "Титаник" с выражением «Ну что за цирк, а не кораблекрушение».

И тут я понял. Он внутри себя. Что-то крутит. Что-то перемалывает.

Потому что настоящая буря — она всегда беззвучная.

Фильм закончился. Финальные титры поползли по экрану, а в комнате воцарилась напряжённая тишина, такая, будто никто не знал — вставать уже или досидеть до последней буквы.

Марк не шелохнулся. Он просто сидел. Как будто сцепился с чем-то внутри себя и не мог разжать кулаки, даже если бы захотел.

Я встал первым и хлопнул его по плечу:

— Эй, брат, просыпайся. Реклама закончилась, пора возвращаться в реальность.

Он отреагировал с опозданием, будто со дна всплывал. Молча кивнул. Без привычной хмылки. Без фирменного «Ну и хрень же мы только что посмотрели». Просто встал, будто тело двигалось отдельно от него.

Алина стояла у двери, разговаривала с Сашей и Никой. Я успел уловить, как она одним глазом скользнула по Марку. Буквально на полсекунды — но я заметил.

Она не знала, что делать с этим взглядом. А он, кажется, даже не видел её. Или делал вид, что не видит.

— Барсов, ты вообще с нами? — спросил Влад, вернувшись с чипсами и кока-колой. — Ты сегодня какой-то… не ты.

— Всё норм, — коротко бросил Марк и прошёл мимо нас.

Да ни хрена не норм. Я его знаю. Он будто отключил все свои эмоции и запер их за десятью замками, чтоб не сорваться. Потому что как только сорвётся — всех снесёт.

Я посмотрел на его спину, потом на Алину.

— Лея, — прошептал я, — скажи мне, пожалуйста, что Андрей всё-таки вымышленный.

Она не ответила, просто нервно куснула губу и отвела взгляд. Всё понятно. Эксперимент удался. Только с последствиями никто не подумал, как справляться.

— Так, а ну пошли со мной, — сказал я, закидывая Лею себе на плечо, как мешок с сахаром.

— Тимур! — завизжала она, застучав кулачками по моей спине. — Отпусти меня на землю! Костров, сейчас же!

Я рассмеялся, проходя мимо все ещё сгорбленного Марка:

— Не ори, как будто я тебя в подвал тащу. Мне нужно с тобой поговорить. Срочно.

— Тимур, я в юбке! — прошипела она. — С ума сошёл?!

— У тебя колготки, я проверял. Всё культурно, барышня.

— Тим! — она попыталась согнуться, но я держал крепко. — Я тебя пришибу, клянусь!

— Дай мне две минуты. Потом можешь швырнуть в меня тапком, но сначала — разговор.

Я вынес её в холл, поставил аккуратно на пол и, наконец, посмотрел ей в глаза. Лея дышала часто, щёки пылали.

— Это что за фигня с Андреем? — спросил я, глядя прямо.

Она сжала губы.

— Лей, я не шучу. Марк весь вечер будто под водой. Это что, проверка?

— Ну… — она поникла, — мы с девчонками решили… Просто посмотреть, как он отреагирует. Это же очевидно, что он до сих пор...

— До сих пор. Вот именно. — Я отступил на шаг. — А ты из него вытаскиваешь всё дерьмо, которое он уже и так себе придумал. Ему хватает его собственных тараканов, поверь.

Лея опустила глаза. Я вздохнул.

— Я знаю, ты хотела как лучше. Но вы сделали больно обоим. И знаешь что? Он ведь реально думает, что не заслуживает её. Потому и молчит.

— Тим… — прошептала она.

— Поговори с Алинкой. Пусть либо скажет правду, либо перестанет играть. Потому что Марк — не из тех, кто второй раз ломается и собирается.

Я развернулся и пошёл обратно в гостиную, бросив через плечо:

— И кстати. Ты мне теперь должна тёплую шоколадку и массаж. За моральные страдания.

Лея фыркнула, но ничего не сказала.

Я поднялся по лестнице, с каждым шагом всё больше злясь. Эта сцена с «Андрюшей» выбесила не меньше, чем реакция Марка. Чёрт, да он же реально готов свернуть для неё горы, а она… играет?

Не постучав, распахнул дверь в комнату сестры.

Алина сидела на кровати, скрестив руки на коленях, подбородок дрожал, в глазах — слёзы.

— Что, Андрюша обидел? — выдал я резко, хотя тут же понял, что зря.

Она подняла на меня взгляд. Обожжённый, злой, обиженный.

— Иди к чёрту, Тимур, — прошептала она и отвернулась.

— Лин… — я закрыл дверь за собой, подошёл ближе. — Прости. Это было грубо. Просто…

— Просто ты, как всегда, не вникаешь. — Голос дрожал. — Ты думаешь, что всё знаешь, а на деле…

Она утерла глаза рукавом.

— Я не хотела его ранить. Я сама не ожидала, что так отреагирую. Он смотрел на меня, как будто я чужая. Даже не враг. Просто… никто. — Последнее слово она почти выдохнула.

— Эй, — я присел рядом, положил ладонь на её плечо. — Он так смотрел, потому что поверил. А если бы не поверил, продолжал бы надеяться, держался бы — ты бы тоже не смогла.

— Я хотела, чтобы он почувствовал хоть что-то. Чтобы понял, каково это — не знать. Не понимать. Ждать.

— Он знал, Алина. Он чувствовал, но просто считал, что не имеет права. Потому что, черт подери, он сам себе вдалбливает, что не достоин.

Она молчала, кусая губу.

— Скажи честно. — Я чуть наклонился вперёд. — Андрей вообще существует?

— Нет. — Алина выдохнула. — Прости. Я просто… устала. Устала притворяться, что всё в порядке. Что я не скучаю. Что не люблю его.

— Тогда, чёрт возьми, хватит молчать, — мягко сказал я. — Пока вы оба не просрали друг друга окончательно.

Она не ответила. Только сжала пальцы в кулак и снова отвернулась.

— Он же не просто так от тебя ушёл. Он тогда тоже был не в себе. Дурак. Сказал эту фразу… «Нахрен я тебе такой нужен». А ты её как ножом, да?

Она посмотрела на меня. И, наконец, выдохнула:

— Это не просто фраза, Тим. Он не просто ляпнул. Он так думал. А я… я ведь его любила. Люблю. А теперь ещё и чувство, что он действительно стал лучше. А я — будто торможу.

Я почувствовал, как внутри всё сжалось.

— Не неси чушь. Ты вообще знаешь, сколько он для тебя сделал? Даже когда молчал? Подарки. Браслет. Гирлянды эти дурацкие. Работу нашёл, потому что хотел быть достойным. Он каждый вечер домой приползал убитый, чтобы копить на сюрприз для тебя.

— Зачем тогда всё испортил? — спросила она. — Если любил — зачем?

