Гарри Поттер и Повелитель Дементоров

Хотя на сей раз на Гарри были надеты два теплых свитера и зимняя мантия, по мере приближения к границам действия погодных заклинаний его пробрал озноб, вызванный скорее предвкушением опасного пути, чем температурой воздуха. Его друзья также зябко поеживались; все трое инстинктивно старались держаться поближе друг к другу, сбиваясь в кучку.
Первым обращением Снейпа к спутнику было:
– Сколько дементоров там, куда мы направляемся?
– Какая разница? – пожал плечами Рахилли. Они уже покидали пределы горохового поля со стороны, ближе всего подходящей к Запретному лесу, где посевы практически упирались в опушку. – Все равно, как только выйдем – все тут будут. Обаяние мисс Грейнджер простирается очень далеко.
– Стойте, мы не можем туда идти! – Снейп остановился. – Это же самоубийство!
– Ну и не надо, – бросил Рахилли, не замедляя хода.
Зельевару пришлось волей-неволей последовать за ним:
– Ты хоть представляешь себе, как собираешься действовать?
– Конечно. По обстоятельствам, – невозмутимо ответил преподаватель Войны.
– Это «Без проблем», «Прорвемся» и «Вот черт»?
Рахилли на мгновение остановился, повернувшись к Мастеру Зелий:
– Давай не будем обсуждать мои методы работы! Хочешь вернуться – скатертью дорога.
Снейп досадливо оборвал его:
– Не советую так со мной разговаривать! Да еще при студентах! Будь на моем месте любой другой, он моментально заподозрил предательство и принял бы соответствующие меры, ведь ты ведешь нас на верную погибель!
«Нас не забыли?» – Гарри переглянулся с друзьями. Похоже, теперь вместо того, чтобы придираться к первой школьной знаменитости, профессор зельеварения предпочитал препираться с О'Рахилли. Тут его осенила неожиданная мысль: может, Снейп с самого начала цеплялся к нему по привычке – Гарри и Гарри, какая разница...
– Профессор, – робко обратился он к О'Рахилли, проследив направление их движения, – значит, мы пройдем через Запретный лес?
– Вы не видите, Поттер, что мешаете нам разрабатывать план? – рявкнул Снейп. – О вашей же безопасности заботимся.
– Не сомневаюсь, – буркнул парень.
Однако О'Рахилли смилостивился, сообщив:
– Да, мистер Поттер.
Друзья поежились.
– А почему... туда? – не выдержала Гермиона.
– Много живых существ, – пояснил профессор. – В том числе, есть и разумные. Это хотя бы отчасти нас экранирует.
Шататься по Запретному лесу ночью для Гарри было не впервой, так что он представлял себе, чем это обычно заканчивается.
O'Рахилли словно прочел его мысли:
– Вся живность попряталась. Дементоров ведь вокруг до черта.
Но вопреки его заверениям, в лесу, где, по счастью, по дороге им не попадался ни один страж Азкабана, они столкнулись с кентавром. Это был прошлогодний знакомый Гарри, брюнет Магориан с каштановым телом. Окинув людей холодным взглядом, он произнес:
– Я знал, что встречу вас обоих сегодня.
Гарри выругался про себя: с его точки зрения, дементоров было более чем достаточно. Теперь же у них на пути встал кентавр, чувства которого к нему и Гермионе за прошедшие полгода, похоже, нисколько не потеплели.
Снейп выступил вперед, вполголоса велев своим спутникам:
– Я сам поговорю с ним. Не встревайте. – Обращаясь к кентавру, он начал: – Нам нужно только пройти через лес. Я попросил бы не чинить нам препятствий: чем быстрее мы покинем его, тем меньше дементоров здесь останется.
– Вне всяких сомнений, я был бы рад, если бы вы вообще не появлялись поблизости. – В глуховатом голосе кентавра послышалась сдерживаемая ярость. – Не по вашей ли вине нам не стало житья в родном лесу?
– Вы можете обвинять во всем людей, но мы имеем дело с общим врагом, – сухо заметил Снейп. – Он доставляет определенные неприятности всем обитателям магического мира, независимо от расы.
– Зачем мне обвинять всех людей, когда достаточно двоих, которые стоят передо мной, и третьего, которому лучше бы никогда не рождаться на свет?
Гарри удивленно оглянулся на Рона, недоумевая, чем его друг мог настолько досадить кентаврическому миру: они-то с Гермионой – еще куда ни шло... Но тот, похоже, вообще не представлял, о чем речь.
Неожиданно с Магорианом согласился О'Рахилли, выпалив:
– Не один ты так считаешь! Но мы-то в чем виноваты?
– Вы правы, – презрительно процедил кентавр в его сторону. – Вы оба – лишь звездная пыль на пути планет; не властные над своей судьбой, вы лишь следуете туда, куда толкают вас другие...
Окончательно запутавшись, Гарри пришел к выводу, что этот непарнокопытный любитель головоломок, по всей видимости, имел в виду двух профессоров, раз одним из «предначертанных» оказался О'Рахилли...
– Никто не будет распоряжаться моей судьбой, кроме меня самого! – заявил не на шутку раздосадованный этой уничижительной характеристикой профессор Военных действий.
– Тот, кто не знает прошлого, не может управлять настоящим, – парировал кентавр. – А вы оба блуждаете в потемках. И он, недавний жеребенок, понимает это лучше тебя, взрослого. – Магориан остановил взгляд на Гарри: – Наш сородич полагает, что спас тебе жизнь, нарушив ход событий несколько лет назад, но никто не в силах препятствовать тому, чему предначертано случиться. Поэтому и я не собираюсь приближать твою судьбу. Вы можете идти своим путем, никто из нашего народа вас не остановит. – Он неторопливо развернулся, удаляясь.
Увлеченный представившейся его уму загадкой, Гарри позабыл даже об окружившей их опасности. Это сильно напоминало маггловские задачки типа: впишите недостающее в ряду число или дорисуйте фигурку – требовалось обнаружить закономерность, чтобы найти правильное решение. Но эта была почище любой из них – кто же мог оказаться третьим, если двумя являлись он сам и О'Рахилли? Вот уж воистину, чем ворон похож на конторку...
От этих мыслей его оторвал возмущенный вопль бывшего РСД-шника в сторону еще не успевшего скрыться кентавра:
– Вот уж спасибо! Пока мы тут околачивались, путь уже отрезали! Лучше б ты дементоров заболтал!
Магориан обернулся, на его вытянувшемся лице отразился ужас, и он что было сил припустил в глубь леса.
– Стой, балда! Там их еще больше! – прокричал ему вслед профессор Войны, после чего начал озираться по сторонам, помахивая палочкой.
– Не стой столбом, самое время проявить свои хваленые профессиональные способности, – одернул его Снейп.
– Может, возьмешь руководство операцией на себя? – огрызнулся Рахилли.
– Но ты собираешься хоть что-нибудь делать? – Профессор зельеварения вертел головой из стороны в сторону с таким видом, словно из-за любого дерева мог выскочить дементор.
