9.Их не возможно не заметить
Иногда любовь становится слишком громкой. Даже если ты шепчешь её сквозь замки, даже если целуешь только в темноте — она всё равно пробивается наружу. Люди могут не слышать. Но всегда кто-то увидит.
⸻
Тишина громче слов.
Хёнджин не был тем, кто вмешивался. Но он замечал.
Он замечал, как Сынмин уводил взгляд, когда Минхо заходил в комнату.
Как Минхо слишком быстро отворачивался от Сынмина, будто пойман на чём-то личном.
Как между ними — пауза, плотная, как туман.
Он видел, как во время репетиции Сынмин мимоходом коснулся запястья Минхо, и тот едва заметно улыбнулся.
Не как друг. Не как мембер.
Как человек, который ждал этого касания с утра.
Он ничего не говорил. Он наблюдал.
⸻
"Вы оба... не те, кем были месяц назад."
Однажды он сказал это Сынмину, когда они остались вдвоём у машины после съёмки.
Тот только пожал плечами.
— Просто устал.
Хёнджин кивнул, но глаза его были внимательнее слов.
— Минхо тоже устал?
Сынмин напрягся.
На полсекунды. Но этого хватило.
Хёнджин ничего не добавил.
Просто сел в машину, надев наушники.
Но его молчание стало другим. Тяжёлым. Ожидающим.
⸻
Минхо чувствовал, что что-то меняется.
В ту ночь, когда все уже спали, он подошёл к Сынмину в ванной.
Они закрыли дверь.
И целовались — не спеша, будто время вдруг стало их союзником, а не врагом.
Руки Минхо были под футболкой Сынмина, на его талии. Пальцы скользили по коже, оставляя едва заметные следы.
Поцелуи — не спешные, тёплые, дразнящие.
Тела их знали друг друга наизусть.
И всё равно жаждали заново.
Сынмин тихо прошептал:
— Если нас кто-то увидит...
— Пусть смотрят, — ответил Минхо. — Я не могу больше касаться тебя, будто ты не мой.
Сынмин закрыл глаза.
— Я тоже не могу. Но я боюсь, Ли Минхо. Боюсь не за себя. А за тебя.
Минхо посмотрел в его глаза.
— Тогда пусть боятся все. А мы — любим.
⸻
Утром — всё снова стало ролями.
Минхо — дерзкий, собранный, отстранённый.
Сынмин — холодный, вежливый, почти скучный.
Но Хёнджин теперь смотрел на них иначе.
Как будто читал между строк.
На репетиции, когда Сынмин отвлёкся и чуть ошибся, Минхо едва заметно положил руку ему на спину, будто говоря «здесь», «я тут», «спокойно».
А потом резко убрал.
Слишком резко.
Хёнджин заметил.
Он ничего не сказал.
Но вечером, в разговоре с Чанбином, бросил небрежно:
— Ты ничего не хочешь рассказать мне про... них?
Чанбин поднял брови.
Улыбнулся.
— А что — «про них»?
Хёнджин усмехнулся:
— Просто кажется, что между ними... что-то есть.
Слишком много молчания.
Слишком много взгляда.
Чанбин пожал плечами:
— Может, просто привязались. Мы все близки.
— Нет, — отрезал Хёнджин. — Это не «привязались». Это... как будто они забывают, что мы рядом.
⸻
И он был прав.
В одну из ночей, когда большинство уже спало, Минхо и Сынмин остались на кухне — якобы за чаем.
На деле — стояли в углу, прижавшись друг к другу.
Минхо поцеловал Сынмина в шею, держа его за бёдра.
Сынмин шумно выдохнул, сцепив пальцы у Минхо за спиной.
— Никто не проснётся? — шептал он.
— Только если ты не начнёшь стонать, — усмехнулся Минхо.
Сынмин прикусил губу.
Минхо провёл рукой по его спине, поднимая футболку.
— Ли Минхо, — прошептал Сынмин, предупреждающе.
— Скажи, если хочешь, чтобы я остановился.
— Я никогда не хочу, чтобы ты останавливался.
Они слились в поцелуе — тихом, но отчаянном.
И не заметили, как в проёме коридора, в темноте, Хёнджин остановился.
Не дышал.
Не вмешивался.
Просто стоял. Смотрел.
А потом тихо развернулся и ушёл обратно.
⸻
Теперь их тайна — не только у Чанбина.