Я развёл руками.
— Потому что идиот. Потому что испугался. Потому что думал, что ты заслуживаешь кого-то стабильного, не с замашками питбуля, не с кучей страхов и багов из детства.
Но знаешь что?

Я поднялся с кровати, подойдя к двери, но обернулся:

— Он тебя не отпустил. Просто делает вид, что смирился. Но если ты сейчас окончательно махнёшь рукой — ему не останется даже надежды.

И перед тем как выйти, бросил:

— Ты ему нужна, Алин. Даже если ты не понимаешь, как сильно.

Я вышел из её комнаты, прикрыв за собой дверь чуть тише, чем хотел. В груди тяжело. Как будто все чувства, что она держала внутри, теперь перекочевали ко мне.

На кухне горел тёплый свет.
Мама стояла у плиты — в одной руке половник, в другой кружка. Рядом, за столом, сидел отец, задумчиво крутя в ладонях винный бокал.
От кастрюли шёл терпкий запах глинтвейна — корица, гвоздика, апельсин. Уютно. Почти.

— О, Костров младший, ты чего как привидение? — кивнула мама. — Идешь пробовать или просто мимоходом заглянул?

— Ага, мимоходом, — пробормотал я, подойдя ближе и опершись о край стола.
— Чё-то вы тихо сидите. Новый год же на носу. А вы как на поминках.

— Слушай, философ, мы тут вообще-то наслаждаемся вечером, пока вы все носитесь, как угорелые, — фыркнула мама, наливая вторую кружку.
Подала её отцу. Он кивнул ей с благодарностью, потом посмотрел на меня поверх бокала:

— Ты с Алинкой говорил?

Я вздохнул.
— Говорил. Она… она до сих пор держится за всё. За боль, за воспоминания, за него. Хотя делает вид, что уже всё, прошло и забыто.

Мама отложила половник и присела рядом.

— Вы с Леей, с Владом, с этой вашей компанией… такие взрослые и такие ещё дети. Всё всерьёз, на всю жизнь, а потом — хлоп — и всё рассыпается. Но если чувства настоящие… не уйдут просто так.
Она помолчала и добавила:
— Даже если вы оба делаете вид, что всё окей.

Я кивнул.
— Он её любит, мам. Просто не знает, как быть. Боится снова облажаться. А она…
Сжал ладони.
— Она боится, что снова в него поверит, а он опять исчезнет. Как в тот раз.

Отец тихо хмыкнул:

— Ну так пусть кто-нибудь первый сделает шаг. Без лишнего пафоса. Просто… по-человечески.

— Ты думаешь, у нас это получится? — спросил я.
Он усмехнулся:

— Смотря у кого из вас хватит ума раньше перестать быть упрямым бараном.

Мы рассмеялись. И на секунду стало легче.

В дверь кухни заглянул Марк. Вид у него был обычный — спокойное лицо, руки в карманах, глаза как будто ничего не говорят.
Но я уже знал этого упрямого — когда у него всё «супер», значит внутри ураган.

— Марк, всё хорошо? — мама повернулась к нему, мягко, с беспокойством в голосе.

— Да, тёть Диль, всё супер, — пожал плечами он. Слишком буднично.
Встал у края стола, как будто случайно. Но мы с батей переглянулись — оба поняли: не случайно.

— Как на работе? — спросил отец, поднося кружку ко рту.

— Не жалуюсь, дядь Лёх, — ответил Марк.
Потом замолчал. Несколько секунд просто стоял, не отводя взгляда от узора на скатерти. Потом будто очнулся.
— Лейка спит уже?

— С Сашей болтают, — ответила мама. — А что?

— Да ничего. Просто спросил.
Он провёл рукой по волосам, сел на край табуретки и вдруг выдохнул, будто сбрасывая напряжение:

— Я... можно просто посижу здесь немного?

Мама кивнула:
— Конечно, зайка. У нас тут тихо. И глинтвейн есть. Безалкогольный.

— Только если нальёте сами. А то я ещё что-нибудь уроню — вы же меня знаете.

Все тихо усмехнулись.
Я смотрел на него, молча, сдерживая желание как-то подтолкнуть. Сказать «поговори с ней», «скажи, что чувствуешь». Но в такие моменты он был как замкнутый сейф. И если начинать давить — просто уйдёт в себя.

Вместо этого я встал, подошёл к нему и хлопнул по плечу:

— Пойду найду Влада. Ты если что — не проветривай себя слишком долго, понял?

Он кивнул, не поднимая головы.
А я вышел. Потому что иногда… просто посидеть рядом — это тоже способ быть рядом.

Я вышел из кухни, но не ушёл далеко. Остановился у лестницы, опёрся плечом о перила и просто стоял. Слушал, как за спиной мама тихо наливает глинтвейн, как папа листает новости в телефоне, как Марк молчит.
Он никогда не жаловался. Никогда первым не говорил. Даже когда внутри всё разваливалось, держался, будто сам себя убедил — эмоции это слабость. Особенно в его возрасте, особенно после всего, что он натворил.
Но я-то видел.

Я вздохнул, и в этот момент рядом возник Влад с кружкой кофе. Он посмотрел на меня, кивнул в сторону кухни:

— Он в порядке?

— Как обычно — говорит, что “супер”, а внутри как будто с гвоздями чай пьёт, — буркнул я, потерев лицо. — Пытался с ним поговорить раньше. Глухо.

— Потому что не с тобой ему надо говорить, а с ней, — пожал плечами Влад. — Но они оба, как два упрямых броневика.

Я усмехнулся.
— А ты не хочешь случайно напомнить ему, что если он будет молчать дальше, она реально уйдёт к какому-нибудь "Андрею"?

— Ты думаешь, он не боится этого каждый день? — Влад отпил кофе и тихо добавил. — Ты бы видел, как он смотрел на неё, когда она смеялась с Лейкой и Сашей. Это не “люблю”. Это “живу ради неё и сам же себя за это сжигаю”.

Я сжал челюсть.

— Вот именно. Значит, будем спасать нашего Мурзика от его собственного идиотизма.
Пауза.
— У тебя есть план?

Влад хитро усмехнулся:

— Пока только общий чертёж. Но если Лейка с нами — есть шанс.
Он посмотрел вверх на второй этаж.
— Думаю, пора поговорить с твоей сестрой. Настоящий братский сговор. Что скажешь, Костров?

Я кивнул.

— Делаем.

Я втолкнул Лею в комнату, Жека, как всегда, шёл с ухмылкой, будто это не тайный заговор, а подготовка к вечеринке. Влад тащил за собой Нику, которая выглядела так, будто её только что похитили инопланетяне.
— Что происходит? — нахмурилась она, глядя то на Влада, то на меня.