– Вер, прекрати психовать, ты мешаешь мне сосредоточиться, – велел преподаватель Военных действий. – Мы окружены... Но это к лучшему. Ведь это значит, что впереди – максимум четверть дементоров от всего количества, а в другие стороны нам все равно не надо. Только бы они не изменили стратегию...
– А ты не можешь этого предвидеть? – сдвинул брови Снейп. – Ты же знаешь, как они мыслят.
– Они не мыслят, в том смысле, как... А впрочем, зачем мне тут разоряться, это и в спокойной обстановке объяснить непросто. Двигаемся вперед, а там посмотрим.
Мимо них пронесся Магориан; через пару секунд он вернулся и остановился рядом, тяжело дыша:
– Как вы надеетесь выбраться?
– Ага, спохватился! – злорадно заметил О'Рахилли. – Нечего было нотации читать! Держись рядом, там видно будет.
Вскоре между деревьями показались балахоны дементоров. Стало невыносимо холодно, каждый вдох впивался в нос и горло тысячью иголок. Колени подгибались, тело постепенно охватывали вялость и апатия. Идущий рядом кентавр дрожал как осиновый лист, спотыкаясь на каждом шагу. Гарри начал бросать на Рахилли нетерпеливые взгляды не хуже Снейпа, ожидая, когда он наконец начнет действовать, чтобы дементоров просто смело с их пути, как в предыдущую ночь.
О'Рахилли остановился и испустил долгий вздох:
– Я не смог бы ими управлять, даже будь их втрое меньше... Это все равно, что бросать камушки в океан. Единственная надежда – на быстроту и неожиданность. Сейчас мы все вместе вызываем Патронус в одном направлении, а ты, – он обратился к кентавру, – хватай девицу на спину – и в проем, во все копыта.
Вопреки ожиданиям Гарри, вместо того, чтобы высокомерно заявить, что он – не транспортное средство и скорее подкову проглотит, чем поможет людям, Магориан лишь коротко заметил:
– Я мог бы унести еще одного.
Быстро забравшись на кентавра, Гермиона вопросительно воззрилась на друзей.
– Давай, Гарри, – предложил Рон со страдальческим выражением лица.
– Давай, Рон, – отмахнулся тот.
– Хватит меряться благородством! – Профессор Снейп схватил Рона за шкирку и подтолкнул к кентавру, который помог ему забраться себе на спину.
– Отвезешь их к железнодорожной станции, – быстро инструктировал его О'Рахилли, – туда уже будет подан экспресс, на станции Эмпл-Гард вас встретят.
– А как же вы? – Рон переводил глаза с мелькавших впереди дементоров на Гарри. Он все еще не решался поднять палочку, в отличие от Гермионы, уже державшей ее наготове.
– Не волнуйтесь за нас, большая часть дементоров увяжется за вами. – О'Рахилли поднял палочку: – На счет пять, приготовились!
Сосредоточиться за такое короткое время, чтобы вызвать Патронус, у Гарри еще никогда не получалось, но, уняв дрожь в конечностях, он послушно поднял палочку вслед за профессорами, стараясь не глядеть на завесу, которая грозила подмять их всех.
На счет "пять" сам Рахилли выкрикнул не «Экспекто Патронум», как это сделали в один голос остальные, а сделав резкий взмах палочкой вперед, произнес:
– Инцидеро Фламма Онис!
Гарри невольно отшатнулся – перед глазами вдруг взорвалась вспышка света, ему показалось, что лицо и волосы опалило жаром, но это был лишь внезапный перепад температуры. Вперед рванулся добела раскаленный луч, который врезался в приближавшуюся группу дементоров. Серая завеса мгновенно раздвинулась, пропуская его, но не успели они вновь сомкнуть ряды, как в проем ворвалось серебристое сияние четырех Патронусов, очертания которых терялись друг в друге. Дементоры вынуждены были броситься в стороны, расширяя проход. Сразу за светящимися фигурами в образовавшийся тоннель, не дожидаясь сигнала, влетел кентавр, проход тут же скрыли сомкнувшиеся балахоны дементоров, но гулкий стук копыт уже затихал в отдалении.
В ряду дементоров началось расслоение: часть из них устремилась вслед за беглецами, прочие двинулись к оставшимся. Кроме того, накатила целая волна дементоров сзади, которые направлялись, очевидно, вслед за кентавром, но летели при этом на застывших на месте людей, ничем не гарантируя того, что в последний момент они не передумают, сочтя оставшихся более интересными.
– Поттер, соберитесь! – бросил Снейп, поворачиваясь к наступавшим сзади дементорам.
– Я и так не разбирался, – не удержался Гарри.
Не обратив внимания на замечание, зельевар велел:
– Следите за теми, что с вашей стороны, я постараюсь справиться с остальными.
Тем временем профессор О'Рахилли, оказавшийся между ним и Гарри, сотворил неизвестное юноше заклинание:
– Анцерус Эритаре! – На снег на мгновение легли мягкие зеленые отблески, повеяло теплом. Вслед за этим профессор велел: – Следуйте за мной, медленно, держитесь ближе, а главное – ничего не предпринимайте! – После этого он отчетливо произнес: – Дементор Веритатис!
Гарри показалось, что от взмаха его палочки по волосам прошлось дуновение ледяного ветра, хотя на голове была теплая шапка. До него донесся голос Снейпа, который почему-то звучал приглушенно, словно профессор находился по другую сторону толстого ковра, а не в двух шагах от студента:
– Что ты творишь, Рахилли?
Вслед за этим опустилась плотная тишина, словно их, как подарочную посуду, завернули в плотные мягкие упаковки. Что-то случилось и со зрением: мир внезапно посерел, словно скрытый очень грязным стеклом, из холодного воздуха исчезло какое-либо движение. Не успев толком подивиться произошедшим изменениям, Гарри поспешил вслед за профессором O'Рахилли, выполняя его указания. Вслед за ним двинулся гораздо более озабоченный происходящим Снейп, который, похоже, пытался что-то сказать и был неприятно удивлен тем, что сам не слышит вылетающих из его рта звуков. Приблизившись вплотную к подступающим дементорам, профессор Военных действий пригнулся, коснувшись снега руками, и движением ладони велел остальным сделать то же самое. Гарри послушно опустился на снег, профессор Снейп, согнувшись, попытался подобраться поближе к О'Рахилли, о чем-то ему жестикулируя, но тот неодобрительно покачал головой и повторил жест, велевший вести себя тихо.
Несмотря на окутавшее их мертвящее спокойствие, сердце Гарри заходилось как бешеное – он, словно в страшном кино, видел, как серые фигуры придвигаются настолько близко, что он мог различить каждую прореху в их отрепьях. Но несмотря на их близость, он почему-то не чувствовал охватывающего тела холода, незамутненный разум отражал действительность даже более отчетливо, чем обычно. Поравнявшись с застывшими людьми, дементоры продолжили движение: те, что были прямо перед ними, немного посторонились, обходя их по полукругу на расстоянии пары футов, некоторые взмывали выше и проплывали над головами людей.
Когда дементоры превратились из сплошной завесы в отдельные фигуры, Гарри понял, что приглушенные чувства постепенно возвращаются к нему. Прежде всего об этом дал знать холод, вероломно пробравшийся под мантию и прихвативший стоявшие на снегу колени. Постепенно ночь с перельно-серого перешла на оттенки синего, и возвратились звуки в виде голоса профессора Снейпа:
– Поттер, вы в порядке? Будьте наготове!
