Осколки нашей свободы

Лея

Дом казался непривычно тихим. Без Марка здесь было... пусто. Он всё ещё, судя по всему, зависал у Костровых. Я-то знала, что он с Тимуром, но всё равно чувствовалось странное напряжение - будто что-то в воздухе сгустилось после вчерашней ночи.

Я сидела на кухне, тыкая вилкой в уже остывшие макароны с сыром, которые разогрела скорее из скуки, чем от голода. Телефон лежал рядом, экран вниз. Я мельком взглянула на него - всё так же тихо.

Никакого сообщения. Ни пропущенного звонка. Ни чертовой вибрации.

- Ну и где ты, Кир? - пробормотала я себе под нос, качнув ногой.

Сколько времени прошло с тех пор, как он сказал: «Я напишу, как доеду»? Три часа? Четыре?

Я не была из тех, кто вцепляется в телефон и мониторит статус «в сети», но... чёрт, после вчерашнего хотелось хоть какого-то знака. Взгляда. Слова. Хоть чего-то, что бы показало: он тоже думает об этом вечере, обо мне.

Но экран был пуст. Кирилл молчал.

Я откинулась на спинку стула, ссутулившись, как будто весь воздух вышел из меня. Почему всегда именно я жду? Почему именно я ловлю себя на том, что зависаю в этом подвешенном состоянии?

Где-то наверху тикали часы. На улице завывал ветер - типичная осень, хмурая, ленивая. Мама ещё не вернулась из магазина. Я была одна. И с каждым звуком тишины внутри крепло ощущение - вчера для меня вечер не закончился. Он просто... застыл.

Я взяла телефон, разблокировала. Зашла в чат.

Последнее сообщение от Кирилла: «Окей, потом наберу» - отправлено в 23:47.

- Потом... - пробормотала я, сжав телефон. - Это сейчас? Или ещё не настало?

Я положила экран вниз и прошептала:

- И почему я снова чувствую себя дурацкой запасной.

Я поднялась с кухни, оставив почти нетронутую тарелку. Сколько бы я ни пыталась отвлечься, мысли всё равно возвращались к нему. Кирилл. Кирюша. Проклятый загадочный тип, который умудряется быть таким идеальным и при этом сводить с ума молчанием.

Плюхнулась на кровать, уткнувшись лицом в подушку. Достала телефон. Всё те же чаты, всё те же уведомления от подруг, даже пара новых видео в «реках» от Алины, но не от него.

Я положила телефон на грудь, закрыла глаза. Он не то чтобы обязан мне. Мы не женаты, не встречаемся сто лет. Но всё равно... после вчерашнего - он мог бы, ну хоть...

Бззз.

Я подскочила, будто меня током ударило. В телефоне мигнул экран - не он. Просто рассылка от доставки еды. Ну класс.

Я тихо выругалась и уставилась в потолок.

- Вот и скажи мне, Лея Барсова, какого чёрта ты опять в этом подвисшем режиме ожидания?

Мысли вертелись как снежный шар - всё вокруг вроде бы спокойно, а внутри метёт метель. Вчерашняя сцена всплывала снова и снова: Тимур, удар, Кирилл, моя реакция. А что если Тим был прав? Что если я не увидела чего-то важного?

Нет. Хватит.

Я снова разблокировала телефон и, не давая себе времени подумать, набрала сообщение:

> «Ты доехал вчера нормально?»

Просто. Без давления. Без эмоций. Лаконично. Но с намёком.

Жду.
Минута.
Две.
Пять.

Поставила телефон экраном вниз. Больше не хочу смотреть.

И всё же сердце стучало с какой-то глупой надеждой. Хотя бы ответь, Кирилл. Хотя бы раз.

Я не выдержала. Подняла телефон, посмотрела на экран.
Ничего.
Ни ответа. Ни «прочитано».
Ничего.

Я резко села, перекинула ноги через край кровати и злилась. Даже не на него - на себя. Ну почему каждый раз, когда мне кто-то хоть немного нравится, я теряю контроль? Почему внутри всё сжимается от одного его молчания, будто я зависима от чужого внимания?

Я встала и подошла к зеркалу.
- Ну и что ты в нём нашла, глупая?

В отражении - растрёпанные волосы, припухшие от недосыпа глаза, тонкая майка, домашние штаны. Типичная Лея в своём сыром виде - без позы, без фильтров, без попыток понравиться.

В дверях послышались шаги.
Я сразу отпрянула от зеркала.

- Леееей? - позвал знакомый голос. - Ты дома?

Я вышла из комнаты и выглянула на лестницу.
- Мам, я здесь. - Голос получился тише, чем хотелось.

Мама, всё ещё в пальто, поднималась с сумкой из магазина.
- Ты чего такая? Кирилл не позвонил?

Я опустила глаза.
- Нет.

Она остановилась на пару ступенек.
- Может, у него свои дела?

- Да может, - пожала я плечами. - Мне вообще всё равно. Просто... странно как-то.

- Странно - это когда твой отец собирался «выйти на час» и пропал на шесть, - усмехнулась мама. - Так что не драматизируй, ладно? Позвонит. Или ты сама позвони, в чём проблема?

Я ничего не ответила. Просто кивнула.

Мама ушла в кухню, а я снова осталась наедине с собой.

Телефон мигнул.
Я вздрогнула, подскочила и схватила его.

Кирилл.

> «Привет. Прости, что не написал раньше. Вчера всё как-то вышло из-под контроля. Можно увидеться?»

Сердце подпрыгнуло.
Я прочитала сообщение трижды. А потом просто закрыла глаза и глубоко вдохнула.

- Вот и приехали, - прошептала я.

Я смотрела на сообщение, будто от него зависел выбор.
Может, так и было.
Слова мерцали на экране:

"Можно увидеться?"

Можно?..
А стоит ли?

Я печатала медленно, будто пальцы сомневались вместе со мной:

> «Где и когда?»

Не успела отправить, как снаружи хлопнула калитка, затем дверь... и в коридоре раздался радостный, звонкий лай.
Улыбка вырвалась сама собой.
Джек.
Значит, Марк вернулся.

Я встала и пошла в холл, остановившись у лестницы, чтобы увидеть:
Щенок с рыжевато-белыми пятнами носился по коридору, весело виляя хвостом и радостно тявкая, прыгая на Марка, будто не видел его вечность.
Марк, присев, гладил Джека и что-то шептал ему на ухо. Рядом стоял Тимур - оба в куртках, с заспанными лицами, но ржали как ни в чём не бывало.

- Джек, ты чего, не рад, что я вернулся? - усмехнулся Марк, почесывая щенка за ухом.

- Он рад, просто ты теперь пахнешь Костровыми, - вставила я с усмешкой, облокотившись о перила.

Марк фыркнул:

- Лучше пахнуть Костровыми, чем бомжевать на остановке.
Ты не представляешь, как вкусно они завтракают.

- Ага, - буркнул Тимур, закатывая глаза. - Только теперь Марк решил, что его блины - шедевр кулинарии. Кто-нибудь его остановите.

- Тебя, Костров, нужно остановить, пока ты опять не поджарил макароны, - подколол Марк.

Я усмехнулась, а потом - тише, только для Марка:

- Всё нормально?

Он кивнул.
- Разруливаем.

Я чуть кивнула, сжимая в руке телефон.
На экране - всё то же сообщение.
От Кирилла.
"Можно увидеться?"

Я не знала, что ответить. Только смотрела, как Джек продолжает виться вокруг брата, словно обнимая его всеми лапами сразу.

Марк первым поднялся по лестнице, Джек - за ним, как тень. Я осталась стоять у перил, делая вид, что читаю что-то в телефоне. На самом деле просто ждала, пока он поднимется ко мне.

Он появился на площадке, остановился рядом, прислонился плечом к стене.

- Ну, выкладывай, - сказал он, как только я краем глаза на него взглянула.

- О чём ты?

- Лея, ты зависла на экране, как будто он должен сам написать тебе ответ. Кирюша?

Я закатила глаза, спрятала телефон за спину.

- Не твое дело.

- Ну конечно. Просто я видел это лицо, когда ты смотрела на уведомление. Ты всегда так делала, когда не знала, простить или послать.

- Очень смешно, - проворчала я.

- Я серьёзно. Ты же понимаешь, что он не тот, кем кажется?

- Тимур уже достаточно мне прочитал лекций, - ответила я жёстко, но без злости.

Марк чуть склонил голову.

- Тимур... он просто боится за тебя. Мы оба боимся.

Я подняла на него взгляд:

- А ты? Ты веришь ему?

Он немного помолчал, а потом честно ответил:

- Я верю тебе. Если ты решишь, что Кирилл стоит этого - я отойду. Но если хоть на миг почувствуешь, что всё не так... Я рядом, ясно?

Сердце предательски ёкнуло. Я кивнула. Молча. А потом посмотрела на него, впервые за день с мягкой улыбкой:

- Спасибо, брат.

- Всегда пожалуйста, сестричка, - усмехнулся он. - А теперь иди вниз, я чувствую запах кофе.

- У нас нет кофе.

- Значит, Тимур спалил что-то на плите.

Мы оба рассмеялись. Джек тявкнул, будто поддакивая.

Отец зашёл в дом, стряхивая с ладоней пыль - видимо, что-то снова чинил в гараже. Куртка на нём была слегка запачкана, руки в мазуте, но в глазах светилось хорошее настроение.

- Привет, принцесса, - с теплотой сказал он, улыбаясь, как всегда, когда видел меня.

- Привет, - я оторвалась от телефона. - Марк дома.

- Да? - Он удивлённо вскинул бровь. - А я с утра думал, он опять у Костровых заночевал.

- Так и было, только вернулся недавно.

Отец кивнул, прошёл мимо в кухню, открыл холодильник и достал бутылку воды. Сделал пару глотков и, повернувшись ко мне, спросил:

- Где сейчас?

- Наверх поднимался. Джек сразу к нему бросился, скучал, видно.

Отец усмехнулся:

- Этот пёс к нему сильнее привязан, чем к миске с едой.

Я тоже улыбнулась, но краем глаза всё равно следила за экраном телефона.

- Мамы нет? - спросила я, стараясь говорить как бы между прочим.

- В салон поехала, потом хотела заскочить к бабушке. Сказала, к ужину будет. - Он снова отпил воды, потом глянул на меня чуть внимательнее. - Что-то не так?

- Всё нормально, - ответила я быстро, возможно, даже слишком. - Просто день какой-то... тягучий.

- Ага. Воскресенье. Оно и должно быть немного странным.

Он кивнул и пошёл переодеваться, но на прощание бросил через плечо:

- Если брат твой через десять минут не спустится - гони его на кухню. А то потом скажет, что «не знал, что время обедать».

Я кивнула:

- Окей, донесу.

Он ушёл, а я осталась одна в кухне. Телефон всё так же молчал. Кирилл не писал.

Я медленно развернулась и пошла к лестнице, на ходу проверяя телефон. Ответа от Кирилла всё ещё не было.
И почему-то в груди стало легче.

Я перечитала сообщение несколько раз.
"Давай в парке на нашем месте. И прости за вчера. Хотя этот Тимур тоже хорош, начал нести всякий бред."

Пальцы сжались на телефоне.
Вот он, стиль Кирилла - ни "как ты", ни "что случилось", а сразу: "прости, но ты видел, как себя вёл твой друг".
Виноват, но не до конца. Прав, но с оговорками. Типичный Кир.

Я долго не отвечала, просто сидела на краю кровати, по привычке поглаживая Джека, который уже свернулся у моих ног клубком. Щенок вздохнул, уткнувшись мордой в мои джинсы, и мне вдруг стало особенно ясно: я запуталась.

С одной стороны - Кирилл. Уютный, стабильный, сдержанный. Он нравится мне.
С другой - Тимур. Вечный шторм. Резкий, как удар током. И слишком близкий. Слишком небезразличный.

Я взяла телефон и ответила:

Я:
«Хорошо. Через час буду.»

Убрала телефон и, наконец, встала. Нужно привести себя в порядок - не потому что для него, а потому что я хочу посмотреть ему в глаза с ясной головой.

Посмотреть - и понять, куда меня снова тянет.

Я как раз застёгивала молнию на куртке, когда в дверном проёме появился папа. Судя по пятнам на рукавах, он все таки снова ушел в гараж вместо душа. Волосы чуть растрёпаны, на лице - лёгкий налёт скепсиса.

- Ты куда это? - спросил, прищурившись.

- Гулять, - ответила я максимально будничным тоном, как будто собиралась просто пройтись до магазина за хлебом.

Он скрестил руки на груди:

- С кем? А нет, погоди... Опять Кирилл?

Я закатила глаза:

- Пап...

- Ну что «пап»? - он сделал шаг ближе. - Я сразу говорил - не нравится он мне. Слишком уж гладкий. Слишком правильный.

- Зато он мне нравится, - тихо, но с нажимом проговорила я. - И вообще, я уже большая.

Он вздохнул, явно подавив желание вставить ещё пару фраз.

- Будь осторожна, принцесса, - голос стал мягче. - И, прошу, будь на связи. Мы не хотим снова искать тебя по всему району, как в прошлый раз.

Я кивнула, сжав ремешок сумки в ладони:

- Обещаю. Вернусь не поздно.

Папа слегка улыбнулся, поцеловал в макушку:

- Хорошо. Но если что - сразу звони.

Я вышла на крыльцо, ощущая на спине его взгляд, пока не закрыла за собой дверь. В груди было странное смешение: лёгкое волнение, напряжение и... упрямая решимость.

Парк ждал. И Кирилл тоже. Асфальт под ногами был сухим, осенние листья тихо шуршали при каждом шаге. Я шла быстро, но не потому что опаздывала - просто не хотела останавливаться. Не хотела думать. Потому что если начну - сразу начну сомневаться.

Кирилл написал «Прости за вчера», а в голове всё ещё звучал голос Тимура. Его злость. Его взгляд.

«Он начал нести всякий бред», - написал Кирилл.

Но ведь Тимур редко несёт бред. Он может вспылить, может перегнуть, но врать? Тимур не такой. Особенно со мной.

Я остановилась на секунду, вдохнула поглубже. Пальцы сжали ремешок сумки. Всё, хватит. Сегодня я хочу услышать Кирилла. Глаза в глаза. Без сообщений, без ссор через других. Я заслуживаю ответы.

Парк встретил меня знакомой тишиной. Наше место - старая деревянная скамейка возле пруда - было пустым. Кирилл уже ждал, стоя рядом, опершись о спинку. Когда он увидел меня - выпрямился, руки засунул в карманы джинс. Ветер тронул его волосы.

- Привет, - сказал он. Голос чуть тише обычного. Без улыбки.

Я кивнула, подошла ближе. Пара секунд молчания. И наконец:

- Ну и что ты хотел сказать?

Он посмотрел мне прямо в глаза.

- Что был неправ. Что не должен был бросать тебя там одну. Что не ожидал этого идиотизма от Тимура, но повёл себя не лучше.

Я вскинула бровь:

- Тимур просто сказал, что ты не тот, за кого себя выдаёшь.

- Он просто тебя ревнует, Лея. Это видно даже слепому. Он влюблён в тебя, как мальчишка, а я... Я просто оказался не в том месте, не в то время. Вот и всё.

Я молчала. Потому что слова звучали правильно. Но внутри будто скребло. Что-то не клеилось.

- Значит, ты думаешь, это только ревность?

- А ты думаешь, он просто так вмазал мне в клубе? Это нормально, по-твоему?

Я отвернулась на секунду. Смотрела на воду. Дышала. Думала.

Он подошёл ближе, обошёл скамейку, опустился рядом. Коснулся моей руки:

- Я не хочу тебя терять, Лея.

Мои пальцы чуть дрогнули. Но я пока ничего не ответила.

- Неделя, - выдала я, глядя прямо на него.

Кирилл нахмурился, прищурился, как будто не понял.

- Чего неделя?

Я медленно вздохнула, перекинула ногу через ногу и ответила:

- Подписка. На верность. Неделя. Пробный период.

Он моргнул, всё ещё не веря, что я это всерьёз. А я была вполне серьёзна.

- Я пользуюсь этим пробным периодом, - продолжила я, чуть склонив голову, - и если всё, что говорил Тимур, окажется ложью... я продлю подписку. А если нет - удалю. Навсегда. Из своей жизни.

Он медленно выпрямился, поджал губы.

- Кого? - спросил тише.

Я посмотрела на него долго, почти с грустью.

- Тебя.

Секунду мы просто смотрели друг на друга. Он будто не ожидал, что я могу так - спокойно, прямо, без истерики. Но мне не хотелось кричать. Я просто устала.

Он сглотнул, будто собирался что-то возразить, но так и не нашёл слов. Я встала, поправила куртку.

- И да, если вдруг решишь, что меня можно обмануть - даже в пробный период - возврата не будет.

Я развернулась и пошла прочь. Ветер тронул мои волосы, осень снова зашуршала под ногами, а внутри было... не холодно.

Было ровно.

- Лея, подожди! - его голос настиг меня за спиной, но я сначала не остановилась. Не потому что злилась - я просто боялась, что если остановлюсь, дрогну.

Он догнал меня в два шага, схватил за руку, не сильно, но достаточно, чтобы я остановилась.

- Я... - Кирилл выдохнул. - Я не хочу, чтобы ты так уходила.

- А как, Кирилл? - я обернулась к нему. - С фанфарами? Или с отложенным уведомлением «возможно, это была ошибка»?

Он закрыл глаза на секунду, как будто собирался с мыслями.

- Да, я облажался. Может, не один раз. Но я не вру тебе. Ни тогда, ни сейчас. И то, что сказал Тимур...

- Тимур не идиот, Кир. Он не стал бы нести чушь просто так, - я качнула головой. - Тем более, когда дело касается меня.

- Он тебя контролирует.

- Он меня бережёт, - перебила я. - А ты всё ещё не ответил: если я дам тебе неделю, ты выдержишь?

Он вдруг осел - будто что-то в нём оттаяло, опустилось.

- Да, - сказал он. Просто. Без пафоса. - Если ты мне правда дашь шанс - я всё докажу. И не словами.

Я смотрела на него, на этого парня, с которым я и смеялась, и плакала, и ругалась. И не могла не чувствовать... что он пытается. Пусть по-своему, пусть неидеально, но по-настоящему.

- Хорошо, - сказала я тихо. - Неделя. С сегодняшнего дня.

Он кивнул, будто клятву принимал.

- Я провожу?

- Нет. Мне нужно подумать. Одной. - Я на секунду прикоснулась к его руке. - Но если ты правда хочешь доказать, начни не с цветов. А с честности.

Я развернулась, и на этот раз он не удерживал. Только проводил взглядом. А я шла домой, с лёгким гулом в груди и странным ощущением: будто впервые за долгое время сказала всё правильно.

Я толкнула калитку и вошла во двор. Осень была во всей красе - сухие листья шуршали под ногами, а в воздухе висел терпкий аромат костров и прелой листвы. Джек, рыжевато-белый стафф, тут же подлетел ко мне, виляя хвостом и потявкивая, как будто я возвращалась не после прогулки, а как минимум из армии.

- Привет, зверь, - улыбнулась я, присаживаясь, чтобы потрепать его за ушами. - Ты же с Марком уже гулял утром, чего такой радостный?

Он всё равно был счастлив до невозможности - такой уж у него характер: любить сильно и сразу.

В доме было уютно и тепло, пахло кофе и чем-то сладким. Мама, похоже, пекла вафли. Папа сидел за столом с планшетом и чашкой, встретил меня спокойным взглядом.

- Вернулась, - отметил он, не спрашивая.

- Ага, - я стянула куртку и сунула её на вешалку. - Прохладно уже. Настоящая осень.

–Все таки Кириллом гуляла?

- Угу. Разговаривали.

Он поставил чашку на блюдце.
- И что ты решила?

Я поджала губы, но потом всё-таки сказала:
- У него неделя. Пробный период. А дальше - как пойдет.

Папа слегка кивнул, будто ожидал именно этого.
- Главное - не теряй голову. Слушай себя. И не бойся ставить точку, если поймешь, что человек не твой.

Я кивнула в ответ, взяла яблоко с фруктовницы и уже собиралась подниматься, как он добавил:

- И скажи Марку, что я не против его ночёвок у Костровых, но пусть хотя бы не маскируется под «остался у Тимура». Мы же не идиоты, в конце концов.

Я усмехнулась.
- Пап, он и так каждый день с Джеком гуляет, вафли ест и чай вам наливает. Он уже почти прописан у Костровых и у нас одновременно.

- Вот и пусть официально прописывается, - пробурчал он добродушно.

С этим я ушла наверх, ощущая странное тепло - как будто, несмотря на всю эту кашу в голове и сердце, дома меня всё равно любят и понимают.

Я только заносила ногу на следующую ступень, когда снизу послышались знакомые шаги. Через секунду из прихожей вынырнул Марк - в худи, с растрепанными волосами, пёс Джек весело семенил следом, виляя хвостом.

- О, барышня вернулась, - сказал он, приподнимая бровь.

Я кивнула коротко, бросив взгляд на него.

- Ты давно дома?

- С полчаса, может. Джек, как всегда, решил, что каждая лужа - его личный бассейн.

Щенок в этот момент тявкнул, будто подтверждая слова. Я даже невольно улыбнулась.

Марк всмотрелся в меня, прищурившись. Ну конечно. Брат. Он всё считывает, стоит мне только моргнуть не в том ритме.

- Лея, всё в порядке?

- Всё нормально, - отрезала я, начиная подниматься дальше.

- С Кириллом виделась?

Я остановилась на ступеньке, не оборачиваясь:

- Это что, допрос?

- Просто спросил.

- Ну да. Виделась. По моей инициативе, если ты вдруг переживал, - я повернулась через плечо. - Я дала ему неделю. Пробную подписку.

Он медленно кивнул, усмехнулся.

- Ты и в любви как в стриминге, да?

- Всё по правилам, Барсов, - фыркнула я. - Не понравится - удалю. Без сожалений.

- Звучишь как человек, который уже заранее знает, что удалит.

Я не ответила. Просто пошла наверх. А он остался внизу, возясь с Джеком и, скорее всего, уже строя план, как выудить из меня больше деталей.

Пусть пока не выуживает. Мне надо самой понять, что я вообще чувствую.
Я дошла до своей комнаты, закрыла дверь и только собиралась скинуть куртку, как экран телефона засветился - Алина.

Я вздохнула и смахнула пальцем по экрану:

- Да?

- Ты где? - голос у Алины был настороженный, но при этом слишком спокойный, чтобы это была просто болтовня. - Всё нормально?

- Да, уже дома.

- Кирилл?

- Угу. Виделись.

На том конце повисла пауза. Я слышала, как она выдыхает, будто собиралась с мыслями.

- И что? - наконец спросила она. - Он объяснился?

- Объяснился. Сказал, что Тимур нес чушь. Назначил встречу в парке. Вел себя спокойно. Даже мягко, знаешь... - я подошла к окну, глядя, как Джек бегает по двору. - Я дала ему неделю.

- Неделю? - Алина явно приподняла бровь. - В смысле?

- Типа пробного периода. Слежу за поведением. Если что-то будет не так - всё, конец, без возвращения.

Она рассмеялась - не в насмешку, а с каким-то лёгким одобрением.

- Обожаю, как ты всё превращаешь в стратегию.

- Так безопаснее.

- Да, но не всегда помогает. Особенно с такими, как Кирилл... - её голос стал тише. - Лея, ты уверена, что он тебе нужен?

Я молчала.

- Ты ведь знаешь, что если он снова хоть пальцем, хоть словом... я первая его пришью. Даже до Тимура, - добавила она.

Я улыбнулась, хоть и устало:

- Знаю. Но пока я хочу попробовать. Хотя бы для себя.

- Я к тебе позже загляну, ок? - сказала Алина на другом конце.

Я хмыкнула, прислонившись плечом к стене:
- Ко мне или к моему брату?

Пауза. А потом в трубке раздалось сдержанное, но предельно выразительное:
- Ой, Барсова, иди в пень.

Я рассмеялась:
- Прямо сейчас или через пару минут?

- Через пару минут. Я культурная, сначала тапки надену.

- Какой ты человечный гость. В отличие от твоего парня, который по утрам как тень скользит из моей комнаты в вашу ванную.

- Барсова! - взвизгнула она, и я почти видела, как она кидает подушку в стену. - Молчи, а то я вообще к вам не приду!

- Ладно-ладно, молчу, - я хихикнула и швырнула телефон на кровать, - но ты же придёшь?

- Посмотрим... если успею соблазнить твоего брата, может, и загляну.

- Ненормальная.

- Взаимно.

И на этой высокой ноте связь оборвалась.
Я осталась стоять в комнате, прислушиваясь к спокойствию дома. Джек где-то внизу гавкнул, послышались шаги.
А внутри всё ещё дрожала тонкая ниточка надежды: неделя - и всё встанет на свои места. Или окончательно разрушится.

Я доела последний кусочек тоста и убрала кружку в раковину. Джек тут же подбежал, заглядывая мне под ноги, как будто я могла уронить что-то ещё вкусное.

- Не сегодня, приятель, - сказала я и потрепала его по боку. - Хотя если бы ты разговаривал, я бы выслушала всё, что думаешь про моего «пробного» парня.

Снизу послышался знакомый сигнал электронного замка. Я даже не обернулась - кто ещё это может быть, кроме Костровой собственной персоной?

- Заходи, дверь открыта! - крикнула я, чуть громче, чем следовало. Джек залаял один раз - чисто для порядка - и побежал встречать.

Алина вошла, как всегда на расслабленном вайбе: волосы собраны в небрежный хвост, на лице лёгкая усталость, но глаза светятся. Чёрная кожанка, белая футболка, джинсы и кеды. В руках - что-то, завернутое в бумагу из пекарни.

- Угадала с булочками? - спросила она и, не дожидаясь ответа, уже шла на кухню. - Я знаю, вы с братцем вечно забываете, что в доме есть хлеб.

- Мы не забываем, мы игнорируем, - отозвалась я, сев обратно за стол. - Потому что если и есть углеводы, то только под булочку с корицей.

- Вот и отлично. - Алина поставила пакет на стол и заглянула в холодильник. - Где ваш апельсиновый сок? Без него это преступление.

- Вон там, за молоком. Не перепутай, а то Марк вчера пытался налить хлопья с апельсиновым.

- Барсов классик, - усмехнулась она и налила себе стакан.

Я на секунду замолчала, наблюдая за ней. Потом всё-таки выдохнула:

- Ты ему хоть иногда говоришь, что любишь?

Алина остановилась, обернулась и чуть склонила голову.

- Чаще, чем он успевает моргнуть. А ты?

- Что?

- Кириллу говоришь?

Я отвела взгляд.

- Не знаю. После вчерашнего - вообще ничего не знаю. - Я закусила губу. - И да, я ему дала "неделю подписки", но... черт, я не уверена, что это не обман и что я не окажусь той самой, кого снова обманули.

Алина подошла ближе, обняла меня за плечи.

- Если окажешься - я буду рядом. И Марк будет. И Тим, даже если сейчас психует.

Я кивнула, прижавшись к ней щекой.

- Спасибо, Кострова. Даже булочек не надо.

- Ещё чего, - хмыкнула она. - Я ради них и пришла, давай не будем врать друг другу.

Мы рассмеялись. И на пару минут стало действительно легче.

Алина скинув куртку на спинку стула, уселась с ногами на него, потянулась к планшету и, сделав глоток из чашки, сказала:

- Вчера чисто ради угара залезла в мамин старый плейлист на винтажном аккаунте. Ты не поверишь, что я там нашла.

- Ну давай, удиви. Опять «Тату» или «МакSим»? - лениво отозвалась я, прокручивая ленту на телефоне.

Алина фыркнула:

- Почти. - Она тыкнула в экран, и из динамиков заиграли знакомые ноты.

- Нет... ты прикалываешься... BTS?! - я чуть не уронила телефон.

- Fake Love, 2018 года. Классика по версии наших мам. - Алина хмыкнула. - У неё там ещё Dynamite, Spring Day, и какой-то ремикс с Джастином Бибером. Я в лёгком культурном шоке, Барсова.

- Я в коме, - выдохнула я. - Представляешь? Наша мама, в розовом худи и слезами на щеках под корейские баллады...

- Ну, не знаю, не знаю... Судя по датам добавления, ей лет шестнадцать было, когда она это слушала. Так что... всё сходится.

Я прикрыла лицо ладонью:

- Господи, мы дети поколения кей-попа. Это что, у нас в ДНК?

- Слушай, вот сейчас не иронизируй. Я с утра слушала - и знаешь, блин, цепляет! Особенно в акустике.

Я посмотрела на неё с подозрением:

- Ты подсела.

- Возможно.

- Тимур бы сейчас сказал, что это причина всех наших проблем, - буркнула я. - Травма из поколения в поколение: мама - BTS, дочка - драматичный треугольник с двумя идиотами.

Алина прыснула со смеху:

- Я запишу это как цитату дня.

- Вы где откопали этого динозавра? - услышали мы голос мамы с порога кухни.

Мы с Алиной одновременно обернулись. Мама - Полина - стояла в дверях с чашкой кофе, приподняв бровь, когда из динамика снова заиграла Fake Love BTS.

Алина ухмыльнулась:

- В плейлисте у моей мамы, представляете?

Мама чуть фыркнула, подходя ближе:

- Ничего себе... Диля до сих пор хранит этот плейлист?

- Видимо, да, - кивнула Алина, - я просто листала из любопытства, а там - BTS, The Weeknd и даже Doja Cat. Впечатляет.

Мама уселась на край стола, сделала глоток кофе и, будто погрузившись в воспоминания, улыбнулась:

- А ведь мы с Дилей в те годы были помешаны на всём этом. Только вот, в отличие от неё, я ещё и рэп слушала. Твой отец, кстати, терпеть не мог BTS. Он у меня весь такой пацан - Lil Peep, Скриптонит, old school русский рэп. Всё, что с гитарой и автотюном.

Я рассмеялась:

- Тот самый папин "мужской плейлист"?

- Именно он, - кивнула мама. - Я как-то включила Spring Day, так он сказал: "Полин, ты чего, у тебя депрессия?" - и переключил на «Я больше не напишу» Пипа.

Алина захихикала:

- Ого, тогда вы с дядей Димой прям противоположности.

- Может, поэтому и сработало, - пожала плечами мама. - Я BTS, он "пацанский реп", а вместе влюбились под Земфиру. И как теперь это объяснишь?

- Магия 2022 года, - усмехнулась я.

- Ага. А теперь, спустя двадцать лет, вы нам приносите это всё обратно. Цикл замкнулся.

Алина весело ткнула меня в бок:

- Ладно, Барсова. Теперь я точно знаю, под что мы устроим вечер караоке - Fake Love, Save That Shit и Плачу на техно. Три поколения, одна кухня.

- Только не забудь предупредить отца, - сказала мама, поднимаясь. - А то у него и так инфаркт был, когда ты включила Ариану Гранде. Не выдержит.

Мы с мамой смеёмся, и тут на кухню, наконец, заходит папа. С влажными после душа волосами, в серой футболке и шортах, с чуть подрагивающей бровью - явно слышал музыку ещё на лестнице.

Он подходит к маме, обнимает её за талию и ворчит:

- Чего я там не выдержу?

Мама оборачивается с едва сдерживаемой усмешкой:

- Того, что твоя дочь и Алина устраивают воскресный концерт прямо на кухне. С BTS и прочими прелестями 20-х годов.

Папа косится на нас:

- А, ну если с Алинкой... тогда понятно. Вы сговорились.

- Дядя Дима, не обижайтесь, - тянет Алина, - это культурное воспитание. Мы повышаем ваше чувство вкуса.

- Я не обижаюсь, - фыркает он, направляясь к кофемашине, - просто хотел напомнить, что раньше тут слушали Линкин Парк, а не вот это вот ваше «фэйк лав-фэйк лав».

Я фыркаю в кружку:

- Ну прости, не все родились с гитарой в зубах.

- Ага, а теперь у всех автотюн в ушах, - бурчит он.

- Винтаж, говоришь? - хохочу.

- Я не старый! - почти восклицает он, но губы предательски скривлены в улыбке. - Я - классика.

Мама смеётся и гладит его по плечу:

- Классика ты моя. Выпей кофе, пока не остыл, а то устроишь нам тут панк-революцию.

Он бурчит что-то неразборчивое, но в глазах у него мягко. Это и есть наш обычный барсовский дом. Громкий, немного странный, но до безумия родной.

Кухня гудела разговорами, как улей. Мама что-то тихо обсуждала с папой, он кивал, попивая чай и лениво листая ленту новостей на планшете. Алина развалилась на стуле, перекинув одну ногу на другую, всё ещё в Марковой футболке, и ковырялась в круассане.

Всё было почти по-домашнему, если бы не одно «почти».

На лестнице послышались шаги, и через пару секунд в кухню вошёл Марк. Вид у него был как будто его только что телепортировали обратно из параллельной вселенной: волосы растрёпаны, телефон в руке, взгляд в экран, носки разные.

- О, проснулся, - протянула я, глядя на него поверх кружки.

- Он не спал, - хмыкнула Алина, будто случайно, и папа одарил её взглядом в духе «осторожнее с деталями, племянница».

Марк, не глядя, прошёл к раковине и налил себе воды. Я заметила, как его пальцы нервно сжимают стекло.

- Ему Тим писал, - заметила Алина, как будто вбросила гранату.

Папа вскинул бровь:

- Что, опять проблемы?

Марк только кивнул, наконец отрываясь от телефона.

- Всё нормально, просто... он переживает. Я потом заеду, проверю его.

- Опять ты как его личный терапевт, - вздохнула я.

- Мы с ним с пелёнок вместе, - пожал он плечами. - Он бы за меня то же самое сделал.

- Это точно, - подтвердила мама, убирая со стола чайник. - Вы как старики уже. Вместе злились на жизнь, вместе же и миритесь.

Папа бросил взгляд на сына:

- Ты у него ночевал?

- Ага, - коротко. - Всё ок, просто разговорились до позднего.

Я скептически прищурилась. Ну да, «разговорились». Учитывая, что Тим вчера едва не устроил погром в клубе.

Папа вроде бы что-то хотел сказать, но махнул рукой, будто решив не лезть.

А я, глядя на Марка, который снова залип в переписку, вдруг поняла - он хоть и был здесь физически, мыслями всё ещё варился во вчерашнем.

И от этого становилось как-то... тяжело на душе.

- Диля мне с утра написала, - сказала мама, закатывая рукава и поглядывая на чайник, - говорит, Тим впервые напился. Никогда его таким не видела. Да ещё и костяшки на одной руке разбиты.

Я сделала вид, что впервые слышу. Хотя внутри уже всё давно перекрутилось. От шока, злости, обиды, и... разочарования? Сложно было понять.

Алина чуть напряглась, с ложкой, зависшей над кружкой. Папа оторвал взгляд от планшета и посмотрел на Марка так, что даже я бы начала оправдываться.

- Марк, - сказал он спокойно, но в голосе уже слышалась сталь. - Что произошло на том дне рождения?

Марк поперхнулся водой. Прямо натурально, захрипел, закашлялся, лицо покраснело. Я едва не фыркнула - по привычке, но сдержалась. Не до шуток.

- Осторожно, а то сейчас ещё Алина тебя похлопает по спине, - буркнула я всё же, прикрываясь кружкой, как щитом.

Марк бросил на меня взгляд, полный негодования, но, кажется, был даже благодарен - за сбитый фокус.

- Да ничего особенного, - наконец выдавил он, - Тим просто... ну, перебрал. Эмоции. День рождения, толпа, музыка, Кирилл...

Он осёкся. Вот оно. Имя выскользнуло само. Я чуть приподняла бровь - Алина заметила, но промолчала.

- «Эмоции» - это когда ты по пьяни поёшь в караоке, - тихо, но точно заметил папа. - А когда у человека разбиты костяшки, это уже больше похоже на драку.

- Или на удар, - пробормотала я и тут же отвернулась, будто сказала это в никуда.

Папа посмотрел на меня, но я уже сделала вид, что внимательно рассматриваю узор на своей чашке. Пусть думают, что просто ляпнула.

Мама качнула головой.