— Эти два упрямых барана меня уже бесят, — процедил я, захлопывая дверь. — Сколько можно играть в молчанку и делать вид, что им всё равно, когда оба дохнут по друг другу?

— Тимур, ты серьёзно думаешь, что сможешь это как-то... починить? — Лея посмотрела на меня с сомнением, но в её глазах уже мелькнула искра интереса.

— Не починить. Подтолкнуть. Немного. Чуть-чуть. Пока они окончательно не разрушили всё.

Влад скрестил руки на груди: — Надо что-то устроить. Сцену, ситуацию, при которой их зажмёт в одном месте. Без возможности сбежать.

— Закрыть в кладовке? — усмехнулся Жека.

— Нет, ну ты прикалываешься, но идея не такая уж и плохая, — пробормотал я. — Надо только без давления. Не в лоб. Чтобы выглядело случайно.

— Типа... квест? Или… елка с тайными желаниями? — предложила Ника, облокотившись на диван. — Чтобы каждый писал, чего он хочет в новом году, а потом все это зачитывается.

— Это мило, но мало, — покачал головой Влад. — Нам нужно, чтобы они остались вдвоём. Лицом к лицу. Без вариантов уйти.

Лея вдруг выпрямилась: — У меня есть идея. Помните домик на дереве у бабушки за участком? Он всё ещё стоит.

Я прищурился: — И?

— Мы просим кого-нибудь — например, Марка — помочь “починить” гирлянды. А Алину — принести “забытую коробку с игрушками”. Оба туда. Дверь хлоп. И замок “заел”.

Жека расхохотался: — Да вы маньяки, а не спасатели.

— Ты с нами или как? — спросил Влад, прищурившись.

— Ну конечно с вами. Кто ещё, кроме нас, будет совать нос в чужие любовные драмы.

Я посмотрел на всю эту банду и выдохнул.

— Ладно, действуем. Но аккуратно.

— Как хирургическим скальпелем, — хмыкнул Влад.

— Скорее как кувалдой, — добавила Лея и подмигнула.

Марк

Я только плюхнулся на кровать, уткнувшись лицом в подушку. День был слишком… странным. Напряжённым. Муторным. Я старался держать лицо, не огрызаться, не реагировать, но внутри всё крутилось в каком-то диком водовороте.

Стук в дверь я проигнорировал.

— Марк! — донёсся голос отца снизу. — Сходи, пожалуйста, посмотри гирлянду, что-то там с проводкой в домике на дереве. Дядя Костя говорит, что мигает и искрит.

Я выдохнул и перевернулся на спину. Конечно. Только я устроился, сразу — "помоги", "посмотри", "почини".
Поднялся с кровати, натянул толстовку и крикнул в ответ:

— Ща пойду!

На лестнице пахло пирогом и глинтвейном. Тёплый, уютный, зимний дом. И только в моей голове — война.

На пороге стоял отец, с ключами от домика и фонариком. Протянул мне.

— Смотри аккуратнее, ладно? Если вдруг проводку реально замкнёт — сразу кричи.

Я взял всё молча, просто кивнул. В голове лишь крутилась одна фраза: "Ну да, а ты думал, я тебя вечность буду ждать?"
Вот и не думал. Вернее, надеялся, что... но, какая разница.

Я вышел в темнеющий вечер. Снег приятно похрустывал под ботинками.

Домик на дереве стоял чуть в стороне, среди елей. Пара лампочек на нём действительно подмигивали как-то криво, будто издеваясь. Я забрался по лестнице наверх, отпер замок и включил фонарик. Внутри было прохладно, пахло еловой смолой и старыми досками. Я присел у розетки, проверяя провод.

И тут — щелчок.

Дверь за спиной захлопнулась.

— Э, кто там?! — я дёрнулся, встал.

Потянул за ручку — не поддаётся. Ни снаружи, ни изнутри.

— Серьёзно?! — пробормотал я, резко обернувшись.

И в тот же момент услышал тихие шаги на лестнице. А потом — её голос:

— Это ты? Папа сказал, что тут коробку с игрушками забыли…

Дверь открылась, на пороге стояла Алина, с пакетиком в руках, немного удивлённая.

— Что ты тут делаешь?

Я выдохнул и уже открыл рот, как — бах — дверь снова захлопнулась снаружи.

И щелчок замка.

Мы оба уставились друг на друга.
Молчание.

— Ты... это слышала? — медленно спросил я.

Алина кивнула, недоверчиво подойдя к двери, дёрнула ручку. Ноль.
Она бросила на меня взгляд:

— Нас закрыли.

Я поднял руки:

— Честно, я не при делах.

Она смотрела с прищуром.

— Очень убедительно.

Я вздохнул. Ну вот. Началось.

Я дёрнул дверь. Закрыта. Щёлкнул замок — безрезультатно.

— Чёрт.
— Не пытайся. Я уже пробовала.
Я обернулся. Алина стояла в проёме, облокотившись на косяк. Холодная, сдержанная. Как будто я — последний человек, кого она хотела бы сейчас видеть.

— Фантастика. — Я махнул рукой. — Нас реально заперли.
— Не "нас", Марк. Тебя. Я просто здесь оказалась по совпадению.

Я фыркнул.
— Конечно. Совпадение. Как и вся наша история.

— Не начинай. — Голос у неё дрогнул.
— Я вообще молчал.

— Типично. Когда надо — ты всегда молчишь. — Она сделала шаг ближе. — Молчал, когда я ждала объяснений. Молчал, когда ты меня оттолкнул. И всё, что нашёл, чтобы "разрешить" ситуацию — "нахрен я тебе такой нужен". Серьёзно, Марк?

— Да, серьёзно! Потому что я реально тогда верил, что ты достойна лучшего. — Я резко развернулся к ней. — Я жил на качелях, с работой, с сорванной психикой, я не мог дать тебе стабильности. Хотел, чтобы ты была счастлива. Пусть даже не со мной.

Она усмехнулась.
— Знаешь, это и правда получилось. Потому что сейчас мне пишет Андрей. И с ним... спокойно.
Я почувствовал, как в груди что-то сжалось.
— Андрей, значит.

— Да. Он не играет в молчанку, он не устраивает драм, не ведёт себя как ребёнок, который сам не знает, чего хочет. Он... как за каменной стеной.

— Ну, отлично. Нашла свою стену.

— Да. Нашла. Потому что я устала. От тебя. От качелей. От надежд, что ты вырастешь, а ты вместо этого только глубже прятался за маской.

— Алина, ты серьёзно хочешь сравнивать меня с каким-то "Андреем", которого ты знаешь пять дней?!

— А ты где был всё это время, Марк?! Я тебя ждала. Смотрела, как ты "становишься лучше", как ты исчезаешь в работе, в обязанностях, в "мне сейчас не до этого". Я устала быть запасным вариантом, устала верить, что ты появишься. И, прости, но у меня нет больше сил.