Действительно, по мере того, как реальность вступала в свои права, вернулся и интерес дементоров к спасательной экспедиции. Несколько серых фигур, резко развернувшись, двинулись по направлению к людям. Из палочки профессора Снейпа вылетело нечто серебристое, которое отогнало приблизившихся дементоров взмахами то ли крыльев, то ли рук. Гарри не заставил себя долго ждать и, думая о друзьях, которые теперь в безопасности, сотворил сияющего оленя.
– Наше счастье, что им теперь не до нас, – прокомментировал это Снейп и, не дожидаясь, пока бывшие стражи Азкабана растают между деревьями, склонился к О'Рахилли. Тот сделал попытку встать, но, оступившись, вновь осел на примятый снег, тяжело дыша.
– Лоэ-гайре, – потеребил его за плечо Снейп, – ты можешь идти? Надо выбираться.
Ответом ему было лишь хриплое дыхание. Гарри впервые за этот день стало по-настоящему жутко: в обступившей их тишине единственным звуком было тихое потрескивание искривленных деревьев, их по-прежнему окружала опасность, которая, скрывшись из виду, омерзительным холодом просачивалась в подсознание, и теперь с ним рядом не было друзей, лишь задыхавшийся от необъяснимого удушья О'Рахилли и Снейп...
Профессор зельеварения упал на колени рядом с коллегой и принялся безрезультатно трясти его за плечи, во взгляде, брошенном на студента, читалась настоящая паника: казалось, ощущая настоятельную потребность в действии, он понятия не имел, что может предпринять.
Наконец преподаватель Военных действий пришел в себя настолько, чтобы дать понять Снейпу, что его не надо трясти. Избавившись от его воздействий, он стащил с руки одну перчатку, и Гарри с ужасом увидел, что рука профессора перемазана кровью. Зельевар от этого зрелища, похоже, утратил дар речи за компанию со студентом. О'Рахилли стер кровавые пятна об снег и воззрился на трещины, появившиеся на коже запястья, пробормотав:
– Все, допрыгался... Привет Уолтеру...
Услышав знакомую фамилию, Гарри дернуло было спросить, кто он такой, эта первая жертва Рональда Уизли? Но он понимал, что обстоятельства были наименее подходящими для подобных расспросов, и вместо этого присел рядом с профессором, на всякий случай поддерживая его под локоть.
Зельевар не склонен был поддаваться пессимизму и принялся было, за неимением других идей, снова трясти профессора Рахилли, но тот живо возразил:
– Прекрати, Снейп, ты из меня душу вытрясешь!
– Поттер, у вас есть шоколад? – спросил Мастер Зелий.
Студент, не задумываясь, вытряхнул содержимое сумки на снег и протянул Снейпу несколько плиток, которыми запасся заблаговременно.
Но Рахилли отпихнул предложенные профессором шоколадки со словами:
– Меня уже мутит от шоколада! Я его ненавижу, понятно?
– Либо ешь, либо вставай! – рявкнул Снейп. – Твое поведение достойно третьего курса!
Его окрики возымели свое действие, так как О'Рахилли перестал бормотать, кинул ненавидящий взгляд на зельевара и взял плитку с выражением лица, напоминавшим Дадли, когда тому вместо завтрака вручали четвертинку грейпфрута. После того как профессор запихнул в себя столько шоколада, сколько было в его силах, а Гарри засунул обратно в сумку все свое имущество, О'Рахилли поднялся, опираясь на спутников, и они двинулись к замку. По пути Гарри пытался припомнить, который раз он транспортирует преподавателя Военных действий, но – видимо, по причине крайней усталости – у него ничего не выходило.
Им даже удалось добрести до опушки Запретного леса, когда О'Рахилли оступился и осел в их руках, заходясь хриплым дыханием, в котором слышались всхлипы. Он провел перчаткой по лицу, оставив на щеке бурый след:
– Пятнадцать лет... Я дольше всех продержался...
– Рахилли, будь мужчиной, приди в себя! – велел Снейп, хотя в его окриках звучало не столько раздражение, сколько беспомощность.
В Гарри закипало возмущение, он хотел было сказать профессору, чтобы тот оставил О'Рахилли в покое, но понимал, что в этой ситуации лучшим будет не вмешиваться. Однако он осторожно заметил:
– Может, профессору не стоит идти самому? Мы ведь можем левитировать его, сэр...
Видимо, только сейчас отметив присутствие ненавистного студента, Снейп тут же поспешил излить все скопившиеся за этот вечер негативные эмоции на него:
– Замечательная идея, Поттер, только несвоевременная! Если бы о чужой безопасности двадцатью годами раньше подумал ваш отец, этого бы не произошло! Это из-за него О'Рахилли провел пятнадцать лет в Азкабане, заполучив ни за что худшую кару, чем Пожиратели смерти!
Гарри внимал его гневным словам, не смея издать ни звука, хотя совершенно не мог понять, о чем говорит профессор. Он, конечно, был в курсе, что в истории взаимоотношений Снейпа с его отцом были страницы, рисующие Поттера-старшего далеко не с лучшей стороны, но O'Рахилли на них, слава Мерлину, не упоминался...
Профессор Войны попытался остановить его:
– Вер, прекрати!
– Нет уж, – не на шутку разошелся Снейп, – мальчик имеет право знать, как его отец из простой... скажем, шалости, погубил жизнь человека!
– Я был сам во всем виноват.
– Не ты один, – заметил Снейп. – Однако досталось почему-то только тебе.
– Здесь не лучшее место для выяснения отношений, – отрезал О'Рахилли. – Мы все еще в опасности.
Профессор Снейп все-таки внял совету Гарри, и они совместными левитационными усилиями доставили преподавателя к школе. Посреди поля их встретили ожидавшие развития событий профессора и ученики, которых в этот день не стали разгонять по гостиным. Когда мадам Помфри увидела, в каком состоянии находится ее любимый подопечный, она, поджав губы, бросила убийственные взгляды на Снейпа и Гарри, словно это они были повинны в ухудшении его самочувствия. По дороге зельевар наспех поведал преподавателям о судьбе друзей Гарри, пресекая большую часть расспросов.

Профессора незамедлительно отобрали у Гарри со Снейпом и отправили в Больничное крыло, туда же двинулись на осмотр и они сами. По пути Гарри рискнул еще раз обратиться к зельевару:
– Все-таки, сэр, куда отправили моих друзей?
– Они там, где им помогут. Ваше любопытство удовлетворено? – строго спросил профессор.
– Да, сэр, – поспешил заверить его студент, опасаясь, что в противном случае Снейп вновь примется за сочинение душераздирающих историй про то, как отец Гарри стал виновником гибели очередного ценного члена магического общества, который на самом деле лежит себе вполне живой в Больничной палате.
