Осколки нашей свободы

На улице метёт снег. Такой настоящий, декабрьский - не мокрый, не в лицо, а ровный, плотный, как будто зима решила: всё, теперь точно пришла. За окном двор заметает, Джек носится вдоль забора и гавкает на метлу, будто это его личный враг.

А дома тепло. На кухне пахнет гренками, корицей и горячим какао.
Папа в тёплом свитере, мама за плитой. В углу Тимур и Влад спорят, чей подарок был круче. Я сижу за столом, смотрю на Алину, которая лениво ест йогурт ложкой, и понимаю: вот он, момент тишины. Тот, который потом вспоминается.

- Слушай, - начинает Влад, - вот скажи честно. Что больше запомнилось? Шлем с Пикачу или мотоцикл отца?

- Шлем, - отвечаю не задумываясь.

- Да ну?

- Ага. Потому что вы с Тимуром не спали, вытащили меня ночью, угнали машину Жеки, потом врубили музыку так, что у меня уши звенят до сих пор, и вручили мне коробку с этим шлемом, как будто вы не два идиота, а Санта-Клаусы с ракетами.

- А ты при этом чуть не разревелся, - вставляет Тимур, хрустя тостом.

- Не разревелся, а... охренел. Есть разница.

- Угу, - хмыкает Влад. - И, кстати, Пикачу розовый - идея Тимура. Я за Человека-Паука голосовал.

Тимур поднимает бровь:

- Ну да, «Человек-Паук» звучит, когда ты едешь 200 по трассе в форме муравья. А Пикачу - это заявка. Сразу видно, у парня свой стиль.

Я усмехаюсь.
- Ага. Стиль «У меня на шлеме мультяшный покемон, зато я тебя сделаю в первом повороте».

Алина, не поднимая глаз, комментирует:

- Это если поворот не занесёт.

Я кидаю в неё салфетку.

- Сейчас вообще-то не сезон, - говорит мама строго. - Пусть снег сойдёт, а там уже будете меряться лошадками и шлемами.

Папа в углу читает новости с планшета. Он только бросает взгляд поверх очков:

- А твой первый байк-то не зря собирал. Я зашёл в гараж - до сих пор запах масла стоит. Красавец получился. Весной поедем обкатывать.

У меня внутри что-то щёлкает.
Тот байк - моя гордость. Мой Frankenstein. Собирал из разного: часть двигателя нашёл через знакомых Тимура, раму - на металлобазе с Владом, пластик перекрашивал сам, руками. Весь январь прошлый с синяками и маслом под ногтями.

- Спасибо, - говорю просто. - Он и правда живой.

Лея, как всегда, сидит на подоконнике с кружкой какао и дразнит Джека через стекло:

- Он только что съел варежку. Чью, интересно?

- Мою, наверное, - говорит Жека, заходя с крыльца, встряхивая куртку от снега. - Ему ж всё равно, что жевать - тапки, варежки или налоговые документы.

- Он выбирает, где больше души, - философски отвечает Влад. - Варежка Жеки - это символ протеста против системы.

- Ты у нас теперь поэт? - спрашивает Лея.

- Нет. Просто я не делал физику, и мне срочно нужен образ «вдохновлённого идиота».

Мы все смеёмся. Даже папа хмыкает.

Мама ставит на стол корзинку с ещё горячими булочками:

- Кто не ест - тот потом сам убирает кухню.

- Это угроза? - спрашиваю.

- Это предупреждение, Барсов, - говорит Алина, и кивает на Лию. - Мы вчера вдвоём пекли.

- Да-да, - поддакивает Лея. - Можем и не испечь больше, если будут шуточки.

Я беру булочку и откусываю.

- Не булочка, а искусство.

- Вот так бы с ней и разговаривал, - шепчет мне Тимур под руку, глядя на Алину.

- А ты - с ней, - киваю на Лею.

Он резко отворачивается и делает вид, что ест.

Я замечаю, как Жека смотрит на нас всех. И на его лице появляется эта выражение: грусть, смешанная с чем-то тёплым. Он всегда был не просто "дядей". Он как дополнительный этаж в доме - не главный, но без него всё бы рухнуло.

- Ну, Барсов, - говорит он наконец. - Восемнадцать. Взрослый. Пора не только собирать байки, но и следить за тем, кто вокруг тебя. Чтобы не потерять, понял?

Я киваю. Понимаю. Всё понимаю.

И всё равно чувствую, как под кожей зудит - хочется рвануть вперёд, даже зимой. Даже по снегу. Даже в голову ветер не бьёт - всё равно внутри шумит. Слишком много мыслей. Слишком много «а что если».

Но пока - кухня. Тепло. Свои.
Пока ещё зима.
Пока всё на месте.

Контрольная прошла, как январская вьюга - шумно, резко и с последствиями. Тимур скрипел ручкой, как будто пытался выцарапать формулы из воздуха. Влад дважды просил у меня черновик, а потом написал внизу «спасибо, Барсов, спас жизнь» и нарисовал моего Пикачу, только с огнемётом.

Когда прозвенел звонок, я выдохнул. Мозг гудел. С улицы через окна било солнце - такое яркое, обманчивое, будто весна уже рядом. Ага, рядом. Как стипендия у двоечника.

Мы вышли в коридор. Алина сразу повисла у меня на руке:

- Ты написал хоть что-то?

- Написал, что ты луч света в этом алгебраическом аду.

Она фыркнула.

- Это не поможет, если тебя спросят, как решается уравнение.

- Тогда скажу, что ты была отвлекающим фактором. Самым приятным.

Она хмыкнула, но не отпустила. Её пальцы скользнули под мой рукав, обхватили запястье, где был браслет. Тот самый.

Мы шли по коридору медленно, как будто нас это всё не касалось. Как будто не было ни уроков, ни звонков, ни оценок. Только её ладонь. Только она.

Но глаза сами нашли другую сцену - у окна стояла Лея. Вроде как просто смотрела на улицу. Вроде как просто держала телефон. Но я видел, как пальцы сжимались, как плечи были чуть напряжены.

А рядом подошёл Тимур. Медленно. Словно сам не знал, зачем. Просто подошёл.

- Тихо, как будто встреча на границе, - буркнул Влад, появившись рядом. - Поставь туда флаг и начинай переговоры.

- Заткнись, - сказал я, не глядя.

Я видел, как Тимур встал рядом. Что-то сказал. Она не сразу ответила. Потом - да, кивнула, почти незаметно. И снова - тишина.

Алина тоже это заметила.
- Между ними что-то есть?

Я пожал плечами.
- Они целовались. Когда она ещё с Кириллом встречалась.

Алина резко повернулась:
- Ты серьёзно?

- Ну, да. Я тогда случайно застал их... ну, не в процессе, но почти.

Алина хмыкнула.
- А теперь что? Она с ним?

- Не знаю. Он молчит. Она тоже. Может, просто тайна, может - ещё не знают, что с этим делать.

- Или знают, но боятся.
Она посмотрела на меня, и в её глазах отразилось то, что я сам не всегда понимал. Как будто она видела глубже. Всегда.

- У Тимура глаза, как у человека, который не спит. И не потому что не хочет, - сказала она тихо. - А потому что не может.

- Ты, похоже, стала психологом.

- Я просто внимательная. Особенно к тем, кто рядом с тобой.

Я хотел что-то ответить, но в этот момент Влад резко выдохнул:

- Смотрите.

Я обернулся. Тимур наклонился ближе к Лее - и она вдруг резко отошла. Не грубо. Просто шаг в сторону. Как будто хотела сказать: «не сейчас». Или: «здесь нельзя».

Он остался стоять, опустив взгляд. Она пошла в нашу сторону. Медленно. С выражением на лице, как будто ей одновременно хотелось бежать - и остаться.

Когда она поравнялась с нами, улыбнулась.
Слишком быстро. Слишком ровно. Я знал такие улыбки. Маска.

- Ну что, Барсов, каково быть взрослым?

- Много бюрократии, - буркнул я. - И подарков мало.

Она усмехнулась, но глаза выдала.
Я обернулся на Тимура. Он остался у окна. Один.

И я понял: между ними что-то было. Больше, чем поцелуй.

Но никто пока не готов это произнести вслух.

Женя

Когда я проснулся, город за окном уже был белым.
Не празднично-белым, как на открытках, а с этим тяжёлым декабрьским снегом, который ложится на плечи, как мысли.
Оделся быстро. Чай остался нетронутым. На столе лежала варежка.

Сашина.

Она забыла её на прошлой неделе, и я с тех пор её не возвращал.
Не специально. Просто, наверное, хотел, чтобы она осталась. Хоть что-то от неё.

Галерея встретила меня тишиной и холодом. Мама где-то в подсобке, Михаил уже был здесь - его пальто на крючке и запах кофе с корицей в воздухе.
Я прошёл в подсобное, там где обычно сортируют каталоги.
Саша сидела на полу, перебирая рамки и ярлыки, волосы собраны неаккуратно, свитер растянутый, глаза - живые.

Она улыбнулась, когда увидела меня.
Та улыбка, от которой внутри сжимается что-то тёплое.
Не резкое - мягкое. Тихое. Но отчётливо твоё.

- Привет. Ты рано, - сказала она.
Я кивнул и достал из кармана варежку.

- Улики возвращаю.

- Всё, что я забываю у тебя, ты хранишь, да?

Я пожал плечами.
- Только то, что тёплое.

Она улыбнулась. А я будто бы ещё чуть больше в неё провалился.

За её спиной раздался щелчок. Камера.
Михаил.

Он стоял в дверях с привычной лёгкой усмешкой. Как будто ничего не пропустил. Хотя, уверен, он видел всё.

- Не отвлекаюсь, просто кадр хороший, - сказал он. - Вы оба - живые. Это редкость сейчас.

Он снял нас, как всегда, не спрашивая. Просто вошёл, увидел, щёлкнул.
Я видел, как Саша чуть напряглась, но виду не подала.

- Поможешь мне выставить свет? - спросил он у неё. - Хочу сделать пробную серию на стекле. Твоя рука мне нужна - ты мягче всех работаешь с тенями.

Она встала. Кивнула.
Я сделал шаг назад, словно по команде.
Словно сам отступил. Внутри себя.

- Вернусь через пару минут, - бросила она мне на ходу.

Я остался один среди рам и баннеров. И чужих голосов, приглушённых стенами.
Щелчки объектива, её тихий смех, его: «постой, вот так, отлично».

Я закрыл глаза.

Это не ревность.
Я ведь взрослый.
Это что-то другое. Как будто у меня в руках был хрупкий рисунок - не закреплённый, не заламинированный - и его забрал ветер.
И я не знаю, смогу ли нарисовать заново.

Я всегда думал, что проще всего молчать.
Оставаться тихим, когда внутри слишком громко.
Но это работает, пока тебя не спрашивают. Пока никто не смотрит прямо в глаза и не улыбается, как она.

Сейчас в комнате было темно, кроме жёлтого света настольной лампы. На столе лежали эскизы фасадов - скошенные крыши, лепнина, окна в три створки. А в голове - совсем другие пропорции.

Я хотел чертить.
Но рука тянулась к телефону.

Саша не писала с тех пор, как ушла с Михаилом. Прошло больше четырёх часов.
Они делали «серию на стекле», как он сказал. Слишком много времени для света и теней.

Я попытался не думать.
Сделал себе чай. Добавил корицы.
Наложил музыку в наушники. Без слов - только фортепиано и лёгкие синты.
Помогло на двадцать минут.

А потом - вибрация.

Саша: Жека, ты спишь?
Я на кухне у Даны. Можешь спуститься?

Я даже не подумал - просто встал. Свитер, носки, вниз по лестнице босиком, хоть и холодно.

Кухня - тёплая. Свет приглушённый.
Мама оставила чайник и ушла в зал разбираться с макетами.

Саша сидела на стуле, ноги поджаты, в руках кружка. Она подняла на меня взгляд - уставший, но мягкий.

- Привет, архитектор.

- Привет, тень на стекле.

Она усмехнулась.

- У Миши получилось красиво. Ты бы посмотрел.
Потом быстро добавила:
- Ничего странного. Просто работа.

- Я верю, - сказал я.

И это было почти правдой.

Она сделала глоток и спросила:

- Ты злишься?

- Нет. Я... просто не люблю, когда мне нечего сказать. А сегодня - весь день именно так.

- Хочешь, я что-нибудь скажу? - она прищурилась, будто проверяя, стоит ли идти дальше.
Я кивнул.

- Ты не как Миша, - начала она. - Он - быстрый. Яркий. Все его сразу замечают.
А ты - остаёшься.
Вот ты сидишь молча, слушаешь. И потом вдруг вспоминаешь, какая у меня любимая варежка.
А я... я не привыкла к тому, чтобы кто-то был рядом так тихо и так глубоко.

Я проглотил воздух. Впервые за весь день - полностью.

- Саш...

Она поставила кружку.

- Я не знаю, что это между нами.
Но я точно знаю, что тебе я не хочу врать.

И тогда я подошёл ближе.
Медленно.
Не для того чтобы поцеловать.
А чтобы просто - быть ближе.

- Мне ничего не надо, если ты не уверена. Но если будет хоть одна секунда, где ты захочешь быть со мной - скажи. Я услышу.

Она кивнула. И вдруг положила ладонь на мою руку.
Словно проверяла: тёплый ли я на самом деле.

- Ладно, архитектор. Я скажу.

Я не сразу это сказал.
Ждал, пока её рука ещё лежала на моей. Пока она не отдёрнулась.
Пока не исчезло это крохотное, хрупкое "мы".

- Я уезжаю через неделю, - выдохнул я. - Хочу досрочно закрыть сессию. До Нового года быть в Питере.

Саша кивнула. Не удивлённо, не испуганно - будто ждала, что я это скажу.

- Это надолго?

- Не знаю. Зависит от того, как пойдёт практика. И что дальше с проектом по реконструкции.
Я пожал плечами, как будто мне это было всё равно. Хотя на самом деле - совсем наоборот.
Мне не всё равно, что я уезжаю.
И уж точно не всё равно - кого оставляю здесь.

- Справедливо, - тихо сказала она. - У тебя, знаешь ли, своя жизнь.

- А ты - не часть её?

Она не ответила сразу.
Повернулась к окну.
Снег шёл крупными хлопьями, как в замедленной съёмке.
А я смотрел на неё и думал, что может, если я останусь ещё на день, хоть на один, - что-то изменится.

Но это были мысли.
А вслух я сказал:

- Я не прошу тебя ждать. И не прошу решать. Я просто... хочу, чтобы ты знала.
Что я запомню этот декабрь не из-за чертежей, не из-за галереи.
А из-за варежки.
И тебя - с тенью на щеке, с кофе в руках и с голосом, который иногда говорит чуть громче моего сердца.

Она опустила голову. И вдруг - чуть слышно:

- Я подброшу тебе термос на поезд. Чтобы не замёрз.

Я усмехнулся.

- Только если там будет глинтвейн. Безалкогольный, конечно.

- Ну естественно, архитектор.

Мы оба засмеялись.
Тихо. Почти неловко.
Но в этой неловкости - было что-то очень правильное.
Тёплое.
Земное.

И я понял, что уезжать будет трудно.
Но не страшно.

Потому что кое-что я уже построил.
Хоть и без чертежа.

Я услышал щелчок двери и характерный скрип старой дубовой входной.
Шаги - неторопливые, уверенные - раздались по мраморному полу в холле.
Крет никогда не торопится. Ни в делах, ни в словах, ни даже в возвращении домой.

- Свои. Только я. И пара пакетов, в которых всякая зимняя ерунда вроде имбирного печенья, - отозвался он, чуть громче, с эхом на переходе между холлом и кухней.

Саша подняла глаза от своей кружки. Улыбнулась - с тем особенным уважением, с которым она всегда относилась к Крету. Он был взрослым, но не давил. Умным, но не хвастался. И в нём было то редкое качество - он не пытался понравиться, но нравился сразу.

Он вошёл в кухню, уютную, с панорамным окном и длинным деревянным столом. В сумраке свет лампы над столом делал всё вокруг теплее - даже стёкла, на которых лежал морозный узор.

- Добрый вечер, юная леди, - сказал он с лёгкой улыбкой, ставя пакеты.
Саше он всегда говорил именно так. С уважением, в котором не было пафоса.
Она кивнула:

- Добрый.

- А у нас тут уютный заговор? - он взглянул на меня. - Ты, случайно, не чайник выдал гостям, не посоветовавшись с главным по гостеприимству?

- Я исправлюсь, - фыркнул я и налил ему свежий чай.

Крет сел рядом, устало откинулся на спинку стула, снял часы, положил на край стола.

- Мороз крепчает. По дороге к дому заправщик пожаловался, что даже кофе замёрзает в термосах.

- А у нас всё наоборот, - ответил я. - Разогревается.

Он прищурился, посмотрел на меня поверх чашки.
Я понял, что пора сказать.

- Я уезжаю через неделю. Хочу досрочно сдать сессию. Хочу успеть до Нового года всё закрыть.

Он кивнул. Без удивления. Без нотаций.

- Ты не мог здесь вечно зависать, Женёк. Мы с мамой знали, что день Х близко.
Глоток чая.
- Только не делай вид, что это тебе легко. И не надо с ней прощаться раньше времени, - он кивнул на Сашу. - Люди тонко чувствуют, когда с ними мысленно уже попрощались.

Саша смотрела в кружку.
Её пальцы сжимали фарфор чуть крепче, чем надо.
Я видел.

- Я не прощаюсь, - тихо сказал я. - Просто говорю вслух то, что давно знал.

Крет посмотрел на меня дольше обычного.
Потом встал.
- Я принесу из холла коробку с пряниками. Там те самые, старорежимные. С вишней и корицей.
Перед выходом он бросил через плечо:

- Ты правильно сделал, что сказал. А дальше - дай жизни самим расставить акценты.

Он ушёл, оставив за собой мягкое потрескивание паркета.

Саша всё ещё молчала.
А я всё ещё сидел рядом.

И пусть дом был большой, в этот вечер весь он сводился к одному столу, одной лампе и тому моменту, в котором мы оба остались - до конца.

Она поправила волосы, встала и обвела взглядом кухню - будто хотела запомнить, как свет падал на пол, как тень от люстры ложилась на скатерть, как тепло расходилось от чашек, в которых уже остыл чай.

Я тоже встал.
На улице давно стемнело - окна были почти зеркальными, в них отражались мы.

- Тебя подвезти? Темно уже, - спросил я, просто, но с нажимом на «тебя». Не «вас», не «девушку».

Она чуть обернулась ко мне, не сразу отвечая.

- Я думала пройтись. Немного проветриться.
Но потом посмотрела на окно и добавила:
- Хотя... ты прав. Плюс - каблуки были плохой идеей.

Я улыбнулся, взял с вешалки куртку, накинул пальто поверх себя, протянул ей шарф, который мама оставила на спинке кресла.

- Это твой? - спросила она, разворачивая ткань.

- Нет. Но ты в нём выглядишь как человек, которого хочется обнять. Так что... можешь оставить себе.

Она хмыкнула, повязала его небрежно, но красиво - у неё всё так получается.

Мы вышли в прихожую. Особняк будто затаился - в этих мягких тенях, в скрипе пола, в лёгком сквозняке.
Крет где-то в кабинете, мама в зале - наверное, уже пьёт свой вечерний облепиховый чай и перебирает выставочный каталог.

Я провёл Сашу к машине. Двор был укрыт снежным ковром, воздух чистый и прозрачный, как стекло перед росписью.
Открыл перед ней дверь, она села. Я за руль.

Несколько минут мы ехали молча.

Уютное молчание. Без напряга. Без тяжести.

На одном из светофоров она повернулась ко мне:

- Женя.
- М?

- Ты ведь не случайно спросил, подвезти или нет. Не из вежливости.

Я посмотрел на неё.
Лёгкий свет фар из встречной машины высветил её лицо - высокие скулы, немного прищуренные глаза. Тени. Город. Саша.

- Не хочу, чтобы ты шла одна.
- Я не из тех, кто уходит молча, - добавил я.

Она кивнула.
И больше не спросила.
Только сказала, почти шёпотом:

- Тогда останься ещё на пять минут, когда приедем. Просто... останься.

Мы подъехали к её дому.
Тот самый - с облупленной лепниной над входом и лампой, которая светит как будто сквозь пелену прошлого. Я всегда считал, что он странно похож на неё: старый, с историей, но внутри - уют и тепло.

Саша не торопилась отстегнуть ремень.
Просто сидела. Руки на коленях. Пальцы сплелись.

Я выключил двигатель, но фары оставил включёнными - они давали какой-то хрупкий остров света в этой снежной тишине.

- Пять минут, - тихо сказал я. - Идут.

Она повернулась ко мне.
Медленно, будто боялась, что одно движение сотрёт весь момент.

- Женя...

Я поднял взгляд.
И снова - как в галерее, как на кухне, как тогда, когда она впервые подошла посмотреть мои наброски - она смотрела в меня, а не на меня.

- Я не знаю, как правильно, - прошептала она. - Но я всё думаю...
что если бы ты уезжал и мне было всё равно - я бы уже вышла из машины.

Я почувствовал, как внутри что-то сжалось - где-то в груди, где-то глубже.

- А ты сидишь, - сказал я. - Значит, не всё равно.

Она кивнула.
И это было важнее любых слов.

Мы сидели, как будто боялись сделать шаг.
Но потом она всё-таки приблизилась - медленно, осторожно. И коснулась губами моей щеки. Легко. Без давления. Как будто оставила метку. Или - надежду.

- Не обещай мне ничего, хорошо? - сказала она. - Просто... не исчезай, когда уедешь.

- Я не исчезну, - пообещал я. - Архитекторы умеют возвращаться. Даже к недостроенным проектам.

Она чуть усмехнулась.
Открыла дверь. В лицо ударил холод.
Перед тем как выйти, она бросила:

- И нарисуй мне что-нибудь. Не прощайся. Просто нарисуй.

И исчезла в подъезде.

Я остался сидеть.
В машине. В этом свете.
С ладонью на щеке, где ещё оставалось её касание.

И знал - что как бы я ни уехал, эта зима уже вписалась в меня контуром её профиля.

Неделя пролетела, как снег за окном маршрутки.
Мелькнула — и будто не оставила следов, кроме тех, что остались внутри.

Я успел всё: досдать экзамены, подписать заявку на практику, собрать блокнот с эскизами, выбрать даты и билеты.
И всё это — будто в полусне.
Как в ускоренной съёмке: галерея, мама, вечера с Кретом, кофе в два часа ночи, снег на подоконнике, Саша в шарфе, Саша без шарфа, Саша, которая смотрит молча, и Саша, которая уходит, ничего не требуя.
Я не рисовал её — до этой ночи.
И даже сейчас, когда рисунок лежит у меня в рюкзаке, не знаю, отдавать ли его.

На вокзале было холодно. Снег скрипел под ботинками.
Воздух пах поездом, замёрзшим железом и терпкостью зимних курток.

На перроне уже стояли:
Тимур — серьёзный, ссутулившийся, будто не хотел, чтобы прощание было настоящим.
Лея — в сером пальто, с блестящей снежинкой в ресницах, держала его за рукав.
Марк — нахохленный, но в глазах — беспокойство, как у пацана, который не знает, как сказать «я буду скучать», поэтому просто молчит.
Алина — в шапке с ушками, как всегда тёплая и внимательная, держала коробку с орешками в карамели: «в поезд, чтоб ты не забыл, как дома вкусно».
Крет — как всегда сдержан, но обнял крепко. «Не геройствуй в своих чертежах. Иногда людям нужны стены, а не витражи».
Мама — Дана — обняла дважды. В первый — как мать. Во второй — как женщина, которая всё ещё верит в добро, несмотря ни на что.

И Саша.

Она стояла чуть в стороне.
В белом пальто, сером свитере, с варежкой — той самой. Только теперь на ней была пара.
Рядом с её сапогами лежал след от чемодана — будто она сама хотела поехать, но не пошла.

Я посмотрел на всех.
Каждый из них — часть моей жизни.
Каждый — будто линия в чертеже. Без одной — всё бы перекосилось.

Я обнял Тимура.
Пожал руку Марку.
Алина чмокнула в щёку:
— Возвращайся, как только почувствуешь, что надо.

Мама всхлипнула, и быстро отвернулась — как всегда.
Крет что-то сказал про поезд и окна, но я почти не слышал. В голове звенело.

Я подошёл к Саше.
Остановился.

Она не говорила ничего.
Просто смотрела. И держала в руке маленький термос.

— Глинтвейн, — сказала она. — Почти горячий.

Я взял.
На крышке — наклейка в виде чертёжной линейки.

— Спасибо, — прошептал я.

— Нарисуешь? — тихо спросила она. — Когда будет время.

— Уже.
Я протянул ей свёрнутый лист бумаги, обвёрнутый лентой.
Она не открыла — просто сжала в руках.
Не плакала. Не спрашивала.
Не просила остаться.

— Я буду, — сказал я. — Не исчезну. Слышишь?

Саша кивнула.
— Архитекторы умеют возвращаться.

И когда я уже поднялся на ступени вагона, оглянулся ещё раз — она стояла в том же месте.

И, может, было бы проще, если бы кто-то заплакал.
Но нет.

Мы просто остались. Каждый — с чем-то настоящим.

Дана Туманова

Когда за Жекой захлопнулась дверь машины, я почувствовала, как что-то внутри меня... приостановилось.
Как будто часть дыхания ушла вместе с его шагами на перроне.
Он уезжал не впервые, нет.
Но в этот раз - иначе.
Как будто совсем взрослый.
Как будто не «мой сын», а мужчина, который выбрал путь.

Я не стала говорить ничего лишнего в машине. Не распыляться на нотации, объятия, фразы «пиши, звони». Он и так знал.
Но сердце всё равно отозвалось, когда он повернулся в последний раз.

Вечером мы с Кретом расставляли тарелки в столовой.
Снег ложился крупными хлопьями на стеклянную крышу веранды, свечи потрескивали в подсвечниках, а на кухне разливался тёплый запах имбиря, апельсина и палочек корицы, которые я добавила в вино.

Все были немного тише обычного. Даже Марк.
Лея сидела на подлокотнике кресла, поджав ноги. Тимур рядом, с чашкой. Алина что-то аккуратно выкладывала на блюдо - пирог, кажется, испекла.
Крет только кивнул - мол, всё под контролем.

И вот тогда я посмотрела на неё.
Саша.

Она стояла у окна.
Не просилась, не навязывалась.
Но и не уходила.
Словно ждала, что я скажу - как в прошлый раз, в галерее, когда я заметила, как она смотрит на Женю.

- Останься на ужин, - сказала я просто. Без интонаций. Без приглашений с подоплёкой.
Как если бы сказала: «Проходи, тут тепло».

Саша повернулась.
И её глаза были совсем не такие, как на вернисажах или при разговоре с клиентами.
В них было что-то... тонкое. Удержанное. Взрослое.

- Спасибо, - только и сказала она. И я поняла - да, всё правильно.

Она заняла место рядом с Леей. Помогла накрыть.
Спокойно, почти невидимо.

Но именно такие люди и остаются.
Не те, кто громко приходит.
А те, кто тихо остаётся, когда другие уезжают.

Позже, когда все уже ели, Саша вдруг спросила:

- А он давно рисует только вручную?

Я чуть удивилась.
Многие не замечают.

- С самого детства. Никогда не доверял планшетам. Говорил, что в бумаге есть «шершавость души».

Саша улыбнулась.
И опустила взгляд.

А я снова подумала:
Он всё-таки оставил ей больше, чем просто рисунок.
И, наверное, хорошо, что именно ей. Саша устроилась в кресле ближе к огню, поджав ноги. Её пальцы обхватывали чашку с горячим глинтвейном, на щеках - лёгкий румянец от тепла.
Крет сидел напротив, в своём любимом кресле - деревянном, с высокой спинкой. Он листал старую книгу, но не читал - просто держал в руках.
Я расположилась на диване, между ними, с ногами, поджатыми под плед.

- У вас так уютно, - сказала Саша, глядя на огонь. - Тут всё... как будто дышит спокойно.

- Это заслуга Даны, - сказал Крет, не отрывая взгляда от страницы. - Она делает дом живым.
- А ты - крепким, - усмехнулась я.

Саша улыбнулась.
Ненавязчиво. По-доброму.
И этот её взгляд - с мягким уважением - снова напомнил мне Жеку.

- Он много о тебе рассказывал, - сказала она вдруг, не глядя на нас.
- Женя? - уточнила я.

Саша кивнула.

- Только без имён. Просто... "мама", "отчим". Но я сразу поняла, что вы - его якорь.
Она замолчала на пару секунд, а потом тихо добавила:
- Вы его очень правильно воспитали.

Я почувствовала, как где-то внутри защемило - от благодарности.

- Он сам себя вырастил, если честно, - сказала я. - Мы просто старались не мешать быть собой.

Крет, наконец, отложил книгу.
Подался вперёд, посмотрел на Сашу чуть внимательнее.

- А ты его... понимаешь?

Она встретилась с ним взглядом. И, как всегда, спокойно, но честно ответила:

- Не всегда.
Но очень стараюсь.
Потому что даже когда не понимаю - всё равно чувствую, что он настоящий.

Мы с Кретом переглянулись. Он едва заметно кивнул. И я поняла - он тоже это почувствовал.

- Спасибо, что осталась, - сказала я. - Это был правильный вечер.

- Для меня - тоже, - отозвалась Саша. - Просто быть здесь... без вопросов, без ожиданий. Как дома.

Крет подлил глинтвейна, поставил чайник на плиту, пошёл включить ночник.

- Так и есть, - сказал он. - Значит, приходите ещё. Здесь любят тех, кто умеет слушать. И быть - просто быть, без шума.

Саша кивнула.
А я в тот момент вдруг подумала: если Женя и вправду однажды приведёт её в дом по-настоящему - я буду только за. Когда Крет в третий раз предложил подвезти её, я уже почти улыбалась.
Он был настойчив, по-мужски практичен, но Саша - упрямая. Тихо, без нажима, но упрямая.

- Я дойду, правда. Ничего страшного. Всего пара кварталов.

Я прекрасно знала, что значит это "всего".
И знала, что она всё равно пойдёт. Из вежливости. Из привычки быть «удобной».
Но я тоже была женщиной. Была молодой. Была сильной - на вид. И я знала, каково это: не просить, потому что не хочется быть лишней.

Поэтому я просто положила руку ей на плечо и сказала:

- Останься. В доме есть тёплая постель, чистая рубашка и дверь, которую тебе не придётся открывать самой в темноте.

Она чуть замерла. А потом, будто на вдохе, кивнула.
- Спасибо.
- Без благодарностей, милая. Просто - ложись спать. А завтра будет утро, чай и, возможно, письмо от Жени.

Я проводила её по коридору.
Гостевая была тёплой - уютное покрывало, маленький ночник, вышитые салфетки. Когда-то тут ночевала Лея с подругами. Потом - мои подруги.
Теперь - она.

Саша прошла внутрь.
Сняла пальто. Повесила аккуратно.
Развернулась ко мне, чуть растерянно.

- Я правда не хочу быть обузой.
- Перестань, - перебила я её. - Женя доверяет тебе. А я доверяю своему сыну.

Она немного опустила взгляд.
И в этом движении было столько - нежности, вины, робости... Я подошла ближе, поправила ей прядь волос за ухо. По-женски. По-матерински.

- Я не знаю, что между вами. Но знаю точно: ты важна.
- Он для меня... - она запнулась. - Он как человек, из-за которого вдруг перестаёшь бояться быть собой.

Я кивнула.
- Именно так мы и влюбляемся.

На этом мы больше не говорили.
Я закрыла за ней дверь и тихо ушла в коридор.
Свет ночника оставался за её спиной, а у меня в сердце осталась мысль:

Жека уехал. Но, кажется, кое-что он всё-таки оставил. И это - не только рисунок.

Он сидел в своём кресле, с бокалом. Не пил - просто держал. В камине потрескивали остатки поленьев, отражаясь в стекле. В доме было тихо, только часы на стене отсчитывали ночь.

Я подошла медленно. Села рядом. Укрылась пледом - моим любимым, серо-синим, с кисточками.

Он посмотрел на меня, не говоря ни слова. А потом протянул руку - просто коснулся пальцами моей ладони.

- Она осталась, - сказала я.

- Я слышал. - Его голос всегда звучал чуть ниже обычного, как будто был соткан из спокойствия.

- Пыталась уйти. Говорила, дойдёт сама.
- Похожа на тебя, - он усмехнулся. - Когда мы встретились тогда... ты тоже говорила, что справишься сама.

Я кивнула.
В памяти вспыхнуло: захлопывающаяся дверь камеры, уставшие глаза Полины, запах больницы, ругань с адвокатами, Жека - совсем малыш, цепляющийся за подол.

- Тогда я боялась... не справиться с новым горем. Не пережить ещё одно "не того выбрала".
- Ты имела право бояться, - тихо сказал он. - Но ты выбрала.

Он отставил бокал.
Посмотрел на меня - не как на женщину, с которой делит дом, а как на единственного человека, чьё сердце он до сих пор бережёт с осторожностью.

- Иногда я думаю, - продолжила я, - что если бы не ты... Я бы не осталась целой.

- Ты не осталась целой, Дана, - сказал он. - Но ты стала сильнее, чем была.
- А ты?
- А я просто хотел, чтобы у тебя был дом.
- Он есть.
- Тогда и у меня - тоже.

Мы замолчали.

Он взял мою руку, переплёл пальцы с моими. Я позволила себе закрыть глаза. Не потому, что устала. А потому что рядом с ним - можно.

Прошлое не отпускало. Оно не исчезало.
Мы оба были построены из потерь, ошибок, из крови, предательства, одиночества.
Но рядом с ним я научилась не бояться.

- Жека стал настоящим, - сказал он после паузы. - Я смотрю на него - и вижу, каким бы был наш сын.
Я не ответила. Просто сжала его пальцы чуть крепче.

- Он твой, - прошептала я. - Он наш.
- Ты не боишься теперь?
- Боюсь. Но не того. Я больше не боюсь быть с тобой. Не боюсь, что ошиблась.
- Значит, всё не зря.

И я впервые за долгое время - заплакала. Не от боли. От тишины. От понимания, что мы выстояли.

А потом он встал, поправил плед на моих плечах, потушил свет в камине и сказал:

- Пойдём спать. Утро будет хорошим.

Я кивнула.

Потому что знала:
Если рядом - он, то и утро, и дом, и я сама - уже настоящие.

Я проснулась от того, что солнце пробилось сквозь шторы.
Мягкий, рассеянный свет лёг на покрывало, на стену, на подушку рядом - пустую, ещё чуть тёплую.
Я потянулась - медленно, будто не хотелось возвращаться в реальность, где уже не скрипит под ногами паркет, а кофе не подают с полувзглядом и улыбкой.

Рядом, на тумбочке, стояла чашка. Белая, из нашего старого комплекта - с тонким золотым ободком.
И записка.

"Не хотел будить. Завтрак на плите. Уехал в офис. - К."

Я улыбнулась.
Просто - улыбнулась.
Такими жестами он всегда говорил громче любых слов.
Он знал: я не люблю шумных прощаний, не выношу «успехов на работе» на автомате.
Он просто оставлял кофе.
И заботу.

Я села в кровати, обернув плечи тонким халатом. Сделала первый глоток - и в животе стало чуть теплее.
На секунду позволила себе прикрыть глаза. Представить, как он уже за рулём, как слушает новости, приоткрыв окно. Как, может быть, думает обо мне. Или о Жеке. Или о своём утре, которое началось раньше моего.

За окном сыпал снег - лениво, как будто специально под утреннюю тишину.
В доме царило спокойствие.

Я встала, накинула кардиган, прошла в коридор.
И вдруг - услышала движение на втором этаже.

Саша.

Я остановилась, прислушалась. Шаги были лёгкими, почти неслышными - как у человека, который ещё не знает, можно ли по-настоящему чувствовать себя здесь своим.

Я вздохнула.
Улыбнулась.
И направилась на кухню - разогревать ей кофе.

Потому что утро - это не только день после сна.
Иногда это новый шанс быть рядом с теми, кто остался.

На кухне было тихо.
Только гудел чайник и потрескивали дрова в духовке.
Я поставила сковороду на плиту, нарезала яблоки, добавила немного корицы - так Женя любит. Хотя его не было, я всё равно готовила, будто он вот-вот войдёт босиком, потянется за чашкой и спросит: "У нас что, осень?"

Кофе я уже разогрела.
Вторую чашку - не для себя. Просто... чувствовала, что она пригодится.

Когда дверь на кухню чуть скрипнула, я не обернулась сразу.
Саша вошла на цыпочках. Осторожно, как входят в чужую жизнь. Но я уже знала: она не чужая.

- Доброе утро, - сказала я, поворачиваясь.
Она стояла у порога в моей рубашке - длинной, на пару размеров больше, с закатанными рукавами. Волосы спутаны, глаза чуть прищурены от света. И в этом всём - она была очень настоящей.

- Доброе... - выдохнула она. - Я... сначала хотела уйти рано, но потом...

- Утро решает само, кто когда должен проснуться, - мягко перебила я. - Садись. Кофе уже ждёт.

Она подошла, села на табурет у барной стойки. Обхватила ладонями чашку, но не пила. Просто держала - как будто в ней было что-то важное.

- Я... не знаю, как себя вести, - честно призналась она. - Всё как будто слишком хорошо.
- Так и должно быть, - сказала я. - Иногда - просто хорошо. Без подвохов.

Она посмотрела на меня, долго, будто всматривалась.

- Вы очень на него похожи.
- Женя - это я и всё лучшее от всех, кто его любил, - ответила я. - А ты, Саша, - из тех, кто может полюбить правильно.

Саша чуть покраснела. Улыбнулась - неуверенно, но искренне.
И вдруг сказала:

- Я боюсь. Что он уедет - и всё будет иначе.