Я сглотнул. Это было как удар под дых. Я понимал, что часть её правды — горькая, болезненная, но честная.

— Ты думаешь, мне было легче?! — Я повысил голос. — Я каждый чёртов день смотрел в зеркало и думал, как мне стать хоть кем-то достойным тебя. Я работал, старался, рос, чтобы если однажды ты решишь, что готова — я смог тебя не подвести.

Она опустила глаза.

— Но ты всё равно меня подвёл, Марк. Когда мне было плохо — ты исчез. А теперь хочешь, чтобы я притворилась, будто ничего не было?

Тишина. Только наши дыхания и напряжение, натянутое как струна.

— Андрей — не я, Алина. Он, может, и стена. А я — человек. Я живой. С болью, с ошибками, с попытками. Но, чёрт возьми, я тебя никогда не забывал.

— А я устала помнить. — тихо сказала она.

Дверь щёлкнула. Открылась. Голос Тимура снаружи:

— Вы там долго мириться будете? Или уже кидаться ёлочными игрушками начали?

Я не шелохнулся.

— Пойдём? — спросил я, не глядя на неё.

Алина прошла мимо. Почти не глядя.

— Пока ты не определишься, кто ты — человек или стена, — не зови меня обратно.

Я вывалился из этой проклятой комнаты, как будто после марафона. Грудь всё ещё сжимала злость, но уже не только на неё — на себя, на ситуацию, на то, что вообще всё так пошло.

Возле двери стоял Тимур. Руки в карманах, лицо как у кота, который только что сбросил вазу и теперь делает вид, что ничего не было.

— Твоя идея? — бросаю.

Он криво усмехнулся.
— Коллективная. Влад, Лея, я, Жека… Все постарались.

Я фыркнул.
— Ага, спасибо, помог. Прям охренеть как.

Он удивился:
— Чё, серьёзно?
— Иди в жопу, Костров!

Я развернулся, потому что иначе бы либо врезал ему, либо сам рухнул. Глаза горели, кулаки сжаты.

— Марк, стой! — позвал он. — Подожди, ты чего заводишься? Это же вы оба упрямые как два носорога! Мы просто хотели—

Я не оборачивался.
— Хотели? Хотели сделать ещё хуже? Поздравляю, получилось.

Я ушёл в сторону заднего двора, туда, где была тишина и не пахло ожиданиями от людей, которые считают, что знают, как мне лучше.

Я шёл через сад, мимо заснеженных деревьев и фонарей, заливающих всё мягким светом. Снег хрустел под кроссовками, дыхание выбивалось паром. Хотелось выкурить сигарету, хотя я и не курил. Просто что-то делать, чтобы не чувствовать себя так. Слабым. Виноватым. Потерянным.

«Как за каменной стеной».
Вот уж под дых.
Не «мне с ним хорошо», не «он заботливый», а «стабильный, спокойный».
Всё то, чего, по её словам, не было со мной.

Да, я был качелями. Я и сейчас ими остаюсь. Но, чёрт возьми, я старался. Работал. Старался стать тем, кем она могла бы гордиться. Кто не срывается, не исчезает, кто умеет держать слово, держать удар. И вроде бы получалось… до сегодняшнего вечера.

Я присел на лавку. Деревянная, холодная, снежная. Плевать.
Смотрел на ёлку, которую мы с отцом наряжали утром во дворе. На гирлянды, на светящиеся олени.
Красиво.
Но как же больно.

Я достал телефон, открыл диалог с Алиной — тот самый, который сто раз перечитывал, но так и не написал в ответ.
Сейчас тоже не мог.
Потому что если напишу — сорвусь.
А я дал себе слово: если уж не могу быть рядом, то хотя бы не мешать.

«Пусть будет счастлива», — я тогда сказал.
Но ведь не знал, что это будет так больно, когда это действительно случится.

Я не слышал, как она подошла. Просто почувствовал, как рядом села кто-то — знакомый, родной аромат духов, лёгкий скрип снега под сапогами.

— Замёрзнешь, — тихо сказала мама.

Я чуть повернул голову, но смотреть на неё не мог. Не хотел. Если посмотрю — всё. Потеряю лицо. А я уже и так весь вечер на грани.

— Ты ведь не просто так тут сидишь, — продолжила она спокойно. — Знаешь, когда ты был маленьким, ты всегда убегал на балкон, если обижался. Даже летом. Сидел там в тишине, грыз ногти и дулся. Потом сам возвращался, когда успокаивался. Помнишь?

Я кивнул. Ком в горле мешал говорить.

— Так вот. Я тогда тоже выходила и садилась рядом. Только ты думал, что я просто бельё развешиваю или проверяю погоду. А я просто хотела быть рядом. Потому что иногда не нужно ничего говорить, просто знать, что ты не один — уже лечит.

Я провёл ладонью по лицу, пытаясь спрятать дрожь.

— Я... просто не знаю, как дальше, — выдохнул я, сжав пальцы. — Понимаешь? Я стараюсь. Честно. Но всё равно как будто недостаточно.

Мама мягко положила ладонь мне на плечо.

— Может, и не нужно быть «достаточным», Марк. Может, нужно быть настоящим. Живым. Ошибающимся. Но не теряющим себя. А если человек твой — он поймёт. Вернётся. А если нет... то он никогда и не был твоим по-настоящему.

Она встала и слегка тронула моё плечо.

— Пойдём в дом. Там тепло. А здесь даже гордость простудиться может.

Я фыркнул. Это было... смешно. По-маминому.

— Через пару минут, — ответил я. — Правда.

Мама кивнула и пошла обратно. А я остался. Ещё на пару минут. Только на пару. Чтобы дышать. Чтобы собраться. А потом… потом я всё-таки вернусь.

Дима Барсов

Я сидел в кресле с чашкой кофе, притворяясь, что читаю новости в телефоне, хотя на самом деле всё внимание было приковано к окну. Алина стояла там, в задумчивости, сгорбленная, будто несла на себе весь груз этих праздников. Я заметил, как она кусает губу — привычка, которая у неё появлялась, когда что-то грызло изнутри.

В гостиной было людно — ребята переговаривались, кто-то смеялся, кто-то спорил, но я слышал, как открылась входная дверь. Поднял глаза. Марк. Лицо каменное, шаг — быстрый, целеустремлённый. Алина его не видела, стояла всё так же, глядя в стекло.

Он прошёл мимо всех, не задержавшись даже на секунду, не сказав ни слова. Просто исчез наверху.

Я молча выдохнул. Вот и всё. Ни сцены, ни объяснений. Только это его упрямое "перетерплю", которое он унаследовал, видимо, от меня. Или… нет, скорее, от Полины.

Алина чуть двинулась, и, не глядя на нас, пошла в кухню. Почти бегом.