- Диля говорит, он как тень. Лежит у себя, не разговаривает. Говорит, что всё нормально, но видно же - ни черта не нормально.

Марк в этот момент опустил взгляд и тихо сказал:

- Он... сдерживал это. Долго. Кирилл - не тот, за кого себя выдаёт.

Я знала, что Марк всё понял. И знал больше, чем говорил. И защищал Тима, как всегда.

- Лучше, если он сам расскажет, - добавил Марк чуть тише. - Правда.

Папа посмотрел на него, потом на меня. Я знала этот взгляд - не давящий, но пронизывающий. И всё равно решила не встревать. Пока что.

Но внутри... внутри я уже понимала: этот день рождения всё перевернул. И просто «удар» в челюсть - это верхушка. Что-то глубже. Темнее. И очень, очень личное.

Комната казалась особенно тихой, хотя за окном кто-то косил газон, и в соседней комнате что-то уронил Марк. Алина лежала на кровати, раскинув руки, как морская звезда, и лениво тыкала в экран телефона.

Я сидела у окна, щекой прислонившись к подоконнику. В голове - месиво. И всё, чего мне хотелось на самом деле - это понять, черт побери, зачем Тим так сорвался. Почему он повёл себя именно так. Просто... честно, без этих всех «не твоё дело» и «всё под контролем».

Я взяла телефон, глянула на пустой экран и вздохнула. Потом ещё раз. И ещё.

- Пиши, - не глядя, сказала Алина. - Я же вижу, как тебя корёжит. Всё равно ведь не успокоишься.

- Я не корёжусь, - пробормотала я.
- Конечно. А телефон у тебя в руках потому что ты мемы с котами листаешь?

Я фыркнула.
- Вообще-то могла бы. Коты - это терапия. А не...

- ...не Тимур, - закончила она с усмешкой.

Я закатила глаза, но всё-таки разблокировала экран. Палец завис над клавиатурой. Сердце глухо бухало в груди. И всё-таки я написала:

«Ты... как?»

Минуту смотрела на отправленное. Потом добавила:

«Я не оправдываю. Просто хочу понять.»

- Ну хоть не «ты мне друг или не друг», - прокомментировала Алина. - Уже прогресс.

Я хмыкнула.
- Спасибо за поддержку, Кострова.

Она перевернулась на бок и мягко улыбнулась.

- Всегда пожалуйста, Барсова.

Мы замолчали. Ответа от Тимура пока не было. Но мне стало хоть чуть-чуть легче. Я наконец сделала первый шаг. И в глубине души надеялась - он поймёт. И ответит.

Я уставилась на экран. Три синие галочки. Значит, прочитал. А через секунду влетело сообщение от него:

Тим:
«Что, Кирюша не оправдал надежд, раз ты мне написала?»

Моё сердце мгновенно сжалось.
Больно. Ясно, метко. Как он умеет.

Я набрала текст, стерла. Потом снова.

Наконец написала:

Я:
«Я всего лишь пытаюсь быть вежливой.»

Ответ пришёл сразу:

Тим:
«Не поздновато?»

Я стиснула зубы.
Вот зачем он так? Почему снова этот укол, когда я просто... Просто хотела знать, как он.

Рядом Алина уже не смеялась. Просто тихо лежала и смотрела на меня, будто чувствовала, как внутри всё дрожит.

Я медленно напечатала:

Я:
«Ты хочешь ссориться или хочешь, чтобы между нами вообще больше ничего не было?»

Отправила. Убрала телефон. И впервые за всё это время - почувствовала, как предательски влажнеют глаза.
Тимур был моим. Не как у Алины с Марком. По-другому. Но он был. Всегда. А сейчас - просто остался в сообщениях.

- Ты не виновата, - сказала Алина тихо, будто читая мои мысли.

Я только кивнула.
Но внутри что-то уже начинало ломаться.

- Всё-таки я была права, - пробормотала я, уставившись в экран. - Ты эгоист.

- Опять пишешь ему? - Алина лежала поперёк кровати, листая телефон вверх ногами. - Ты уверена, что оно тебе надо?

- Я просто... - я не договорила, потому что экран мигнул.

«Вау, повторяешься, Барсова.»

Я закатила глаза.

- Видишь? - бросила я Алине. - Вот за это я его и ненавижу. Вечно с этой своей саркастичной бронёй. Как будто всё с него как с гуся вода.

- Ну... он хотя бы честный. По-своему. - Алина зевнула и перевернулась на живот. - Дальше что?

Я хотела сказать, что, наверное, всё - но пришло новое сообщение:

«Ты счастлива с ним?»

Мир будто остановился на пару секунд. Я чувствовала, как Алина тоже замерла. Мы обе молчали.

- Что он сказал? - осторожно спросила она.

- Спроси саму себя, Тимур, что ты вообще хочешь услышать? - пробормотала я себе под нос, а вслух: - Он спросил, счастлива ли я с Кириллом.

- И?.. - Алина приподняла бровь.

Я резко напечатала:

«Да!»

Отправила.

На этот раз сердце ударилось о грудную клетку болезненней, чем в прошлый раз.

Ответ пришёл почти сразу:

«Тогда зачем мне пишешь? Мы же с тобой просто друзья.»

Я ощутила, как внутри всё медленно сжимается.

Сделала глубокий вдох и написала, стараясь держаться:

«А друзья не имеют права писать друг другу, как у них дела?»

Алина бросила взгляд через моё плечо. Сжала губы, но ничего не сказала.

Пауза длилась секунд двадцать.

«Ну явно не такому другу как я.»

Вот и всё.

- Я бы швырнула в него чем-нибудь тяжёлым, - мрачно выдала Алина. - Если бы он сейчас был в комнате.

Я отложила телефон на подушку и тихо сказала:

- А я бы, знаешь... просто хотела, чтобы всё было, как раньше. До того, как начался весь этот хаос. До Кирилла. До ревности. До вечной игры в «я всё равно не люблю».

Алина подтянулась ближе, обняла меня сбоку:

- Ты имеешь право скучать по тем временам. Но не обязана возвращаться туда, где больно.

Я кивнула, не в силах что-то ответить. Просто лежала, глядя в потолок.

День всё ещё продолжался, но внутри него как будто стало темнее.

Алина шумно выдохнула, откинулась на подушки и уставилась в потолок:

- Мой брат может и бывает таким придурком... но раз он так пишет, значит, ему действительно больно.

Я резко повернулась к ней:

- Из-за чего, а? - голос у меня дрогнул, я сама этого не ожидала. - Его грызёт совесть за то, что он без причины врезал Кириллу? Или за то, что ведёт себя как... как настоящий мудак? Потому что сейчас у меня ощущение, будто это он считает, что я предала его. Хотя если кто и предан - так это я. Это мне должно быть больно, Али.

Она молчала, внимательно смотрела на меня. Ни одной попытки перебить. Ни даже вздоха.

- Он будто ждал, что я ни с кем не буду. Никогда, - я уже говорила тише. - Что я буду просто рядом. Всегда. Без права на личную жизнь, без права на влюблённость. Без права на своё.

Алина медленно села, подтянула ноги под себя и наконец заговорила:

- Потому что он тоже не разобрался. В тебе, в себе, в этой дурацкой жизни. Он всю жизнь знал, что ты рядом. Он к этому привык. А потом появился Кирилл. Ты сместила фокус. А Тимур... Он не привык быть на втором плане. Особенно у тебя.

- Но я же не игрушка! - воскликнула я. - Я не должна застревать в «дружбе», если от неё мне только пусто.

Алина кивнула:

- Ты права. И не должна. Но пойми, ты для него - это целая глава жизни. Может, даже не глава, а вся первая половина книги. А ты взяла и начала новую.

Я прикрыла глаза. Горло будто сдавило. Почему в душе так противно и больно одновременно?

- Тогда пусть или вернётся и будет честен... или уйдёт совсем. Без полутонов. Без этих фраз в духе «мы же друзья». Я не выдержу ещё одну такую сцену, Али. Я просто не выдержу.

Она придвинулась ближе и обняла меня:

- Если не выдержишь - я буду рядом. И Марк. И даже Джек, если что, укусит кого надо.

Я усмехнулась сквозь влагу в глазах:

- Джек точно разберётся.

Мы сидели так несколько минут в молчании, пока снаружи не зазвучал лай.

- Кстати, твой брат же дома, - пробормотала Алина. - Если что, могу его отвлечь.

- Если он сунется с расспросами - отвлекай. Или подкупи его едой.

- Блин, Барсова, ты меня читаешь как открытую книгу.

Я слабо улыбнулась.

И всё же внутри что-то дрожало. Как будто всё только начиналось.

Алина с деловым видом вскинула брови и схватила пульт:

- Предлагаю сериал на Нетфликсе. Ты должна отвлечься.

Я закатила глаза, свернувшись калачиком в пледе:

- Мне не до Нетфликса.

- Хорошо, классика. Гарри Поттер?

- Ещё скажи Перси Джексон, и я тогда удалю тебя из друзей.

Алина с притворённой обидой прижала ладонь к груди:

- Очень смешно. Значит, волшебников нельзя... Хм. А что насчёт Очень странных дел?

Я задумалась. Это уже звучало не так плохо... но решила дожать:

- В таком случае... Гравити Фолз.

Алина театрально всплеснула руками:

- Барсова, ты моя душа! Как я сразу не предложила близнецов и магию на стероидах?

Она ловко щёлкнула кнопкой пульта, и через пару секунд на экране загорелась заставка. Мелодия детства, каникул, полного отрыва и... спокойствия.

Я выдохнула и, не глядя, кивнула:

- Вот это я понимаю - терапия.

- Гравитационная, - подмигнула Алина, устраиваясь рядом со мной, и закинула на нас плед. - Ну что, Барсова, держись. Сейчас будет конспирология, юмор и моральные травмы.

- Ммм... и идеальный голос Стэна Пайнса, - добавила я.

- Факты.

На экране заиграла первая сцена, и я впервые за долгое время почувствовала, как мыслей в голове стало чуть меньше.

Чуть. Но хоть что-то.

Мы с Алиной решили сделать перерыв и спустились вниз, Алина - босиком, с растрёпанными волосами и всё той же подушечной усталостью в глазах. Я - с телефоном в руке, где всё ещё висела ненаписанная половина сообщения Тимуру.

На кухне, как обычно, уже что-то происходило: мама колдовала у плиты, папа что-то читал на экране планшета, а Марк сидел на подоконнике, закинув одну ногу на другую, и то ли пил кофе, то ли делал вид.

- Вот и звёзды подъехали, - фыркнул он, заметив нас. - Долго вы там сериал спасали?

- Между прочим, у нас был тяжёлый выбор, - хмыкнула я. - Очень тяжёлый. Почти как у тебя между «быть братом» и «пялиться в телефон».

- Я в медитации , - усмехнулся он, но глаза всё-таки оторвал от экрана. - Тим так и не писал.

- Я тоже ему не писала, - пробормотала я, хотя это было ложью. И Марк это понял, я видела.

Мама поставила на стол свежие булочки с корицей, повернулась к нам:

- Алина, оставайся на ужин, если не торопишься.

- Спасибо, тётя Полина, с удовольствием, - улыбнулась Алина и тут же схватила булочку. - Ваша выпечка - лучший антидепрессант.

- Это потому что в ней любовь, - отозвалась мама, убирая с плиты чайник. - И немножко сахара побольше, чем надо. Но об этом мы никому не расскажем.

Мы с Алинкой переглянулись и впервые за весь день улыбнулись искренне. Пусть не всё ясно между мной и Тимом. Пусть Марк всё ещё чего-то не договаривает. Но хотя бы на этих пару часов - всё нормально.

И пусть. Я как раз наливала себе чай, когда Алина прошла мимо меня и остановилась рядом с Марком. Он, как всегда, сидел на своём «троне» - на подоконнике, уткнувшись в телефон. Увидев её, он тут же соскочил вниз, как будто и не притворялся только что самым занятым человеком в доме.

Алина подошла ближе, чуть подняла голову - и в этот момент он склонился и мягко поцеловал её в висок. Не пафосно, не показушно, а как-то... по-домашнему. Буднично. Тепло.

И это бесило.

- Ну, ещё бы вы не наладились, - пробормотала я себе под нос и фыркнула. - Надо же, утро вместе, обед вместе, теперь и к подоконнику вместе...

Алина бросила на меня взгляд поверх плеча, заметив, что я наблюдаю.

- Знаешь, Барсова, зависть - не твоё. У тебя лицо скукоживается, - усмехнулась она.

- Это не зависть. Это недоверие к излишней приторности, - отозвалась я, отпивая чай. - Особенно на голодный желудок.

- Ты же только что съела две булочки, - вставила мама, даже не оборачиваясь от раковины.

- Не аргумент, мам. Булочки идут в отдельный желудок.

Марк засмеялся, прислонившись к стене рядом с Алинкой, и, черт возьми, он выглядел... счастливым. И спокойным. Как будто всё вокруг просто не важно. Только она. Только этот момент.

А я снова уткнулась в чай. Потому что как бы громко я ни пыталась изображать циничность - внутри всё равно ныло.

И нет, дело не в них.

Дело в том, что у меня, кажется, всё гораздо менее определённо.

И от этого было паршиво.

- Марк, - мама повернулась от раковины, вытирая руки полотенцем, - я вот смотрю на вас с Алиной и всё-таки не понимаю... как вы сошлись-то у нас? Вы же в детстве друг друга на дух не переносили.

- Мам... - протянул Марк с таким выражением, будто вот-вот закатит глаза. - Не начинай.

- Нет, правда! - уже со смехом встрял папа, ставя кружку на стол. - Я помню, особенно когда Марку было лет восемь... Они с Алинкой поругались из-за какой-то мягкой игрушки. Что это было? Заяц?

- Это был медведь, - сквозь смех поправила Алина, присаживаясь за стол. - И он был МОЙ!

- Да конечно, - Марк криво усмехнулся. - Он валялся у вас во дворе, а я просто его подобрал.

- Подобрал - и утащил, не спросив! - с нажимом парировала Алина. - А потом порвал ухо!

- Потому что ты за ним гналась и споткнулась об меня! - начал оправдываться он, но уже с улыбкой. - Уронила прямо на землю. Медведь был жертвой.

Мама тихо смеялась, присаживаясь рядом с папой.

- А потом, помню, - сказала она, - Диля позвонила мне, вся на нервах, потому что Алина устроила трагедию века и отказалась есть, пока "вор-медведеубийца" не принесёт извинения.

- А я ведь реально принёс! - развёл руками Марк. - Нарисовал открытку и всё такое.

- "Прости за ухо. Больше не буду." - процитировала Алина, закатывая глаза, но при этом едва сдерживая смешок. - А под "не буду" ты, кстати, имел в виду что?

- Не буду рвать уши плюшевым мишкам. Ты же не уточняла! - ухмыльнулся он и хлопнул её по коленке под столом.

Я, наблюдая за всей этой сценой, не удержалась от саркастичного комментария:

- Ну да, лучшая прелюдия к великой любви - порванное ухо игрушки и десять лет взаимной антипатии.

Папа усмехнулся, обняв маму за плечи.

- Главное - чем заканчивается история, а не как начинается.

Марк и Алина переглянулись. Между ними проскочила та самая, почти незаметная искра.

И я снова почувствовала, как где-то внутри... защемило.

Я осталась наблюдать за этой милой сценой - родителями, Алиной и Марком, как будто я гость в собственном доме. Все смеялись, перекидывались шутками, а у меня в груди всё сжималось. Слишком тепло. Слишком по-семейному. И слишком напоминало то, чего не хватает.

- Марк, - мама покачала головой, - ты же теперь взрослый, а всё такой же задиристый. Алина, как ты с ним справляешься?

- Терплю, - театрально вздохнула она, пряча улыбку. - Иногда вот думаю - может, снова разругаться из-за игрушки, для ностальгии.

- Эй! - Марк подался вперёд. - Не трогай моего Мишку! Он пережил столько, сколько и ты, Кострова.

- Он пережил моё детство - это уже подвиг, - хмыкнула Алина, ковыряя вилкой в запеканке. - А потом я выросла. А Марк - нет.

- Зато я симпатичный, - спокойно отозвался он, - и с хорошими генами.

- И эго размером с этот дом, - я не выдержала и влезла с насмешкой.

- Ну не с улицу же, Барсова, мне его выносить. А ты, между прочим, мне ещё за вчерашний подъём в шесть утра должна, - он кивнул в мою сторону.

Я закатила глаза:

- Я тебя не будила. Это твой Джек решил, что ему срочно надо проверить, цел ли диван.

- Джек - мой компаньон, - Марк притворно надул щёки. - Он действует по ситуации.

- О, пошло оправдание по собачьей статье, - вставила Алина и сделала глоток кофе. - Я так понимаю, в этой семье у всех алиби уже заготовлены?

- Кроме меня, - вмешался папа. - Я всегда говорю правду. Просто заранее её формулирую, если что.

Мама прыснула со смеху:

- Конечно, Дим. Особенно, когда ты говорил, что не брал последний кусок торта. А потом мы нашли его в ящике с инструментами.

- Это была стратегическая мера, чтобы спасти десерт от вымирания, - серьёзно сказал папа. - И вообще, мне нравится, когда в доме так шумно.

Я посмотрела на родителей. На Алину. На Марка. И снова ощутила эту странную, чуть колючую теплоту. Мир не идеален. Но он наш.

- Что, Барсова, расчувствовалась? - тихо спросил Марк, наклоняясь ко мне. - Или просто хочешь ещё кофе?

- Сейчас урою, - буркнула я, но, кажется, улыбнулась. Чуть-чуть.

Папин телефон завибрировал на столе. Он бросил быстрый взгляд на экран, устало вздохнул и поднялся из-за стола.

- Один из сотрудников? - уточнила мама, уже понимая всё по выражению его лица.

- Угу. Что-то с клиентом в мастерской на Сейфуллина. Говорит, сам Лёха просил позвонить. Видимо, совсем завал, - пробормотал он, уже отвечая на звонок.

- Ты же сам говорил, что воскресенье - «нерабочий день», - напомнила я.

- Вот и хочу, чтобы обошлись без меня, принцесса. Но пока не научились, - криво усмехнулся он и, кивая, взял с полки куртку. - Если долго не вернусь - не ждите. Зайду к Лёхе по пути, похоже, у него опять пожар.

- Будь на связи, - сказала мама.

- Всегда, - отозвался он, уходя в коридор. Через пару секунд дверь мягко закрылась.

Алина потянулась за телефоном и, скосив на меня взгляд, прищурилась:

-Они когда-нибудь с моим отцом отдыхают?

Марк в этот момент появился в проёме кухни и фыркнул:

- Они? Отдыхать? Да они же друг без друга как Вин Дизель без «Семьи».

Папа, стоя уже в прихожей, услышав вопрос Алины, громко бросил:

- Кхм. После одного случая мы с твоим батей просто наверстываем упущенное.

Я приподняла бровь, резко обернувшись:

- Чего? Какого случая?

Ответа не последовало - хлопнула входная дверь.

Алина, прищурившись, сказала:

- Окей. Теперь я официально интригована.

- Добро пожаловать в клуб, - буркнула я и глянула на Марка. - А ты ничего не знаешь?

Марк только развёл руками:

- Неа. Но если бы знал - не рассказал бы. Слишком опасно, Барсова.

- Мам, а что тогда произошло? - спросила я тихо, когда за папой захлопнулась входная дверь.

Мама стояла у раковины, сжимая кружку обеими руками, будто она могла дать ей хоть какую-то опору. Несколько секунд в кухне царила тишина - ни шороха, ни звука. Только потом она медленно повернулась ко мне.

В её глазах было что-то... слишком большое, чтобы уместилось в слова. Что-то, что переживают и носят в себе всю жизнь.

- Лей, - тихо начала она, - это не история для вечернего чая. Но если ты спрашиваешь... я расскажу. Только обещай, что выслушаешь без «почему» и без «а что дальше было».

Я просто кивнула. Марк напротив замер. Алина молчала. Оба понимали, что сейчас будет нечто большее, чем просто рассказ.

Мама подошла к столу, села, не отпуская кружку из рук.

- Это было двадцать лет назад. Твоему отцу тогда было семнадцать. За день до его совершеннолетия ему позвонил отец - Владимир Сперанский - и потребовал немедленно приехать. Срочно. Без объяснений.

Она сделала паузу. Голос дрогнул.

- Дима уехал. Оставил меня у себя в квартире. Я даже выгуляла его собаку, позвонила Диларе, узнала, что она рассталась с Лёхой. Всё было... обычным. До тех пор, пока на улице я не встретила Сашу. Она была бледная, растерянная, и выдавила из себя: «Он погиб, Полина».

Мурашки пробежали по спине.

- Самолёт, на котором летела его семья, разбился. Все СМИ твердили одно и то же: «никто не выжил». На борту был Владимир, его жена, две дочери... и Дима. Я упала в обморок прямо на улице. Меня подхватил Игорь. Всё вокруг стало черно-белым.

- Но он ведь был там... - прошептала я. - Он действительно был на борту?

Мама кивнула.

- Был. И выжил. Как и вся его семья. Только всё это... было подстроено. Авиакатастрофа, документы, свидетельства - всё. Сперанские должны были исчезнуть. Это было связано с Владимиром. Он перешёл дорогу слишком влиятельным людям. Им грозила настоящая опасность. Единственный выход - смерть на бумаге. Полная.

Я почувствовала, как у меня сжались пальцы. Даже Алина перестала дышать.

- Я три года жила с мыслью, что он мёртв. Мыслью, что его больше нет. И за это время я сама умерла внутри. Я стала кем-то другим. Стала... как он. В мире гонок меня звали Рысью. Я превратилась в его тень. Всё, чтобы не забыть, чтобы выжить.

- А потом?

- А потом... - мама вдруг улыбнулась. - После одной из гонок меня окружили какие-то отморозки. Начали докапываться. И вдруг кто-то встал между нами. В капюшоне, незнакомый. Но я узнала голос. Узнала взгляд. Разные глаза - один карий, другой зелёный.

- Папа, - прошептала я.

Мама кивнула.

- Он не носил больше ту серьгу. Он был старше, строже, но всё ещё - мой. Он сам вышел на меня. Увидел, что я - Рысь. Что я... не сдалась. Он не мог больше прятаться. И мы начали всё сначала. Снова учились дышать. Жить. Быть вместе.

Я почувствовала, как защипало в глазах. Мама больше не выглядела сильной. Сейчас она просто была женщиной, которая однажды выжила без любви. Но потом - вернула её.

- И теперь он рядом, - прошептала я. - Навсегда?

- Да, - выдохнула мама. - Потому что любовь, которая прошла через смерть... уже не боится ничего.

Я смотрела на Марка, чувствуя, как внутри медленно поднимается злость, смешанная с разочарованием. Мама встала из за стола и вышла с кухни.

- Ты знал? - повторила я, тише, но куда острее.

Он вздохнул, отвёл взгляд, словно в моих глазах было слишком много вопросов.

- Не всё, - пробормотал он. - Только то, что рассказал мне отец. И то не просто так.

- Когда?

Он помедлил, потом поднял на меня глаза:

- После того, как ты привела Кирилла знакомиться. Когда он назвал свою фамилию.

Я замерла. Помню тот вечер - как сердце колотилось, как я волновалась, как папа вежливо, но сдержанно пожал руку Кириллу. А мама улыбнулась чуть медленнее, чем обычно. Тогда я подумала: просто смущение. Просто первый раз. А теперь...

- Мама тогда подумала, что это просто совпадение. Обычная фамилия. А папа... он сразу напрягся. Но ничего не сказал - не тебе, не ей, - продолжил Марк. - Уже потом, когда мы были вдвоём, он заговорил. Не сразу, сначала просто спросил: «Ты точно знаешь, кто такой этот Степанов?»

Я сглотнула.

- И ты?

- Я тогда тоже подумал, что просто имя. Но он... - Марк замолчал, будто проглатывал горькое воспоминание. - Он рассказал. Про Игоря. И про Сашу - отца Кирилла. Что когда-то, после той самой катастрофы, когда все думали, что отец погиб, он - Саша - настоял, чтобы Игорь удалил сообщение. От папы. Единственное. Он знал, что папа жив, Лея. И не сказал. Он стёр его из маминой жизни, как будто имел право.

Я медленно опустилась обратно на стул, будто мои ноги перестали слушаться. Горло пересохло.

- А мама?..

- Не знала. До тех пор, пока папа сам не вернулся. Он сам всё объяснил. Но... только ей. Нас с тобой тогда даже в проекте ещё не было. И он не хотел, чтобы это всплывало.

- А ты? Почему не рассказал мне тогда, когда я... - я замялась.

- Потому что это его история, Лей. Не моя. И... - Марк тихо вздохнул. - Я надеялся, что, может, Кирилл окажется другим. Может, он вообще не в курсе. Не повторит ошибок своего отца. Я хотел в это верить.

В комнате повисла глухая тишина. Даже Алина ничего не говорила, просто сидела, обхватив кружку обеими руками.

Я сжала губы. Ощущение предательства стало почти физическим. Не только за папу. За маму. За всех нас.

- Лея, - сказал Марк мягко. - Я правда не хотел, чтобы ты втянулась в это. Но теперь... теперь ты знаешь.

Я кивнула, медленно, будто приняла не просто слова, а груз, который теперь навсегда будет со мной.

Я не помню, как встала. Просто почувствовала, как стул скрипнул позади меня, а под босыми ступнями - прохладный ламинат. В груди стояла тяжесть, словно внутри сжался ком, и он не хотел отпускать.

- Лей, - позвала Алина, - ты куда?

- Мне надо подышать, - бросила я, почти не глядя. - Я... скоро.

Я вышла из кухни, прошла по коридору, накинула на плечи первую попавшуюся куртку и вышла через веранду.

Во дворе пахло прохладой и пыльной листвой. Закат только начинал окрашивать небо в нежные, тёплые тона. Я опустилась на ступеньки, обняв себя за плечи.

Три года. ТРИ года. Мама жила в этом, думая, что потеряла его. А кто-то знал. Кто-то мог всё изменить, но не сделал. Из страха? Из зависти? Или просто потому, что был трусом?

Я стиснула зубы. Саша. Отец Кирилла. Значит, всё не случайно. Ни боль в груди, когда я смотрю на Кирилла, ни тревога в глазах родителей. Всё это - не просто история из прошлого. Это - то, что никуда не делось.

- Ну привет, семейный скелет в шкафу, - прошептала я самой себе. - Здравствуй, правда, от которой не отвернуться.

Сзади послышались шаги - лёгкие, аккуратные. Я не оборачивалась, знала: это Алина. Она присела рядом, молча. Несколько секунд - тишина. Потом она осторожно спросила:

- Больно?

Я кивнула. Не нужно было объяснять, что именно. Просто - да.

- Если хочешь... можем взять велик и рвануть к озеру. Или поехать к старому кинотеатру, где нас с Марком выгоняли за попкорн на сиденьях.

Я чуть усмехнулась.

- Спасибо. Но мне нужно немного... просто здесь. Просто посидеть. Осознать, что у моей семьи был ад, о котором я даже не знала.

Алина кивнула. Тихо. Уважительно.

- Знаешь, - добавила она после паузы, - Я ведь тоже не знала, что происходит на самом деле. Только то что мой папа все три года думал, что действительно изменял маме, а потом оказалось это все злая шутка, они потеряли три года.

Я провела рукой по лицу. Мне нужно было время. И, кажется, разговор с папой. Настоящий. Без намёков. Без «ты ещё не готова».

И он будет. Но не сегодня.

Сегодня - я просто Лея Барсова. Девочка, которая только что узнала, что её отец однажды умер. А потом - вернулся. Несмотря ни на что.

Марк

С тех пор как мама рассказала всё Леe, я чувствовал, как в доме будто что-то изменилось. Стало... тише. Глубже. Словно стены тоже теперь знали, и шептались между собой, оборачиваясь тенями прошлого.

Я вышел на улицу. Джек уже ждал у калитки, вилял хвостом так, будто и сам пытался сбросить с нас всех этот груз. Я молча почесал его за ухом, нацепил поводок - и мы пошли. Без определённой цели.

В голове вертелись слова отца. Точнее, те, что он сказал тогда, вечером, после знакомства с Кириллом.

> «Фамилия у него... Степанов?»

> «Да. А что?»

> «Ничего... Просто давно не слышал.»

А потом - долгая пауза, взгляд куда-то в пол. Я тогда ничего не понял. Но спустя день он всё-таки заговорил.

Про Игоря. Про Сашу. Про СМС, которое никогда не дошло до мамы. Потому что один мужчина испугался, а второй приказал уничтожить доказательства.

- Иногда, Марк, - говорил он мне, глядя в окно, - мы думаем, что защищаем, когда на самом деле предаём.

Тогда я тоже почувствовал, будто пол в комнате стал холоднее. Будто мир немного покачнулся. И как только он всё это носил в себе?

Я посмотрел на Джека, который тянул меня к старой лавке у магазина. Улыбнулся краем губ.

- И что теперь делать, Джек? - пробормотал я. - Кирилл вроде нормальный парень... но если всё правда - как с этим жить?

Пёс рыкнул на проезжающий мопед, и я усмехнулся.

- Вот и я не знаю, - сказал я, - быть в семье, где смерть была не концом, а частью плана. Где любовь пряталась под чужим именем. Где папа однажды воскрес - а мы теперь живём, будто ничего не случилось.

Телефон в кармане завибрировал. Я достал его - Тимур.

"Где ты?"

"Гуляю. Дышу."

Ответ пришёл почти сразу:

"Я у тебя дома буду минут через двадцать. Есть разговор."

Я вздохнул. Конечно. Разговор. Тот самый.

Погладил Джека по загривку.

- Пошли, дружище. Похоже, вечер только начинается.

Тим стоял передо мной, сжав кулаки в карманах худи. В глазах - не просто злость. Упрямство. Уверенность. Боль.

- Я знаю, как вывести Кирюшу на чистую воду, - сказал он, глядя мимо меня.

- Ты про спор? - переспросил я, хмурясь.

Он кивнул.

- Да.

- И?.. - подтолкнул я.

Он взглянул прямо, коротко и резко:

- Значит так. Лея верит Кирюше. Думает, что я сморозил бред на эмоциях. Но я слышал, Марк. Слышал каждое слово, что Стас говорил своим дружкам. Это не совпадение. Он говорил про «спор», про «доказать, что можно даже её». Понял? «Даже её».

У меня внутри похолодело.

- И что ты предлагаешь?

Тим отвёл взгляд, будто собирался с духом. Потом выдохнул:

- Я поссорился с ней.

- Чего? - я чуть не взвыл. - Тим, ты серьёзно?

- Не специально. Но и не совсем случайно, - добавил он, пожав плечами. - Её сейчас всё раздражает, особенно я. Зато Кирилл, как настоящий «рыцарь», гладит по голове. Думаешь, долго он продержится, когда поймёт, что у неё есть доверие?

Я сжал зубы.

- Тим...

- Он сам признается, - перебил он. - Не сейчас, но рано или поздно. Особенно если я его немного подтолкну.

- Подтолкнёшь? Ты опять хочешь врезать? - устало спросил я.

Тимур усмехнулся, но взгляд у него остался холодным.

- Нет. В этот раз я бить не буду. В этот раз я просто устрою Стасу финал его карьеры. Он сам подставит Кирилла, даже не подозревая.

- Это всё звучит, как безумный план.

- Возможно. Но это шанс.

- Тим, а если Лея узнает?

Он молчал. Несколько секунд. А потом глухо выдал:

- Лучше пусть она ненавидит меня... чем окажется в лапах тех, кто играет в любовь ради ставки.

Я смотрел на него - и впервые понял, насколько он вырос. Насколько сильно переживает. Насколько глубоко задела его эта Лея.

- Ладно, брат, - кивнул я. - Что нужно делать?

- Что нужно делать? - повторил я, глядя на Тима.

Он на секунду прикрыл глаза, будто проигрывал всё в голове.

- Сегодня Стас будет на площадке у «старой арены». Они с пацанами обычно собираются там ближе к вечеру. Кирюша тоже подтянется. Надо просто, чтобы они не знали, что мы рядом.

- Ты хочешь, чтобы мы подслушали?

- Да. Только не просто так. - Тим сел на корточки и начал рисовать пальцем на пыльной плитке условную схему. - Мы с тобой будем за «вышкой». Помнишь, с той стороны всегда темнее и тише. У меня есть микрофон от старой GoPro, прикрутим - всё запишет. Главное, чтобы никто нас не спалил.

Я присвистнул:

- Ох ты ж... Операция «Разоблачение». А если не заговорит?

Тим взглянул на меня.

- Заговорит. Стас слишком любит болтать. Особенно когда уверен, что все вокруг - идиоты.

Я кивнул, ощущая, как адреналин начинает прокручиваться в груди.

- А Лея?

- Если всё сработает, она услышит запись сама. Или... мы покажем ей, если не поверит на слово.

Он выпрямился, смахнул пыль с ладоней.

- Мы обязаны это сделать, Марк.

- Знаю, брат. Я с тобой.

Мы с Тимом шли по улице молча. Ветер шуршал в листве, асфальт под ногами потрескивал - и всё будто дышало ожиданием. Он не стал докладывать подробности плана вслух - договорились пересечься чуть позже, когда он достанет нужную аппаратуру.

- Я заскочу позже, - бросил Тим, свернув к дому. - Поставлю микрофон на зарядку. Будь на связи.

- Окей. Главное, не спугни их раньше времени, Шерлок.

Он усмехнулся, качнул головой и исчез за воротами.

Я же подошёл к дому и толкнул калитку. Щенок Джек уже сидел на крыльце, будто охранял вход. Завидев меня, радостно залаял, и через секунду кто-то открыл дверь изнутри.

- О, гуляющий снова дома, - лениво прокомментировала Лея, опершись о косяк. - Мама сказала, что ты с Тимом куда-то умотал.

- Так... подышать, - пробормотал я, стягивая куртку. - Идеи нужно проветривать.

Она прищурилась, но ничего не сказала. Только проводила взглядом до кухни.

Там уже сидели мама и Алина. У обеих были чашки с кофе, и между ними играла какая-то тихая латиноамериканская музыка. Похоже, девочки решили устроить себе «вечер тепла», как они это называли.

- Вернулся? - бросила мама поверх кружки.

- Угу, - я глянул на Алину. Она уже знала. Тонко приподняла бровь - мол, ну что, идёт по плану?

Я чуть кивнул. Всё идёт.

- К ужину будете? - спросила мама.

- Я ещё выйду ненадолго, - ответил я. - По делу.

Лея фыркнула:

- Ты в последнее время как тень. То с Алиной, то с Тимуром, то в гараже...

- Не ревнуй, Барсова, - усмехнулся я, проходя мимо и хлопнув её по плечу. - Иди лучше музыку свою включай.

Она фыркнула в ответ, но беззлобно. Лея бросила что то вроде "Буду у себя" и ушла на второй этаж.

Мне оставалось только дождаться вечера. И надеяться, что Тим не передумает - и что Кирилл действительно раскроет себя.

Мама ушла, оставив чашку в раковине и бросив на нас многозначительный взгляд. Типа: «Не натворите глупостей, но если что - я вас предупреждала». Я проводил её взглядом, усмехнувшись краем губ, и повернулся к Алине.

Она сидела за столом, обхватив чашку обеими руками, будто грелась, хотя в доме было тепло. На щеке - мягкий румянец, волосы чуть растрёпаны, и, если честно, я бы мог смотреть на неё весь вечер.

- Ну, выкладывай, - сказала она, не глядя на меня, - что вы с Тимуром задумали?

- Ага, здравствуй, называется, - пробормотал я, подходя ближе и присаживаясь рядом. - И кто стучал по мне с утра за то, что не здороваюсь?

- Не отвлекайся. Я чувствую, как от тебя фонит заговором. Почти как от Леи, когда она пытается скрыть, что опять завалила зарядку по физике.

Я рассмеялся, а потом стал серьёзнее. Провёл ладонью по волосам и опёрся локтями о стол.

- Мы просто хотим... доказать Лее, что Кирилл не тот, за кого себя выдаёт.

- И как, простите, вы это сделаете? Вынесете его на чистую воду с помощью телепатии?