Я подошла ближе. Поставила перед ней тарелку с яблоками и тёплым мёдом.

- Всё и будет иначе. Всегда будет. Но есть люди, Саша, которые... возвращаются.
- Даже если далеко?
- Особенно тогда. Главное - чтобы было куда возвращаться.

Она кивнула. Смахнула с губ крошку, как ребёнок.
И я подумала, что, наверное, именно так - по-настоящему и начинается семья: не с громких обещаний, а с тёплого утра, кофе и разговора, в котором тебя услышали.

Саша делала вид, что ест, но больше мяла вилкой яблоки с корицей, а не ела.
Я уже поставила чайник снова - потому что на двоих одной кружки мало - и собиралась сказать что-то лёгкое, не обязывающее, когда экран телефона мягко загорелся.

Сообщение.

От него.

"Я в общаге, всё нормально. Высплюсь и буду готовиться к зачёту."

Без смайликов.
Без «мам».
Но я слышала этот голос, как будто он стоял за моей спиной, шаркал тапками, потягивался и бормотал:
"Я не умер, не замёрз, жив, цел, просто дай поспать."

Я улыбнулась.
Прислонила телефон к груди на пару секунд - не из драмы, нет. А потому что всё хорошо.
А это для меня - уже почти чудо.

- Он написал? - тихо спросила Саша.

Я кивнула.
- Да. Уже в общаге. Всё нормально.
Поставила чайник на место.
- Выспится и начнёт разносить зачёты.

Саша чуть опустила глаза.

- Он правда такой самостоятельный, да?
- Да. Но в тебе он позволял себе быть... не таким. И это - редкость.

Она молчала. Но пальцы на чашке дрогнули. Я видела - она переживает, как бы случайно не потерять ту тонкую нить, что возникла между ними.
И я понимала это слишком хорошо.

Поэтому сказала:

- Ответишь ему?

Она моргнула, как будто не сразу поняла.
- А я могу?

- Можешь. Но не обязательно сейчас. Он не ждёт. Он просто написал, чтобы ты не волновалась.
- А вы?

Я посмотрела в окно, где снег снова начал идти, крупными ленивыми хлопьями.

- Я давно уже не волнуюсь, Саша. Я просто... люблю.
И это - другое

Вероника

Некоторые истории не выкладываются сразу.
Их нужно выносить - как рану, которую ты не лечишь, потому что она научила жить осторожнее.

Я пишу одну из таких.

"История #61. Про того, кто никогда не перебивает, даже когда у тебя крик в словах.
Про того, кто читает между строк и всегда оставляет пустое место - для воздуха.
Про Лайма."

Да, для всех он - просто ник в комментариях.
Для меня - почти голос в голове.
Спокойный.
Ровный.
Как встречный ветер, когда несёшься на велосипеде, и вдруг понимаешь: вот сейчас - дышишь по-настоящему.

Мы не виделись ни разу.
Он живёт в другом городе, где вечер наступает на час раньше. Иногда он присылает фото - пустая трасса, отражение в зеркале, надпись на стене, которую он «не рисовал, но будто знал, что она появится».

И он первый, кто понял, что "История #43" - про меня.

Он не спросил прямо. Просто написал:

"Ты ведь тоже ищешь, как не повториться?"

Я смотрела на эту строчку несколько минут.
А потом ответила:
"Кажется, мы оба знаем, что такое - быть продолжением кого-то, кого не выбирал."

С тех пор мы переписываемся.
Не каждый день.
Но каждый раз - будто наедине, даже если вокруг - шумный вагон метро или очередная репетиция дебатов.

Леся знает.
Она хмыкает, говорит:
- Когда вы уже познакомитесь вживую?
А я... не знаю.
Может, если увижу - исчезнет магия.

И да, Никита про Лайма не знает.
Это не тайна.
Это просто... моё. Я не верю в совпадения.
Но бывают вечера, когда всё случается сразу.

Чашка ещё тёплая.
Музыка в фоне - инструментал без слов, чтобы не мешать собственным мыслям.

Я только закрыла документ с черновиком новой истории - и тут экран мигнул.

Первым написал Влад.
Его сообщения всегда приходят в такой момент, будто он знает, когда тишина становится слишком громкой.

> 🟢 Lime_:
Прочитал #61.
Ты снова оставила слишком много воздуха между словами.
Это красиво.

Я сегодня был у той стены, помнишь? Там теперь нет граффити. Но осталась тень. Стена вроде бы чистая, но ты всё равно видишь - там что-то было.

Я замерла.
У меня мурашки по рукам.
Я знаю, о чём он. И знаю, что он говорит не про краску.

И в этот момент - второе сообщение. От Никиты.
Он пишет не так. Он не прячется в аллегориях.

> 🟢 Никита:
Эй, у тебя завтра свободное?
Я тут нашёл офигенную кофейню у Библиотеки. Там лампы из старых киноплёнок. Прям ты.

Улыбка сама собой.
Он живой, конкретный, немного неуклюжий, но настоящий.
С ним легко.
Он не говорит "тень на стене", он говорит: "смотри, свет прикольный".

Я смотрю на оба чата.
Оба - зелёные кружки онлайн.
Оба - в моей жизни по-своему.

И мне на секунду становится страшно. Потому что между ними - я. И я не знаю, кто из них знает меня по-настоящему.

Я отвечаю Владу первой. Потому что он бы не стал ждать. Он бы просто понял.

> 🟣 Ника:
Иногда тень - это всё, что у нас остаётся.
Но даже тень можно поймать на фото. А ты - умеешь видеть.

И только потом - Никите:

> 🟣 Ника:
Свободное. Завтра - ты, я и киноплёнки. Только не забудь - я кофе с овсяным.

Я ещё не успела отправить следующее сообщение Владу, как послышался лёгкий, почти вежливый стук в дверь.

- Ник, можно?

Голос отца.
Тихий. Без давления. Как всегда.

- Конечно, - отозвалась я, быстро выключив экран. Не потому что что-то скрываю, просто... это моё пространство.

Он вошёл, с кружкой в руке - с той самой, с чёрным котом и надписью: «Злой, пока не выпью чай».

- Ты всё ещё не спишь, - сказал он, проходя к окну. - Впрочем, неудивительно.

Я слегка улыбнулась. Он не спрашивает "почему". Он знает, что мои мысли поздно вечером - как улицы за стеклом: вроде пусто, но если присмотреться, всё живёт.

- Пишешь? - кивнул на планшет.

- Немного. Думаю скорее.

- Это всегда опаснее, - усмехнулся он, отпив чай. - Особенно для тех, кто думает слишком глубоко.

Он посмотрел на меня так, как умеют только отцы, которые помнят, как ты училась ходить, падала, и вставала - не из-за их слов, а потому что сама решила.

- Ты... чего-то боишься? - спросил он вдруг, мягко, почти шёпотом. - У тебя взгляд... как будто стоишь у развилки.

Я вздохнула.
Села с ногами на кресло, обняв колени.
- Не знаю, пап. Просто... иногда кажется, что у меня в голове два маршрута. И оба - правильные. Но если я выберу один, второй может исчезнуть.

Он присел рядом, положил ладонь мне на плечо.

- Ты не обязана знать всё сейчас. И не обязана выбирать сразу. Иногда достаточно просто идти. Даже если кажется, что без карты. Главное - не потерять себя по дороге.

Я кивнула, молча. Он не стал говорить больше. Просто посидел рядом минуту. Потом встал, подошёл к двери и уже на выходе сказал:

- А этот Влад... он из твоего блога?

Я вскинула голову.

- Ты читаешь мой блог?

Он усмехнулся, не оборачиваясь:
- Я - твой отец. Я читаю между строк лучше, чем кто бы то ни было.

И ушёл.

Я вышла из комнаты босиком, по полу - прохлада, от света в коридоре чуть щурюсь.
На кухне - приглушённый свет, запах чего-то пряного и...
голос мамы.

- "...А я всё чаще замечаю, что меня как будто кто-то подменил..." - поёт вполголоса, стоя у плиты, покачиваясь в такт.

Папа - обнимает её сзади. Щекой прижимается к её волосам.
Они стоят так, будто время остановилось, и больше никого нет.

Я замираю в дверном проёме, не сразу решаюсь идти дальше.

Мама смеётся, чуть толкает его локтем:
- Ты хоть бы сказал, что подкрался, испугал.

- Я же не кот, чтобы топать, - шепчет он, не отпуская. - И вообще, я стою тут, наслаждаюсь концертом. Живым.

- А ты всегда так прячешься, когда хочешь нежности? - поддразнивает она, и голос у неё такой... домашний, родной, с мягкой улыбкой между нот.

Он отвечает, не сразу, почти серьёзно:
- Только когда уверен, что не прогонят.

Я сжимаю пальцы на краю футболки и улыбаюсь себе под нос.
Иногда я забываю, как они умеют быть парой, а не просто родителями.

Мама замечает меня первой.

- Ника! - восклицает она с тем удивлением, будто не ожидала, что я вообще появлюсь на кухне в этот час. - Ты чего, проголодалась?

- Не совсем, - качаю головой. - Просто... не хочется сидеть в тишине.

Папа отпускает маму и тянется за третьей кружкой.
- Тогда присоединяйся. Чай или какао?

- Чай. И - можно с тем вареньем? Смородиновым?

Мама поворачивается с ухмылкой:
- Ты, часом, не читаешь мысли?

- Папа сказал, что умеет читать между строк. Я, видимо, по наследству, - отвечаю, подмигнув.

Они оба рассмеялись, а я села за стол, подтянув колени.
Это - мой дом.
Моё настоящее.
И, наверное, именно это мне нужно было почувствовать, прежде чем выбирать, куда идти дальше.

Папа поставил передо мной кружку - дымится, пахнет липой и мятой.
Я обожаю, когда он сам делает чай - не пакетик в кипятке, а настоявшийся, почти лечебный.
Рядом - блюдце с вареньем. Мамина заготовка. Настоящая, с косточками и терпким послевкусием.

Они сели напротив.
Папа положил руку на спинку маминого стула - не демонстративно, просто как будто она его якорь.

- Как день? - спросила мама, подогревая молоко для себя.

- Спокойный, - ответила я, делая глоток. - Закончила текст. Поспорила с одной преподавательницей в чате. Немного поговорила с ребятами.

- "Немного" - это сколько сообщений? - прищурился папа. - Двести?

Я фыркнула, прикусила губу, чтобы не улыбнуться слишком широко.
- Может, сто девяносто девять.

Мама усмехнулась и подошла ко мне, коснулась плеча.

- Ты иногда выглядишь так, будто несёшь на себе мир. А тебе всего семнадцать, Ник.

Я опустила глаза.
- Я просто не хочу вырасти и понять, что жила "потом".

Они оба на секунду замолчали.
Папа наклонился чуть ближе.

- Это хорошо, что ты об этом думаешь. Но не спеши. Некоторые вещи должны происходить не быстро, а вовремя.

Мама села рядом, тёплая рука легла на мою.
- А если ты когда-нибудь запутаешься... - она посмотрела мне в глаза, - знай, что мы не будем тебя тянуть. Мы - просто рядом. Чтобы ты могла опереться, если понадобится.

И вот в эти секунды - в чайных парах, в её голосе, в папином молчаливом взгляде - было всё, что нужно, чтобы снова не бояться.

Я кивнула.
Просто, по-настоящему.

- Спасибо, - выдохнула я. - Вы... вы классные.

- Это ты у нас классная, - сказал папа. - Просто гены правильные.

Мы рассмеялись втроём. И пока варенье таяло на языке, я думала, что, может, не так уж и страшно - расти. Если у тебя есть место, куда можно возвращаться.

Марк

- У меня сейчас мозги вскипят, серьёзно, - пробурчал Тимур, откидываясь на спину. - Они из нас Нобелевских лауреатов сделать хотят? Это что за задачки?!

Я не отрываясь уставился на свой лист:
"Рассчитайте массовую долю вещества в растворе после добавления..."
Да Господи.

- Чувак, ты в прошлом задании водород с углём перепутал, не кипятись, - хмыкнул я, приподнимая карандаш.

- Я не перепутал! Я творчески подошёл!
Он скинул тетрадь с живота, приподнялся и уставился в потолок:
- Мы же вообще в жизни это использовать не будем, понимаешь? Никогда! Никогда я не буду просыпаться в два ночи и думать: "О, пора посчитать растворимость гидроксида железа!"

- А прикинь, - не выдержал я, - если проснёшься.
- Тогда вызывайте экзорциста, - буркнул он. - Или Лею, она умеет изгонять дичь. Особенно мою.

Я фыркнул.
Имя Леи в разговоре Тимура всегда звучало... странно. Особенно после того случая на крыше.
С тех пор я стал слушать его слова чуть внимательнее. И смотреть - тоже.

- Слушай, - сказал я, откидываясь на спинку стула, - ты там точно только поцеловался с моей сестрой?

Он замер.
На секунду.
Потом медленно повернул голову ко мне.

- Я не знаю, - выдохнул он. - Ты хочешь это обсудить как брат... или как друг?

Я посмотрел на него - взгляд в лоб.
Он мой друг. С самого детства.
Но Лея - моя сестра. И она, чёрт возьми, девочка с сердцем наизнанку.
Я вздохнул.

- Я хочу знать, заслуживает ли она знать всю правду.
Пауза.
Он отвёл взгляд.

- Я её не использовал, - сказал тихо. - Но и не знаю, как правильно. Всё как-то... слишком. Быстро. Глубоко.

Я смотрел на него молча. И впервые - не знал, что сказать.
Потому что в его голосе не было лжи.

- Тебе ещё много заданий осталось? - спросил он, пытаясь сменить тему.

- Только начались, гений.

Тимур зарылся лицом в подушку, пробормотав с глухой обречённостью:

- Верните меня в обычную жизнь, где максимум стресса - это не успеть на автобус. А тут - кислоты, отношения и ты, Барсов, со своими моральными дилеммами.

Я усмехнулся.

- Потерпи. Завтра контрольная, а потом, может, и разберёмся. И с химией, и с жизнью.

Он приподнял руку с кулаком:

- За выживание?

Я стукнулся кулаком в ответ:

- За выживание.

- Мы не мешаем? - с грацией шторма в комнату влетела Лея.
За ней - Алина, более спокойно, но с тем же выражением: нам сюда точно надо.

Следом по полу протопал Джек - наш шестимесячный ураган, рыжевато-белый стафф.
Уши торчком, хвост - пропеллер, взгляд - как будто всю свою жизнь он мечтал именно о том, чтобы сейчас врезаться в мой стул.

- Джек, сидеть! - скомандовал я.

Он, конечно, не сел.
Он вильнул хвостом, подпрыгнул, уткнулся носом в Тимура, который как раз вылезал из-под подушки.

- Ай! - застонал Тим. - Это было нападение?

- Это была любовь, - фыркнула Лея. - Он тебя просто уважает.

- Пёс меня уважает больше, чем школьная система, - пробормотал Тимур, отмахиваясь от языка Джека, - утешительно.

Алина подошла ближе, села на край моей кровати, глянув на мои записи.

- Пробник?

- Ага. В аду есть отдельный котёл под названием "массовая доля вещества".

- Можно просто сгореть, - подмигнула она. - Быстрее и чище.

Лея, тем временем, села на пол рядом с Джеком, зачесала его за ушами, и сказала:

- А вы знали, что завтра минус шестнадцать с утра? У кого не будет шапки - того сдадим маме.

- Звучит как угроза, - сказал Тимур, всё ещё борясь с псом. - Особенно с учётом, что твоя мама умеет говорить взглядом.

Я усмехнулся.
Дом был полный. Шумный. Живой.

А химия... ну, химия подождёт.

- Джек, иди ко мне, - позвал я, и пёс рванул как комета.

Он почти снёс Алину с кровати, плюхнулся рядом, вильнул и скинул мой калькулятор.

- Ну всё, Барсов, - сказала она, смеясь. - Учёба официально отменяется. Джек вынес приговор.

Я кивнул.

- Заслужено.

Алина вдруг выпрямилась, глянула не на меня, не на Тима, а прямо на Лею.
И потом перевела взгляд на Тимура.

- Так, два партизана. Что между вами?

Тон у неё был вроде бы обычный, даже лёгкий. Но глаза - совсем не шуточные.
Она знала, что говорит.
Я даже видел, как Лея будто на долю секунды затаила дыхание.

Тимур моргнул и, прежде чем я успел что-то сказать, выдал с тем самым типичным, спасательным сарказмом:

- Если ты про меня и Марка - у нас любовь до гроба. Всё сложно. Очень драматично.

Я закатил глаза и кинул в него подушкой.

- Не увиливай, Костров.

Алина скрестила руки на груди, прищурившись:

- Я не про Марка.
- Я про вас. - её взгляд скользнул между Леей и Тимом. - Вас двоих.

Наступила короткая, но плотная тишина.
Та, от которой в животе всё сжимается, даже если вопрос не к тебе.

Лея отвела глаза, опустилась обратно на пол, будто бы занята Джеком.

Тимур тоже резко потерял всю свою браваду. Он потёр затылок, хмыкнул и выдал:

- Да нормально всё. Просто... мы близко общаемся. Всё по-дружески.

- Очень по-дружески, - пробормотал я. Не удержался.

Лея бросила в меня быстрый взгляд. Что-то между «не сейчас» и «пожалуйста».

Алина подняла бровь:

- Ладно. Но знайте, я как мама Джекa: всё вижу, всё чувствую и в случае чего - прикушу за пятку.

Тимур криво усмехнулся.

- Уже боюсь.

Джек гавкнул, как будто подтвердил.

А я откинулся назад и подумал, что теперь в комнате стало очень тепло и очень тесно от того, что все притворяются.

Телефон загудел. Экран мигнул.
Я не сразу посмотрел, думал, что опять мама что-то про варежки напомнит в семейном чате.

Но нет. Общий чат.

Влад:

> "Так, товарищи психи, из-за алхимических задачек, которые я нихера не понял, предлагаю проветрить мозги и пойти гулять. Кто за?"

Я вслух хмыкнул.

- Влад в ударе, - прокомментировал я. - Только назвал нас психами и уже зовёт на улицу.

Тимур поднял бровь:

- Учитывая, что он не решает, а страдает, это было ожидаемо. Но я за. Прогулка - это почти спорт.

Алина, присев на подлокотник кресла, наклонилась ближе:

- Влад пойдёт? Значит, будет весело и потенциально опасно. Надо идти.

Лея улыбнулась, но глаза по-прежнему были чуть напряжённые.
Будто слова Алины про «два партизана» ещё стучали в голове.

- Я за, - сказала она, - но если только без беготни по сугробам. Джек в прошлый раз чуть не утащил меня в канаву.

- Это потому что он считает тебя своей сородичей, - фыркнул Тимур. - Маленькой, пушистой, шумной.

Лея фыркнула, но не возразила. Джек, будто почувствовав своё звёздное участие, встал, зевнул и вильнул хвостом.

- Джек за, - сказал я. - А значит, мы проиграли. Надо идти.

Я набрал в чат:

> "Минус пятнадцать, но мы в деле. Через 10 минут во дворе?"

Во дворе было светло от фонарей и тихо, как в снежной сказке, если не считать хруста под подошвами и Джека, который носился вокруг нас, как пушистый кометный хвост.

Первым подошёл Влад - в чёрной куртке, с капюшоном до бровей, но с неизменной ухмылкой:

- А я уж думал, отморозки сдадутся и залипнут в задачах до ночи.

- Отморозки - это мы, - сказал Тимур, хлопая себя по бокам. - Идём проветрить мозги, пока они не начали плавиться.

- Поздно, - буркнул я. - У меня уже химическая нестабильность в области нейронов.

Алина подняла глаза к небу, сделала вид, что молится:

- Господи, среди кого я живу...

- Среди легенд, - сказал Влад, легко, не хвастливо - как факт. И швырнул мне снежок.

Я уклонился. Джек радостно гавкнул.

- Только попробуй, - сказал я, прицеливаясь. - Ты не уедешь из этого двора без снега в штанах.

- Барсов, ты бросаешь мне вызов?

- Всегда.

Он ухмыльнулся шире. Через секунду снежки летели во все стороны - мы, как стая детей, забывших про возраст, контроль и оценки. Даже Лея, сначала хмурившаяся, рассмеялась так громко, что эхо пошло по двору.

Тимур в какой-то момент схватил её за талию, чтобы прикрыться от снежка, и у них на долю секунды глаза встретились - и я снова всё понял.

Алина стояла рядом, поджала губы и, не говоря ни слова, шарахнула снежком прямо в Тимура. Он с видом пострадавшего гения упал на спину в сугроб.

- Предательство! - заорал он снизу. - Я вообще-то зонт.

- Ты - ходячий магнит для проблем, - сказала она.

Мы шли через двор, пинали снег, смеялись, кричали, как будто нам по 10.
И в этом было что-то очень настоящее.
Как будто у всех нас за плечами тяжёлые рюкзаки - и только в такие вечера мы их сбрасываем. На пару часов. На пару шагов.

- Слушайте, а может реально куда-нибудь дойти? - предложил Влад. - До набережной, например.

- Или до круглосуточной пекарни, - вставила Лея. - Мне кажется, я сожгла тысячу калорий, пока уворачивалась от вас.

- Я за еду, - кивнул я. - И если будет какао - я женюсь на первом, кто мне его принесёт.

- Вот и отлично, - Алина хлопнула в ладоши. - Зимняя вылазка имени нашего коллективного отчаяния официально началась.

Джек гавкнул. Всё, как надо. Позади шли Лея и Тимур. Я краем глаза ловил, как она поправляет варежку, а он подаёт ей руку, якобы чтобы удержаться на скользком участке.
Хитро. Очень хитро.

- О, - сказал я вслух. - Только что в воздухе что-то хрустнуло. Кто-то сломал барьер дружбы?

- Марк, - выдохнула Лея, как будто я только что выдал гостайну.

- Я вообще-то про лёд на тротуаре, - невинно ответил я. - А если у кого-то чувства наружу полезли, это не моя вина.

- Я тебя сейчас в снег лицом, - сказал Тимур.

- О, тоже про дружбу?

Мы засмеялись. Джек залаял, будто поддакнул. Снег летел с ветвей над головами.
Небо было почти фиолетовое - как перед снегопадом. И пахло - ночью, свежестью и зимой. Всё было как в фильмах, только без фильтра.

- Стоп, - Влад притормозил. - Вот здесь. Смотрите.

Мы вышли к набережной. Река подо льдом, огни города отражаются на снежных краях. Тихо, почти никого. И как-то особенно.

Я посмотрел на всех - на Алину, на Лею, на Тима, на Влада, на Джека. И подумал:
вот она, зима. Вот она, жизнь. Вот мы - живые.

- Ну чё, - сказал я. - Фотку на память?

- Без селфи-палок, Барсов, - вздохнула Алина.

- Только душой и вспышкой, клянусь.

Мы сгрудились. Влад держал телефон.
Щелчок.

- Это уже история, - сказал он.

Я ничего не ответил. Просто стоял, пока снег не начал падать.

Фотка получилась кривоватой - Джек в прыжке, Лея моргнула, у Тимура пол-лица в шапке, у Влада лицо как у киллера из новогодней рекламы, но мне плевать. Потому что Алина рядом, и её рука в моей - незаметно, под куртками, но уверенно.

- Знаешь, ты бы мог и улыбнуться, - сказала она, наклоняясь ко мне. - А не изображать, будто это фото для разыскиваемых.

- А ты бы могла не смотреть на меня так, - парировал я. - А то я забуду, где стою, и поцелую тебя при всех.

Она хмыкнула, но не отпустила руку.

- Не угрожай мне хорошим, Барсов.

Мы стояли чуть в стороне от остальных. Влад шёл к ограждению, Лея с Тимом, как всегда, делали вид, что между ними ничего - а Джек нашёл себе снежный сугроб и старался его закопать. Или съесть.

Я обернулся к Алине.

- Как ты вообще со мной связалась? - спросил я. - Могла бы найти себе кого-то... поспокойнее.

- Могла, - подтвердила она. - Но у тебя глаза такие, будто ты не спишь ночами, и сердце будто из угля. Я не удержалась. Захотелось раскопать.

- И что там?

- Пламя, - просто сказала она. - Неуловимое, дикое и тёплое.

Я выдохнул.

Иногда я забываю, как глубоко она видит.

- Хочешь уйти пораньше? - спросил я. - Только мы. Погуляем ещё немного.

- Хочу, - улыбнулась она. - Но только если потом зайдём в ту самую пекарню. Я её отслеживала в Яндекс-картах весь вечер.

- Ты просто ходячее чудо.

- Я ходячая женщина с голодом, Барсов.

Мы пошли чуть вперёд. Влад оглянулся и кивнул, мол, понял.
Они останутся - поболтают, посмеются, а мы просто срежем угол. Уйдём в сторону улиц, где меньше фонарей, больше тени и... нас.

Пекарня была маленькой, уютной, с запотевшими окнами и запахом ванили. Та самая. Мы сюда ходили осенью, когда сбегали с уроков, когда думали, что весь мир можно передумать за кофе и тёплую сдобу. Тогда у нас ещё не было «мы». А теперь - есть.

Мы заняли столик у окна. Я снял перчатки, Алина стянула шапку, встряхнула волосы. Щёки у неё всё ещё горели от мороза.

- Знаешь, - сказала она, пока я выбирал булочки, - ты иногда такой серьёзный, что кажется, будто мир вот-вот рухнет. А потом улыбаешься - и всё ок.

- Это потому что ты рядом, - хмыкнул я, не глядя. - Серьёзно. С тобой проще.

- Я знаю, - спокойно ответила она и потянулась за моей рукой. - И не сомневайся. Я с тобой не потому что ты Барсов. А потому что ты ты.

Я посмотрел на неё - немного растерянно.
Она всегда знала, как рубануть по сути. Не через «люблю» и «навсегда», а через действия, взгляды, уверенность.

- Мне с тобой хорошо, - сказал я. - Даже когда молчим. Даже когда ругаемся.

- А особенно когда не ругаемся, - усмехнулась она.

Булочки с корицей оказались горячими. Мы делили одну на двоих, не спеша. Она смеялась, когда я жёг язык. Я дразнил её, когда сахар оставался у неё на губах.
Мир за окном был где-то очень далеко. А здесь был просто вечер. Мы. И булочки.

Я провёл пальцем по её ладони. Осторожно, почти не касаясь.

- Алина, - сказал я. - Если однажды всё вдруг станет сложно... просто не отпускай, ладно?

Она посмотрела на меня - без пафоса, без удивления.
- Даже не подумаю.

Мы с Алиной вернулись не спеша - на улице уже темнело, фонари светили как будто через туман, Джек устал и всё чаще останавливался понюхать сугробы, будто читал местные новости.
Я держал Алину за руку до самой двери, но отпустил, как только в подъезде зашуршали чужие шаги. Не то чтобы мы прятались - просто... это было наше.

Когда вошли в комнату, Тимур, развалившийся на диване, поднял голову и с выражением трагического предательства произнёс:

- Зайчик... ты мне изменяешь.

Я замер, опёрся о косяк и фыркнул.

- А ты думал, я навсегда твой?

Алина склонилась к нему театрально, как актриса немого кино:

- Прости, Тим... Но ты был лишь ошибка юности.

- Какая боль, - откинулся он на подушку и закрыл лицо ладонями. - Вы убили во мне веру в любовь. Мне теперь только Джек остался.

Пёс, услышав своё имя, подскочил, вильнул хвостом и запрыгнул прямо на Тимура. Тот ойкнул, прижал уши, как будто и правда страдал.

- Джек, ты же понимаешь, кто тут настоящий? - продолжал Тимур, гладя пса. - Кто тебя кормит? Кто не бросит ради булочек с корицей?

- Это была пекарня мечты, между прочим, - вставила Алина, снимая пальто. - И вообще, я покупала и тебе эклер. Но теперь, увы, съем сама.

- Предательница, - простонал он.

Лея засмеялась, свернувшись на кресле, как кошка.
- Господи, как я скучала по вам всем, когда вы ушли. Даже по твоим страданиям, Тимур.

- Потому что мои страдания - это культурное достояние, - торжественно заявил он.

Я плюхнулся рядом, закинув руку за голову и подтянул Алину ближе. Она села вплотную, её волосы пахли пекарней и морозом. И у меня, несмотря на весь этот балаган, было ощущение, что я - на своём месте.

В комнате пахло корицей, мокрым Джеком и выдохшимися батареями - в смысле, тем самым воздухом, который появляется, когда день заканчивается, а ты всё ещё не хочешь его отпускать.

Алина устроилась у меня под боком, Лея села на полу, откинувшись к шкафу, Тимур пинал Джекову игрушку по ковру, делая вид, что это очень важная миссия.
Телефон в углу выдал уведомление - общий чат.

Влад:
«Вы, видимо, умерли от булочек. Я скорблю. Но завтра на каток или я вычёркиваю вас из завещания.»

- Он же каждый раз пишет про завещание, - фыркнул Тимур. - Чего там осталось? Шлем, тачка Жеки, да сломанный наушник?

- И ключи от старого гаража, где у него в детстве была секретная база, - добавила Лея. - А ещё вечный дефицит сарказма.

Алина, нажав на голосовое, подала голос от Влада:

"А вообще, вы пуськи. Надеюсь, вам хорошо. Но я всё равно обижусь, если никто не согласится завтра кататься. Всё. Ушёл обижаться. Конец связи."

Я рассмеялся, прижав Алину ближе.

- Это угроза или приглашение?

- И то, и другое, - хмыкнула она. - Типа "будьте рядом, пока я ещё умею это просить".

Мы все немного затихли.

Иногда в этом доме бывали моменты, когда никто не говорил, но всё было понятно. Джек зевнул, Лея вытащила плед, Тимур что-то черкнул в блокноте. Спокойствие - редкий зверь. Но сегодня он был с нами.

- А давайте завтра правда на каток? - вдруг тихо сказала Лея. - Только не в центре, а в наш, у школы. Там тише. И ближе.

- И никто не увидит, как я летаю на ж... - начал Тимур.

- Хочешь - я тебя поймаю, - сказала Лея, не глядя.
Тимур замер. Секунда. И только - заметил, как он сжал кулак и спрятал улыбку.

- Ладно, убедили, - сказал он, будто между прочим. - Я за.

Я кивнул.
- Я тоже. Только не забудьте тёплые носки и моральную подготовку. Я на коньках как утка на льду.

Алина усмехнулась:

- А я - твой баланс. Так что не упадёшь.

Я посмотрел на неё. Она - мой центр. Она - мой якорь. Даже если всё вокруг рушится.

И знаете, я правда поверил, что мы справимся.

Лея

Я закрыла за собой дверь и сразу прислонилась к ней спиной. В комнате было темно, только от окна тянулся мягкий свет фонаря. Тишина после смеха в комнате Марка показалась непривычной. Почти чужой.

Джек не пошёл за мной - остался с ними. Ну и правильно. Пёс понимает, где тепло.

Я медленно подошла к кровати, села, подогнув ноги, и потянулась за телефоном. Никаких новых сообщений. Ни от Кирилла - и слава богу. Ни от... того, о ком я думаю больше, чем должна.

Я вздохнула.
Тимур.

Сколько бы я ни пыталась сдерживать, глушить, отодвигать - оно всё равно ползло ближе. Внутри. Между. В паузах между шутками, в его взгляде, когда он прятал глаза. В том, как он иногда молчал, но не уходил.

А я? Я ведь не была святой.
Я тоже не просто «случайно» заглядывала к нему с тетрадкой. Не «просто так» брала чай в два стакана. Не «просто» обнимала крепче, чем надо.

Мы оба знали. С того самого вечера.
Когда был поцелуй.
Когда была ночь.
Когда было... всё.

Я провела пальцами по шее. Вспомнила, как он тогда смотрел на меня - не как на подругу брата. Не как на Алину-версию-2. А как на меня.

Только вот никто не должен об этом знать.

Ни Марк.
Ни Алина.
Ни даже я сама, по-хорошему.

Я зажмурилась.

"Ну и что ты теперь будешь делать, гений?" - спросила я себя вслух, вполголоса.

Ответа не было.
Всё, что у меня было - это сердце, стучащее не в ту сторону.

Телефон мигнул. Сообщение.
От Тимура.

> "Спишь?"

Я улыбнулась.
Мягко, устало.
И написала в ответ:

> "А если да - ты всё равно бы написал?"

Три точки.
Он печатает.

Три точки на экране исчезли, и я успела только мельком подумать, что он, может быть, передумал, как вдруг...
тихо щёлкнула дверь.

Я даже не успела повернуться.

Тимур шагнул внутрь, аккуратно прикрыл за собой и... просто подошёл.
Тихо, без слов.
И обнял.

Сзади.
Тепло, сильно, так, будто весь день только этого и ждал.

Я замерла.
Моя спина уткнулась в его грудь, его руки - в мою талию, подбородок лёг на плечо. Сердце отбивало сумасшедший ритм. Моё. Его. Не знаю, чьё громче.

- Я не хотел писать, - шепнул он. - Хотел просто... быть.

Я сглотнула. Закрыла глаза.
Уткнулась в его руки ладонями - будто хотела убедиться, что он здесь. Что это не сон. Не фантазия, не "что если".

- Тим, - выдохнула я.

Он чуть сильнее прижал меня к себе.

- Я не буду ничего говорить, если ты не хочешь, - продолжил он. - Я просто... побуду с тобой. Пока ты не выгонишь.

Я усмехнулась. Сквозь ком в горле.

- А если я не выгоню?

Он чуть наклонился, и я почувствовала его дыхание у самого уха.

- Тогда останусь.

На секунду мы оба молчали. Только тишина, его руки, и странная уверенность в том, что прямо сейчас всё правильно. Даже если завтра будет сложно.

Я развернулась к нему, не отстраняясь. Посмотрела в глаза.

- А если я скажу, что боюсь?

- Скажи. И я буду бояться с тобой, - ответил он тихо. - Я же говорил - до гроба.

И тут я по-настоящему улыбнулась.
Без маски. Без сомнений.

Потому что иногда человек, который был рядом всё это время, вдруг становится тем, ради кого ты перестаёшь прятаться.

Он всё ещё держал меня. И я не могла сдвинуться. Не потому что не могла - потому что не хотела.

Я стояла, уткнувшись лбом в его плечо, чувствуя, как он медленно дышит. Спокойно. Ровно. Как будто всё это - нормально. Как будто мы всегда были вот так.

- У тебя руки тёплые, - сказала я тихо, не открывая глаз.

- У тебя спина холодная, - ответил он. - Почти как у Джековского носа после прогулки.

Я фыркнула. Лёгкая улыбка сама скользнула по губам.

- Ты всегда всё переводишь в шутку?

- Когда боюсь, да, - честно сказал он.

Мы замолчали снова. Но теперь - по-другому.
В этом молчании не было тяжести. Только странная, почти домашняя близость.

Я шагнула назад - не отстранилась, а просто посмотрела на него. Тимур внимательно следил за каждым движением, будто боялся спугнуть.
Будто я была не Лея, а дикая птица, которую он наконец-то отпустил из клетки и теперь не знал - вернусь ли.

Я села на край кровати и потянула его за руку.

- Сядешь?

- Если пообещаешь не выгонять, - ответил он, устраиваясь рядом.

- Не выгоню, - прошептала я.

Он сел, ноги вытянуты вперёд, руки на коленях. Смотрел на меня - не жадно, не требовательно. Просто смотрел.

- Помнишь, как мы в восьмом классе в одном спектакле играли? - вдруг спросил он. - Ты тогда была в белом, и у тебя сзади отпала крылышко.
Я хотел приклеить, но испугался, что приклею не туда - и ты ударишь меня учебником по геометрии.

Я рассмеялась - внезапно, тепло.

- Я тогда тоже хотела, чтобы ты подошёл. Даже специально «не заметила». А потом расплакалась в уборной.

Он повернулся ко мне:

- Почему?

- Потому что ты не подошёл.

И снова - тишина. Слишком честная, чтобы говорить быстро.

Тимур медленно взял мою ладонь, провёл пальцами по запястью, как будто впервые изучал её форму.

- Я тогда был идиотом, - сказал он просто. - А теперь... теперь просто боюсь всё испортить.

Я подняла глаза.

- А я - боюсь поверить, что это не на одну ночь.

Он прижался лбом к моему:

- Тогда давай не делать из этого ночь. Давай сделаем из этого - что получится.

И я кивнула. Потому что впервые за долгое время действительно хотела попробовать.

Я не ответила словами.
Просто наклонилась и поцеловала его.

Мягко.
Без спешки.
Не как в кино - как в жизни, когда хочется молчать, но ещё сильнее - быть ближе.

Тимур чуть вздрогнул, как будто не ожидал. Но через секунду уже держал крепче. Его ладони прошлись по моей спине, и я вдруг поняла, что тоже дышу глубже, чем раньше.
Что страх уходит, если рядом человек, которого боишься не потерять.

Он прервал поцелуй на полвздохе - не отстранённо, а осторожно. Посмотрел в глаза.
И в этот момент...
поставил меня себе на колени.

Я почти рассмеялась - от неожиданности, от того, как легко было в этом движении столько уверенности.
Он просто взял и посадил.
Как будто знал, что я не уйду.

- Тебе удобно? - спросил он тихо, голос с хрипотцой.

Я кивнула, волосы щекотнули его щёку. Обняла за шею.

- А тебе?

- Я вообще перестал думать о чём-либо удобном, как только ты ко мне прижалась, - выдохнул он.

Мы замолчали.
Он сидел, прижимая меня ближе. Я дышала рядом с его шеей, ощущая аромат его шампуня и что-то родное.
И впервые за долгое время - вообще не думала, что будет дальше.
Было только сейчас.
Только мы.

- Знаешь, что самое страшное? - прошептала я.

- Что?

- Мне с тобой спокойно.

Он улыбнулся краем губ и поцеловал в висок.