Я вздохнул и сказал вслух, обращаясь скорее к себе:

— Может, вы зря это затеяли?

Тимур с виноватым видом почесал затылок и опустил глаза.

— Мы думали… ну… что они поговорят нормально, Дядь Дим. А они…

Он замялся. Пожал плечами.

— А они просто гордые, — закончил я за него. — Настолько, что готовы разорвать всё, только бы не признать, что им больно. Потому что страшно — показать, что тебе до сих пор не всё равно.

Я встал, поставил кружку на подлокотник кресла, глянул на лестницу, по которой ушёл Марк, потом на кухню, где, скорее всего, сейчас стояла Алина.

— Проблема не в ссоре. Проблема — в молчании после неё.

Тимур кивнул, сжав губы.

— Что делать будем? — спросил он.

Я посмотрел в сторону окна. Снег за окном всё так же падал лениво и мягко, как будто мир не подозревал, какие бури творятся внутри этих двоих.

— Попробуем ещё раз. Но осторожнее.

— Дим, может, не стоит? — Полина стояла у окна, обнимая себя за плечи. — Только хуже сделаем. Пусть выдохнутся, сами разберутся.

Я молча кивнул, прислушиваясь. По дому стояла тишина — напряжённая, как перед грозой.

— Полина права, — сказала Диля, отставляя чашку. — У них обоих характер… тот ещё. Слишком много эмоций, слишком мало тормозов. В детстве ведь не выносили друг друга.

— Это да, — хмыкнул Лёха. — Мы тогда с Димой спорили: либо поубивают друг друга, либо однажды поженятся. Третьего не дано.

— Я вот наблюдаю за ними и вижу: искрит не по-детски, — добавила Рита. — Настоящая химия.

Костя обернулся ко мне, улыбнувшись:

— У вас же с Полей тоже не всё с цветочками начиналось. Поль, помнишь, как ты его чуть не убила в одиннадцатом классе?

Полина закатила глаза, но в уголке губ дрогнула улыбка.

— Помню. Он заявил всем, что я его девушка, чтобы прикрыть меня от травли. Просто так, без предупреждения. Помню, как пришёл и выдал: «Теперь она моя, поняли все?». А потом шепчет: «Ты мне должна, целый год делай всё, что скажу». Я тогда была в бешенстве.

— Зато помог, — сказал я, усмехнувшись. — Кто тогда на тебя слово поперёк сказал?

— Никто. Потому что все боялись тебя, — отрезала Полина. — Но весь год слушаться тебя было мучением. Я была уверена, что ненавижу тебя.

— А потом? — спросил Лёха с прищуром.

— А потом… — она замолчала на миг, — а потом поняла, что без этого идиота мне как-то даже скучно.

Мы рассмеялись. Но в груди всё равно сидело тревожное чувство. Я поднял глаза к потолку, будто мог там увидеть, что творится в голове у сына.

— Надеюсь, эти двое всё-таки найдут путь друг к другу, — пробормотал я.

— Если не найдут? — тихо спросила Диля.

— Значит, упустят шанс на самое настоящее чувство, которое не каждый встречает. А это… это уже совсем другая боль.

Со второго этажа послышались шаги — знакомые, тяжёлые, решительные. Марк. Я поднял взгляд как раз в тот момент, когда он появился в проёме и зашёл на кухню.

— Ты теперь преследуешь меня? — раздался голос Алины из кухни, резкий, обиженный, будто хлестнула плетью.

— Много чести, Кострова, — отозвался Марк так же резко, даже не глядя в её сторону.

И тут она вышла — с чашкой в руках, спина прямая, подбородок вздёрнут. Только глаза… в них всё читалось.

— Иди в жопу, Барсов, — бросила она с такой злостью, что даже Лёха хмыкнул в кулак.

Марк, не проронив ни слова, прошёл мимо неё и налил себе воды. Ни один не взглянул на другого. Ни один не дрогнул. Но воздух в комнате — будто натянутый трос.

Я сжал губы, переглянулся с Полей. Она тихо покачала головой, как будто молила: «Только не вмешивайся».

— Вот тебе и новогодняя сказка, — пробормотал Лёха.

— Это не сказка, — сказал я, не сводя взгляда с сына. — Это борьба. А в настоящих чувствах она неизбежна.

Я сделал глоток глинтвейна, даже не почувствовал вкуса. Поставил кружку на стол, не отрывая глаз от спины сына. Он всё ещё стоял у раковины, будто нашёл в ней целую вселенную. Алина ушла, но её слова звенели в воздухе. Вот ведь, черт побери… Столько лет прошло, а я себя узнаю.

— Всё повторяется, — пробормотал я почти себе под нос.
— Что? — переспросила Полина, легко коснувшись моей руки.

Я посмотрел на неё — в этих глазах я когда-то тонул, в них же и утопал. И если бы не всё то дерьмо, что я тогда натворил, быть бы нам с ней не вместе. А может, именно поэтому и быть.

— Я ведь тоже был дурак, — сказал я, усмехнувшись горько. — И тоже думал, что сильный — это тот, кто молчит. Кто гордо отходит в сторону. Кто не лезет со словами, потому что "и так всё ясно".

Полина ничего не сказала. Только сжала мою ладонь крепче.
Саша прошла мимо нас, вздохнула:
— У них вообще есть шанс?

— Есть, — сказал я твёрдо. — Только если сами поймут, что любовь — это не игра в гордость.

Я перевёл взгляд на Марка.
Он стоял с каменным лицом, пил воду. Тише всех. И от этого больнее всего.

— Он любит её, — сказал я почти шёпотом. — Иначе не смотрел бы так, будто у него под ногами мир рушится.

— Дядь Дим, вы не против? — вдруг раздался голос Тимура. Он появился в дверях гостиной, как всегда с заговорщицким блеском в глазах.

— Не против чего? — прищурился я, чувствуя подвох.

— Владос, пошли, — бросил он через плечо.

— Куда? — нахмурился Влад, уже поднимаясь с места.

— Пошли сказал, — повторил Тим с такой уверенностью, что никто не стал спорить.

Я наблюдал за ним, не вмешиваясь, пока он прошёл мимо нас и зашёл в кухню. Со знанием дела открыл холодильник и, особо не выбирая, вытащил бутылку — явно что-то покрепче компота. Увидев это, Лёха, сидевший рядом, резко повернул голову:

— Тимур... — тон у него был не громким, но в нём прозвучало предупреждение, понятное любому отцу.

— Ничего криминального, честно, — спокойно ответил Тим, глядя на нас с бутылкой в руке. — Но этого дебила надо спасать.

Я хмыкнул.
— А «дебил» — это, я так понимаю, мой сын?

Тим усмехнулся виновато и кивнул.
— Он уже сам себе могилу вырыл, а теперь в ней сел и закопался. Мы просто... немного подкопаем, чтобы вытащить.

