Глава 8. Тени Капитана: Нерассказанная Боль
Дни на борту "Морского Волка" потекли, превращаясь в бесконечную череду соленых ветров, палящего солнца и тяжелого, монотонного труда. Мой первый день, когда я, Элизабет Монтес, дочь знатного рода, мыла палубу, стал лишь началом моего нового существования. Роскошь и комфорт поместья остались в другой жизни, словно во сне, от которого я проснулась в совершенно иной, суровой реальности. Моё тело, привыкшее к мягким шелкам и неге, теперь ныло от каждой мышцы, а руки, еще недавно нежные и белые, покрылись мозолями и ссадинами. Но, как ни странно, в этой физической боли я находила странное утешение, она заглушала боль душевную и страх перед неизвестностью.
Каждое утро начиналось задолго до рассвета, с резкого звука корабельного колокола, который пронзал предутреннюю тишину, и громких, хриплых голосов, доносящихся с палубы. Я спала в небольшой, душной каюте, которую мне выделили в трюме – нечто среднее между кладовкой и тюремной камерой. Воздух там был тяжелым, пропитанным запахом сырости, старой древесины, смолы и чего-то еще, неприятного, что я не могла определить. Моё тело болело от ночного сна на жестком полу, а мышцы ныли после вчерашнего подъема по канату и всех работ. Я быстро поняла, что роскошь и комфорт остались в моей прошлой жизни, и мне предстояло научиться жить по новым правилам.
Выйдя на палубу, я каждый раз поражалась бескрайнему простору моря. Солнце еще не взошло, но небо уже начинало светлеть, окрашиваясь в нежные оттенки розового и оранжевого, предвещая новый, жаркий день. Корабль плыл по бескрайнему морю, вокруг не было видно ни клочка суши, лишь безбрежная, синяя гладь, сливающаяся на горизонте с небом. Ветер свистел в снастях, наполняя огромные черные паруса, и "Морской Волк" мерно покачивался на волнах, словно живое, дышащее существо, несущее нас к неведомой цели.
На палубе уже кипела работа. Пираты, мужчины всех возрастов и национальностей – испанцы, французы, англичане, голландцы, – двигались быстро и слаженно, выполняя свои обязанности. Они были грубыми, татуированными, с обветренными лицами и шрамами, которые рассказывали свои истории, если присмотреться. Их одежда была простой и поношенной, но в их движениях чувствовалась сила, уверенность и какая-то дикая, первобытная свобода. Они кричали друг на друга, смеялись, ругались, но в их действиях не было хаоса. Это была хорошо отлаженная машина, каждый винтик которой знал свое место.
Мои обязанности были просты и унизительны для барышни моего положения: уборка палубы, чистка медных деталей, перетаскивание легких грузов, помощь на камбузе. Рыжебородый пират по имени Билл стал моим негласным надзирателем. Он был груб, но не жесток, и его хриплый голос, поначалу казавшийся угрожающим, со временем стал привычным.
- Ну что, милая леди, – говорил он каждое утро, бросая мне тряпку. – Пора браться за работу. Здесь не курорт.
Я стискивала зубы и принималась за дело. Мои руки быстро уставали, а колени болели от постоянного стояния на четвереньках. Грязь и смола въедались в кожу, оставляя черные полосы. Но я продолжала работать, стиснув зубы. Я не сдамся. Я не позволю им увидеть мою слабость, не позволю им сломить меня.
С каждым днем я становилась сильнее. Мои мышцы окрепли, кожа огрубела, а движения стали более уверенными. Я научилась балансировать на качающейся палубе, не спотыкаясь, различать звуки ветра в снастях и предсказывать изменение погоды по запаху воздуха. Я начала понимать их язык, их шутки, их неписаные правила. Я перестала быть просто "благородной дамой", превращаясь в "Элизабет", одну из них, хотя и с необычным прошлым. Некоторые пираты, поначалу относившиеся ко мне с недоверием или насмешкой, теперь кивали мне в знак приветствия, а иногда даже делились порцией рома или куском сушеной рыбы. Я чувствовала, что медленно, но верно, я завоевываю их уважение.
Но среди всего этого хаоса и новой рутины, мой взгляд постоянно возвращался к Капитану Леону. Он был центром этого мира, его негласным правителем. Он редко появлялся на палубе, предпочитая проводить время в своей каюте или на капитанском мостике. Когда он все же выходил, его присутствие ощущалось сразу. Он был высоким, мускулистым, с темными, слегка растрепанными волосами и пронзительными голубыми глазами, которые казались почти черными в тени. Смуглая кожа, обветренное лицо, легкая щетина – всё говорило о том, что он провел много времени в море, под палящим солнцем и солеными ветрами. Он был воплощением той дикой свободы, о которой я читала в книгах, но в нем было и нечто большее – какая-то скрытая боль, какая-то нерассказанная история.