- Тогда останься здесь. Просто так. Без обещаний. Без планов. Без страхов. Просто останься.

И я осталась.

Он смотрел на меня, и в этом взгляде не было ни капли игры.

Никакой привычной иронии, ни фраз «а давай без чувств», которыми он раньше отмахивался от чужих попыток приблизиться.
В его взгляде было «я здесь» и «я для тебя».

И прежде чем я успела что-то ещё сказать -
он поцеловал меня.

Медленно. Уверенно.
Не жадно - но так, будто наконец разрешил себе.
Как будто всё это время держал внутри то, что боялся выпустить.

Я прижалась ближе, ощущая, как его ладонь ложится на мою талию, а пальцы другой - чуть дрожат, поглаживая линию спины.
Он углубил поцелуй, не торопясь. Всё было без спешки, будто мы оба знали: это не про жадность. Это - про нас.

Я провела пальцами по его шее, по коротким волосам у затылка - и он чуть вздрогнул.
От прикосновения. От близости.

Мы прервались - лишь чтобы сделать вдох. Он не отпустил. Лоб к лбу. Глаза в глаза.

- Извини, - прошептал он, усмехаясь. - Не сдержался.

- Не извиняйся, - прошептала я в ответ. - Я тоже не хочу притворяться.

Он снова поцеловал меня. На этот раз - короче, но с той же теплотой.
А потом обнял, крепко, надёжно. И мы остались так сидеть, пока время не стерлось.

Только его дыхание рядом.
Только моё сердце, бьющееся чуть быстрее, чем обычно.
И удивительная, почти невозможная тишина - между двумя, кто слишком долго молчал.

Я не знаю, в какой момент мы перестали просто обниматься.
Может, когда его рука скользнула по моей талии чуть ниже.
А может - когда я впервые посмотрела на него так, как до этого не смотрела ни на кого.

Он всё понял без слов.
И не торопился.
Каждое его движение спрашивало: «Ты точно этого хочешь?»
А я отвечала - прикосновением, взглядом, тем, как прижималась ближе.

Это было не про спонтанность.
Не про доказательства, не про страсть «на слабо».
Это было про нас. Про то, что давно накапливалось - тихо, между взглядами, между молчанием, между вечерними переписками, где за каждым «спокойной ночи» пряталось нам мало.

Когда всё закончилось, я лежала у него на груди, слушая, как стучит его сердце.
Он гладил меня по волосам, а я держала его руку в своей - крепко, почти до боли.
Будто боялась, что проснусь, и это окажется выдумкой.

- Всё хорошо? - спросил он шёпотом.

Я кивнула.
Уткнулась в его плечо.

- Да, Тим. Всё правильно.

Он поцеловал меня в висок.

- Я люблю тебя, - выдохнул он. Не напоказ. Не громко. Просто... чтобы я услышала.

И я ответила. Без страха. Без сомнений.
Потому что впервые - была абсолютно уверена.

Я проснулась не сразу. Сначала - просто почувствовала тепло рядом. Его дыхание. Его руку у себя на талии.
И ту самую тишину, которую не хочется нарушать.

Тимур спал.
Чуть нахмуренный, как всегда. Даже во сне - будто держал оборону.
И всё равно - такой родной.

Я лежала, уткнувшись в него носом, и пыталась не думать. Не просчитывать, кто что поймёт, если... когда...

Тук-тук.
Резкий стук в дверь.
Я вздрогнула.

- Лея? - голос папы. - Вы не проспали, у тебя тренировка в десять.

Я села как ужаленная, пытаясь сообразить, где что.
Тимур, кажется, тоже проснулся - глаза всё ещё сонные, но реакция мгновенная: он потянулся за футболкой.

- Сейчас! - крикнула я, пытаясь сделать голос бодрым.

- Хорошо. Я сделал кофе, спускайтесь, - спокойно отозвался папа.

Тишина. Мы оба замерли.

Тим улыбнулся чуть виновато.
- Ну... утро настало.

Я зашипела сквозь зубы, но не выдержала - хихикнула.
- Тебя не учили, что утро после такого должно начинаться с шоколада в постель?

Он ухмыльнулся и наклонился, чтобы быстро чмокнуть меня в щёку.
- Исправлюсь. Завтра.

- Уверен, что будет завтра?

Он посмотрел серьёзно.
- Я хочу, чтобы было.

Я кивнула.
- Тогда вставай. Пока нас не застукали, как в плохой комедии.

Тимур подмигнул, взъерошил мне волосы и скользнул к двери.

- Увидимся на кухне, зайчик.

- Не зови меня так при всех! - прошипела я ему в спину.

- Даже если ты покраснеешь - это будет стоить того, - услышала я в ответ и закатила глаза.

Но внутри было смешно.
И хорошо.
Даже несмотря на утренний экстрим.

На кухне пахло корицей и жареными тостами. Обычное утро в доме Барсовых, если не считать того, что внутри у меня всё колотилось, как будто я всю ночь бегала, а не... ну, неважно.

Я спустилась по лестнице босиком, притихшая.
На кухне уже был Тимур - стоял у стола, натягивал футболку.
Фигура у него спортивная, подтянутая, и я машинально задержала взгляд - но не только я.

Марк сидел за столом с чашкой кофе. И смотрел.
Взгляд у него был такой, как у кота, который вроде бы и дремлет, но мышь уже на мушке.

- У тебя что, следы от когтей? - спросил он тихо, с ленцой, не поднимая глаз.

Тимур застыл, а потом резко улыбнулся:

- Я с велосипеда упал. Асфальт царапучий, знаешь ли.

Марк пожал плечами.
- Ну да. А асфальт, конечно, был в твоей спальне.

Я кашлянула, как будто подавилась кофе, хотя ещё даже не успела налить.
Подошла к кофеварке, встала между ними, создавая буфер.

- Всё, хватит, - буркнула я. - Папы дома нет, но один допрашивающий мужик на квадратный метр - уже перебор.

Марк отхлебнул кофе, взгляд не отрывая от Тимура:

- Я просто интересуюсь. Дружески. Бескорыстно.
Потом замолчал и добавил почти весело:
- И чисто так, на всякий случай: если кто-то вдруг решит играть в любовь с моей сестрой, пусть помнит, что у меня хорошая память. И гантели под кроватью.

Тимур хмыкнул, но ничего не ответил.
Он вообще редко спорит, когда злится. Просто замыкается. А это хуже.

Я обернулась к брату:

- Он не идиот, Марк. И я не девочка в розовых бантиках. Мы не прыгаем в омут - мы просто... вместе. Понимаешь?

Марк задумался, будто услышал больше, чем я сказала.
Потом встал, поставил кружку в раковину и кивнул Тимуру:

- Ты хоть кофе ей сделай. Или теперь это тоже моя работа?

И ушёл. Без шума, но с эффектом.

Тимур подошёл ко мне и положил руки на столешницу по обе стороны от меня:

- Он подозревает?

Я только вздохнула.

- Он знает. Просто молчит. Пока. Это хуже, чем если бы закатил сцену.

Тимур усмехнулся, но в голосе была напряжённость:

- Ну, начнёт бурчать - вызовем Алину. Она умеет Марка выключать с одного взгляда.

- Ага. Особенно когда он влюблён, - фыркнула я, и потянулась за кружкой. - Мне бы её способность всё оборачивать в юмор. А я только заикаюсь, когда нервничаю.

Он приобнял меня за талию, чуть подтянул ближе:

- Ты справляешься. Я рядом.

И в этот момент в кухню влетела Алина, с телефоном в руке и шапкой на голове.

- Ну что, собрались? Влад уже всех вытащил на улицу.
Марк сказал, через десять минут выходим. У вас семь, чтобы одеться и не выглядеть подозрительно.

Она окинула нас быстрым взглядом и добавила:

- Особенно ты, Лея. Слишком сияешь.

Я покраснела, как помидор, а Тимур только хмыкнул и отвернулся, доставая свою толстовку с вешалки.

- Выдвигаемся, господа, - весело бросила Алина. - Город ждёт. У нас же режим «проветрить головы», а не «подслушать разговоры Барсова».

Мы переглянулись с Тимуром.

И я поняла - утро началось с разрядки.
И это лучше, чем молчание.
Потому что если Марк всё знает - он молчит не потому, что злится, а потому что ждёт.
А мы ещё успеем поговорить.

Каток располагался прямо в центре парка - весь в огнях, с гирляндами между деревьями и глинтвейном в уличных стаканах. Мягкий снег скрипел под ногами, а музыка была как будто из новогоднего фильма - один из тех, где всё обязательно заканчивается хорошо.

Мы с Алинкой, Тимом, Марком и Владом дошли до катка довольно шумно - кто-то кого-то подталкивал, Влад по пути швырнул снежок в Марка, а тот в отместку чуть не завалил его в сугроб. Тимур успел удержать обоих.

- Вы как дети, - проворчала Алина, но на губах уже плясала улыбка.
- Мы ими и являемся, - философски выдал Влад, снимая перчатки. - Просто хорошо маскируемся.

Очередь была небольшой, прокат выдал коньки быстро. Я переобулась рядом с Тимом - он подал мне варежки и прижал колени к моим, чтобы согреть, пока я возилась со шнурками. Мелочь, но от этих мелочей и становилось тепло.

- Готова? - спросил он тихо.

Я кивнула.
И тут в нашу сторону уже кричал Марк:

- Пошли! Кто последний - тот делает всем какао!

Алина тут же вырвалась вперёд.

- Не-не-не, я не плачу за ваш сахарный угар!

Мы с Тимуром засмеялись и тоже выкатились на лёд.

Каток оказался ровным, но людей было много - дети, парочки, кто-то с родителями. Воздух пах зимой, чем-то печёным и мороженым одновременно.

Влад катался идеально - уверенно, технично, как будто это не лёд, а трасса. Он двигался плавно, с такой концентрацией, будто слышал в голове счёт времени.

Марк пару раз чуть не упал, но держался - Алина ехала рядом, улыбалась, и в какой-то момент он её задел плечом и едва не уронил.

- Ты вообще ослеп?! - фыркнула она.

- Слеп от любви, - проворчал он и рассмеялся.

Я еле устояла на ногах, но Тим подхватил меня под руку:

- Не смотри на них. Езжай за мной. Доверяешь?

Я кивнула и мы поехали вдвоём - немного быстрее. Он вёл, я держалась чуть сзади, и каждый раз, когда я сбивалась - он ловил меня.

Так и катались - наши ребята, на зимнем фоне, среди огней, смеха, шума коньков. Мы не говорили вслух, но я чувствовала - это больше, чем просто прогулка.

Это было как фильм о том, как всё пока цело. О том, как есть друг рядом. Рука. Сердце. Смех.

Я посмотрела на Тимура.

А он - на меня.
И улыбнулся. Так, как будто и правда готов быть рядом. Не просто зимой.

Кататься с Тимуром было спокойно. Рядом с ним вообще всегда становилось как-то тише внутри - даже если вокруг шумно. Но стоило ему услышать, как Влад выкрикнул:
- Костров, догоняй, если не слабак! -
...как всё, внутренний дзен Тимура моментально испарился.

- Ща, - бросил он мне на ухо и рванул за ними, будто это уже не каток, а уличная гонка, и на кону - что-то святое.

Марк, Влад и Тим носились по льду, как сумасшедшие. Причём, с таким азартом, что остальные на катке начали останавливать своих детей: «подальше от этих троих». Влад пускался в виражи, Тимур пытался его обойти по внешней дуге, а Марк, конечно, решил, что правила - это скучно, и срезал через середину. Он чуть не въехал в какого-то дедушку, и, кажется, только чудом обошлось без катастрофы.

Я застыла с Алинкой у бортика и смотрела на этот цирк на льду.

- Это... Это наши мужчины? - театрально спросила она, сложив руки на груди.

- Ну, технически, да, - хмыкнула я, - но иногда мне кажется, что у них один мозг на троих. И он... страдает.

- Угу. И отморозился в первый же вечер зимы, - добавила она, поправляя шарф.

Я прижалась плечом к её плечу, и мы стояли, глядя, как Влад с грохотом врезается в Марка, Тимур от смеха теряет равновесие, а потом все трое валяются на льду, держась за животы. Кто-то из прохожих даже снял их на камеру - 100% это завтра станет мемом.

- Слушай, - сказала я Алинке, не отрывая взгляда, - а ведь им по-своему... весело. Тут и не скажешь, что у каждого за спиной свои демоны.

- Это и есть самое странное, - ответила она, чуть тише. - Они ведь вроде и несут свои тени. Но когда вместе - умеют смеяться. Наверное, это и есть настоящая дружба.

Я кивнула.

А потом, глядя, как Тимур, уже поднявшись, ищет меня взглядом среди огней, я вдруг поняла - может, не всё так сложно, как мы сами себе усложняем.

Может, вот он, ответ:
Быть рядом. Держаться. И не отпускать - даже когда лёд под ногами скользкий.

Он махнул мне рукой и подмигнул.
Я рассмеялась и, не дожидаясь, когда он сам подойдёт, поехала к нему навстречу.

И пусть даже я сейчас врежусь в него - это будет мягкое падение.
Потому что он - мой.

Я каталась к нему осторожно, по льду, как по стеклу - в прямом и переносном смысле. Тимур стоял, всё ещё улыбаясь, волосы растрепались из-за шапки, щеки раскраснелись, а в глазах плясал тот самый свет - весёлый, живой, такой... настоящий.

- Не упади, Барсова, - сказал он с видом учителя, протягивая руку.

- Не пугай, Костров, - парировала я, всё-таки ухватившись за его варежку. - Я вообще-то леди.
- Ага, с характером танка и терпением как у Марка на химии.
- Эй! - я толкнула его плечом. Он, конечно, сделал вид, что качнулся, как будто я его сдвинула с места.

- Девочки, - прокричал в этот момент Влад, не сбавляя скорости, - держите своих парней, а то сейчас заеду в кого-то из них!

Алина, облокотившись о бортик, закатила глаза.

- Влад, пожалуйста, не убивай моего брата. Мне его ещё домой тащить.

- Да ладно, - вмешался Марк, кружась на месте, - если кто-то и умрёт - то с улыбкой. От смеха.

Он тут же потерял равновесие и плюхнулся на лёд. Влад чуть не налетел на него сверху, но в последний момент вывернул, сделал почти художественное пике и... тоже упал.

- Господи, - простонала Алина. - Это моя жизнь? Это мой выбор?

- Лучше твой, чем чей-то ещё, - сказала я ей, смеясь.

Тимур обнял меня за плечи и прижал ближе.
Я позволила себе секунду просто постоять так - среди шума, криков, света гирлянд и хруста коньков. Мне не нужно было говорить ничего, и ему - тоже.

И в этот момент из динамиков на катке заиграла старая песня - какая-то винтажная новогодняя.
Что-то про "вечер в январе" и "руки в варежках".

Марк, всё ещё на льду, вытянул руку к Алине:

- Танцуем?

- На коньках?
- Конечно! Надо быть идиотом, чтобы пробовать... -
- И ты хочешь это сделать, - она уже тянулась к нему, - потому что...

- Потому что я Барсов, - ухмыльнулся он.

Они начали кружиться по льду, неуклюже, смеясь, задевая других, прося прощения.
И в этом было что-то - настоящее.

А потом Влад прокатился мимо нас с Тимуром и сказал:

- Клянусь, если кто-то из вас не подпоёт припеву - я отберу какао.

И запел. Тонально криво, но громко. Тимур поддержал. Я тоже не удержалась.

Каток заполнили наши голоса - как в фильме, где ты знаешь: герои выживут.
Где зима - это не про холод. А про близость.

Снег хрустел под подошвами, когда мы ввалились в дом, как стая ворвавшихся в тепло пингвинов. Джек, как всегда, встретил нас с энтузиазмом гремучей смеси из виляющего хвоста и попытки лизнуть лицо каждому по очереди.

- Псина, - проворчал Влад, снимая варежки. - Тебя на каток не пустили, теперь решил наверстать?

Джек фыркнул, сел прямо в прихожей и, видимо, обиделся.
Лея, проходя мимо, погладила его по макушке:

- Ничего, Джек, их никто не понимает. Особенно Владов.

Камин уже потрескивал - кто-то из взрослых явно вернулся раньше и развёл огонь.
Марк первым разулся и махнул рукой:

- Народ, кухня, какао, пледы. Кто не успел - пьёт воду из-под крана.
- С угрозами ты, как всегда, Барсов, - кивнул Тимур, проходя мимо и задевая его плечом.

Мы расселись в гостиной кто где. Кто-то на пуф, кто-то на ковёр у камина. Алина устроилась у окна, обмотавшись пледом до носа. Марк принёс поднос с чашками.
Какао - настоящее, с пенкой, зефирками и ароматом детства.

- Итак, - сказал он, садясь рядом с Алиной и протягивая ей кружку. - Минута молчания по моей заднице, которая сегодня шлёпнулась об лёд минимум пять раз.

- Шесть, - уточнил Влад, зевнув. - Последняя была эпичной. Ты как будто решил совершить посадку на Марс.

Тимур рассмеялся:

- Брат, у тебя был тормозной путь длиной в полкатка. Я думал, ты всерьёз решил прорубь сделать телом.

Я хихикнула, прильнув к Тимуру, и он поцеловал меня в висок.

- Мне всё равно, - пробурчал Марк. - У меня есть Алина. Она всё равно скажет, что я красавчик.

- Я скажу, что ты живой, - уточнила Алина, укутываясь плотнее. - Что уже немало.

Мы пили какао, переглядывались, перебрасывались подколами.
У кого-то в телефоне тихо играла музыка. За окнами - снежная метель, но внутри было тепло. Почти как в фильме, где герои знают: всё плохое - за дверью.

А здесь - они. Своими. Странными. Иногда шумными. Иногда упрямыми. Но настоящими.

И в какой-то момент мне захотелось, чтобы это никогда не кончалось.

Чтобы какао не остыло.
Чтобы смех не стих.
Чтобы этот вечер - просто длился.

Мы только что завалились с катка - все вповалку, с красными носами, перепутанными шарфами и смехом, который никак не утихал. Джек бегал от одного к другому, будто пытался выбрать, кого первым облизывать. Тимур назвал это "выбором жертвы по шкале сахарности".

Я устроилась на диване, закутавшись в плед, и поджала ноги. У Алины на коленях был телефон, и когда у нас у всех разом завибрели экраны - я уже знала, что это значит.

Жека.

> "Предатели, без меня, на каток 😤"

И ссылка на сторис, где Марк лежит на льду как размазанная комета, а Влад комментирует с закадровым голосом:
- "Барсов. Вышел на лёд. Остался на льду."

- Ох, Жека следит за нами, - усмехнулась я.

- Он как тихий хранитель хаоса, - кивнула Алина. - Но с чувством юмора и отменным таймингом.

Марк прочитал сообщение и застонал:

- Я знал, что это всплывёт. Я же сказал - не снимать.

- Ты сказал: «только не в общий», - хмыкнула Алина. - А я просто... перепутала.

- Ага. Это как случайно добавить свою учительницу в сторис с пляжа, - протянул Влад.

- Или как ты случайно отправил сердечко Лесе в 23:47, - напомнила я и фыркнула.
Он мне показал жест «тише» и залез под плед.

Тимур тянулся за второй порцией какао:

- Ответим ему? Или оставим вариться в собственной тоске по вам, мерзким льдистым предателям?

- Ответь, - я повернулась к Алине, - скажи: «это была тренировочная репетиция, генеральная - когда ты вернёшься».

- Или скинь ему фото Марка с зефиркой на носу, - добавил Влад.

- Это стратегический зефир, между прочим, - буркнул Марк. - Он сдерживал гнев Вселенной.

Я смотрела на них и думала: как же круто, что у нас это есть.

Не что-то громкое или кричащее, а вот это - когда мы все в одном месте, перемотанные шарфами, греемся у камина и спорим, кто самый эпично упал.
Когда никто не играет в лучших, просто все такие, какие есть.

- Знаете... - начала я, сама не заметив, что говорю вслух. - А ведь это настоящее счастье.

Тимур посмотрел на меня и чуть кивнул.
Алина поднесла ко рту кружку и улыбнулась.
Марк притянул её ближе и обнял.
Влад шепнул Джека под бок, и тот улёгся рядом.

Алина печатала ответ Жеке:

> «Без тебя вообще не то. Вернёшься - штрафной какао и новая попытка. Только уже вместе.»

Шахматист

Зима в этом городе не была тишиной - она просто приглушала крики.
В подвале старой текстильной фабрики, за толстыми дверями и слоями бетонной пыли, пахло потом, кровью и азартом. Всё было как всегда - железные трибуны, грязный ринг, толпа, жаждущая зрелища. Всё как всегда, кроме одного.

За черным столом в глубине помещения, куда никто не подходил без приглашения, сидел он.

Шахматист.

Стол был широким, полированным, с вырезанными вручную квадратами - шахматная доска, встроенная в дерево. В одном углу - телефон без имени. В другом - старый кожаный блокнот.
Но внимание его было приковано не к ним, а к экранам.
Перед ним - пять камер. Пять точек наблюдения. Все показывали арену: ринг, коридоры, вход, служебный зал, комнату бойцов.
Он смотрел - внимательно, не мигая, как будто считывал не кадры, а мысли.

На одной из записей парень с разбитым лицом падал на пол - второй ударил его уже после сигнала. Толпа ревела. Рефери растерянно обернулся. И тот, кто проиграл, остался лежать, не в силах подняться.

Шахматист откинулся на спинку кресла, сжал пальцы замком, поставил локти на стол.
- Повтор, - бросил коротко.

Видео пошло назад, и снова: удар. После сигнала. Нарушение. Правило, которому учили всех: не добивать. Никогда.

Он посмотрел на охранника в углу.
- Имя?

- Макс Мальцев, двадцать один. Первый бой в основном ринге.

- Ошибка?

Охранник замялся:
- Говорят, сорвался. Вне себя был. Проигрывать не умеет. Просил реванш, угрожал сопернику...

Шахматист молча вытащил из внутреннего кармана шахматную фигуру - чёрного ферзя. Поставил его на центральную клетку стола.

- Ошибки - на тренировке. Здесь - только решения.
Он повернул голову к экрану, где Макс сидел в раздевалке, раскинувшись на скамейке, запинаясь в разговоре с кем-то из новичков. Хвастался. Смеялся.

- Убрать.
Слова были произнесены ровно. Без гнева, без угроз. Просто - команда.

Охранник не переспросил. Он знал, как это работает.

Шахматист снова посмотрел в монитор.
- Поставить на следующий бой Ройса. Против Ягуара.
Пауза.
- Проверить, не сломали ли Грома окончательно.

- Есть.

В зале раздался гонг. Новый бой. Новая партия.

А он остался сидеть за своим столом. Один. Среди мониторов, теней и фигур.
И в его глазах отражались ходы.

Ходы, за которые пешки платят жизнями.

Марк

Телефон завибрировал резко, будто током ударило. Я отвлёкся от пробника - всё равно ни хрена не шло.

Джек вскинул голову, зевнул и тут же снова уткнулся в лапы.

На экране - номер без имени.
Но я узнал его.
Орг.
Тот самый, через кого всегда шли гонки, заезды, договоры. Он не светится, не пишет без причины, и уж точно не пишет просто «привет».

Открыл.

> "Ягуар, заработать не хочешь?"

Моргнул. Ещё раз перечитал.
Интонация вроде как спокойная. Но за этими словами - всегда что-то... другое.
В прошлый раз так начался один из самых грязных заездов.
Именно тогда Гром чуть не скинул меня с трассы.

Сжал челюсть.
Мысленно вспомнил, как валялся потом с разбитыми боками, как Лея чуть не сорвалась в голос.
И всё равно...
Сердце дернуло. Не страх - вызов.

Я отпечатал пальцем ответ:

> "Условия?"

Ответ пришёл почти сразу. Как будто он уже заранее знал, что я клюну.

> "Ночь. Старый ангар на Ковровой. Бои. Не за руль - за стены. Только один выход - победить. Платим как за финал трассы. Подойдёт?"

Я завис.
Бои?
Чёрт.
Я не боец. Я - пилот. Ягуар.
На трассе - могу, там адреналин, асфальт, рывок, поворот.
А тут?

Стукнул пальцами по экрану.

- Вы серьёзно... - пробормотал себе под нос.

Поднялся. Прогулялся по комнате. Взгляд скользнул на полку - там лежала старая перчатка от первой сборки, цепочка, шлем. Всё, что было частью меня.

Не за руль - за стены.

Не могу сказать, что удивлён.
Те, кто крутят гонки, не останавливаются. Им нужны шоу. Деньги. И кровь - в том числе.
Но мне это зачем?

Снова посмотрел на сообщение.
Платят, как за финал.

Мотнул головой. Деньги - не вопрос. Не ради них. Но если я не приду - что дальше?
Кого они выберут вместо меня?
Грома? Или ещё хуже - кого-то из младших? Из своих?

Я сел обратно.
Глянул в тетрадь с задачей по химии.
Смешно. Реши уравнение - или решай, кто выйдет из клетки живым.

Написал коротко:

> "Я приду. Но сам выбираю, с кем драться."

И сжал телефон в руке.

Мир, где мы живём, никогда не был бело-чёрным.
Но сегодня - он почему-то особенно серый.
Как дым перед стартом.
Как глаза перед первым ударом.

Телефон погас, но я всё ещё держал его в руке.
Палец слегка подрагивал - не от страха, нет. От... напряжения. От мысли, что не могу просчитать, во что это влезаю.
И всё равно - уже сказал "приду".

Дверь приоткрылась тихо, почти беззвучно.
Я сразу почувствовал: это она.

Алина.

В моей футболке, до середины бедра, волосы растрёпаны, глаза чуть прищурены - только проснулась.
Пахла чем-то тёплым, домашним. Моим.

- Ты чего такой? - её голос мягкий, но внимательный. Она сразу считывала всё. - Опять физика сломала?

Я усмехнулся и кинул телефон на стол.

- Ага. Сдаюсь. Это не мой фронт. Там формулы, тут я.

Она подошла ближе, села рядом на край кровати, прижалась плечом.

- Может, ты просто устал?

Я кивнул.
Ну да. Устал.
От задач, от шума в голове, от того, что иногда нельзя сказать даже тем, кто ближе всех.

Она смотрела на меня внимательно.
Я знал этот взгляд. Он не требовал слов, но знал, когда что-то не так.

- Всё нормально, - сказал я быстро, чуть тише, чем хотел. - Просто перегруз.

Она кивнула. Не настаивала.
Не задавала лишних вопросов.
Просто положила голову мне на плечо.

И это было - важно.

Потому что если бы она спросила ещё раз, если бы заглянула чуть глубже -
я мог бы рассказать.
Про ангар.
Про бой.
Про то, что мне предложили - и что я согласился.

Но она просто сидела рядом.
Дышала ровно.
Доверяла - даже без слов.
И я знал: именно поэтому я ничего не скажу.

Пока нет.

Пока могу защитить - в том числе и молчанием.

- А я знаю, как тебя отвлечь, - сказала она, чуть приподнимаясь, и в голосе её мелькнула озорная нотка.

Я прищурился, склонив голову набок:

- Да что ты? И как же?

Она уселась поудобнее, подогнув ноги и откинувшись на руки, будто собиралась объявить гениальный план спасения мира.

- Фильм, - заявила торжественно. - Комедия. С полным отключением мозга. Или боевик. Чтобы: бах-бах, взрыв, драка, финальные титры и по кровати.

Я усмехнулся, опершись на локоть.

- Звучит как сценарий нашей жизни.

- Именно, - кивнула, довольная собой. - Только без реальных взрывов. Мне хватает химии с тобой.

- Подкол засчитан, Кострова.

Она вытянулась, забрала пульт, и уже через секунду по экрану промелькнуло меню.

- Предлагаю проверенную классику. Или хочешь что-то новое?

- Главное, чтобы не документалка. А то опять скажешь, что я "не вникаю в смысл".

- Так и есть, - хмыкнула она. - Но не сегодня. Сегодня мы просто... лежим. Ты - отдыхаешь, я - красивая. Всё по-честному.

Я откинулся на подушку, глядя на неё - в моей футболке, с этим выражением на лице, будто она сама придумала уют.

- Ты не красивая.
Она замерла, бросив на меня прищур.

Я подтянулся к ней ближе, прошептав прямо у уха:

- Ты - охренительно красивая.

Она усмехнулась и шлёпнула меня подушкой, но не отстранилась. Наоборот - прижалась ближе, пока фильм начал идти фоном.
Я почти не смотрел.
Её дыхание было интереснее.
Тепло её ладони у меня на груди - важнее.
И пусть за окнами всё ещё зима, и пусть в телефоне гудит опасность, здесь и сейчас было одно единственное "сейчас".

Она. Я. Тишина. И фильм, который мы так и не досмотрим.

- Они вот правда думали, что это хорошая идея, - буркнул я, глядя, как вертолёт приземляется на остров. - О, давайте воскресим доисторических ящеров и посадим их в вольеры из стекла. Что может пойти не так?

Алина фыркнула:

- Ты в детстве тоже мечтал о динозаврах, признайся.

- Мечтал. Но не воссоздавать их, а... ну... быть каким-нибудь Раптором. Или, ладно, хотя бы дрессировать их.
- Эй, Ти-рекс, ко мне! - изобразил я голосом укротителя.

- Господи, Марк, ты как ребёнок, - засмеялась она и ткнула меня локтем в бок.

- Так потому и смотрю это с тобой, а не с Тимуром. Он бы уже весь сюжет проанализировал. А я просто... кайфую. Серьёзно, этот фильм - золото.

На экране динозавр появился внезапно, с характерным ревом, и Алина подскочила, вцепившись мне в плечо.

- Ага! - рассмеялся я. - А ты говорила: не страшно, детское кино!

- Я не боюсь! - храбро заявила она, прижимаясь ближе. - Просто неожиданно!

- Ну да. Всё как в жизни. Динозавры, катастрофы, и ты у меня под боком - держишься как котёнок.

- Приятно, когда ты такой пафосный.

- Это не пафос, это забота, - я приобнял её за плечи, привлекая ближе. - Если вдруг из шкафа выскочит Велоцираптор - прикрою собой. Даже не думай.

- Ну спасибо. Только знай - если он выскочит, мы оба умрём. И ты, и твоя ирония.

- Значит, погибнем красиво, - усмехнулся я.

Мы замолчали ненадолго, увлекшись сценой погони. Потом я не выдержал:

- Слушай, а если бы тебе предложили посмотреть на живого динозавра - пошла бы?

- Только не одна. С тобой. Или с Джеком.

- Джек бы его укусил. А я - убежал бы первым.

- Храбро.

- Нет, логично, - хмыкнул я. - Если я умру - кто будет отвозить тебя в школу?

Она рассмеялась, прижалась сильнее, и я подумал, что вот такие вечера - лучше всяких гонок, шумных улиц и даже побед.

Просто кино. Просто Алина. Просто... счастье.

Проснулся от того, что не чувствовал руки.

Точнее, чувствовал - но как будто она больше не моя. Онемела, занемела, притомилась. Я шевельнулся... и понял почему.

Алина.

Она спала, уткнувшись носом мне в шею, нога закинута на бедро, ладонь - на груди. Практически вся лежала на мне.
Моя правая рука зажата под её спиной, левая - обнимает её по инерции. Словно даже во сне я не рискнул отпустить.

Я тихо выдохнул, откинув голову на подушку. Потолок казался чуть светлее - зима, воскресенье, раннее утро.

За окном - город, наверняка покрытый лёгким снегом, холодный, ещё сонный. А здесь... здесь - жара. Тепло. Она.

Я чуть склонил голову к ней. Волосы спутались, щекочут щёку. Линия ключицы под тонкой тканью моей футболки - та самая, знакомая до дрожи.

Как так вышло, что она спит спокойно, вот так, вся - моя?
Я привык просыпаться один. Даже когда рядом кто-то был - это не было вот так.

А сейчас - тишина, дыхание Алины, её ладонь на моём сердце.
И никуда не надо спешить.
Вроде бы.

Я аккуратно пошевелился, пробуя вернуть руку себе - без шансов. Она тихонько застонала, прижалась ближе и снова замерла.

- Ну и что мне с тобой делать? - прошептал я, коснувшись губами её лба.

Она не ответила. Просто чуть тише задышала.

Я закрыл глаза на пару секунд. Только пару.
А потом в голове всплыла смс-ка от Орга.
"Ягуар, заработать не хочешь?"

И снова появилось то знакомое давление в груди.
Будто два мира - нормальный, где Алина дышит у меня на груди, и тот, другой. Где всё пахнет бензином, кровью и правилами, которых никто не соблюдает.

Я открыл глаза, посмотрел на неё.

Нет. Не сегодня.
Сегодня я с ней. Пока могу.
Пока всё ещё можно просто дышать.

Дверь распахнулась с таким звуком, что я аж дёрнулся.

- Маааарк, мама уже готовит завтрак! - влетела Лея, как обычно, без тормозов.

Алина вскинулась, замерла на мне, прикрыв глаза рукой. Я на автомате натянул одеяло повыше - не то чтобы мы были без всего, но, скажем так, для семейных просмотров это кадр не самый.

- А, ой... - Лея резко притормозила и моргнула. - Сорри, не знала, что Алина у тебя...

Она уже делала шаг назад, но всё же добавила:

- Хотя... вообще-то, подозревала. Но надеялась, что угадаю не с первого раза.

Я фыркнул и уткнулся лбом в подушку:

- Ты могла бы... постучать, например?

- Ага. И ты бы открыл, да?
- Может быть.
- Может быть не считается, - ответила она и, наконец, захлопнула дверь снаружи. - Через пятнадцать минут завтрак!

Тишина снова воцарилась, но уже не та.

Я перевёл взгляд на Алину. Она лежала, прикрыв глаза ладонью, и чуть слышно смеялась:

- Ну что, семейный утренник удался.

- Наша семья не знает, что такое личное пространство.
- Или просто чувствует, когда у кого-то утро слишком хорошее.

- Что ж... Придётся теперь идти на завтрак как два приличных человека.
- Придётся, - вздохнула она, всё ещё не открывая глаз. - Но ты мне должен чай. За испорченный сон.

- Договорились. Чай, одеяло и не пускаю Лею больше без предупреждения.

Алина приоткрыла один глаз:

- Думаешь, сработает?

- Нет. Но я хотя бы попытаюсь.

Когда мы с Алиной спустились на кухню, там уже царила вся семейная хроника:
папа читает новости с планшета, с чашкой кофе в руке,
мама хлопочет у плиты,
а Лея что-то жует с выражением лица "я молчу, но я всё знаю".

- О, звёзды подъехали, - протянула она, даже не оборачиваясь.

- Доброе утро, - буркнул я, отодвигая стул для Алины.

- Утро-то доброе, - подхватила мама, сдерживая улыбку. - Особенно, когда вся семья наконец-то спустилась. Присаживайтесь.

Алина кивнула ей вежливо:

- Спасибо, тётя Поль.

Папа глянул поверх планшета. И, хоть ничего не сказал, в его взгляде было всё:
Вижу. Понимаю. Не вмешиваюсь. Но подмечаю.
Классика Барсова-старшего.

Я сел рядом с Алиной, налил себе чаю.
На столе: сырники, мёд, ягоды, горячие гренки, апельсиновый сок.

- А где Джек? - спросила Алина, озираясь.
- Спит, - откликнулась Лея. - После ночной вахты у двери твой пес решил взять выходной.

- Пёс умнее нас всех, - заметил папа, отставляя чашку. - Он хотя бы знает, когда нужно отдыхать.

- В отличие от некоторых, - бросила Лея с интонацией снайпера, глядя на меня и Алину.

Я посмотрел на неё с абсолютно невинным видом:

- Ты про кого, Лей?

- Про тех, у кого на лице написано "нам хорошо, но мы притворимся, что просто спали".

Мама при этом только усмехнулась и продолжила нарезать хлеб:

- Лея, меньше сарказма - больше еды. Ты обещала помочь мне с заготовками после завтрака.

- Да пожалуйста, лишь бы не смотреть, как твой сын влюблённо жуёт.

- Так, - сказал папа, хмурясь в планшет. - Я ухожу от этой темы.

- Как всегда, - хором сказали мы с Леей.

Все рассмеялись.

Алина слегка коснулась моего колена под столом. Я взглянул на неё - и понял, что, чёрт возьми, хочу, чтобы такие завтраки были всегда. С глупыми шутками, с Леиными подколами, с мамой, вечно суетящейся у плиты.
С ней рядом.

Я отодвинул тарелку с сырниками и, вроде как невзначай, бросил:

- Мне подработку предложили.

Вилка зависла у Алины на полпути ко рту. Лея замерла, чуть приподняв бровь.
Папа, сидевший напротив, отложил планшет:

- Какую?

- В центре. В одном из клубов.
Знакомый со школы написал - нужен охранник на вечерние смены. Типа просто стоять у входа.
Смены редкие, раз в неделю максимум. Я подумал - почему бы и нет?

Папа сжал губы, вскинул бровь:

- Этот знакомый - кто?

Я отвёл взгляд:

- Глеб. Был у нас в параллели. Выпустился в прошлом году.

Тишина.

Лея тяжело выдохнула, глядя в чай:

- Это Глеб, тот самый?

Я кивнул. Не то чтобы с радостью.

Папа хмыкнул, почти беззвучно:

- И ты собираешься работать в клубе, где Глеб что-то "организовывает"?

- Я не с ним работать собираюсь, - быстро вставил я. - Просто смена, просто подработка. Деньги на свои вещи хочется самому зарабатывать, а не тянуть с вас.

Мама отложила нож:

- Марк, ты знаешь, что у этого Глеба за спиной?
Ты вообще в курсе, в каких он тусовках?

Я пожал плечами:

- Я не иду в бои без правил. Не подписываюсь на заезды. Просто на входе стоять. Если почувствую что-то странное - сразу уйду.

Папа всё ещё смотрел на меня. Сдержанно. Осторожно.