Влад, подхватывая куртку, бросил:
— Вот только бы сам вылез.

Я покачал головой, но промолчал. Иногда пацанам действительно нужно самим разруливать — пусть и по-своему.

Влад

Мы с Тимом вышли через веранду. На улице было свежо, воздух хлестал в лицо холодом, и я мгновенно пожалел, что не накинул куртку. Но отступать было поздно. Тим шёл уверенным шагом, бутылка в руке, будто собирался подписывать мирный договор с лидером другой страны, а не трясти мозги нашему упоротому другу.

— Если он начнёт умничать — я молчу, — сказал я, догоняя Тимура. — Но если он снова в духе «нахрен я нужен» — я в него снежок кину.

— Лучше снежком, чем бутылкой, — буркнул Тим. — Хотя, если честно, я бы сейчас ему не только снежком влепил.

Домик, где тусовался Марк, был на краю участка. Свет изнутри не пробивался наружу — значит, либо он вырубил всё, либо сидит в темноте, страдая. Классика.

Тим постучал, потом без церемоний дёрнул ручку. Заперто.

— Открой, Барсов! — позвал он. — Мы знаем, что ты там.

— И мы с миром, — добавил я, скорее для приличия.

Изнутри — тишина.

— Марк, я серьёзно. Мы либо разговариваем, либо ты завтра просыпаешься с похмельем и нашей моралью на фоне, — пригрозил Тим.

За дверью послышались шаги. Через пару секунд щёлкнул замок. Дверь открыл Марк. Мрачный, взъерошенный, и, судя по лицу, готовый послать нас к чёрту.

— Это ваша великая идея? — спросил он, скрестив руки на груди.

— Не идея, а интервенция, — отозвался Тим, проходя внутрь. — Пошевелись, Ягуар. Мы не дадим тебе тут гнить.

Я захлопнул за собой дверь и присел на подоконник, глядя на него внимательно.

— Слушай, если ты и дальше будешь сидеть тут, строя из себя мученика — мы тебе концерт устроим. Я лично включу «Розовую пантеру» на повторе.

— Влад, отвали, — буркнул Марк, но без злобы. Скорее устало.

Тим тем временем вытащил из рюкзака пластиковые стаканы.
— Ща, поговорим по-мужски. Без соплей.

Марк устало вздохнул: — Я реально задрал вас, да?

— Не то слово, — синхронно сказали мы с Тимом.

Я налил ему, глядя в глаза: — За то, чтобы ты наконец начал жить. А не только мучительно «исправляться», надеясь, что однажды кто-то это заметит.

Марк молча взял стакан. Поднёс к губам. Сделал глоток.
— Она не выбрала. Она просто устала ждать. И я не виню её.

Я взглянул на Тимура. Он только стиснул челюсть, но промолчал. Мы не пришли его добивать. Мы пришли — вернуть.

Марк снова молча сделал глоток. Сидел на лавке в саду, капюшон натянут, будто хотел спрятаться. От нас. От себя. От всего, что внутри.

— Я стараюсь, — выдохнул он, глядя в одну точку. — Каждый чёртов день. Не потому что надо. А потому что хочу. Хочу стать человеком, рядом с которым... ну, можно не бояться. Который не подведёт. А она берёт и… этот Андрей.

Тимур скрестил руки на груди.

— Барсов, мы видим, как ты стараешься. И, чёрт возьми, не изобразить, а по-настоящему. Мы рядом, мы всё это видим. Не делай вид, будто ты один в этом поле.

Я кивнул, влез в разговор:

— Ты уже стал другим. Тебя не надо ждать, ты не «почти готовый» — ты вот он, сейчас. Настоящий. И если она не видит — значит, слепа. Хотя… мы оба знаем, что она видит всё.

Марк чуть усмехнулся, в голосе хрип:

— Она помнит то, что я сказал. «Нахрен я тебе такой нужен». Вот и всё.

— Так забудь, — отрезал Тим. — Ты не тот человек. Не сейчас.

Я на секунду замолчал, потом, будто между делом:

— А ты вообще уверен, что этот Андрей — живой?

Марк сдвинул брови.

— В смысле?

Я пожал плечами, но в голосе у меня было то самое ленивое, подозрительное:

— Ну… просто подумай. Ты видел его? Слышал о нём от кого-то, кроме Алины? Он писал ей при тебе? Может, фотки есть?

Марк уставился на меня. Несколько секунд — тишина. Потом будто дернулся весь.

— Блядь.

— Вот, — выдохнул Тим. — А я всё ждал, когда до тебя дойдёт.

— Это Лея, — пробормотал Марк. — Это ж… Лея ляпнула первая. С её подачи всё и пошло. А Алина — она просто… подыграла?

— Ну ты подумай, — сказал я. — Она ведь ждала, что ты взорвёшься. Ну, сделал шаг, не сделал — реакция-то у неё была на тебя, не на Жеку, не на Тима, а на тебя. Задела тебя намеренно.

— Потому что ей не всё равно, — добавил Тим. — И потому что ты ей, как ни крути, всё ещё важен.

Марк встал, резкий, будто током прошибло.

— Она убьёт меня.

— Наверняка, — хмыкнул я. — Но потом, может, и простит.

Он уже сделал шаг от лавки, потом оглянулся:

— Если это реально Лея, я её…

— Сначала поговори, потом угрожай, Барсов, — отозвался Тим.

Марк уже шёл в сторону дома, и я видел — идёт не герой, не мученик. Идёт парень, который наконец-то понял, что потерять можно больше, чем гордость.

Марк

Я стоял перед её дверью и не стучал.
Просто смотрел, слушал, как с той стороны тишина дышит мне в лицо. Сердце било так, будто я собрался не на разговор, а на последнюю дуэль.
Я знал. Уже знал.
Что никакого Андрея нет.
Что это была проверка. Шутка. Игра.
Но мне было нужно, чтоб она это сказала. Мне. В глаза.

Я постучал. Один раз. Потом толкнул дверь.

Алина сидела у окна, в том же пледе, будто не сдвинулась с места со вчера. Только глаза — уставшие, словно не спала.

— Можно? — спросил.
Она не ответила. Только кивнула.

Я вошёл, закрыл за собой дверь, облокотился на край стола.

— Я не буду говорить, что ты не права. Наверное, заслужил.
Пауза.
— Я правда поверил. Не сразу, конечно. Но когда ты сказала про "каменную стену", про "не как я"... — я усмехнулся. — Прям в яблочко.
Она смотрела на меня. Ровно. Без выражения.

— Но потом я подумал: если бы всё было взаправду… ты бы не выдержала так смотреть. Так говорить. Ты бы не врала слишком убедительно.
Она опустила взгляд.
И я понял: сейчас или никогда.