Мадам Помфри довольно быстро спровадила зельевара и его студента, снабдив их внушительными глыбами шоколада, которые им предстояло расколупать самим, и велев прикончить их до завтрашнего утра, после чего приходить за новыми. Оказавшись за дверями, Гарри с запозданием сообразил, что не может воспользоваться левитационным заклинанием, поскольку для этого пришлось бы опустить шоколадный валун на пол. Естественно, идея попросить профессора Снейпа подержать этот груз не показалась ему удачной. Поэтому они оба двинулись в сторону подвала, пошатываясь под тяжестью кондитерских изделий.
Когда Гарри наконец добрался до гостиной, свалив глыбу на кресло. Слизеринцы в большинстве своем еще не спали: при появлении товарища они принялись наперебой расспрашивать его о ночной экспедиции. Гарри поведал им о том, как они со Снейпом вернулись в школу, попутно притащив О'Рахилли, а друзья-гриффиндорцы отбыли в неизвестном направлении. После этого он озадачился, чем бы ее разбить свою глыбу, уже подумывая двинуть по ней табуреткой.
– Может, присоединитесь?
Слизеринцы быстро откликнулись на его призыв и вскоре без особых усилий избавили товарища от неминуемого диатеза. Немало перепало и «виновнику торжества», так что он с ощущением приятной сытости направился в спальню, думая о том, как там, интересно, Снейп разбирается со своим валуном... И о Рахилли, которого мадам Помфри наверняка нещадно пытает шоколадом. Перед тем, как провалиться в забытье, Гарри подумал, так ли обязательно ему завтра вставать? Ведь сегодня он вполне мог не вернуться...

Но привычка дала о себе знать, и к своему глубокому сожалению, он проснулся как раз вовремя, чтобы сунуть в рот пару кусков вчерашней шоколадной глыбы и отправиться на Войну. В кабинете его поджидал сюрприз: вместо Рахилли за преподавательским столом сидел Люпин!
Первые секунды Гарри только и мог, что стоять, открыв рот, в дверном проеме. Затем догадался войти и занять свое место. Ободряюще улыбнувшись классу, оборотень возвестил:
– Поскольку профессор О'Рахилли плохо себя чувствует, его предмет, как и ЗОТИ, буду вести я, ведь в настоящее время я больше никуда не собираюсь. На чем вы остановились по программе?
– На куче зачетов, – безрадостно сообщил Малфой.
– Что же, посмотрим, что с этим можно сделать. – Люпин принялся бодро рыться в груде вещей, наваленной на рахиллевском столе, попутно роняя некоторые из них на пол.
Гарри предотвратил дальнейшие разрушения словами:
– Профессор, списки у меня... И, кстати, у Гермионы...
Гриффиндорская часть аудитории возмущенно загалдела.
– Какая неприятность, – вздохнул Люпин. – Но я думаю, вы все помните, какие зачеты вам остались. Поэтому предлагаю записать их сейчас и сдать перечни в конце урока.
Гриффиндорцы удовлетворенно принялись воспроизводить списки всех своих долгов... или не всех... в общем, количество зачетов в итоге оказалось прямо пропорционально их сложности и персональной честности студентов.
Слизеринская половина коллектива, напротив, скуксилась. Перегнувшись через ряд, Драко прошипел:
– Поттер, какого дементора ты наш список не потерял?
– Кто ж знал? – шепнул в ответ Гарри. – Да и вообще, Малфой, зависть – плохое чувство. К тому же, Рахилли им еще хвост накрутит, вот увидишь. Он долго в Больничном крыле не выдержит.
Последний аргумент подействовал, так как Драко отцепился от Гарри, и после пары минут, наполненных внутрифакультетскими пересудами, подопечные Снейпа уже злорадно хихикали, бросая взгляды на благодушных гриффиндорцев.
– С этого занятия мы приступим к разбору тем, которые представляются вам наиболее сложными для сдачи. Поэтому прошу всех также написать мне заявки на то, чем бы вы хотели заняться на последующих уроках.
Тут уже воодушевился весь класс. Гарри шепотом возмутился, увидев краем глаза, что один из слизеринцев записал «Патронус»:
– Ты что, сдурел, вы же все его уже сдали!
– Нам его второй раз сдавать, – ответил Забини. – А Люпин лучше объясняет.
– Вот ведь твари неблагодарные... – пробормотал Гарри, поворачиваясь к своему пергаменту. – Видите ли, я их уже не устраиваю... – Оглянувшись, он приуныл еще больше: в отсутствие друзей некому было пожаловаться на постигшую его несправедливость.
Пожалуй, первый раз с начала учебного года весь класс пребывал в приподнятом настроении после окончания предмета Военных действий. Гарри не присоединился к потоку однокурсников, задержавшись в классе.
Лицо Люпина приняло серьезное, почти печальное выражение:
– Гарри, я понимаю, сколько у тебя накопилось вопросов... Но, к сожалению, сейчас у меня нет возможности на них ответить.
– Это я уже понял, – уныло заметил Гарри. – Все только и твердят мне в последнее время, что все, чем бы я ни поинтересовался – не моего ума дело... Только Снейп хоть что-то объяснил...
– Что именно? – бросил на него быстрый взгляд Люпин.
Сообразив, что в очередной раз болтанул лишнего, Гарри смущенно пробормотал:
– Про РСД. А что, это такая уж военная тайна?
– Нет, конечно, – качнул головой Люпин. – Это что-то вроде секрета Полишинеля: не знают только те, кто предпочитает не знать. Тебе, кажется, пора на следующий урок...
– У меня перерыв, – возразил юноша.
– ...ну а меня ждет директор на совещание. Думаю, мы успеем поговорить после занятий.

Гарри вышел в коридор с неприятным чувством, что Люпин придумал предлог, чтобы избежать разговора с ним. Навстречу шел Невилл с парой лопат и лейкой в руках:
– На горох пойдешь? – поинтересовался он.
– Нет, все равно мне не заменить Рона, – отказался Гарри. – Я в Больничное крыло схожу, проведаю, как там O'Рахилли. – В ответ на удивленный взгляд Невилла он пояснил: – Все равно больше заняться нечем. Все друзья куда-то попропадали. Даже Малфой со своей писаниной позабыл, что его призвание – отравлять мне жизнь.

________________________

На самом деле, Гарри решил навестить профессора отнюдь не со скуки. После того, как O'Рахилли дважды спас жизнь его друзьям и ему самому, интерес к самочувствию преподавателя перестал сводиться для него к тому, от скольких Войн удастся откосить.
По мере того, как студент приближался к медицинскому крылу, он все больше сомневался в том, что мадам Помфри допустит его к своему драгоценному пациенту. Но она, напротив, схватила его за плечо и втащила в приемную, взволнованно приговаривая:
– Мистер Поттер, как замечательно, что вы здесь, я как раз собиралась идти вас разыскивать... Мистер О'Рахилли зачем-то хочет вас видеть. Имейте в виду, ему нельзя волноваться! Постарайтесь, чтобы разговор был покороче, ему нужно отдыхать...
– Да, конечно, постараюсь, – ничуть не слукавив, кивнул Гарри, недоумевая, что могло понадобиться от него профессору. Не считая, конечно, тайного скармливания студенту залежей шоколада со своей тумбочки, пока медсестры нет рядом.