- Я хочу сам с ним поговорить, - сказал он наконец. - А потом уже решим.

Я кивнул. Спокойно. Хоть внутри всё было... не так спокойно.
Под столом Алина коснулась моей руки. Едва заметно. Но этого хватило.

- Ну что, - мама вздохнула, возвращаясь к тарелке с фруктами. - Кто помогает мне с заготовками?

- Мы уходим, - сказал я, вставая. - С Алинкой.

- Предатели, - буркнула Лея. - Ишь какие.

На улице пахло холодом и декабрём. Джек рвался вперёд, натягивая поводок - эта собака с самого начала была не просто щенком, а стихийным бедствием на лапах.
Алина шла рядом, руки в карманах куртки, волосы выбивались из-под шапки. Мы молчали - не потому что не о чем говорить, просто... было хорошо так.

Я бросил палку - Джек срывается с места, будто мы на трассе.
Улыбнулся.

- Он тебя скоро на соревнования по бегу затащит, - сказала Алина, глядя, как Джек лавирует между сугробами.

- Да он в душе вообще гепард. Или у него в роду гончая была, не иначе.

В этот момент кто-то свистнул - коротко, знакомо.

Я поднял голову.

- Тим, - кивнул я, когда он подошёл ближе. Он тоже был в чёрной куртке, с капюшоном, перчатки с обрезанными пальцами. Под глазами - лёгкая синяя тень недосыпа.

- Ну что, молодожёны, - усмехнулся он. - Решили вывести ваше мохнатое чудо?

Джек моментально метнулся к нему, начал вилять хвостом и подпрыгивать, как на пружинах.

- Он тебя обожает, - буркнул я. - И это подозрительно.

- Умный пёс, разбирается в людях, - хмыкнул Тимур, опускаясь на корточки и трепля Джеку уши. - Что, Барсов, решил сегодня не врываться, а по-человечески воздухом подышать?

- Ага. А то ты думаешь, я только и делаю, что собираю байки и рву пробники по химии.

Алина фыркнула, но ничего не сказала.

Мы втроём свернули с основной аллеи - снег здесь лежал плотнее, никто особо не топтался. Джек метался вперёд, обнюхивал каждый куст, будто искал заговор. А может и правда - у него нюх как у спецагента.

Алина что-то рассказывала - про сон, в котором я почему-то гонял на велосипеде с ракетой за спиной, и с каждой минутой рассказ становился всё нелепее.

- ...и тут ты такой, влетаешь в окно школы, а директор вместо головы - тыква! - она рассмеялась, закидывая голову.

Я фыркнул.

- Я не знаю, что тебе в чай подмешали, но мне тоже надо.

Тимур шёл рядом, с лёгкой улыбкой. Мы поймали взгляды, и он кивнул еле заметно. Понял.

Алина вскоре остановилась у прилавка с уличным какао - мы подождали. Пока она была занята, я чуть подтянулся ближе к Тиму.

- Всё нормально? - тихо спросил он.

- Пока да, - кивнул я. - Ты?

Он опустил взгляд.

- У Леи в кухне сегодня война с банками. Закрутки. Я сбежал - не герой, но живой.

Я хмыкнул.

- Ты бы видел, как она командует. Там мама только ассистирует.

Мы оба ухмыльнулись. Потом повисла пауза.

- Ты точно в порядке, Марк? - спросил Тимур тише, уже серьёзно. - После смс... после всего.

Я отступил на шаг, сунул руки в карманы.

- Я держу под контролем. Правда.

Он кивнул, но не сразу. Было видно - не особо поверил.

Алина обернулась с двумя стаканами.

- Чего замолчали, философы? - улыбнулась. - О чём там ваш суровый мужской разговор?

- Об ответственности, - ответил Тимур. - Например, кто будет первым угощать Джека за хорошее поведение?

Джек радостно залаял.

Я подхватил у Алины стакан, и пока мы шли дальше, подумал, что пусть зима, пусть туман впереди, но пока рядом те, кто свой - всё не так уж плохо.

Дом встретил запахом лаврового листа и укропа. Я только толкнул дверь, как Джек пулей рванул вперёд, прямиком на кухню - к источнику магии, то есть, к Лее и маме.

- Тормози, кобель, - бросил я вслед, снимая ботинки. - Банки закатывать не умеешь - не мешай.

Алина усмехнулась, повесила шарф на крючок. Тимур уже зевал, не скрываясь.

- У кого-то сегодня ранний подъём был, - сказал он с ленцой.

- У тебя будто нет, - фыркнула Алина и чуть толкнула его плечом. - Ты же добровольно сбежал с кухни?

- Не добровольно. Тактически отступил, - поправил он и в следующее мгновение уже исчез в коридоре, явно целясь на ванную.

Я пошёл за Джеком. Кухня была тёплая, пар клубился над кастрюлями, и Лея стояла над ними с видом полевого генерала - волосы собраны, рукава закатаны, на лбу милая складочка сосредоточенности. Мама рядом, улыбалась, крутя крышки на стерилизованных банках.

- О, герои вернулись, - сказала мама. - Марк, неси воду. Алина, если хочешь выжить - держись подальше от плиты.

- Слушаюсь, командир, - отозвался я и, как ни в чём не бывало, схватил кувшин.

Лея мельком на меня взглянула - вроде бы ничего особенного, но я сразу понял, что что-то в ней изменилось. Не то чтобы совсем другое лицо, просто... оно было мягче. И в глазах - тот самый свет. Тот, который обычно появляется после ночей, где происходят важные разговоры. Или не только разговоры.

Я не сказал ни слова. Просто поймал её взгляд и едва заметно кивнул. Всё понял. Она - тоже.

Джек уже сидел около миски, не сводя глаз с банок, будто это не закрутки, а золотые медали.

- А можно я просто посмотрю? - спросила Алина, осторожно подходя ближе.

- Можно, - кивнула Лея, - но не трогай ни одну банку, а то мама сделает тебя маринованной.

- Под крышкой, - добавила мама и рассмеялась.

Я сел на табурет у стола, вытянул ноги. Было странное ощущение уюта. Спокойствия. Как будто в этом параде утреннего быта, в банках и чайнике, в движении по кухне, - всё как надо.

И внутри у меня было тепло. Может, от прогулки. Может, от Алины, что присела рядом и тихо коснулась моей руки. А может, потому что сегодня - ещё один день, когда мы все вместе. А значит, пока что всё правильно.

Лея вдруг вытерла руки о полотенце и, вроде бы между делом, бросила:

- Вы заметили?

Я поднял взгляд от чашки:

- Что?

- Без Жеки как-то тихо, что ли.

Алина фыркнула и сделала глоток чая.

- Ты про то, что никто не орёт с гитарой под "вот щас сыграю и всё, уйду"?

Я усмехнулся.
- Ну да... Когда он тут, он вроде и не шумит особо, но всё равно фон создаёт. То шутка, то какой-то бред про мосты, то "а вы знали, что в старой Москве..."

Лея вздохнула, опершись на край стола.

- Да. Когда уезжает - становится... тише. И как будто слишком спокойно. Непривычно.

Я кивнул, глядя на кастрюлю, в которой покорно варились какие-то помидоры.
- Он как Джек, только с руками и теорией урбанистики. Вроде и места немного занимает, а тишину как будто с собой уносит.

- И начинку из пирожков, - добавила мама, не оборачиваясь. - Причём воровство называет "контролем качества".

Мы засмеялись. Такой Жека - всегда с подколом, но с теплом.

Я машинально глянул на Джека, тот развалился у батареи и методично жевал свой мяч. Всё было спокойно, тепло, домашне. Но действительно - что-то было не так. Или, точнее, кого-то не хватало.

- Напишу ему потом, - сказал я. - Пусть знает, что мы тут про него вспоминали.

- Только не пиши, что скучаем, - сказала Лея, закатывая глаза. - А то будет потом в голосовых строить из себя незаменимого.

- А он и есть, - подытожила Алина, потянувшись.

Я снова посмотрел в окно. За ним - зима, белый свет, и чёрт знает, какие истории ждут впереди. Но вот это утро, вот этот момент - с ребятами, с Джеком, с теплом кухни - хотелось как-то запомнить.

Женя

Снег в Питере не ложится - он вечно висит в воздухе, будто передумал. Я стою на остановке, с рюкзаком за плечами, с горячим кофе в одной руке и чертежной папкой - в другой. И всё равно мёрзну, хотя на мне два слоя термухи и шарф, закрученный как у бабушки в детстве.

Добро пожаловать домой, Туманов.

Я снова здесь. Камень под ногами, небо под веками. И тот самый запах, который не спутаешь ни с чем - смесь старого кирпича, кофе с привозной корицей и чего-то очень живого, будто этот город всё ещё дышит.

Я шёл по набережной к общаге, уткнувшись носом в шарф и мысленно перебирая, что ещё надо успеть. До зачёта по теории - два дня. Черновики почти готовы. Только бы не завалиться на презентации. Я ведь не просто хочу сдать - я хочу показать, на что способен. Своё. То, что вырисовывал по ночам под лампу, пока все спали.

Телефон завибрировал в кармане.
Сообщение от Саши:
"Ты там жив? Миша скучает. Ну и я тоже, если что."

Я улыбнулся, хотя и не отвечал сразу. Не хотел пускать в эту прогулку никаких слов - слишком тихо, слишком красиво, чтобы говорить.

Я вспомнил, как мы сидели в галерее среди холстов. Саша смотрела на меня, будто раскладывала на цвета, как палитру. Миша держался чуть в стороне, но его взгляды ловить было легче, чем зимний ветер.

Я не знаю, кто из них мне ближе. Пока что - оба.

В общежитии было тепло. Сосед что-то бормотал во сне, на кухне кто-то жарил блины в шесть вечера, как и положено нормальным студентам. Я кинул вещи на кровать, включил торшер и достал планшет.

Включился на голосовое. Полина.

"Жень, у нас тут без тебя как-то пусто. Даже Джек затих. Лея закатывает глаза, но с утра спрашивала - ты там нормально питаешься?"

Я усмехнулся и ткнул «ответить».

- Питаюсь. Дышу. Работаю.
Молчу - значит жив.
Скоро сдам всё, и приеду на Новый.

И добавил, не думая:

- Вы мне тоже нужны, знаете?

Питер за окном светился жёлтыми окнами и фарами, как будто сам себе устраивал рождественскую иллюминацию.

А у меня было странное, но очень чёткое чувство - я всё делаю правильно.

Я всё-таки снял шарф, включил мягкий свет над кроватью и плюхнулся на подоконник. Питер под окном дышал жизнью, а я... я просто хотел выдохнуть.

Открыл мессенджер.

> Саша
Ты там жив?
Миша скучает.
Ну и я тоже, если что.

Я набрал ответ:

Жека:
Жив. Пальцы замёрзли, но голова пока работает. Сессия душит, но я даю сдачи.

Секунда - и она уже читает.

> Саша:
Героический ты мой. Надеюсь, ты ешь хотя бы раз в день? Или всё по расписанию архитектора: "питаюсь вдохновением и кофеином"?

Жека:
Чай, сосиски и вера в будущее. И пару раз рис от соседей. Не так уж и плохо.

> Саша:
Это звучит как меню выживальщика на выезде.
Хочешь - пришлю еды. Или хотя бы открытку с супом. 😄

Я не сдержал улыбку. Она умела не просто смешить - а давать тепло, которое не лезет в душу, но греет.

Жека:
Открытку с супом - в рамку и на стену. Как музейное сокровище. А вообще... спасибо. Ты иногда приходишь вовремя.

> Саша:
Иногда?
интонация драматическая
А я, между прочим, почти всегда стараюсь. Просто так, без повода.

Жека:
И всё равно это значит больше, чем ты думаешь.

> Саша:
...
Вот теперь ты заставил меня улыбнуться.
Я тоже скучаю. Не в романтическом смысле, если что, просто...
Не хватает.

Я задержал пальцы над клавиатурой. Написал, но не отправил.
Потом стёр.

И набрал другое:

Жека:
Я рад, что ты есть, Саш. Правда. Даже если я сейчас редко рядом - ты в тех местах, где важно.

Она не отвечала сразу. Я закрыл глаза, слушая, как в коридоре кто-то смеётся - может, сдал зачет, или просто пьёт чай с друзьями.

> Саша:
Это взаимно.
А ещё - у тебя красивые тексты, когда ты не строишь из себя молчаливого скандинавского гения.
Обещай, что позвонишь хотя бы перед Новым годом.

Жека:
Обещаю. А ты не забудь держать кулаки за мою презу. Мне не хватает твоего взгляда, когда я теряю уверенность.

> Саша:
А он у тебя сильный. Даже если ты сам этого не замечаешь.
Всё получится, Жень.

Я оставил телефон на подоконнике, смотрел в окно и почему-то подумал:
А ведь это и есть связь.
Настоящая. Не громкая, не с надрывом. Просто - тёплая.

Марк

С утра было какое-то глухое ощущение в груди, будто день ещё не начался, а я уже знал - он будет хреновый.

На телефоне мигала иконка уведомлений. Протянул руку, разблокировал.

Орг:
Бой перенесён. С понедельника на вторник. Место и время без изменений. Будь готов.

Я выдохнул. Не потому что испугался - я знал, куда лезу. Просто... отложенный удар иногда хуже, чем прямой.
У тебя вроде бы ещё есть сутки, но внутри уже завёлся таймер. Он тикает в рёбрах, в висках, в позвоночнике. Даже если пытаешься не слышать.

Положил телефон обратно.

На полу у кровати дремал Джек, свернувшись почти в овал. Я наклонился, почесал его за ухом.

- Ну что, дружище. Нам дали ещё сутки. Типа подарок, а на деле - отсрочка. Как в шахматах - когда противник знает, что ты всё равно сдохнешь, просто позволяет дотянуть до мата.

Джек фыркнул, не открывая глаз.

Я сел на край кровати, провёл рукой по лицу.

Драться я умел.
Выносить боль - тоже.
Но то, как всё это происходило - с камерами, с тенями за стеклом, с ощущением, что ты пешка в чьей-то игре - выводило из себя. Особенно когда не знал даже имени того, кто дергает за нитки.

Шахматист.
Я слышал это прозвище. Шёпотом. На фоне разговоров. Словно в фильме про мафию, где главный - всегда в тени.

Но мне платят, я согласился. Значит - отвечаю.
Это взрослый выбор. Хоть и сделанный по-подростковому глупо.

На кухне скрипнул стул - кто-то из родных уже встал. Пора было тоже идти, включаться в обычную жизнь. Где ты - просто Марк Барсов, ученик 11 "Б", парень с псом, с девушкой и с недоделанным пробником по химии.

А не Ягуар, которого хотят видеть в крови.

Я встал, натянул худи и бросил последний взгляд в зеркало. Вроде всё как всегда.
Но в глазах - тень.
И челюсть напряжена.

- Ок. Сыграем, - пробормотал я. - Только я тоже научился двигать фигуры.

Телефон завибрировал снова.
Сообщение от Влада.

Влад:
Тебе тоже пришло?

Я нахмурился.

Я:
Ты о чём?

Ответ прилетел почти сразу. Как будто он сидел с телефоном в руке и ждал.

Влад:
Не строй из себя идиота, Ягуар, скажи, что ты отказался, ради бога.

На секунду дыхание сбилось.

Он знал.
Не то чтобы это было прямо удивительно - Влад, чёрт бы его побрал, вечно чуял что-то раньше всех. Особенно то, что касалось гонок... или боёв. Он был в этой системе достаточно давно, чтобы понимать, как она работает. И - как засасывает.

Я провёл рукой по затылку, стиснул челюсть.

Я:
Ты откуда знаешь?

Влад:
Орг кинул и мне. Думал, я поведусь. "Вернись, Лайм, нужен зрелищный бой". Чушь. Знаешь, кто будет смотреть? Шахматист.
Он тебя уже выбрал, ты просто ещё не понял.

Меня перекосило от этих слов. Не от страха - от злости.
Меня не выбирают. Не ставят на меня ставки, как на куклу.
Я не фигура на его чёртовой доске.
Но внутри, в глубине, уже знание: поздно. Я ввязался. Не до конца, но... уже на клетке.

Я:
Я сам решу, во что ввязываться.

Влад:
Ты не понимаешь, Марк. Это не просто бой. Там не просто кровь. Там контракты. Люди исчезают. И ты - слишком живой, чтобы стать ещё одним числом в чужом списке.

Я уставился в экран. У Влада свой стиль. Он не паникёр. И если он так говорит - значит, всё серьёзно.

Джек заворчал, будто почувствовал, как сжимаются мои пальцы.

Я выдохнул.

Я:
Я не подставлю никого. Ни тебя. Ни себя. Ни Алину.

Влад:
Слишком поздно, если ты согласился.
Если тебе дали новый день - это не отсрочка. Это наживка.

Молча уставился в переписку.
Что делать дальше?

Сказать "нет"?
Слишком просто.
Сказать "да" - зная, что Влад прав?

В голове шумело. В ушах било.
Но я знал одно: я обязан закончить, если начал. Только не сломаться.
А Влад... Влад всегда будет рядом. Даже если злится.

Тимур

Сел за парту, скинул рюкзак на пол и уставился на Марка. Тот что-то механически пролистывал в телефоне, будто действительно читал, но я знал - он давно в этом чате даже не был. Влад тоже сидел странно тихо. Обычно в это время он швырял шутки и подкалывал Марка насчёт Алины, или меня - насчёт Леи. Но сейчас...

Тишина. Напряженная, как струна.
Они переглядывались, но ни один не ронял ни слова.

- Так, - сказал я, прищурившись. - Что за хрень?

Марк медленно поднял взгляд.
- С чего ты взял?

- Потому что вы с Лаймом как два гробовых молчальника. Обычно ты уже успеваешь рассказать, кто опоздал, а Влад - спалить чей-то компромат. А сейчас - ноль.

Оба переглянулись. Влад усмехнулся, но быстро отвернулся к окну.

- Просто не выспались, - буркнул Марк.

Ага. Конечно.
Я его знал слишком давно, чтобы верить в "не выспался".

- Барсов, ты когда врёшь, у тебя правая бровь поднимается, - сказал я спокойно. - Сейчас она почти на лбу.

- Это ты наблюдательный или влюблённый? - буркнул он, пряча ухмылку.

Я фыркнул.
- Не съезжай. Рассказывай.

- Тим, - вмешался Влад тихо, - иногда лучше не знать.

Я резко повернулся к нему.

- Когда ты начинаешь говорить так, мне становится ещё больше интересно. Вы что, в дерьме каком-то по уши? Что вы натворили?

Ни один не ответил.
Вместо этого прозвенел звонок, как спасательный круг.
Марк встал первым и направился к выходу, даже не оборачиваясь.
Влад следом.

Я остался стоять на месте. В груди неприятно сжалось.
Они оба что-то скрывали. И не просто ерунду вроде "поругались с кем-то" или "устроили разборки". Нет. Это было глубже. Темнее.

Я это почувствовал.
Как будто снова тянет в те улицы, которые уже однажды нас почти сожрали.

И на этот раз, я не позволю этому дерьму втянуть Марка с головой.
Даже если придётся втащить его обратно силой.

Я шёл по коридору, чувствуя, как в груди закипает раздражение. Марк и Влад снова исчезли где-то в толпе - те ещё фантомы. Ясно одно: они в дерьме. И они мне не говорят.

А я, чёрт подери, их друг.
Я не просто для фоток в чате и приколов на переменах. Я рядом, когда всем плохо. Всегда был.

- Тим! - голос Леи выдернул меня из мыслей. Я обернулся.

Она стояла у окна, в расстёгнутом пиджаке формы, волосы чуть растрёпаны, глаза прищурены. А рядом - Алина, с чашкой кофе из автомата, тоже внимательно смотрела на меня.

- Ты чего как взведённый? - спросила Лея, подходя ближе. - Случилось что-то?

Я вздохнул.
- Да вот... - начал, но замялся.
Не знал, можно ли втягивать их. Не знал, нужно ли.

- Влад с Марком снова в режиме молчаливых роботов? - хмыкнула Алина. - Мы тоже заметили.

Лея кивнула.
- Они что, поругались?

- Было бы проще, - пробормотал я. - Они что-то скрывают. Причём серьёзное. Вижу по ним. У Влада вообще глаза как у волка перед прыжком.

- Марк тебе не сказал? - удивилась Лея.
- Нет, и это больше всего бесит, - ответил я, сжав кулак. - Он врёт, и думает, что я этого не замечу.

- Он может думать, что защищает, - тихо сказала Алина. - Ты знаешь, как он устроен. Сначала сам вляпается, потом решает не грузить остальных.

- Но если это дерьмо заденет его, меня, вас, - я посмотрел в глаза Лее, - то почему я не должен знать?

Лея чуть нахмурилась, но не отстранилась.
- Я с тобой, - сказала она. - Как только узнаем что-то конкретное - будем действовать. Вместе.

Я кивнул.
- Тогда надо держать уши востро. Если они опять лезут туда, откуда не выбраться, я их за уши вытащу.

- Согласна, - сказала Алина и глотнула кофе. - Сначала - мягко. Потом - шлемом по башке.

Лея фыркнула.
- По очереди.

Я впервые за утро усмехнулся.
Хоть немного полегчало. Колу я поймал почти на автомате - как мяч на тренировке, тело само сработало. Пластик прохладный, пальцы сжали, и всё бы ничего... если бы в голове не зудело одно: что они скрывают?

- Ну и куда вы свалили? - спросил я вроде бы в шутку, но взгляд бросил пристальный, больше на Марка, чем на Влада.

Марк ухмыльнулся, как обычно, будто ничего особенного.

- В магаз, - сказал спокойно. - В столовке сейчас мясорубка, народу - как в метро в час пик.

- Ага, - хмыкнула Алина, устроившись рядом. - Даже училка по биологии не выдержала и ушла с подносом в кабинет.

Влад молчал. Прислонился к шкафчику, руки в карманах, будто спрятал и пальцы, и мысли. У него всегда было это странное спокойствие, но сейчас оно казалось каким-то глухим.
Как будто сдерживал что-то.

- Всё норм? - кивнул я ему. Он лишь коротко ответил кивком. Без слов.

Лея чуть наклонилась вперёд, скрестив руки на груди.

- Вы, парни, подозрительно молчаливые сегодня. Даже Влад не буркнул "чего уставился", - сказала она с прищуром.

- Это возраст, - Марк фыркнул. - Внутреннее старение. Начинается с философии, заканчивается молчанием.

- Ты - философ, а не я, - буркнул я. - Но я вот чувствую: вы что-то мутите.

Он дернулся плечом.
- Просто понедельник, Тим.

"Просто понедельник", ага.
Вот только мой внутренний барометр орал: врут.

Следующий урок - алгебра. Мы, одиннадцатый, сидим в кабинете, как будто сами вчера всё это придумывали: иксы, графики, формулы с подвохом. У Марка тетрадь открыта, но лист чистый. Влад уставился в окно, будто там формулы жизни.

Я крутанул ручку в пальцах и снова бросил взгляд на обоих. Тишина между ними была не просто странной - подозрительно хрустящей. Мы втроём обычно хоть как-то переглядываемся, подкалываем, обмениваемся тупыми комментариями. А тут - ничего.

Учительница вошла.
- Доброе утро, контрольная.

Ну класс.

Листы пошли по рядам. Я поймал взгляд Марка - на секунду. Он быстро отвёл глаза. Влад вообще не отреагировал.

Сел. Прочитал задание. Понял, что нужно не контрольную писать, а разговор вытягивать.

Дверь захлопнулась, и в доме снова повисла тишина, какая бывает только когда взрослые отсутствуют. Такая... расслабляющая. Я сбросил кроссовки у входа, Алина прошла чуть дальше, закинув рюкзак на пуф.

- Я всё-таки ненавижу контрольные, - буркнул я, проходя мимо в кухню. - Особенно, когда не могу сосредоточиться из-за двух упрямых болванов.

Алина фыркнула.

- Влад и Марк?

- А кто ещё? - я достал из холодильника бутылку воды, сделал пару глотков. - Они ведут себя, как будто им повестки в другой мир выдали. Ни одного нормального слова за весь день.

- Ну, может, просто поругались. - Алина прошла ко мне и облокотилась на стол. - У всех свои заморочки.

- Да если бы. У них заморочка на двоих. И оба молчат.

Я бросил взгляд на Алину. Она тоже выглядела уставшей, но в её глазах не было той тревоги, что застряла где-то внутри меня.

- Давай чаю? - спросил я, уже доставая кружки.

- Угу. А ещё давай не о школе, - Алина подсела на барный стул, подтянув ноги. - У меня сегодня был перекос по алгебре, теперь мозг требует печеньки и заботу.

Я усмехнулся.

- Печеньки и заботу - это по адресу.

Мы замолчали. На кухне было спокойно. Даже слишком.

Но где-то внутри меня уже пульсировало: надо будет вытащить из Марка правду. Или хотя бы намек, что происходит.

Пока он не влез куда-то, откуда уже не вылезти.

На кухне уже пахло чаем, Алина открыла пачку печенья, когда мобильник пискнул.

Глянул на экран - школьный чат "Элита". Обычно туда скидывают всякую фигню: мемы, сплетни, кто с кем мутит. Но сейчас сообщение было коротким и явно не из разряда "оцените фотку моей собаки".

> 📍 Сбор у старого ангара, за железной. Говорят, будет движ. Кто в теме - подтягивайтесь. Не ссыте, нормальная тема.

Я прищурился.

- Что там? - Алина уже жевала печеньку, но смотрела на меня с интересом.

- Кто-то в чат скинул про тусовку у старого ангара. Прям как в фильмах, знаешь? "Туда приходят только те, кто в теме" и всё такое.

- Это где... у недостроя, за остановкой?

- Ага. Где еще пару лет назад шины жгли и граффити на стенах было "Сдай химию - получи свободу".

Алина склонила голову набок:

- Ты думаешь... это просто тусовка?

Я пожал плечами, но внутри что-то екнуло.

- Не знаю. После сегодняшней молчаливой драмы с Марком и Владом, мне уже всё кажется подозрительным.

Открыл сообщения, пробежался по чату. Влад ничего не писал, но пару человек уже отметили "+".

- Ладно, - сказал я вслух. - Я туда точно не пойду. Хватит мне "движей" пока. Но чую, кто-то из наших туда рванёт. И это надо держать на контроле.

Алина усмехнулась.

- И ты хочешь быть этим "контролем"?

Я кивнул и вяло усмехнулся.

- А кто, если не я?

Марк

Я смотрел в экран телефона, где мерцало сообщение от школьного чата.

> 📍 Сбор у старого ангара, за железной. Говорят, будет движ. Кто в теме - подтягивайтесь.

"Кто в теме", ага. Узнаю подачу. Те же фразы, что шли в рассылке перед боями.

Я будто почувствовал, как холодок пробежался по спине. Секунда - и я снова прокрутил в голове утро, разговор с Владом, как он мне писал: "Скажи, что ты отказался, ради бога". Он знал, он уже там был. А теперь молчит. И я молчу. Оба знаем, к чему идёт, и оба держим язык за зубами.

Пальцы по привычке дернулись к кнопке "ответить". Написать, мол, «не в теме», «мимо». Но ведь знаю же - это не просто тусовка. Это разведка. Проверка. Кто-то из "Орга" смотрит, кто явится. Кто готов.

На кухне зашуршал пакет, заскрипел стул. Джек уселся у двери, будто чувствовал, что в комнате что-то происходит. Я провёл рукой по его ушам.

- Ну что, пёс, - пробормотал я, - думаешь, стоит туда соваться?

Он тявкнул один раз, коротко. Словно "сам решай".

Я встал, подошёл к окну. За стеклом - серый декабрь, приглушенный свет, сугробы и вечная тишина пригорода. Всё это как будто слишком мирное, чтобы вписываться в реальность, где меня зовут в клетку. Где кто-то в маске и с камерой решает, чей бой "окей", а чей - последний.

Где есть Шахматист.

Хотя я пока не знал, кто он. Но знал точно: где есть "Орг", там не всё просто.

Телефон завибрировал. Новое сообщение.

> Влад: "Я туда не пойду. И тебе не советую."

> Я: "Поздно. Я уже сказал "да"."

Алина

Я уставилась в экран, пальцами машинально водя по клавиатуре.

> Алина: «Слушай, прогуляться не хочешь?»

Ответ пришёл быстро, будто Лея тоже сидела с телефоном и скучала, как и я.

> Лея: «Давай, Марк всё равно умотал куда-то, мне скучно, донимать некого»

Я прищурилась. Умотал?

> Алина: «Куда умотал?»

> Лея: «Сказал, ему смену поставили, ну помнишь он про клуб говорил?»

Сердце сжалось как-то странно. Не потому, что я ему не верила - Марк не из тех, кто врет просто так. Но... клуб? Ночью? Зимой? Он же сам говорил, что не уверен, стоит ли. Что «сомнительная фигня». Что «на крайняк - откажусь».

А теперь - пошёл?

> Алина: «Всё-таки решил пойти работать? Ему ЕГЭ сдавать, а он...»

Я провела ладонью по лбу. Тепло от кожи не согревало. Больше злило. Я не контролирующая, я не навязываюсь, но когда человек тебе не просто нравится - когда он тебе небезразличен по-настоящему - ты хочешь знать, куда он исчезает. И зачем.

> Лея: «Мама ему так же говорит. Ладно, через час на нашем месте»

> Алина: «Жду, солнце»

Я отложила телефон и встала с кровати. Зеркало отразило меня в растянутом свитере и с растрепанными волосами. Отлично. Даже образ тревожной девушки при парне, который всё скрывает, готов.

Я глубоко вдохнула, стянула волосы в хвост и переоделась. На улице было холодно, но не до дрожи - как раз тот воздух, которым нужно дышать, когда в голове невыносимо тесно.

Если он не хочет рассказывать - я не заставлю. Но я не слепая. И если он лезет в дерьмо, я это почувствую.

И, клянусь, вытащу его оттуда.

Даже если он будет сопротивляться.

Наше место - лавка у старой остановки, где почти никогда не бывает людей. Здесь фонарь мерцает, как старая гирлянда, снег с деревьев сыплется медленно, как будто даже природа здесь ленится. И мне это нравилось.

Лея уже стояла рядом с лавкой. Джек виляющим хвостом копался в сугробе, будто искал сокровище. Я улыбнулась - этот пёс был как светлый глоток в любой день.

- Привет, - сказала я, подходя ближе и затягивая шарф потуже. - Как он вообще не мерзнет?

- У него энергия вместо шерсти, - хмыкнула Лея, - сжечь бы её в батареи, отопление дешевле вышло бы.

Я уселась рядом, Джек тут же подошёл, ткнулся носом в мою ладонь и зафыркал. Потрепала его за ухо.

- Значит, Марк всё-таки ушёл в этот клуб? - спросила я не сразу, будто бы надеялась, что Лея скажет «нет», что я что-то не так поняла.

- Похоже на то, - она пожала плечами. - Сказал, что ничего серьёзного, просто подработка. На входе постоять, туда-сюда. Но, Али, я знаю его... когда он говорит "ничего серьёзного" - это значит "лучше не спрашивай".

Я закусила губу. Точно. Именно так он и сказал мне пару дней назад, когда пропал на целый вечер - "просто затерялся с Тимуром".

- Я не хочу быть той, кто лезет в каждую дырку с вопросами, - пробормотала я. - Но это ощущение, что что-то не так... оно прям под кожей.

Лея кивнула. Джек тем временем обнюхивал мои ботинки, потом сел у ног, как будто понимал всё.

- А может, и правда ничего страшного. Но я с тобой. Если что - будем лезть вместе.

- Как сестры по оружию? - усмехнулась я.

- По любви к идиотам, - поправила она и рассмеялась.

Я рассмеялась в ответ, но внутри всё равно что-то сжималось. Снег медленно ложился нам на плечи, а я думала только об одном - если Марк врёт, то не просто так. И если правда всплывёт - ей лучше быть не страшной. Потому что у меня не хватит сил снова кого-то терять.

Мы только-только свернули с аллеи, как Джек дёрнул поводок. Спустя секунду стало ясно - не зря.
Перед нами, как из ниоткуда, вынырнули двое: Стас и Кирилл. Оба с такими рожами, как будто знали, что нас встретят.

- О, Кострова, - протянул Стас с ухмылкой, - а где питбуль по имени Барсов?

Я фыркнула.
- Не твоё дело, Сидоров.

- А мне кажется, очень даже наше, - вставил Кирилл, склонив голову набок. - Потому что я как раз таки знаю, где твой благоверный. Хочешь покажу?

Лея шагнула вперёд, в голосе ледяная отточенность:
- Степанов, Сидоров - идите к чёрту.

- Ну как хочешь, - ухмыльнулся Кирилл. - Я просто думал, ты хочешь знать правду, Кострова.

Я напряглась. Что за игра пошла?

- Стой, - сказала я, сдерживая Джека, который рычал уже громче. - Что происходит, Степанов?

Он чуть улыбнулся и театрально откинул невидимую пыль с плеча.
- А ты не знаешь? Ягуар тебе не сказал?

Меня передёрнуло от его интонации.
- Не сказал что?

- Что он сегодня в деле. На ринге.
- Подпольные бои, Кострова. Там, где ребята либо делают ставки, либо кровь на снегу.

Я замерла.
Внутри всё похолодело. Не от зимы. От слов. От того, как Кирилл выделил это "Ягуар".

- Ты врёшь, - выдохнула я. Но голос прозвучал неуверенно даже для меня самой.

Лея сжала мою руку:
- Али... а если не врёт?

Кирилл склонился ближе, дыша ледяным паром:
- Хотите прокатиться? Мы как раз туда. Покажем, где ваш "котик" дерётся. Прямо сейчас. На морозе. Ради "подработки".

- Мы не сядем в вашу машину, - твёрдо сказала я, глядя в глаза. - Но если ты врёшь, Степанов... я разнесу тебя. Лично.

- Так разнеси, - усмехнулся он. - Но сначала... догони.

Они ушли, не оглядываясь. Джек зарычал им вслед.

- Лея, - тихо прошептала я, чувствуя, как в груди поднимается бешеный гул.

- Я с тобой. - Она уже достала телефон. - Пиши Владу. Он должен знать, где это.

- Пишу.
Пальцы дрожали. Но не от холода.

Пальцы дрожали так, что я дважды ошиблась в имени, прежде чем правильно набрать:
Алина: "Влад, это правда? Где Марк?"

Ответ пришёл почти сразу, как будто он ждал.

Влад: "Алин, даже не смей туда лезть."

Я застыла.
Внутри всё обрушилось - так, как рушатся башни из костяшек домино: по одной, пока не останется ничего.

Алина: "Он там, да?"

Влад: "Да. И он мне тоже не сказал. Только подтверждение пришло. Я пытался его отговорить, клянусь."

- Чёрт... - прошептала я. Лея уже стояла рядом, глядя мне через плечо.

- Что он пишет? - спросила она.

Я просто показала экран.

- Значит, они не врали, - тихо сказала Лея. - Он реально там.

Сердце забилось в ушах.
Бой. Подполье. Мороз.
И Марк, мой Марк, бьётся не за спорт, не за адреналин - а чёрт знает зачем.

Алина (в ответ Влад): "Скажи, где. Я не полезу на ринг. Просто скажи, Влад."

Три точки на экране. Долгое молчание. Секунды растягивались в вечность.

Влад:
"Только с условием - ты не лезешь туда. Просто посмотришь издалека. Обещай."

Я выдохнула.
Алина: "Обещаю. Молчу, не лезу. Мне просто нужно его видеть."

- Он скинет, - сказала я Лее. - Координаты. Мы едем.

- Тогда берём такси. У тебя есть деньги?

- У меня есть цель. Остальное - неважно.

Телефон мигнул - Влад скинул точку на карте. Я нажала "прокладывать маршрут".
20 минут. Где-то за чертой города. Старый промышленный ангар.

- Пошли, - сказала я.
Лея не спорила.
Джек залаял, будто поддакивая.

А я только крепче сжала поводок и подумала:

"Барсов, если ты живой - ты мне всё объяснишь. Слышишь? Всё."

Темнота была почти полной, если не считать света от прожекторов, устремлённых на центр ангара - ринг. Снег скрипел под подошвами, воздух был настолько холодным, что казался хрустящим.
Мы с Леей стояли в тени, спрятавшись между бетонными блоками и металлическими воротами.

Я увидела его сразу.
Марк.

Он стоял недалеко от ринга, одет не как обычно - тёмная термокуртка, перчатки, широкие штаны. Говорил с каким-то парнем, старше, кажется. Тот жестикулировал резко, но Марк оставался спокойным. Как всегда.
Сдержанным. Словно всё под контролем.
Только я-то знала: не всё.

Сердце сжалось. Пальцы сами потянулись к телефону.
Я не знала, зачем. Просто... так было легче. Привычнее. Спокойнее.

Алина: "Зай, привет. Как дела?"

Он ответил быстро.
Марк: "Да всё в порядке, ты как?"

Я стиснула зубы, глядя на его фигуру в полумраке.
Он повернулся чуть в сторону - и, наверное, если бы смотрел прямо, то мог бы нас увидеть.
Но не посмотрел.

Алина: "Супер. Вот сижу с Леей, фильм смотрим."

Он продолжал стоять на месте. Казалось, будто этот ринг затягивает его, как воронка.
Я стиснула пальцы.

Марк: "Круто, солнце, у меня смена через 15 минут, давай позже напишу? Люблю."

Я не ответила.
Просто смотрела.
На него.
На своего Марка.

- Он соврал, - сказала Лея тихо.
- Я знаю, - так же тихо ответила я.
- Но он тебя любит. Ты видишь это?

Я кивнула.
Да. Я видела. Даже здесь, среди холодного бетона и запаха железа, я видела это в каждом его движении.
Он соврал, чтобы защитить. Чтобы не втянуть. Чтобы я не пришла.

