Взаперти

Так странно... Идти вдоль знакомых домов, по излюбленным дорогам, в городе, где ты знаешь каждую трещину, при этом осознавать: этот город не твой. Но способен стать твоей вечной тюрьмой.

От Филиппа до моего дома оказалось, как от театра до нашей с друзьями излюбленной кофейни - минут пятнадцать неспешной ходьбой. Уже подходя к дому, где меня ждали

(совсем не ждали)

только пустые холодные комнаты, я решила свернуть.

Еще минут десять, и я была около парка. Сейчас он казался мрачнее, чем в обычной ночи

(ну, согласитесь, что ночь взаперти картины не может вписаться в понятие "обычная ночь"),

хоть на небе в хаотичном порядке и рассыпались маленькие светлячки, которые бросали легкий свет всему, что было под ними.

Я села на ту самую лавку, на которую каждый раз, приходя в парк, плюхалась наша компашка. От этого места по телу пробегали тысячи мелких мурашек. Я готова была бы поспорить, что это одна и та же лавка: под руками все те же неровности и вырезы, которые когда-то были сделаны нашими руками.

Пробирающее до холода место.

Нужно собраться, не время поддаваться мелкой дрожи от места. Я не из тех, кто попадает в ловушку картины, поэтому должны быть ответы, почему я здесь, которые мне и нужно найти.

Когда сквозь деревья к падающему свету звезд присоединилось свечение полной луны, я подумала, что все же стоит дойти и посмотреть на мою новую квартиру.

Квартиру освещал лишь полнолунный тусклый свет, выключатели ламп не работали, решив, что сегодняшний вечер должен закончится сейчас, без осмотра обстановки этого места.

Следующий час я провела в безуспешных попытках заснуть: в горле стоял огромный ком, который мешал спокойно дышать, а в голове круговоротом роились одни и те же мысли, не покидавшие меня, казалось, не на секунду с того момента, как я очнулась.

Веки стали тяжелеть под гнетом безумного дня только тогда, когда за окном ночное небо стало светлеть, напоминая о приближении утра.

Я стояла посреди маминой комнаты. В ней было светло. Дневной свет уделял внимание каждой из картин.

Передо мной стоял мольберт с начатой сюрреалистической картиной. Что заложено в идею картины – загадка, которую нужно сначала разгадать, прежде чем поймёшь, имеют ли шанс на существование эти сочетания линий и красок или нет.

Секунда – и я уже сижу с кисточкой за куском листа, что на мольберте. Кисточка в моих руках стала порхать между палитрой и будущей картиной. Но я даже не понимала, что я рисую.

Мое тело меня не слушалось; я не знала, что я тут вообще делаю, зачем села за этот мольберт, что собираюсь делать дальше. Я была лишь наблюдателем в собственном теле.

Мазки на листе обретали все более логичные и понятные очертания в совокупности с теми, которые уже были до моего вмешательства

(моего же?) –

в прихожей хлопнула входная дверь.

Резкий громкий звук за окном, и я вскочила на кровати. Часы показывали полдень,

(но часы показывают время не для этой реальности, поэтому сложно сказать который час здесь и сейчас)

небо грозилось разразиться дождем.

Какой странный сон. Детальный.

Или это был не сон?

Не сон? А что тогда?

Я словно действительно была там.

Сделала себе кофе, чтобы хоть на несколько минут отвлечься от всего; еще вчера я думала, что скоро начнется новая и интересная глава моей юности, а сейчас меня заботит такая мелочь, как просто опять оказаться среди живых людей.

(парадокс, не правда ли?)

Мне хотелось, как несколько недель назад, взять свою гитару со стула и забыться в переплетениях ее струн

(даже положение вещей в этой реальности были те же, что и дома)

и написать хоть несколько незатейливых аккордов, которые в итоге так и останутся одиноки. Но я оставила все, что любила в той жизни, без внимания. Сейчас имеет значение только одно. Понять, как мне отсюда выбраться!