- Почти, - усмехнулся я. - Тим хочет поймать Стаса на болтовне. Тот и раньше не отличался интеллектом, а тут, видимо, совсем сдулся. Болтает всё подряд и не стесняется. Главное - чтобы рядом был микрофон.

- То есть вы будете шпионить? - она приподняла бровь. - А если Лея узнает?

- Пока она с Кириллом, я буду на подстраховке. Если вдруг её это ранит... я хотя бы скажу, что пытался её защитить.

Алина смотрела на меня внимательно. Долго. Потом кивнула, совсем тихо:

- Ты хороший брат, Марк. Хоть и с задержкой, но настоящий.

Я чуть наклонился к ней и улыбнулся:

- А ты замечаешь это только, когда я сижу в кухне и не удираю с Тимуром?

- Нет, - она фыркнула. - Когда ты не споришь со мной. То есть... раз в месяц.

Мы оба рассмеялись, и я, не думая, коснулся её щеки. Тёплая. Родная.

- Спасибо, что ты с нами, - сказал я тихо.

Она посмотрела на меня снизу вверх, чуть улыбнулась и прошептала:

- Я и не планирую уходить, Барсов.

Я всё ещё смотрел на неё. На то, как свет из окна ложится на её плечо. Как она закусывает губу, делая вид, что внимательно разглядывает кружку в руках. Но я-то её знал. Это не просто кружка. Это - отвлекающий манёвр.

- Ты так смотришь на меня, - сказала она, не поднимая глаз, - будто хочешь что-то спросить, но не решаешься.

- А если и хочу?

Она приподняла бровь, наконец глядя прямо на меня:

- Тогда спрашивай.

- Ты специально так тихо ходишь по утрам, чтобы не разбудить меня... или тебе просто лень надевать тапки?

Она фыркнула и ткнула меня пальцем в бок:

- Придурок. Я думала, ты сейчас скажешь что-то романтичное.

- А я думал, ты не любишь пафос, - улыбнулся я, облокотившись на спинку стула. - Хотя... знаешь, иногда ты ведёшь себя как ходячий троп из девчачьего ромкома.

- Это сейчас комплимент или угроза?

- Всё зависит от твоей реакции, - сказал я, чуть ближе наклоняясь к ней. - Например, если ты сейчас покраснеешь - это комплимент. Если снова ткнёшь меня - я знал, что зря начал.

- Значит, если я покраснею - ты победил?

- Конечно. Я же Барсов.

Она прикусила губу, но я заметил - щёки её всё же окрасились в лёгкий, тёплый румянец. А потом - бах! - она снова ткнула меня, но уже чуть нежнее, скорее касанием, чем ударом.

- Ну хорошо, - выдохнула она, - у нас ничья.

- Это ты так говоришь, потому что не хочешь признавать поражение, - поддел я её.

- Нет, это я так говорю, потому что слишком долго знаю тебя, чтобы поддаваться на твои ухмылки.

Мы снова переглянулись. И в этот момент я понял: если бы не было Леи, родителей, всей этой истории с Кириллом - я бы уже поцеловал её. Не из импульса. А потому что захотел бы быть ближе. Слишком долго мы ходим по кругу.

- Я всё равно тебя когда-нибудь смогу смутить, - сказал я, чуть тише.

- Удачи тебе в этом, Барсов. Ты не первый, кто пытается.

- Но я первый, кто так упорно идёт к цели.

Она рассмеялась, мягко, чуть приглушённо - как будто и сама не ожидала. И в этом смехе не было ни защиты, ни отстранённости. Только... тепло. Настоящее.

— Зеленоглазка, — выдохнул я, опираясь локтями о столешницу. — Ты вообще понимаешь, как сложно с тобой не флиртовать?

Алина, сидевшая на краю стола, в ответ только лениво улыбнулась и поправила прядь волос:

— Сложно? Ну так не флиртуй, Мурзик, кто тебя заставляет.

— Ты, — сразу выдал я. — Ты и твои зелёные глазищи, которые смотрят на меня, как будто знают что-то, чего я не знаю.

— О, поверь, я знаю многое, — протянула она, прищурившись. — Например, что ты начинаешь называть меня Зеленоглазкой каждый раз, когда хочешь что-то выторговать.

Я хмыкнул:

— Это не переговорная тактика. Это… стиль общения.

— Ага. И ты точно не влюбляешься в меня по-новой каждый раз, когда я смеюсь?

— Нет, это ты влюбляешься в меня каждый раз, когда я тебя так называю.

Она фыркнула, соскользнула со стола и подошла ближе, положив руки мне на плечи:

— Марк, если бы я влюблялась каждый раз, когда ты зовёшь меня Зеленоглазкой, мы бы уже дважды успели пожениться и развестись.

— А если серьёзно?

Она на секунду замолчала. А потом, чуть улыбнувшись, склонилась ко мне и прошептала:

— Тогда мне пора вычёркивать из списка "никогда не встречаться с братом подруги".

Я уже почти успел сказать что-то остроумное, как из коридора раздалось:

— Маааарк! Ты дома?

Голос Тимура был, как всегда, напористым и театральным, будто он собирался объявить о начале апокалипсиса. Я прикрыл глаза на секунду, выдохнул.

— Да тут я! Заходи, Тим! — крикнул я в сторону прихожей.

Алина, сидевшая на подоконнике, вытянула ноги и, закатив глаза, буркнула:

— Господи, ну хоть один день без моего брата можно?

Я усмехнулся:

— Завидуешь, что он зовёт меня чаще, чем тебя?

— Не смешно, Мурзик.

— Очаровательна, как всегда, Зеленоглазка.

Она бросила в меня подушкой — не сильно, но метко.

Тимур влетел в кухню, скинув кеды у порога. Окинул нас взглядом, замер на Алине, прищурился:

— Ты чего тут сидишь, как сирота при живом брате?

Алина пожала плечами:

— Просто напоминаю тебе, что даже младшие сёстры умеют быть красивыми и неотразимыми.

— Ага, особенно когда сидят у Марка на подоконнике, — хмыкнул Тим. — Марк, ты чё, с ней флиртуешь? Совсем страх потерял?

— Мы просто болтали, — отозвался я, но без особого рвения. Он и так знал, что между нами с Алиной всегда была эта тонкая грань… которую мы уже давно перешагнули.

— Ага, болтали, — буркнул Тим и добавил, уже направляясь в сторону моей комнаты: — Давай, Барсов, мозговой штурм по плану. Пора спасать твою сестру от самого обаяшки на свете — Кирюши Степанова.

Алина, уходя следом, бросила с усмешкой:

— Постарайтесь не взорвать что-нибудь.

Я проводил её взглядом, качнул головой и, двинув за Тимом, прошептал себе под нос:

— Её бы кто спас… от меня.

Комната встретила нас полумраком — шторы были прикрыты, свет не включён, но всё было привычно, по-домашнему. Тим уселся на кровать, закинул ногу на ногу, как будто мы не собирались обсуждать потенциальную подставу, а щёлкать сериал.

— Как ты собираешься впихнуть ему микрофон от GoPro? — я прищурился, глядя, как Тимур вертит в пальцах крошечную штуковину, словно надеется, что она сама ему подскажет план.

— А вот… хрен знает, — с абсолютно серьёзным видом признался он, опуская руки. — Но идея, по-моему, топовая.

— Гениально, — фыркнул я. — Может, ты ему ещё скажешь: «Не забудь наговорить побольше грязи, я тут звук ловлю»?

— Барсов, может, ты и шутник, но ты сейчас не помогаешь, — отозвался Тим, кидая микрофон обратно в коробку. — Мне нужно что-то, чтобы вывести его на чистую воду. Ты же сам видел, как он с Лей разговаривает. Слишком гладко.

— Слишком гладко, чтобы быть правдой, — кивнул я. — Но, блин, Тим, ты не шпион. Мы в реальности, а не в фильме про Бонда.

— Ну прости, что хочу, чтобы она не вляпалась. Да, я поссорился с ней, да, она злится. Но она же Лея. Она заслуживает знать правду. А если для этого придётся вставить микрофон в его капюшон — я сделаю это.

— А потом мы оба окажемся в отделении полиции за вмешательство в частную жизнь. Тим, может, всё-таки поговорим со Стасом напрямую?

— Угу, и он нам сразу всё выложит. Ты же сам знаешь, такие, как он, в лицо улыбаются, а за спиной уже нож точат.

Я выдохнул и провёл рукой по лицу.

— Значит, план А — микрофон. А план Б?

Тим выпрямился, усмехнулся и сказал:

— Стать его другом.

— …Ты с ума сошёл.

— Нет. Я просто слишком люблю твою сестру, чтобы сидеть и смотреть, как ей врут.

— Чего? — я замер, уставившись на него.

— Что? — переспросил Тим, как ни в чём не бывало.

— Перемотай, что ты сейчас сказал? — нахмурился я, медленно поднимаясь с кресла.

Он откинулся назад, сцепив пальцы за головой, и чуть сощурился.

— «Стать другом»?

— Нет, после этого, — я шагнул ближе.

Тим поджал губы, но взгляд не отвёл:

— «Сидеть и смотреть, как ей врут?»

Я молча кивнул, и в воздухе повисло молчание. А потом я выдохнул:

— Костров.

Он вскинул брови.

— Что?

— Ты только что сказал: «Я слишком люблю твою сестру».

— И? — усмехнулся он, совсем не по-детски. — Ты ж знал. Или думал, что это всё шутки?

Я уставился на него, потом сел обратно, покачав головой:

— Ты офигевший, конечно. Это та самая фаза, когда ты признаёшься в этом вслух, и я должен тебя ударить?

— Если тебе станет легче — валяй, — пожал плечами Тим, — но я не откажусь от неё. Даже если она меня ненавидит сейчас. Даже если этот Кирюша на коротком поводке у её доверия. Я всё равно рядом.

Я молча смотрел на него. В его голосе не было пафоса. Ни вызова. Только уверенность. Та, что редко встретишь у нас, подростков.

— Ты не шутишь, — тихо сказал я.

— Уже давно, — так же тихо ответил Тим.

Я кивнул.

— Вот. Вот это. Слушай, Костров… — я подошёл ближе, уперев руки в бока. — Ты ведь не просто планируешь разоблачить Кирюшу. Ты хочешь, чтобы Лея увидела, кого выбрала. Чтоб сама всё поняла.

Он выдохнул и отвёл взгляд.

— А ты бы на моём месте что делал?

— Я? — я усмехнулся, покачал головой. — Я бы, может, и врезал ещё раз. Но ты… ты её хочешь вернуть, да?

Молчание. Тимур только чуть кивнул.

— Тогда не гони волну. План — это хорошо. Но Лея не дура, сам знаешь. И если хоть на секунду заподозрит, что ты играешь или мстишь — ты вылетишь из её жизни окончательно.

— Знаю, — хрипло сказал он. — Потому и не вру. Я просто хочу, чтобы она сама поняла, кто рядом с ней.

— Тогда действуй. Но, Костров… аккуратно. Это Лея.

Он посмотрел на меня.

— Я знаю. Именно поэтому я и боюсь.
Я уселся на край стола, скрестил руки.

— Так… допустим, она всё увидит. Услышит. Поверит. А дальше что?

Тим провёл ладонью по лицу.

— Ну, не знаю. Не думал ещё. Главное — чтобы правда всплыла.

— Ага. А дальше ты такой — герой. И Лея сразу в слезах падает в твои объятия?

— Да пошёл ты, — проворчал он, но без злобы.

Я усмехнулся.

— Это ты мне потом скажешь, когда план сработает.

Тим кивнул на коробку у двери:

— Там старая GoPro. С микрофоном. Только как его впихнуть Кирюхе — я всё ещё не придумал.

Я хмыкнул:

— Ты это уже говорил. У тебя, по ходу, целая философия «пока не знаю, но идея гениальна».

— Ну а ты чем лучше? — бросил он. — Ты вообще планов никогда не строишь, импровизируешь по ходу.

— Вот поэтому у меня проблем меньше, — подмигнул я. — Ладно. Помогу тебе. Но если всё пойдёт по жопе, я скажу, что это была исключительно твоя идея.

— Договорились.

Он посмотрел в окно, как будто на что-то решался. Потом негромко:

— Спасибо, Мурзик.

Я фыркнул:

— Ну всё, теперь точно ради тебя лезу в грязь. Только Зеленоглазке ни слова — Алина начнёт лекцию про честность и «всё должно решаться словами».

Он кивнул.

Мы оба знали: словами — уже не решится.

Мы с Тимом переглянулись, когда одновременно завибрировали телефоны. Я потянулся к своему, разблокировал экран и фыркнул.

— Влад, как всегда, на грани срыва, — прокомментировал я, читая вслух:
— «Я так понимаю, химию никто не делал? Ибо мне скоро понадобится психиатр».

Тимур, развалившись на кресле, только хмыкнул:

— Он каждый раз обещает психиатра, но до сих пор не дошёл даже до библиотекаря.

В этот момент в группу влетело сообщение от Жеки:

> «Был бы я моложе, и знал бы химию, помог бы»

Я усмехнулся:

— Жека снова изображает мудрого старца.

— Он, кстати, реально шарит. Даже когда умничает, — отозвался Тим. — Крет его не просто так устроил. На практике у него вся контора в восторге.

— Ага, в восторге от того, как он шутит над младшими. Помнишь, как он меня заставил считать объём куба, когда мы строили шалаш в лесу?

— Не-а. Но ты, видимо, до сих пор злишься, раз вспоминаешь, — усмехнулся Тим.

Я махнул рукой, отвечая Владу в группу:

> «Влад, брат, потерпи. Если ты сдашь эту химию — я тебе лично торт куплю. Без яда, обещаю.»

— Думаешь, поможет? — спросил Тим.

— Нет. Но посмеёмся хотя бы.

Он вздохнул и добавил сообщение следом:

> «Зато у тебя нет драмы с девушкой. Учись радоваться мелочам.»

Через секунду Влад прислал стикер, где чёртик кидает в огонь учебник.

Я вскинул брови.

— Ну вот, а ты боялся, что срыв.

— А это и есть срыв, Марк. Только в мемах.

Мы оба хохотнули.

Тим вдруг откинул голову назад и, уставившись в потолок, пробормотал:

— Если честно, иногда завидую Жеке. У него всё по плану: универ, практика, девушка, квартира на перспективу…

— У него ипотека висит, — напомнил я. — И девушка от него уехала в Новосиб на магистратуру.

— Ну хоть с химией нет проблем.

Я хлопнул его по плечу:

— У тебя, Костров, тоже будет всё. Просто ты пока на этапе «вышибание дерьма из правды».

Он покосился на меня, затем снова в экран.

— Если это этап, то когда будет уровень «счастье»?

Я пожал плечами:

— Когда Зеленоглазка перестанет врать себе, что ей всё равно.

Он фыркнул, но глаза у него на секунду стали мягче.

Тимур поставил телефон экраном вниз и выпрямился:

— Стас собирается на вписку у Артура. Кирилл, скорее всего, тоже будет. Я просто… попаду туда раньше. Случайно. Ну, знаешь, «О, пацаны, привет, вы тоже здесь?» — он скривился в показной невинной улыбке. — А дальше заведу его на разговор. Главное — чтобы Стас сам начал втирать свою «истину».

Я кивнул:

— Он и вправду языком чешет хуже, чем я по утрам. Особенно когда выпьет.

— Вот именно, — подтвердил Тим. — Главное, чтобы Кирилл при этом сидел рядом. Чтобы всё слышал. Может, и сам ляпнет что-то, чего не должен.

— Запись?

— Обязательно. Только, — он хмыкнул, — с другой стороны комнаты. Никаких «Тимуров рядом».

Я потер подбородок.

— Хитро. Типа ты просто гость, мимо проходил, а потом «бац» — и Стас сам себя закопал?

— План такой.

— И всё это ради того, чтобы Лея… — я осёкся.

Он поднял на меня взгляд.

— Она дала ему неделю. «Пробный период». И я не собираюсь ждать, пока он окончательно обманет её доверие. Я это слышал, Марк. Слышал, как он врал ей в лицо, а потом ржал за углом со Стасом. А она… она не заслуживает такого.

— Погоди, — я прищурился. — Так ты собираешься сам вмешаться?

— Нет. Я собираюсь сделать так, чтобы она сама увидела. Чтобы он сам выдал себя. Я не герой, Марк. Я просто друг. Бывший, может быть. Но даже друзья не смотрят, как тебя топят в вранье.

— Ты слишком близко это воспринимаешь, — тихо сказал я.

Тим сжал челюсть.

— А ты бы не воспринимал?

— Я бы… — я закатил глаза. — Ладно, плохой пример.

— Вот и я о том же.

Мама выглянула в комнату, облокотившись на косяк:

— Ужинать будете?

Я обернулся от ноутбука. Тимур уже развалился на кресле, закинув одну ногу на подлокотник, будто пришёл сюда жить.

— Ты как? — спросил я, глядя на него.

Он кивнул:

— Да можно.

— Мы сейчас спустимся, — отозвался я маме.

— Не затягивайте, пока всё горячее, — с мягкой улыбкой сказала она и скрылась в коридоре.

Я бросил взгляд на Тима:

— Ну что, гениальный стратег, план есть. Осталось не спалиться раньше времени.

— Это будет сложно, — он потянулся и сел ровнее. — Особенно когда Лея смотрит на меня как на врага народа.

— Так ты же хотел быть «просто другом», — напомнил я, поднимаясь с кресла и хлопнув его по плечу. — А у друзей всё сложно. Особенно у таких, как ты.

— Спасибо, Мурзик, ты — душа компании, — буркнул он, но в голосе сквозила благодарность.

Мы вышли из комнаты, шаги гулко отдавались по лестнице. Внизу уже доносились звуки посуды и голос Алины — она опять спорила с мамой, нужно ли добавлять зелень в картофель.

— Готов? — спросил я вполголоса.

— С жёлтыми огоньками, — ответил он, закатывая глаза. — Погнали.

И мы спустились, как будто всё в порядке. Хотя на самом деле всё только начиналось.

На кухне уже было тепло и уютно: свет от лампы над столом мягко заливал деревянную поверхность, пар от кастрюли поднимался вверх, создавая иллюзию спокойного, обычного вечера. Только внутри всё уже кипело — у каждого из нас были свои мысли, свои планы, свои напряжения.

Алина сидела боком к столу, накинув одну ногу на стул, как всегда, будто ужин — это часть её театральной постановки. Мама раскладывала еду по тарелкам, папа наливал себе воду из графина. Тим сел рядом со мной и перекинулся коротким взглядом с Алиной — по глазам сестры сразу было видно: она в курсе. Конечно.

— Приятного аппетита, — сказала мама, садясь последней.

— Спасибо, — отозвались мы почти хором.

Минуту за столом царила тишина, только слышен был звон столовых приборов и осторожное «передай хлеб» от папы. Но я чувствовал, как Тимур ёрзает рядом. Он не из тех, кто спокойно молчит долго.

— А у вас дома тихо, — пробормотал он, глядя на свою тарелку. — Почти слишком.

— Это ты ещё не видел, как тётя Полина ругается, когда кто-то не убрал за собой после трапезы, — заметила Алина с усмешкой. — Тогда дом гремит, как сцена в «Форсаже».

— Сравнила, блин, — фыркнул я.

— Зато правда, — вставила мама, и все чуть не поперхнулись. — И да, если кто-то опять оставит полотенце на полу — будет форсаж с летающим тапком.

Папа усмехнулся, а Тим впервые за весь вечер расслабился и тихо рассмеялся. Вот она, обычная семья. Живая. Настоящая. Та, за которую он, наверное, скучает.

— Кстати, — осторожно начал папа, глядя на нас поверх кружки. — Тим, твой отец говорил, что вы с парнями хотите что-то замутить на осенние каникулы? Поездку?

Я застыл. Тим тоже.

— Эээ... — протянул он. — Ну, мы думали об этом. Пока не решили.

— Хочешь — расскажи потом, — спокойно сказал папа. — Просто, если нужна помощь с транспортом или жильём, ты знаешь, куда обращаться.

— Спасибо, дядя Дима, — кивнул Тим, явно удивлённый.

Мама улыбнулась и посмотрела на нас обоих:

— Только никаких драк, скандалов и «миссий» на грани. Ладно?

Я кашлянул. Тим притворился, что очень занят картошкой. Алина закатила глаза.

— У нас всё по плану, — сказал я.

— Вот и хорошо, — сказала мама. — Только держите меня в курсе. И Лею тоже.

Имя Леи будто на секунду зависло в воздухе. Тим слегка сжал вилку, но быстро вернул себе обычный вид.

Я под столом ткнул его коленом — мол, соберись.

Он не ответил, но я знал: всё, что будет дальше — уже не просто план. Это уже битва.

Как по заказу, на лестнице послышались лёгкие шаги, и в следующий момент в кухню вошла Лея. Волосы растрёпаны, носки разные — как обычно. В одной руке — телефон, прижатый к уху, другой она придерживала футболку, будто только что вылезла из-под пледа. Голос её был немного хрипловатый, уставший, но сосредоточенный.

— Нет, я не сержусь… просто... — Лея сделала паузу, заметив наши взгляды. — Я перезвоню, ладно?

Она быстро сбросила звонок, посмотрела на всех по очереди и чуть натянуто улыбнулась.

— Простите, если помешала.

— Ты никогда не мешаешь, — тут же сказала мама и подвинула ей чистую тарелку. — Присаживайся, поешь с нами.

— Уже ела, — пробормотала Лея, подходя ближе. Но всё же села — рядом с Алиной.

Я почувствовал, как напрягся Тим. Он не смотрел на неё напрямую, но боковым зрением точно ловил каждое её движение. Лея же, наоборот, будто намеренно старалась вести себя спокойно. Холодно спокойно.

— С Кириллом говорила? — не удержался я.

Тим на секунду замер. Алина шлёпнула меня ногой под столом. Мол, не лезь.

— Да, — ответила Лея тихо. — Всё по плану. Пока.

— По какому плану? — спросила мама, ничего не подозревая.

— Да так, — Лея натянуто усмехнулась. — Условный. С человеческим лицом.

Тим отвёл взгляд. Его плечи будто стали чуть тяжелее. Я видел, как он кусает губу, как удерживает себя, чтобы не сказать что-то.

Алина, тем временем, лукаво посмотрела на меня и прошептала:

— А теперь представь, что они поженятся. Ты прикинь, какие у них будут свадьба и война одновременно?

Я едва не рассмеялся вслух, но удержался.

Папа тем временем снова встал, бросив взгляд на часы:

— Я к Лёхе заеду всё же. Поздновато, но обещал.

— Будь осторожен, — сказала мама.

Папа кивнул, глядя на нас:

— И вы — без глупостей.

Когда дверь за ним закрылась, за столом снова повисла тишина. Все понимали: до конца вечера далеко, но эмоций уже — как на троих.

Тим как раз ковырял вилкой макароны, когда его телефон завибрировал на столе. Он мельком глянул на экран, и лицо его немного изменилось — расслабленное выражение исчезло, будто кто-то сдул с него все эмоции.

— Мам, — коротко сказал он, поднимаясь из-за стола и кивая нам: — Сейчас приду.

Он вышел из кухни, оставив за собой тяжёлую паузу. Я проследил за ним взглядом — через открытую дверь было слышно только его приглушённое «Алло?». Потом — шаги, он ушёл в прихожую, чтобы никто не слышал.

Мама, потянувшись за чайником, бросила:

— У Дили, видимо, всё-таки накипело. Она с утра вся на нервах.

— Ага, — кивнула Алина, подперев щеку рукой. — Она ему ещё с утра хотела позвонить, но решила сначала остынуть. Видимо, не получилось.

— Тимур часто так делает? — спросила Лея вдруг, не глядя ни на кого. — Просто уходит, молча, как будто на него обрушился весь мир?

— Не часто, — тихо ответила Алина. — Только когда правда что-то не так.

Я заметил, как Лея сжала пальцы на коленях, будто пытаясь сдержать внутренний шквал.

Тим вернулся минут через пять. Был ещё более угрюмым, чем до этого. Он не сел, просто опёрся о косяк и проговорил:

— Я пойду. Маме надо помочь. Алина, ты со мной?

Алина вопросительно взглянула на меня. Я кивнул:

— Иди. Я позже подойду.

Она вздохнула и, подхватив свой худи со спинки стула, направилась к брату.

Перед тем как выйти, Тим коротко глянул на Лею. И, хоть взгляд длился доли секунды, я увидел в нём больше, чем за весь вечер.

Слишком много.

А потом они ушли.

И снова на кухне стало тихо. Только приборы да редкие глотки из кружек.

Лея встала, не глядя ни на кого, и пошла мыть свою тарелку.

Мама посмотрела на меня и тихо сказала:

— И всё-таки… иногда лучше молчать. А иногда — нет.

Я кивнул.

Но что делать — всё равно не знал.

Вероника Валуева

Поздний вечер.
Окна раскрыты, на подоконнике дует лёгкий ветер, колышет уголок пледа. На столе — кружка остывшего зелёного чая и открытая вкладка с заметками. Мозг уже плывёт, глаза устают от экрана, но я упертая. Мне нужно закончить подборку для нового поста.

Тема: доверие в семье. Когда тебе не говорят правду — из добрых побуждений. А ты чувствуешь каждую паузу, каждый недосказ.
Слишком личное? Возможно. Но кто об этом узнает, кроме тех, кто читает меня под ником?

Пальцы зависли над клавиатурой.

И тут — дзынь.

СМС.

Я машинально потянулась к планшету. Открыла. Номер без подписи, но я знала его.

Sol.

> «Ты когда-нибудь думала, что не все тайны — это плохо? Что некоторые хранятся, чтобы ты могла дышать спокойно?»

Я замираю. Он умеет так — ударить фразой по центру темы, даже не зная, о чём конкретно пишу.

Или знает?

Мы знакомы всего пару месяцев — виртуально. Он появился после поста о боли молчания в семье. Сначала просто комментировал. Потом — начал писать. У него странный стиль. Никаких смайликов. Только смысл.

Я долго думала, кто он. В переписке он называет себя Влад. Без фамилии. Без фото.

Sol.
Солнце, которое не греет. Или которое греет, но издалека.

> — Сильно. — пишу я в ответ.
Иногда — да. Но чаще всё наоборот. Когда слишком поздно узнаёшь — уже не дышишь.
А ты? Что ты прячешь, Sol?

Буквы исчезают и появляются снова — он набирает ответ. Я жду, подперев щеку рукой.

> «Я прячу своё имя от самого себя. Но ты назвала меня Sol — и это что-то значит. Не стирай его.»

Я смотрю на сообщение, и мне хочется улыбнуться.

> — Не сотру. А ты не исчезай.

Секунду я просто смотрю на эти слова на экране. Будто в них больше смысла, чем в любой статье, которую я писала за последние месяцы.
Sol. Влад.
Он странный. Не такой, как Никита — Никита сразу лезет в глаза, в руки, в личное пространство. Влад будто наоборот — держит дистанцию, и от этого становится ближе.
Как будто... он бережнее. К миру. Ко мне.

Я уже собираюсь напечатать что-то ещё — просто чтобы не терять тонкую нить между нами, как заскрипел замок на входной двери.

Щелчок.

— Мы дома! — донёсся голос мамы.

Я чуть вздрогнула и быстро свернула чат, перевела планшет в спящий режим. Не потому что стыдно — просто не хочу делить это чувство с кем-то ещё. Пока нет.

— Ника? — Папа заглянул в комнату с пакетом в руках. Его куртка была расстёгнута, щёки розовые от ветра. — Что, опять не спишь?

— Работаю, — ответила я с лёгкой улыбкой. — Как всегда.

— Всё ясно, — фыркнула мама, проходя мимо. — Надо было тебе не блог заводить, а ночную колонку на радио.

Я усмехнулась. Ну да.
Радио. Желательно — без видео, без камеры. Чтобы меня никто не видел. Только слышал.

Папа поставил пакет у дверей, посмотрел внимательнее:

— Опять под синеву под глазами работаешь, журналистка?

— У меня вдохновение. Не мешайте, а то убежит.

— Это у мышей вдохновение, — пробурчал он. — А у тебя либо твой этот Никита, либо статья. Судя по глазам — не статья.

Я резко подняла взгляд.

— Чего?

Он пожал плечами:

— Да я пошутил, дочка. Успокойся. Мы с мамой сейчас чай поставим. Хочешь чего?

— Нет, спасибо, я потом.

Он ушёл, оставив за собой лёгкий запах улицы и мандаринов.

А я снова взяла планшет. И открыла чат.

Он ещё был в сети.

> — Влад, а если бы мы встретились в реальности… ты бы меня узнал?
........

Палец замирает над клавишей «отправить».

И всё-таки я жму.

Я всё ещё держу палец над экраном, как вдруг приходит другое уведомление —
Леся.

> Ну, что, как там твой тайный воздыхатель? Никите уже ревновать? Или мне?

Я тихо хмыкнула. У Леси талант — появляться в нужный момент и влезать с ровно той дозой драмы, которую никто не просил, но без которой скучно.
Пальцы сами печатают:

> Если ревновать, то, конечно, к тебе. Sol
— явно твой фанат.

Спустя пару секунд — ответ:

> Фанат? Девочка, ты видела, как он тебе отвечает? Он либо в тебя влюблён, либо записывает тебя на операцию по пересадке эмоций. Он не флиртует. Он… пишет как взрослый человек. Где вы таких берёте?

Я прикусила губу.

В этом-то и дело. Он не флиртует. Он пишет как будто знает, что слова могут быть ножами. И аккуратно кладёт каждое — на расстоянии вытянутой боли.

Я не ответила Лесе сразу — просто снова открыла чат с Владом.
Он прочитал.
Ответа не было.

Сердце сжалось, будто я была глупой. Глупо надеялась.

📲 Вибрация.

Леся:

> Ты опять зависла. Всё, завтра берём тебя и выносим на улицу. Как минимум до ближайшего кофе. Дышать надо, а не жить в блогах и переписках. P.S. А если он всё-таки маньяк, мне оставить твой плейлист? Я же должна буду что-то ставить на твоих похоронах.

Я фыркнула в голос, прикрыв рот, чтобы родители не услышали.

> Ты чудовище. Я тебя люблю.

Леся:
> Взаимно. И да, Никите пока не скажу. Но у тебя в глазах всё написано, Валуева. Ты — по уши.

На экране мигнуло новое сообщение.
Не от Леси. От него.

Sol:

> Узнал бы. Ты — не просто блог, Ника. Ты — между строк. И я давно читаю то, что ты не пишешь.

Я зависла.

Как будто весь мир на секунду выдохнул. Чёрт.
Набираю Лесе:

> Ты можешь не ржать, но я, кажется, впервые не знаю, что ответить.

📱 Леся:

> Ой-ой-ой…
Она не знает, что ответить. Срочно вызывайте журналистский штаб. У нас ЧС: Валуева потеряла дар речи.

Я только закатила глаза и уткнулась лбом в ладонь.
Как объяснить, что этот Sol — не просто ещё один комментатор?
Что с каждым его сообщением у меня ощущение, будто кто-то листает мои мысли, аккуратно, с перчатками. Без грубости. Но видит ВСЁ.

📱 Я:

> Он только что написал: "Ты — между строк". Как я должна на это реагировать, Лесь? Я ж теперь думаю, а вдруг я правда вся в подстрочнике, и он уже разобрал меня по косточкам.

📱 Леся:

> Реагировать надо просто. Идти к зеркалу. Смотреть в глаза. И честно признаться себе — ты хочешь его узнать ближе или нет?

📱 Я:

> ...да.

📱 Леся:

> Ну вот и всё. Тогда не тормози. Пиши. Спрашивай. Расспрашивай. И забудь все эти "а вдруг" и "что если". Мы не в черновике. Мы — в жизни.

📱 Я:

> Почему ты всегда так говоришь, будто сценарий уже пишешь?

📱 Леся:

> Потому что я тебя знаю. Ты не просто пишешь истории. Ты ими живёшь. А значит, не имеешь права бояться своей собственной.

В этот момент из коридора донёсся знакомый голос папы:

— Ника! Мы там хлеб забыли, сгоняешь до угла?

Я резко подняла голову.

— Сейчас! — крикнула в ответ.

📱 Я:

> Ну что ж, мадам Леся, ты сама это начала.

📱 Леся:

> Ага. И не забудь нацепить свою "случайно такая красивая" куртку. Мало ли, Sol окажется на том же углу.

📱 Я:

> Ты неисправима.

📱 Леся:

> Ты — влюблена.

📱 Я:

> Не неси чушь, у меня между прочим парень есть.

📱 Леся:

> О, ничего себе. Вызывайте полицию нравов, она про парня вспомнила.

Я усмехнулась и откинулась на спинку кресла. Ну да. Никита есть. Где-то там, между его переписками с «друзьями» и вечными попытками доказать папе, что он «не такой».
А вот Sol… Sol не требует доказательств. Он просто видит.

📱 Леся:

> Слушай, а ты вообще с Никитой в последнее время говорила хоть о чём-то, кроме того, что он "не понял" тебя или "просто был уставший"?

📱 Я:

> Лесь, ты чего на допрос-то перешла?

📱 Леся:

> Потому что у тебя глаза светятся, когда ты говоришь о незнакомце из комментов, а не о "своём парне". Это вообще норм?

Я прикусила губу.
На экране мигнуло новое сообщение — от Sol.

📱 Sol:

> Если бы ты писала про себя так же честно, как про других, что бы ты сказала первой строкой?

Я замираю.
А потом медленно набираю:
📱 Я:

> "Я слишком долго жила в черновике, и теперь боюсь редактировать финал".

На экране тут же мигнуло:

📱 Sol:

> "Я слишком долго жила в черновике, и теперь боюсь редактировать финал".

Он цитировал меня.

📱 Sol:

> Ты не представляешь, как сильно сейчас это зацепило.

📱 Я:

> А ты не представляешь, как странно знать, что кто-то из другого города читает между строк лучше, чем те, кто рядом каждый день.

Немного тишины. Мама с папой за стенкой что-то обсуждали насчёт готовки — кажется, папа снова купил в магазине «что-то полезное», а мама удивлялась, как можно из этого готовить нормальную еду.

📱 Sol:

> Ты ведь журналист внутри. Даже если ещё не по диплому. А мне… мне иногда хочется, чтобы обо мне кто-то просто написал честно. Без фильтров. Не как "сын того самого гонщика", не как "Лайм". Просто — как о человеке.

📱 Я:

> Если бы я писала о тебе как журналист, мне пришлось бы вырезать половину эмоций. А если как человек — боюсь, выйдет слишком откровенно.

📱 Sol:

> Откровенность — это то, что редко себе позволяют. Поэтому я здесь. Потому что ты — позволила.

Я откинулась на подушку, сжимая в руках телефон. У меня было стойкое ощущение, что я уже не просто веду переписку. Я что-то ощущаю.
Пока ещё не роман. Но уже точно — не равнодушие.

📱 Я:

> Ты когда-нибудь был в Москве?

📱 Sol:

> Пару раз. Проездом. Но это можно исправить.

📱 Я:

> Может быть, когда-нибудь... ты просто не будешь проездом.

Я выключила экран телефона и перевела дух. Казалось бы — обычная переписка, но в голове всё гудело, будто я не просто болтала, а прошла марафон на эмоциях.

Sol умел писать так, будто ты с ним говоришь не по сети, а стоишь напротив в каком-нибудь кофейном переулке. Где пахнет корицей и свободой.

Я встала, потянулась, накинула пальто и сунула кошелёк в карман.
Мама крикнула из кухни:

— Никусь, хлеба и молока не забудь. И ничего из этих твоих "вкусных, но бесполезных" снежных булочек!

Я закатила глаза — привычный диалог.
— Обещаю, только здоровое и скучное! — крикнула в ответ.

Она фыркнула, но не возразила.

Обуваясь, я мельком глянула в зеркало в коридоре. Волосы убраны в высокий пучок, куртка сидит хорошо. Ничего особенного. Но я вдруг поймала себя на мысли: А если бы он был здесь? Увидел бы меня сейчас, вот такой — обычной?

И почему мне вообще важно, что он увидел бы?

С этими мыслями я вышла из квартиры и захлопнула дверь.

На улице было прохладно, но приятно — типичный московский вечер: шум машин, огни витрин и лёгкий ветер, который, кажется, уносит лишние мысли.