Хотя O'Рахилли и раньше отнюдь не производил впечатления человека, пышущего здоровьем, Гарри сразу бросилось в глаза, что он выглядит намного хуже обычного. Лицо по бледности походило на белоснежную больничную рубаху, под глазами залегли зловещие тени, забинтованные кисти неподвижно лежали на коленях. Увидев Гарри, он кивнул на соседнюю койку:
– Присядьте.
Мадам Помфри удалилась со словами:
– Мистер Поттер, помните, о чем я вам сказала!
Проводив ее взглядом, O'Рахилли кивнул на тумбочку, закиданную разнокалиберными кусками шоколада:
– Пожалуйста, уберите это куда-нибудь подальше. Тут уже все шоколадом пропахло.
Гарри сгреб это кондитерское изобилие и отнес на дальний столик, где свалил все на баночки с лекарствами, после чего вернулся на койку напротив профессорской.
– Вы, наверно, удивлены, что я вас позвал... – взглянул на него O'Рахилли.
– Вообще-то, я и сам сюда шел, – признался студент. – Хотел спросить, как вы себя чувствуете.
– Хотелось бы лучше, – вздохнул тот. – Спасибо, что помогли мне добраться...
«За этим он меня требовал, что ли: спасибо сказать?» – недоумевал парень. Прежде, когда он способствовал профессору в пути до больничного крыла, благодарностей тот не изъявлял.
– Я хочу кое-что рассказать вам... Профессор Снейп был прав, вы должны об этом знать.
Гарри ужаснулся про себя – неужели ему предстоит выслушивать еще одну инсинуацию о своем отце?
– Я, понимаете... Очень виноват перед вами. Я однажды едва не стал виновником вашей смерти... А можно сказать, что и дважды...
Ученик во все глаза уставился на профессора, уже вполне уверенный в том, что преподаватель Военных действий попросту спятил.
– Дело в том, что я... – Рахилли коротко кашлянул, собираясь с мыслями. – Я дежурил возле Хогвартса в тот день, когда задержали Сириуса Блэка два с половиной года назад.
Гарри начал понимать, вспоминая подробности того богатого на события дня.
– Я допустил грубейшую ошибку. Зная, что преступник... подозреваемый... находится там, на берегу озера – дементоры сразу его почувствовали – я не мог знать о том, что там еще кто-то есть, ведь... ну, как вам объяснить... Я говорил, что взрослых дементоры чувствуют лучше, поэтому и я тоже, а дети... подростки... почти не ощущаются на расстоянии. За исключением случаев фиксации. Я не знал, что вы там, вы и мисс Грейнджер, – сокрушенно повторил O'Рахилли. – Но это мне не оправдание. Из-за меня чуть не погибли два ученика... Блэк, теперь мне это известно, тоже был невиновен, но откуда я мог тогда об этом знать? – Профессор хлопнул забинтованной рукой по одеялу.
Неожиданно Гарри произнес:
– Это не ваша вина, сэр. Виноваты были те, кто обвинил его. – Помолчав, он добавил: – А мы не должны были там находиться. Вы не могли этого предвидеть.
Взглянув в глаза O'Рахилли, он понял, что тот жаждал услышать именно эти слова. Словно ничьи уверения, кроме как высказанные Гарри, не могли иметь для него веса в споре с собственной совестью.
– Мне голову следовало оторвать за такое... – O'Рахилли стиснул в руке край одеяла. – Я должен был лично следить за... задержанием, а я не успевал прибыть на место, но и не подумал отозвать дементоров. Все потому, что я был уверен: Блэк опасен, и боялся, что он уйдет... Да и эти правила, они ведь никогда никем не соблюдались... Это все отговорки, – преподаватель вновь досадливо стукнул кулаком по колену, – а оправдания мне нет.
– Но ведь все обошлось... – заметил Гарри.
– Да, мне невероятно повезло, – согласился O'Рахилли. – Подоспев на берег, я обнаружил вас, мисс Грейнджер и даже Блэка еще живыми... Не знаю, что спасло вас, но готов благословлять его денно и нощно.
Гарри про себя подумал, что это пожелание непредвиденно попало по адресу, и заметил:
– Нам рассказали, что профессор Снейп нас обнаружил, а дементоры сами разошлись...
– Вы еще скажите, что Снейп их разогнал, – фыркнул O'Рахилли. – Само собой, мое присутствие отметили только на заседании Министерства магии, посвященном строгому выговору отдельным работникам РСД. Ему очень Орден Мерлина хотелось, видите ли... А мне что – мне не жалко... – В голосе O'Рахилли послышалась обида. – Мне не до того было, потому что в тот самый момент, когда вас нашли, объявилась куча людей, жаждущих выразить свое негодование по поводу случившегося. Можно подумать, я сам недостаточно хорошо понял, что натворил... Люпин вообще возненавидел меня с того дня. А жаль... ведь я должен быть ему благодарен за то, что он не дал мне совершить другую страшную ошибку. Это все дела давнишние... Но, раз профессор Снейп упомянул об этом сегодня, совершенно не к месту, – вновь проскользнула нотка обиды, – я должен прояснить это, у вас могло сложиться неверное впечатление. Вашего отца, в отличие от меня, не в чем винить... ну, почти. А вот я... я чуть не убил его.
«Ну, дела... – поразился про себя Гарри. – Да он просто проклятие нашей семьи... Лучше подальше от него держаться, на будущее...»
– Знаете, по молодости люди творят много глупостей, – извиняющимся тоном произнес O'Рахилли, видя его изумление. – А потом всю жизнь приходится это расхлебывать... Я с детства был задирой. Оно и понятно, я был здесь чужим, из нищей семьи, по-английски говорил с ошибками. Стоило мне рот открыть, все начинали передразнивать меня, случалось, даже учителя острили. Меня это бесило, и заводился я с пол-оборота. Из-за этого ко мне только охотнее цеплялись. – Голос O'Рахилли зазвучал возмущенно, на щеках появился слабый румянец. – Дети иногда бывают очень жестоки. Но больше всего я терпеть не мог, когда задевали мою сестру. Она была старше меня на пять лет, тоже на Рейвенкло училась и, наверно, не была красавицей в общем понимании. Но она была очень умной, почти самой способной на своем курсе, и очень гордой, даже высокомерной, наверно. Ну, а характер у нее был, что говорится... не сахарный. Но мы с ней были очень дружны, почти не расставались. Потом Энида школу кончила, и сразу выскочила замуж. – Рахилли опустил голову, теребя складку одеяла. – За темного мага, Бреогана Рафферти. Слышал о таком?
Несколько загруженный обилием поступившей биографической информации о семействе О'Рахилли, Гарри помотал головой.