— Скажи мне.
— Что? — тихо.

— Что ты придумала это. Что никакого Андрея нет.
Пауза. Она вздохнула.
— Никакого Андрея нет, Марк, — устало.
— Спасибо, — выдохнул я. — Я это знал. Но мне нужно было услышать от тебя.

Я подошёл ближе, присел перед ней. Медленно, без давления, просто… рядом.

— Тогда скажи ещё кое-что. Честно. Ты правда хочешь, чтобы я ушёл? Чтобы всё... закончилось?

Она долго молчала. Потом прошептала:

— Я просто не хочу снова быть тем, кого оставляют.
— Я не уйду, Алин.
— А если я снова не справлюсь с твоими качелями?

Я прижал её ладони к своей груди.

— А если я тебе скажу, что качели закончились?

Она дрогнула. Слёзы снова навернулись на глаза.
— Ты не умеешь быть ровным.
— Я учусь. Ради тебя. Каждый день.
— Почему? — слабо.
— Потому что ты — мой человек.

Пауза. Она выдохнула, опустив лоб мне на плечо.

И я понял: я не просрал.
Я ещё здесь.
С ней.

Она сидела, прижавшись ко мне, и будто боролась с тем, что внутри. С собой. Со мной.
Я молчал. Просто был рядом. И ждал.

— Я видела, как ты изводишь себя, — прошептала она, не поднимая головы. — Лея рассказывала… какой ты приходил домой после работы. Как ты загнал себя. Как уставал так, что едва стоял. Как будто пытался стереть с себя всё… что было.

Я сжал её пальцы. Не в силах ни оправдаться, ни отвернуться.

— Марк… — в её голосе дрогнули слёзы. — Мне не нужен идеальный. Мне нужен ты.

Сердце пропустило удар. Или два. Или все сразу.

Я смотрел на неё. Она плакала. Беззвучно. Искренне. Так, как плачут только когда больше не могут держать внутри.

— Я не знал… — выдохнул. — Я просто… хотел, чтобы ты гордилась мной. Хоть чуть-чуть.
— Я всегда гордилась тобой, — прошептала она. — Даже когда ты бесил. Даже когда ты всё рушил. Даже когда уходила. Просто… не могла иначе.

Я притянул её к себе, крепко. Как будто боялся, что если отпущу — исчезнет.
И она не сопротивлялась. Ни капли. Только прижалась крепче.

— Если ты скажешь, что всё... — выдохнул я, — я уйду.
Она покачала головой.
— Не говори глупостей, Барсов.

Я усмехнулся сквозь тепло в груди.
— Только не Барсов, ладно?
— Мурзик, — чуть улыбнулась сквозь слёзы.
— Вот это другое дело.

— Можно? — спросил я тихо, не делая ни шага вперёд, будто боялся спугнуть момент.

Алина вскинула на меня глаза, в которых блестели слёзы и улыбка. Усталая, родная, настоящая.

— Боже, Барсов… целуй уже.

Я усмехнулся. Сквозь дрожь в груди, сквозь ком в горле, сквозь этот безумный, но такой тёплый хаос в сердце.
Подошёл ближе. Осторожно, как будто к ней нельзя было прикасаться резко.
Обнял. Медленно. Уверенно. И поцеловал. Не сдерживаясь. Не притворяясь сильным.

— Как же я скучал, — выдохнул я сквозь поцелуй, касаясь её губ снова. — До чёртиков, до боли, до злости… до вот этого момента.

Она только кивнула и вновь притянула меня к себе, будто и сама боялась, что я исчезну.

И в этот раз я не отпустил.

Её губы были тёплыми, такими знакомыми и всё равно будто новыми. Я целовал её — медленно, будто наверстывал каждый пропущенный день, каждую ночь, когда засыпал с пустотой внутри.

Она сжала мой свитер на груди, притягивая ближе.
Я не сопротивлялся. Я сам давно хотел этого — снова быть рядом, чувствовать, что её сердце бьётся почти в унисон с моим.

— Я так устала без тебя, — прошептала она, едва отстранившись, её лоб уткнулся мне в плечо.

Я обнял её крепче, целуя в висок.

— Всё. Я здесь, — выдохнул я, прижимая её к себе. — Больше не отпущу.

Она подняла глаза, а я снова коснулся её губ. Уже увереннее, уже с лёгкой дрожью в руках, но без сомнений.

Внутри было только одно чувство — как будто я вернулся домой. И больше никуда не уйду.

Я взял её за руку, и мы уже почти вышли из комнаты, как за дверью донеслись приглушённые голоса.

— И? — узнал я голос Тима.

— Да заткнись ты, не слышно нихера, — Влад, как всегда, сдержан и вежлив.

— Может хватит, как шпионы стоять за дверью? — добавил Жека.

Я сдержал смешок, посмотрел на Алину, поднял палец к губам, давая знак: «Тихо».

Повернулся к ней чуть ближе, почти касаясь лбом.

— Не хочешь Тиму отомстить? — прошептал я, затаив смех.

Она сразу приподняла бровь.
— В смысле? — Но в следующую секунду её глаза блеснули. — Ага. Такс… Подыграй мне.

И прежде чем я понял, что происходит, она влепила мне такую звонкую пощёчину, что у меня аж в ушах звякнуло.

— Прости, — шепнула она мгновенно, уже сгорбившись от стыда, но и с озорным огоньком в глазах.

Я едва не рассмеялся, но подыграл.
— Ты вообще в своём уме?! — почти крикнул я, делая шаг назад.

— В своём! — парировала она. — Просто ты думаешь, что всё можно решить одним поцелуем?!

— Да потому что ты врёшь сама себе! — отыгрывал я, внутренне наслаждаясь каждой секундой этой драмы.

— Ах, значит я вру?! — она вскинула руки. — Может, тебе вообще Андрей по голове стукнул?!

— Да, знаешь раз Андрюша такой идеальный пусть тебя заберёт, раз ты меня ненавидишь! — выкрикнул я, но с таким театральным надрывом, что уже почти не выдерживал.

За дверью послышалось: — Охренеть.
— Андрей реальный?
— Чёрт, я знал, что взорвутся!

Я снова посмотрел на Алину, и она еле заметно кивнула: пора заканчивать.

Я шагнул ближе, приобнял её за талию, и мы вместе разрывались от смеха, еле-еле сдерживаясь.

— Пора выходить. Драму-то мы им устроили. — прошептал я ей на ухо. — Готова?

Распахнув дверь, Алина тут же влетела в образ:

— Ещё раз, Барсов, подойдёшь ко мне — клянусь, глаза выцарапаю! — гаркнула она так, что Влад аж шаг назад сделал.

Я сдерживал улыбку, но по сценарию продолжил:

— Я, между прочим, мириться пришёл! — всплеснул руками, будто действительно оскорблён до глубины души.