Телефон завибрировал в кармане. Я достала, глянула.

📱 Никита:

> Ты где?

📱 Я:

> В магазин иду. А что?

📱 Никита:

> Может, пересечёмся? Я как раз рядом.

Я прикусила губу, глядя на экран. А потом — медленно набрала:

📱 Я:

> Я напишу, как освобожусь. Нужно кое-что обдумать.

Магазин был в двух кварталах от дома, тот самый, где я знала каждую полку наизусть и могла с закрытыми глазами дойти до отдела с молочкой. Под ногами шуршал асфальт, редкие прохожие, запах влажного воздуха после недавнего дождя. Ветер трепал край пальто и мысли одновременно.

Я напишу, как освобожусь. Нужно кое-что обдумать.

Никита не ответил. Пока. И я не знала, обиделся ли он или просто принял это как факт. С ним всё было слишком стабильно, слишком… понятно. Иногда до зевоты. А с Владом — даже в чате — словно я стояла на краю крыши. Не страшно. Но щекотно.

Я подошла к магазину, толкнула стеклянную дверь, вдохнула запах свежеиспечённого хлеба и теплоты, такой, магазинной, слегка пыльной, но уютной.

— Добрый вечер, — пробормотала кассирша, не глядя.

— Взаимно, — кивнула я и пошла по рядам.

Молоко. Цельное. Без лактозы — маме. Батон. Яблоки. Пачка гречки, потому что закончилась. Всё шло по плану, пока в наушниках не прозвучал глухой динь.

📱 Sol:

> А ты — утренняя или вечерняя?

Я остановилась возле полки с сырами, машинально взяла камамбер, потом поставила обратно.

📱 Я:

> Вопрос звучит двусмысленно. Расшифруй.

📱 Sol:

> Утро — рациональное. Вечер — честное. Когда ты больше собой?

Я улыбнулась. Где-то между тележкой с молоком и автоматом с кофе я снова вспомнила, почему его сообщения не похожи ни на чьи другие.

📱 Я:

> Вечер. Потому что днём я — для всех. А вечером — для себя.

Ответ ушёл, и с ним — лёгкий вздох. Я положила всё в корзину и пошла на кассу.

И если он правда такой, каким кажется... Что тогда?

Двор встретил меня привычным светом фонарей и мокрым блеском плитки. Пока поднималась на лифте, в пакете тихо позвякивали бутылки с молоком, а телефон в кармане дважды вибрировал.

📱 Sol:

> Хороший ответ. А я — вечер. Но иногда пытаюсь быть утром. Бесполезно.

📱 Леся:

> Ну чё, моя ты загадка? Опять зависла над телефоном с этим своим поэтом?
Если он вдруг окажется бородатым сорокалетним мужиком, я первой скажу: «Я ж предупреждала».

Я хмыкнула, открывая дверь. В квартире пахло свежим багетом и мандаринами — мама, как обычно, устроила себе «зимнее настроение» ещё в октябре.

— Ника, ты вовремя, — крикнула из кухни. — Папа чайник поставил, садись к столу.

— Сейчас, — ответила я, переобувшись.

📱 Я (Лесе):

> Ну во-первых, он не бородатый. Во-вторых, не сорок. В-третьих... мне с ним интересно. Это вообще законно?

📱 Леся:

> Вот-вот, с интересного всё и начинается. Потом бац — ты на свадьбе, а твой парень понятия не имеет, как ты любишь свой кофе.

Я фыркнула и, пряча улыбку, прошла на кухню. Папа с мамой обсуждали что-то негромко — слова, обрывки, но... где-то мелькнуло «Барсов», и я на долю секунды насторожилась.

— Что с семьёй Барсовых? — спросила я, стараясь сделать голос спокойным.

Отец бросил на меня взгляд, будто решая, стоит ли говорить.

— Да ничего, всё хорошо, — сказал он наконец. — Просто Дима звонил, спрашивал про твою школу, про направления. У них там девочка увлеклась медиа, хотел советов.

— А, — кивнула я, будто это ничего не значило. Хотя внутри будто кто-то дёрнул за ниточку.

Дима Барсов. Отец Леи. И… как бы это связано с Владом?
Или… связано?

📱 Sol:

> Ты когда-нибудь хотела просто уехать в никуда? Без плана. Только чтобы дышать?

📱 Я:

> Каждый второй вечер. И почти каждое утро.

Я отключила экран. Чайник вскипел. Папа наливал себе зелёный чай, мама резала лимон. Всё — как всегда. А вот внутри... внутри уже что-то начинало меняться.

Я только разложила покупки — шумящий пакет глухо упал на стол, а рядом телефон мигнул знакомым уведомлением.

📱 Sol:

> А что бы ты выбрала: знать правду, даже если она разрушит то, во что ты веришь, или продолжать жить в иллюзии, но спокойно?

Я села. Без куртки, прямо на край стула. Пальцы уже автоматически скользнули по экрану.

📱 Я:

> Ты серьёзно хочешь обсудить философию в воскресенье вечером?

📱 Sol:

> А ты думала, я пошучу?

Я усмехнулась. Он умел так — ни одного смайла, ни одного восклицательного знака. Но между строк — словно дыхание. Живое, цепкое.

📱 Я:

> Правду. Даже если больно. Я не из тех, кто цепляется за красивую ложь.

📱 Sol:

> Вот поэтому ты — ты.

На секунду я забыла, как дышать.
Уперлась взглядом в окно. Москва за стеклом была в мерцающем золоте фонарей и отражений.
И ни один из них не отражал то, что я сейчас чувствовала.

📱 Я:

> Sol, ты меня пугаешь, знаешь?

📱 Sol:

> А ты — притягиваешь. Странно, да? Даже на расстоянии.

📱 Я:

> Ты ведь даже не знаешь меня по-настоящему.

📱 Sol:

> А если знаю больше, чем ты думаешь?

Телефон затих.
Я осталась с отблесками экрана, собственным отражением и странным ощущением, будто за этим ником прячется что-то… большее.
Или кто-то.

Влад Мельников

Я сидел в гараже, но мотор сегодня был не нужен. Странно… но я не чувствовал привычного зуда в пальцах — не хотелось ни разбирать байк, ни включать музыку.
Вместо этого в руке — телефон. Экран ещё светился её сообщением.
"Ты ведь даже не знаешь меня по-настоящему."

Я провёл пальцем по цепочке с брелоком — старой, стёртой, но всё ещё важной.
Да, может, и не знал её вживую, но знал больше, чем знал о большинстве.
Именно это и пугало.

📱 Sol: “А если знаю больше, чем ты думаешь?”

Я отправил и отбросил телефон на край верстака.

— Влад, ты внизу? — голос матери с лестницы.

— Ага, — отозвался я. — Сейчас поднимусь.

Но не двинулся с места.
Отец недавно вернулся с какой-то встречи, шёл по дому — слышно было по глухим шагам, будто тяжёлые ботинки несли с собой нечто большее, чем просто вес.

За дверью гаража скрипнула входная.

— Влад! — уже голос отца. — У тебя есть пара минут?

Я вздохнул. Пара минут у нас обычно превращалась в разговор на полвечера.
Особенно если дело касалось Руслана Лайма, прошлого, гонок, или… меня.

— Ща буду, — ответил я.

Взял телефон. Снова открыл переписку. Её аватарка — светлая, абстрактная.
В голове крутились её слова: “Ты ведь даже не знаешь меня…”

«А если узнаешь — не сбежишь ли ты тогда?» — хотел спросить, но не стал.

Убрал телефон в карман, цепочку спрятал под кофту. И вышел в коридор — навстречу отцу. Навстречу тому, от чего всю жизнь пытался убежать.
И, возможно, именно к тому, кем на самом деле становился.

Я поднялся из гаража и прошёл в дом.
Отец сидел в кресле у окна, держа в руках чашку — не кофе, чай. Он пил чай только тогда, когда думал. Или когда ему нужно было говорить о чём-то важном.

— Ты звал?

Он кивнул и жестом указал на диван напротив.

— Присядь. Надо немного поговорить.

Я сел, устроившись на краю. Почти сразу почувствовал его взгляд — изучающий, внимательный, тот самый, от которого в детстве хотелось убежать. Сейчас — нет.

— Всё хорошо, Влад? — начал он спокойно. — Ты какой-то… отстранённый сегодня.

— Да всё нормально, — пожал я плечами. — Просто думал.

— О чём?

Я колебался. Не хотел врать, но и врать не собирался. Потому просто сказал:

— О себе. О будущем. О том, кто я такой.

Отец поставил чашку. Его глаза, серые, глубже, чем можно было бы ожидать, остановились на мне.

— Это правильные мысли. Особенно в твоём возрасте. Но только помни: ты — не я.
Ты не должен повторять мой путь. Даже если иногда чувствуешь, что уже по колено в следах.

Я чуть вскинул брови — он редко говорил так прямо.

— А если я иду туда же? — спросил я. — Только в своей версии?

Он усмехнулся. Тепло, но с какой-то грустью.

— Тогда просто не забудь, зачем ты туда идёшь. И ради кого ты оттуда должен вернуться.

Я замолчал. Эти слова зацепили.
В голове снова мелькнул её профиль. Ника. Эта её манера отвечать сухо, но по сути. Её блог.
И… тот самый диалог. “Ты ведь даже не знаешь меня по-настоящему.”

— У тебя кто-то появился? — неожиданно спросил отец.

— С чего ты взял?

— Ты не сразу поднялся, когда я позвал. А ты всегда сразу приходишь, если не завис в переписке.

Я усмехнулся, чуть виновато.

— Не знаю. Может, и да. Пока всё странно. Но интересно.

— Если интересно — не теряй. Просто не забывай, кто ты.

— А кто я? — спросил я.

Он вздохнул и встал, проходя мимо, хлопнул меня по плечу:

— Тот, кто сможет это выяснить. Только не на трассе. А в жизни.

Я вернулся наверх, на автомате задвинул штору и включил ночник. Свет падал мягко, чуть золотисто. Сел за стол, где по-прежнему лежал телефон. Экран погас — но я знал, он ждёт.

Sol.
Я.
И её сообщения.

Я не спешил открывать переписку, просто смотрел на экран, как будто от этого зависело, дёрнется ли сердце или нет. А оно дёрнулось — как всегда, когда речь заходила о ней.

Никакая она не простая блогерша.
И явно не только мне интересна.

Я вздохнул, всё-таки разблокировал экран и написал ей первым. Легко, непринуждённо, будто разговор с отцом не шевельнул всё внутри.

📲 Sol: Ты уверена, что Никите нечего бояться?

Через пару секунд добавил:

📲 Sol: Или он вообще не в курсе, что у тебя есть кто-то, кто знает твой любимый сорт чая и терпеть не может шаблонные заголовки в постах?

Провёл рукой по затылку, встал и подошёл к полке с мотошлемом. Пальцы машинально скользнули по царапине сбоку. Напоминание.

Ты можешь гнать, Влад. Но не сбеги от того, что чувствуешь.

Стукнул пальцами по стеклу шлема и вернулся к столу.
Телефон загорелся.

📲 Ника печатает...

Я усмехнулся.
Значит, не спит. Значит — всё-таки жду не зря.

Я сидел на подоконнике, спиной к стене, глядя в телефон. Экран мигал — «Ника печатает…». И вроде бы ничего особенного, но я ловил себя на том, что жду. Не сообщений. Не реакции. Её. Вот просто… её.

📱 Ника: Он знает, что я не люблю драмы. И тем более — тайных воздыхателей, которые лезут в голову через экран.
📱 Ника: Хотя… ты меня слегка сбил с толку. Признаю.

Я усмехнулся. Не вслух — внутри. Было приятно. Чёрт, слишком приятно.

Набрал ответ, пальцы двигались сами:

📱 Sol: Ладно. С драмой не буду. А если я просто человек, которому реально интересно, как у тебя прошёл день?

Отложил телефон, прижал ладонью лоб. Голова гудела. Не от боли — от этой странной, почти сладкой перегрузки. Словно душа катается на байке с выключенными фарами.

Телефон завибрировал.

📱 Ника: День? Как обычно. Шумно, быстро, в моём стиле. Леська выдала сегодня перл, от которого я чуть не поперхнулась кофе. Хочешь — расскажу.

📱 Sol: Рассказывай. Только предупреждаю: если засмеюсь — вина на тебе.

Я поднялся, подошёл к окну. Ни капли ветра. Только звуки города и тень от мотоцикла на стоянке. Он будто дышал вместе со мной. Один на один с тишиной.

📱 Ника: Ты вообще в Москву вечно укутанная? Или есть шанс увидеть тебя не в пальто с кофе на ходу, а в чём-то летнем, когда ты просто идёшь? Без цели. Без поста в голове. Без Леси под боком.

Откинул голову назад, тихо выдохнул. Ну и зачем я это пишу? Потому что хочется. Потому что с ней могу. Потому что она видит, чёрт побери. Сквозь никнеймы, маски, молчание.

📱 Ника: Опасный ты, Влад. Очень опасный. Мельников, да?

Всё. Занавес.

Я замер. Улыбнулся сам себе. Не удивление — нет. Больше... уважение. Спокойное, без паники. Она догадалась. Или раскопала. Или просто почувствовала. Но не отшатнулась.

Она знала моё имя. И всё равно продолжала писать.

Я не стал сразу отвечать. Пусть немного подождёт. Пусть почувствует: это — не псевдоним. Не игра. Это я. Такой, какой есть.

«Опасный ты, Влад. Очень опасный. Мельников, да?»

Я уставился на экран. Пальцы сжали край ковра. Секунда — и будто весь воздух из комнаты испарился. Она знала. Или догадывалась всё это время.
Мельников.
Так официально, будто я не просто Влад, а тот самый — с трассы, с чужой судьбой за спиной.

Я потянулся за телефоном. Прочитал ещё раз.

Улыбнулся. Самому себе. Нервно, но по-настоящему.

Потом взял старую цепочку с тумбочки. Перебирал пальцами, как будто она могла подсказать, что написать. И всё же написал.

Sol:
Значит, ты раскусила меня. Быстрее, чем я думал.

Пауза. Слишком длинная.

Sol:
И всё равно не перестаёшь писать. Это пугает. И… вдохновляет одновременно.

Вдох. Щелчок.

Sol:
Спасибо.

Откинулся на спину. Закрыл глаза. Потолок казался далёким, почти неосязаемым. Но в груди что-то сдвинулось. Небольшой, но важный сдвиг.

Она знает, кто я. И всё равно осталась.

Я не знал, чего ждал.

Обычно — тишины. Или отстранённой реакции, вроде: «Ладно, приятно было пообщаться» — и потом исчезновение. Так всегда было, когда правда подбиралась близко. Люди любят романтику тайны, но пугаются реальности.

Телефон снова завибрировал.

Ника:
Это не пугает. По крайней мере, пока ты не решишь вломиться ко мне в окно на мотоцикле.

Я хмыкнул. Протянул руку, потянул резинку на запястье — старая привычка, чтобы сфокусироваться.

Sol:
Я подумаю над этим. Только у меня шлем без автографа, ты как вообще к мотоциклам относишься?

Ответ пришёл почти сразу.

Ника:
Как к дождю. Красиво — но на расстоянии.

Я усмехнулся. Что-то в её сообщениях всегда заставляло улыбаться даже в дни, когда внутри было серо.

Sol:
Значит, придётся быть исключением. Или хотя бы зонтом от дождя.

На этот раз она не ответила сразу.

Я отложил телефон, встал с пола и прошёлся по комнате. На подоконнике — старая каска от отцовского первого байка. Пыльная, но живая. Я дотронулся до неё и поймал себя на мысли: если бы отец знал, что я пишу девушке из Москвы, которая понятия не имеет, как ревёт двигатель, — он бы, скорее всего, просто кивнул.

Мама бы сказала: «Главное, чтобы не гонял туда на ночь глядя».

И только я понимал: я наконец с кем-то честен. Не с маской Лайма. Не с сыновьей тенью. Просто — Владом.

Телефон снова завибрировал.

Ника:
Ты странный. Но, может, в этом и прикол.

Я улыбнулся.

Sol:
А ты — очень прямолинейная. И это точно прикол.

Я ещё не успел отправить сообщение, когда дверь тихо приоткрылась.

— Владик? — мягкий голос мамы, почти шёпотом. — Ты занят?

Я обернулся через плечо. Она стояла в дверях, в домашнем свитере, с лёгкой улыбкой и чашкой чая в руках.

— Нет, заходи, — кивнул я, отложив телефон экраном вниз.

Мама вошла, села на край кресла у окна. Поставила чашку на подоконник рядом со старой каской отца — той самой, которая всегда почему-то лежала тут, как реликвия.

— Ты сегодня тихий, — сказала она, скрестив руки. — Неужели никто не довёл до бешенства?

Я усмехнулся.

— Сегодня день без вспышек. Только пару искр.

Мама внимательно посмотрела на меня. Её глаза — как всегда — видели больше, чем хотелось бы.

— Это не про трассу, да?

— Не совсем, — ответил я уклончиво, почесав затылок.

Она кивнула, но не настаивала. Именно за это я её и уважал: она умела не лезть, но быть рядом. Без давления. Без вопросов, на которые нет готовности отвечать.

— Просто не закрывайся, хорошо? — сказала она, подняв на меня глаза. — Иногда то, что кажется глупостью… потом оказывается важнее, чем мы думали.

Я кивнул. Взял чашку, сделал глоток.

— Мам.

— М?

— Спасибо, что не делаешь из меня проект отца.

Она улыбнулась. Такая тёплая, настоящая.

— Влад, ты не проект. Ты — мой сын. А не чей-то дубликат.

И перед тем как выйти, она добавила:

— Ах да, папа просил передать — если снова ночью куда-то уедешь, оставь хотя бы записку. А то, говорит, Лайм или не Лайм, а сердце у него всё ещё человеческое.

Я рассмеялся.

Когда дверь за ней закрылась, я снова потянулся к телефону.

Sol:
А ты когда-нибудь чувствовала, что хочется стать кем-то новым — но боишься потерять того, кем ты была?

Женя

Сегодня было неожиданно много посетителей — галерея жила. Кто-то приходил полюбоваться фотографиями, кто-то искал вдохновение, а кто-то просто забредал с улицы, спасаясь от жары. Я с утра расставлял каталоги и помогал маме с планшетом, хотя та упорно утверждала, что «всё умеет» — и при этом каждую третью кнопку жала с подозрением.

— Жень, — крикнула она из дальнего зала, — ты куда спрятал ту визитку с QR-кодом на новый проект?

Я вышел из-за ширмы, где до этого сортировал черновики выставки, и, не отвечая, подошёл к стойке, достал визитку из левого ящика — всегда левого, но ей каждый раз кажется, что правого — и протянул.

— Спасибо, сынок, — улыбнулась мама. — Михаил опять потерял её.

— Удивительно, как он вообще свои ботинки утром находит, — пробормотал я и краем глаза заметил, как в зале появилась Саша.

Она что-то настраивала на камере, слегка прикусив губу, и как всегда была слишком сосредоточенной, чтобы сразу заметить кого-то. Её волосы были собраны в пучок, но одна прядь упрямо выбивалась из него и щекотала щёку. Хотелось подойти, убрать — и уйти обратно за ширму. Не спрашивай почему. Просто... как привычный ритуал.

Я продолжал смотреть на неё, пока не понял, что мама наблюдает за мной. Перевёл взгляд — она еле сдерживала улыбку. Я фыркнул.

— Не говори ничего.

— Я? Ни слова, — хитро ответила она, — но если вдруг решишь... скажи. Я просто случайно буду рядом, с чаем и нужной музыкой.

Я покачал головой, вернулся обратно за стойку. Включил лампу, достал блокнот. Пару линий — эскиз лестничного пролёта, с ограждением в стиле модерн, как в одном старом доме на Васильевском. Потом — слово. Саша. Зачем?

— Женя, — послышался голос Михаила, — а можешь глянуть вот этот макет? Что-то композиция ускользает.

Я молча подошёл, взял планшет. Саша была рядом, её рукав задел мой.

— Ой, извини, — сказала она, посмотрела вверх.

В её взгляде не было ни кокетства, ни притворства — просто тёплая ясность. Я улыбнулся.

— Ничего. Всё нормально.

И было. Правда.

Я поправил раму с этюдом, выровняв её по уровню. Мама куда-то вышла — кажется, за кофе, оставив нас втроём: меня, Михаила и Сашу.

Миша прислонился к стойке, перекинув ремешок фотоаппарата через плечо, как будто собирался куда-то, но так и не решился уйти.

— Ты опять привозил работы с чертежами? — спросила Саша, подойдя ближе. — Они у тебя всегда такие… детальные. Будто не нарисованы, а вырезаны из воздуха.

Я чуть улыбнулся, не глядя на неё, продолжая поправлять экспозицию:

— Спасибо. Хотя воздух у нас в Питере тяжёлый, но, наверное, в этом и шарм.

Миша хмыкнул. Не то чтобы с сарказмом, но в голосе была едва уловимая тень раздражения.

— Воздух не вырежешь, если не умеешь фотографировать, — вставил он, словно невзначай. — Зато камера сразу показывает, кто ты есть.

Я повернулся к нему, подняв бровь.

— А рисунок — нет? По-моему, линия тоже многое говорит.

Он пожал плечами:

— Линию можно стереть. Снимок — уже история.

Саша переводила взгляд с одного на другого. Она не вмешивалась — просто стояла с лёгкой улыбкой, как будто наблюдала за дуэлью, в которой пока не ясно, кто первый вытащит шпагу.

Я хотел что-то ответить, но в этот момент она шагнула чуть ближе ко мне:

— Жень, а ты мне обещал показать, как ты рисуешь фасады вручную. У нас тут есть перерыв?

Я кивнул, глядя на Михаила мимолётно.

— Конечно. Давай — только ты сама выберешь, что. У меня есть один набросок старой пражской церкви и мост в Петергофе.

— Тогда мост, — быстро сказала она. — Я всегда хотела понять, почему ты рисуешь арки с такой точностью.

Миша отвернулся, делая вид, что настраивает объектив. Я почувствовал, как у него напряглись плечи. Не потому, что он что-то сказал — а потому, что не сказал.

И в этот момент я понял. Саша ему не безразлична.

И, кажется, это взаимно. Или… почти.

Но это не моя история. Пока.

Мы со Сашей как раз рассматривали набросок с видом на Петергофский мост, когда в коридоре послышался стук каблуков и знакомый шелест пакета — мама возвращалась.

— Надеюсь, вы не спорите, кто из вас круче, — услышался её голос, а через секунду она вошла в галерею, как всегда — уверенно, с лёгкой улыбкой и двумя стаканами кофе в руках.

— С молоком и без сахара, как ты любишь, — протянула она мне стакан. — А тебе, Саш, с корицей. Я помню.

Саша благодарно улыбнулась, беря кофе. Михаил отступил чуть в сторону, поправляя объектив на ремне камеры, но ничего не сказал. Снова.

— Как там дома? — спросил я, облокачиваясь на край стола. — Виктор с работы вернулся?

Мама кивнула:

— Да. Уже ворчит, что я опять задержалась. Но ему не привыкать.

Я усмехнулся. Мама подошла ближе, посмотрела на мой эскиз:

— Это тот самый проект? Подземный переход в старом квартале?

— Он, — кивнул я. — Думаю, не отправлять. Слишком нестандартно для жюри. Они любят классику.

Мама на секунду посмотрела на меня — так, как умеет только она. Тепло, но с вызовом.

— Женя, пусть они любят классику. А ты люби то, что делаешь. Отправь. Пусть хотя бы увидят.

Саша сдержанно кивнула в знак поддержки. Михаил молчал, но краем глаза я заметил — слушал.

— Хорошо, — выдохнул я. — Отправлю.

— Вот и молодец, — сказала мама, и, глянув на часы, добавила: — Я пока в кабинет, а вы тут не устраивайте поединков на карандашах.

Она ушла, оставив после себя аромат кофе и ощущение спокойствия.

Я допил кофе, поставил стакан на подоконник и вытер ладони о штанины — на бумаге оставались тёплые следы от пальцев.

Саша подошла ближе, склонилась над эскизом. Пахло корицей и чем-то цветочным. Наверное, шампунь.

— У тебя необычная перспектива. — Её голос прозвучал тихо, почти как комментарий самому себе, но я уловил в нём искреннее восхищение. — Ты специально сместил центр?

Я кивнул.

— Хотел показать, как человек ощущает город, а не как он выглядит на чертежах. Больше субъективности.

Она чуть наклонила голову, разглядывая линию теней.

— Похоже на то, как я иногда вижу кадры. Сначала эмоция, потом ракурс. И только потом — свет.

Я посмотрел на неё, и в груди что-то медленно потеплело. Мы были из разных миров — она работала с живыми моментами, я — с линиями и структурой. Но, похоже, чувствовали похожие вещи.

— Ты сама когда-нибудь рисовала? — спросил я.

Саша усмехнулась:

— Только на полях в блокноте. Бессмысленно и беспощадно. Миша смеётся, что мои цветы выглядят как тронутые жизнью зонтики.

— Покажешь?

Она пожала плечами:

— Если когда-нибудь соберусь с духом. Или если пообещаешь не смеяться.

— Я не смеюсь над тем, что сделано честно, — сказал я серьёзно.

Саша на секунду замерла, как будто запомнила мои слова. А потом… просто улыбнулась. Та, почти невесомая, но светлая улыбка, которой не делятся со всеми.

Из угла галереи послышалось, как Михаил что-то клацает в камере. Он ни разу не вмешался в разговор, но я знал — он всё слышал. Он всегда всё слышит.

Я перевёл взгляд на часы. Почти восемь.

— Хочешь, провожу тебя до метро? — спросил я.

Саша удивлённо приподняла брови.

— А разве ты не собирался дописывать эскиз?

— Он подождёт. А ты нет.

Мы вышли на улицу, и прохладный воздух сразу коснулся лица. Саша поправила ворот пальто, кутаясь в шарф.

— Осень в этом городе — как кино, — пробормотала она, глядя на оранжевые кроны. — Только вечно без сценария.

— И без финальных титров, — добавил я. — Всё будто бы тянется, как пленка.

Мы шли молча минуту или две. Я слышал, как она дышит — ровно, спокойно, чуть глубже, чем человек, которому уютно рядом.

— Михаил ревнует тебя ко мне? — спросила она вдруг, не глядя.

Я чуть повернул голову.

— Он тебе кто?

— Коллега. — Пауза. — Мы хорошо сработались. Он — отличный фотограф. Всё.
Она не уточняла, зачем задала вопрос. И я не стал копать.

— Тогда нет. Думаю, он просто замечает, что ты со мной — другая.

Она усмехнулась.

— А ты?

— А я просто… замечаю тебя.

Саша приостановилась, посмотрела на меня сбоку, в свете фонаря. Глаза её были тёмными, с тёплыми искрами внутри. Не зелёные, не карие — сложные.

— Ты странный.

— Я архитектор. Нас так выращивают.

Она рассмеялась — тихо, но искренне. И снова пошла рядом.

Мы свернули на бульвар, где на скамейках остались только поздние студенты и бабушки с собаками. Ветер шевелил клёны, срывая листья.

Я не пытался взять её за руку. Просто шёл рядом. Так близко, что иногда плечо касалось плеча. Так тихо, что можно было подумать — это и есть начало чего-то.

У станции метро она остановилась.

— Мне сюда.

Я кивнул. Не хотелось отпускать. Но не хотелось и торопить.

— Спасибо за вечер, — сказала она. — Ты — другой. Это… освежает.

— А ты — настоящая. Это редкость.

Саша кивнула. И уже разворачиваясь, добавила:

— Может, в следующий раз не метро. А кофе?

Я улыбнулся.

— С тебя — цветы-зонтики в блокноте. С меня — кофе.

Она скрылась в толпе.

А я остался на углу, вглядываясь в её силуэт.

"Может, и правда — не всё кино заканчивается титрами. Некоторые — только начинаются."

Я вернулся ближе к девяти. В прихожей горел тёплый свет, пахло яблоками и корицей — мама, как всегда, устроила уют без усилий.

Разулся, повесил пальто. Из кухни доносился голос Крета — негромкий, как будто он говорил с кем-то по телефону, обсуждал поставки, судя по обрывкам фраз.

Я заглянул в комнату — мама сидела за кухонным столом, перелистывала каталог. Услышав мои шаги, подняла взгляд и улыбнулась.

— Прогулялся?

— Ага. Со Сашей, — кивнул я. — Просто прошлись, болтали. Питерская погода на экспорт.

— Вы с ней хорошо смотритесь, — тихо сказала она, будто невзначай.

Я налил себе чаю. Не стал отвечать сразу. Мама наблюдала, не навязчиво — по-матерински мягко.

— Она настоящая, — сказал я наконец. — С ней не нужно делать вид, что всё под контролем.

Мама кивнула. Я знал, что она поймёт. Она всегда чувствовала такие вещи, ещё до того, как я сам их понимал.

— Как Полина? — спросил я, меняя тему.

— Голос сегодня был уставший, но радостный. Говорила, что скучает. Передавала, чтоб ты ей записал гитару — что-нибудь уютное, без слов.

Я улыбнулся:

— Сделаю.

Поднялся в свою комнату. Просторную, с деревянными панелями, светом от настольной лампы и видом на сад, в котором дождь вырисовывал замысловатые узоры на стекле.

Сел за стол, открыл блокнот. Пальцы сами написали:

> "Улица. Осень. Девушка в пальто.
Она не спрашивала — зачем я рядом.
И, пожалуй, это был лучший ответ."

Положил ручку, встал. Подошёл к окну.

В этом доме всё было знакомо, но не давило. Я знал, что могу уехать в Питер — и быть собой. А могу остаться здесь — и быть частью чего-то большего.

А может, быть и тем, и другим. Просто — в правильной компании.

Я только поставил точку в углу листа, когда экран телефона загорелся. Сообщение из нашей общей группы — “Команда Z”.

> Тимур: "Народ, кто чем занимается, меня сейчас убьёт скука."

Усмехнулся. Узнаю брата Алины — драматургия из воздуха и экстренный призыв спасать его от скуки, будто мы служба поддержки 24/7.

Через пару секунд — второй пуш:

> Марк: "Найди зеркало и поговори с собой. Уровень интеллектуального собеседника гарантирован."

Я хмыкнул и, не отрываясь от планшета, написал:

> Я: "Работаю. В отличие от некоторых, мне надо сдавать проект, а не драму в два действия."

> Влад: "Тут вообще-то драма на три действия. Тимур, встань и сделай хоть одно полезное движение. Например, чай."

> Тимур: "Во-первых, чай — это святое. Во-вторых, ты, Марк, флиртуешь со мной сейчас или мне показалось?"

> Марк: "Тебе показалось. Но если скучно — могу и поухаживать. Специально для тебя, Костров, вечерняя программа: ‘Как не умереть от скуки и не влюбиться в меня’."

Я рассмеялся. Где-то между архитектурой, гонками и жизненными драмами мы всё ещё умудрялись оставаться нормальными. Или почти.

> Я: "Напоминаю, что я тут один взрослый, и если вы сейчас перейдёте на милые прозвища, я вас обоих заблокирую."

> Тимур: "Хорошо, папа Женя."

> Марк: "Сразу видно старшего — даже разозлить приятно."

Положил телефон и, не удержавшись, улыбнулся. В этой компании, даже через экран, становилось теплее. Наверное, потому что здесь ты знал — кто бы ты ни был, кем бы ни казался, тебя всё равно примут.

И, если честно, скучать с ними было невозможно. Даже когда ты на другом конце страны.

Я всё-таки отложил планшет. Линии на схеме начали расползаться перед глазами, а шутки парней в чате ни капли не способствовали концентрации. Да и не хотелось сейчас думать про балки, перекрытия и нужные углы падения света. Хотелось просто… немного жизни. Настоящей, а не в AutoCAD.

Спустился на первый этаж, пройдя через коридор, где до сих пор стояли наши семейные фото. Где я ещё с челкой, в школьной форме, а рядом Полина, такая молодая и уверенная. Улыбается в камеру, крепко держит меня за плечо.

Мама была где-то в саду — слышались её шаги по дорожке. Крет, вероятно, уехал по делам: машина исчезла с парковки ещё утром.

Я зашёл на кухню и достал из шкафа пачку чая. Пока закипал чайник, в голове всплыло лицо Саши. Как она поправляла волосы, когда думала, что никто не смотрит. Как хмурилась, рассматривая снимки Михаила. Не из зависти — скорее, из желания понять.

Она… интересная.

Я до сих пор не понял, что именно в ней цепляет. Но это было. Такое чувство, как будто ты уже слышал эту музыку, но каждый раз звучит она по-новому.

Чайник щёлкнул. Я залил заварку, достал кружку с надписью “Архитекторы делают это с планом” — подарок от Полины на двадцатилетие. Сел за стол у окна. Пролистал чат, там Тимур уже спорил с Владом о том, чья фамилия звучит «круче для постапокалиптического романа».

Тимур: "Костров — это звучит как имя главного героя. А не то что ваш Мельников. Звучит, как фамилия школьного физрука."

Влад: "Физрук, зато с байком."

Марк: "Ладно, давайте честно — 'Барсов' звучит как имя злодея. Согласны? Жека, решай."

Я откинулся на спинку стула, улыбнулся и напечатал:

> Я: "‘Барсов’ — это имя таинственного мецената, который спасает город по ночам и строит приюты днём. И на досуге — архитектурный критик."

> Тимур: "Ладно, ты победил."

> Марк: "Ну раз ты архитектор и всё ещё не женат, ты по определению — победитель."

Смех сорвался сам собой. Я взял кружку, подошёл к окну и выглянул в сад. В этот момент мимо прошла мама, в руках — секатор, в волосах — лёгкие пряди солнца.

— Женёк, ты куда пропал? — крикнула она с дорожки. — Я думала, ты опять уехал на съёмки к Полине.

— Не, я пока тут. Рисую, чай пью, разбираюсь, кто из моих друзей звучит как супергерой.

Мама хмыкнула, но с улыбкой. И пошла дальше, к кустам сирени.

А я стоял с чашкой в руке, слушал шорох садовых ветвей, и думал, что иногда жизнь похожа на незаконченный эскиз. Не всё ещё прорисовано. Но ты уже знаешь, какой будет дом.

Я вышел в крытый сад с чашкой чая, ветер играл в тонких занавесях у арки, и где-то в глубине слышалось пчелиное жужжание. Мама стояла у розовых кустов, поправляя плетущиеся побеги, и, как обычно, поднимала глаза только тогда, когда уже знала — я рядом.

— Мам, — начал я, не торопясь, — у нас тут недавно знакомство с одним парнем произошло.

— Что за парень? — спросила она, не отрываясь от дела.

— Влад, — сказал я. — Он одноклассник Марка. Ну… это он с нами тогда на дачу ездил, я тебе рассказывал.

Мама на секунду задумалась, а потом кивнула:

— Ааа, точно. И?

Я сделал глоток чая, стараясь говорить спокойно:

— Он сын Руслана.

Мамины руки замерли. Она не сразу повернулась, но её спина выпрямилась, как струна. Потом она всё же медленно развернулась ко мне.

— Руслан… — повторила она. — Ты уверен?

— Он сам говорил. У него и фамилия та же, и… он похож. Очень. Глаза. Манера молчать, пока не нужно сказать что-то важное. Всё сложилось, — я помолчал, потом добавил: — Руслан ведь родной сын моего биологического отца. Я прав?

Мама не сразу ответила. Она медленно подошла к деревянной скамейке под виноградной аркой и села, опустив взгляд.

— К чему это сейчас, Женёк?

Я сел рядом. Не слишком близко, чтобы не давить, но и не оставаться на расстоянии.

— Просто я понял, что даже не знаком с братом. С сестрой. Не знаю их. А живу, будто у меня нет корней по той линии вообще.

Мама подняла на меня глаза. Глубокие, тёплые, но в них промелькнуло что-то… тяжёлое. Как будто воспоминание, которое она давно прятала в коробку «не трогать».

— Руслан и Саша… давно тебе не семья, — сказала она тихо. — И не потому что я их ненавижу. Или хочу вычеркнуть. Просто… они выбрали свою дорогу. А я — свою. И тебя.