– И хорошо, – мрачно сообщил преподаватель. – Не мелкой сошкой был, сподвижником Сам-Знаешь-Этого. Я ее с тех пор ни разу не видел... живой не видел. – Голос профессора дрогнул. – Мне после этого в школе и вовсе житья не стало – противостояние было в самом разгаре, поступок Эниды сочли знаком перехода всей нашей семьи на сторону Того-Самого. И как-то раз, в один неудачный день, я с вашим отцом и его компанией повздорил... Слово за слово... Я уже не помню, что они мне и что я им, мне тогда много не надо было, чтобы из себя выйти, я и докричался до того, что они за порабощение моего народа скоро сполна заплатят. Блэк тоже разошелся не на шутку, заявил, что я зря надеюсь, что меня мой зять меня возьмет в Пожиратели смерти, потому что они со мной раньше разделаются. Когда он упомянул Рафферти, у меня и вовсе сознание помутилось, темная – не темная сторона, а что касается этого типа, я даже упоминания о нем пережить не мог. Все палочки похватали, но они-то были на пятом курсе, я – на третьем, поэтому довольно быстро приземлился у ближайшей стенки, умываясь соплями. А дальше... даже не знаю, что нашло... Я направил палочку на вашего отца, и начал произносить заклинание, но Люпин успел наслать Экспеллиармус. Остальные тоже не дремали, и прочухался я в этом самом помещении, чувствуя себя так, словно свалился с метлы на камни с высоты в полторы мили... Пока я был без сознания, вовсю кипело разбирательство. Блэк заходился в воплях, что я применил Непростительное заклятье. Поттер и Петтигрю дали те же показания, правда, не так уверенно. А Люпин, который в момент произнесения находился ко мне ближе всех, стоял на том, что я применял «Эванеско», и ничто другое. Он даже с друзьями рассорился из-за этого. По случаю оказавшийся рядом Северус Снейп подтвердил его слова. В результате меня не судили, хотя случай был занесен в протокол. Но профессор Флитвик не пожелал более терпеть на своем факультете взбалмошного студента, от которого и до этого случая была куча неприятностей. Меня перевели на Слизерин, как и вас, а потом, через полтора года, поспешили отчислить после пятого курса. Суть-то в том, что я сам отлично знаю, какое заклинание я едва не применил. «Авада Кедавра», вот как.
О'Рахилли замолчал. Молчал и Гарри, который был не столько потрясен, сколько удручен этой историей. Как ни хотелось ему возмутиться этим поступком, он почему-то думал о годах, проведенных у Дурслей, когда он сам был в школе изгоем. И пусть не «Аваду Кедавру», но пару других заклинаний он применил в минуты гнева совершенно неосознанно...
– Из-за этого мне была закрыта дорога практически во все учреждения магического мира, – продолжил O'Рахилли. – Так я попал в РСД. Вот и вся правда.
«Интересно, насколько более красочной стала бы эта история в изложении Снейпа? – подумал Гарри. – Разумеется, акценты пришлось бы несколько сместить...» – Увидев, что профессор не собирается продолжать, юноша вспомнил заветы мадам Помфри и начал тактическое отступление: – Простите, сэр, я совсем забыл, что опаздываю на занятие...
O'Рахилли безразлично кивнул, не обратив внимания на то, что до начала ближайшего урока оставалось еще целых полчаса.
Выйдя в коридор, Гарри задумался: «Интересно, зачем он вообще мне это рассказывал? Тоже мне, вечер воспоминаний... Неужто правда хотел обелить моего отца от наговоров Снейпа?» – Почему-то больше всего эта беседа напомнила ему исповедь, хоть Гарри и знал об этом обряде лишь понаслышке.

____________________________

На последовавшей трансфигурации, а потом – и на заклинаниях, как Гарри ни пытался сосредоточиться на занятиях, его мысли все время возвращались к разговору в Больничном крыле. Он впервые задумался о том, что учащиеся в Хогвартсе различаются не только факультетами, на которые их распределили, характерами и способностями, но и национальностью... Причиной было то, что он никогда не наблюдал разногласий на этой почве, не только в нынешней школе, но и вообще в жизни. Равно как никто никогда не интересовался его национальной принадлежностью: как-то само собой разумелось, что он, живя в глубинном Литтл-Уингинге в английской семье, и сам является англичанином. В памяти всплыли некогда услышанные в новостях сообщения о волнениях в Северной Ирландии и неодобрительные замечания дяди Вернона про ирландскую алкашню, которая затевает все эти беспорядки единственно чтобы не работать. Тогда его не особенно волновали все эти политические перипетии, хватало других проблем.
Когда занятия наконец-то закончились, его ожидал приятный сюрприз в лице Люпина, которого он повстречал в коридоре.
– Гарри, прости, что я не смог поговорить с тобой сразу. Может, зайдешь ко мне на чашку чая?
Студент, который начал было дуться на него за утреннее бегство, с радостью принял это предложение.
Оказавшись в уютной комнате преподавателя, Гарри понял, что в его голове роится столько вопросов, что он не в силах выбрать, какой задать первым. Сидя в мягком кресле, он думал, насколько процедура заваривания чая и последующего его распития порой способствует разговору, давая обоим собеседникам время собраться с мыслями. Наконец он спросил:
– Наверно, мне все еще не полагается знать, где вы были и чем занимались, профессор?
– Боюсь, что нет, – вздохнул Люпин. – Это – чужая тайна, я не могу доверить ее тебе без согласия того, кого она касается.
– А кто он? – робко поинтересовался Гарри. На дне души всколыхнулись подозрения о том, что Сириус, быть может, выжил. Понимая, что, даже будь это так, едва ли профессор открыл бы ему правду, он надеялся уловить что-то в его реакции, хоть чуточку подтверждающее его догадку.
Взглянув в его глаза, Люпин словно догадался о терзавшей парня мысли: грустно усмехнувшись, он ответил:
– Уверяю тебя, Гарри, ты его не знаешь.
– Понятно, – вздохнул студент. – Мы очень волновались, что ваше исчезновение может быть связано с тем, что вы на уроке передали нам запрещенные сведения...
Преподаватель покачал головой:
– Сейчас у Министерства магии есть куда более существенные проблемы, чем оборотень, допустивший утечку информации.
– Профессор, – студент, наконец, решился на волнующий его вопрос, – а откуда вы все это узнали? Это правда, что вы работали в Азкабане?
Люпин вскинул голову, резко бросив:
– Кто тебе сказал?
Гарри, извиняясь, начал:
– Понимаете, некоторые профессора забывают, что в помещениях Хогвартса отличная акустика... Или лавры оперных певцов покоя не дают...
Выражение лица преподавателя смягчилось:
– О'Рахилли, что ли?
– В общем, да...
– Вот трепло... – Люпин со вздохом опустил чашку на стол. – Я всегда считал, что ему неплохо бы ампутировать язык. У РСД-шника в этом органе нет особой необходимости.
– Вы пошли работать в РСД... Это из-за крестного?
При упоминании имени Сириуса брови профессора ЗОТИ поползли к переносице, лицо приобрело замкнутое и отстраненное выражение. Моментально оценив эти признаки, Гарри понял, что ответа, видимо, не дождется, но зачем-то добавил:
– Вы верили в его невиновность?
Люпин отодвинул блюдце, ответив куда-то в стол:
– Ты думаешь, что, зная об этом, я стал бы молчать все эти годы?
– Не думаю... – пробормотал Гарри. – Но...
По-своему истолковав его реакцию, оборотень повысил голос:
– Да, несмотря на то, что я считал его виновным в смерти твоих родителей, я не отвернулся от него! Это ты хотел спросить? Ты можешь перестать доверять мне, как это сделали все остальные, но знай, что я не помогал Сириусу бежать!