Если это возможно.

Ты вообще на чьей стороне? Ты – часть меня, но в последнее время от тебя только колкости, причем которые никак не помогают.

Правильно, я – твоя логическая часть. Голос твоего разума, если иначе. Отвечаю только на то, что знаю и вижу. А ты от меня что хочешь? Чтобы я давала тебе ложные надежды, не зная всей правды?

И действительно – день за окном пролетел незаметно.

(или мне так просто показалось за сворой мыслей, беспросветно окружившей меня).

О том, чтобы сходить пообщаться с первооткрывателем этого чудного места, как я планировала днем, уже не могло быть и речи; полная луна уже вступила в свои права на вечернем звездном небе. Поэтому вместо общения с новым знакомым, я в очередной раз поплелась в парк. Мне был просто необходим свежий воздух, а поздний вечер так и манил прохладой в свои объятия.

Деревья в парке переплетались в заговорщицких рукопожатиях и мрачно шептались между собой. И, едва я только успела сделать шаг от лавочки в сторону фонтана

(сидеть на одном и том же месте - так себе занятие, а найти фонтан в своем (чужом?) парке в темноте, которую нарушают лишь звезды и луна, это всего-навсего детская шалость),

голова закружилась, и я снова оказалась безмолвным свидетелем в моем мире.

Я могу предположить, что вечер сейчас там только-только вступил в свои права: солнце уже начало потихоньку окрашивать облака в нежно персиковые и пурпурно-розовые цвета, выстроенные в ряд, как солдатики, фонари еще не зажглись.

(кстати, тут я даже ночью не видела, чтобы фонари освещали улицы. Хотя, копия фонарей тут тоже была).

Я сейчас в своей комнате. На первый взгляд ничего не изменилось

(насколько можно судить, наблюдая своими-чужими глазами, без возможности права на свое тело),

но вот я теперь смотрю в ту сторону, где обычно стоит моя гитара

(тень в моем облике подошла к тому, что было на этом месте)

но вместо гитары теперь стояли полотна и мольберт с картинами разных жанров

(если это вообще имеет значение, каких они были жанров).

Гитары нигде не было – из комнаты вырвали кусочек моей души.

И я села писать картину

(нет, ну визуально это же была я).

И все, что оставалось мне делать – просто наблюдать за тем, как на листе появляются штрихи и контуры.

Мой телефон подал сигнал, сопровождаемый вибрациями; по инерции я хотела его взять, но

(как можно понять)

у меня ничего не вышло.

Мой двойник с неохотой оторвался от картины – неохоту можно было разобрать по возмущению, которое сопровождало тень – и взял телефон.

На экране два сердечка, большое и маленькое, и кривляющаяся рожица – Лана!

Я видела, как собиралась сбросить звонок, но почему-то передумала, и звонок был принят:

– Привет, как ты? – не дожидаясь ответа, подруга затараторила. – У нас с ребятами образовалась классная идея: съездить завтра на природу всем вместе – все скоро уедут по своим учебам, а на природе мы в этом году так и не были – так что сейчас будет самое время это провернуть. Как ты на это смотришь?

Было бы круто – обожаю наши вылазки на природу, – но ты не знаешь одного... я заперта в одной из картин нашей квартиры.

– Нет. Я пас. Хочу остаться дома, много дел...

Поверит ли моя подруга в такое? Учитывая, что я уже полностью подготовлена к отлету – у меня не осталось никаких незавершенных дел – сомневаюсь.

– Эм... ну хорошо. – Подругу словно сбили с толку. – Я передам парням, что ты занята, может, в следующий раз...

Она хотела сказать что-то еще, но звонок грубо оборвали, завершив вызов.

Внимание оболочки моментально же снова переключилось на мольберт и мазню на листе

(а у меня просто не было выбора, я наблюдала за этим).