Я слушал молча. Не спорил. Только тёплый чай в ладонях, и голос внутри, который шептал: «Но ведь это всё равно часть меня».

Мама положила руку мне на колено.

— Ты не обязан сближаться с ними, только потому что у вас одна кровь. Ты — мой сын. Крет — твой отец. Всё остальное… оно не обязано значить больше, чем ты сам этого хочешь.

Я кивнул. Но внутри всё равно что-то колыхалось.

— Я знаю. Просто… хочется понять, кем я был, чтобы лучше знать, кто я есть.

Мама чуть улыбнулась.

— Тогда начни с себя. Остальное подтянется.

На кухне пахло базиликом и запечёнными овощами. Мама, как обычно, готовила что-то «на глаз», а Крет открывал бутылку красного — домашняя традиция для спокойных вечеров. Я сидел за столом, прокручивая в голове разговор из сада.

Мама поставила на стол форму с лазаньей, разложила тарелки, пододвинула к моему локтю салат с вялеными томатами. Всё привычное. Всё домашнее. Но внутри меня продолжала крутиться мысль.

— Всё ещё думаешь о нём? — вдруг спросил Крет, усевшись напротив. Он налил себе вина, посмотрел на меня внимательно.

Я поднял взгляд.

— Руслан. Влад. Всё это.

Крет кивнул.

— Не осуждаю, — спокойно сказал он. — Но хочу знать: ты зачем интересуешься?

— Просто… — я отложил вилку, облокотился на стол. — Мне стало странно, что я знаю человека — Влада, мы общаемся, но я даже не догадывался, что он… ну, часть той истории. Моей, по сути. Хоть я её и не жил.

Мама села рядом, молча. Её ладонь легла мне на плечо.

Крет сделал глоток вина и посмотрел прямо.

— Я никогда не запрещал тебе задавать вопросы. Но ты же понимаешь — Руслан и Саша, они ушли из этой семьи не потому, что их выгнали. Они сами решили, что связи больше нет. Мы с твоей мамой выбрали другой путь. И ты стал частью его. Осознанно.

Я кивнул. Медленно.

— Я не хочу ворошить прошлое. Просто мне хочется понять, кем был мой отец. Не ради него. Ради себя. Я хочу знать, чем он жил, почему ушёл, что передал Руслану — и что, возможно, досталось мне.

Мама сжала моё плечо чуть крепче.

— Тогда спрашивай. Мы расскажем, что знаем. Только будь готов к тому, что не всё будет приятным.

Крет тихо усмехнулся:

— Биология — не определяет, кто ты. Выбор делает человек. А ты, Женёк, уже выбрал. Сам. И за это я тобой горжусь.

Я опустил взгляд, чувствуя, как тепло разливается в груди. Эта семья… она настоящая. Даже если не вся из крови.

— Спасибо, — тихо сказал я.

Мы продолжили ужин, и в какой-то момент разговор свернул на другие темы — про работу Крета, про галерею, где мама хотела устроить новую выставку. Но где-то внутри я уже чувствовал: встреча с Владом — это не случайность. Это новая глава. И рано или поздно я всё равно с ним поговорю. Как бы всё ни сложилось. Крет разрезал лазанью, подцепил кусок на лопатку и аккуратно переложил на мою тарелку.

— Как практика? — спросил он между делом, но я заметил, что смотрит с явным интересом.

— Всё в норме, — кивнул я. — Спасибо, что спросил, Пап, — добавил тихо, не поднимая взгляда сразу.

Он чуть улыбнулся, будто это слово всё ещё значило для него больше, чем он готов был признать вслух.

— Проект по реконструкции театра в центре идёт полным ходом, — продолжил я, уже чуть увереннее. — Меня допустили к чертежам, дали править узлы. Реально важная часть. Ментор сказал, что у меня глаз точный, а рука — надёжная.

— Иной раз это важнее, чем вдохновение, — хмыкнул Крет. — Архитектура — про выносливость, не про поэзию.

Мама улыбнулась, переложив салат себе в тарелку:

— Но поэзия в глазах твоего сына всё равно есть. Особенно, когда он часами рисует свои эскизы на балконе, забыв про еду.

— Так это вдохновение к нему заходит, — подхватил Крет, подмигнув мне. — Сначала оно, потом он к холодильнику.

Я рассмеялся, впервые за вечер по-настоящему тепло.

— Не спорю. Но в Питере вдохновение чаще в пальцы дует, чем в голову — холод жуткий.

— Ну, значит, мы всё правильно сделали, отправив тебя на юг летом, — сказала мама. — Подпитать солнечной батареей. А то приехал бы обратно — весь серый, как декабрь.

— Не получится. У меня же… — я замялся на полуслове.

Мама подняла бровь.

— У тебя что?

Я пожал плечами.

— Да ничего. Просто подумал… Может, в следующий раз поеду с друзьями, если получится.

Крет кивнул.

— Главное — чтобы рядом были те, кто не мешают тебе быть собой.

И снова в его голосе не было ни назидания, ни давления. Только — поддержка.

Я смотрел на своих родных и понимал: с ними можно говорить честно. Даже если не сразу. Даже если не всё ещё понятно.

Шахматист

Шахматист не любил грязные ринги. Но они приносили деньги. Так же, как гонки. Так же, как ставки на победителей, драки в подвалах и шепот о новых фигурах на доске.

Он стоял у большого цифрового экрана, где текли имена, даты, суммы и аббревиатуры. Некоторые буквы были заменены символами. За каждым — человек. Или… марионетка.

— "Ягуар", "Лайм" и "Гром" не дерутся. Они — витрина, — сказал кто-то за спиной.

Шахматист обернулся. Помощник замолк, когда уловил холод во взгляде.

— Они — флаг, — произнёс он. — На них делают ставки. За ними следят. Их знают. Они не участвуют — но от их тени греются те, кто идёт на бой.

Он провёл пальцем по столешнице, на которой стояла шахматная доска. Все фигуры были на местах, кроме одного ферзя. Он отсутствовал.

— "Ягуар" всё ещё на слуху. Его хотят видеть на трассе. А что будет, если он исчезнет?

Помощник не ответил.

— Или если его семья окажется не такой уж недосягаемой? — тихо добавил Шахматист. — Один слух. Один скандал. Одна фотография в нужный момент.

Он знал: достаточно убрать освещение, и даже сильные начнут сомневаться в себе.

— Пусть продолжают ездить. Мы не мешаем. Пока.

Он взял ферзя и поставил его обратно.

— Но одна ошибка... и каждый из них станет частью другой игры. Не своей.  Когда там следующий сезон? — голос Шахматиста прозвучал спокойно, почти рассеянно, будто он обсуждал расписание делового обеда, а не нелегальные гонки и подпольные ставки.

Помощник листал планшет, скользя пальцем по спискам дат, маршрутов и кодовых имён.

— В середине мая. Уже утвердили трассы и уровни доступа. Три зоны — красная, жёлтая, синяя. Основной состав почти без изменений.

Шахматист кивнул, не глядя. Его взгляд был прикован к экрану, где на фоне схемы города мигали точки — как на радаре. Он любил, когда всё под контролем. Особенно люди.

— Хорошо, — произнёс он после паузы. — Пусть будет середина мая.

— Пока пусть отдыхают? — осторожно уточнил помощник, уловив настроение хозяина.

Шахматист усмехнулся. Не зло. Холодно, по-деловому.

— Я стратег, а не садист, — сказал он. — Да. Пускай парни набираются сил перед следующим сезоном.

Он облокотился на край стола и, чуть склонив голову, добавил:

— Им ещё пригодится выносливость. Особенно тем, кто не знает, что уже играет.

— Что с тем парнем, который проиграл последний бой? — голос Шахматиста был таким же ровным, как и всегда. Ни капли эмоций. Ни намёка на сочувствие.

Помощник даже не поднял взгляда от планшета:

— Устранили. По-тихому. Ни камер, ни свидетелей. Следов не оставили.

Небольшая пауза. В комнате стояла тишина, нарушаемая только ровным гудением кондиционера.

Шахматист медленно кивнул:

— Отлично.

Он любил порядок. В его системе не должно было быть слабых звеньев. Те, кто не справлялись — выбывали. Не как в игре. Как в войне.

— И ещё, — добавил он спустя мгновение. — Обновите досье на новых бойцов. Особое внимание к тем, кто слишком быстро выходит в лидеры. Таких либо используют... либо сжигают.

— Сделаю.

Шахматист медленно повернул голову к огромному экрану на стене. Один из треков высветился красным.

— Доска расставлена, — произнёс он вполголоса, скорее для себя. — Осталось дождаться, кто первым сделает неправильный ход.

Дима Барсов

Утро понедельника всегда начиналось одинаково — с кофе, сводок по грузам и чьей-то паники. Я только успел войти в кабинет, как на экране уже вспыхнули первые цифры отчёта, а за столом напротив нахмурился зам по операционке.

— Дмитрий Владимирович, — сдержанно кивнул он.
— Доброе утро, — буркнул я, опускаясь в кресло и отставляя термокружку в сторону. — Начинаем?

— Пункт приёма в Воронеже — задержка на сутки, — заговорила Ирина, одна из лучших в аналитике. — Причина — погодные условия и ЧП с фурой.

— Водитель жив? — спросил я.

— Да, с ушибами, фуру отбуксировали, груз не пострадал, но доставка будет позже на 36 часов.

Я кивнул.
— Окей. Перераспределите поставки на соседний узел, пусть Рязанский склад забирает часть потока. И проверьте страховку, там был нестандартный маршрут.

Кто-то записал. Кто-то уже печатал. Всё, как всегда. Совещание шло по накатанному — отчёты, решения, корректировки.

Но внутри — как будто щёлкало. Как будто не хватает одной фигуры на доске.

Лея вчера...
Нет, не сейчас. Я встряхнулся.

— По таможенным складам что? — спросил я.
— Рига даёт сбой. Электронная очередь сбилась, — ответили мне.
— Контакт с местными есть?
— Ждём ответа.
— Не ждите. Свяжитесь напрямую с куратором. И скажите, если не исправят до обеда — я сам прилечу.

Я не угрожал. Я просто знал, что будут шевелиться быстрее.

Кофе остыл. Я сделал глоток и поморщился.

Понедельник. Только начался. А уже как будто месяц прошёл.

— И ещё, — поднял голову зам. — Позвонил Алексей Костров. Хотел с вами пересечься вечером. Лично.

Я чуть заметно приподнял бровь.
— Передай: буду дома к восьми. Если хочет — заезжает.

Он кивнул.

Я снова посмотрел на таблицы. И понял — утро началось не с работы. А с воспоминания.

О том, кого пришлось вернуть. И о том, кого ещё не потерял.

— Кстати, — подал голос финансовый директор, — пришли уточнённые данные по бюджету второго квартала. Есть перерасход по логистике в Пермском направлении. Причина — повышение цен на перевозки и нехватка тягачей.

— Насколько перерасход? — спросил я, глядя на монитор.

— Шесть процентов от плановой суммы. В цифрах — около трёх с половиной миллионов.

Я стукнул пальцами по столу.
— Передвиньте часть средств с маркетингового фонда. Мы и так в нём не тратим запланированное. Отработайте с подрядчиком по тягачам — или скидка, или ищем новых.

— Понял.

Зам замешкался, потом аккуратно добавил:

— Есть ещё один момент, Дим. По поводу сотрудников. Точнее, одного.

Я приподнял бровь.

— Слушаю.

— Андрей Назаров. Из отдела складского мониторинга. Вчера днём его отследили через систему безопасности: пытался копировать данные на личный носитель. Его остановила охрана.

Я чуть отклонился в кресле.

— И?

— Пока отстранение. Но он требует встречи лично с вами.

— Конечно требует, — фыркнул я. — Пусть ждёт. Но не в моём кабинете. В переговорной. И только при юристе.

— Принято.

Всё. Обычное утро превратилось в мини-кризис.

— Отдел безопасности проверит весь его круг общения, — добавил зам. — Есть подозрение, что он не один.

Я молча кивнул.
Слова Лёхи всплыли в голове. «Ты знаешь, в нашей работе ни в чём нельзя быть уверенным. Даже в тех, кто с тобой пьёт кофе каждое утро».

— Всё, на этом закончим, — сказал я, поднимаясь. — По Назарову жду полный отчёт к обеду. Кто со мной едет на склад — собирайтесь, выезжаем через сорок минут. Остальные — по задачам.

Все начали расходиться. Только Ирина задержалась у выхода.

— Дима, — сказала она чуть тише, — ты сегодня... жёстче, чем обычно.

— Утро такое. И неделя будет не лучше, — ответил я. — Спасибо за работу.

Она кивнула и ушла.

Я остался в кабинете на секунду один.
На столе мигал телефон. Сообщение от Полины:

«Не забудь про ужин. Лея сказала, что ты опять погружаешься. Вернись к нам вечером, ладно?»

Я чуть улыбнулся.
Ладно, Поля. Вернусь.

После совещания я задержался в офисе — нужно было подписать пару срочных контрактов и ответить на письма. День обещал быть длинным.

Я вышел в коридор. Меня уже ждал охранник:

— В переговорной всё готово. Назаров — там.

Я кивнул и пошёл не спеша. Пока шёл, думал: с чего он решил, что я стану с ним разговаривать? Видимо, паника толкнула. Или — глупость. А может, и то, и другое.

Дверь в переговорную открылась мягко. Назаров поднял голову — лицо бледное, губы поджаты. Рядом сидел юрист нашей компании, хладнокровный как всегда.

— Дмитрий Владимирович, — начал Назаров, вставая.

— Сиди, — отозвался я спокойно и занял место напротив. — Говори, зачем просил встречу.

Он сглотнул.

— Я… я допустил ошибку. Это недоразумение. Я просто хотел—

— Ты хотел скопировать служебную информацию на флешку, — перебил я. — Без разрешения. Без уведомления. В обход правил безопасности. И, между прочим, ночью, когда на этаже почти никого не было.

— Я… меня шантажируют, — выпалил он.

Я не отреагировал. Просто молча смотрел на него. Пусть выкручивается.

— Мою сестру… она связалась с нехорошими людьми. Долги. Мне сказали, или я достану им сведения по логистике, или…

— Или они разнесут ваш уютный мир по кускам, — тихо закончил я. — Знакомая история. Только вот вы работаете не в булочной, Назаров.

Он опустил глаза.

— Я не успел. Правда. Не успел.

— Но попытался. — Я поднялся. — С этого момента ты отстранён. Дальше — юристы и безопасность решат, что с тобой делать.

Он хотел что-то сказать, но я уже вышел.

---

После обеда я выехал на склад. Разговор с управляющим, обход территории, новая система учёта — стандартный процесс. Но голова была не на месте. Мысли всё время возвращались домой. К Лее, к Полине. К Марку, с которым мы в последнее время стали говорить больше не как отец с сыном, а как два взрослых мужчины, не всегда находящие общий язык, но уважающие границы.

После очередного совещания день закрутился, как в мясорубке. Документы, контракты, поставки, переговоры. Один звонок сменял другой, и каждый был не из тех, что можно было передоверить.

В половине второго — короткий перерыв на кофе. Даже не успел до конца допить — пришло сообщение от зама: «Поставщики из Казани требуют пересмотра условий. Просят видеосвязь через 10 минут». Сел, провёл — час сорок переговоров, а потом ещё полчаса обсуждения с юристами.

В промежутках между задачами успел:

– Подписать шесть договоров,
– Утвердить логистику на вторую половину месяца,
– Перенести встречу с инвесторами на пятницу,
– Поставить задачу Сереже из ИТ — обновить защиту на внутренних серверах.

Когда открыл календарь — понял, что из «свободных окон» осталась разве что дорога домой.

Я пообещал себе, что сегодня уеду пораньше. Вечером хотел поужинать дома. Без звонков, без ноутбуков, без отвлечений. Хотя бы попытаться. Потому что последнее время всё чаще ловил себя на мысли: дети растут, а я — всё так же в делах.

В 17:20 зашёл в кабинет Ларисы — моей помощницы:

— На сегодня больше ничего срочного?

— Только личный визит Валуева. Хотел переговорить лично, не по телефону. Я назначила на завтра, как вы просили.

Я кивнул. Костя, значит, снова в городе. Мы общались недавно — каждый в своём бизнесе, но таких людей не забываешь.

Собрал бумаги, отключил вторую симку, вышел. В лифте кто-то поздоровался — я вежливо кивнул, не сразу узнав. Мозг уже переключался на дом.

Холод пробирался под воротник пиджака, пока я шагал по парковке. Октябрьское небо было низким, словно готовым раздавить город серой массой, а воздух пах сыростью и чем-то металлическим. Типичная столичная осень.
Я машинально крутил ключи на пальце, мозг всё ещё инерционно обрабатывал совещание.

Карман завибрировал. Полина.
Нажал «принять» почти бездумно, но голос у неё — всегда как точка возврата. Дом.

— Привет, — сказал я, стараясь звучать не так уставшим, как чувствовал себя.

— Ты уже освободился? — в её голосе была лёгкая улыбка, узнаваемая, домашняя.

— Только вышел. Иду к машине. Надеялся проскользнуть, пока никто из отдела снова не поймал.

— Серьёзно? В понедельник — проскользнуть? Ты амбициозный, Барсов, — хмыкнула она. — Кстати, Марк с Тимуром дома. Лея что-то строчит в тетрадке. А Алина пересматривает старое аниме, снова говорит твоим голосом фразы из "Бригады".

Я усмехнулся.

— И ты это терпишь?

— Я ж мать, — невозмутимо сказала она. — Женя написал, что вечером заглянет. Соскучился.

— Вот и славно.
Я нащупал брелок и открыл машину.

— Через минут двадцать буду, если пробка на мосту не замирает.

— Только не забудь, — её голос стал тише, мягче. — Сегодня ты не босс. Ты просто Дима. Наш Дима. Это тоже важная должность.

Я замер на секунду, кивнул сам себе, хотя она не могла этого видеть.

— Принято. Еду домой, Полина.

— Ждём.

Она отключилась. Я сел в машину, прикрыл глаза на мгновение.
Октябрь или нет — дома должно быть тепло. И я сделаю всё, чтобы так и было.

Я подъехал к воротам, не дожидаясь, пока система сама меня распознает — нажал на кнопку с пульта. Створки плавно расползлись в стороны, и я въехал во двор. Окна дома уже горели тёплым светом. Где-то на втором этаже мелькнула Лея — её силуэт легко узнать, даже по походке. Быстрая, решительная.

Заглушил двигатель, потянулся. Спина хрустнула. День был долгим.

В доме пахло чем-то вкусным — пряным, домашним. Наверняка Полина снова экспериментировала с приправами. Иногда ей казалось, что кухня — её вторая лаборатория.

Я только закрыл за собой дверь, как в прихожей тут же появилась Полина.

— Ужин? — спросила она мягко, будто этот вопрос был частью вечернего ритуала.

Я потянулся, чувствуя, как ноет спина после бесконечных часов за столом в душном офисе, и устало выдохнул:

— Сначала душ.

Она кивнула, понимающе, и отступила на шаг, давая мне пройти. Пахло чем-то домашним — то ли запечённым картофелем, то ли корицей. И ещё — её духами. Тонкий, тёплый запах, который всегда возвращал меня домой, даже если я был всего в двух метрах от порога.

Я прошёл в спальню, скинул пиджак, галстук, туфли — всё, что за день стало словно второй кожей. Оказавшись под горячими струями душа, наконец позволил себе просто стоять, ничего не думая. Мышцы расслаблялись медленно, но верно. Хотелось отключиться. Не быть начальником, не быть Барсовым, не быть стратегом. Просто быть. Мужем. Отцом. Живым.

Когда вышел, в зеркале увидел, что с лица сошло напряжение. Я был всё ещё уставшим. Хотя, уже не так сильно.

Спустился на кухню. Из-за угла доносились голоса детей — Лея с кем-то смеялась, Марк снова спорил с Тимуром о чём-то, Алина бросала фразы наперебой. Я улыбнулся краем губ. Мой хаос. Моя команда.

— Ты как? — спросила Полина, оборачиваясь от плиты, как будто почувствовала моё присутствие.

— Уже лучше, — ответил я, подходя и целуя её в висок. — Вижу, что тут без меня голодные бунты на горизонте.

— С ними всегда, — усмехнулась она.

— Все за стол, — сказал я громче, входя в столовую. — Пока я добрый.

— Вы были добрым? — переспросил Тимур.

— Не нарывайся, — бросил Марк, ухмыляясь.

— Зеленоглазка, спаси, — шепнул Тимур в сторону Алины.

— Тимурик, разбирайся сам, — ответила она с невинной улыбкой.

Я сел за стол, глядя на всё это. Вот он — мой смысл. Громкий, несовершенный, но настоящий.

И именно ради таких вечеров стоило выжить.

Пока я тёр волосы полотенцем, телефон завибрировал на столе. На экране — "Реснички 💥". Улыбнулся. Если Лёха звонит в такое время, значит, либо Земля трещит по швам, либо у него снова семейная драма.

— Да, зайка, — отозвался я с преувеличенной лаской, принимая вызов на громкую связь, чтобы руки не вытирать.

— Пошёл ты, Барсов, — хрипло пробурчал Лёха. — Скажи мне, мои спиногрызы не у тебя часом? Диля говорит: "Ушли в гости", а теперь сидит молчит, как под следствием. Я уже весь дом перевернул, включая гараж и морозилку.

Я мельком глянул на стол — Тимур спорил с Марком как будто пытался ему отомстить, Алина спокойно ковырялась в салате, Лея скроллила что-то в телефоне, а Марк пытался забрать у неё хлеб.

— Если ты про Тимура и Алину — то да, они у нас, — сказал я, ухмыльнувшись. — Тимур с Марком, Алина с ложкой, всё живы.

— Ну и слава небесам, — выдохнул Лёха. — Только передай, я их забирать не собираюсь. Пусть сидят у тебя. Особенно Тим. Он сегодня хуже, чем обычно. А это уже рекорд.

— Да у него это наследственное, — усмехнулся я. — От папочки, не иначе.

— Барсов, не начинай. Ты у меня, конечно, в топе, но и из топа можно вылететь. Не бессмертный же.

— Принято. Ужин, душ, всё под контролем. Могу сейчас передать твоё отцовское наставление через громкую.

— Не надо. Расхлёбывай сам. Всё, бывай, генерал.

— Пока, командор.

Он сбросил. А я положил телефон на стол, глядя на четвёрку перед собой.

— Так, официальное заявление: Костровы объявлены в международный розыск, но временно амнистированы. Пока без побега через окна, ясно?

Тимур поднял палец, как будто хотел что-то возразить, но Лея кинула в него хлебной корочкой. Я только покачал головой, чувствуя, как возвращается привычное тепло дома.

Полина опустилась на стул рядом со мной, потянулась за чайником и налила в кружку ароматный настой.

— Как день прошёл? — спросила она негромко, глядя в мою сторону, но не давя.

Я выдохнул, провёл рукой по волосам, всё ещё чуть влажным после душа.

— Не спрашивай. Начался с совещания, закончился очередной головной болью. Один отчёт вообще пришёл с подписью «Угадайте сами». Я угадал. Но лучше бы не угадывал.

Полина фыркнула, потянулась за ложечкой, мешая чай.

— Тогда предлагаю терапию.

— Какую ещё? — взглянул на неё с приподнятой бровью.

— После ужина — сериал. Плед, диван, и Джек у ног. Только не пугайся, он уже загнал свою кость под кресло и злится. Нам будет весело.

Я усмехнулся. Джек — наш рыжевато-белый стафф — уже неоднократно пытался выяснить, кто в доме хозяин. Пока проигрывал со счётом 3:0, но на этом не останавливался.

— А если в сериале снова будет драма, любовный треугольник и актёр, который играет как кусок мебели?

— Тогда, как обычно, ты будешь громко жаловаться, а я выключу звук и придумаю собственную озвучку.

— Договорились. Только напомни, где плед. Я вчера его нашёл на люстре.

— Ага, Джек снова тренировался быть бельевым монстром. Всё на месте, не волнуйся.

Я посмотрел на неё. На то, как привычно и спокойно она наливает чай. Как улыбается. Дом, плед, сериал и щенок — звучит как идеальный вечер после полного бардака.

— Ладно. Сдаюсь. Ты сегодня мой антистресс.

— Всегда, — кивнула она и подмигнула. — Только не забудь: чай — это ещё не всё. После ужина — сеанс спокойствия имени нас двоих.

Я отложил вилку, повернулся к Марку. Он ковырялся в пюре, делая вид, что вся его жизнь сейчас зависит от этой картошки.

— Ну, как в школе? — спросил я, прищурившись. — Только, пожалуйста, без «нормально». Я это слышал с пятого класса.

Марк закатил глаза, но сдержался.

— Допустим… было информативно.

— Это ты про химичку, которая снова звала тебя «Матвей»?

— Спасибо, пап. Это именно то, что я хотел услышать перед едой, — буркнул он. Лея фыркнула в кулак, сдерживая смех.

— Зато история была классной, — подала голос Алина. — Мы спорили, был ли Наполеон самым низким в армии.

— Нет, — возразил Тимур, отложив ложку. — Его охрана была просто высокой. Психологический приём. Чтобы сам казался меньше.

Я глянул на него через край стакана.

— Ты это к чему?

— Просто к слову, — пожал он плечами. — И вообще, вы все низкие. Особенно Лея.

— Эй! — возмутилась дочка. — Я между прочим почти метр шестьдесят два!

— В кедах, — вставил Марк невозмутимо, и Алина прыснула смехом прямо в тарелку.

Полина хихикнула, слегка качнув плечом рядом со мной. Я покачал головой и улыбнулся.

— Хорошо, что вы пока обсуждаете Наполеона, а не ЕГЭ, — заметил я. — Хотя... — перевёл взгляд на Тимура. — А ты-то как, Костров? Готовишься?

— Ментально, — ответил он, глядя на меня с серьёзным выражением. — Визуализирую успех.

— Прекрасно. Надеюсь, ты так же визуализировал задание по математике, которое тебе вчера скинули?

Он замер. Ложка зависла в воздухе.

— Эм… ещё визуализирую.

— Вот и отлично, — сказал я, ухмыляясь. — После сериала — визуализируешь контрольную. Я проверю. Лично.

— Это уже тирания, дядь Дим, вы серьезно?, — простонал Тимур.

— Добро пожаловать в наш мир, Костров, — усмехнулся Марк.

У моих ног зевнул Джек. Он улёгся под столом с видом страдальца, будто понимал, что за этим ужином не поспоришь ни с одной фразой.

Я откинулся на спинку стула, наблюдая за всеми — шумными, живыми, такими родными.

Мой дом. Моя крепость. Моё всё.

После ужина дом наполнился привычным гулом — не громким, но уютным. Посуда звенела, кто-то что-то шептал, Джек семенил между ног в поисках упавшего кусочка. Алина с Леей дружно убирали со стола, переговариваясь вполголоса. Тимур подскочил помочь, и Марк, ворча, пошёл за ним. Я наблюдал пару секунд, как Лея без слов протянула брату тарелку, а Алина привычно хлопнула Тимура по плечу, чтобы не мешался.

Полина стояла у раковины. Волосы чуть растрепались, майка промокла у плеч от брызг. Она мыла посуду, как будто медитировала. Спокойно. Словно весь этот шум за спиной — просто фон, и всё под контролем.

Я подошёл сзади и молча обнял её. Слегка, но крепко, прижавшись носом к её шее. Тёплой, пахнущей чем-то домашним и дорогим.

— Устала? — спросил я тихо, чувствуя, как она чуть расслабилась в моих руках.

— Немного, — выдохнула она, не переставая тереть кастрюлю. — Но всё хорошо. Ты ведь дома.

— Это всегда бонус, да? — я улыбнулся. — Хоть какой-то от меня толк.

Полина обернулась на пол-оборота, не выскальзывая из объятий. Посмотрела снизу вверх, глаза у неё были мягкие, чуть уставшие, но с тем светом, от которого у меня в груди становилось тише.

— Ты — мой главный бонус, — прошептала она. — Даже когда ворчишь. Даже когда весь в делах.

Я тихо усмехнулся, поцеловал её в висок и задержался там.

— После сериала уложу всех спать, а тебя — украду, — шепнул я. — Договорились?

— Ты каждый раз это обещаешь, — усмехнулась она, — и каждый раз засыпаешь первым.

— Потому что с тобой спокойно.

— Льстец.

— Влюблённый муж, — поправил я.

— Это тоже временно — пока дети не поднимут вопрос с контрольными, — рассмеялась она, снова вернувшись к тарелкам.

Я не отпустил. Просто стоял за ней, пока она домывала последнюю тарелку, и весь наш дом казался невероятно правильным.

Надёжным.

Тёплым.

Нашим.

Когда посуда была вымыта, и Полина, наконец, вытерла руки о полотенце, дом начал понемногу стихать. Кто-то зевнул. Кто-то вяло пробормотал «я в комнату». Мы не мешали.

Марк с Тимуром унеслись вверх по лестнице, как два торнадо. Буквально через минуту из-за двери донеслось:

— Я тебе говорю, формула другая!
— Тимур, ты решил три задачи и уже профессор?
— А ты решил пять и уже гений?

Я усмехнулся.
— Физика пошла по расписанию, — буркнул я Полине.

Она только улыбнулась и прислонилась к стене рядом со мной. Из комнаты Леи, что чуть дальше по коридору, доносились звуки музыки. Что-то корейское, ритмичное и знакомое — БТС. Мы оба узнали сразу. Голоса двух девчонок сливались с мелодией — Лея и Алина что-то подпевали, хихикая.

Полина мягко фыркнула.
— Только попробуй сейчас сказать, что у нас тихий вечер.

— Даже не надеялся, Рысёнок, — пробормотал я, потянувшись и провёл пальцами по её щеке. — А ты, всё ещё хочешь сериал?

Она кивнула.
— Если только без засыпания через десять минут, как в прошлый раз.

— Обещаю… — я зевнул. — Ну, почти.

— Барсов, — сказала она с прищуром, — у тебя такой взгляд, будто ты планируешь укутаться в плед и использовать меня как грелку.

— Как ты догадалась?

— Я читаю тебя, как открытую книгу, — ответила она, а потом уже тише, — особенно когда ты вот так смотришь.

Я наклонился к ней ближе.
— Я всегда так смотрю на тебя.

Она чуть покраснела — до сих пор, после всех этих лет. И я до сих пор влюблялся в это снова и снова.

— Ну что, Рысёнок, — выдохнул я. — Пошли смотреть сериал. Пока дети не устроили баттл или концерт.

— Только один эпизод.
— Один сезон.
— Один эпизод, Барсов.
— У нас будут переговоры.

Мы пошли в сторону гостиной, рука в руке, с ощущением, что в этом доме сейчас всё правильно. Всё по-настоящему.

— Острые козырьки? — уточнила Полина, устроившись на диване и натягивая на ноги плед. — Серьёзно?

Я усмехнулся, включая телевизор и выбирая нужный сезон.
— Классика. Атмосфера. Тебе нравится Томми Шелби. Мне — он всё ещё напоминает Лёху, если бы тот родился в 1900 каком-нибудь году и носил кепку вместо «Ресничек».

Полина засмеялась, поджав под себя ноги.
— Лёха бы и в те времена устроил революцию. Наверняка бы бегал по Бирмингему и кричал: «Где мои дети?!»

— И требовал бы вернуть «его чай» в правильную чашку, — добавил я, опускаясь рядом и обнимая её за плечи.

Она устроилась ближе, почти уткнувшись носом мне в ключицу.

— А вот ты бы кем был? — спросила она, когда интро с лезвиями и гитарными рифами пошло на фоне.
— Я?
— Да. Барсов сто лет назад. Кто ты?

— Хм. Может, кузнец. Или водитель. Или контрабандист с совестью, — хмыкнул я, поправляя ей волосы. — А ты была бы баронессой. Которая тайно спасает детей и организует побеги из бедных кварталов.

— Или женой одного местного бандита с глазами разного цвета, — прошептала она.

Я посмотрел на неё в упор.
— Поверь, такого Шелби не видела даже Вторая мировая.

— И всё же, — протянула Полина, — у нас дома куда уютнее, чем в Бирмингеме.

Я поцеловал её висок.
— Потому что ты тут. И плед.

— Ага, вот ты и выдался. Только и нужен мой плед, да?

— Плед, рысёнок и чай. В таком порядке, — улыбнулся я.

Сериал шёл, а мы не спешили комментировать происходящее. Просто были рядом, делили тепло и редкое ощущение спокойствия. На фоне гремела драма, а в этой гостиной была жизнь. Настоящая. Тёплая. Своя.

— Ты спишь? — спросила Полина, когда я чуть сдвинулся, устраиваясь поудобнее.
— Я смотрю, — пробормотал я в волосы у неё на макушке. — Одним глазом.

— Которым? Карим или зелёным?
— Тем, который любит тебя больше.

Полина хмыкнула, но ответить не успела — по лестнице послышались лёгкие шаги, и в гостиную заглянула Лея. Она была в пижаме с капюшоном в виде панды, волосы растрёпаны, в руке — бутылка с водой. Заметив нас, она замерла, прищурилась на экран и сделала глубокий вдох:

— «Острые козырьки»… Серьёзно? Ужасно недооценённый выбор, родители.

— А ну марш спать, — сказал я, глядя на неё с прищуром. — Завтра учёба.

— Я вообще-то за водой. И вообще-то не ваш карапуз — мне шестнадцать, между прочим, — пробормотала она, направляясь к кухне. — И если вы не хотите, чтобы я кинула спойлер, то поосторожнее с насмешками.

— Спойлер — ты ляжешь спать через три минуты, — отозвалась Полина, не оборачиваясь.

— Неа. Спойлер — Томми всё равно всех переиграет. Ну, почти.

— Лея… — начал я, но она уже появилась в дверях кухни, сделав глоток прямо из бутылки.
— Всё, всё. Я уже ушла. Спокойной ночи, мафия.

— Спокойной, пандочка, — отозвалась Полина, улыбаясь.

— И пусть вам приснится, что вас не разбудил Джек в пять утра, — добавила Лея с ехидцей, поднимаясь по лестнице.

Мы переглянулись.
— Кстати, ты выводил его вечером? — спросила Полина.
— Ага. Он сделал круг, понюхал куст, понял, что дождь — и обиделся. Классика.

— Ну вот, и собака у нас интеллигент, — усмехнулась она. — Осталось Марка научить так же реагировать на физику.

— Это уже не в моей компетенции. Надо будет вызвать экзорциста, — хмыкнул я и снова обнял её.

На экране Томми в очередной раз пристально смотрел в камеру. А мы — в тишине — продолжали смотреть, как будто на пару часов этот сериал стал не просто фоном, а чем-то вроде спокойной гавани.

Проснулся я, как всегда, за пару минут до будильника. Окно было прикрыто, но я всё равно услышал, как капли стучат по подоконнику — осенний дождь не собирался заканчиваться.

Рядом тихо дышала Полина, прижавшись ко мне лопаткой. Её волосы растрепались по подушке, щекотали мне плечо. Я не шевелился — не хотел будить. В такие минуты мне казалось, что время можно растянуть, как старую рубашку: подольше не вставать, подольше дышать этим тёплым, родным воздухом.

Снизу было тихо. Ни Леи, ни Марка, ни Тимура с Алиной — вся банда, похоже, ещё спала. Даже Джек, наш рыжевато-белый лоботряс, не подал ни звука. Что само по себе странно — он обычно начинал утро с бодрого тыканья носом в дверь.

Я аккуратно вывернулся из-под одеяла, стараясь не потревожить Полину, и прошёл в ванную. Холодная вода, привычные движения. Потом — футболка, джинсы, часы, телефон на зарядке. Всё на своих местах. Всё — моё.

На кухне я поставил кофеварку. Запах зерна начал заполнять помещение, и я невольно улыбнулся. День обещал быть… обычным. Или почти. Когда в доме столько подростков, спокойствие — вещь временная.

В этот момент из гостиной донёсся глухой грохот и тихое «чёрт», очень похожее на голос Марка.

— Доброе утро, — пробормотал я, наливая себе первую чашку кофе.