Гарри ерзал в кресле, соображая, как бы подоходчивее объяснить Люпину, что он вовсе не это имел в виду, пока тот не разошелся окончательно, когда его тираду прервал неожиданно объявившийся профессор Снейп. Студент про себя отметил, что в последнее время зельевар начал появляться в исключительно удачные моменты, и успел предположить, что, возможно, это связано с его, Гарри, сменой факультета.
Люпин, однако, был не столь доволен появлением коллеги в своих апартаментах и бросил на него красноречивый взгляд, поймав который, Гарри поспешил бы по-тихому убраться. Но Снейп, удрученный какими-то своими мыслями, никак не отреагировал на неприязненные взоры и напряженную тишину, воцарившуюся в комнате, сразу приступив к делу:
– Люпин, мадам Помфри поручила мне спросить, нет ли у вас какой-нибудь литературы... Или вообще каких-нибудь сведений о недомоганиях, происходящих от дементоров. Она обеспокоена тем, что состояние О'Рахилли не улучшается.
– И не улучшится, – кривовато усмехнулся Люпин.
– Что вы имеете в виду? – нахмурился Мастер Зелий. – До сих пор ему не раз делалось дурно, но слабость быстро проходила...
– Я только что был в больничном крыле, – продолжил Люпин. – Все бесполезно, он уже не придет в сознание.
Лицо зельевара побледнело до цвета сбитых сливок:
– П-почему вы так решили? – запнувшись, выговорил он.
– Я сполна в Азкабане на такое насмотрелся. – Люпин был мрачнее тучи. – Отлетался наш лунь, горстка перьев осталась...
– Неужели ничего нельзя сделать? – В голосе профессора послышались нотки бессилия, знакомые Гарри по событиям прошедшей ночи.
– Ничего не поделаешь. – Лицо Люпина приняло непроницаемое выражение. – Все РСД-шники этим кончают.
Снейп с ненавистью уставился на коллегу:
– Как ты можешь так спокойно говорить об этом?
– Сейчас во множестве гибнут невинные люди, и это уже никого не шокирует, – произнес Люпин так, что даже Гарри покоробил его ледяной тон. – Почему я должен убиваться по тем, кто это заслужил? – С этими словами Люпин поднялся и со словами: – Я – в Больничное крыло, – покинул помещение.
Все еще не вполне пришедший в себя после услышанного профессор Снейп, провел рукой по лицу и поспешил за ним. Гарри тоже побрел в коридор, понурившись. Он почему-то чувствовал себя виноватым, хотя не произнес ни слова. Причиной было то, что он окончательно запутался в отношении к Люпину и O'Рахилли, который повинен в смерти Сириуса разве что тем, что из-за халатности служащих Азкабана Беллатриса Лестрейндж оказалась на свободе... Несмотря на все свои добрые чувства к другу отца, а, может, именно из-за них, Гарри не мог не мучиться от его чудовищно несправедливых слов.

Захваченный этими мыслями, Гарри сам не заметил, как ноги принесли его к гостиной Гриффиндора. Только очутившись перед портретом Полной дамы, он сообразил, что забрел не туда. Но подошедший Дин Томас махнул ему рукой:
– Пошли, Гарри! – и произнес пароль: – Душистый горошек!
– Давно у вас такой? – поинтересовался Гарри.
– Дня три, наверно... – задумался Дин.
Гарри кивнул, проходя внутрь. Действительно, несмотря на то, что, казалось, пролетели месяцы, героическое деяние Рональда Уизли имело место всего-то позавчера... И в родной гостиной он находился не далее как прошлым вечером, но тогда, охваченный волнением в связи с предстоящим переходом он не испытывал никаких эмоций, кроме сильнейшей тревоги. Теперь, когда гостиная уже не была полна взбудораженных студентов, здесь воцарилась особенно умиротворяющая атмосфера. Гарри с радостью отметил, что никто не удивился его приходу и, тем паче, не выразил недовольства – он все еще был здесь «своим». Казалось, вот-вот с башенных лестниц спустятся Рон с Гермионой... Гарри вздохнул – он все еще не знал, что с ними, оставалось лишь внимать заверениям преподавателей, что его друзья в безопасности.
Появление Гарри привлекло только внимание Невилла, который о чем-то шушукался с Луной Лавгуд, (оказывается я тут не один гость) разложив книги и пергаменты по всему пространству массивного стола, в то время как их беседе благоговейно внимали несколько младшекурсников. Луна соорудила себе весьма затейливое ожерелье из стручков душистого горошка, а у Невилла на отвороте мантии была приколота конструкция, которая словно была предназначена для того, чтобы нагонять ужас на юные, неопытные побеги этого растения.
Заметившая его первой Луна не замедлила похвастаться:
– Посмотри, Гарри, как ты думаешь, что это такое? – Она дотронулась рукой до своего украшения.
– Ну-у-у, надо думать, это ошейник морщерогого кизляка? – рискнул предположить парень.
– Совсем холодно, – девушка улыбнулась рассеянной улыбкой. – Этот амулет позволяет на большом расстоянии почувствовать дементоров.
– Чтобы вовремя убраться подобру-поздорову, – добавил Невилл, с некоторой опаской ощупав свою ершистого вида брошь.
– Когда рядом появляется дементор, – доверительно сообщила однокурснику Луна, – стручки душистого гороха начитают посылать сигналы тревоги прямо в сознание; правда, у всех они проявляются по-разному, я вот, например, внезапно вспоминаю, что забыла запереть садок с бублеваргами, когда уезжала из дома.
– А я – что забыл надеть теплый свитер, – со вздохом поделился Невилл.
– Хочешь, я сделаю тебе такой же? – просияла Луна.
– Да я, э-э-э, и так их, в общем-то, чувствую... – уклончиво отозвался Гарри.
– Наверно, это оттого, что сущность душистого горошка считает тебя дружественным объектом, – задумчиво предположила девушка. – Потому что ты друг Рона Уизли.
– Гм, спасибо, – буркнул Гарри, отметив, что так изящно с овощами их с Роном еще не сравнивали.
– А как там О'Рахилли? – вмешался Невилл. – Удалось тебе его повидать?
Вместо ответа Гарри опустился на стул рядом с ними, испустив тяжкий вздох.
– Что, он выписывается? – живо поинтересовался сидевший рядом Симус, закладывая страницу массивной книги.
Гарри бросил на него уничтожающий взгляд и буркнул, почти скопировав интонацию Гермионы:
– Скорее, наоборот.
Встревоженный его реакцией Финниган отложил книгу:
– В каком смысле? Он что, тяжело болен?
– Люпин сказал, что он долго не протянет. – Гарри вовремя сообразил, что чуть не разгласил секрет профессора ЗОТИ, и поправился: – Преподаватели так говорят.
Лаванда свела брови домиком к переносице:
– Неужели мадам Помфри не поможет?
– Она не знает, что делать, – пожал плечами Гарри.
– Плохо дело, – пробормотал Симус. – Это что же мы теперь с дементорами делать будем?
– Будем пугать их чучелом Патронуса, – мрачно пошутил Гарри.