— Да что ты?! Поздно! — развернулась на каблуках и почти грациозно начала спускаться по лестнице.

Я сделал пару шагов за ней — и всё. Не выдержал. Заржал. Причём так громко, что аж согнулся, держась за живот.
Алина разразилась смехом почти сразу.
Она пыталась удержать лицо, но всё пошло наперекосяк, как только я посмотрел на неё.

Парни остались стоять, как вкопанные.

— Чё вообще сейчас было? — выдал Влад, моргая, будто пытаясь осмыслить, реально ли это.

— Они... поссорились или... они типа...? — попытался вымолвить Жека, глядя на нас, как на инопланетян.

Тимур скрестил руки на груди и посмотрел на меня как учитель на нерадивого ученика.

— Вы, два клоуна. Вы нас чуть до инфаркта не довели. Я уже гуглил, как поддерживать при сердечном приступе.

Я выпрямился, обнял Алину за плечи, все ещё посмеиваясь:

— Ну что, господа... Премьера удалась?

Алина кивнула и добавила: — Мы вообще-то планировали “Оскар”, но и ваше выражение лиц — бесценно.

— Вот уроды, а... — тихо буркнул Влад и уже не выдержал, рассмеялся вместе с нами.

— Вы, два идиота, — выдохнул Тимур, всё ещё в полушоке, когда мы с Алиной, смеясь, спускались с лестницы. — Я реально думал, вы сейчас друг друга к чёртовой матери убьёте!

— Нахрен было нас вообще запирать? — фыркнул я, откидывая прядь со лба. — Психов из нас решили вырастить?

— Ага, — подхватил Влад, — всё ради великой цели — вернуть любовь века, ага. Только чутка не рассчитали, что можно было и посудой закидаться.

Жека хлопнул себя по лбу:

— Ну да, конечно, всё как в кино — и шлёпнули, и поссорились, и помирились. Только “финальные титры” ещё остались.

Алина, хихикая, наклонилась ко мне и шепнула:

— Может, когда-нибудь расскажем им, как я чуть не промахнулась с пощёчиной?

Я улыбнулся краем губ:

— Если расскажем — нам уже точно никто не поверит, что это всё было спонтанно.

— Короче, вы задолбали, — сказал Тимур, разводя руками. — Теперь давайте вниз. Родня уже волнуется, вдруг вы кого-то прибили.

— Или женились, — добавил Влад с усмешкой. — С вас бы станется.

Мы переглянулись с Алиной и, не сговариваясь, произнесли в унисон:

— Вариант.

Мы с Алиной всё ещё едва сдерживали смех, пока спускались следом за Тимом, Владом и Жекой. Те шли молча, судя по лицам — в лёгком ступоре от произошедшего.

Внизу, в гостиной, нас уже ждали. Кто-то смотрел телевизор, кто-то щёлкал мандарины. Но стоило нам появиться — всё внимание переключилось на нас.

Мама приподняла бровь:
— Вы уже не в запертой комнате?

— Выпустили по УДО, — буркнул Тимур, покосившись на нас.

Бабушка хмыкнула.
— Это вы так помирились? Или повоевали ещё?

— А что, — не удержался Влад, — по-моему, это была их особая форма терапии.

— У них с детства, — вздохнула мама. — Сначала дерутся, потом дружат, потом снова дерутся…

Я на секунду замер, посмотрел на Алину. Она смотрела на меня тоже. И в этот раз не с упрёком, не с болью, а с чем-то спокойным и тёплым.

— Ну, так что? — голос дяди Кости. — Вы снова вместе? Или это был спектакль века?

Я пожал плечами.
— Мы не торопимся с ярлыками.

Алина слегка улыбнулась и кивнула:
— Но да, мы решили попробовать ещё раз.

На пару секунд в комнате воцарилась тишина. Потом Лея:
— Я ж говорила, что эти два упрямца всё равно снова сойдутся.

— Вы бы слышали, что он говорил за дверью, — добавил Тимур, — это был не Марк, а Мурзик-романтик. Я чуть не прослезился.

— Тим, — простонал я.

— Молчать теперь уже поздно, Барсов, — усмехнулся Жека. — Мы срослись с этой драмой. В смысле — втянулись.

Алина тихо засмеялась. И смех её, привычный, живой, разрядил всё. Впервые за долгое время я чувствовал себя… правильно. Не идеальным. Просто тем, кем должен быть.

Рядом с ней.

К вечеру дом наполнился уютной суетой. Кто-то помогал на кухне, кто-то валялся в гостиной, у кого-то уже началась партия в карты, а кто-то спорил, как правильно резать ананас.

Я сидел на подоконнике у окна, с кружкой чая, в который Лея зачем-то накапала мятных капель — «чтобы ты успокоился». Снизу в саду мерцали гирлянды, которые мы развесили вчера. В окне отражались огоньки с ёлки и моё собственное лицо — с редким, но настоящим ощущением покоя.

Алина прошла мимо, на секунду задержалась, бросила взгляд на кружку.

— Мятный чай?
— От нервов, — хмыкнул я.
— Помогает?
— Не очень. Ты сильнее.

Она мягко улыбнулась и, не говоря ни слова, села рядом, подтянув ноги к себе. Мы молчали. Но это было то молчание, которое не напрягает, а наоборот — лечит.

— Помнишь, — вдруг сказала она, не отрывая взгляда от улицы, — как в прошлом году ты пытался катать меня на санках?
— Попытался — ключевое слово. У тебя центр тяжести непредсказуем.
— Это ты просто не умеешь рулить.

Я усмехнулся.
— Так значит, ты всё-таки снова со мной? Даже после всех моих «нахрен я тебе такой нужен»?

Алина повернулась ко мне.
— Я же сказала, мне не нужен идеальный. Мне нужен ты. С твоими перекосами, работой 24/7 и вечными самоедствами. Только не исчезай, ладно?

— Ладно, — прошептал я и взял её за руку. — Клянусь. Даже если ты опять решишь придумать несуществующего Андрея.

Она рассмеялась.
— Прости, я просто не знала, как привлечь твоё внимание.

— Ты всегда его привлекала, Зеленоглазка.

В этот момент в комнату заглянула Лея.
— Тьфу, ну не здесь же, люди чай пьют!

Я закатил глаза.
— Сама же заварила.

— Ага, но не для романтики! — она подмигнула и скрылась за дверью, напевая что-то про любовь.

Я посмотрел на Алину.
— Завтра катаемся на санках?
— Только если ты не завалишься в первый сугроб, как в прошлый раз.

— Сдаюсь. Беру в команду Тимура. Он крепче стоит на ногах.

И, кажется, именно в этот момент я понял: всё-таки зима может быть тёплой, если рядом тот, кто греет сильнее любого пледа.