Я только поставил чашку на стол, как на пояс лёгли её руки — тёплые, родные, спокойные. Узнал сразу, даже не оборачиваясь. Полина.

— Доброе утро, — пробормотала она, уткнувшись носом в мою спину.

— Уже стало добрым, — усмехнулся я, разворачиваясь и передавая ей чашку. — На, синеглазка, твоё топливо.

Она взяла кружку и посмотрела на меня из-под растрёпанной чёлки, глаза цвета холодного неба, почти прозрачные в этом мягком свете кухни.

— Ты уже как всегда на ногах с рассвета? — спросила она, делая первый глоток.

— Я не спал. Джек устроил концерт у Марка. Опять. Думаю, сегодня ему придётся извиняться перед кроссовками.

Полина тихо рассмеялась и потянулась к моему лицу, аккуратно поправив прядь у виска.

— Один карий, другой зелёный, а смотрят одинаково. Знаешь, ты иногда смотришь так, как будто уже всё понял. Даже то, что я сама ещё не поняла.

— Не всё, — ответил я, чуть ближе придвинувшись. — Но я учусь. Каждый день.

Она снова прижалась ко мне, а потом отступила на шаг и повернулась к плите.

— Яичницу будем делать или ты надеешься, что дети принесут завтрак в постель?

— Если это случится, я подам документы в ООН. Такое надо фиксировать.

Полина усмехнулась, и в эту секунду на кухню зашла Лея — босая, растрёпанная, с телефоном в руке.

— Доброе утро, — зевнула она. — Мы завтракать собираемся или тут романтический фильм снимается?

— Завтракать, — отозвался я. — Но сначала один вопрос: Джек — это твой соучастник в утренних преступлениях?

— Я спала, честно! Это всё Тимур. Он ночью наложил на Джека свой свитер, и теперь тот думает, что его миссия — караулить нас.

Полина сдержала смех. Я покачал головой.

— Так. Пусть Тимур объясняется с Марком. А мы с тобой займёмся омлетом. Подключай Алину, если не сбежала от BTS.

— Она у меня в комнате, сейчас приведу, — фыркнула Лея и ушла, оставив за собой запах мандаринов и недосказанную мысль.

Я взглянул на Полину, которая уже доставала сковородку.

— Слушай, а ведь это счастье, да?

Она не ответила. Только кивнула — чуть заметно. Но в этом кивке было всё.

Я успел только повернуться к холодильнику, как дверь хлопнула. Послышался характерный скрип кроссовок по полу и возня когтей. Джек.

— Он ушёл? — спросила Полина, не отрываясь от нарезки помидоров.

— Ушёл, — подтвердил я, заглянув в окно. — Марк с Джеком двинули в сторону сквера. Похоже, снова будут гоняться за утками.

— Утки, конечно, в восторге, — усмехнулась Полина. — Надо будет сварить ему термос чая. А то вернётся — и будет сидеть простуженный.

Я пододвинулся ближе, приобняв её за плечи.

— Знаешь, я не устаю удивляться: раньше я просыпался — и думал, в какую аварию сегодня вляпаюсь. А теперь просыпаюсь — и думаю, кто первый спустится на кухню.

— Семейная рутина, — прошептала она, прислоняясь ко мне. — Ты всё ещё не жалеешь, что остался?

Я взглянул на неё. Те самые голубые глаза, в которых столько силы и столько тишины.

— Полина, если бы у меня был выбор вернуться в прошлое — я бы снова выбрал тебя. И весь этот бардак с утренними свитерами на собаках.

Она улыбнулась, и в эту секунду в кухню заглянула Алина, заспанная, с хвостиком на боку.

— Омлет ещё не сгорел? — зевнула она.

— А вот и наша вторая смена, — сказал я, отпуская Полину и отступая к столу. — Лея сейчас подтянется, и можно будет устраивать завтрак без старшего офицера и его пса.

— Тимур где? — спросила Алина, открывая шкаф и вытаскивая чашку.

— Спит, скорее всего, — ответила Полина. — Или строит себе убежище из подушек.

— Или в ванной застрял, как вчера, — добавила Лея, появляясь с телефоном. — Он там целый концерт устраивал с зубной щёткой вместо микрофона.

— А мы точно не снимаем ситком? — пробормотал я, включая кофемашину.

Полина усмехнулась и поставила сковородку на плиту.

— Добро пожаловать в семью, где каждое утро — эпизод нового сезона.

Я проверял документы в папке, перекидывал ключи из одной руки в другую и мысленно прокручивал список задач на утро. Всё шло по расписанию. Пока…

Хлопнула дверь.

— Джек! Вернись, ты пёс или ураган?! — донёсся с улицы голос Марка.

Щенок ворвался в дом, как пушечное ядро. Лапы — грязные, хвост — довольный, морда — счастливая. Промчался мимо меня, оставив на брюках следы и запах свободы, и понёсся в сторону кухни.

Я только успел вдохнуть — и тут же в прихожую ввалился Марк. Волосы взъерошены, футболка наизнанку, дыхание сбито.

— Этот хвостатый псих меня доконает, — пробурчал он. — Пап, если я умру — скажи всем, что я был стойким.

— Ага, особенно стойко выглядишь с носком на одном глазу, — усмехнулся я, отряхивая штаны. — Ты так в школу пойдёшь?

— Вообще-то я пытался его догнать, а не модный показ устроить. А он… он просто взял и убежал! Без предупреждения! Без шанса!

Из кухни донёсся звук падения чего-то стеклянного и восторженное:

— Джек, не трогай мой сок! — Это явно была Лея.

— Всё, — вздохнул Марк. — Я официально сдаюсь.

— Не спеши. Он уже успел утащить у Алины тост и сломать держатель для полотенец. Если ты выживешь — получишь медаль за мужество.

Марк провёл рукой по лицу:

— Можно просто кофе?

— Можно. После того как переоденешься и приведёшь себя в человеческий вид. Или я отвезу тебя в школу лично. В халате. На громкой связи.

Марк покосился на меня и поднял бровь:

— Ты злобен.

— Я — мотивация.

Он фыркнул, подхватил тапок и поплёлся наверх:

— Вторник уже начался с трагедии. Дай мне дожить до пятницы.

Я покачал головой, обернулся — и тут же почувствовал, как сзади обнимают за талию. Полина, тёплая и ещё пахнущая постелью.

Собака бегала по кухне, дети громко спорили, дом жил своей привычной утренней суетой. Я сделал глоток кофе и подумал:

Вот ради таких утр стоит возвращаться. Даже по вторникам.

Я накинул пальто, бросил взгляд в зеркало у входной двери. Всё на месте — галстук, папка, ключи, кольцо. Только вот настроение оставалось где-то между кофейной чашкой и объятиями.

Полина стояла чуть в стороне, всё такая же — в уютном халате, с непокорной прядью у виска. Я подошёл к ней, обнял, прижал к себе.

— Постарайся не поздно, — тихо сказала она, глядя в мои глаза.

Я наклонился, коснулся губами её лба:

— Не обещаю, Синеглазка.

Она вздохнула, но кивнула. Мы оба знали, что это не отговорка. Просто — такова жизнь.

Из кухни доносился гул голосов: Лея снова спорила с Алиной по поводу треков на завтрак, а Джек, судя по звукам, устроил вторую фазу апокалипсиса. Марк, скорее всего, пытался всё это игнорировать с ложкой хлопьев в руке.

Я шагнул к выходу и, уже у двери, обернулся:

— Марк, не проспи, а то Джек будет меня завтра будить, понял?

— Ага, — донеслось из кухни. — Но тогда ты выгуливаешь его!

— Договорились, — усмехнулся я.

Щёлкнул замок, прохладный воздух ударил в лицо. Осень уже всерьёз хозяйничала — сыпала листья на тротуары, пропитывала утро сдержанной сыростью и ритмом дел.

Я сел за руль, завёл двигатель. На миг задержался, глядя на окна дома. Там — тепло, хаос и смысл. Здесь — рутина, решения и ответственность.

Передо мной был целый день.

Но мысли всё равно оставались внутри, там, где запах кофе, голос Синеглазки и нос Джека, уткнувшийся в твою ногу.

На парковке уже было оживлённо. Несколько машин из управляющего сектора стояли в ряд, и, судя по номеру директора по развитию, Аркадий приехал раньше меня. Как обычно. Бросаю взгляд на часы — 8:44. Нормально. С учётом пробок — почти победа.

Вхожу в здание. Охранник на посту кивает:

— Доброе утро, Дмитрий Владимирович.

— Доброе, Николай.

Лифт идёт медленно, как будто сам не выспался. Пока поднимаюсь, прокручиваю в голове повестку: внутренний аудит в одиннадцать, звоночек с питерским филиалом в два, плюс встреча с потенциальными поставщиками в четыре. Если ничего не всплывёт между этим — я чудом выживу.

Офис встречает тишиной — та самая тишина, что бывает перед бурей. Ещё не все сотрудники подтянулись. В моей приёмной лежит стопка документов. Катя, помощница, оставила стикер:
«Просьба подписать до десяти. Потом — вас сожрут :)»
Смайлик, конечно, добавляет тепла, но суть ясна.

Прохожу в кабинет, скидываю пальто, открываю ноутбук. Рабочий день начался.

И почти сразу — как по заказу — стук в дверь.

— Да.

Заглядывает Аркадий:

— Приветствую. Две минуты есть? Там по контракту с транспортной логистикой всплыли кое-какие нестыковки. Мы можем потерять окна на декабрь.

— Заходи, — устало выдыхаю. — Слушаю.

Он разворачивает планшет, и понеслось: сроки, цифры, проценты. Где-то на задворках сознания я снова вспоминаю Полину — как она обняла меня с утра, как пахло от неё мятой и корицей.

Если честно, я ненавижу вторники.

Аркадий ушёл минут через двадцать, оставив за собой лёгкий запах дорогого кофе и горькую послевкусие проблем. Закрыв за ним дверь, я сел обратно, потёр виски и взялся за документы. Подписывать, перепроверять, опять подписывать. Иногда мне кажется, что я мог бы работать машиной. Или, как минимум, заменить принтер в компании — был бы полезнее.

К одиннадцати подтянулись все нужные участники аудита. В конференц-зале было душно, как в террариуме. Кто-то возился с презентацией, кто-то — с телефоном, кто-то просто тихо умирал внутри, как и я. Но держались. Потому что так надо.

— ...и в третьем квартале рост составил 3,8%.
— А прогноз был 5,2, — мрачно напомнил я.
— Да, но мы сэкономили по бюджету, и фактически вышли на нужную маржу.

Я кивнул. Компромиссы — второй язык взрослой жизни.

После встречи снова закрылся в кабинете. Не хотелось ни обеда, ни кофе. Хотелось минуту тишины. Позволил себе взглянуть на экран телефона. Уведомлений не так много, как обычно. Но среди них — фото от Полины: Джек лежит пузом вверх на полу, рядом Лея в пижаме с чашкой какао. Подпись:
"Твоя армия лентяев в строю. Ждём командующего."

Улыбнулся. Сохранил фото в избранное.
Потом пришло ещё одно: Марк, сонный, с книгой по физике и Тимуром, который явно спорит. Надпись:
"Завтра контрольная. Война будет."

Я люблю своих. Даже когда устаю до чёртиков. Даже когда не вывожу.

На экране загорелось входящее: "Детектор" — так я для себя назвал номер школы в контактах. Потому что каждый их звонок — как включение полиграфа: всё внутри сразу сжимается, будто проверяют, на сколько ты хороший родитель.
Секунда тишины — и ответил:

— Барсов.

— Добрый день, Дмитрий Владимирович, — голос замдиректора был нейтральный, но я уже знал: если звонит не классный руководитель, значит, весело не будет. — Это школа №… По вашему сыну, Марку.

Я прижал пальцами переносицу и медленно выдохнул:

— Что на этот раз?

— Потасовка возле школы. Мы сейчас разбираемся, но, к сожалению, он снова оказался в центре конфликта. Вас просят подойти.

— Он в порядке? — вопрос, вылетевший автоматически, раньше всех мыслей.

— Визуально — да. Ссадины, синяк под глазом. Ничего критичного. Но… это уже не первый случай, Дмитрий Владимирович. Вы сами понимаете.

— Да. Понимаю. Буду через полчаса.

Повесил трубку и пару секунд просто смотрел в точку на столе.

Снова. И ведь я знал — не он начал. У него этот дурацкий рефлекс: лезть, если кто-то кого-то прижал. Как у Полины, только без её дипломатичности.
Иногда мне кажется, что Марк родился сразу с кулаками. И сердцем.

Я быстро достал из шкафа пальто, сунул в карман ключи и на ходу сказал ассистентке:

— Катя, перенеси всё до часа дня. Срочно вызвали из школы, Марк.

— Поняла. Машину подать?

— Справлюсь сам. Нужно подышать.

День только начинался, а уже напоминал бурю.
Только в этом урагане — мой сын. И я всё равно пойду.

Я припарковался у ворот, мельком взглянул на фасад школы. Знакомое здание, знакомое ощущение — как будто сам опять школьник, только вместо дневника в руках папка с документами и несколько седых волос под воротом.

Охранник у входа меня сразу узнал:

— К директору?

Я кивнул.
Коридор пах свежей краской, линолеумом и перегретым воздухом батарей.

Коридор встретил меня гулом голосов и холодной тишиной одновременно. Школа вроде бы как всегда, но воздух… электрический. Я шёл быстро, не глядя по сторонам — пока не свернул за угол и не увидел лавочку позора.

На ней, как после несостоявшегося побоища:

— Тимур, губа разбита, но улыбается краем рта. Спокойный, будто так и надо.

— Влад, с потемневшей бровью. Жестом поприветствовал — уважительно, без слов.

— Марк, мой сын. Синяк под глазом, как фирменный аксессуар. Сидит, как ни в чём не бывало. Как будто не он сегодня снова дал кому-то по шее возле школы.

— Кирилл, с фингалом. Я только молча сжал челюсти. Этот парень встречается с моей дочерью, и я с самого начала был против. Особенно после того, как вспомнил, кто его отец.

— Стас, мальчик из десятого "Б", с разбитой губой и лицом мученика. Я даже не удивился, кто поднял шум.

Сделал шаг вперёд, когда...

— Где мой сын?!

Голос. Глухой, знакомый, тяжёлый.
Из коридора ворвался Руслан.
Тот самый Руслан. Гром среди ясного дня в человеческом обличье. Взгляд — стальной. Рядом с ним каждый мальчишка кажется первоклассником.

Он прошёл мимо меня, не поздоровавшись — я не обиделся. Наши отношения с ним — нейтральный лёд: тонкий, но прочный.

— Влад! — резко. — Всё в порядке?

— Да, — коротко ответил Влад, не меняясь в лице.

Следом за Русланом вошёл второй мужчина. Узкий костюм, резкие черты лица. Я знал его. Александр Степанов.
Мог бы и не приходить. Сам по себе — беда, а теперь ещё и сын вляпался.

У меня с ним — давняя история. Слишком давняя и слишком грязная, чтобы забыть.
Потому я сразу был против, когда Кирилл начал встречаться с Леей. Не из-за Кирилла, а из-за его отца.

Третий вошёл Лёха.
В джинсах, куртке и футболке, волосы растрёпаны, лицо — мрачное.
Он окинул лавку взглядом:

— Тимур, цел?

— Ага, — коротко кивнул Тим.

Лёха повернулся ко мне:

— Ну и денёк, а?

— Вторник, — напомнил я ему. — У нас, видимо, теперь каждый день как понедельник.

Он усмехнулся.
Только я хотел что-то сказать, как дверь хлопнула сзади:

— Это всё он! Этот мальчишка! — визгливый голос пронёсся, как сирена.

Мать Стаса.
Красное пальто, губы в шнурок, глаза сверкают.
Она метнулась к Марку, словно сейчас сама ударит:

— Он! И отец его такой же! Я всё про вас знаю! Вы оба бандиты! У моего сына губа разбита, а они сидят тут, как на пикнике! Я требую исключения! Полицию! Прессу подключу!

Я сделал шаг вперёд, медленно, чтобы она увидела, как поднимаюсь во весь рост:

— Добрый день, — голос у меня был тихий, но чёткий. — Дмитрий Барсов. "Отец бандита". Рад, что вы уже всё за нас решили. Теперь, может, выслушаем вторую сторону?

Тишина опустилась мгновенно.

Секунду спустя дверь кабинета директора приоткрылась:

— Все родители, ко мне. Сейчас же.

Я посмотрел на Марка. Он даже не вздрогнул.

Вот и вторник. Снова школа, снова драка, снова круг.
И если честно — я всё ещё хотел спросить только одно:

"Кто первый начал?"
Но, чует сердце, всё будет куда глубже.

Мы только сели. Я уже понял, как всё будет: сейчас дети начнут объяснять, потом родители начнут обвинять, а потом директор разведёт руками. Классика. Я уже знал, что Марк хотел взять слово — он выпрямился, сделал вдох... но не успел.

— Да что с ними вообще разбираться?! — заорала мать Стаса, подаваясь вперёд с какой-то истеричной решимостью. — Эти дети — бандиты! Я требую немедленного исключения! Особенно вот этого, — она ткнула пальцем в Марка, — он ведь в отца своего! Один бандит родил другого!

Я почувствовал, как сжались кулаки. Нет, я не взорвался. Я выучил — в такие моменты я сначала дышу. Потом говорю.

— Успокойтесь, — выдохнул я ровно, чуть наклоняясь вперёд. — Вы находитесь в кабинете директора, а не в телевизионном ток-шоу. Здесь принято слушать друг друга. И если вы продолжите в том же духе, придётся вас слушать за дверью.

Она уже набрала в грудь воздуха, чтобы вновь заорать, но её перебил резкий звук распахнувшейся двери.

— Барсов здесь ни при чём! — влетела Алина, не дожидаясь разрешения. — Он не виноват! И если вы хотите знать правду, то Стас сам начал!

Тимур едва не вскочил с места, а я заметил, как у Марка дрогнула челюсть — он хотел что-то сказать, но она его опередила. Я внутренне улыбнулся. В семье Барсовых все знали, когда и как входить в бой.

Директор поднялся с кресла.

— Алина Кострова, — произнёс он с нажимом. — Это официальное разбирательство. Ваша вспышка может стоить вам замечания. Надеюсь, вы понимаете?

Алина кивнула, сжав кулаки.

— Понимаю. Но если никто не даст сказать правду, то и справедливости не будет.

— Слова умные, — буркнул директор и, наконец, перевёл взгляд на Марка. — Продолжай. Теперь — по порядку.

Она заговорила спокойно. Уверенно. Без лишней драматичности, но и без страха.

> — Это началось месяц назад. Стас предлагал мне встречаться. Я отказала. Через несколько дней в школе поползли слухи…

Каждое её слово било точно. В меня — тревогой. В Лёху — злостью. В мать Стаса — похоже, в гордость, потому что начала кипеть.

— И ты мне не сказала об этом?! — не выдержал Лёха.
— Пап… — выдохнула Алина.
— В смысле «пап»?! Ты серьёзно думала, я не должен знать, что какого-то пацана хлебом не корми — дай испортить твоё имя?!

Я хотел остановить Лёху, но понял — это не мой разговор. Это их. Это о том, как отцы узнают, что их дети уже не дети.

Мать Стаса рванула с места, как чайник на плите:

— Мой сын не мог распускать грязные слухи! Он воспитан лучше всех здесь!

Я сжал челюсть. Но директор обошёлся и без меня.

— Тихо. — Его голос разрезал воздух. — Алина, продолжай.

А она продолжала. Рассказывала всё. Как Марк встал на защиту. Как Стас провоцировал его снова и снова. Как в конце концов вспыхнуло, и мой сын ударил первым. Я заметил, как у Лёхи дрогнули пальцы, как Руслан хмыкнул, будто знал — всё идёт именно к этому. Кирилл — случайная искра в бензине. А Влад и Тимур — те, кто не дали Марку остаться в одиночку.

И пока она говорила, я понял: ни один из них не врал.

Никто из них не был прав на сто процентов. Но и подонков среди моих — не было. Это меня успокаивало.

Когда Алина закончила, повисла тишина.

Директор тяжело вздохнул.

— Всё ясно. Теперь я хочу услышать Марка.

Мой сын поднял голову. Взгляд — прямой. Не вызывающий, нет. Просто… взрослый.

И я понял, что вот она, точка отсчёта. Та, после которой ты уже не просто «папа». Ты тот, кто должен научиться уважать то, как сын держит удар.

Марк поднялся с места. Медленно. Видно было, что он не в восторге от того, как Алина сейчас буквально вытащила его на свет прожекторов. Он даже не смотрел в её сторону — не потому что злился, нет. Просто… гордость у него такая. Парень он взрослый, но внутри всё равно мальчишка, который хотел разобраться сам.

Я видел, как он сжал пальцы в кулак и отпустил.

> — Я ударил первым, — спокойно сказал Марк. — Не буду врать. Просто… терпеть, когда твою девушку обсуждают как мясо в столовой, когда твою сестру обзывают, — это не для меня. Я не псих, не отморозок. Я держался. Правда. Но есть предел.

Он перевёл взгляд на директора — уверенно, почти вызывающе. А потом — мимо, на меня.

А у меня в голове, будто из ниоткуда, всплыла та самая сцена, двадцать лет назад. Я, восемнадцатилетний, с разбитой бровью и сорванным голосом, стою перед тем же самым директором. И Полина, пятнадцатилетняя, влетает в кабинет с синими глазами, полными огня, крича:

> — Это был не он! Это всё Власов! Он довёл!

Тогда меня отчислять собирались. Полина отстояла. Точно так же, как Алина сейчас.

И я смотрел на сына и думал:
Как бы ты ни хотел оградить детей от своих ошибок — они всё равно повторят самое важное. Только уже по-своему.

Марк стоял спокойно. Он не оправдывался. Не умолял. Он просто назвал вещи своими именами. И, кажется, был готов к любому вердикту.

Я вдохнул глубже и взглянул на директора.

— Ваше слово, — сказал я, и в этом было не только уважение. В этом была память. И попытка вернуться туда, где мы когда-то тоже стояли с Полиной… по одну сторону правды.

Директор несколько секунд молчал. Пальцы сцеплены в замок, локти на столе. Он посмотрел сначала на Марка, потом на меня, затем — на остальных подростков, сидящих в кабинете. Его голос, когда он заговорил, был всё таким же, как в те времена, когда мы сами сидели здесь перед ним — спокойный, но с внутренней тяжестью:

— Характер у тебя, Барсов, такой же, как у отца. Только ты молчаливей. И взгляд упрямей. — Он выпрямился. — Я всё понял. И теперь хочу услышать остальных. Кирилл?

Кирилл сжал губы, с минуту колебался, потом поднял голову.

— Я… Я не дрался. Я просто оказался между ними. Я за Лею заступался, если что, — и он бросил взгляд на Диму. — Я не знал, что Стас такое несёт. Если бы знал — сам бы ему дал.

Александр, его отец, что-то раздражённо хмыкнул, но промолчал. Видимо, сдерживал себя, чувствуя, как шатко его положение.

Влад говорил коротко:

— Поддержал друга. Не жалею.

Тимур усмехнулся, поправляя пластырь на губе:

— А я за всех. У нас коллектив. Тварь полезла — я отогнал. Всё просто.

— Тимур! — строго сказал Лёха. — Тебя никто не уполномочивал говорить за всех.

— А кто, если не я? — буркнул Тим. — Я что, должен был просто смотреть?

Мать Стаса, до сих пор сидевшая с оскорблённым видом, вдруг хлопнула ладонью по сумке:

— Да вы с ума сошли! Вы тут из моего сына козла отпущения делаете?

Директор поднял руку:

— Довольно.
(Пауза)
— Я не собираюсь никого исключать. Это школа, не трибунал. Но раз уж дело дошло до драк — будет разбор.

Он повернулся к Алине:

— Ты молодец, что сказала. А что до Стаса… Его поведение я отдельно разберу с психологом и родителями.

— Моего сына никто не посмеет! — воскликнула его мать, но директор жёстко посмотрел на неё:

— Ваш сын — источник конфликта. Пока я директор, травля в школе будет караться. Хотите спорить — вперёд, в департамент образования. Но знайте: у нас здесь дети, а не щенки на бойне.

Слово «бойня» повисло в воздухе. Влад опустил глаза. Я заметил — у него что-то дрогнуло в лице.

Директор перевёл взгляд на родителей:

— Вы свободны. Завтра, в первом уроке, все пятеро — ко мне. Без опозданий.

Мы начали вставать. Я подошёл к Марку и коротко сжал ему плечо:

— Гордость — не преступление. Но учись держать равновесие, сын.

Он кивнул, не говоря ни слова. Только взгляд — спокойный, взрослый. И такой, как у Полины в те давние времена. Тот же огонь, но уже не от страха. От понимания, что за кого-то ты — не отступишь.

У школы пахло мокрым асфальтом, осенними листьями и недосказанностью. Мы с Лёхой стояли чуть в стороне, у машин, провожая взглядом наших подростков — каждый из них нёс в себе эту бурю, которую раньше носили мы.
Смешно и горько.

К ним я ещё вернусь, а сейчас — позади раздались тяжёлые шаги. Я обернулся.

— Барс.

Знакомый голос. Глухой, чуть простуженный, будто уставший от жизни.

Я повернулся полностью.

— Кислый, — кивнул я в ответ.

Руслан всё тот же — только морщины глубже, взгляд строже. Не расплывчатый, не размягчённый временем — острый. Будто вот-вот кинет на весы что-то важное.

— Не думал, — продолжил он, подходя ближе, — что мы так встретимся. На школьных разборках, как в плохом сериале.

— Лучше так, чем в новостях, — пожал я плечами. — Хотя зная наших детей, всё ещё впереди.

Лёха хмыкнул сбоку:

— Вам ещё повезло. У ваших хотя бы драки — по делу. Мои вот с языком врозь родились.

— А вот и родительский комитет, — буркнул я, когда мимо нас прошёл Александр Степанов.

Он даже не взглянул. Ни на меня, ни на Руслана, ни на Лёху. Только губы сжал, как будто мы воздух ему испортили.

— Не изменился, — тихо сказал Руслан, глядя ему вслед. — Всё такой же ледяной.

— Только теперь на костылях из амбиций, — добавил Лёха. — Живёт через сына, и на сына же и взбесится.

Я промолчал. Слишком многое хотел бы сказать этому человеку. Но всё не то. Всё — в прошлое. А мы — здесь. Сыновья — рядом. И за них теперь мы.

Руслан кивнул в сторону Влада, стоящего на крыльце:

— Он хорош. Я не вмешиваюсь, но слежу. Тихо. Иногда думаю — а не уйти ли совсем, чтобы не мешать.

— Не глупи, — сказал Лёха. — Отцы не уходят. Даже если не знают, как быть.

Я посмотрел на него. Лёха и с серьёзным лицом умел быть резким, как стекло. Но сейчас он говорил по-настоящему.

— Мы не идеальны, — добавил я. — Но лучше быть рядом неправильно, чем вообще никак.

Руслан кивнул. Сказал почти шепотом:

— Спасибо.

И ушёл к сыну.

А я остался с ощущением, будто старые круги всё ещё расходятся по воде. Только теперь на поверхности — новые лица. Наши дети. И мы.

Я услышал, как за спиной хлопнула дверь школы и по гравию захрустели кеды. Обернулся — Тимур и Марк вышли вместе.
Оба выглядели так, будто их только что выдернули из фильма про уличные драки. Тим хмурился, как грозовая туча, а Марк…
Марк старался держаться, но я слишком хорошо знал этого пацана, чтобы не заметить, как у него внутри всё кипит.

— Ну, — сказал я, не повышая голоса. — Как там?

— Прекрасно, — буркнул Марк, подойдя ближе. — Можем заодно экскурсию по директорским кабинетам водить. Уже как дома себя там чувствуем.

— У тебя фингал, а не фингалийский акцент, — хмыкнул Лёха, — ирония тебя не спасёт.

Тим усмехнулся, но сдержанно. Губа у него была уже подспухшей, и я видел, как тот старается не дёргать лицом, чтоб не больно.

— Всё нормально, — сказал он. — Мы просто…

— Я знаю, — перебил я. — Алина уже всё рассказала.

Марк вздохнул и опёрся плечом о капот машины. Джек, если бы был тут, наверняка уже влез бы в ситуацию со своим фирменным "гав" на защиту сына.

— Ладно, — сказал я, — по домам. Но разговор у нас с тобой, Марк, ещё будет. Сегодня. Без зрителей. И без юмора.

Он не ответил, только кивнул.
И в этот момент мне стало его жалко.

Не потому что он влип. А потому что он взрослел. Прямо сейчас, с этим синяком под глазом, со сжатыми кулаками и этим упрямым молчанием.
Готов защищать. Пусть и через боль. Пусть даже не всегда правильно.

И, чёрт возьми, я этим чертовски гордился.

Машина мягко завелась, а Марк пристёгивался рядом. Молчал. Я тоже. Иногда молчание говорит громче слов.

Мы выехали со школьной парковки, и только через пару кварталов я сказал спокойно:

— Отвезу тебя домой, а сам — обратно в офис.

Он кивнул, не оборачиваясь ко мне.

— Можешь не волноваться, — наконец буркнул. — Я не собирался драться. Просто… достал он уже.

— Я знаю, — ответил я. — И я верю, что ты держался до последнего. Но ты и сам понимаешь, что это не выход.
Слово, удар — обратно не заберёшь.

— А когда они словами бьют, это что, считается? — резко сказал Марк, впервые повернув голову. — Алина молчала, Лея тоже… А я должен был смотреть, как им гадости в лицо кидают?

В его голосе дрожала злость. Не от стыда — от бессилия. От ощущения несправедливости.

Я вздохнул и прижал пальцы к рулю чуть крепче.

— Не должен, — сказал я тихо. — Но ты должен быть умнее. Быстрее. Холоднее. Чтобы бить не кулаками, а так, чтобы они и рта не открыли больше.

— Ты это умеешь?

Я мельком глянул на него. Он смотрел в окно, но в глазах было то самое — детское "скажи, что я всё сделал правильно".

— Научился. Когда мне было столько же, сколько тебе.
Когда защищал твою мать, и за это сам стоял перед тем же самым директором.
И она, кстати, тоже влетела тогда в кабинет — как Алина сегодня.

Марк чуть улыбнулся. Улыбка получилась усталой.

— Значит, у нас семейное…

— Возможно, — усмехнулся я. — Но ты не один. Ни в школе, ни в этой истории.

Он кивнул, и мы снова погрузились в тишину.

Спокойную. Уже не колючую.

Мой сын. С фингалом. Но с сердцем на правильной стороне.

Подъехали к дому. Машина остановилась у ворот, и я не глушил двигатель — знал, что долго это не займёт. Марк отстегнулся, не торопясь открывать дверь. Пальцы сжались на ремне рюкзака.

— Ты злишься? — спросил он, не глядя.

— Нет. — Я посмотрел прямо вперёд, на мокрый асфальт и серое небо. — Я устал. Устал от того, что тебя снова ставят в такую позицию. Но злишься ты — и, видимо, не зря.

Он хмыкнул, облокотился на колено и наконец посмотрел на меня:

— Если бы ты не приехал… меня бы точно исключили?

Я повернул к нему голову:

— Не исключили бы. Но без Алины ты бы не успел сказать ни слова. В следующий раз постарайся говорить до того, как за тебя врываются девчонки.

Марк усмехнулся:

— Она как пуля. Даже Тим не понял, как она там оказалась.

— Вот это и пугает, — покачал я головой. — Представляешь, когда у вас с ней будут ссоры?

Он фыркнул, но взгляд чуть смягчился.

— Спасибо, что приехал, — тихо сказал он. — И… что не устроил разнос при всех.

— Это не про показуху, Марк. Это про тебя. Я не хочу, чтобы ты жил, как я когда-то. Постоянно на взводе, в драках, в конфликтах.
Но если ты дерёшься — дерись за правильное. Понял?

Марк кивнул, открывая дверь:

— Понял.

— И, Марк…

Он снова повернулся ко мне.

— Приложи что-нибудь к глазу. И скажи Лее, что если ещё раз сунется в этот клуб фанаток BTS — я сам её туда на танцы отведу. Без шуток.

Он рассмеялся — по-настоящему, легко. Потом хлопнул дверью и побежал к дому.

А я остался в машине. Несколько секунд смотрел, как он открывает дверь, как Джек с лаем выбегает его встречать.
И только после этого вздохнул, включил поворотник и выехал обратно в город.

В офис. Во взрослую жизнь.
Где тоже иногда хочется врезать кому-нибудь. Но приходится держаться.

Вернувшись в офис, я прошёл мимо ресепшна, кивнул Лене, нашей администраторше. Она только приподняла брови — мол, снова вызвали? Я в ответ коротко кивнул.

На столе в кабинете уже ждали свежие документы. План поставок, какие-то уточнения по складу, и та самая презентация по новому партнёрству, которую мы не успели обсудить утром.

Я только сел, сделал глоток почти холодного кофе, как в дверь постучали.

— Да?

Заглянул Максим, мой зам:

— Дмитрий Владимирович, вы просили напомнить — в 13:30 встреча с транспортниками. Плюс, звонили из "Астры" — там накладка по маршруту. Спросили, можно ли перенести доставку на день позже.

— Перенеси. И добавь, чтобы я видел обновлённый график до пяти вечера, не позже.

— Принято.

Он уже собирался выйти, но остановился:

— Всё в порядке?

Я поднял глаза:

— Школа. Мой сын снова герой дня. Ну, ты понимаешь.

Максим понимающе усмехнулся:

— Я в прошлом месяце тоже "геройствовал" — у дочки кто-то одноклассникам сказал, что она похожа на училку. Начался скандал века.
Семейные будни. Куда ж без них.

Он вышел. А я открыл ноутбук, нашёл таблицу с логистикой. Нажал «обновить» и, пока грузилось, мельком посмотрел на фото на полке — где мы с Полиной, Лея ещё с косичками, Марк совсем мелкий, с чёлкой набок.

«И всё же это стоит каждого синяка», — подумал я и наконец принялся за работу.

Марк

Я едва успел закрыть за собой дверь, как из кухни вышла мама. В руках у неё было полотенце, она вытирала руки после посуды, наверное. Увидела меня — и сразу остановилась.

— Ты чего так рано?.. — голос спокойный, но уже с тревогой.

Я промолчал.

Слишком устал, чтобы соврать. Слишком зол, чтобы всё сразу выложить.

Мама сделала шаг ближе. Её взгляд опустился чуть ниже — и застыл.

— Марк… — в голосе зазвенело. — Что случилось?

Фингал под глазом, ну да. Прекрасный аксессуар. Лучшее напоминание о том, что утро прошло хреново.

Я поднял глаза.
— Мам…

Слова застряли где-то в горле, будто я снова в кабинете директора, и все на меня смотрят, будто я уже виновен.

Она подошла ближе, аккуратно дотронулась пальцами до моего подбородка, поворачивая лицо к свету. Ни слова. Просто смотрит.

Я вздохнул.

— Там… у школы. Мы с парнями… вляпались. Из-за Алины. И Леи. Из-за Стаса. — Я говорил негромко, почти шёпотом. — Он месяц их гнобил, я молчал, а потом — не сдержался. Он — мне, я — ему. Потом Тим с Владом влезли. Кирилл попал под горячую руку.

Она всё ещё смотрела. Слишком спокойно.

— Ты не первый начал?

— Нет. Но и не последний.

Мама тихо кивнула. Потом обняла.
Не как «ты маленький, и я утешу», а как «я с тобой, даже когда ты на грани».

— Иди, переоденься, я лёд принесу.

— Мам…

— Я не злюсь. Просто мне нужно знать. Ты — мой сын. А если кто-то тронул моих, я тоже не сдержалась бы.

Я ничего не сказал. Только кивнул и пошёл в комнату.
Фингал ныл, но было уже всё равно. Больше всего болело другое — оттого, как Алина влетела в кабинет. Как смотрела.

Всё сложнее, чем драка. Гораздо.

Сел на кровать, стянул свитер, кинул его в сторону стула. Телефон завибрировал на тумбочке.
Экран мигнул — Алина.

> Ты как?