Но я пришла.
И я не уйду, пока он не выйдет оттуда - целым.

- Ждём? - спросила Лея.

- Ждём, - ответила я. - Пока он не увидит, что мы здесь. Или пока я не сорвусь и не врежу тому, кто его позвал.

Мы остались в тени.
А внутри, на ринге, начали проверку ограждений. Через минут десять начнётся бой.
И в этот раз я знала - он сражается не только с противником. Он сражается с выбором, который сделал.

Марк

Толпа шумела глухо, будто сквозь вату. Свет бил в глаза, но я стоял уверенно, как всегда перед боем. Всё стандартно - разминка, перчатки, холод внутри. Ничего лишнего. До тех пор, пока он не вышел.

Парень в чёрной футболке с короткой стрижкой. На шее - лента, которую я сразу узнал. И походка... я знал эту походку.

Гром?

Он поднял взгляд, и в этот момент всё внутри сжалось.
Словно пазл встал на место.

Кирилл.

Я дернулся вперёд инстинктивно. Сердце стучало в висках, не от адреналина - от ярости.

- Сюрприз, Барсов, - усмехнулся он, будто мы на школьном дворе, а не перед боем. - Не ожидал?

- Ты что, с ума сошёл? - прошипел я. - Тебе мало школы?

- Это вообще-то не школа, - хмыкнул он, - тут всё по-взрослому. Или ты забыл, каково это - когда играют по-крупному?

Он всё понимал. Всё знал. А главное - кайфовал от происходящего.

Гром.
Тот, кто постоянно выталкивал меня на гонках.
Тот, кто спорил на Лею.
Тот, кого я уже не раз хотел стереть с дороги - и не только на трассе.

Орг что, специально это устроил?

Я сжал кулаки, пытаясь удержать пульс.

Это не просто бой.
Это вызов.
Это счёт, который пора закрыть.

Рефери махнул рукой. Всё остальное будто исчезло.

Кирилл - Гром - стоял в шаге от меня. Самодовольный, уверенный, дерзкий.
Я знал этот взгляд. Он не менялся с сентября.
Когда издевался над Алиной. Когда распускал грязные намёки о Лее. Когда с ухмылкой говорил: "ты зря встал между нами, Барсов."

Теперь он был напротив. Не за партой. Не в коридоре. Не за спиной. А здесь.
Где нельзя скрыться. Где не прикроешься болтовнёй. Только ты, он - и бой.

Я сделал шаг вперёд.

- Давай, котик, - усмехнулся он, - покажи, как ты дерёшься за своих принцесс.

Первая ошибка - он слишком много говорит.

Я ударил резко, не предупреждая. Левый хук - точно в скулу. Он отшатнулся, не ожидая.
Ответный удар прилетел в бок. Я сгруппировался. Адреналин заливал мышцы, но не мешал - наоборот, вёл.

Мы пошли в клинч. Дыхание тяжёлое, кожа скользит от пота, в ушах гудит.

- Ягуар, - прошипел он мне в ухо, - а Лея всё равно смотрела на меня, когда была с Тимуром. И ты это знаешь.

Я выдохнул. Медленно. Глубоко.
И после этого - вложил в следующий удар всё.

Глухой хруст. Его голова мотнулась назад. Толпа взревела.

Я слышал гул, слышал реакцию - но не реагировал. Я не за зрителей дрался.

Я дрался, потому что он тронул моих.

Потому что он всё ещё думал, что может победить.

Потому что если не я - то кто?

Ещё минута - и он оступился. Кровь на губе, дыхание сбито.

Я не добивал.
Я отошёл. Дал ему упасть сам.

Рефери замахал руками, подбежал, поднял мою руку.
Победа.

Но мне было плевать.

Я смотрел, как Кирилл поднимается, вытирает губу, глядя на меня снизу вверх.

Он проиграл.

И это была не та победа, которую можно стереть из памяти.

Я только выдохнул после боя, сердце всё ещё стучало в рёбрах, когда увидел её.
Алина. Стояла как вкопанная. Глаза - не узнаю. Не испуг, не растерянность. Гнев.
Рядом Лея - такая же холодная и злая. Уже знал: врать не получится.

- Это называется ты так фильм смотришь? - спросил я, стараясь не выдать, как кольнуло в груди.

Алина склонила голову, прищурилась.

- Это называется ты на смене? - её голос был хлесткий, почти как пощёчина. - Ты мне соврал. Снова.

Я вздохнул.
- Я хотел уберечь тебя от этого. От всего.

- Уберечь? - она сжала губы. - От чего, Марк? От правды? От тебя настоящего?

Я молчал.

- Ну а что ты тогда со мной, раз я такой херовый, вру тебе? А?! - выпалил я. Голос сорвался. Накатила злость на самого себя. - На хрена я тебе вообще сдался?

Несколько секунд тишины.
Она смотрела прямо в меня. Не дрогнув.

- Да, ты прав, - сказала она тихо.
Пауза. И потом:

- Нам стоит расстаться.

Как будто весь шум вокруг оборвался.

- Вот как, - проговорил я глухо.

- Да, так, - подтвердила.
Повернулась и пошла прочь, не дожидаясь моего ответа.

Лея задержалась на пару секунд, взглянула на меня. Слишком внимательно.
Но ничего не сказала.

И вот я остался стоять посреди толпы, среди огней, шума, победы -
и чувствовал только то, как она уходит.

Я вышел из ангара, сжав купюры в кулаке. Победа вроде как была, а ощущение - будто проиграл всё.
Зима хлестала в лицо, пар изо рта - как дым после взрыва.
Холод не чувствовался. Ни капли. Ни в челюсти, ни в груди.

И тут - фары.
Машина резко тормозит передо мной. Дверца хлопает, и первым вылетает Тимур.

- Ах ты, блядь, - только и успел сказать он, прежде чем кулак угодил мне прямо в челюсть.

Я пошатнулся, но устоял. Смаканул губу - кровь.

- А я добавлю, - сообщил Влад, выходя следом и так же чётко врезал мне по плечу.

- Справедливо, - выдохнул я, сдерживая улыбку сквозь боль.

Тимур был в бешенстве. Даже не от злости - от страха, я это знал.
- Ты совсем охренел, Барсов?! Бои без правил?
- Мне в новостях это узнать, или ты сам хотел сказать? А может под обложку журнала залезть - «идиот года»?!

Я посмотрел на него.
- Всё под контролем.

- Под контролем? - Тимур шагнул ближе, ткнул пальцем в грудь. - Ты - дебил. У тебя мама, папа, сестра, Алина, чёртов Джек, в конце концов. Мы.
Ты вообще башкой думаешь?

- Думал, - хрипло ответил я. - Пока не всё посыпалось.

- И ты решил добить? - вступил Влад, уже не с агрессией, а тише, как всегда. - Я знал, что тебе прислали, и не пошёл. А ты - пошёл.

Я опустил взгляд.
- Не из-за денег.

- Знаем. Из-за гордости, - бросил Тимур. - Или из-за того, что ты, блядь, думаешь, что тебе плевать, что будет с тобой.

Пауза.
Я не спорил. Потому что было больно даже не от удара.
А от того, как они смотрели. Словно я - не я.

- Пошли домой, пока тебя не скрутили насмерть, - сказал Влад и уже без агрессии положил руку мне на плечо.
- Там Лея, Джек, и да, Алина... пока ещё не заблокировала тебя везде.

Я кивнул.

И пошёл с ними. Потому что если уж меня и возвращать - то, наверное, вот так.

Алина

Я сидела на кровати, обхватив колени, лицо мокрое, будто и не слёзы вовсе - ливень. Грудь сжималась так, будто в ней не сердце, а скомканный лист с нашей историей.
Лея сидела рядом, молча, но её тепло ощущалось даже без слов. Она всегда рядом. Всегда вовремя.

- Может, ты погорячилась? - тихо сказала она, аккуратно. - Так сходу. Он же любит тебя.

Я вскинула взгляд.
- Я устала, Лея.
Голос дрогнул, но я не позволила себе сломаться.
- Я устала от его вранья. Весь сентябрь - только и слышала: «Завязал с гонками, честно, я ради тебя...» - передразнила я тихо. - А сейчас он врет уже не только мне, но и себе. Эти чёртовы бои без правил...

Я судорожно выдохнула.
Лея не перебивала. Только смотрела, чуть сдвинув брови. Её глаза - как зеркало, в котором я видела всю свою боль.

- Ты ведь любишь его, - сказала она почти шёпотом.

Я кивнула.
- Люблю.
Пауза.
- Именно поэтому... именно поэтому и расстаюсь.
Слова резали изнутри.
- Расстаться - это единственное верное решение. Иначе он сам не поймёт. Не проснётся. Я не хочу однажды сидеть в этой комнате в чёрном платье, потому что мой парень решил, что он бессмертный герой из фильмов.

Тишина.
Только моё дыхание, шум улицы за окном и тёплая ладонь Леи, сжавшая мою руку.

Лея

Я тихо прикрыла за собой дверь и задержала дыхание. Сердце всё ещё колотилось от Алининых слов. "Расстаться - это единственное верное решение"... Она говорила это с такой болью, будто разрывала не отношения, а собственную душу.

На цыпочках спустилась по лестнице. Свет на кухне уже горел.
Запах мяты и чего-то сладкого - варенье, кажется. В кухне, как и всегда, было тепло. Дом Алины - место, где пахнет заботой, даже если внутри всё шатается.

У плиты стояла тётя Диля - в своём уютном халате с цветочками, с чашкой чая в руках. Рядом за столом сидел дядя Лёша, листал что-то на планшете, в очках, с привычной сосредоточенностью.

- Всё в порядке? - первой спросила тётя Диля, обернувшись ко мне. Её глаза всегда будто знали больше, чем говорили.

Я кивнула.
- Я дала ей успокоительное... Сейчас уснёт.
Помолчала.
- Она... сильно расстроена.

Дядя Лёша тяжело вздохнул, снял очки.
- Мы с Дилей слышали... не всё, но достаточно. - Он встал и подошёл ближе, поставил планшет на край стола. - Знаешь, Лея, я Марка уважаю. И Алина его любит, это видно даже слепому. Но...

- Но любовь - не бронежилет, - закончила я за него тихо.

Он чуть кивнул.
Тётя Диля подошла, мягко обняла меня за плечи.
- Спасибо, что рядом с ней. Особенно сейчас.

Я кивнула, ощущая, как в горле снова собирается ком.
- Всегда.

Дверь в прихожей хлопнула, будто кто-то хотел сдуть с себя злость вместе со снегом с ботинок. Я обернулась: Тимур.

Он стоял, расстёгивая куртку, взгляд мрачный, брови сдвинуты, челюсть сжата. Даже если бы я не знала, что произошло - по его лицу было видно, что он еле сдерживается.

- Тим, - тихо позвала я.

Он взглянул на меня и, не отвечая, прошёл мимо, стянул перчатки, бросил их на полку. Вздохнул и, наконец, заговорил:

- Алина как?

- Уснула. Я ей дала успокоительное.

Он закрыл глаза на секунду, будто хотел отсечь всё происходящее.
- Я ему врезал, - выдохнул наконец. - И Влад добавил.

- Я знаю, - кивнула. - Ты не мог не врезать.

- Он совсем сорвался, Лея, - голос дрогнул, не от слабости, а от бессильной злости. - Ягуар хренов. Мы с ним столько раз говорили. А он... бои. На ринг. Против Грома. Да его бы там убили, если бы не вывернулся!

Я подошла ближе, обняла его за руку, прижалась щекой к его плечу.
- Я знаю, Тим. Я знаю. Но он уже заплатил. Алина... она ему сердце отдала, а он снова всё сломал.

Он только кивнул.
- Я его даже жалеть не могу. И, чёрт, всё равно переживаю за него.

- Потому что ты брат и друг, - ответила я. - И потому что он не чужой.

Тимур обнял меня, крепко, молча. Мы стояли так посреди кухни, в полумраке и запахе мяты, в доме, где спала сестра с разбитым сердцем и где на улице кто-то, снова сжав кулаки, искал себя.

Марк

Я даже не помню, с какой конкретно банки всё началось. С Владом сидели в гараже, молчали больше, чем говорили. Он ушёл домой раньше, а я... остался. Тупо пялился в потолок, пока не понял, что уже слишком тихо. И слишком пусто.

Снег хрустел под ногами, как будто пытался перекричать мысли. Я шел, не особо разбирая дорогу. Просто шёл. Всё было через стекло - морозное, мутное.

Дверь открылась с третьей попытки. И сразу - как в лоб. Свет. Голоса. Дом.

И - они.

Мать. Стоит на пороге кухни, в халате, волосы собраны, лицо встревоженное.
Отец. Рядом, руки скрещены, взгляд тяжёлый. Не злющий. Просто - всё видит.

Я замер в прихожей. Дышал шумно. Куртку даже не снял. В голове шумело, как в метро на перегоне. Глотка пересохла.

- Ты пьян? - первым заговорил отец. Тихо. Без крика. И от этого в груди защемило ещё сильнее.

Я хотел сказать что-то вроде "немного", "да нет", "Влад занёс", но рот будто прилип.

- Где ты был? - уже мать, тише, почти шёпотом. Не потому что боялась разбудить дом. Потому что боялась услышать ответ.

Я посмотрел на них. И впервые, наверное, за долгое время почувствовал себя не как боец. Не как Ягуар. Не как парень, что всех прикрывает и никому не жалуется. А просто... как сын. Уставший. Ошибшийся.

- У Влада, - хрипло выдал я. - Всё нормально.

- Это не нормально, Марк, - отец подошёл ближе. - То, как ты сейчас выглядишь, то, куда ты лезешь...

Я отвёл взгляд.

- Я не хочу об этом. Сейчас.

Мать всё ещё стояла на месте. Глаза блестели. Она не плакала. Просто... очень устала.

- Лея осталась у Алины, - сказала она наконец. - Я не хочу, чтобы она видела тебя в таком виде.

Я только кивнул.
Не в оправдание. В знак признания. Что да - я накосячил. Что да - я знаю.

Развернулся. Медленно. По лестнице вверх. Каждая ступень гремела, будто по ней шёл не я, а мой стыд.

Дверь захлопнулась за спиной, как будто отрезала меня от всего мира. Я прислонился к ней спиной и медленно сполз вниз, пока не сел прямо на пол. Голова гудела. Не от алкоголя - от всего.

Джек поднялся с лежанки, фыркнул, тихо зарычал. Он никогда на меня так не реагировал. Я протянул руку:

- Эй... это же я. Свой.

Он постоял пару секунд, принюхался и, будто разобравшись, что я не враг, а просто дурак, улёгся рядом. Уперся спиной в моё бедро, как всегда, когда я вылетал из колеи. Собаки чувствуют. Честнее любого человека.

Я погладил его между ушами, прижал лоб к его мягкой шее. Тепло. Живое. Единственное, что не отворачивается.

Потом всё-таки дотянулся до телефона.

Алина.

Разблокировка. Поиск чата. Нажал.

Ничего.

Пусто.

На аватарке - только серый силуэт.
Имя - без эмодзи, без сердечек.
"Пользователь не найден."

- Чёрт, - выдохнул я и сжал телефон так, что костяшки побелели.

Попробовал в мессенджере.
Видел: «Вы не можете отправить сообщение этому пользователю».
Попробовал ещё.
И ещё.

Система будто смеялась мне в лицо.

Она меня заблокировала. Не просто ушла. Отключила от себя полностью.
Вырвала меня из своей жизни, как занозу.

Я сидел с этим экраном перед глазами, как будто мог переломить всё своей волей. Как будто, если очень захочу - она всё увидит. Ответит. Скажет: "Ну ладно, прости".
Но нет.
Тишина.

Рука опустилась. Телефон скользнул на пол.
Джек тихо фыркнул, прижал уши.
А я просто лёг на бок, прямо на полу, не раздеваясь, не думая, не двигаясь.

"Я сам всё про...бал."

И, может, впервые за очень долгое время мне стало по-настоящему страшно.
Потому что на этот раз я не знал, как всё исправить.
В этот момент снизу послышался голос мамы:

- Да, Тим, он у себя. Проходите, мальчики.

Шаги. Тяжёлые. Уверенные. Я не повернулся - только сжал кулаки, когда дверь распахнулась.

- Ты дебил, - сказал Тимур, даже не заходя.

- Я знаю, - хрипло ответил я, сев на кровать.

- Ты идиот, - добавил Влад, скрестив руки на груди.

Я вскинул на них взгляд, полупьяный, уставший, злой, разбитый.

- Вы меня решили закидать эпитетами? Спасибо, парни, я и сам в курсе, какой я мудак. Можешь ещё парочку добавить, Влад. У тебя неплохо выходит.

Тимур подошёл ближе, сел на край стола.

- Знаешь, чем ты меня бесишь? Тем, что ты чертовски умный и сильный, но делаешь самую тупую хрень на свете. Зачем ты туда полез?

Я молчал. Что я им скажу? Что хотел доказать себе, что ещё чего-то стою? Что хотел быть кем-то вне школы, вне семьи, вне правил?

- Ты её любишь, - сказал Влад уже тише. - Но делаешь всё, чтобы она ушла.

Я вздохнул. Слишком тяжело.

- Она уже ушла.

Тишина. Только Джек тихо фыркнул и ткнулся носом мне в плечо.

Тимур сел рядом. Не с гневом, не с упрёком - с каким-то тихим братским изнеможением. Будто тоже устал от меня.

- Что будешь делать? - спросил он, глядя вперёд, не на меня.

Я уставился в пол. Джек ткнулся носом мне в руку, и я машинально начал чесать его за ухом.

- Не знаю, - выдохнул. И это было честнее всего.

Влад тяжело опёрся на косяк.

- Ты хоть сам понимаешь, что натворил?

Я резко поднял на него глаза. Он не злился - он выглядел разочарованным. А это било хуже, чем любой кулак.

- Ну не могу я, блядь, по-другому, не могу! - выдохнул я с надрывом. - Я не умею жить по инструкции, сидеть и ждать, когда всё как-нибудь образуется. Мне нужно что-то делать, двигаться, рвать, драться. Или я развалюсь, Влад. Понял?

Горло горело от этих слов. Они сидели внутри неделями. Месяцами.

- Я когда в бой выхожу, или на трассе, я не себя защищаю - я из себя всё вытаскиваю, всё, что не сказал, не сделал, не смог. И когда побеждаю - хоть на пару минут не чувствую себя ничтожеством.

Я посмотрел на них.

- Я знаю, что это не оправдание. И да, я всё проебал. Но если бы мог просто выключить это в себе - выключил бы. Клянусь.

Тимур молчал, потом медленно, с тяжёлым вдохом сказал:

- Тогда научись с этим жить. А не разрушать всё вокруг.

Влад посмотрел на меня и тихо добавил:

- И начни с того, чтобы вернуть её. Если правда любишь.

Влад, как ни в чём не бывало, расстегнул рюкзак и достал бутылку. Простую - без ярлыков, без понтов. Чистую и конкретную.

- Издеваешься? - в один голос сказали мы с Тимом, переглянувшись.

Влад усмехнулся и поставил бутылку на тумбочку.

- Неа. Тебе нужна помощь, Марк. И нужно выговориться. Не на кулаках, не через выплеск, а нормально. Без понтов. Сидеть, молчать, говорить. Как можешь. А если не можешь - я и так посижу.

Я выдохнул, потерев лицо. Усталость в теле была такая, будто я неделю без сна разгребал завалы.

- Ну вы, конечно, психотерапевты года, - буркнул я. - Один с кулаком, второй с бутылкой.

- Мы хотя бы приходим, - хмыкнул Тимур, откидываясь на спинку кресла. - Остальные отмахнулись бы.

Влад молча налил по чуть-чуть - не чтобы нажраться, а чтобы сбить остроту вечера.

Мы чокнулись без звука. Просто поставили стекло к стеклу. Джек улёгся у моих ног, зевнул. И стало как-то... не так больно.

Я вздохнул.

- Она меня ненавидит, да?

- Нет, - тихо сказал Тим. - Но если ты так и дальше будешь жить с внутренним хаосом, то может и начать.

Я кивнул, уставившись в потолок.

- Хочу всё вернуть. Только не знаю, как.

- Начни с правды, - сказал Влад. - С себе. Потом - ей. А дальше... как получится.

Мы сидели до глубокой ночи. Не обсуждали бой, не вспоминали Алину, не ковыряли старое. Просто были рядом. Без масок.

И в первый раз за долгое время я почувствовал - не один.

Тим вздохнул и, отставив пустой стакан, уставился прямо на меня:

- А теперь на чистоту, Барсов.

Я провёл рукой по лицу. Глаза жгло - не от алкоголя, от всего. Словно в голове копился этот яд месяцами. И сейчас прорвало.

- Честно? Я зае... кхм. Устал. Просто вымотался. От всего этого. От ожиданий, от планов на меня, которые не мои, от взглядов... - Я замолчал на пару секунд, сглотнув. - Отец хочет, чтобы я был «более ответственным». Что это вообще значит? Учёба, спорт, вежливость - всё есть. Но этого всё равно мало. Мама боится, что я стану как он. Как будто он... - я махнул рукой. - Проехали.

Я сжал кулак, снова расслабил. Голос стал тише, но тверже:

- И знаешь, что самое херовое? За всё это время... кроме Алины... никто не спросил, чего хочу я. Не другие, а я.

Тим посмотрел на меня без осуждения. Просто выслушал.

Влад сидел с чашкой воды, кивнул.

- А ты сам знаешь, чего хочешь?

Я замолчал. Первый раз за долгое время честно подумал. Не про оценки. Не про ожидания. Не про бой, не про мотоцикл. Просто - чего хочу я?

- Пока нет, - сказал я. - Но точно не быть тем, кого из меня пытаются лепить.

- Начало уже есть, - сказал Тим. - Ты хотя бы перестал себе врать.

Я усмехнулся. Грустно, устало, но искренне.

- Спасибо, что пришли.

- Мы тебя не бросим, - ответил Влад. - Даже когда ты ведёшь себя как законченный придурок.

- Особенно тогда, - добавил Тим. - А теперь спать. Завтра - новый день. И ты начнёшь разбираться не в драках, а в себе.

Проснулся я от лая. Громкого, настойчивого, будто Джек считал своим священным долгом выгнать нас из этого мира снов обратно в реальность. Голова трещала так, будто меня ночью били кувалдой, и не один раз.

- Джек... - простонал я, откидывая руку с лица. - За что?..

Пёс, довольный, запрыгнул на кровать, лизнул меня в щёку и тут же перескочил к Тимуру, который что-то нечленораздельное буркнул в подушку.

- Чего орёшь, псина... - простонал он, - у меня мозг пытается сбежать из черепа...

Влад сидел на полу, облокотившись на кровать, с одним носком и телефоном в руке. Судя по глазам, он не спал - или спал в состоянии клинической комы.

- Кто нас вообще вчера слушал? - прохрипел он. - Особенно меня... с этой бутылкой. Гении, блин.

Я сел, схватившись за голову:

- Никогда. Слышите? Никогда больше не будем так решать проблемы. Особенно втроём. Мы даже драматично пить нормально не умеем.

Джек вновь залаял, будто соглашаясь. Или напоминая, что пора двигаться.

- Ладно, мужики, - выдавил я. - Душ, вода, что-то в желудок, и может, мозг оживёт.

- А потом что? - Тимур потянулся, крякнув. - Будем снимать с тебя блок Алины, писать слёзные письма и пить сок из мультивитаминов?

- Пить сок - да, - хмыкнул я. - С письмами - подумаем.

Влад поднялся, протирая лицо:

- Один шаг за раз, Барсов. Но с Алисой ты должен говорить. Хоть что-то. Иначе мы снова окажемся тут. С больной башкой и твоими философиями.

Я кивнул. Он прав.

Сегодня начну. Только сначала - душ. И, чёрт возьми, кофе. Галлон.

Записка лежала аккуратно сложенной под солонкой. Как всегда - в её стиле. Ни в чём нельзя быть уверенным, кроме соли и маминых записок.

Я развернул листок:

> "Доброе утро, сынок. Завтрак на плите. Тебе нужно отойти от вчерашнего. Вечером семейный совет. Я отмазала тебя от Ольги Владимировны, что тебя сегодня не будет. С тебя правда, Марк. - Мама."

Я молча выдохнул.

- С меня правда, - пробормотал я, опуская бумажку на стол. - А у меня только головная боль и пустой мозг.

На плите стояли омлет, оладьи и два термоса: один явно с кофе, другой - с травяным отваром, мамин хитрый способ борьбы с последствиями бурной ночи.

Тимур зашёл в кухню, потерев шею:

- Ты читаешь вслух или с духами говоришь?

- С судьбой, - буркнул я. - Записка от мамы. Нас с тобой сегодня не ждут в школе, но вечером, Тим... будет "Семейный совет™".

- О-о-о... - Тимур взял оладушку и сел за стол. - Это уже звучит как нечто официальное. С печатью, пафосом и взглядами "мы в тебе разочарованы, Марк".

Влад влетел в кухню, по-хозяйски налил себе кофе:

- Кто разочарован? Мы? Всегда.

Я хмыкнул, швырнул в него хлебцем.

- Эй! - возмутился Влад, поймав его. - Осторожнее, у меня голова как стеклянная банка!

- А у меня как полная урна - сгоревшие надежды, перегар и бессмысленные разговоры, - поддержал Тимур с перекошенной улыбкой.

Мы замолчали. В тишине было что-то неуловимо правильное. Никакого кричащего мира, только мы трое, завтрак и остатки вчерашнего.

Я отхлебнул кофе, посмотрел на окно.

- Сегодня... я ей напишу.

- Алине? - уточнил Тимур.

Я кивнул.

- Надо хотя бы попытаться. Хоть как-то.

Влад молча кивнул. Тимур хлопнул меня по плечу.

- Вот и начни с этого. С насмешек, боли, косяков - но начни.

Дверь хлопнула с такой силой, будто кто-то решил проверить - можно ли открыть портал в ад без заклинаний. Мы с Тимуром и Владом зажмурились синхронно, как по команде.

- Святая троица в сборе, - услышал я голос Леи.

Я приоткрыл один глаз. Они стояли в дверях: Лея с приподнятой бровью и ухмылкой, Алина - с руками на бёдрах и таким видом, будто мы не просто облажались, а подписали контракт с дьяволом.

- Нет, Леюш, - Алина вздохнула, - это картина Репина. Костров, Барсов и Мельников после бодуна. Масло, холст, страдание и запах кофе.

- Ты забыла добавить: «без мозгов и совести», - вставила Лея, проходя в кухню.

Тимур хмыкнул, Влад укрылся за кружкой с остатками кофе. А я... я смотрел на Алину. Она не кричала. Не язвила. Но глаза - холоднее утреннего снега. И мне было стыдно. Без привычного "ну и что", без привычной бравады. Просто... стыдно.

- Привет, - выдавил я.

- Привет, - сухо отозвалась она, отводя взгляд. - Мы зашли Джека выгулять. И... - она резко замолчала, разглядывая меня, будто решала: стоит ли продолжать. - И Лея захотела оладьев.

- Конечно, - буркнул Влад, вставая. - Ща подогрею. Всё равно лучшее средство от всего этого... - он ткнул пальцем себе в висок, - это жир и углеводы.

- И вода, - добавил Тимур, наливая из кувшина. - И тишина. Часов на пятьдесят.

Я отложил ложку, встал и тихо сказал:

- Алина, можно с тобой поговорить? На пару слов?

Она посмотрела на меня, на секунду в её взгляде что-то дрогнуло. Но потом она лишь кивнула - коротко, сдержанно.

- Только пару.

Мы вышли в коридор. Я выдохнул. И теперь - либо всё, либо ничего.

Мы вышли в коридор. Там было тише, только с кухни доносилось, как Влад что-то бубнит себе под нос, а Тимур хрустит оладьями с видом монаха, принесшего обет молчания.

Я не знал, с чего начать. Не знал, как объяснить то, чего сам до конца не понимаю.

Алина стояла напротив, обняв себя за локти. Не злилась. Не кричала. И от этого было только хуже. Она просто ждала. Смотрела прямо, спокойно - как хирург перед сложной операцией.

- Я знаю, что накосячил, - начал я. Голос хрипел, как будто у меня внутри всё пересохло. - И знаю, что врать тебе было подло. Я... я испугался. Не знал, как сказать. Я думал, что справлюсь сам. Без шума. Без драмы.

- Без меня, - спокойно вставила Алина.

Я замолчал.

- Ты не просто мне соврал, Марк. Ты продолжал делать то, что обещал бросить. Обещал мне. Обещал себе. Мы с тобой говорили об этом. Честно, открыто. А ты...

- Я не умею иначе, - выдохнул я. - Это тупо, это дичь, это безумие - я понимаю. Но когда я выхожу туда... я чувствую, что контролирую хоть что-то. Хоть себя. Хоть мир вокруг. Там никто не ждёт от меня быть "правильным сыном", "образцовым учеником", "гением ЕГЭ". Там я просто Ягуар. И если честно... Я давно не был просто Марком. Я не знаю, кто он.

Она смотрела молча. Слёзы не текли. Но глаза блестели.

- Я люблю тебя, - сказал я тихо. - И мне больно от мысли, что ты уходишь. Но я понимаю, почему ты так решила. Просто... если вдруг когда-нибудь захочешь поговорить - я буду. Всегда.

Несколько секунд она просто молчала. А потом прошептала:

- Я тоже люблю тебя. Но любви иногда мало. Особенно, когда её приходится вытаскивать из лжи и крови.

Алина развернулась и пошла обратно на кухню.

Я остался в коридоре. Один. И впервые за долгое время не побежал ни за кем.

Я вернулся на кухню. Там царило странное спокойствие. Влад наливал себе чай, Тимур доедал вторую тарелку оладий, а Лея листала что-то в телефоне.

Алина сидела у окна, поджав одну ногу на стул, делала вид, что увлечена кружкой. Мы встретились взглядами, но ни один из нас ничего не сказал.

- Ну что, как там коридорная драма? - хмыкнул Тимур, не поднимая глаз.

- Умерла без шансов на спасение, - буркнул я и сел рядом с Владом.

- Кофе будешь? - спросила Лея, уже поднимаясь.

- Ага. Только покрепче. Желательно - чтоб глаза не открывались от него, а наоборот, склеивались, - выдохнул я.

Влад кивнул в сторону записки, приклеенной на холодильник.

- Читал? Мама твоя с юмором сегодня.

Я вздохнул.

- Кажется, сегодня я пройду по всем кругам семейного ада. Тим, Влад, вы как? Всё ещё со мной? Или тоже откреститесь?

- Я, конечно, хотел бы, чтобы ты иногда включал мозги, - сказал Влад, откидываясь на спинку стула. - Но я же не идиот. Ты нам нужен живым.

- А я, - сказал Тимур, поднимая пальцы как при клятве, - буду рядом. Пока не выкинешь очередную фигню. Тогда - врежу снова. Без обид.

- Честно, - пробормотал я, - вы офигенные.

Лея хмыкнула:

- В следующий раз предупреждай. Мы с Алинкой чуть волосы себе не повыдергали, пока к тебе ехали.

- Алина... - я посмотрел в её сторону. Но она, не глядя, просто встала и вышла на террасу с кружкой в руках.

Я не пошёл за ней.

Впервые - дал ей тишину. Чтобы подумать. Чтобы переварить. Чтобы - может быть - потом вернуться.

Алина

На улице было прохладно, но мне почему-то не хотелось возвращаться в дом. Кружка с ещё тёплым кофе грела пальцы, а внутри всё всё равно крутилось вихрем. Я стояла на террасе, наблюдала, как Джек возится в снегу, а внутри себя гасила тысячу мыслей.

Марк. Его голос, его руки, его привычка делать всё по-своему и потом просить прощения. Не потому что не любит - я знала, он любит. А потому что не умеет иначе. Но это ведь не оправдание, правда?

Дверь за спиной приоткрылась. Я подумала, что это он. Но никто не вышел. Может, смотрел. Может, хотел. Может, передумал. И хорошо. Я всё равно не была готова говорить.

Я сделала глоток кофе. Горький. Без сахара. Как надо.

Из окна смотрела Лея. Я кивнула ей - мол, всё нормально. Она не верила, но кивнула в ответ.

И знаешь, что странно? Я не чувствовала облегчения. Ни злости, ни ярости. Только пустоту, как после сильного шторма. И тишину. А ещё - чертовски больно от мысли, что, может быть, я правда его потеряла. Но если он не поймёт, чего стоит правда... Значит, он так и останется не рядом, а где-то за поворотом. И тогда пусть лучше боль сейчас, чем потом.

Ветер тронул мои волосы, как будто хотел что-то сказать.

- Я люблю его, - тихо сказала я в никуда. - Но себя - чуть-чуть больше.

И это - моё правильное решение.

Я вернулась в дом, поставила пустую кружку на кухонную стойку и вытерла пальцы о край свитера. Лея сидела на табурете, покусывая губу - она всегда так делает, когда не знает, как начать разговор.

- Всё нормально, - первой сказала я, опираясь локтями о стол. - Не надо слов поддержки, мне правда не хочется быть бедной несчастной девочкой, которую бросил парень.

- Он тебя не бросал, - Лея мягко. - Это ты...

- Да, - перебила я. - Это я. Потому что устала. Потому что врать себе - хуже, чем слышать ложь от него.

Она подошла, обняла сзади, прижавшись щекой к моему плечу.

- Я просто хочу, чтобы ты была счастлива, - прошептала она. - С ним или без него. Главное - не теряй себя.

Я чуть кивнула. Слёзы не лезли. Было сухо, как после бури.

- Мама сегодня приезжает позже, - напомнила Лея. - Хочешь куда-нибудь выбраться? Просто выйти, вдохнуть воздух. Не думать. Не анализировать.

Я посмотрела на неё и кивнула.

- Давай. Только не к чертовому ангару.
- Даже близко не подойду, - усмехнулась Лея. - Предлагаю арт-кафе. Там тёплый чай и огромные пончики.

- Пончики - это язык любви, - сказала я и наконец-то искренне улыбнулась.

Музыка в кофейне сменилась. Первый аккорд - и у меня внутри всё сжалось.

> «Отключим телефон, забытые в сетях...»

Я узнала эту песню. Узнала голос. И будто кто-то поставил её специально - не в плейлист, а в меня. Вспомнились его руки, как он обнимал сзади на кухне. Его взгляд, когда смеялся. Его голос, когда шептал в подушку: «Ты моё солнце». И как потом он врал. Врал, как дышал.

Лея подняла глаза от чашки какао и сразу всё поняла.

- Случайность, - тихо сказала она.
- Не бывает таких случайностей, - так же тихо ответила я.

> «Я спрячу тебя навсегда в своих руках...»

Я сглотнула ком. Чай стал горьким, как будто там не лимон, а воспоминания. А он? Где он сейчас? Всё ещё с фингалом и разбитым лицом? Или пьёт с Владом? А может, думает, как мне соврать в следующий раз?

> «Седьмая ночь без сна, четвёртый день без слов...»

И правда. Мы не говорим. Не пишем. Молчим. Но это молчание громче любого крика. Громче, чем его «люблю», которым он пытался замазать дыру от вранья.

- Али... - Лея потянулась к моей руке. - Ты же всё равно любишь его.

Я молча кивнула. Потому что это правда. Люблю. Но это - не повод позволять делать из себя дуру. Я устала жить между доверием и оправданием. Устала ждать, что он поймёт.

> «Её улыбка - больше, чем любовь...»

- Эта песня, - выдохнула я, глядя в окно, - как плевок в душу.

- Или как зеркало, - сказала Лея. - Ты просто в ней - вся.

Я слабо улыбнулась. Горько. И если бы он сейчас зашёл, просто так, увидел меня, сел напротив и сказал: «Прости», - я, наверное, всё равно бы не простила. Потому что любовь - это не слова. Это поступки.

> «Просто будь со мной» - звучит слишком просто, когда тебе снова и снова лгут в лицо.

Марк

Я услышал эту мелодию, и внутри будто что-то щёлкнуло.
Не потому что просто узнал песню.
А потому что она знала меня лучше, чем я сам.

Каждая строчка - как гвоздь.
Про крики на кухне, про молчание вместо извинений,
про наши разборки до утра и вечно сбитую посуду.
Про то, как мы не слышали друг друга,
а ведь просто хотели быть понятыми.

«Ты сам себе враг, ты сам себе друг».
Да, чёрт возьми, так и есть.
Я же загнал сам себя.
Сломал то, что сам и строил.

В голове всплыло утро с ней.
Кофе. Ленивая улыбка. Её «Ты опять забыл про сахар».
Маленькая, но такая тёплая рутина.
Нам бы жить в этих моментах - а мы выбирали сжигать всё к чёртям.

А потом эти строки про вокзалы, про предубеждение и гордость...
Как будто кто-то достал суть нашей истории и включил её в колонках.
Я не заметил, как сжал кулаки.
Пальцы ныло, но боль была где-то глубже - в горле, в груди,
там, где имя Алины до сих пор жгло.

Я не знал, слышит ли она эту песню сейчас.
Вспоминает ли.
Прокручивает ли нашу последнюю ссору, как это делаю я.
Скорее всего - да.
Потому что это не просто трек.
Это мы.
Мы - в разбитом ритме, в рваном тексте, в этом чёртовом рефрене.

Я выдохнул.
И, как дурак, снова открыл её чат.
Заблокирован.

Ну да.
Вот тебе и «больше, чем любовь».

Я всё ещё тупо смотрел в экран.
Никаких новых уведомлений.
Тишина в телефоне будто глушила музыку, людей, шум кофемашины.
Я откинулся на спинку кресла, глядя в потолок. Хотелось закурить, но бросил ещё летом - пообещал Алине.
Ну теперь, наверное, можно.