Я наблюдала за ним издалека. Он был немногословен, его команды были четкими и не допускали возражений. Пираты уважали его, даже боялись, но в их взглядах читалась и какая-то преданность. Он был хладнокровен в бою, его движения были быстрыми и точными, но в моменты затишья он часто стоял у борта, глядя на бескрайнее море, его лицо становилось задумчивым, почти меланхоличным. В такие моменты он казался не пиратом, а человеком, потерявшим что-то очень важное.
Однажды вечером, когда солнце уже опустилось за горизонт, окрашивая небо в кроваво-красные и оранжевые тона, я заканчивала свою работу по чистке медных поручней. Леон стоял на капитанском мостике, его силуэт был виден на фоне заката. Он держал в руке небольшой, потемневший от времени предмет. Он поднес его к глазам, и я увидела, как его пальцы нежно поглаживают его поверхность. Это был старый, потертый медальон. В тусклом свете я не могла разглядеть, что на нем изображено, но чувствовала, что это что-то очень личное, что-то, что причиняло ему боль. Он открыл его, и на мгновение его лицо осветилось печалью, такой глубокой, что я едва могла дышать. В его глазах, обычно таких холодных и непроницаемых, мелькнула тоска, которую я не могла не заметить. Он быстро закрыл медальон и спрятал его под камзол, словно боясь, что кто-то увидит его слабость.
Я отвернулась, чувствуя себя неловко, словно подсмотрела чужую тайну. Но этот момент заставил меня увидеть Леона с новой стороны. Он был не просто безжалостным пиратом, он был человеком, пережившим какую-то трагедию, которая оставила глубокий след в его душе. Моё отношение к нему начало меняться. Страх, который я испытывала поначалу, сменялся любопытством, а затем – зарождающейся эмпатией. Я хотела узнать его историю, понять, что заставило его выбрать такую жизнь, что скрывалось за его циничной маской.
Я начала прислушиваться к разговорам пиратов, пытаясь уловить хоть какие-то намеки на прошлое Капитана. Они редко говорили о нем напрямую, но иногда проскальзывали обрывки фраз: "...после того, как он потерял её...", "...когда тот проклятый корабль затонул...", "...Дюваль... он был замешан в этом..."
Однажды, когда я помогала Биллу перебирать канаты, я осмелилась спросить.
- Билл, – начала я осторожно. – Капитан... он всегда был таким?
Билл, не отрываясь от работы, хмыкнул.
- Таким? Каким таким, милая леди? Капитаном? Да, всегда был капитаном. Но не всегда... таким. – Он замолчал, словно обдумывая свои слова. – Он был другим. До того, как все случилось. Он был... благородным. И у него была... семья. И любовь. – Его голос стал тише, почти неразличимым. – Но потом все рухнуло. Из-за предательства. И из-за... проклятья.
Моё сердце подпрыгнуло. Проклятье?
- Какого проклятья? – спросила я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более равнодушно.
Билл бросил на меня быстрый взгляд, его единственный глаз сузился.
- Не твое дело, леди. Некоторые тайны лучше не трогать. Они могут быть опаснее пиратского клинка. – Он снова вернулся к канатам, и я поняла, что больше ничего от него не добьюсь.
Но его слова засели в моей голове. Проклятье. Значит, Леон тоже был связан с каким-то проклятьем? Возможно, его прошлое было переплетено с моим гораздо теснее, чем я могла себе представить. Это добавляло новую глубину его образу, делало его не просто пиратом, а человеком, несущим на себе тяжелое бремя.
Я продолжала наблюдать за Леоном, и теперь в каждом его движении, в каждом взгляде я видела отголоски той боли, о которой говорил Билл. Он был одинок, несмотря на то, что его окружала команда. Он был силен, но в этой силе чувствовалась какая-то отчаянная решимость, словно он боролся не только с внешними врагами, но и с внутренними демонами.
Дни превращались в недели. Мы плыли по бескрайнему Карибскому морю, и я постепенно привыкала к жизни на корабле. Я научилась завязывать узлы, разбираться в снастях, помогать на камбузе, даже немного ориентироваться по звездам. Моё бальное платье давно превратилось в лохмотья, и я носила простую матросскую одежду, которую мне выдали. Моя кожа стала загорелой, а волосы выцвели на солнце. Я была уже не той наивной Элизабет Монтес, что бежала из поместья. Я менялась. Я становилась сильнее, выносливее, и, что самое главное, я чувствовала, как во мне растет решимость разгадать тайну проклятья, которое связало мою судьбу с судьбой этого загадочного капитана.
Я чувствовала, что наш путь к Тортуге – это не просто путешествие, а нечто большее. Это было начало моего собственного приключения, в котором я не была просто наблюдателем, а активным участником. И я знала, что впереди меня ждут новые испытания, новые открытия и, возможно, новые тайны, которые свяжут меня с Леоном еще крепче.