Я чуть усмехнулся. Приложил лёд к фингалу, другой рукой набрал ответ:

> Нормально. Ты зачем в кабинет ворвалась?

Пауза. Ответ пришёл быстро, почти сразу.

> Я не хотела, чтобы тебя исключили.

Я покачал головой. Вот упрямая. Трясущимися пальцами набрал:

> Меня бы всё равно не исключили.

Думал, на этом всё, но три точки снова всплыли на экране.

> Ты был не виноват. И ты знал это. Но молчал. А Стас бы не замолчал. Его мама бы прокричала всё так, как выгодно им.

Я посмотрел на сообщение и выдохнул.
Не потому, что злился. Потому что слишком хорошо знал, о чём она.

> Я не герой, Лин. Я просто устал смотреть, как вас с Леей гнобят. Стас перешёл границы. Вот и всё.

> И ты бы снова полез в драку?

Я задумался.
Потом ответил честно:

> Если б всё повторилось? Да.

Ответа не было. Только тишина.
А потом — новое сообщение:

> Тогда я бы снова ворвалась в кабинет.

Я опустил голову и вдруг почувствовал, как что-то в груди щёлкнуло.
Тихо. Но точно.
Словно мы с ней поняли друг друга… немного глубже, чем раньше.

Я уже хотел что-то дописать, как дверь в комнату приоткрылась.
— Марк?.. — голос мамы был тревожный, но сдержанный. Она вошла и сразу заметила телефон в моей руке. — Ты с кем переписываешься?

— С Алиной, — коротко ответил я и убрал телефон в сторону.

Мама присела рядом, глаза скользнули к синяку.
— Ты так и не рассказал, что произошло. Мне позвонил директор… А теперь ты дома в середине дня с фингалом.

Я вздохнул и чуть почесал затылок.
— Мы просто… заступились. За Лею и Алину. Стас перегнул. И не в первый раз.

Мама посмотрела на меня долгим взглядом.
— Ты дрался?

— Да.

— Сильно?

Я пожал плечами.
— Не так, чтобы в больницу. Но… по делу. Я не мог просто стоять.

Она смотрела на меня молча, потом вдруг вздохнула и положила ладонь на мою.
— Ты становишься на него похож, знаешь?

Я чуть вздрогнул.
— На кого?

— На отца. — Её голос был мягким, почти шёпотом. — Только с головой. Это, к счастью, от меня.

Я усмехнулся.
— Спасибо, мам.

Она погладила мою руку и встала.
— Обедать будешь?

— Потом. Только… мам?

— М?

— Спасибо, что не кричишь.

Она остановилась в дверях и посмотрела на меня с той самой, маминой, полуулыбкой.
— Кричать — когда скрывают. А ты не скрыл. И это уже многое значит.

Она ушла.
Телефон снова завибрировал.

> Алина: "Что мама сказала?"

Я уставился на экран.
А потом улыбнулся.

> Ничего страшного. Она — как ты. Врывается, когда надо.

Конец дня. Теплая, усталая тишина на кухне.
Я стоял у раковины, вытирая тарелку, пока Лея таскалась между плитой и столом, ставя салат и хлеб. Мама мешала что-то на сковородке. От неё пахло специями и ванилью — так пахнет дом.

— Папа задержится, — тихо сказала она, бросив взгляд на экран телефона. — Просит, чтобы ужинали без него.

— Опять совещание? — спросил я, не отрываясь от посуды.

— Скорее всего. Он утром говорил, что неделя будет адская, — мама вздохнула. — Не люблю, когда он поздно. Дом как будто пустой без его "где мои очки" и "кто забрал мою зарядку".

Лея села на табурет, подтянув ноги под себя.
— Ну, зато мы с ним сериал смотрели. А сегодня у нас ужин без фингала, — она покосилась на меня и хмыкнула.

— Очень смешно, — буркнул я, передавая маме сухую тарелку. — Лучше скажи, кто музыку с утра так врубил? Я думал, это соседи решили нам мстить.

— Это БТС, Марк. Просвещайся, — фыркнула сестра, — и вообще, тебе фингал к лицу. Мурзик в стиле "стрит-бой".

Мама улыбнулась краем губ, не оборачиваясь.
— Всё же хорошо, что ты рядом с ней был, — тихо добавила она. — С Алиной. И с Тимуром. Даже если мне сложно принять, что ты снова подрался. Я горжусь. Правда. Просто будь осторожнее, ладно?

Я кивнул, проглотив ком.
— Я не герой, мам. Просто не смог иначе.

Она повернулась и посмотрела на меня с той теплотой, которую не передашь словами.
— А я и не прошу быть героем. Просто — будь собой. Этого достаточно.

Лея подняла глаза от телефона:
— Так, а что у нас на ужин, кроме морали? Я хочу есть.

Мы засмеялись, и в тот момент стало так по-домашнему, что даже отсутствие папы ощущалось чуть мягче.

Мама вытирала руки полотенцем, обернулась к нам и вдруг спросила:

— Ты, кстати, уже снял плёнку?

Я оторвался от разделочной доски, где резал хлеб, и кивнул:

— Давно.

— И как, доволен тем, что набил? — в её голосе не было упрёка, только искренний интерес.

— Вполне, — коротко ответил я, но внутри всё равно чуть потеплело. Не каждый день мама спрашивает про тату, особенно без нравоучений.

Лея закатила глаза:

— Мам, он носится с этой татуировкой как с ребёнком, честное слово. Ему бы ещё одеяло и имя для неё придумать.

— Вот набьёшь свою — я на тебя посмотрю, — фыркнул я, бросив на неё косой взгляд.

Мама подняла брови, сцепив руки на груди:

— Так. Нет. Пусть хоть один в этом доме будет без татуировки.

Мы с Леей хором прыснули со смеху.
— Поздно, мам, — сказала она, — я уже думаю над эскизом. Просто ты не в курсе.

Мама театрально приложила руку к сердцу.
— Господи, верните мне моих малышей. Где мои дети, которые боялись уколов и ели кашу по утрам?

— Мы выросли, — отозвался я, — теперь у нас вместо каши — кофе и проблемы.

Лея кивнула с полной серьёзностью:
— И тату. Не забывай про тату.

Мама покачала головой, но улыбка не сходила с её лица.

На ужин была запечённая курица с картофелем, и запах из духовки мгновенно заставил желудок напомнить, что он голодный.

— Лея, не ковыряй, — мама поставила салат на стол и слегка шлёпнула сестру по руке, когда та пыталась выловить из миски только помидоры.

— Я просто пробую на кислотность, — заявила Лея с серьёзным видом дегустатора.

— Серьёзно? — фыркнул я. — Тогда попробуй всё сразу, а не охоться на помидоры, как ястреб.

— Угу, это ты так на драку пошёл — ради «баланса кислотности», да?

Я закатил глаза, но промолчал. Мама бросила на нас короткий взгляд, в котором смешались усталость, нежность и лёгкое развлечение.

— Без взаимных подколов хотя бы за столом можно? — сказала она, садясь с бокалом компота. — Один вечер без фронта.

Мы немного притихли, но было тепло. По-семейному.

— Марк, ты суп доедаешь или будешь, как обычно, только мясо и хлеб?

— Доем. Мне сегодня надо как-то компенсировать моральный ущерб, — пробурчал я и потянулся за вторым ломтиком.

— Это тебе ещё психолога не назначили, — вставила Лея.

— Он не виноват, — сказала мама уже спокойнее. — Просто… такой день.

— Просто вторник, — тихо согласился я, отпивая компот.

Несколько секунд за столом стояла молчаливая синхронность. Тарелки звенели, в духовке ещё подогревались булочки. Было по-домашнему. Без напряжения. Как надо.

Я как раз доедал картошку, когда в кухню ворвался вихрь с лапами — Джек. Щенок буквально скользнул по полу, не вписываясь в поворот, и со щелчком врезался в мою ногу. В зубах он держал поводок. Рыжевато-белая морда сияла гордостью, хвост метался из стороны в сторону, как пропеллер.

— О господи, снова? — простонала Лея, поджимая ноги. — Он чуть мне по щиколотке не проехался.

— У него режим, — хмыкнул я, глядя на пса сверху вниз. — И по его часам, видимо, пора выгуливать человека.

Джек потянул за поводок, дёрнув его в мою сторону. Потом сел, прижал уши и жалобно скулит, будто говорит: "Ну пошли уже, ну пооошли..."

— Только-только поел, дай хоть выдохнуть, зверюга, — сказал я, вставая из-за стола и потянувшись. — Всё, сдаюсь. Идём, мелкий.

— Возьми мусор с собой, — крикнула мама из кухни. — И шарф надень, на улице уже октябрь, а не июль.

— Есть, командование, — ответил я, натягивая толстовку и поднимая пакет с отходами.

Джек, услышав шелест поводка, завёл двигатель — хвостом уже можно было электричество вырабатывать. Он прыгал у двери, как на пружинах.

— Будь человеком, Джек, — проворчал я, открывая входную.

Он вылетел первым. Я засмеялся, шагнул следом, и осенний воздух ударил в лицо бодростью и холодом.

Я только успел стянуть с Джека поводок и закрыть за нами дверь, как телефон в кармане завибрировал. Джек носился по мокрой траве, уткнувшись носом в каждый куст — делал вид, что занят важной разведкой.

Достал телефон — Алина.

Алина: "Ты точно в порядке?.."

Я усмехнулся, набирая ответ, идя по тротуару вслед за щенком.

Я: "Я ж тебе сказал — нормально. Джек меня уже лечит. Местами — подскальзываюсь, местами — живу."

Ответ не заставил себя ждать.

Алина: "Марк, я знаю, каково это. На тебя всё навалилось. Я не хочу быть ещё одной проблемой в списке."

Я остановился. Джек уткнулся в дерево и скреб землю. А я уставился на экран, не сразу найдя, что сказать.

Наконец набрал:

Я: "Ты не проблема. Если бы не ты, я бы точно сорвался. А так… ты как антивзрыв. Уравновешиваешь."

Три точки на экране. Потом сообщение:

Алина: "Это сейчас был комплимент или попытка не вспылить?"

Я засмеялся и кинул:

Я: "И то, и другое. Ты вообще умеешь быть нормальной? Или только умеешь залетать в кабинеты и рушить планы исключений?"

Алина: "Я героиня — спасаю своих. Особенно если это ты."

Мысленно выдохнул. Джек дёрнул за поводок, устав ждать.

Я: "Погуляю с Джеком, потом наберу. Ок?"

Алина: "Жду. И… Марк. Я рядом. Даже если ты не просишь."

Я убрал телефон в карман и посмотрел на небо. Серое, осеннее. Но мне стало как-то легче. Может, потому что она была.

— Джек, веди нас, великий нос, — сказал я, и мы двинулись дальше по аллее.

Прогулка затянулась. Джек, как заведённый, носился туда-сюда, хватал опавшие листья, пугал голубей и совершенно не хотел возвращаться домой. Я шёл медленно, телефон так и жёг карман — я знал, что Алина ждёт.

На перекрёстке остановился, присел на лавку. Джек устроился рядом, положив голову мне на колени. Вид у него был такой, будто он только что спас планету и теперь заслуживает курицу-гриль.

Я достал телефон и набрал:

Я: "Готов к героическому звонку."

Через секунду — вызов.

— Алло, — голос Алины был тихим, немного сонным, как будто она лежала, уткнувшись в подушку.

— Ты чего? Уже спишь?

— Нет, просто… устала. День был, мягко говоря, насыщенным. Как твой глаз?

Я усмехнулся, провёл пальцем по фингалу.

— Вписался бы удачнее — и не было бы. Так что наука: держи удар. Или бей первым.

— Марк, — она чуть повысила голос, — ты ведь понимаешь, что если бы не ты, всё могло закончиться хуже?

— Я понимаю, что ты не должна была врываться тогда в кабинет. Это мой косяк, я бы сам разобрался.

— Я не могла смотреть, как тебя обвиняют за то, чего ты не начинал, — в голосе Алины появилась твёрдость. — И мне всё равно, кто что думает. Если бы надо было — я бы повторила.

Я замолчал. Джек тихо поскуливал, уткнувшись носом в мою руку.

— Ты меня удивляешь, знаешь?

— Чем именно?

— Тем, как ты стоишь за нас. Даже когда никто не просит. Даже когда это может навредить тебе.

Она не сразу ответила.

— А ты думал, я просто так рядом? Ты для меня важен, Марк. Не потому, что ты дерёшься ради других. А потому, что ты никогда не предаёшь. Даже когда тяжело. И я... просто хочу быть такой же рядом с тобой.

Мы замолчали. В телефоне шуршал только её ровный выдох. Я прижал аппарат ближе к уху.

— Спасибо, Али.

— За что?

— Что ты есть. Просто... есть.

Она улыбнулась — я это услышал, даже не видя её.

— Возвращайся. Я жду фото фингала. Буду наблюдать, как он меняется цветами.

— Считай, завтра будет первый снимок. Для коллекции, — усмехнулся я.

— Спокойной ночи, Марк.

— Спокойной, Зеленоглазка.

Когда я открыл дверь, Джек первым влетел внутрь, как ураган. Щенячьи лапы загрохотали по полу, потом он резко затормозил, чуть не врезавшись в кресло. Сняв кроссовки, я повесил поводок на крючок в прихожей и огляделся — в доме было тихо, лампа в гостиной горела приглушённым светом.

Из кухни донёсся аромат чего-то сладкого — видимо, Лея не устояла и на ночь настряпала печенье. Джек уселся у миски, ожидающе подняв на меня глаза.

— Не обжорствуй, зверь, — буркнул я и насыпал ему корм.

Он радостно зарычал, вцепившись в еду с энтузиазмом, будто мы месяц бродили по пустыне. Я прошёл в коридор, мимо комнаты Леи. За дверью играла музыка — тихо, приглушённо, и по голосу можно было понять, что это снова BTS.

В своей комнате я скинул куртку, закинул рюкзак в угол и сел на кровать. Телефон мигнул — Алиса (точнее, Алина) снова прислала сообщение.

Алина: "Не забудь выпить что-то от головы. И приложи лёд. Не геройствуй."

Я усмехнулся, набрал:

Я: "Слишком поздно. Джек геройствует за нас двоих."

Из кухни донеслось позвякивание — Лея явно что-то пересыпала в банку. Я встал, направился туда.

Лея, в пижаме с лимонами, стояла у плиты и перекладывала печенье на блюдо.

— Ты чего так долго? — бросила она, даже не оборачиваясь.

— Мы с Джеком спасали мир, — ответил я буднично и взял одно печенье. Горячее. Обжёг язык, но не подал виду.

Лея повернулась, кивнув на моё лицо:

— Завтра будет сине-зелёный, как у хамелеона. Удачи в школе.

— Думаешь, я туда пойду?

— Думаю, пойдёшь. Мама тебя за ухо затащит, если что. И Алина. Особенно Алина.

Я хмыкнул. Пожал плечами. Потом взял второе печенье.

— Спасибо, Лея.

— За что?

— Просто спасибо. За то, что дома — это не просто стены.

Она удивлённо взглянула, потом фыркнула:

— Ты сегодня слишком добрый. Может, у тебя сотрясение?

Я рассмеялся, уходя обратно в комнату, и сзади услышал:

— Доброй ночи, Марк.

— Спокойной, Пижама с лимонами.

Я закрыл за собой дверь, присел к Джеку, который уже спал, свернувшись клубком.

— Ну что, братан. Один бой — и ты храпишь. Нечестно.

Он в ответ лишь дернул ухом.

Я выключил свет. В комнате воцарилась тишина. В голове крутились слова Алины, её голос, её «ты важен».

Да, день был тяжёлым. Но, кажется, всё было не зря.

Полина Барсова

Я перевернула страницу, но глаза всё ещё скользили по предыдущей. Увлекаться мне мешало отсутствие одного важного человека — моего. Димы.

Книга лежала на коленях раскрытая, но сюжет давно уплыл куда-то мимо. Я сидела в постели, подоткнув под спину подушки, в мягком свете ночника. Щенок Джек где-то носится по дому, Марк и Лея в своих комнатах, ужин давно убран, и даже посудомойка отработала своё. Тишина была уютной… но в ней не хватало его шагов.

На тумбочке рядом — стакан воды и телефон. Экран оставался глух. Ни сообщений, ни звонков. Я не волновалась. Пока. Зная Диму, он либо задержался из-за срочного совещания, либо опять кто-то влетел в офис с фразой "Это только вы решите". Но всё равно, когда тишина тянется слишком долго — она становится ощутимой.

Я закрыла книгу, медленно провела рукой по обложке. Пальцы скользнули по мягкой ткани пледа. Мысли снова унеслись к нему — как всегда под вечер. К его разным глазам — один тёплый карий, другой прохладный зелёный. К его голосу, когда он утром пробуждает меня тихим "Доброе утро, Рысёныш".

Бог ты мой, как я умудрилась влюбиться вот так — навсегда. Даже спустя годы, совместные будни, споры и детей. Я всё равно каждый вечер жду, как девчонка, этого скрипа двери и тяжёлых шагов в коридоре.

И в этот момент где-то внизу, в прихожей, щёлкнул замок.

Я приподнялась.

— Наконец-то, — прошептала сама себе и соскользнула с кровати.

Положив книгу на тумбочку, я прошла босиком к двери, прислушиваясь. Джек уже вылетел встречать, цокот его лап послышался в коридоре. А я… я просто улыбалась. Потому что мой стратег и ураган в одном лице наконец-то вернулся домой.

Я тихо вышла из спальни и на цыпочках направилась к лестнице. Джек, как заведённый, метался возле входной двери, вертя хвостом, будто пытается уговорить Диму не снимать пальто, а сразу пойти на прогулку ещё на пять километров.

— Джек, не мешай, — засмеялась я, подходя ближе.

Дима уже стоял в прихожей, закрывая за собой дверь. Уставший, как всегда, но родной до боли. Волосы чуть растрепались от осеннего ветра, пальто влажное, на лице — эта его фирменная полуулыбка, когда он меня видит.

— Синеглазка, — выдохнул он, как будто целый день ждал именно этого момента. — Прости, что так поздно. День какой-то...

Я не дала ему договорить — просто подошла и обняла. Молча. Моя ладонь легла на его спину, а нос уткнулся в ворот пальто. Тёплый, знакомый запах. Всё. Теперь всё снова на своих местах.

— Ты обещал не задерживаться, — прошептала я, не отрываясь.

— Я говорил, что постараюсь, — мягко возразил он, отвечая на объятие.

Мы постояли так пару секунд — наши дыхания синхронизировались, как всегда. Я слегка отстранилась, посмотрела в его глаза. Один карий, другой зелёный. До сих пор не могу выбрать, какой люблю больше.

— Пойдём. У меня там чай ещё тёплый. И твоя любимая медовая коврижка. Сама пекла, — я усмехнулась, — или, скорее, сама сожгла один противень.

— Вот ради этого стоило задержаться, — усмехнулся он и, наконец, снял пальто.

Мы пошли на кухню. Джек торжественно семенил за нами, будто мы трое только что вернулись из великого похода. Я поставила чайник на плиту, пока Дима устало сел за стол.

— Как Марк? Что сказал? — тихо спросил Дима, пока я доставала из хлебницы свежую булочку.

Я поставила её на стол и села рядом, на мгновение задумавшись.

— Почти ничего, — ответила я, облокотившись локтем на столешницу. — Он не из тех, кто будет жаловаться. Но по глазам видно — переживает. И злится. На ситуацию, на себя... может, даже на тебя.

Дима тяжело выдохнул и потер переносицу.

— Я стараюсь быть с ним рядом. Не давлю, не лезу. Но он всё равно держит всё в себе. Так же, как ты когда-то, — добавила я мягко, глядя на него.

Он отвёл взгляд в сторону, потом вернулся ко мне.

— Он мне в кабинете директора напомнил меня же. Один в один. Помнишь ту историю с Власовым?

Я кивнула. Как такое можно забыть.

— И как ты тогда ворвалась, — усмехнулся он. — С глазами, полными гнева и справедливости. «Он не виноват!» — передразнил он меня, но голос был тёплым, нежным.

— Я бы снова так сделала, — пожала я плечами. — Тогда — ты, сейчас — он. Марк сильный, но ему всё равно нужна опора. Не наставления. Не разбор полётов. Просто... чтобы мы были рядом. Спокойно. Без давления.

Он кивнул, медленно, будто обдумывая каждое слово. Потом поднял мою ладонь и поцеловал её.

— Спасибо, Рысёнок.

Я улыбнулась. А в коридоре тем временем скрипнула половица — Джек, как часовой, проверял, все ли на месте.

Дима ещё какое-то время молчал, глядя в чашку с недопитым чаем, будто искал там ответы на все вопросы. Я прижалась к нему плечом, не нарушая тишины — она сейчас была нужнее слов.

— Он тебя всё-таки слушает, — вдруг сказал он, негромко. — Даже если делает вид, что нет. Когда ты рядом — он сдержаннее. Спокойнее. И с Тимуром — по-другому. Будто... не хочет подвести.

— Алина тоже влияет, — усмехнулась я, обняв его за руку. — Они, конечно, ещё дети, но… хорошо, что он не один. И с Тимуром, и с Алиной, и с Лейкой — они, как бы это ни звучало, своя маленькая стая. Они держатся.

— А я держусь за вас, — сказал он почти шёпотом. — За тебя. За них. Иногда думаю, что это и есть весь смысл.

Он потянулся, встал из-за стола, подошёл и обнял меня сзади, уткнувшись носом в плечо.

— Прости, что опоздал.

— Главное, что ты пришёл, — ответила я, опуская ладонь на его руку.

В этот момент в гостиной что-то глухо шлёпнулось. Послышался смешок Леи и довольное повизгивание Джека.

— Кажется, кто-то устроил саботаж подушками, — вздохнула я с улыбкой.

— Устраиваем ночной рейд? — Дима приподнял бровь.

— Только если без допросов и крика «всем лечь на пол» как в твоей молодости, Барсов.

Он рассмеялся. Тихо, по-домашнему.

— Ладно, пойдём проверим, что там за революция. Потом — чай и сериал?

— Договорились.

— Я иду первой, — шепчу, уже на ступенях. — Если что — прикрываешься Джеком.

Дима кивает, сдерживая смешок. Мы поднимаемся на второй этаж. Под дверью комнаты Марка слышны глухие удары и смех. Я толкаю дверь — и в следующее мгновение ловлю подушку в грудь.

— Ай!

— Ой! Мам! — Лея пискнула виновато, стоя на кровати Марка с подушкой в руках.

— Серьёзно? — спрашиваю я, выпрямляясь. — Вы тут баталии устраиваете?

— Это самооборона! — выкрикивает Марк, растрёпанный, с фингалом под глазом. — Она первая начала!

— И мне попало! — Лея возмущённо машет рукой. — Он вообще меня скинул с кресла!

— Вы чего, оба решили попробовать на прочность чердак? — раздаётся голос Димы, подходящего следом. — Марк, тебе врач дал больничный, а не разрешение участвовать в подушечных смертельных битвах.

— Всё под контролем, — бурчит сын, но уже с улыбкой.–А, стоп, какой врач?

— Я. Джек, ты чего скажешь? — Дима кивает на щенка, который весело носится по комнате с угнанной наволочкой.

— Ага, у нас тут ещё и пушистый соучастник, — добавляю я, отбирая у Леи подушку. — Всё, марш по кроватям. Завтра школа, если ты забыл.

— Так завтра среда, — огрызается Лея, но уже стаскивает с себя плед.

— Тем более. Среда — день повышенной родительской строгости, — подхватывает Дима.

— С ума сойти, вы когда-то сами были детьми, — фыркает Марк, но послушно кидает подушку на место и тянется за мазью.

— И вели себя лучше, — шучу я. — Наверное.

— Неа, — хором говорят дети.

Когда Лея уходит к себе, я целую её в макушку. Марк укладывается под одеяло. Джек плюхается рядом на ковёр. Мы с Димой закрываем дверь и возвращаемся вниз.

— Когда в доме тишина, — говорит он, — как-то даже не по себе.

— Минуту назад ты жаловался, что слишком шумно.

— Я многослойный, как лук. Или как лаваш. Хочу — бурчу, хочу — скучаю.

Я смеюсь и тянусь к нему:

— Пошли. Тебя ждёт чашка чая и моя нога на тебе во время сна

— Идеальный план. Надеюсь, никто больше не залетит с подушкой.

Я сидела в постели, подогнув под себя ноги, и перелистывала страницу, но глаза снова ускользали куда-то в сторону двери. Книга не шла. С тех пор как Дима вернулся из школы с новостями, я не могла найти себе места. Я не была там. Не видела, как Марк сидел под кабинетом с фингалом под глазом. Не слышала, как орала та женщина. И всё же чувствовала, будто стояла рядом.

Дима вышел из душа, запах свежести и знакомого парфюма наполнил комнату. Он накинул футболку и подошёл к кровати, устало опускаясь рядом.

— Ты сам говорил с ним? — спросила я, отложив книгу на прикроватную тумбочку. — Что он сказал?

Дима провёл рукой по волосам, ещё влажным после душа.

— Немногословен, как всегда. Но в этот раз, по крайней мере, не юлил. Подтвердил всё, что рассказала Алина.

Я прикусила губу.

— Я чувствую себя ужасно, потому что не была там. Он ведь в такие моменты всегда делает вид, что ему всё равно… А на самом деле — не всё равно. Ты это видел?

— Видел, — кивнул Дима. — Он не в восторге, что Алина вмешалась. Но, думаю, в глубине души благодарен.

— А ты? — я повернулась к нему. — Ты злишься?

— Нет, — ответил он тихо, глядя в потолок. — Я просто вспомнил себя. Когда бил Власова за тебя. Когда ты влетела в кабинет директора и заявила, что я ни при чём.

Я усмехнулась.

— Ну, у нас, значит, семейная традиция.

— Синеглазка… — Он протянул руку и погладил меня по щеке. — Мы воспитали хорошего сына. Он не идеальный, но он — настоящий.

— А я всё равно переживаю, — прошептала я. — И если бы могла, влетела бы туда вместо Алины.

— Знаю, — усмехнулся он. — Но, к счастью, ты у меня человек здравый. А вот наши дети…

—Мы его семья, Полин. За ним — мы. Неважно, кто что скажет.

Я кивнула. Только так, чуть заметно, но он это почувствовал.

— Ты у меня как броня, Барсик, — прошептала я в его футболку. — Иногда бешеный, но всегда — мой.

Он усмехнулся тихо, почти беззвучно. Потом — поцеловал в висок.

— А ты у меня — сердце. И самая упрямая синеглазка на этой планете.

Внизу скрипнул пол — кто-то из детей, наверное, в кухню или в ванную. Джек гавкнул, один раз, в полусне. Мы замолчали, но не отдалились. Просто лежали. В тепле, в тишине, в своём доме.

И я вдруг подумала: если вот так — в обнимку, в простоте, в усталости и любви — и будет старость, то пусть она наступает хоть завтра.

Я чувствовала, как его дыхание становится всё ровнее. Тепло от его ладони не исчезало — он всё ещё держал меня, даже во сне. Иногда казалось, что он и спит с чувством ответственности. Так, будто даже ночью защищает нас всех.

В доме стало совсем тихо. Даже Джек, наш бесконечно шумный щенок, угомонился. Только в соседней комнате что-то скрипнуло — наверняка Лея перелистывает страницы своей манги, которую, как клялась, «только посмотрит перед сном».

Я скользнула взглядом по потолку, по отблескам ночника. Потом снова уткнулась в плечо Димы. Он чуть пошевелился и тихо, почти на грани сна, пробормотал:

— Спи, Рысь. Завтра будет день. Мы всё успеем.

Рысь.

До сих пор не знаю, когда он начал так меня называть. То ли за глаза, то ли за характер. Может, за то, как я всегда готова прыгнуть в самую гущу событий. Но сейчас это прозвучало нежно. Почти шёпотом. Почти священно.

Я прикрыла глаза. Дышала с ним в такт. Не думала о школе, о проблемах, о звонках с обвинениями. Просто... позволила себе быть. Рядом с ним. В его дыхании. В его объятиях. В его доме.

И перед тем как сон всё-таки окончательно смыл все мысли, я услышала собственный голос — уже из полудрёмы:

— Спасибо, Барсик… за то, что ты есть.

Он не ответил. Только чуть сильнее сжал мои пальцы.

И этого — было достаточно.

Утро пришло как-то слишком мягко. Без будильника, без стука в дверь, без Джековых когтей по полу. Просто солнце пробралось сквозь занавески и легло мне на щёку. И первым, что я почувствовала — была его ладонь. Всё ещё на моей талии.

Я приоткрыла глаза. Дима уже не спал. Лежал рядом, на боку, наблюдал за мной с той самой улыбкой — почти лукавой, но до невозможности тёплой. Волосы у него чуть растрепались, и я машинально провела пальцами по его щеке.

— Ты уже давно не спишь? — спросила я, чуть хрипло от сна.

— Минут пятнадцать, может. Не хотел будить. Ты так красиво ворчала во сне, — он усмехнулся.

— Я не ворчала, — фыркнула я и уткнулась носом в его грудь.

— Конечно, не ворчала. Ты у нас тихая, как гроза над морем, — он поцеловал меня в висок. — Марк с Джеком уже ушли гулять. Я слышал, как они хлопнули дверью. Лея, по-моему, ещё спит. Дом, кажется, решил подарить нам утро без хаоса.

— Надеюсь, он не передумал, — я зевнула. — Без Алины и Тимура будто тише, что ли. Даже странно.

Мы немного помолчали. Утро тянулось, тёплое, ленивое, уютное. Та самая редкая пауза, когда никто не требует, не зовёт, не спорит.

— Сегодня же среда, — я вдруг осознала. — У тебя встреча в три?

— Угу. Успею всё. Но завтрак будет на тебе, Рысь. Я, конечно, готовлю, но ты — вкуснее.

— Ммм, уговорил. Только кофе мне принеси первым делом. А то я гроза над морем с функцией самоуничтожения.

Он рассмеялся и уже тянулся встать с кровати.

— За кофеем иду, капитан. Ты пока собирай силы, чтобы пережить утро с подростками. Хотя, пока они спят, можно притвориться, что мы снова вдвоём.

— Ага. Только постарайся не забыть, что я всё ещё босиком. Если Джек в очередной раз притащит тапок в каше — я выдам его тебе.

Он отправился на кухню, а я, натянув плед до подбородка, осталась ещё на пару минут в постели. Просто чтобы сохранить это утро. Такое простое. И, наверное, самое дорогое.

Часы на прикроватной тумбочке показывали 07:00. Я уже почти заставила себя подняться, когда по дому прокатился знакомый хлопок — входная дверь. Следом за ним — характерный лай Джека, такой радостный, взволнованный, будто он не за водой в миске, а на встречу всей своей жизни.

Я натянула на плечи мягкий кардиган, босыми ногами ступила на ковёр и направилась к лестнице. В коридоре снизу слышался голос Марка. Глухой, ещё утренне-сонный, но всё-таки уже бодрствующий.

— Всё, Джек, тихо! Не разбуди весь дом, — ворчал он, и от этого мне стало теплее. Он всё ещё ребёнок. Даже с фингалом под глазом и подростковой злостью на мир — мой, наш ребёнок.

Я спустилась в коридор, и как раз в этот момент услышала, как он снимает с себя куртку и ботинки, отряхивает лапы Джеку.

— Мам, мы дома, — крикнул он, не заглядывая в кухню, но точно зная, что я уже проснулась.

— Я слышу, — ответила я, улыбаясь. — Джек вёл себя прилично?

— Ну… насколько может вести себя прилично летающий тапкоед, — пробурчал Марк и чихнул. — Утро не из тёплых.

— А кто у нас самый умный и ушёл гулять в футболке? — я повернулась к нему, подавая полотенце. — Иди, умойся. Я сейчас кофе сварю.

Он кивнул и, зевая, ушёл в ванную. Джек остался со мной , положив морду мне на ноги, как будто извиняясь за лай.

Я взъерошила ему ухо и тихо сказала:

— И ты тоже не шалишь. Утро только начинается, а я уже чувствую — будет оно интересным.

Кофе закипал, солнце начинало пробираться в окна, и я ловила себя на мысли, что даже в этом хаосе — есть место для уюта. Мы вместе. Всё остальное — решим.

Я услышала, как скрипнул табурет на кухне и Джек, бросив меня без капли сожаления, радостно побежал туда, где явно было интереснее. Я шагнула следом — и, как всегда, немного задержалась на пороге.

Дима стоял у кофемашины, в брюках и расстёгнутой рубашке. Свет раннего утра ложился на его плечи, подчеркивая рельеф спины и линию пресса — чёрт бы побрал эти годы, а он всё ещё выглядит так, будто время решило его просто проигнорировать. Волосы слегка растрёпаны, один манжет закатан, второй ещё болтается — этот образ давно стал для меня синонимом «дома».

Я подошла сзади и, не произнося ни слова, обняла его за талию, прижавшись щекой к его спине.

— Доброе утро, Барсик, — прошептала я в ткань рубашки.

Он чуть повернулся, не выпуская чашку из рук, и его ладонь легла поверх моей.

— Доброе, Рысь. Встала, значит? Я думал, удастся сбежать на работу без лишнего допроса с пристрастием.

— Не выйдет, — я прижалась сильнее. — Я тебя только в кино отпускаю без допросов. А с этим фингалом у сына — ты у меня под особым наблюдением.

— Угу, — он повернулся ко мне лицом, все ещё держа чашку в одной руке, а второй легко притянул меня за талию. — Он в порядке. И, честно говоря, меня больше беспокоит не синяк, а этот азарт в его глазах. Он же — копия.

— Только не говори, что твою.

— Да, а я, значит, совсем невиновный?

Я фыркнула, уткнувшись носом в его шею. Она пахла кофе, мятным гелем для душа и... им.

— Ты виновен в том, что я каждое утро хочу, чтобы все в этом доме проспали и нас оставили хотя бы на полчаса.

— Принято. Уведу Джека и детей на экскурсию. А пока — кофе?

— Угу. И блинчики. Но сначала я понаслаждаюсь своим мужчиной в рубашке и брюках, но ещё без галстука.

— Ты как будто смотришь старый французский фильм.

— Нет, Барсик. Я как будто живу в нём.

Он тихо рассмеялся и поцеловал меня в висок. А я мысленно отметила: если утро начинается так — день точно будет хорошим.

Марк вошёл на кухню, рюкзак уже на плече, джинсовка накинута поверх чёрной футболки. Волосы чуть влажные — явно только что из душа. Джек тут же метнулся к нему, ткнув носом в колено, и тот лениво почесал пса за ухом, будто всё происходящее — рутина.

Я обернулась к нему с кружкой кофе в руках, но первым заговорил Дима, бросив на сына прищуренный взгляд:

— Хочешь сказать, ты собрался в школу?

Марк усмехнулся, чуть склонив голову:

— А что?

Дима, не говоря ни слова, только указал пальцем на область лица — чуть ниже левого глаза, где багровел фингал. Потрясающе живописный, стоит признать. Я даже невольно поморщилась — теперь с утра пораньше видеть такое было всё ещё… болезненно.

Марк пожал плечами и спокойно ответил:

— Нацеплю очки. Как будто в первый раз.

Я едва сдержала смешок, прикрыв рот ладонью. Дима, конечно, не оценил:

— Это не шрам из фильма, Марк. Ты выглядишь так, будто неделю с Валуевым в клетке сидел.

— Ну и что? Кто-то должен на уроке физики выглядеть колоритно. Я возьму твой галстук, если надо — буду ещё и элегантен.

— Галстук мой верни живым, — отозвался Дима, допивая кофе. — Хотя бы не натяни его на директора.

Марк хмыкнул, подхватил со стола яблоко, щёлкнул пальцем по переносице Джека и направился к выходу.

— Я не опаздываю, а живу в предельной точке свободы, — бросил он, уже на ходу, и добавил: — Не переживай, мам, я всё равно буду паинькой. Ну… почти.

Он ушёл, оставив за собой легкий аромат геля для душа и ощущение неизбежности очередного приключения.

Дима вздохнул и покачал головой:

— Этот ребёнок станет причиной моей седины.

Я подлила ему кофе:

— У тебя она и так тебе идёт. Будет больше — станешь как герой из британского сериала. Только не заведи себе трость и глупую собаку.