В этот момент в кафе вошёл Влад. Как всегда - молча, с капюшоном, вечно будто из параллельной реальности. Окинул меня взглядом и кивнул официантке.
Подошёл, молча сел напротив.
Выждал. Потом:

- Ты в себя хоть пришёл? - спросил он, уткнувшись в меню. - Или всё ещё в голове поёт Крид?

Я хмыкнул.

- Не Крид. «Марсель».
- А, ну тогда совсем хреново, - Влад откинулся назад, криво усмехнувшись. - Ты прям на грани соплей, брат.

Я опустил взгляд.
- Знаешь, что обидно? Что я знал, что проебу всё. Знал, и всё равно пошёл. Как будто хотел доказать... сам не знаю кому. Себе? Ей?

- Она тебя любила, - сказал он спокойно. - Это было видно. Даже мне. А я вообще в чувствах, как в химии.

- А теперь?

Он пожал плечами.

- Теперь не знаю. Это только она знает. Но я точно видел, как она на тебя смотрела.
Я молчал. В груди сжалось.
Влад вздохнул.

- Слушай, Ягуар. Мы все, конечно, такие - с тараканами, с гонором. Но не все решаются вытащить из себя то, что ты только что сказал.
- Полегчало?

- Неа.
- Вот и отлично. Значит, ещё не всё прое... потеряно, - поправился он.

Я чуть улыбнулся.

- Знаешь, что самое смешное? Я ни разу не сказал ей "прости". По-настоящему. Без оправданий. Просто... "прости".

Влад поднял бровь.
- Так может, начнёшь с этого?

Я кивнул.
Медленно.
Как будто сам себе клялся: попробую.

Влад всё ещё сидел напротив. Кофе так и остался нетронутым - остыл, наверное, уже, но он будто не замечал. Просто смотрел на меня. Молча. В своём фирменном стиле: без давления, но с каким-то внутренним весом, от которого не спрячешься.

- Думаешь, она когда-нибудь простит? - выдохнул я, опершись локтями о стол.

- Думаю, не в этом вопрос, - спокойно сказал Влад. - Не прощение тебе сейчас нужно, а честность. Настоящая. Без понтов, без "я был прав". Просто ты. Настоящий.
Он сделал паузу и добавил:
- Если она тебя любит - услышит. Если не услышит... тогда, может, ты поймёшь, что для неё не готов стать тем, кем она заслуживает.

Я опустил взгляд в стол, в его прожилки, которые казались сейчас дорогами, ведущими в никуда.
- А если я уже опоздал?

Влад усмехнулся.
- Ну тогда ты точно в клубе.
Я вскинул брови.

- В каком ещё клубе?
Он пожал плечами:
- В клубе идиотов, которые теряют тех, кто был для них всем. Я в нём с шестнадцати. Добро пожаловать, брат.

Я тихо засмеялся. Не от веселья, конечно. От какой-то грустной солидарности.
Потом поднял на него глаза:

- Спасибо, Влад.
Он откинулся на спинку, закинув руку на спинку диванчика.
- Не благодари. Просто сделай, что должен. А там видно будет.

Я достал телефон. Заблокирована. Конечно. Но я всё равно набрал сообщение. Не чтобы отправить. Просто, чтобы не держать в себе:

> «Прости. По-настоящему. За всё. Я не знаю, как быть, но я знаю, что без тебя - это не я».

Я нажал «сохранить как черновик».

- Начал, - пробормотал я.
- Ну, а это уже кое-что, - ответил Влад и впервые за долгое время улыбнулся по-настоящему.
- Пошли?

- Пошли.

Мы с Владом вышли из кафе. Холодный воздух тут же врезался в лицо, как будто напоминая, что эмоции эмоциями, а зима не дремлет. Я закутался в капюшон, застегнул куртку до конца и двинулся вперёд.

Навстречу шёл Тимур. Узнаваемая походка, как у парня, у которого в кармане ответ на любой вопрос - даже если этот вопрос, как я. Он остановился, прищурился, а потом медленно подошёл.

- Нашли время для утреннего кофе? - пробормотал он, глядя то на меня, то на Влада.

- У нас терапия, - отозвался Влад. - Вместо психолога.
- И как твой пациент? - кивнул он в мою сторону.

- На грани ремиссии, - хмыкнул Влад.
Я закатил глаза, но промолчал.

- Что-то случилось? - спросил я, наконец, глядя на Тимура.
- С Алиной с утра почти не разговаривает. Сказала, что выспалась. Но она не выспалась, - вздохнул он. - Она просто всё ещё злится.

Я молча кивнул. Это было честно. И, наверное, заслуженно.

- Слушай, - продолжил Тимур уже мягче. - Мы оба её братья. Только ты - по жизни, а я - по крови. И сейчас ты обосрался. Но у тебя ещё есть шанс выгрести. Вопрос: ты будешь это делать?

- Да, - ответил я тихо, но чётко.
- Тогда действуй. Но не сейчас, - он вдруг усмехнулся. - Сейчас она бы тебя кастрировала.
- Лёгкое преувеличение, - вставил Влад.
- Я б не был так уверен, - буркнул Тим.

- А пока? - спросил я.
- Пока мы идём играть в снежки с Леей и Алиной. Не выноси ей мозг. Просто побудь рядом. Без объяснений. Без пафоса.
- Думаешь, сработает?

Тимур ухмыльнулся.
- Сестра у меня упрямая. Но ты - не слабак. Ты не сдашься.

Я кивнул.
А потом - мы пошли. В зиму, в улицы, в тихую попытку что-то исправить. Хоть чуть-чуть.

Алина стояла рядом с Леей. Не обнятая. Не моя. И всё внутри сжималось от этого. Не потому, что я злился. Потому что знал - ей больно из-за меня.

Она смотрела мимо. Улыбалась Лее, кивала Тимуру, сдержанно отвечала Владу. Но меня будто не существовало.

И всё равно я подошёл ближе. Не слишком. Просто... ближе.

- Привет, - тихо. Чтобы услышала только она.
Она не ответила. Даже не повернула головы. Но я заметил, как пальцы сильнее сжали варежки.

Снег ложился ей на волосы, на ресницы. Сердце подсказывало: «обними». Мозг кричал: «не смей».

И всё же я не удержался - бросил снежок. Не в неё. В Влада. Чтоб хоть как-то разрядить.

- Эй! - возмутился он. - Урод, предупреждай!

- Это было предупреждение, - фыркнул я.

Лея захихикала. Тимур покатился по сугробу. Влад отплатил мне с точностью снайпера.
И только Алина - всё ещё стояла. Лёд. Гордость. Тишина.

Но потом... снежок в висок. Точный. От неё.
Она даже не смотрела в мою сторону, просто... бросила. Как будто внутри что-то не выдержало.

- Это за враньё, - сказала она. Глухо. Ровно.
И отвернулась.

Я стоял, глядя ей в спину.
Где-то между дыханием и горлом застряла фраза: «Я больше не буду».
Но я знал - ей нужно не это. Ей нужно время.

Так и стоял.
И просто радовался, что она здесь. Что я могу смотреть на неё.
Что, несмотря на всё, я всё ещё хочу быть лучше - для неё.

Я не пошёл за ней. Хотел - до боли в груди, до рваного дыхания.
Но остался стоять.
Иногда лучше не рваться туда, где тебя всё ещё держат на расстоянии.

Влад хлопнул по плечу:

- Ты живой?

- Пока да.

- Ну и не помирай. Хотя, конечно... заслужил.

Он ушёл вслед за ними, а я остался один. Чуть позади. Вдалеке слышались их голоса, смех, даже Алинин... иногда.
Этот смех не был для меня. Но он был. А значит - не всё потеряно.
Наверное.

Я шёл сзади. Снег падал крупными хлопьями, и в какой-то момент я поднял лицо к небу.
Больно?
Очень.
Жалеешь?
Тоже да.

Но сильнее всего было другое - я скучал. Не по перепискам. Не по звонкам. А по ней рядом.
По Алине, которая стучит мне в грудь, когда бесится.
По Алине, которая утыкается лбом в мою шею и шепчет: "Не уезжай рано".

А теперь ей даже сложно на меня смотреть.

И всё, что я мог - просто быть рядом.
Даже если не с ней.

Пусть снег заносит всё, что я испортил. Пусть гордость греет её пока вместо меня.
Но если однажды она снова посмотрит на меня как раньше...
Я обещаю, я не облажаюсь.
Не в этот раз.

Мы с Леей вошли в дом, и сразу - запах кофе и корицы. Мама, как всегда, пекла что-то, когда нервничала. Папа сидел на кухне, газету раскрыл, как будто у нас 2005-й, а не 2042-й. Телефон рядом, но он демонстративно делал вид, что читает печатное слово.

- Привет, - бросил я в воздух, скинув куртку.

Лея молча направилась в свою комнату, бросив на меня короткий взгляд. Ни укоров, ни поддержки. Просто - ты сам всё понимаешь.

Мама посмотрела на меня поверх очков:

- Ужинать будешь?

- Не знаю. Попозже.

Я устал. От взглядов. От молчания. От этой... тишины с подтекстом.

Прошёл в свою комнату, сел на край кровати.
Джек уже тут, тянется носом к моей руке. Верный пёс. Он не задаёт вопросов. Просто рядом.
Я провёл рукой по его голове.

- Знаешь, Джек... иногда хочется исчезнуть. Но с билетом в один конец - это слишком драматично.

Стук в дверь.

- Можно? - голос отца.

- Ага.

Он вошёл. Молча. Сел в кресло напротив.

- Мам переживает, - начал он, и я уже знал, к чему всё идёт. - Я тоже. Не потому что ты где-то был. А потому что мы не понимаем, куда ты катишься.

- Я сам не понимаю, - честно ответил я. - Пап, мне как будто... нужно драться. Не за кого-то, не против кого-то. Просто драться, чтобы не развалиться.

Он кивнул. Сел ровнее.

- Знаешь, я когда был в твоём возрасте, думал, что сила - это про то, сколько ударов ты можешь выдержать. А потом понял - сила в том, чтобы не становиться тем, кем боишься стать.

Молчание. Мы оба понимали, о ком он говорит.

- Если хочешь поговорить... я рядом. Только не жди, пока станет совсем плохо.

Он вышел. А я остался. В комнате, в тишине, с Джеком и тяжёлой мыслью в голове:
Я ведь правда не хочу быть как он.
Ни как отец. Ни как тот, кем был я вчера.

Я проснулся от того, что Джек сопел мне в ухо. Уперся мордой в подушку и дышал, как будто нарочно. Морщился, фыркал, словно тоже хотел сказать: "Вставай, Барсов, хватит притворяться трупом".

Протянул руку, потянулся. Тело ломило - как будто я не спал, а разгружал вагоны. Глаза слипались, но сон уже ушёл. Я лежал, смотрел в потолок и думал. Про вчера. Про Алину. Про то, как всё вывернулось наизнанку.

Сердце, как назло, не догоняло логику. Оно всё ещё было с ней.

На тумбочке лежал телефон. Сообщений не было. От неё - тоже.

Я поднялся. Джек тут же спрыгнул с кровати, зевнул, хвостом махнул: утро настало, хозяин, пошли в жизнь.

На кухне пахло кофе. Мама что-то готовила, напевая под нос, папа листал новости на планшете. Лея уже сидела за столом с тостом в зубах и с видом человека, у которого нет ни одной проблемы. Ну, или она научилась их мастерски прятать.

- Доброе утро, - буркнул я, наливая себе кофе.

- Доброе, - кивнул отец, не отрываясь от экрана.

- Как спалось? - спросила мама.

- Нормально.

Мы сделали вид, что ничего не произошло. Что в доме не было разговоров, ссор, ночных сборищ с друзьями и... боли.

- Что у вас сегодня по плану? - поинтересовалась мама, глядя на нас с Леей.

- Уроки, - бросила Лея. - И, возможно, прогулка. С Алиной.

Я кивнул, отхлебнул кофе и, не глядя, спросил:

- А Алина ничего не писала?

Лея чуть повела бровью.

- Нет. Она с утра была в студии. У неё репетиция.

Я кивнул, хотя сердце снова сделало этот дурацкий кульбит. Знакомое ощущение, когда вроде бы дышишь, а воздуха не хватает.

- Подожди, - я замер с кружкой в руке. - Она в танцы вернулась?

Мама, разрезая омлет, кивнула, но взгляд её стал чуть острее, будто между строк скрывался вопрос.

- А ты не знал? - спросила, обернувшись. - Она же твоя девушка. Или... она тебе не говорила?

Меня будто током ударило.

- Нет... - выдавил я. - Не говорила.

Тишина зазвенела. Даже Джек, который жевал свой сухой корм, замер.

Лея посмотрела на меня, но ничего не сказала. Я чувствовал, как внутри всё снова пошло вразнос. Не оттого что она вернулась в танцы - нет. А оттого, что я в этом больше не участвую. Я не знал. Она не сказала. Не со мной.

- Ну, - мама выдохнула. - Может, подумай, Марк. Если ты хочешь всё исправить - начни хотя бы с честности. А если нет... не мешай ей жить.

Я только кивнул. Потому что иначе - сорвусь. Потому что мама права.

А я снова всё провалил.

В коридоре стоял привычный шум - кто-то ссорился из-за контрольной, кто-то ржал над мемами, а я просто стоял, будто не вписывался в происходящее.

Она прошла мимо.
Алина.
В белой рубашке, волосы собраны небрежно, как она любит - чтобы не мешали. Шла рядом с Леей, о чём-то говорила. И даже не посмотрела в мою сторону.

Будто меня не существует.

А я был уверен - она почувствует. Почувствует взгляд, почувствует, как я весь сжался внутри, как сердце застучало глухо, в горле.

Ноль.
Просто шагнула мимо. И всё.

- Барсов, ты идёшь? - Влад окликнул от двери кабинета.

Я не сразу понял, что он ко мне.
Словно не здесь. Не в этой школе, не в этом теле. Где-то в точке, где её глаза даже не скользнули по мне.

- Да, - буркнул я и двинулся за ним.

Кажется, это и есть наказание. Не злость, не истерики, не разборки.

Хуже - равнодушие.

Уроки тянулись, как жвачка на кроссовке. Всё, что я слышал - не голос учителя, а свой пульс в висках. Пара, ещё одна.
На последнем звонке я встал так резко, что стул заскрипел. Влад что-то спросил, но я только махнул - не до того. Мне нужно было выдохнуть... и заговорить.

Она стояла у шкафчика, рядом Лея, но уже собиралась уходить.

Я сделал шаг. И ещё. И сердце будто синхронно с ботинками - стучит, предатель.

- Алина... - голос сорвался, слишком хрипло, слишком тихо.

Она остановилась. Повернулась медленно.
Не злая. Не холодная. Просто... отстранённая.
Так бывает, когда больше не ждёшь ничего.

- Чего ты хочешь, Марк? - спокойно. Как будто мы не прожили всё то, что прожили.

Я замялся. Всё, что хотел сказать, звучало глупо. «Извини»? Поздно. «Я всё объясню»? Она не хочет слушать.

- Я... я просто хотел знать, как ты. - жалко. Боже, как же жалко.

- Как я? - она усмехнулась, но в этой усмешке было слишком много боли. - Отлично. Возвращаюсь в танцы, делаю дыхательные практики, почти не плачу по ночам. Почти.

Я сглотнул.
Она смотрела прямо в меня - не сквозь, не мимо. И от этого было вдвойне больнее.

- А теперь... - она выдохнула. - Мне пора.

Повернулась. Ушла.
И только её запах остался - привычный, до дрожи в пальцах.

Я остался стоять, как идиот, среди толпы и пустоты.
Она уходила. А я - не знал, как остановить.

Лея

Я стояла чуть поодаль, возле стенки, будто случайно задержалась. На самом деле - ждала. Не его. Её. Потому что видела, как она сжалась, когда он подошёл. Видела, как дрогнули пальцы, будто сердце отстучало сбившийся ритм.

Он что-то говорил. Нерешительно, как будто сам себе не верил. А она... она держалась. Спокойная, ровная. Почти чужая. И в этом было что-то страшное - когда родной человек становится чужим.

Когда она повернулась и пошла в мою сторону, я встретила её взгляд. Ни слёз, ни истерики. Только эта усталость, которая обычно приходит после боли, не до - после.

- Ты в порядке? - спросила я, когда мы вышли за двери.

- Ага. Только внутри, кажется, что из меня вынули всё. - голос ровный. Даже с каким-то странным облегчением.
- Я думала, что если снова увижу его, сорвусь.
- И?
- А ничего. Не сорвалась. Просто стало тише.

Мы шли по школьному двору. Джек ждал у калитки, виляя хвостом. Алина машинально опустилась на корточки, обняла его.

- Он меня не понимает, Лей. Не слышит. Даже когда говорит, что любит.
- Ты всё равно его любишь, - тихо сказала я.
Она кивнула.
- Но этого больше недостаточно.

Мы стояли в зимнем солнце, и я вдруг подумала, как странно устроены люди. Как можно быть такими близкими - и такими далёкими. И как иногда, чтобы спасти себя, нужно отпустить того, кого любишь.

В доме было непривычно тихо. Мама с папой ушли по делам, я закрыла дверь и прошла вглубь, наткнувшись на приглушённые голоса. Из комнаты Марка доносились обрывки фраз, и голос у него был совсем не тот, каким он обычно говорит с нами.

- А сколько?
- График какой?
- Нет, мне удобно.
- Да хоть завтра.

Я замерла на полпути в кухню, прислушалась. Голос был ровный, почти холодный. Тот, который он включает, когда говорит что-то важное. Только кому? И о чём?

Зашёл Джек, ткнулся носом в мою руку, будто хотел отвлечь. Я машинально погладила его между ушами. Марк говорил ещё что-то, но теперь тише. Потом - короткое:
- Всё, договорились.

Тихий щелчок - он закончил разговор. Я прошла мимо его комнаты, и в какой-то момент наши взгляды встретились. Он стоял, телефон всё ещё в руке, будто застигнутый на полуслове.

- Ты работу меняешь? - спросила я без особой лобовой атаки, просто... чтобы понять.
Он чуть пожал плечами.
- Подумаю, - буркнул, отвёл глаза.
- Или снова врёшь? - вырвалось у меня, прежде чем успела себя остановить.

Он резко посмотрел в мою сторону. В глазах не было злости. Усталость. И какое-то... отчаянное безразличие. Как будто внутри него что-то сгорело и не осталось сил даже спорить.

- Я просто не хочу стоять на месте, Лей. И не хочу, чтобы ты или она за меня краснели.

Он закрыл дверь. А я так и осталась стоять в коридоре, с ощущением, будто разговор только начался - но его уже никто не продолжит.

Прошла уже неделя, как Марк начал исчезать по вечерам. Всегда - ровно в шесть. Ни на минуту позже. Мама сначала пыталась удержать:
- Хотя бы поужинай, Марк. Ты же с обеда ничего не ел.
Он каждый раз отвечал одно и то же:
- Мам, вернусь - поем. Не переживай.

И уходил. В джинсах, кроссовках, с капюшоном накинутым на голову. Джек порой скулил у двери, будто знал - брат не просто «гуляет».

Домой он возвращался уставший. Иногда в полночь, иногда позже. Запах улицы, усталый взгляд, молчаливое «спокойной ночи» и хлопнувшая за ним дверь. Он не шумел, не включал свет в коридоре, почти не дышал, когда пробирался по лестнице наверх. Как будто пытался остаться невидимкой - даже в собственном доме.

Однажды я проснулась от шума - часы показывали 01:14. Я вышла в коридор и увидела, как Марк медленно разувается у двери, будто каждое движение давалось ему с трудом. Он заметил меня, но ничего не сказал. Только кивнул и тихо прошёл мимо.

С тех пор я не спрашивала, куда он уходит. Потому что боялась услышать правду. Или не услышать вовсе.

Я слышала, как внизу щёлкнул замок. В который раз. 23:48. Почти как по расписанию.

Он снова вернулся поздно. Слышно было, как тяжело сбрасывает кроссовки, как долго стоит в прихожей. Будто собирается с силами, чтобы просто подняться наверх. Я слышала, как Джек подошёл к нему, тихо фыркнул - и всё. Ни слов, ни звуков.

Он стал слишком тихим.

Всё внутри свернулось от нехорошего предчувствия. Я встала, подошла к своей двери и на цыпочках вышла в коридор. Из его комнаты пробивалась слабая полоска света. Он был там. Не спал.

Сначала я просто стояла перед дверью. Секунд тридцать. Может, минуту. Рука зависла у ручки, а в голове боролись «не твоё дело» и «он же твой брат».

Я выбрала второе. Осторожно постучала - два раза, мягко.
- Марк?..
Тишина. Потом - усталое:
- Заходи.

Я открыла дверь. Он сидел на кровати, полураздетый, голова опущена, в руках - бутылка воды. Взгляд у него был... совсем не марковский. Не задорный, не упрямо-уверенный. А будто весь этот вечер выжил из него всё живое.
Он взглянул на меня, и я почувствовала, как внутри всё сжимается.
- Что с тобой? - спросила я тихо, заходя. - Ты же не просто гуляешь...
Он выдохнул и отвёл взгляд.
- Лея, может, не сегодня, а?
- Ты приходишь каждый вечер, будто тебя катком переехало. Я устала делать вид, что ничего не замечаю.
- А может, лучше бы и дальше делала, - почти прошептал он.

Я подошла ближе.
- Это из-за Алины?

Он чуть дернулся. И снова - молчание. Потом коротко, почти неразборчиво:
- Всё из-за всего.

Я опустилась рядом, но не стала лезть с расспросами. Просто сидела. Иногда молчание - лучший вопрос.

И он вдруг тихо сказал:
- Я просто хочу, чтобы кто-то, хоть кто-то, сказал: «Хватит, Марк. Ты и так живой. Уже хорошо».

Он сидел, уставившись в бутылку, как будто там были ответы на все вопросы.
- Я не знаю, зачем я вообще ввязался во всё это, - выдохнул он. - Сначала казалось, что просто надо заработать. Потом - что это шанс почувствовать себя кем-то. А теперь я просто... в какой-то яме.

Я смотрела на него и не узнавала. Это был не тот Марк, который всегда находил дурацкий повод пошутить даже на контрольной по математике. Не тот, кто дрался за меня и Алину. Не тот, кто ночами слушал музыку и придумывал, как выжить на физике.

Он устал. Сильно. Глубоко.

- Ты говорил с мамой? - осторожно спросила я.

Марк усмехнулся: - Чтобы она что? Впала в истерику? Папа начнёт читать лекции. А я снова окажусь в роли разочарования. Нет, спасибо.

- А с Алиной? - Я не выдержала.
Он сжал пальцы в замок, уставился в пол.
- Она права. Я вру. Я запутался. И если бы она не ушла, я бы, может, не понял насколько сильно сам себя предал.

- Ты хочешь её вернуть?

Он долго молчал. Слишком долго.

- Я хочу... чтобы у неё был кто-то, кто не прячется в полутени, не ломает всё, к чему прикасается. - Он вскинул на меня глаза. - Но я всё равно хочу, чтобы этим кем-то был я.

Сердце болезненно ёкнуло. Я молча положила ладонь на его плечо.
- Тогда поднимайся из этой ямы, брат. Хватит. Ты и так живой. Уже хорошо.

Он посмотрел на меня, и впервые за эти недели во взгляде появилась искра. Бледная, почти исчезающая, но настоящая.

- Спасибо, Лея.

- Всегда, - прошептала я.

- Где хотя бы пропадаешь? - спросила я, чуть тише, чем хотела. Не обвиняю, не давлю. Просто хочу знать.

Марк усмехнулся. Усталой, какой-то взрослой усмешкой, не по возрасту.

- Не бои, не переживай, - сказал он, откинувшись на спинку кресла. - За углом супермаркет. Грузчиком.

Я моргнула.

- Серьёзно?

Он кивнул.

- Да. Смена с шести до одиннадцати. Грузим, таскаем, разгружаем. Иногда подрабатываю на разгрузке фур, если повезёт. Платят по сменам.

- Марк... - Я опустилась рядом на кровать. - Почему ты сразу не сказал?

Он пожал плечами.

- Потому что после всего, что я натворил... не хотел выглядеть, как будто пытаюсь искупить вину дешёвой работой. И ещё... потому что это единственное место, где мне не нужно никому ничего объяснять. Там всё просто: пришёл, сделал, получил.

Он поднял на меня глаза.

- И я могу откладывать. Может, не так много, но хватит на пару курсов, на права. Сам. Без мамы, без папы. Без Алины. Просто я.

Я вздохнула. Молча. Потому что понимала: ему это действительно нужно. Слишком многое рушилось в последнее время - и теперь он собирает себя заново. Пусть даже с самых простых шагов.

- Только ты не забывай... - Я посмотрела на него внимательно. - Что ты не один. Даже если кажется, что никого рядом нет - я есть. И буду.

Марк криво улыбнулся.

- Спасибо, сестрёнка.

- Только не валяйся долго, - я пихнула его плечом. - Завтра суббота. Мы с тобой, может, вытащим тебя хотя бы на свет божий. С кино и без мордобоя.

Он засмеялся. Впервые за много дней - искренне.

Я вышла из комнаты Марка, плотно прикрыв за собой дверь. У него в глазах что-то дрогнуло, как будто он сам не ожидал, что выговорится. Я же чувствовала себя разбитой. Хотелось сесть и подумать - обо всём.

У себя в комнате я сбросила с плеч кофту, нырнула в тёплое одеяло и только собралась пролистать ленту, как экран загорелся сообщением.

Тимур 💬:
«Ты как? Всё нормально?»

Я чуть улыбнулась. Он будто чувствует, когда мне нужно именно это - простое «ты как?».

Я:
«Да, только что от Марка вышла. Он работает в супермаркете, прикинь. Грузит ящики, фуры. Не бои, не гонки. Просто работа. Он реально старается»

Ответ пришёл почти сразу.

Тимур 💬:
«Ну, хоть не на ринге. Но и не сказал никому, как обычно. Упрямый как бык»

Я:
«Он просто боится быть слабым. Боится, что все будут смотреть на него, как на проблемного»

Тимур 💬:
«Он не проблемный. Просто потерянный. А это, к сожалению, не лечится подушками и чаем»

Я:
«Знаю. Но я всё равно купила ему шоколадку. Положила под подушку. Утром найдёт - и пусть даже не признается, но улыбнётся»

Через пару секунд:

Тимур 💬:
«Ты у меня чудо. Правда. Вот честно - просто чудо»

Щёки вспыхнули сами собой.

Я:
«А ты просто мой»

Тимур 💬:
«Через 15 минут звоню. Голос твой хочу. Без экрана»

Я:
«Жду 💙»

Я отложила телефон и глубоко вдохнула. Стало чуточку легче. Пусть всё вокруг пока не идеально - у меня есть Тим. А у Марка, как бы он ни хорохорился, есть мы.

Телефон завибрировал ровно в обещанное время.

- Алло, - я улыбнулась, не дождавшись ни гудков, ни привета.

- Ну вот, теперь дышу, - голос Тима был тёплым, чуть хриплым, будто он сам только что отпустил весь день из плеч.

- Ты как будто с войны, - усмехнулась я, устраиваясь поудобнее на подушках. - Тяжёлый день?

- Скорее... перегруженный. После уроков ещё к отцу заезжал в мастерскую, помогал с машиной. А потом просто сел и понял - хочу тебя слышать. Больше ничего не хочется.

Я прикусила губу, стараясь не выдохнуть слишком громко. Это было слишком честно. Слишком по-настоящему.

- А я... я рада, что ты позвонил. Марк... он совсем сам в себе. Он держится, но будто бы из последних сил.

- Ему сейчас нужен кто-то рядом. Кто-то, кто будет, даже если он молчит. Но ты и так с ним, Лей. Я это вижу.

Я тихо кивнула, хотя он, конечно, этого не видел. Просто привычка.

- Тим, - я тихо сказала. - Иногда мне страшно. За него. За всех нас. За то, как быстро мы растём, а справляться с этим - не учат.

На том конце было короткое молчание, а потом:

- Я рядом, Лея. Всегда. Если страшно - держись за меня. Даже если не руками.

Я закрыла глаза. И впервые за весь день - на душе стало тепло. Просто от его слов. От того, что он есть. И будет.

- А у тебя что за настроение философа? - попыталась я разрядить.

- Просто люблю тебя. А когда любишь - всё видится чуть глубже. Даже боль других.

- Я тоже тебя люблю, Тимур. Сильно.

Мы говорили ещё долго. О чём-то важном и о чепухе. О Марке, о родителях, о планах на каникулы. И каждое его «угу», каждый смешок казались мне спасением. Напоминанием, что даже если мир иногда шатается - у меня есть опора. Он.

Дима Барсов

Утро началось, как и все обычные - с аромата свежемолотого кофе. Я стоял у плиты, глядя, как неспешно капает тёплая струя в турку. В доме было тихо, только тикали часы, да за окном скрипел снег под чьими-то шагами.

Только я сделал первый глоток - в кухню зашел Марк. Взъерошенный, с усталыми глазами. На вид - всё тот же парень. А внутри... стал другим. Взрослеет быстро. Слишком быстро.

- Утро, - бросил он и положил на стол тонкий конверт.

- Это что? - нахмурился я, отставляя чашку.

- Зарплата, - спокойно ответил он. - Не переживай, себе отложил. Вчера поздно вернулся, вы уже спали.

Я опустил взгляд на конверт. Не школьный реферат, не дурацкий челлендж, как раньше - деньги. Настоящие. Упакованные и чужие для его возраста.

- Не понял, - я медленно выпрямился. - Что за зарплата? Откуда?

Он на секунду замешкался, будто искал в голове, как сказать так, чтобы не вышло слишком дерзко или слишком честно.

- Подработка. Супермаркет, склад. Грузчиком. Удобный график, рядом. Просто... просто работа, пап.

Я молчал. Не потому что не знал, что сказать - потому что знал слишком многое. И почувствовал, как горло сжало. Марк рос... так, как мне не хотелось. Слишком быстро. Слишком через боль.

- И давно ты работаешь?

- Неделя. - Он пожал плечами, как будто это не страшно, как будто это нормально. - После школы. По вечерам.

- Марк... - я выдохнул, сдерживая тысячу слов. - Ты ведь мог поговорить. Мы бы...

- Я взрослый, пап. Мне нужно самому.

Он произнес это спокойно. Без вызова. Но и без просьбы.

А мне стало по-настоящему страшно. Потому что он правда становился взрослым. Сам. Без нас.

Я всё ещё стоял, переваривая слова Марка, когда в кухню зашла Полина. Волосы собраны в небрежный пучок, халат запахнут не до конца - только проснулась. Она зевнула, потянулась и уже собиралась что-то сказать, но взгляд её упал на конверт на столе.

- Это что? - спросила она, чуть нахмурившись. - Марк, это ты положил?

- Ага, - буркнул он, будто ничего особенного. - Зарплата.

Полина подалась чуть вперёд, взяла конверт, как будто проверяла, не показалось ли. Потом - перевела взгляд на сына.

- Какая ещё зарплата?

- Я работаю, - снова спокойно. - Грузчиком. В супермаркете. Нормально всё, график удобный.

Полина сжала губы, глядя то на него, то на меня. В её взгляде было всё: и беспокойство, и злость, и горечь.

- Ты когда собирался нам сказать? Или мы должны догадываться по конвертам?

Марк, как ни странно, не дерзил в ответ. Просто опустил глаза и тихо выдохнул:

- Я не хотел ссор. Не хотел, чтобы вы думали, что я вляпался куда-то. Я... я просто хочу помочь. Себе, вам. Я же мужик, в конце концов.

- Марк, - Полина подошла ближе и дотронулась до его плеча, - ты ещё ребёнок. Мы не хотим от тебя подвига. Мы хотим, чтобы ты жил спокойно. Учился. Спал ночами, а не таскал ящики.

Он не отстранился, но и не ответил.

- Марк, - тихо сказал я, - ты мог прийти и поговорить. Мы бы нашли выход. Вместе. Ты не один, сын.

Он слабо улыбнулся.

- Я знаю. Просто иногда хочется доказать самому себе, что могу.

Полина села рядом, положила ладонь на его руку.

- Мы гордимся тобой. Но ты не обязан тащить всё на себе. Не обязан становиться взрослым через боль.

Он кивнул. Только и всего.

В кухню влетела Лея - будто порыв ветра. Почти собранная, с рюкзаком за плечами и телефоном в руке.

- Доброе утро! - кинула она на ходу, прежде чем её взгляд остановился на Марке, сидящем за столом.

- Так, - прищурилась она. - Я не поняла... ты что сидишь?

Марк медленно обернулся, будто только что осознал её присутствие:

- Не понял?

- Так, Барсов, не прикидывайся, - строго сказала она, уперев руки в бока. - О чём мы вчера говорили?

Марк поморщился, прикрыв глаза рукой:

- А... чёрт, Лей, прости, я после твоего ухода сразу вырубился.

- У тебя полчаса на сборы, - отрезала она, уже развернувшись к выходу.

- Лея, - попытался вставить Марк.

- Полчаса, Барсов, - бросила она через плечо и скрылась в коридоре.

Я сдержал улыбку и посмотрел на Полину. Та, хоть и выглядела всё ещё напряжённой, усмехнулась уголком губ.

- Ну вот, - сказал я, делая глоток кофе, - за что я люблю эту девчонку. Командир с младенчества.

Марк только устало выдохнул и поднялся из-за стола.

- Она мне жить спокойно не даст.

- И правильно, - хором с Полиной ответили мы.

Марк

- Ты серьёзно? - недоверчиво посмотрел я на Лею, когда мы подошли к ТРЦ.

- Абсолютно, - хмыкнула она и подтолкнула меня к дверям. - А теперь перестань ныть и наслаждайся тем, что тебе досталась такая заботливая младшая сестра.

- Ты называешь это заботой?

- Нет, это принудительная терапия. Потому что, Барсов, ты достал всех своим постапокалиптическим видом. Вот. Кино. Попкорн. Развлечение. Жизнь.

Я закатил глаза, но честно - внутри было тепло. Дико устал, всё болело после этих ночных смен, и голова не отпускала после разговора с родителями, но Лея... Лея как всегда умела вернуть в норму, даже если её методы были максимально бесцеремонными.

- И что мы смотрим?

- «Новая эра динозавров 2», - с победной улыбкой сообщила она, доставая билеты. - Я выбирала. Ты - идёшь.

- Ну хоть не ужастик...

- Подожди, до трейлеров ещё дожить надо, вдруг тебе понравится.

Она ткнула мне в руки стакан с колой и ведро попкорна, а потом развернулась, заправив волосы за ухо. В эту секунду я понял, как сильно она выросла. Не просто сестра - стержень. Мой, родителей. Та, кто держит всех нас, даже когда сама вот-вот рухнет. Но не рушится.

Я улыбнулся сам себе и кивнул:

- Ладно. Пошли смотреть динозавров. Только если они там начнут петь - я ухожу.

- Договорились. Только попробуй сбежать - я на весь зал закричу, что ты плакал на «Круге света».

- Я не плакал!

- Кто спорит? - прищурилась она. - Просто намочил рукав куртки от эмоций, да?

Мы зашли в зал, и впервые за долгое время мне действительно стало чуть легче. Может, и правда, не всё так потеряно.

- Ну... - протянула Лея, когда свет в зале включился, - как тебе?

- Лучше, чем я ожидал, - я потянулся, хрустнув плечами. - Хотя динозавр на байке - это уже, по-моему, перебор.

- А по мне - чистое искусство, - она фыркнула, выходя из зала, - ты просто не разбираешься в высоком кино.

- Ну да, ну да. Особенно в сцене, где он перелетает через каньон, хватает злодея лапой и орёт как Брюс Уиллис.

- Это была сила духа. И драматургия!

Я не выдержал и засмеялся. Давно не смеялся так легко, просто, искренне. Прямо как раньше, до всей этой чертовщины. До боёв, вранья, чувства, что теряешь себя. Она ткнула меня локтем в бок:

- Вот! Видишь? А ты ворчал. Иногда кино с динозаврами - лучшее, что можно сделать для реабилитации.

- Ладно-ладно, признаю. Ты - гений.

- Повтори это при свидетелях. Желательно в школьном чате.

- Ни за что. Моё мужественное лицо испортится от такой слабости.

Лея закатила глаза, и мы вышли из ТРЦ. Было уже темно, но в городе висела та самая зимняя подсветка: гирлянды по деревьям, мягкий снег, стайки подростков с какао, чьи-то громкие разговоры и смех. Как будто жизнь мимо тебя идёт - но не давит, а дразнит возможностью включиться снова.

Мы остановились у уличного автомата с кофе. Я взял себе чёрный без сахара, Лее - капучино с карамелью. Знал её вкусы наизусть.

- Слушай, Лей... - начал я, уставившись в чашку.

- М?

- Спасибо. За всё это. Что вытащила, что пнули, что не оставили...

Она посмотрела на меня, и впервые за долгое время я увидел в её взгляде не заботу, не тревогу, не усталость - а просто тёплую, честную улыбку.

- Ты же мой брат, Марк. Кто ещё, если не я?

И в этот момент, несмотря на весь бардак в голове, на боль от расставания с Алиной, на то, что я до сих пор не знал, как буду выпутываться из той истории с боями, - мне стало легче.

Хочешь - верь, хочешь - нет. Но даже динозавры иногда лечат.

Домой мы с Леей вернулись уже ближе к девяти. Не слишком поздно, но темнота на улице уже была плотной, зимней - такой, в которой фонари будто греют воздух, а не освещают.

В прихожей пахло запечённым картофелем и чем-то сладким - у мамы явно было настроение на кухонные эксперименты.

- Мы дома, - крикнула Лея, скидывая куртку и пиняя сапоги к стенке.

- На кухню, - донёсся голос мамы.

Я переглянулся с сестрой и прошёл следом. Мама стояла у стола, разливая по чашкам чай, а отец сидел за столом с ноутбуком - в очках, немного нахмуренный, но не в том настроении, когда ты за что-то виноват. Скорее, устал.

- Как фильм? - спросил он, не отрывая взгляда от экрана.

- Сложная психологическая драма, - сказала Лея, подмигнув. - О том, как динозавры спасают человечество и честь нации.

Мама усмехнулась, вручила мне кружку. - С сахаром. Я знаю, ты не хотел, но тебе сегодня можно.

- Спасибо, - я сел напротив, обхватил чашку ладонями.

Я уже доедал вторую порцию запечённой картошки, когда мама, будто невзначай, достала из холодильника контейнер и поставила его на стол. В кухне тут же разлился запах вишнёвого пирога - тёплый, липкий, с корицей и чем-то таким... домашним, как лето в деревне.

- Алинка заходила, - сказала она так спокойно, будто не вбрасывала гранату в разговор. - Пирог от тёти Дили передала. Сказала, вы не виделись давно.

Я чуть не уронил вилку. Сердце дернулось в груди так, что даже Лея, сидевшая рядом, бросила на меня быстрый взгляд.

- Когда? - спросил я, стараясь звучать ровно, но, кажется, получилось наоборот - слишком быстро, слишком напряжённо.

- Сегодня днём, - ответила мама, пряча взгляд в чашке чая. - Минут на десять. Я как раз собиралась к Тане заскочить, вот она и подгадала.

- Пирог вкусный, - вставила Лея, нарезая себе щедрый кусок. - Как раньше. Помнишь?

Я кивнул, глядя на золотистую корочку, но в горло будто что-то встало. Мама не смотрела на меня, но я знал - она всё понимала.

Алина была здесь. В этом доме. В этой кухне. Совсем рядом.

И даже не захотела увидеть меня.

И почему-то именно сейчас запах вишни и корицы стал невыносимо острым. Почти до боли в груди.

После ужина я долго не мог усидеть на месте. То мыл посуду, то протирал столешницу, хотя Лея уже пять раз сказала, что всё чисто. Пирог так и остался нетронутым. Даже кусочка не взял. Не смог.

Я вышел на улицу, в кармане - старая зажигалка, не для сигарет, а просто... привычка. Небо серое, дышать тяжело, будто воздух стал гуще. Джек вышел следом, виляя хвостом, но улёгся на коврик у двери. Не ко мне. Как и она.

Телефон сам оказался в руке. Экран светился пустотой. Ни одного нового уведомления. Я разблокировал, зашёл в архив чатов. Там была она. "Алина 💫".

Я знал, что она меня заблокировала. Видел ещё тогда, в ту ночь. Но всё равно смотрел на её имя, как будто это что-то изменит. Как будто мог бы переписать всё, стереть свой идиотизм, свою упрямую гордость, свои тайны и драки на ринге.

Я сел на ступени крыльца, уткнулся лбом в ладони. Перед глазами - её взгляд. Разбитый, тихий, сильный. Как же больно, что она смотрела на меня так не из любви, а от разочарования.

Сзади послышались шаги. Лея села рядом. Молча протянула мне кружку - какао. Тёплое.

- Она ведь пришла не просто пирог передать, - сказала Лея почти шёпотом. - Просто ты ещё не готов это понять.

Я не ответил. Просто сделал глоток. И впервые за несколько дней почувствовал, что внутри ещё теплится что-то живое.

Алина

На кухне пахло яблоками, корицей и чем-то по-домашнему тёплым. Я стояла у стола, раскладывая тесто по формочкам, мама за моей спиной нарезала яблоки тонкими дольками, как всегда - будто вымеряя линейкой.

- Ты устала, - сказала она вдруг, не оборачиваясь.

- Нет, - соврала я, быстро, на автомате.

- Алина...

- Просто хочу, чтобы получилось красиво, - выдохнула я, укладывая яблочные дольки по кругу. - Чтобы всё было правильно, понимаешь?

Мама развернулась и посмотрела на меня. В её взгляде не было ни упрёка, ни давления - только та самая тишина, которая ранит сильнее слов.

- Он приходил? - тихо спросила она.

Я кивнула. Отложила форму и вытерла руки о фартук. Не хотелось, чтобы они дрожали, но они дрожали.

- И? - продолжила мама.

- Мы поговорили. Или как это назвать. Он соврал. Снова. - Я вздохнула. - А я... устала верить, что он изменится. Или хотя бы скажет правду.

Мама подошла ближе, погладила меня по плечу.

- Ты всё правильно делаешь. Даже если больно. Потому что выбираешь себя.

Я кивнула. И впервые за долгое время не пыталась сдерживать слёзы. Потому что с ней можно было.

Папа зашёл на кухню, как всегда - громко, уверенно, будто хотел заявить о себе даже запаху пирога. Он понюхал воздух, хмыкнул довольно и, улыбнувшись, посмотрел на нас.

- Ну что, мои поварихи, кто из вас шеф, а кто помощник?

Мама усмехнулась и подмигнула мне:

- Сегодня Алина шеф. Я так, подмастерье.

Папа подошёл ближе, потрепал меня по макушке, как в детстве. Раньше это раздражало, сейчас стало почти утешением.

- Хороший пирог получится?

- Постараемся, - выдавила я с натянутой улыбкой.

Он присмотрелся ко мне, и его взгляд стал серьёзнее:

- Ты в порядке, дочка?

Я хотела сказать "да", как обычно. Но в горле встал ком.

- Всё нормально, пап. Просто день такой.

Папа вздохнул, подошёл ближе, обнял одной рукой.

- Если он тебя обидел - я ему лично уши откручу.

- Пап...

- Шучу, - сказал он, но в голосе не было шутки. - Просто знай: ты у нас одна, и если тебе больно - нам тоже.

Мама молча кивнула, не глядя, продолжая выкладывать яблоки.

А я молчала. Потому что, может быть, всё-таки не одна.

Голос Тимура раздался с лестницы. Он спускался, как обычно - быстро, на лету застёгивая худи, телефон прижат к уху. Я замерла на секунду, услышав его слова:

- И как он?.. Может быть, зайду... Да... Да, и я тебя люблю... Нет, завтра всё в силе... Да, с Владом попытаемся что-то сделать...

Я машинально вытирала руки о полотенце, а внутри всё будто сжалось. Его голос был взволнованным, но мягким, каким-то... слишком заботливым. Не в том дело, что он говорил «я тебя люблю» - я же знала, что он с Леей. Просто... я будто забыла, как это звучит - когда тебя любят вслух, без паузы, без замены чувств делами.

Тимур повернул за угол и наткнулся на нас. Увидел меня, прижал телефон к груди.

- О, привет, поварята. - Улыбнулся. - Я сейчас... - снова к трубке: - Всё, мне надо, обнимаю. Да. Пока.

Он выключил вызов, сунул телефон в карман, и сразу заметил моё выражение лица. Присмотрелся.

- Ты чего такая?

- Ничего, - ответила я слишком быстро.

Папа с мамой молча переглянулись, а я отвернулась к духовке.

Тим подошёл ближе, чуть сбросив дурашливую маску:

- Слушай, если ты... ну, если тебе что-то нужно - скажи. Мы с Владом тут вообще в режиме спасателей, можешь звать.

Я кивнула. Просто, чтобы не расплакаться при них.

Иногда забота - это самое доброе и самое болезненное, что можно услышать.

- Куда ты это завтра собрался? - спросил папа, наливая себе чаю и бросив взгляд на Тимура поверх кружки.

- С Владом хотим Марка вытащить в свет, - пожал плечами Тим, подсаживаясь за стол. - Сегодня Лея потащила его в кино, а то он на работе вообще белый свет перестал видеть.

- На какой работе? - спросила я, обернувшись слишком резко.

Тимур поднял брови:

- А ты не в курсе?

- Нет. - Я почувствовала, как внутри всё сжалось.

Папа, не особо вдумываясь, добавил:

- Мне, кстати, сегодня Дима звонил. Говорит, Марк куда-то устроился. Подробностей не знал, сказал, вроде, грузчиком. Что-то рядом с домом. Он там часто теперь, с шести до полуночи, почти каждый день.

Я отложила нож, которым резала яблоки.

- Ага... - только и смогла выдавить. - Грузчиком, значит.

Тим сжал губы, явно хотел что-то добавить, но передумал. Он слишком хорошо меня знал. И знал, что это не просто новость для меня. Это ещё один кирпичик в стену между нами с Марком.

А я ведь тогда думала, что он просто... не хочет говорить. А оказалось - он просто не говорит. Совсем.

Папа ничего не заметил, продолжая пить чай. Мама тоже промолчала, только мельком посмотрела на меня.

А внутри вдруг стало пусто. Так пусто, как не было даже после ссоры.

Я вернулась к раковине, взяла яблоки, но уже не чувствовала вкуса. Руки двигались по инерции - нарезать, сложить в миску, полить лимонным соком. Мама что-то тихо напевала себе под нос, а я ловила обрывки слов Тимура, перемешанные с гулом мыслей в голове.

Он работал. Втихую. Молчал.
Он снова делал вид, что всё в порядке.
А я снова догадывалась о его жизни от других.

- Алиночка, ты в порядке? - Мамин голос вырвал меня из мыслей. Она стояла рядом, аккуратно поправляя фартук.

Я кивнула, сжав пальцы до побелевших костяшек.
- Да, мам, всё хорошо. Просто... устала.

Мама посмотрела на меня внимательнее, но ничего не сказала. Повернулась к шкафчику, доставая форму для выпечки.

- Я хотела предложить тебе отнести пирог Барсовым, - вдруг сказала она. - Тётя Полина просила передать, сказала, будет рада тебя видеть.

- Я не пойду, - отрезала я чуть резче, чем хотела. - Лучше ты сама.

Мама удивилась, но снова промолчала. В этой семье вообще умели молчать.
В отличие от Марка, мне это никогда не нравилось.

Я вышла из кухни, почти сбежала. На лестнице столкнулась с Тимуром. Он поймал меня за локоть:

- Алин, ты чего?

- Всё нормально, - коротко бросила я. - Просто... кое-что поняла.

Он смотрел мне в след, когда я поднималась к себе. Я чувствовала его взгляд, как будто он хотел вытащить из меня всё, что я в себе держала.

Но я не дала.

Закрыла дверь.
Присела на край кровати.

И впервые за долгое время захотелось не писать, не спорить, не объяснять.

Захотелось, чтобы он просто пришёл и сказал всё сам. Хоть раз. Без поводов, без срывов, без злых взглядов.

Просто сказал:
"Я скучаю".

Кровать чуть пружинила под весом - на неё легко, почти бесшумно, запрыгнула Джесс. Наша пушистая наглая морда.
Она прошлась по одеялу, как хозяйка жизни, потерлась боком о моё колено и, не спросив разрешения, легла поперёк подушки, где я только собиралась устроиться сама.

- Ну конечно, - выдохнула я с полубрезгливой улыбкой. - Делай, что хочешь, Джесс. Как все вокруг.

Кошка только лениво повела хвостом, будто в ответ на мои мысли.
Я провела рукой по её мягкой шерсти, ощущая тёплое урчание под ладонью. И, как ни странно, стало немного легче.

Иногда мне казалось, что Джесс чувствует всё. Больше, чем некоторые люди.

- Ты ведь понимаешь, да? - тихо прошептала я, глядя на зелёные глаза. - Что я не злая. Просто... устала быть той, кто всё понимает.

Кошка зажмурилась, ткнулась мне в ладонь.
И я вдруг вспомнила, как Марк смеялся, когда она впервые запрыгнула к нам на кровать, свалила его на спину и легла прямо на грудь.

Он тогда не выспался, но улыбался весь день.

Горло сжало. Я резко отвернулась и посмотрела в окно.
Зима. Свет фонаря бил в стекло. Где-то там, среди этой темноты, он - и, возможно, так же смотрит в небо, думая, что сказать, если вообще решится.

А я устала ждать.
Но и отпускать... было больно.

Телефон завибрировал, на экране - Лея. Я нажала «принять», откинулась на подушку, Джесс всё ещё свернулась клубочком у меня на коленях.

- Алло, - тихо.

- Али, привет, - Лея говорила вполголоса, но я всё равно слышала в её тоне что-то... осторожное.

На фоне - шаги, приглушённый голос:

- Я ушёл.

Через секунду - уже отчётливо, раздражённо:

- Марк, ужин!

Я сжала телефон чуть крепче. Горло будто стянуло изнутри.

- Он опять не поел? - выдохнула я, глядя в одну точку.

- Неа, - Лея тяжело вздохнула. - Я не успела. Он уже в куртке, дверь хлопнула, и всё. Мама злая, папа устал, а он... как будто живёт на автомате. Грузится, работает, молчит.

Я молчала, потому что - ну а что сказать? Он мне солгал. Снова. Про бои. Про работу. Про всё. Но ведь...

- Он... нормально вообще? - спросила я неуверенно, и Джесс прижалась ко мне теплее, будто уловив, что мне хреново.

- Физически - вроде да. Морально... я не уверена, Али. Ты знаешь его. Он сам себя сожрёт, но не покажет. - Лея замолчала на секунду. - Если честно, я думала, ты ему хотя бы напишешь.

- А смысл? - я резко села, отодвигая Джесс. - Чтобы он снова мне соврал? Или пообещал, а потом сделал по-своему?

- Не ради него. Ради себя, - спокойно ответила Лея. - Чтобы ты потом не жалела, что не сказала. А что делать с ним - решишь потом.

Я смотрела в тёмное окно, будто в нём могла быть подсказка. Но там только улица, фонари и отражение моего лица - уставшего, как и сердце.

- Спасибо, Лей. Скажи... пусть поест. Хотя бы это.

- Скажу. Только ты - подумай.

Я отключилась.
Джесс снова устроилась рядом. А я... всё ещё держала в руках телефон. И даже открыла чат. Но не написала.

Я всё ещё сидела в темноте, телефон - в руке. Окно отражало моё лицо, как будто спрашивая: ну что, Алина, ты чего ждёшь? А я и правда не знала, чего жду. Сообщение не писалось. Не потому что не хотелось - потому что не знала, как.

Джесс тёрлась об мою ногу, мяукнула тихо и выжидательно посмотрела вверх, будто тоже ждала действия. Я усмехнулась сквозь усталость:

- Ну вот что ты на меня так смотришь, а? Думаешь, всё так просто?

Она фыркнула, будто согласна - не просто. Я отложила телефон, встала, накинула худи и спустилась на кухню. Хоть сделать что-то нормальное - налить себе чаю.

На плите стоял ужин, накрытый крышкой. Что-то запечённое, пахло травами. Мама явно старалась. Я села за стол, уставилась в пустую кружку и, наконец, наложила себе немного.

В голове гудело. Всё вперемешку - обида, злость, воспоминания. Как он смотрел, как обнимал, как смеялся... и как врал. Я не была готова простить. Но я не могла и не думать о нём.

«Просто напиши. Не ради него. Ради себя». Лея была права.

Я вернулась наверх, села на кровать, открыла чат. Прочитала последнее сообщение - "Люблю" - и сжала челюсть. Пальцы дрожали, но я всё же напечатала:

"Ты хоть ешь вообще, Барсов?"

И отправила.
Он не отвечал.
Прошло две минуты, потом ещё.
Я уставилась в экран, будто могла силой взгляда заставить телефон завибрировать. Глупо. Смешно. Жалко.

Я вздохнула, выключила экран и опустила голову на колени. Джесс запрыгнула рядом, свернулась калачиком, как будто хотела показать: успокойся, всё пройдёт.

- Он, наверное, устал, - пробормотала я впустоту. - Или игнорит. Или не знает, что ответить. Или...

Телефон завибрировал.
Сердце - бух. Я вскинула взгляд. Сообщение от него.

Марк:
«Ел. Пирог от твоей мамы. Спасибо. Он был вкусный... как ты.»

Я зажмурилась. Эта фраза... она была совсем не как извинение, не как «прости», не как «я всё понял». Она была как будто из старой жизни. Когда всё было проще. Когда между нами не было злости, срывов, лжи.

Но всё же... она пробила.

Я:
«Не шути так. Сейчас - не то время.»

Он прочитал.
Ответа нет.

Я снова опустила телефон. Джесс лизнула мне пальцы, как будто чувствовала - я вот-вот тресну. Я прижала её к груди и прошептала:

- Я его всё ещё люблю.

И тишина. Только кошка в моих руках и ночное молчание между мной и тем, кого я не могу вычеркнуть.

Он написал.
Я долго смотрела на экран, будто не веря, что это действительно он.

Марк:
«Рад, что ты снова танцуешь.»

Сердце сжалось.
Эти шесть слов... в них было больше боли, чем в сотне извинений.
Он не просил вернуться. Не пытался оправдаться. Просто - рад. За меня.
Так, как будто всё ещё любит.
Так, как будто уже отпустил.

Я села на кровати, подогнув ноги и уткнувшись в колени. В глазах защипало.

Я:
«Спасибо. Не думала, что ты заметишь.»

Ответ пришёл почти сразу:

Марк:
«Я всё замечаю, Алин. Просто не всегда знаю, что с этим делать.»

Я не знала, что ответить. Пальцы зависли над экраном, но ни одна фраза не казалась правильной.

Может, это и есть взросление? Когда любовь остаётся, а быть вместе - нельзя. Когда хочешь броситься в объятия, но выбираешь - отпустить.
Когда хочется кричать «вернись», а говоришь - «спасибо».

Я выключила экран.
Просто... закрыла глаза.
Пусть на пару часов всё исчезнет.
Хоть немного.

С чашкой чая я сидела на полу в своей комнате, спиной к кровати, просматривая видеозапись репетиции. Где-то сбоку валялась повязка для волос, Джесс умывалась на подоконнике, а внизу - началось движение.

- «Здравствуйте, тёть Диль!» - знакомый голос, от которого сердце всё ещё сжималось.

Марк.
Я замерла.

- «Марк, как давно ты не заглядывал,» - мама, с привычной мягкостью в голосе, как будто ничего не случилось. Как будто всё по-прежнему.

- «Мама попросила передать, да и с Тимом договаривались,» - спокойный, нейтральный тон. Без эмоций. Или он просто хорошо их прячет.

Я прислушалась.

- «О, а вот и Барсик!» - с усмешкой Тим. Такой же, как всегда.

- «Очень смешно,» - ответ Марка.
Тон сдержанный. Почти усталый.

- «Мам, мы ушли,» - Тимур, коротко, по-деловому.

Через пару секунд хлопнула входная дверь.
Я только тогда поняла, что не дышала.

Поставила чашку на пол и медленно откинулась на спину. Потолок казался каким-то особенно чужим. Марк снова здесь. Совсем рядом.
И всё равно - далеко.

Я слышала их голоса ещё с лестницы - Марк разговаривал с мамой, потом с Тимуром. Спокойный, как будто у нас всё хорошо, как будто между нами ничего не было. Как будто он не врал. Как будто я не говорила, что это конец.

Я села на кровать, сжав в руках телефон. Джесс всё ещё дремала у меня на коленях, тепло её тела немного успокаивало, но внутри всё равно было натянуто, как струна.

- Мам, мы ушли, - крикнул Тимур снизу.

- Ага, и Барсик с тобой, - пробормотала я себе под нос, и сердце снова сжалось.

Мурзик.
Я ведь так его называла.
Только я.
И только тогда, когда он был мой.

Теперь он - просто Марк.
А я - просто Алина.
И каждый раз, когда я слышу его голос - всё возвращается.

Я опустила голову и провела рукой по шерсти Джесс.
- Скажи, глупо ведь всё это, да? - Она лениво мяукнула, как будто согласна.
Я вздохнула.
Иногда хочется верить, что любовь - это просто слово. Но с ним... это было всё.

Я всё ещё сидела, уставившись в одну точку, когда телефон завибрировал в руке. Сообщение от Леи:

Лея:
«Ты как?»

Я выдохнула и быстро ответила:

Я:
«Нормально. Просто... думаю.»

Через пару секунд снова вибрация:

Лея:
«Он правда старается. Я не лезу, но я вижу. Он сам не свой, Алин.»

Я не ответила. Положила телефон на тумбочку и встала. Джесс недовольно соскочила с колен и ушла под кровать. Я подошла к зеркалу, провела рукой по волосам, словно пыталась стереть с лица всё, что чувствовала. Бесполезно.

Из кухни донеслись голоса. Мама с папой обсуждали что-то тихо, почти шёпотом. Я знала - они переживают. И за меня, и за Тимура, и за Марка. Особенно мама. Она всегда чувствовала всё глубже, чем показывала.

Я взяла с полки блокнот и открыла старую страницу - там, где когда-то писала идею для танца. Строки были смазаны - я тогда расплакалась прямо над страницей. Сейчас просто добавила внизу:

"Боль тоже танцует. Только шаги тише."

И всё-таки, как бы я ни старалась, в груди всё ещё звучал его голос:
«Рад, что ты снова танцуешь.»

Как будто он и правда всегда видел меня - настоящую.
А потом сам же и сломал.

Я сижу на полу у кровати, спиной к тумбочке, и глажу Джесс. Кошка фыркает, но не уходит - будто чувствует, что мне сейчас нужно хотя бы одно существо, которое просто рядом.
На кухне кто-то гремит - мама? Нет, она ушла в салон. Папа где-то в мастерской. Дом тихий. Слишком.

И всё равно внутри - шум. Тот самый, от мыслей, от тревоги.
Он снова соврал. И снова я поверила. А потом - удар в спину.

Телефон завибрировал. Сообщение от Леи:
«Они ушли. Марк и Тим. Сказал, что к вам зайдёт на минутку и они поедут. Хочешь поговорим?»

Я не ответила. Положила телефон на тумбочку, подтянула колени к груди. Слез не было - выдохлись. Осталась пустота. И злость. Но не на него - на себя.

Я не услышала, как распахнулась дверь. Только когда кровать чуть качнулась - поняла, что Джесс ушла, а кто-то присел рядом.

- Алина? - это Лея. Тихо. Осторожно.
Я не обернулась, просто кивнула.

- Он ушёл.
- Я знаю. - Голос срывается, но я держусь. - С Тимом. Они договорились. Он сказал.

- Ты не хочешь... хотя бы поговорить с ним?

- Я хочу, - честно. - Но я не знаю, как. Я не знаю, что сказать, Лей. Он меня снова предал. А я всё ещё... - Я прижимаю ладони к лицу. - Всё ещё его люблю.

Тишина. Только Джесс за шкафом гоняет мышку из фольги. Потом Лея тихо садится рядом, обнимает за плечи:

- Тогда, может, начнёшь не с него. А с себя. Просто пойми - чего ты хочешь на самом деле. Не от него. От себя.

Я киваю. И знаю - мне нужно будет ещё немного времени. Но одна я с этим не останусь.

Марк

Я вообще-то планировал просто вернуться домой, поесть и завалиться спать. Тихо, спокойно, без разговоров. Но Влад с Тимом явно были против моего тихого саморазрушения.

- Барсов, мы тебя вытаскиваем, хочешь ты того или нет, - заявил Тимур, стоя у порога с таким лицом, будто сейчас за шкирку меня унесёт.
- Вы серьёзно? - Я зевнул и махнул рукой. - Я спал четыре часа.

- А ты жить не пробовал? - усмехнулся Влад, хлопнув меня по спине. - Пошли, там скидки, светящиеся дорожки и твои два единственных друга, терпящих твои загоны.

В итоге я стоял в боулинге, в кедах не по размеру и с шаром в руках, глядя на дорожку, будто на экзаменационный лист по химии.

- Ну, Мурзик, давай, сделай красиво, - съязвил Тим.
- Скажи ещё "вспомни, чему тебя учила жизнь", - буркнул я, и всё-таки запустил шар.

Промах. Почти полный. Один кег остался лежать в стороне - как моё достоинство в последние недели.

- Барсов, это было... почти, - Влад сдержанно хлопнул. - Но давай без поэзии в движении, просто бросай.

- Вы реально считаете, что боулинг решит мои проблемы? - спросил я, садясь на диван.
- Нет. Но хотя бы не даст тебе сидеть в четырёх стенах и закисать, - ответил Тимур, глядя в телефон.

Я молчал. В голове вертелись её глаза. Её голос. То, как она сказала: "Нам стоит расстаться".
И всё же... быть здесь, с ними, в шуме, где пахнет резиной и картошкой фри, - это лучше, чем одиночие с мыслями.

- Ладно, - вздохнул я. - Кто следующий? Только не начинайте спорить, кто из вас чемпион мира по шарам, окей?

Они переглянулись - и я понял: спор уже начался.

И всё же... мне стало хоть на грамм, но легче.

Я не заметил, как прошёл почти час. Шум дорожек, чей-то смех за соседним столом, огни, отбивающиеся от лакированного пола, - всё это неожиданно перестало раздражать.

- А вот теперь смотри и учись, - заявил Тимур, ловко прокрутив шар в руке и метнув его по дорожке. Все кегли рухнули в унисон.

- Серьёзно, ты тренируешься втихаря? - Влад прищурился. - Или ты просто в прошлой жизни был боулинг-шаром?

- Ну знаешь... - Тим довольно пожал плечами и протянул руку за газировкой. - Кто-то же должен быть здесь лучшим.

- Барсов, на тебя надежда, - Влад кивнул мне, - если мы сейчас всухую проиграем, я тебя из друзей удалю.

- Ага, держи карман шире, - хмыкнул я и поднялся. - Но ладно, давайте покажу, как надо унижать кегли морально.

Я кинул шар с ухмылкой, полной бравады... и, к моему удивлению, сбил всё.
- Страйк, сученьки.
- Да ладно!

Влад хлопнул в ладоши, Тим бросил в меня полотенце. Я смеялся. Настояще. Без надрыва.

Какое-то время всё было... легко. Настоящее "здесь и сейчас". Без разговоров о проблемах, без "Алина", "работа", "мама с папой", "ошибки".

Просто мы. Просто вечер.
И я, вдруг осознавший, как давно не чувствовал себя живым.

Когда мы вышли, было уже за десять. Влад с Тимом продолжали прикалываться друг над другом, делясь видео с бросков, а я шёл чуть позади и улыбался.
Пусть боль не ушла. Но я хотя бы вспомнил, что значит дышать.

- Предлагаю бар, - ни с того ни с сего выдал Влад, засовывая телефон в карман. - Отметим страйк века от Барсова.

- Нам завтра в школу, - буркнул Тим, закатывая глаза. - Или ты опять решил забить?

- А что, один коктейль - и домой, - Влад расправил плечи, как будто уже выиграл спор. - Мы не на панель, а просто развеяться. Да и Барсову полезно - он за последнюю неделю стал похож на старого дядьку.

- Эй, - фыркнул я, - старый дядька сейчас напомнит тебе, как выглядит страйк. Или лицо об дорожку положить?

- Вот, - Влад указал на меня, - уже оживает!

Тим посмотрел на нас, потом вздохнул.

- Ладно. Один. И не на всю ночь. Мне еще сестру завтра в школу везти.

- Ты только что сказал, что ей семнадцать. - Я усмехнулся. - Думаешь, она не доедет?

- Думаю, не проснётся, если я не разбужу, - проворчал Тимур, но всё равно кивнул.

- Погнали, - Влад хлопнул меня по плечу. - Идём, Ягуар, неси свою трагичную харизму в люди.

Я только усмехнулся.
Хрен с вами, парни. Сегодня - можно.
Мы выбрали какое-то небольшое место в стороне от центральной улицы. Без громкой музыки, с мягкими диванами, тусклым светом и барменом, который узнал Влада с порога. Не удивительно. Влад знал половину города.

- Как обычно? - спросил тот, кивая ему.

- Ага, и моим ребятам тоже по одному, - ответил Влад, даже не уточняя, что за "обычно".

- Ты тут, случайно, не акционер? - спросил я, падая на диван.

- Был бы акционером, мы бы сейчас не на «по одному» сидели, а аренду закатывали, - усмехнулся Влад.

Тим сел рядом, слегка поёжился и откинулся на спинку дивана. Вид у него был такой, будто он сдал три экзамена подряд.

- А вы вообще замечали, что мы просто... взрослеть начали? - выдал он вдруг. - У всех какие-то подработки, заботы, семейные драмы...

- Ага, и вот он я, - я поднёс стакан. - С хронической усталостью и разбитым сердцем. Назовём это «взрослая классика».

- Брат, - Влад посмотрел на меня, - ты хотя бы понял, чего сам хочешь?

Я замер на секунду, потом уставился в тёмную глубину стакана.

- Понял. Но это не делает всё проще.

- Знаешь, - тихо сказал Тим, - я раньше думал, что ты просто вечно нарываешься. А потом понял, что ты просто боишься остаться один.

Я хмыкнул.

- Может, ты прав.

- Я точно прав, - пожал плечами Тимур. - Просто в этот раз мы с Владом рядом. И если снова начнёшь творить херню - получишь не только в челюсть.

- Спасибо, Терапевт Костров, - усмехнулся я. - Обязательно запишусь на сеанс. Пятница, восемь вечера, выездной, с коктейлями.

Они рассмеялись. И я вместе с ними. Было по-прежнему тяжело, но хотя бы в этот вечер - чуть легче.

Телефон завибрировал в кармане, когда мы с Владом и Тимом только заказали напитки. Им было весело, но я всё ещё будто наблюдал за этим вечером со стороны.

На экране - Лея.
Смахнул «ответить» и вышел на улицу. Воздух был холоднее, чем ожидал.

- Алло, - голос дрогнул, но я сразу выровнялся. - Ты как?

- Я нормально. А ты где? - спокойно, но с оттенком тревоги.

- В баре. Влад потащил. Тим рядом, всё под контролем.

Секунда тишины. А потом...

- Леюш, ты взяла мою зарядку? -
Голос. Тот самый. Тот, по которому сердце до сих пор било через раз.

Алина.

Я зажмурился, будто это могло защитить.

- У тебя Алина?

- Да. - Она сказала это мягко. - Мы у меня. Смотрим кино.

Я чуть хрипло выдохнул.

- Понял.

- Она слышала. Что ты спросил.
Опять пауза.
- Просто... не спрашивай сейчас больше, хорошо?

Я сглотнул, в горле встал ком.

- Скажи ей... скажи, что... я рад, что она улыбается.
- И пусть знает - если бы я мог всё переиграть...

- Ты не можешь, Марк, - тихо, но уверенно. - Но ты можешь не просирать то, что у тебя осталось.

Связь оборвалась, а я остался с её эхом в голове.
Она была так близко. И при этом - как будто где-то в другой жизни.

Я обернулся. Сквозь окно видел, как Влад дурачится, Тим кивает бармену.
А я... просто стоял.
Уже не совсем тот, каким пришёл.

Я положил телефон на стол и выдохнул. Голос. Её голос. Всего пара слов на фоне - и всё. Как будто кто-то резко сжал грудную клетку изнутри.

- Ну всё, поплыл, - пробормотал Тимур, крутя в руках стакан с газировкой.

Влад глянул на меня исподлобья:

- Её услышал?

Я кивнул. Бесполезно отрицать.

- С Лейкой, значит, - буркнул Тим.

Я почувствовал, как уголки губ дёрнулись, но не от улыбки.

- Ты как будто не с нами, Барсов, - продолжил Влад. - Мы тебя вытащили, думали, развеемся. А ты весь вечер будто сам не свой.

- А с чего бы мне быть "свой", а? - голос сорвался. - Вы не слышали, как она сказала: "Закончим на этом".

- Так, стоп, - Влад подался вперёд. - Она это сказала, потому что ты врал. Не перекладывай.

- Я и не перекладываю. Просто... - я замолчал, сжал кулак. - Мне её не хватает. Даже когда злюсь. Даже когда всё внутри орёт, что не прав.

Тим фыркнул:

- Добро пожаловать в клуб. У всех есть то, чего не хватает. Но завтра понедельник, и если ты завтра опять придёшь в школу с лицом как будто всё человечество тебе должен - я тебе лично учебник по алгебре в лоб кину.

Влад рассмеялся:

- С любовью, конечно.

Я усмехнулся, устало.
- Я не прошу вас решать всё за меня...

- И не надо, - перебил Влад. - Но ты с нами, понял? Если не вытянем за волосы из этого болота, то хотя бы рядом будем.

Тим добил:

- А ещё у тебя завтра важный разговор. И ты его не избежишь.

Я глянул на них обоих. И понял - да, я всё ещё в яме. Но, возможно, лестница где-то рядом.

- Барсооов! Где мои наушники?! - голос Леи разнёсся по коридору так, будто она не наушники искала, а собиралась вызвать экзорциста.

Я зарычал в подушку:

- В заднице!

- Что ты сказал?! - Лея уже была где-то рядом.

Я застонал, откинул одеяло и подошёл к двери. Распахнул со всей утренней драмой:

- Да что, Лея! Я сплю ещё!

И замер. Потому что на пороге стояла не Лея.

Алина.

Такая же... родная. В её глазах - усталость и сдержанность. Но она пришла. Сама.

- Привет, - тихо сказала она. - Можно?

Моё горло пересохло.

- Конечно... - я отступил в сторону, открывая проход. - Проходи.

Где-то из-за угла недовольно буркнула Лея:

- Так, а наушники-то где?! - но тут же стихла, видимо, увидев, кто пришёл.

А я стоял перед Алиной, с растрёпанными волосами и в мятой футболке, как самый настоящий идиот. Но, чёрт возьми, это был лучший момент за последние недели.

Алина прошла в комнату. Осторожно, будто заходила не в знакомое место, а в незнакомую территорию. Села на край кровати. Я закрыл дверь и подошёл ближе, не зная, что делать с руками. Засунул их в карманы. Вынул. Скрестил на груди. Снова сунул обратно.

- Ты рано, - хрипло сказал я. Гениально, Барсов, просто Нобелевка по идиотизму.

- Я не спала, - ответила она и посмотрела на меня. - Марк... я не знаю, с чего начать.

Я сел рядом, оставив между нами сантиметров двадцать. Безопасную, вроде бы, дистанцию. Но этого хватило, чтобы сердце начало колотиться как сумасшедшее.

- Просто скажи всё, что хочешь. Я выслушаю. - Я говорил спокойно, но внутри всё крутило, как на трассе.

Алина вздохнула.

- Я... злюсь. Всё ещё. И мне больно. И ты не представляешь, как мне хотелось прийти раньше. Но мозг говорил "не надо", а сердце... - она замолчала и чуть тряхнула головой, - сердце всё время спрашивало, как ты.

Я не сразу смог ответить. Грудь сжало.

- Я не горжусь тем, что делал, - тихо сказал я. - Но я пытался справиться, Алин. По-своему. Не сработало.

Она посмотрела на меня. В её взгляде была усталость. И нежность. И обида.

- Мне просто нужно было, чтобы ты не врал. Чтобы ты говорил, что тебе тяжело, а не делал вид, что всё под контролем.

- Я думал, если скажу - потеряю тебя. А оказалось, что потерял в любом случае.

Повисла тишина.

А потом она потянулась, легко, несмело, и положила ладонь на мою.

- Может, мы оба были неправы. Но если есть шанс... хоть маленький... я бы хотела его попробовать.

Я сжал её пальцы в своих.

- У меня всё ещё только ты.

И это был, наверное, самый честный момент за долгое-долгое время.

Я смотрел на неё, и с каждой секундой чувство вины будто нарастало изнутри, как лавина, которую уже не остановить.

- Алин... - начал я, но она перебила. Говорила ровно, почти тихо, но каждое слово било точнее любого удара.

- Ты тогда сказал: "Нахрен ты мне такой нужен." И знаешь... это не просто задело. Это будто стёрло всё. Всё хорошее между нами. Всё, что мы строили. Как будто я была тебе в тягость. Как будто я мешала.

Я сжал кулаки.

- Я это ляпнул, потому что боялся. Потому что сам себя ненавидел. Потому что в ту секунду хотел, чтобы ты не видела, каким я стал. Чтобы не разочаровалась... Я думал, если я оттолкну тебя - тебе будет проще уйти. А я, может, научусь дышать без тебя. Но, чёрт... я задыхаюсь, Алина. С тех пор - каждый день.

Она отвела взгляд. Слезы блестели в её глазах, но она не позволила им упасть.

- Ты умеешь делать больно, Марк. Очень точно. Очень метко. Не нужно пытаться защищать меня от себя. Я не девочка из стекла. Мне просто нужно, чтобы ты был честным. Даже если ты сломаешься. Просто будь.

Я подался ближе и осторожно коснулся её руки.

- Я был мудаком. Признаю. Безо всяких "но" и оправданий. Я просто... очень боюсь потерять тебя. Даже тогда, когда сам всё рушу.

Алина смотрела на наши переплетённые пальцы, и не отдёргивала руку.

- Тогда докажи, что всё ещё хочешь быть рядом. Не словами. Поступками. И начни, Марк, с того, чтобы быть собой. Не идеальным. Не железным. А настоящим.

Я кивнул. Медленно. Уловил её дыхание, чуть тёплое, дрожащие ресницы.

- С этого момента - только правда, - тихо пообещал я. - Даже если она некрасивая. Даже если я облажаюсь. Но с тобой. Если ты позволишь.

Алина смотрела на меня долго. А потом просто положила голову мне на плечо.

И я понял - это не про "прощено". Это про "шанс". И я его не профукаю. Не в этот раз.

Только я выдохнул, чувствуя, как её голова всё ещё на моём плече, как телефон коротко завибрировал в кармане.

Я достал его, скользнул взглядом - смс от работодателя.

> [08:14]
"Барсов, сегодня без тебя не справимся. Подмена не вышла. Сможешь выйти к 18:00? Оплата двойная."

Я выдохнул сквозь зубы. Чёрт. Сегодня же родительский контроль, куча уроков, и ещё эта история с Алиной.

- Всё хорошо? - её голос был почти шёпотом.

Я убрал телефон, не ответив сразу. Смотрел на неё. В эти секунды - на неё, а не на всё остальное.

- С работы. - наконец сказал. - Сегодня просят выйти. Двойная оплата.

Алина приподняла бровь:

- Ты ведь и так с ног валишься.