— Ты только что оскорбила Джека.

— Нет, Джека я люблю. А вот ты если заведёшь шарпея и начнёшь цитировать Шерлока — я вызову специалистов.

Мы оба усмехнулись. Джек между тем улёгся у порога, положив морду на лапы, как будто ждал, когда мы снова соберём всех этих подростков и отправим в новый виток будней.

С лестницы раздались торопливые шаги, и почти сразу — громогласный, возмущённый голос Леи:

— Маааарк, зараза, ты почему меня не разбудил?!

Дима, не поднимая глаз от кружки, сухо сообщил:

— Он уже ушёл.

— Да твою ж... — буркнула она, и по стуку каблуков было слышно, как дочка вприпрыжку сбегает вниз.

— Лея, — спокойно, но с интонацией предупреждения сказала я, отпивая кофе. Голос у меня был всё ещё утренний, но с тем самым оттенком, при котором даже Джек обычно притихал.

— Ну он привык! — огрызнулась Лея уже из прихожей, явно натягивая куртку на ходу. — Утро, не утро, школа, не школа — главное сбежать раньше всех!

Я покачала головой и переглянулась с Димой.

— Вот бы хоть раз проснулась и сказала "Доброе утро", — проворчал он, застёгивая наконец рубашку.

— Это подростковый язык любви, Барсик, — мягко напомнила я. — Если тебя не обозвали с утра — значит, день прожит зря.

— Убедительно, Рысь. Прямо как семейный психолог на полставки.

— Запишу себе в резюме, — улыбнулась я, ставя тарелку с тостами на стол.

Из прихожей донёсся топот, звон ключей и хлопок двери. Джек среагировал моментально — сорвался с места и метнулся к двери, но, убедившись, что это просто Лея ушла, снова потрусил на кухню и развалился под столом.

— Минус двое, — сказала я, загибая пальцы. — Осталась только Алина. Хотя если она не появилась к завтраку — значит, сегодня её нет.

— Значит, остались мы, Рысь. У тебя час покоя, пока подростковая буря не вернётся.

— Лучше бы два, — выдохнула я. — Или вечность. Вдвоём. С тишиной. И кофе.

Дима подошёл, поцеловал меня в висок и шепнул:

— Запомни это утро. Оно идеально.

Я вышла в прихожую, вслед за Димой когда он как раз заканчивал завязывать галстук. Галстук упрямо не слушался — третий раз подряд узел получался кривым.

— Дай, — сказала я и встала перед ним. — Опять душишь его, как будто он тебе что-то должен.

Он хмыкнул, чуть склонился ко мне, и я быстро, на автомате, перехватила ткань, поправляя узел — ровно, симметрично, с лёгким изгибом, как он любит.

— Вот. Теперь ты снова похож на генерального, а не на уставшего барса перед совещанием.

— Барсика, — поправил он, глядя на меня с той самой улыбкой. — Синеглазка, если ты будешь так на меня смотреть, я никуда не уйду.

— Тогда тебе придётся объяснить в офисе, почему у тебя в календаре пометка "Застрял в глазах жены", — усмехнулась я. — Иди. Пока Джек не решит, что ты навсегда остался дома.

Он склонился, поцеловал меня сначала в висок, потом — чуть ниже, почти на щеку, задержав дыхание:

— Если что — звони. Я сегодня до позднего, но если что-то...

— Дима, всё в порядке. Просто обычная среда.

— Вот именно. Самое опасное время для катастроф.

Я улыбнулась и вытолкала его слегка к двери. Он накинул пальто, пробежался взглядом по комнате, как будто что-то хотел запомнить, и только тогда взялся за ручку двери.

— Люблю тебя, Рысёнок, — бросил он уже на выходе.

— Я тебя тоже, Барсик. Удачного дня.

Дверь закрылась мягко, почти неслышно. В доме стало ощутимо тише. Только Джек сопел у моих ног, будто знал: это утро было важным. И я хотела, чтобы оно длилось чуть дольше.

Марк

Мы шли по улице, и утро, казалось, ещё не решило — быть ему ясным или снова затянуться тучами. Тимур брёл сбоку, накинув капюшон, хрустел батончиком, как будто завтракал на ходу. Лея догнала нас через пару кварталов, сияя, как солнце после дождя. В одной руке — телефон, во второй — наушник. Улыбка на губах, глаза бегают по экрану.

Я знал этот взгляд. Кирюша. Опять.

Алина шла рядом со мной, то и дело косилась, будто пыталась понять, что у меня в голове. Я чувствовал, что она что-то хотела сказать, но молчала — и правильно делала.

Я посмотрел на Тимура. Он тоже заметил. Его бровь чуть дёрнулась, и он снова уткнулся в телефон.

— Кирюша ей что-то шепчет, — пробурчал он тихо, почти беззлобно.

Я не ответил. Просто сжал плечи чуть крепче. Лея заслуживала нормального парня. А не того, у кого батя умеет только приказывать и давить. У Кирилла есть своё — тень, которую он отказывается замечать. А Лея... Лея слишком мягкая, чтобы видеть, как под ней растут трещины.

— Хочешь сказать, он играет? — вдруг спросила Алина. Голос — почти шёпот, но прямой, без намёков.

Я посмотрел на неё. Она смотрела в упор, будто бросала вызов.

— Не знаю, — честно сказал я. — Но я бы хотел знать наверняка. До того, как она расплачет себе глаза.

Алина вздохнула и кивнула, будто согласна, но сказать ничего не может. Потому что тоже понимает: Лея не услышит. Пока не столкнётся лбом в стену.

Сзади звонко рассмеялась Лея — что-то там Кирилл прислал, наверное.

— Только не говори ей, ладно? — тихо попросил я Алину. — Пока не будет повода.

— Поняла. Но если он её обидит... я первая пойду.

Я кивнул. И мне было приятно, что в этом мы с ней одинаково думали.

Поворот к школе был уже близко. Тот самый момент, когда все делают вид, что обычное утро. Хотя внутри у каждого — свои бури.

Мы свернули за угол — и сразу заметили Влада. Он стоял у решётки, прислонившись к ней плечом, как всегда спокойный, почти отстранённый. На нём — тёмная куртка, капюшон спущен, руки в карманах. На глазу ещё заметен след от вчерашней драки, но он, похоже, и не думал его скрывать. Наоборот — будто носил, как знак.

— Утро, Лайм, — пробросил Тимур, подмигнув, когда мы подошли.

Влад кивнул и коротко глянул на меня. Мы обменялись молчаливым «нормально?». Поняли — да, живы, целы, работаем.

Когда троём пересекли школьный двор, почти почувствовали, как воздух вокруг нас поменялся.

Кто-то обернулся и сразу отвёл взгляд.
Кто-то наоборот — смотрел прямо, с каким-то новым уважением.
А кто-то — вообще шарахнулся к стене, будто мы шли с кастетами в руках.

Даже училка по химии, проходя мимо, чуть замялась, поправляя очки, как будто забыла, что сказать.

— Тебя будто вожделеют, — пробормотал Тимур Владу. — Или боятся. Хотя, может, и то, и другое.

Влад усмехнулся уголком рта.
— Неважно. Главное, чтобы не лезли.

Мы пересекли холл, в котором обычно все галдели и сновали туда-сюда. Сегодня — тише.
И в этой тишине шаги отдавались почти гулко.

Как будто после вчерашнего нас вырезали из нормального школьного ритма. Теперь мы были отдельной категорией. И не потому что хотели. Потому что сделали то, на что другие просто не решились.

Словно на лбу каждого из нас теперь было: "влезешь — не вынесу, но и ты не выйдешь целым."

Я не знал, хорошо это или плохо.
Я просто знал, что в этом коридоре — нас теперь трое. И что бы ни было дальше — друг за друга мы уже встали.

Алина слегка потянула меня за руку, останавливая прямо у лестницы на второй этаж.

— Подожди, — тихо сказала она, глядя не на меня, а куда-то в сторону, будто собираясь с мыслями.

Я замер, чувствуя, как рядом прошли ученики, будто волна мимо берега. Мимо, но не касаясь.

— Что? — спросил я, глядя на неё.

Она подняла взгляд. Спокойный, но с тем оттенком тревоги, который я уже начинал распознавать.

— Ты... правда в порядке?

Я вздохнул, чуть приподняв бровь.
— После вчерашнего? А что по мне — нет?

— Ты умеешь скрывать, — ответила она, чуть улыбнувшись. — Просто... не хочу, чтобы ты делал вид. Если бесит — скажи. Если больно — тоже скажи. Я же не просто так влетела тогда в кабинет.

Я усмехнулся.
— Ну ты влетела так, что я аж подумал, что ты сейчас директору нокаут пропишешь.

Алина фыркнула, но не отвела взгляда.
— Я серьёзно, Марк.

Я помолчал, потом кивнул.

— Я тоже. Спасибо.
Никогда бы не подумал, что мне может быть так важно, чтобы кто-то просто... был рядом. Не спрашивал — а знал. Не осуждал — а понимал.

Алина чуть наклонилась вперёд и легко, мимолётно обняла меня. Просто ладони на спине и на плече, на пару секунд. Но этого хватило.

— Я рядом, — прошептала она. — Если вдруг.

Я кивнул, чувствуя, как отступает странная тяжесть в груди.
— Я знаю.

И мы пошли дальше. В шумную школу, в расписание, в обычный день — уже совсем не такой, как прежде.

Мы только успели шагнуть через порог кабинета, как из коридора раздался чёткий голос:

— Костров, Мельников, Барсов. За мной.

На мгновение в классе повисла тишина. Ольга Владимировна обернулась от доски, поправляя очки.
— Что-то серьёзное? — уточнила она у вошедшей женщины.

Завуч — Елена Аркадьевна, сухая, собранная, с вечно напряжённой линией губ — кивнула:

— Административный вопрос. Прошу прощения, Ольга Владимировна, буквально на двадцать минут.

— Конечно, — та кивнула и жестом отпустила нас.

Я встретился взглядом с Владом. Он пожал плечами, но в его глазах мелькнуло: опять началось. Тимур на ходу поправлял рюкзак, шепнув:

— Интересно, в этот раз просто выговор или с бонусами?

Мы вышли в коридор. Елена Аркадьевна уже шагала вперёд, даже не оборачиваясь. Каблуки глухо постукивали по плитке, будто отбивали марш.

— Вы трое, — заговорила она, не замедляя шага, — у нас теперь под особым вниманием. Не потому что вы плохие, а потому что слишком много вокруг вас шума.

—А может, шум сам к нам липнет, — пробормотал Влад.

Она обернулась, и взгляд у неё был острый.
— А вы, Мельников, сделайте всё, чтобы от него отмыться.

Мы молча шли до конца коридора. Не в кабинет директора — в другой, один из служебных, где обычно решают «тихие вопросы».
И как только дверь за нами закрылась, я понял — разговор будет неформальным, но важным.

Дверь за нами ещё не успела нормально закрыться, как снова распахнулась.

Первым ввалился Стас. Лицо у него было как всегда дерзкое, будто это не его вчера приложили, а он весь двор уложил. За ним, чуть тише, вошёл Кирилл. Он держался спокойнее, но я видел — внутри кипит. Фингал у него на глазу был почти такого же оттенка, как мой. В другое время я бы, может, пошутил про «симметрию». Сейчас — не до этого.

Елена Аркадьевна смерила нас всех взглядом, скрестила руки на груди.

— Что ж, теперь все в сборе. Становится привычкой, не находите?

Молчание. Даже Влад не дернулся. Тимур только выпрямился, будто в строю. Я стоял, дышал носом. Спокойно. На вид — спокойно. Внутри всё било током.

Стас, как обычно, не выдержал первым:

— Это не мы начали! Они…

— Замолчи, Сидоров, — жёстко отрезала завуч. Голос у неё был такой, что захотелось сесть ровнее. — Сейчас никто не говорит без разрешения. И если уж начнёте — без пафоса и без «он первый начал». Мне нужны причины. Не версия героя, не оправдание бандита. Причины.

Она перевела взгляд на меня. Я почувствовал, как Влад рядом чуть напрягся, Тимур бросил короткий взгляд сбоку.

— Барсов. Начнёшь ты.

Я кивнул. Горло пересохло, но я заговорил. Не для оценки. Не для выговора. Просто потому, что молчать — хуже.

— Началось это не вчера. Неделю назад. Месяц назад. Неважно. Всё это копилось. Стас начал с Алины — слухи, грязь, шепотки по углам. Она отказала ему, он не смог принять «нет» как взрослый человек. Я… я заступился. Тогда. Первый раз.

Я перевёл дыхание, сжал пальцы в кулак.

— Потом всё стало тише. Вроде как. Но только на словах. А вчера — опять. На перемене. Он подошёл, зацепил. Я пытался уйти. Он не отставал. Оскорбления, подначки. И я сорвался.

Я поднял глаза.

— Я ударил. Не отрицаю. За что — только что сказал. Он ответил. А дальше… Влад, Тимур — они были рядом. Они влезли, потому что видели, что это не «один на один». Это было на показ, на провокацию.

Я опустил взгляд, закончил:

— Если вы считаете, что за друзей и за близких не стоит заступаться — наказывайте. Я не буду юлить. Я бы поступил так же. Снова.

Комната будто сжалась от тишины. Я не искал взгляда завуча. Я просто стоял. И знал — теперь эта игра будет идти по другим правилам.

— Барсов, Мельников, Костров — вам официальное предупреждение и неделя условной дисциплинарной меры. Повтор — и вылетите из системы. Я не позволю, чтобы школа превращалась в арену.

— Понял, — хором отозвались мы.

— Степанов — замечание. Ты не вмешался, но и не ушёл. Следующий раз подумай, где стоишь.

— Сидоров — ты отстраняешься от занятий на три дня. Родители уведомлены. Если в течение месяца будет ещё одна подобная история — отчисление с занесением в личное дело.

Она сделала паузу. А потом медленно, почти тихо добавила:

— Надеюсь, это был первый и последний раз, когда мы собираемся в таком составе. Свободны.

Мы молча поднялись. Напряжение в спинах, будто несли по кирпичу. За дверью кабинета воздух показался тяжелее, чем внутри. Но всё равно — чуть легче, чем вчера.

И всё же я знал: это ещё не конец. Это только начало.

Мы вышли из кабинета один за другим. Первым — Влад, потом Тимур, я за ним. Кирилл и Стас плелись сзади. В коридоре было тихо — как будто школа затаила дыхание, ожидая, чем всё закончится. Несколько учеников, сидевших у стен с тетрадками, бросили на нас взгляды — кто сочувственные, кто — с нескрываемым интересом, кто просто отводил глаза.

Влад выдохнул через нос, будто только сейчас отпустило.

— Ну и день, — буркнул он, поправляя ремень на рюкзаке.
— Это только утро, — мрачно заметил Тимур. — И у нас, между прочим, пропущенная алгебра. Спасибо, Сидоров.

— Сами виноваты, — прошипел Стас, обгоняя нас.

— Заткнись уже, — выдохнул я, но без злости.

— Хватит шоу. Отгрёб — отсиживайся.—Подхватил Влад даже не поворачиваясь.

Кирилл ничего не сказал. Он просто бросил на меня взгляд и отвернулся. Его будто тянуло обратно — не в класс, а в коридоры, в тень. Мне вдруг стало ясно: он запутался. В себе, в ситуации, в Лее. И скорее всего, будет делать глупости, чтобы доказать, что не слабый. Самому себе.

— Возвращаемся? — спросил Влад.

— А куда деваться, — кивнул Тимур. — Пошли.

Мы направились обратно в класс. Ольга Владимировна посмотрела на нас строго, но ничего не сказала. Только показала рукой на свободные места. Я сел рядом с Тимуром. Влад сел позади. С доски на нас глядела задача про параболу — и я с трудом мог сосредоточиться. Всё ещё пульсировало внутри. Не от злости, а от ощущения: мы прошли какую-то невидимую грань.

— Ну что, — шепнул мне Тимур, склонившись ближе, — следующая остановка — родительская лекция?

— Ага, — буркнул я. — И, возможно, домашний арест до конца времён.

— Зато мы хотя бы не трусы, — усмехнулся он. — И не дали Алину в обиду.

Я ничего не ответил, только кивнул. Глаза снова скользнули по классу. Лея писала что-то в тетради, не отрываясь. Алина смотрела в окно, будто в нём был весь смысл этой алгебры.

Я выдохнул. Живы. Идём дальше.

Ольга Владимировна продолжила урок так, словно ничего не произошло. Словно нас не вызывали к завучу, словно на лицах не было фингалов, а в воздухе — остаточного напряжения. Она писала уравнение на доске, методично, мел заскрипывал в тишине.

Я машинально листал тетрадь. Писать пока не хотелось. Мыслей было больше, чем цифр. Пальцы сжимали ручку, но вместо формул в голове крутились сцены: как Алина влетает в кабинет, как завуч смотрит сквозь тебя, как Влад сдерживает ярость, как Кирилл — молчит, будто зажат в тиски из собственных мыслей.

— Барсов, — вдруг прозвучал голос Ольги Владимировны. — Раз вы с нами, решите пример на доске. Вторая строка.

Я поднялся неохотно. Привычное чувство: все смотрят, все ждут. Но вместо страха — ровность. Я знал, как решать. Я знал, как идти вперёд, даже с фингалом под глазом.

Пока писал, слышал, как Тимур шепнул Владу:

— Ну вот, теперь ещё и отличник. Мы точно его не узнаем после всей этой драмы.

Влад тихо хмыкнул, но ничего не ответил. Я обернулся и бросил на них быстрый взгляд. Да, они угорали. И именно это было нормально. Живо. Настояще. Без натянутых лиц и родительского давления.

Сел обратно. Тимур подмигнул.

— Слушай, может, нам с тобой в МГУ?

— Лучше ты в МГУ, а я в гараж, — фыркнул я.

— Не, в гараж я. У нас распределение строгое: ты — мозг, я — рука.

Влад присоединился:

— А я кто?

— Сердце, — усмехнулся Тимур.

— Я сейчас блевану, — сказал я с ухмылкой и отвернулся к тетради.

В этот момент телефон в кармане завибрировал. Я аккуратно вытащил его, прикрывшись тетрадью.
Алина: "Ты как там? Всё нормально?"
Я: "Норм. Завуч почти не ест людей. Пока."
Алина (через мгновение): "Ну если что — я всё равно на твоей стороне. Даже если ты начнёшь читать рэп на физике."
Я: "Даже тогда?!"
Алина: "Даже тогда. Но только если без бита."

Я едва сдержал улыбку. Учительница что-то объясняла у доски, Тимур что-то чертил в тетради, Влад глядел в окно.
А у меня внутри немного отпускало.

Это была всё ещё школа. Всё ещё последствия. Но за пределами этого класса была та, кто не испугалась влететь в кабинет. Кто продолжал писать. Кто была рядом — пусть даже из 10А.

И этого было достаточно.

После пары минут алгебра всё-таки захватила внимание класса. Ольга Владимировна вернулась к теме квадратных уравнений, и воздух вроде бы стал чуть плотнее — или просто голова загудела от недосыпа и всего случившегося.

Я продолжал механически водить ручкой по тетради, пока в голове крутились слова завуча. "Ставки повыше, чем просто выговор." Да знаю я. Знаю, что следят. Что родители не спустят. Что это уже не просто подростковые разборки — слишком много взрослых смотрит на нас, будто мы ходим по минному полю, и каждое движение может быть последним шагом перед взрывом.

Я почувствовал, как Влад чуть сдвинулся ближе. Шепнул:

— Всё нормально?

— Пока да, — прошептал я в ответ.

— У тебя ж фингал прям под очками, — тихо усмехнулся Тимур, — а вид как будто ты сам кому-то навешал.

— Молчал бы, разбитая губа.

— Эй, это мой стиль, — он изобразил обиженное лицо, но тут же снова уткнулся в тетрадь.

Сзади кто-то подавил смешок. Я не стал оборачиваться. Не хотелось ловить очередные взгляды — снисходительные, напряжённые, жалкие. Пусть думают, что хотят.

Вибрация снова в кармане.
Алина: "Лея злится, что ты её не разбудил. Я сказала, что ты как всегда сбежал героически. Она сказала, что ты придурок."
Я: "Справедливо."
Алина: "Ты ей это и скажи."

Я криво усмехнулся. Хоть что-то в этом дне было стабильным — мои девчонки: одна сердится, другая шутит. И обе рядом. Даже если из другого класса, даже если не рядом физически.

До конца урока оставалось десять минут. Я всё ещё не был уверен, чем закончится этот день, но одно знал точно — я не был один.

Ольга Владимировна чертила на доске очередную схему, а я всё ещё смотрел в свою тетрадь, будто пытаясь выжать из неё хоть каплю смысла. Но каждая цифра, каждый знак — как будто мимо головы. Перед глазами всё ещё стоял кабинет завуча, голос Алины, и… глаза Димы, отца, когда он впервые увидел мой фингал. Он ничего не сказал, но этого "ничего" хватило, чтобы внутри что-то сжалось.

— Барсов, — голос Ольги Владимировны резко выдернул меня из мыслей. — Пример третий. У доски.

Я вздохнул. Очки немного сползли, поправил их — фингал, конечно, особо не скрывали, но хоть какой-то щит. Под взглядами одноклассников вышел вперёд. За спиной Влад тихо подбодрил:

— Не забудь, что икс — не бывшая. Его можно сократить.

Я едва не усмехнулся. Встал у доски, взял мел. Пример был несложный, просто голова работала через раз.

— Что-то ты сегодня не в форме, — заметила Ольга Владимировна, но не злым тоном, а скорее с мягкой укоризной.

— Ночь была громкой, — буркнул я. Она не стала переспрашивать. Просто кивнула.

Я справился с примером, вернулся за парту. Влад что-то чертил в тетради — судя по всему, шлем с рогами и очками. Надписал сбоку: «Мститель квадратных уравнений».

— Ну хоть кто-то поддерживает морально, — шепнул я, кивнув на рисунок.

— Всегда, брат, — ответил Влад и подмигнул.

Когда прозвенел звонок, мы не рванули сразу в коридор. Остались сидеть, будто бы и не хотелось никуда. Просто немного — отдышаться.

Из-за двери донеслись голоса: кажется, Алина спорила с кем-то. Голос Леи тоже проскальзывал. Я быстро собрал вещи, выглянул в коридор — Алина стояла у шкафчиков, руки скрещены на груди, перед ней стоял тот самый Сидоров. Опять.

Я шагнул ближе. Влад и Тимур — за мной. Не громко, но достаточно, чтобы было слышно:

— Проблемы?

Сидоров повернулся, встретился со мной взглядом. Долго не отвечал, потом отступил чуть назад.

— Просто разговор, — буркнул он.

Алина скосила на меня глаза — между благодарностью и раздражением. Я понял. Она сама могла справиться.

— Хорошо, что это просто разговор, — сказал я, — потому что если что-то другое… ты в курсе.

Сидоров сглотнул и ушёл в сторону. Алина вздохнула.

— Марк, я справлюсь. Не надо каждый раз выходить, как герой.

— Я не герой, — пожал я плечами. — Просто... не хочу повторения прошлого.

Она смотрела на меня чуть дольше, чем обычно. Потом мягко кивнула и пошла к Лее.

Влад рядом хмыкнул:

— Ну ты и брат школы. Снова на страже.

— А ты — мой PR-отдел, — усмехнулся я.

— Чёрт возьми, Барсов, нам надо завести костюмы. Хотя бы значки.

Мы рассмеялись. Первый раз за этот день — по-настоящему.

Мы не успели дойти до конца коридора, как за спиной раздался строгий голос:

— Так, троица, а ну стоять.

Мы как по команде остановились. Я повернулся первым. Перед нами стоял другой завуч — Сергей Николаевич. Постаревший, но всё ещё грозный, с тем самым взглядом, от которого в младших классах хотелось сжаться до размеров молекулы.

— Итак, господа Барсов, Костров и Мельников, — начал он, заложив руки за спину. — Объясните, почему я снова вижу вас втроём не в классе, а патрулирующими коридоры школы как отряд спецназа?

Тимур тихо хмыкнул, но тут же осёкся под моим взглядом. Влад расправил плечи и ответил:

— Мы просто вышли после урока. Без происшествий. Разговор короткий был.

— Угу, короткий, как вчерашний? — прищурился завуч. — Мне вообще начать ставить вам табель посещения директорских кабинетов?

Я вздохнул.

— Сергей Николаевич, клянусь, мы просто шли. Без задней мысли. Разрулили ситуацию мирно.

Он глянул поверх плеча — туда, где уже исчезал в толпе Сидоров.

— А вот тот, с которым вы "мирно", — снова прищурился. — Опять он? Или кто-то новенький?

— Всё под контролем, — спокойно сказал Влад. — Мы теперь только словами. Уроки усвоены.

Завуч посмотрел на каждого из нас. Долго. Словно хотел просканировать насквозь.

— Ладно, — наконец отрезал он. — Последний шанс. Пятно на репутации — и всё. Я не собираюсь вытаскивать вас каждый раз за уши. Понятно?

— Понятно, — хором отозвались мы.

— Идите. Но если я ещё раз вас втроём увижу вне класса без веской причины — будете патрулировать двор школы на субботнике. Лично.

— Мы подумаем над формой, — пробормотал Тимур, уже отступая назад.

Завуч нахмурился, но промолчал.

Мы двинулись дальше. Только когда завернули за угол, Влад выдохнул:

— Отряд спецназа… Слушай, а звучит-то как. Надо эмблему нарисовать.

Я усмехнулся, но внутри всё равно было напряжение. Мы действительно балансировали на краю. И с каждым днём — всё ближе к краю доски, которую кто-то явно расставил заранее.

Мы свернули за угол, в закуток у лестницы — тот самый, где обычно прячутся от старших классов или от тревожных разговоров.

— Я вообще-то думал, что эта неделя будет спокойной, — буркнул Тимур, вытирая нос рукавом. — А в итоге — завуч, фингалы, родительский сбор.

Влад опустился на подоконник и откинулся назад, опершись руками.

— Спокойствие? Это точно не по нашему расписанию.

Я стоял, уставившись в пол. Всё это уже начинало звучать, как повторяющаяся мелодия — только с каждым разом ноты звучали всё громче и резче.

— Завуч права, — выдавил я. — Мы на грани. Один косяк — и всё, выговор будет казаться цветочками. И речь уже не только о нас.

— Алина, — тихо вставил Тимур.

— И Лея, — отозвался Влад. — Мы втянули слишком многих. Даже Кириллу, как бы он себя ни вёл, сейчас несладко. Хотя бы потому, что отец его при всех чуть не раздавил.

Я шумно выдохнул.

— Знаете, что хуже всего? Он не остановится. Стас. Он будет ждать момента. Слабого места. И он его найдёт.

— Так не дай ему, — хрипло сказал Влад, не глядя на меня. — Всё просто.

— Не всё, — я поднял глаза. — Он не один. И мы это знаем.

На секунду повисло молчание.

— Так что делаем? — спросил Тимур. — Что дальше?

— Живём, — ответил я. — Смотрим в оба. Держим своих рядом. И если кто-то попробует тронуть кого-то из нас — ему уже не повезёт.

— Это уже что-то, — усмехнулся Влад и хлопнул меня по плечу. — Ладно, парни. Нас и так скоро разыщут. Пошли?

Я кивнул. Мы разошлись молча, но в этом молчании — была слаженность.
Никаких громких клятв. Просто — “если один вляпался, вытащим вместе”.

Тимур

Ужинали мы втроём, как обычно: я, мама и папа. Алина дожёвывала что-то с видом слишком невинным, чтобы быть правдой. Мама раскладывала по тарелкам, а я просто старался дожить до конца этой недели, не угодив снова в школьный протокол.

— Ну, что, сегодня без драк? — с прищуром спросил отец, уставившись на меня поверх вилки.

— Пааап, — протянул я, тяжело вздохнув. — Ну ты же знаешь, что не я начал.

— Ага, а закончил кто?

— Лёш, — включилась мама, — ну правда, Тим усвоил. Всё, отстань от парня.

Отец повернулся к ней, будто она только что выдала что-то из области научной фантастики.

— В смысле «отстань»? Диля, ты сейчас на чьей стороне?

— На стороне здравого смысла, — хмыкнула она. — Ой, как будто вы с Димкой такими не были в их возрасте. Только и делали, что друг друга из-за девчонок вытаскивали из неприятностей.

Я поперхнулся, а Алина тут же оживилась, вытянув шею, как охотник на сенсации.

— А вот с этого момента поподробнее можно? — спросила она, загоревшись как новогодняя гирлянда.

— Не можно, — отрезал папа, уставившись в тарелку.

— А чего это ты покраснел? — не унималась сестра. — Так, стоп, это вы дрались из-за мамы?

Мама прыснула от смеха, а я закатил глаза и засунул в рот хлеб, чтобы не начать ржать вместе с ней.

— Диля, ты вообще кому что рассказываешь? — бурчал папа.

— Детям. Пусть знают, откуда у них это, — подмигнула мама и подложила мне ещё картошки.

В этот момент я понял, что вечер удался. И что, возможно, быть частью этой сумасшедшей семьи — это лучшее, что могло со мной случиться.

Мама ловко подкинула картошку на сковородке, а потом — будто между делом — бросила взгляд на Алину. Та сидела, буквально впившись глазами, как хищник в добычу. Ну всё, понеслось.

— В общем, — начала мама, — мы тогда были в выпускном, в одиннадцатом. Полинка только перевелась к нам, из другого города. С мамой и отчимом, по-моему. Такая… спокойная с виду, но в ней с первого дня что-то было. Характер, знаешь? Глаза — почти ледяные, но с теплом. И вообще, красавица. Блондиночка, синеглазая, просто ангел. Мне сразу как человек понравилась. Мы с ней быстро сдружились.

Алина чуть не перевернула стакан — так подалась вперёд.

— Подожди, это всё было ещё до папы?

— Ой, — усмехнулась мама. — Мы с Барсовым уже были знакомы, но… так, пара слов, ничего больше. А вот в нашем классе был один — Власов. С Ликой Малиной они вечно лезли куда не просили. Так вот Власов стал к Полинке клеиться. Цветочки, глупости всякие. А однажды их кто-то сфоткал. Якобы свиданка. Снимок пустили по рукам. Малина, естественно, взбесилась. И давай Полинку гнобить. По-страшному. Весь класс будто подменили. Поля терпела, молчала. Но Дима…

— Что Дима? — выдохнула Алина, и я уже не мог сдержать ухмылку. Она будто смотрела кино вживую.

— Он узнал. Кто, что, зачем. А когда понял, что это Власов — в коридоре у спортзала взял и врезал ему. Сильно. Там, по-моему, даже учитель видел. В общем, вызвали его к директору, с отцом. Всё было серьёзно. И знаешь, кто ворвался в кабинет?

— Полина, — прошептала Алина.

— Полина, — подтвердила мама, с мягкой улыбкой. — Как ты вчера. Только ещё громче. Она влетела и заявила: «Дима не виноват. Он защищал. Он сделал то, что должен был сделать». Представляешь?

Я посмотрел на Алину. Она сидела молча, как будто старалась не моргнуть, чтобы не упустить ни одной детали.

— Ну и как вы… — начала она, — …как они потом стали парой?

— Это уже совсем другая история, — мама подмигнула. — Но всё началось вот тогда. С удара у спортзала и девочки с синими глазами, которая не побоялась сказать правду.

— Романтично, — протянула Алина.

— Да, — хмыкнул папа. — Особенно если учитывать, что после этого удара директор наорал так, что стены дрожали.

— Ну, Барсов тогда не изменился, — сказал я. — Как и теперь: если уж кому-то врезать, то по делу.

Папа кивнул и добавил, усмехнувшись:

— Главное, чтобы не каждый раз это было «по делу», сын.

Алина с интересом уставилась на родителей, подперев щёку ладонью:

— А вы как с папой начали встречаться? Тоже в школе?

Мама, усмехнувшись, повернулась к ней:

— В школе. Я тогда за него домашку делала.

— Спасибо тебе, конечно, за первые три дня, — фыркнул папа, откидываясь на спинку стула. — Но если бы ты продолжала, у меня был бы не трояк, а стабильная двойка.

— Ого, — протянула Алина, — а дальше?

— А дальше, — сказал папа, бросив взгляд на маму, — я просто позвал её на свидание. И она согласилась.

— Не с первого раза, — вставила мама, поправляя полотенце на столе.

— Но с самого важного, — добавил он, и в его голосе мелькнуло что-то особенно тёплое.

Алина прищурилась:

— То есть... вы прям сразу начали встречаться?

— Нет, конечно. Сначала были прогулки, помощь по учёбе, совместные дежурства, — мама улыбнулась. — Я даже не сразу поняла, что он в меня влюблён. Он так хорошо притворялся "просто другом", что я почти поверила.

— Почти, — ухмыльнулся папа. — Но в итоге признался. На перемене, после контрольной.

— И что ты сказала? — не унималась Алина.

— Сказала, что подумаю. А потом подумала — и согласилась.

— А потом? — Алина уже почти лежала на столе, не сводя глаз с родителей.

— А потом, — сказал папа, — было всё: кофе, кино, ревность, ссоры, примирения, снова ревность, обнимашки в куртках и походы в буфет, потом не очень приятная история, потом ресницы будь они не ладны.

— И однажды — кольцо, — тихо добавила мама. — А потом — вы, оболтусы.

Алина усмехнулась, будто не знала: смущаться ей или растрогаться. И вдруг, не дожидаясь логичной паузы, произнесла:

— Я тоже так хочу. Чтобы ссоры, обнимашки, а потом — кольцо. Только не в школе, пожалуйста.

— Главное — чтобы с того, кто тебе правда в душу, — сказал папа, глядя на неё серьёзно.

Алина кивнула.

Потом подошла и обняла маму за плечи:

— Вы такие классные. Ну, правда.

Папа и мама переглянулись, не скрывая улыбки. А я просто сидел рядом и чувствовал, как в этом доме, в этих словах, во всех этих историях — что-то важное. Такое, что хочется хранить.

Дилара Кострова

Вечер выдался на удивление тихим. После ужина Тимур ушёл к себе в комнату — вроде как делать домашку, но скорее всего переписывался с Марком. Алина осталась в гостиной, развалившись на диване с планшетом — смотрела дораму, громко всхлипывая в самых драматичных моментах. Из кухни доносился ровный гул посудомоечной машины.

Я сидела на подоконнике в кухне с чашкой травяного чая, вжавшись плечом в холодное стекло. Лёха зашёл позже, в домашней футболке и спортивных штанах, всё такой же растрёпанный и немного усталый. С бутылкой воды и лёгким вздохом он опустился на стул.

— Ну что, без приключений сегодня? — спросил он, потянувшись.

— Пока да, — я улыбнулась. — Даже немного странно. Привыкла уже, что или звонки, или слёзы, или кто-то куда-то влетает.

— Или кто-то с кем-то дерётся, — добавил он, и в голосе была больше ирония, чем злости.

— Ты его всё-таки простил? — я повернулась к нему, поджав ноги.

— Марка? Конечно. Он же не чужой. Да и Тимур с ним как братья. Просто… не могу я спокойно смотреть, как мой сын влезает в конфликты.

— Ты сам был таким. Только хуже.

— Был, — он усмехнулся. — Но я хотя бы не считал себя примером для подражания. А эти пацаны вроде как нормальные растут.

— Растут. Особенно когда мы им не мешаем.

— Это сложно, Диль, — он посмотрел в сторону окна, где уже сгущались сумерки. — Хочется всё решить за них. Но понимаю, что нельзя.

Я подошла, села к нему на колени и обняла.

— Зато ты рядом. Это уже огромное "можно".

Он уткнулся носом в мои волосы, выдохнул:

— Мне повезло, что ты рядом.

— И мне с тобой. Даже когда ты "Реснички" у Барсова в телефоне.

— О, да ну тебя, — засмеялся он, — ты тоже в его как "Кудряшка Судьбы", если что.

— Правда?! — я фыркнула. — Вот ведь.

Мы оба засмеялись, и в этот момент всё стало очень просто. Всё стало правильно. Был вечер, был дом, были дети — живые, упрямые, настоящие. И были мы.