- Да, - честно признал я. - Но эти деньги нужны. Не для кого-то. Для себя. Чтобы доказать... хотя бы себе, что я могу быть ответственным. Хоть как-то.

Она смотрела внимательно. Без осуждения. Просто молча.

- Ты всё ещё злишься?

- Не злюсь, - сказала она. - Просто... мне до сих пор больно. Но я слышу тебя, Марк. И вижу. Устало, упрямо, по-своему, но ты стараешься. Не ради показухи. А всерьёз.

Я кивнул.
Внутри было странное тепло. Горькое, но настоящее.
Потому что, кажется, она всё ещё рядом.
А значит, у меня всё ещё есть шанс.

Алина осталась ещё минуту, может две. Мы просто сидели рядом, не прикасаясь, не переглядываясь. Но этого было достаточно. Потом она встала, поправила волосы и тихо:

- Мне пора. Увидимся в школе.

Я кивнул. Даже не попытался остановить её. Просто смотрел, как она выходит, и в голове уже прокручивал: контрольная по алгебре, физика, потом, чёрт, работа. И снова домой ближе к полуночи.

Вздохнул и поднялся.
Оделся на автопилоте, умывался как будто в тумане, на кухне заглотнул пару гренок, которые оставила мама. Лея уже ушла - дома было подозрительно тихо.

На автобус опоздал, как обычно. И, как обычно, бежал на следующую остановку, матерясь про себя, пока плеер играл что-то слишком драматичное для такого утра.

---

В школе.
Я уже почти добежал до раздевалки, когда услышал голос Влада:

- Барсов! Сколько можно бегать в понедельник как сраный марафонец?

Я только махнул ему рукой:

- Не беси, у меня ещё физика!

- Ну ты хотя бы жив? После субботы-то.

Я кивнул.
Слишком коротко, слишком тяжело.

- А с Алиной? - спросил он, когда мы вошли в класс.
Я не ответил. Просто опустился за парту.

- Понял. Значит, всё сложно.

- Не всё. Но да, - выдохнул я. - Её глаза всё ещё смотрят на меня так, будто внутри что-то дрожит. Но она рядом, Влад. Она пришла утром. И это уже не пустота.

Он молча хлопнул меня по плечу.

- Держись, Мурзик. Победа будет за котами.

День тянулся, как резина, которую вот-вот порвёт. Алгебра прошла мимо ушей — я уставился в окно, и даже голос Ольги Владимировны, обычно раздражающе резкий, был где-то на фоне, словно гул метро.

Я думал о том, как Алина смотрела на меня утром. Без упрёка, но с болью.
Я видел это. И это разрывало сильнее любого удара в ринге.

— Барсов, ты с нами? — спросила училка, и я вздрогнул.
— Да, — хрипло сказал я. — Просто… думаю.
— Надеюсь, о предельных значениях функции, — скептически прищурилась она.
Я кивнул, хоть понятия не имел, какой сейчас номер задания.

После урока Влад шепнул: — Она на тебя всё ещё смотрит, когда думает, что ты не видишь.
Я только вздохнул:
— А я смотрю, когда она думает, что я не чувствую.

---

На большой перемене я столкнулся с Тимуром у автомата с кофе. Он просто передал мне стакан:
— На. Держи. У тебя сегодня тени под глазами как у готичной школьницы.
— Благодарю за сравнение, — пробурчал я, отпивая. — Новое дно.
— Мы в нём копаем дружно и с песнями, — усмехнулся он. — Ты с работой как?
— Смена вечером. Опять на разгрузку.
— Ну хоть без мордобоя, — кивнул он. — Родители знают?
— Неа. Только Лея и вы с Владом. Маме сказал — подработка, не врал. Но не вдавался.

Он ничего не ответил. Просто поставил руку мне на плечо и сжал. Иногда и этого достаточно.

---

После шестого урока у меня в телефоне замигал экран.
СМС от Алины:

> «Ты сегодня… свободен после работы? Или опять допоздна?»

Сердце дрогнуло.
Я не стал сразу отвечать. Закрыл глаза, вдохнул.
Ответил:

> «Скорее допоздна. Но завтра утром — я твой. Если позволишь.»

Она долго не отвечала, а потом:

> «Утро. Ладно. Завтра. До встречи.»

Я уже не считал ящики — просто двигал их по накатанному. Мышцы болели, спина ныла, пальцы вцеплялись в картон, будто в это — последнее, за что я могу зацепиться, чтобы не провалиться в себя.
Каждый раз, когда мои кроссы ударялись об бетон, я слышал, как сердце отбивает ритм: "Алина. Алина. Алина."

Звуки склада — скрип тележек, отрывистые команды, гул ламп. Всё привычно.
Но сегодня я ловил себя на том, что жду завтра.
Завтра — это почти как шанс. Маленький, шатающийся, но шанс.

Мужик с погрузчиком, Славик, хлопнул меня по плечу:
— Барсов, ты живой? А то вон как в воду глядишь.
— Думаю просто, — буркнул я.
— Думаешь... о ней, да? — он усмехнулся.
Я не удивился, он с первого дня всё понял.
— Она того стоит?
Я на секунду замер, затем выдохнул:
— Ещё как.

Мы доработали до половины одиннадцатого. Я переоделся в подсобке, глядя на себя в тусклое зеркало. Взъерошенные волосы, синяки под глазами, плечи сжавшиеся — будто от холода, но нет.
Просто устал.
Просто скучаю.

Дом встретил запахом гренок и чем-то теплым — настоящим. Я сбросил кеды в прихожей, Джек коротко залаял, подбежал, ткнулся носом в ногу и тут же ушёл обратно, будто проверил: жив, цел, свой.

На кухне горел свет. Лея сидела за столом, лохматая, в своей вечной футболке с выцветшим принтом. Вокруг неё — тетради, учебники, карандаш в зубах. Как всегда.

— Ты же утром это всё учила, — бросила мама, протирая стол.
— Повторение мать мучения, — пробормотала Лея, не глядя на неё.

Я прошёл внутрь и поставил на стол хлеб — купил по пути.
— Привет, — выдавил я.

Мама сразу уставилась на меня, взгляд — цепкий, выверяющий.
— Поел на работе?
— Немного, — соврал. На самом деле было не до еды.

Отец появился в дверях.
— Завтра в школу. Я прикрыл тебя один раз, но это не навсегда.

— Понял, — кивнул я. Горло пересохло. Хотелось просто лечь и выключиться.

Лея захлопнула тетрадь и посмотрела на меня.
— Ты был у Алины?
Я вздохнул.
— Был. Утром. Разговаривали.

— Ну хоть что-то, — кивнула она. — А то вы оба как привидения по району шаритесь.

— Я постараюсь всё наладить, — сказал я, глядя в чашку, которую держал. Пустую.
— Не старайся, — сказала мама, — сделай.

Кивнул. Хоть и устал, но внутри будто что-то чуть-чуть сдвинулось. Может, я ещё не всё просрал.

— Завтра у неё танцы, — сказала Лея.
Я наконец-то позволил себе улыбнуться.
— Знаю. Рад за неё.

И правда — рад. Пусть хоть у неё всё будет по-настоящему.

Только вышел из душа, волосы ещё мокрые, футболку через плечо, штаны на низ бедер — хотел уже рухнуть в кровать, как дверь распахнулась с грохотом, и в комнату, как торнадо, влетела Лея.

— Барсов! — её голос оглушил сильнее будильника. — Я, конечно, всё понимаю, но ты что, охренел?!

Я зажмурился, выдохнул.

— Зашибись. Даже полежать пять минут нельзя?

— Полежать? — Лея уперлась руками в бока. — Пока ты тут "полежать" собрался, мне Тимур скинул, что ты завтра опять после школы собираешься работать! А как же здоровье, учеба, нормальная жизнь?

— Лей… — я скинул полотенце на спинку стула, взъерошил волосы. — Не начинай. Мы уже это обсуждали.

— Ага, обсуждали! — Она подошла ближе, стиснула руки в кулаки. — И что изменилось? А? Ты всё такой же упрямый, всё тащишь на себе и при этом думаешь, что можно молча страдать и всем говорить "всё норм".

Я опустился на край кровати, смотря ей в глаза.

— А что мне делать? Лечь и ждать, пока всё само развалится?

— А можно просто дать другим возможность помочь, Марк! — Лея повысила голос. — Ты не один. Ты не должен всё вытягивать в одиночку. Мы здесь. Я, Тимур, Влад… Алина, — в голосе появилась тень боли. — Все мы.

Я замолчал.

На секунду повисла тишина.

— Я просто… пытаюсь не сойти с ума. Занять себя. Не думать.

— А ты попробуй подумать, — Лея вздохнула, подошла ближе, тихо. — Не только о себе. О тех, кому больно от того, что ты закрываешься. Кто тебя любит.

Я кивнул. Без слов.

Лея стояла ещё пару секунд, потом наклонилась, поцеловала меня в макушку и вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь.

А я остался сидеть. Голова тяжёлая. Сердце — ещё больше.

После Леи в комнате стало непривычно тихо. Даже Джек, который обычно устраивает свой ритуальный танец перед сном — то лапой по полу, то носом в тумбочку, — сейчас тихо лежал у двери и будто наблюдал.

Я провёл рукой по лицу. Лея права. Опять. Она вообще когда-нибудь не бывает права?

Телефон загорелся — уведомление от банка. Перевод зарплаты. Я посмотрел на цифры и не испытал ничего. Ни радости, ни облегчения. Только пустоту. Всё, что хотел — это одну простую вещь, которая давно стала сложной: чтобы меня кто-то понял, не требовал, не предъявлял, а просто… обнял.

Сел на кровать, спиной к стене, ноги подтянул к груди. Оперся лбом о колени.

— Мурзик, ты скатился, — пробормотал себе под нос. — А ведь так старался быть лучше.

Телефон снова завибрировал. Группа — "Тимур, Влад, Жека, Марк".

Тимур:

> Барсов, если ты завтра не возьмёшь с собой домашку и не сдашь физику, я лично тебя свалю у школы.

Влад:

> Он не шутит, я уже видел как он швыряет стул.
Кстати, мы тебя завтра после последнего хватаем, и идём на баскет.

Жека:

> Я за, только не бросайте меня, как на том катке 😭

Я усмехнулся. Легко, искренне. Эти придурки…

Марк:

> Окей. Баскет — дело святое.
Только в этот раз мяч не мне в лицо, а?

Влад:

> Ну не обещаю, это уже традиция.

Я откинулся на подушку, с телефоном в руках. Мелькнула мысль: а если написать Алине?

Пальцы зависли над экраном.
«Ты в порядке?»
Нет.
«Прости.»
Нет.
«Я всё ещё тебя…»
Стер.

Я просто закрыл глаза. Пусть завтра будет обычный день. Без драм, без криков, без вранья. Просто день. Я правда постараюсь.

Утро наступило как обычно — внезапно и слишком рано. Будильник орал на всю комнату, Джек фыркнул и спрятался под кровать, как будто это его касается. Я протянул руку, вслепую нащупал телефон и выключил звук.

Промежуточное состояние между сном и реальностью — самое честное. В нём ты ещё не надел маску. И первым делом в голове всплыла не контрольная, не завтрак, не даже собака, которой пора на улицу… а Алина.
Как она там?
Плевать.
Нет, не плевать.

Я встал, почесал затылок, протёр глаза и поплёлся в ванну. Горячий душ немного вернул в реальность, но в отражении я увидел всё того же хмурого типа с потёртыми мыслями.

На кухне уже что-то шкворчало.
Лея, конечно.
— Доброе утро, Барсов, — крикнула она с кухни. — Сегодня ты будешь человеком? Или продолжим роль призрака?

Я фыркнул:
— Смотря кто готовит завтрак.

Она выглянула с ухмылкой, держа сковородку:
— Я. Так что или ешь, или варишь свою овсянку, философ.

Мы ели в тишине. Спокойной. Почти домашней.
Я глянул на часы. До выхода — двадцать минут. И тут телефон завибрировал.

Смс от Алины:

> Не забудь, у тебя сегодня физика, не проспи.

Я уставился в экран.
Не "привет", не "как ты", а строго по делу. Но… написала же.

Марк:

> Спасибо. Постараюсь не опоздать.

Точку не поставил.
Вдруг ещё ответит.

— Ты ей написал, да? — спросила Лея, откусывая тост.
Я удивлённо поднял взгляд.
— Ты что, мысли читаешь?

— Нет. Просто у тебя лицо как у кота, которого только что отругали, а он всё равно лезет в миску.

— Может, ты и права.

Она допила чай и встала.
— Поехали в школу, Кот в сапогах.

Я вздохнул, встал и натянул худи.
— Погнали. А вдруг этот день действительно будет не дерьмом.

Школа встретила меня стандартно — серыми стенами, суматохой и лицами, которые я знал наизусть. Каждый в своей каше, со своими проблемами. Только вот у меня их на порядок больше. И всё, что хотелось — дожить до конца дня без лишних взглядов и лишних разговоров.

Я шёл по коридору, в наушниках глуша всё, что могло пробить защиту. Какой-то трек из случайного плейлиста, не помню какой, но главное — не слышать мир.

У шкафчика стоял Влад. Увидел меня, кивнул.
— Барсов, ну ты и привидение. Ночь спал вообще?

Я пожал плечами.
— Сколько надо — столько и спал.

— Не врубаешься, что ходишь, как зомби? А ну-ка, давай, собирай себя в кучу. Мы, вообще-то, на этой неделе контрольную по химии пишем.

— Ну хоть кто-то напомнил, спасибо, Мельников.

Он хмыкнул и пошёл рядом. Пока мы шли к кабинету, я краем глаза заметил Алину. Она стояла у окна вместе с Леей, держала в руках термокружку и сосредоточенно смотрела в сторону улицы, будто я — всего лишь прохожий в её жизни.

И это, черт возьми, было обиднее, чем если бы она кричала или ругалась.

Я отвернулся первым. Не потому что не хотелось смотреть. А потому что если бы посмотрел — потянуло бы подойти. А если подойду — снова навру. Снова сделаю хуже. А я устал делать хуже.

— Вижу, Зеленоглазка тебя всё ещё игнорит, — сказал Влад, как будто прочитал мои мысли.

— Пускай. Это её право.

— Ты как будто смирился.

— Нет, я просто не давлю. Я всё испортил — теперь её очередь решать, нужен я ей или нет.

— А если не нужен?

— Будет больно, но это честнее, чем жить в иллюзиях.

Мы зашли в кабинет.
Закинул рюкзак под парту. Посмотрел на доску, на учителя, на химию, которой мне сегодня было меньше всего интересно.

И в какой-то момент поймал себя на мысли, что меня вообще ничего не интересует, кроме её взгляда. Которого сегодня снова не будет.

Алина

Я держала в руках сборник стихов, но глаза скользили по строчкам, не читая. Буквы прыгали, строки путались, и всё, что я могла выжать из себя — это дежурное «угу», когда Лея что-то комментировала. Литература, конечно, была одним из моих любимых предметов, но сегодня… сегодня внутри было пусто.

Мы сели за привычную парту у окна. Лея рядом. Она, конечно, всё замечает. Иногда молчит, иногда лезет с вопросами. Сегодня молчит. Наверное, поняла — если буду готова, сама расскажу.

Я вздохнула, открывая на нужной странице. Тема — поэзия Серебряного века. Символизм, тоска, невозможная любовь. Всё как на подбор.

— Ты как? — негромко спросила Лея, будто между строк.

Я чуть заметно пожала плечами:
— Нормально. Просто… бессонница.

Это была правда. Бессонница. Ночью я ворочалась в кровати, прокручивая всё, что он сказал. Как смотрел. Как вздыхал. Как молчал, вместо того чтобы бороться. И я злилась. На него. На себя. На то, что всё это — не в книгах, а в моей жизни.

— Ты его всё ещё любишь, — сказала Лея почти шепотом.

Я сжала пальцы на книге.
— Это не отменяет того, что он врёт.

— Но он старался… по-своему. Я видела, как он на тебя смотрел.

— Мне мало взгляда, Лей. Мне нужна правда. Мне нужно доверие. А не «всё нормально, я просто работаю», когда он снова вляпался в то, от чего сам же клялся уйти.

Я уставилась на страницу. Ахматова.
«Ты сам своей рукой разбил...»

В голове эхом:

Он сам.
Сам всё разрушил.

Я будто застыла между прошлым, где было «мы», и настоящим, где осталась только «я».

Литература в тот день стала слишком личной.

Учительница ходила вдоль рядов с томиком Цветаевой в руках, а я старалась выглядеть так, будто хоть что-то понимаю из прочитанного.
— «Любовь — это нож, направленный внутрь», — прочитала она вслух. — Как вы понимаете эту строчку?

Она обвела класс взглядом. Мимо, мимо, и — на мне.

— Алина? Как думаешь?

Я подняла глаза. Внутри щёлкнуло — не хотелось говорить, но и молчать было нельзя.

— Это когда любишь человека, а он... ранит. — Голос мой звучал ровно, но пальцы вцепились в край парты. — Не специально. Просто... даже его присутствие — уже боль. А отсутствие — ещё хуже.

Класс на секунду замолчал. Кто-то рядом дёрнул уголок рта, кто-то покашлял. А Лея просто бросила на меня быстрый, сочувствующий взгляд и слегка накрыла мою руку своей под партой.

— Хорошо. Очень точно, — сказала учительница чуть тише. — Именно так писала Цветаева. Любовь как неизбежная рана.
Она сделала шаг к доске.
— Но вспомните: боль, которая не проходит — может ли это быть настоящей любовью? Или это уже зависимость?

И тут я почувствовала, как внутри всё зашевелилось. Эти слова будто били в самую точку.
Может ли любовь причинять столько боли и всё ещё быть любовью?..

Сзади кто-то прошептал:
— Ну, у кого-то явно драма.
— Тихо, — резко бросила Лея.

А я не отреагировала. Просто продолжала смотреть в учебник, даже не читая. В голове звенело.

«Ты сам своей рукой разбил...»

И я всё ещё не понимала, хочу ли я простить его. Или хочу, чтобы он хотя бы попытался себя простить сам.

Я молча убирала тетрадь по литературе, когда к моему столу, будто по команде, подтянулись трое девчонок из нашего класса. Те самые — вечно с новыми ногтями, всегда в курсе чужих бед, как будто питаются ими.

— Ну что, Кострова, — начала одна, прищурившись с фальшивым сочувствием. — С питбулем всё?
— Как жаль, как жаль, — протянула другая, закатывая глаза. — Такая пара была. Прям как из кино. Только концовка — как в дешёвой драме.

Третья хихикнула и добавила:
— Хотя, может, он просто нашёл себе кого поумнее. Ты ж не обижайся, мы ж так, по-доброму…

Я медленно подняла взгляд. Горло сжалось, но я выдохнула — ровно.
Лея рядом чуть наклонилась, будто готовая взорваться, но я положила ей ладонь на руку — не надо. Это не стоило того. Не сегодня.

— Вы закончили? — спросила я, спокойно. — Или ещё хотите позлорадствовать?

— Да ты чего, Алин, мы ж с заботой, — развела руками одна из них. — Просто поддерживаем.

— Знаю я вашу «поддержку», — тихо бросила я. — Только вот есть разница между поддержкой и тем, когда кто-то ковыряет твои раны ради собственного удовольствия.

— Уф, какая ты стала резкая, — фыркнула первая. — Прямо как он. Видно, долго были вместе.

Я не ответила. Просто взяла ручку и аккуратно вывела в тетради: «Больше, чем любовь — это когда даже после всего ты не ненавидишь».

Пусть думают, что хотят. Пусть шипят за спиной. Но это — не их история.
Это моя история. С ним. Со всеми ошибками, паузами, срывами. И с надеждой — пусть пока слабой.

Учительница вошла в класс, девчонки сели по местам, а я поймала взгляд Леи.
— Всё в порядке, — одними губами.

Она кивнула.
— Я рядом, — так же беззвучно.

И это было самое главное.

После школы хотелось только одного — тишины. Я шла рядом с Тимуром, пока он что-то рассказывал про физрука и новый турнир по баскетболу. Слушала вполуха, больше ловя в голове собственные мысли, как мячики в лототроне — беспорядочные, громкие, раздражающие.

Дверь скрипнула, и мы одновременно вошли в дом. С порога запахло выпечкой — мама, похоже, пекла свои коронные булочки с корицей.

— Мы дома! — крикнул Тимур, скидывая кроссовки.

— На кухне! — отозвалась мама. — Помойте руки, и идите пробовать. Ещё тёплые!

Я прошла вглубь дома, стараясь не выдать, как устала. Не физически — морально. День будто выжал. Те девчонки, их слова, Марк, всё, что он не сказал. Всё, что я сама не сказала.

— Ты как? — тихо спросил Тим, заглянув в мою комнату, пока я переодевалась. — Вид у тебя… ну такой себе.

— Я норм, — ответила автоматически, но даже сама себе не поверила.

Он не стал давить. Просто кивнул и ушёл в свою комнату. И это — было приятно. Без вопросов, без морали.

Я быстро переоделась в домашнее, умылась холодной водой, чтобы сбросить с себя остатки школы, и пошла на кухню. Мама уже разливала чай, на столе парила булочка, от которой шел аромат детства.

— Присаживайся, — улыбнулась она. — Сегодня ничего важного, можешь просто расслабиться.

Я кивнула, села, уткнулась подбородком в ладони, и, пока мама с Тимуром обсуждали что-то своё, украдкой взглянула на телефон.

Сообщений от него не было.

Пальцы сами потянулись к чату с Марком. Я зависла. И только спустя минуту, не отправляя ничего, выключила экран.

Он тоже сделал выбор. А я — учусь жить с этим.

Я откусила кусочек булочки, когда в коридоре раздался знакомый голос. Узнать его было невозможно. Хоть в толпе, хоть сквозь стены.

— Тёть Диль, здравствуйте, мама говорила, вы передать что-то хотели?

Вилкой я задела блюдце. Тимур чуть повернул голову, но ничего не сказал. Мама улыбнулась, отставила чашку и встала из-за стола.

— Проходи, Марк, сейчас принесу.

Я будто оцепенела. Не поднялась, не спряталась, просто сидела на кухне, глядя в одну точку. Он был здесь. В нашем доме. После всех слов. После того, как… мы с ним.

Марк появился на пороге кухни. Такой же, как всегда. В сером худи, с привычным взглядом немного снизу вверх, с этой дурацкой привычкой опускать плечи, будто боится кого-то задеть.

— Привет, — кивнул он, глядя куда-то между мной и Тимом.

— Привет, — пробормотала я, стараясь удержать равнодушный тон.

Он не шагнул ближе. Просто стоял, как будто зашёл в чужой дом.

— Мам, я у себя, — бросил Тим, подхватывая кружку с чаем и скрываясь за дверью. А я… осталась. С ним. Наедине.

Мама появилась с пакетом в руках, протянула его Марку:

— Вот, передай маме, я обещала. И скажи, что корицу добавила, как она любит.

— Спасибо, тёть Диль, — кивнул он, аккуратно взяв пакет, — я передам.

Он ещё на секунду задержался в дверях, будто хотел что-то сказать, но, встретившись со мной взглядом, просто тихо сказал:

— Ладно… пока.

— Пока, — выдохнула я, и это прозвучало куда мягче, чем я хотела.

Он ушёл. Дверь в коридоре щёлкнула, и я вдруг поняла — мне опять нечем дышать.

Я всё ещё сидела, уставившись на пустой проём двери, как будто он вот-вот вернётся, скажет: «Я просто… не смог уйти». Но щелчок входной двери давно уже растворился в тишине кухни. Остался запах ванили и корицы, тепло кружки и ком в горле, от которого невозможно было избавиться.

Мама вернулась к столу и, глядя на меня, мягко вздохнула:

— Алинка, я не лезу… но у вас с Марком всё закончилось?

— Да, мам. Закончилось, — ответила я тихо, но голос дрогнул. Словно я сама себе соврала.

Мама поджала губы, отвела взгляд и сделала глоток чая.

— Он хороший парень. Немного упрямый, но он ведь старался. Я это видела.

Я стиснула зубы. Горечь в груди напоминала о себе.

— Хороший парень, который умеет только одно — молчать. И лезть в самое пекло, потому что «так надо». А потом извиняться, когда уже поздно.

Мама кивнула, не споря. Просто была рядом — так, как умеют быть рядом только мамы. Я встала, отнесла чашку в раковину и задержалась, глядя в окно. На улице было пасмурно, но без дождя. Глупая, вымученная осень, будто отражение моей головы сейчас.

Я любила его. Люблю.
Но разве любви всегда достаточно?

Позади послышались шаги. Это была Лея. Она молча подошла, обняла меня со спины и прижалась лбом к моему плечу.

— Он глупый, — сказала она. — Но без тебя совсем другой.

Я кивнула, не оборачиваясь.

— А я без него, — прошептала, — снова учусь дышать.

В комнате вполголоса пелись строчки любимой кей-поп группы. Не громко — чтобы не мешать себе думать, но и не слишком тихо, чтобы не слышать тишину, которая раздражала.

Я сидела над тетрадью, вырисовывая заглавную букву в слове «анализ» по пятому разу. Буквы плыло перед глазами, ручка предательски застревала в пальцах, а мысли... мысли были не о литературе.

Я положила ручку, закрыла тетрадь и уставилась в окно. На стекле отражалось моё лицо — уставшее, с чуть припухшими глазами. Потрясающе. Вписалась в драму века, а контрольную завтра никто не отменял.

С телефона вдруг прозвучал щелчок — смс. Сердце дернулось, но это была доставка, а не то, чего я почему-то бессознательно ждала. Как идиотка. Как та, что всё ещё надеется.

Джесс прыгнула на кровать и устроилась у моих ног, свернувшись клубком. Я погладила её, и она издала довольное мурчание. Хоть кто-то тут не устраивает эмоциональных американских горок.

— Знаешь, Джесс, — сказала я ей вслух, — может, это и к лучшему. Пусть теперь думает. Пусть теперь сам решает, нужно ли ему всё это. Я устала решать за двоих.

Кошка лениво зевнула, как будто сказала: «Ты сама в это веришь?»

Я снова открыла тетрадь, включила чуть громче музыку и упрямо посмотрела на задания. Хоть контрольная от меня не сбежит.

Я уже в третий раз перечитывала одно и то же предложение в учебнике. Глаза цеплялись за строчки, но мозг отказывался воспринимать текст. Слова теряли смысл, как только я пыталась сосредоточиться. Я глубоко вдохнула, закрыла учебник и откинулась на спинку кресла. Ну вот честно — сколько можно?

На душе было гадко. Не больно — нет. Просто… мерзко. Как будто кто-то разбросал внутри стеклянную крошку, и теперь любое воспоминание о нём — как шаг босиком.

Джесс снова мяукнула и забралась мне на колени. Я прижала её к себе, зарывшись лицом в её мягкий мех.

— Я же правильно сделала, да? — прошептала я, даже не ожидая ответа.

Телефон лежал рядом, молчал. Ни одного нового уведомления. Ни одного «прости». Ни одного «я скучаю». И вроде — так и надо. Мы же договорились. Я ушла. Он остался. Конец.

Но всё равно что-то внутри дернулось.

На секунду я подумала: «А если бы…»

И сразу отогнала. Нет, не надо. Всё, точка.

Я встала, подошла к окну. На улице начинало темнеть. Вдалеке зажглись фонари, снег мягко ложился на ветки деревьев. Такой спокойный вечер. Противоположность моей голове.

На экране снова мигнуло — Лея.

> Лея: «Я заберу тебя завтра на тренировку, хорошо? И никаких “не хочу” — ты обещала себе не сдаваться.»
Я: «Хорошо. Спасибо.»
Лея: «Ты сильнее, чем он думает.»
Я: «А он вообще что-нибудь думает, интересно?»

Секунда. Другая.

> Лея: «Наверное, думает. Но это уже не твоя проблема.»

Я положила телефон на подоконник и села обратно за стол.

— Завтра новая неделя, Джесс. Новый день. — Я взяла ручку. — И я всё ещё здесь.

Прошло минут десять, может пятнадцать. Я уже заставила себя дописать одно упражнение, когда в дверь постучали.

— Входи, — отозвалась я, не отрывая взгляда от тетради.

Дверь скрипнула, и в комнату заглянула мама.

— Доченька, ты как? — голос её был осторожным, будто она боялась лишним словом растревожить.

— Нормально, — тихо ответила я. — Уроки делаю.

Мама подошла ближе, села на край кровати. Джесс тут же перескочила к ней, потерлась об руку.

— Я видела Марка сегодня. Он заходил. Передавал что-то для папы.

Я замерла. Ручка зависла в воздухе. Сделала вид, что мне всё равно:

— Ну и что?

Мама мягко улыбнулась.

— Он был... другой. Уставший какой-то. Глаза — будто месяц не спал. — Пауза. — Алиночка, я не вмешиваюсь. Правда. Но вы с ним… были хорошими. Очень. Я просто хочу, чтобы ты не мучила себя.

Я опустила взгляд в тетрадь. Слова мамы будто защемили где-то под ребрами.

— Я знаю, мама, — шепнула я. — Просто… мне тоже надо время.

Мама наклонилась, поцеловала в макушку.

— Ты сильная. И если вдруг тебе станет тяжело — ты знаешь, где я. — Она встала. — И не сиди допоздна, хорошо?

— Угу, — кивнула я.

Когда дверь за ней закрылась, я на мгновение закрыла глаза. В голове вспыхнули обрывки: как он смеётся, как шепчет мне «Зеленоглазка», как держит за руку.

Быстро, будто отрезая, я снова уткнулась в тетрадь.

Нет, Алина. Ты сама это выбрала.

Телефон мигнул. Сообщение.

Марк: «Не волнуйся. Я не лезу. Просто... ты сегодня была очень красивая.»

Сердце дернулось.

Я заблокировала экран. Секунда. Другая.

Разблокировала.

Ответить? Нет. Молчи.

Марк

Сидим за ужином всей семьёй. Обычный вечер. Вилка в правой, ложка в левой — уже не помню, что ем. Мама что-то рассказывает про соседку с третьего, Лея кивает, иногда фыркает, папа поддакивает, будто слушает, но на самом деле думает о своём. Впрочем, как и я.

Ложка за ложкой, а вкус как у картона. Ни соли, ни перца — не потому что еды не хватает, а потому что голова не здесь. Где-то там, на лестничной площадке, у двери, где стояла Алина и смотрела на меня, как будто... как будто это не я, а пустое место.

— Марк, — голос мамы вытаскивает меня из мыслей. — Ты хоть понимаешь, что я сказала?

— А? Что? — моргнул, перехватывая её взгляд.

— Я спрашиваю, ты завтра после школы в магазин заедешь? Молока и хлеба купить. Сама не успею.

— А, да, конечно. Без проблем.

— Уверен, что не забудешь? — подключился папа с полуулыбкой.

— Не забуду, — выдохнул. — Если что, Лея напомнит. Да, Лей?

Сестра закатила глаза, но кивнула.

— Если не забуду напомнить, — буркнула она и снова уткнулась в телефон.

Я сгреб последние макароны с тарелки, поставил вилку на край. Хотелось выйти покурить. Хотя я и не курю.

— Как на работе? — голос отца, ровный, но с оттенком интереса. — Мама сказала, ты втянулся.

— Да, всё нормально, — пожал плечами. — График гибкий, платят стабильно, не жалуюсь.

— И в драки не лезешь больше? — добавил он, не отрываясь от своей тарелки.

Лея сглотнула и будто замерла.

Я коротко хмыкнул:

— Нет. Всё в прошлом.

Повисло молчание. Мама махнула рукой:

— Ну и славно. Лишь бы целый приходил, и без этих ваших приключений.

А я в голове продолжал крутить её голос. «Ты сказал тогда, нахрен ты мне такой нужен». Её глаза, губы, тишина после.

Чего ты ждёшь, Барсов? Аплодисментов? Ты сам всё разрушил.

Я отодвинул тарелку, встал из-за стола:

— Я к себе, уроки и всё такое.

— Не засиживайся, — донёсся вслед голос мамы.

— Ага.

Поднялся по лестнице, захлопнул за собой дверь, сел на кровать. Тишина. Только Джек, мой верный хвостатый, у ног хвостом вильнул. Я почесал его за ухом.

— Ну что, дружок. Видел, как она сегодня стояла? Красавица.

Джек зевнул.

Я открыл переписку. Её имя — всё ещё первое в списке. Не заблокировала. Но и не отвечает.

Хотя бы прочитала, и на том спасибо.

Я: «Спокойной ночи, Зеленоглазка.»

Сообщение ушло. А я лег на спину, уставившись в потолок, где не было ни звёзд, ни ответов.

Телефон зажужжал, и я сразу понял — Тимур. Слишком вовремя. Слишком точно.

— Алло, — вздохнул я, глядя в потолок.

— Ты дома?

— А где мне ещё быть? — буркнул. — Заходи, если что.

Он приехал через двадцать минут. Зашёл в комнату без лишних слов, как всегда. Просто бросил куртку на стул, сам сел на край кресла. Молчал. В воздухе повисла тишина.

— Чё молчим? — спросил я, зная, что всё равно сейчас что-то будет.

— Барсов, — сказал он, глядя прямо, — ты из себя что строишь? Героя-одиночку?

— Да при чём тут…

— Ты работаешь ночами, выглядишь как зомби, на автомате существуешь, и каждый раз, когда я заикаюсь про Алину — ты сжимаешься, как будто тебя ножом по сердцу. Я понимаю — тяжело, но, чёрт возьми, ты чё делаешь вообще?

Я опустил голову. Знал, что он прав. Во всём.

— Я просто хочу, чтобы она была счастлива, — проговорил я сдавленно. — Пусть даже не со мной. Поэтому и не лезу к ней.

Он смотрел на меня секунды две. Долго. Потом резко встал.

— Слушай, Барсов… Это не благородство. Это бегство. Ты сдался. Ты решил за неё — с кем ей быть, что чувствовать. А не дал ей выбора. Это не любовь. Это... чёрт знает что.

Я не ответил. Он подошёл ближе, положил руку мне на плечо.

— Но если ты действительно хочешь, чтобы она была счастлива… может, стоит перестать быть для неё привидением?

Я кивнул. Почти незаметно.

Он ушёл. А я остался. С Джеком у ног, с тяжёлым сердцем и фразой в голове:

"Пусть даже не со мной."

Я сидел на полу у кровати, спиной к стене, сжимая телефон в руке. На экране её имя. Просто «Зеленоглазка».
Пальцы дрожали. Не от страха — от бессилия. От тоски. От того, что каждую ночь я слышу её голос в голове, а вживую — тишина.

Палец завис над кнопкой вызова.

«Не делай глупостей, Барсов», — шептал мозг.

«Позвони», — кричало сердце.

…Нажал.

Гудки. Один. Второй. Третий.

Сердце стучит так, будто сейчас выпрыгнет.
И вдруг — щелчок соединения.

— Алло? — её голос. Такой тихий. Настороженный.

Я закрыл глаза. Проглотил ком в горле.

— Привет, — выдохнул. — Это я… Марк.

Пауза. Кажется, она затаила дыхание.

— Я знаю, — ответила. — Зачем ты звонишь?

— Потому что не могу больше молчать, — честно. — Я не лез к тебе… потому что думал, что так будет лучше. Потому что ты заслуживаешь стабильности, света, спокойствия. А у меня вместо этого — ночные смены, драки и внутренний бардак.

Я провёл рукой по лицу, будто мог этим стереть усталость.

— Но я скучаю, Алин. Чёрт возьми, скучаю так, что это сжигает изнутри. Мне плевать, что подумают другие. Мне важно одно — ты. Если хочешь — я исчезну, правда. Но если есть хоть один шанс… хоть крошечный… — я на секунду замолчал, — скажи. Просто скажи.

На той стороне повисла глухая, звенящая тишина.

А потом:

— Марк… — её голос дрогнул. — Мне нужно время.

— Я не прошу прощения. Я просто хотел, чтобы ты знала. Я люблю тебя.

Щелчок. Она отключилась. Не повесила трубку в лицо. Просто… отключилась.

Я опустил голову и выдохнул.

Иногда — время это всё, что ты можешь дать. Даже если сердце просит: останься.

Я не двигался. Просто сидел, уставившись в потухший экран телефона.

«Мне нужно время.»

Эти три слова звучали внутри, будто отголоски гулкого выстрела. Не «ненавижу», не «отстань», даже не «прощай». А значит — всё ещё не конец. Но и не начало.

Я встал, чувствуя, как ломит спину от долгого сидения на полу, прошёлся по комнате туда-сюда. Джек, как чувствующий каждую эмоцию, поднял голову с кровати, махнул хвостом и тихо тявкнул. Я сел рядом, уткнулся лбом в его загривок. Сжал пальцы в кулаки.

— Ну что, парень, держим оборону, да?

Он фыркнул и ткнулся носом мне в подбородок.

Я выпрямился и посмотрел в окно. За стеклом — ночной город, фонари, жизнь, которой я давно не чувствовал. Как будто она осталась где-то… до боёв, до драк, до всех этих тупых решений. Когда был просто Марк Барсов. Парень с разбитым локтем и влюблённым сердцем.

В голове всё ещё звучал её голос. Чёткий. Настоящий. Мой.

Я достал блокнот, который прятал в ящике, открыл на чистом листе и начал писать. Не план, не формулы, не расписание работы — просто мысли. Впервые за долгое время.

> "Если она действительно нужна мне — я должен стать человеком, за которого не страшно держаться. Не идеальным. А реальным. Тем, кто выбирает не улицы и кулаки, а честность. Даже когда больно."

Я отложил ручку. Стало чуть легче.

В этой жизни можно просрать многое. Но если тебе дают шанс — даже маленький — за него стоит бороться. Я не буду давить. Не буду лезть. Но я всё сделаю, чтобы, когда она будет готова — я был достойным. Ради неё. Ради себя. Ради того парня, которого она когда-то полюбила.