Поставив локоть прямо на кляксу на пергаменте, Невилл неожиданно предложил:
– А мы можем чем-нибудь помочь?
– Хотел бы я знать, чем, – буркнул Гарри, – если даже преподаватели не знают...
– Прежде всего, надо посмотреть его медицинскую карту, – неожиданно предложила Луна. – Папа всегда говорил, что после внимательного прочтения медкарты половина проблем отпадает.
Гарри подумалось, что если изучать этот документ с достаточным прилежанием, пожалуй, половина болезней за это время и вправду пройдет сама собой; он недоверчиво спросил:
– Думаешь, мадам Помфри еще не выучила ее наизусть?
– Вряд ли она пыталась постичь все скрытые в ней уровни смысла; а при таком чтении многие важные вещи выпадают из внимания, – рассудила Луна.
Хотя Гарри сильно сомневался, что медсестра при написании этой самой карточки потрудилась туда эти уровни смысла вложить, он рассудил:
– Это всяко лучше, чем сидеть сложа руки... А ты хоть представляешь, где эти карты находятся? И наверняка ученики туда не допускаются.
– Вовсе нет, – возразила девушка, – просто никому не приходит в голову туда ходить. Это рядом с Больничным крылом; я иногда беру там старые колбы, чтобы настаивать приманку для бублеваргов.
– Я пойду с вами. – Невилл тоже встал, сгребая пергаменты в кучу.

– А кто такие бублеварги? – поинтересовался Гарри по дороге. В обычное время он бы вряд ли решился поднимать этот наверняка весьма скользкий в биологическом плане вопрос, но, судя по всему, им предстояли долгие поиски, к тому же, парень в отсутствие друзей уже начал испытывать дефицит общения.
– Бублеварги – очень забавные существа, – охотно поделилась с ним Луна. – Про них говорят, что они содержат в себе души всех вещей и событий, вот только понять, что именно находится в каждом бублеварге, весьма непросто, потому-то они мне так интересны...
– Они, надо думать, невидимые? – несколько сочувственно предположил Гарри, ибо он не то чтобы считал свою боевую подругу сумасшедшей, но полагал, что она, пожалуй, умудряется обитать более чем в одной реальности, причем в его, Гарри, мир многие из ее тамошних знакомцев никогда и носу не кажут.
– Отнюдь, – медленно покачала головой девушка, – и по-моему, они очень даже красивые...
– Да, так и есть, ты не подумай, – неожиданно согласился с ней Невилл. – Они выглядят, как обычные мошки, вот только ведут себя странным образом, если присмотреться.
– И вовсе не странным, – поправила его Луна. – Как бы ты сам себя вел, если бы в тебе заключался дух расчески профессора Снейпа, например?
Гарри с Невиллом невольно прыснули, хотя голос девушки звучал вполне серьезно.
– Кстати, вот мы и пришли! – сообщила Луна.
Они очутились в коридоре несколькими этажами выше палат Больничного крыла, заваленном поломанной мебелью и треснувшими котлами, полными побитых пробирок и пустых пузырьков, с потемневшими от времени портретами на стенах, которые, по-видимому, принадлежали людям, сильно провинившимся при жизни. Обозрев обстановку, Гарри начал всерьез сомневаться, припоминая, насколько оригинальным типом мышления обладает его боевая подруга по Отряду Дамблдора. Невилл тут же начал чихать, его лицо покраснело, он не отрывал платка от распухшего носа, а потом споткнулся об отвалившуюся дверцу шкафа, прочертив своим телом темную полосу на пыльном полу и едва не угодил ногой в дыру прямо за диваном.
– Вот здесь и лежат медицинские карты. – Луна указала на возвышающуюся в отдалении бесформенную груду запыленных коробок.
– И как только мадам Помфри их тут находит? – в изумлении спросил Гарри.
– Они принадлежат выпускникам, – пояснила девушка. – Поэтому больше не требуются. Их сюда складывают и забывают, а данные из них переписываются. Карты учащихся, конечно, хранятся внизу.
– И как мы тут нужную найдем? – начал рассуждать Гарри. – По годам? Постойте, значит, он был на третьем курсе, когда мои родители...
– Нет, они лежат по алфавиту, – прервала его Луна. – Я тут как-то искала медкарту отца, а оказалось, что коробка с фамилиями на «Л» стояла в самом низу... Боюсь, до этого коробки лежали несколько ровнее... Надеюсь, что буква «Р» окажется не слишком глубоко.
– А разве не на «О» надо искать? – Невилл вновь чихнул, неприязненно косясь на коробки.
– Может, и на «О»... – задумалась девушка. – Но на «Р» тоже не помешает проверить, если найдете.
Невилл оказался прав – Рахилли проживал под буквой «О», коробку с которой вскоре раскопал тот же Лонгботтом. Но ему не сразу удалось отделить его медкарту от соседских – такой она была тощей. Все трое тут же углубились в ее изучение. Через некоторое время Гарри подытожил:
– Чтоб нам так жить! Ну и здоровье...
В начале карты значилась разочарованная запись мадам Помфри: «Едва ли он когда-либо появится в Больничном крыле...» Лишь страничка третьего курса была исписана заметками о травмах, полученных в результате применения различных атакующих и защитных заклинаний.
– Ну, вот и все, – подытожил Гарри, когда Луна перевернула последний лист. – Единственное, что нам удалось выяснить – что О'Рахилли был некогда не в пример здоровее...
– А вот и нет, – заявил Невилл и, перевернув карту, указал на строчку на лицевой стороне, прямо под колдографией мальчика с лицом, наполовину скрытым буйной порослью кучерявых волос. Там значилось: «Охранное растение – астра».
– Думаешь, мадам Помфри этого не знает? – засомневался Гарри.
– Вообще-то, медики в первую очередь выясняют охранное растение при составлении зелья, – согласилась Луна.
Невилл, от волнения переставший чихать, заметил:
– Здесь указан только род растения, без вида! А ведь в роде «Астра» видов немало... Может, это повлияло?
Гарри нахмурился:
– Не может быть, чтобы это не пришло в голову мадам Помфри... Но уточнить не помешает. Пойдешь со мной в Больничное крыло? Я один уже боюсь – медсестра на меня смотрит, как пастуший пес на волка...
– Хорошо, – чихнул Невилл с облегчением, глядя, как Луна ищет место, куда засунуть карточку. – Только загляну в справочник по немагическим растениям...
Неожиданно медицинская карта, которую девушка отодвинула, чтобы запихнуть карту Рахилли, привлекла внимание Гарри: он вытащил тетрадку потолще, подписанную «О'Рафферти, Бреоган».
– Гарри, может, пойдем отсюда? – Луна бросила встревоженный взгляд на Невилла, который вновь прижал платок к носу.
Но Гарри засунул карту под мантию и двинулся к выходу из коридора. Луна догнала его, пытаясь остановить:
– Я, конечно, сказала, что смотреть их можно, но, честно говоря, я не до конца уверена... Может, там какие-нибудь охранные заклинания стоят, кто знает... Лучше положи ее на место, а?
Но парень, не отвечая, направился прямо в апартаменты Люпина. Тот, похоже, успел возвратиться в нормальное состояние духа и раскладывал на столе какие-то травки, составляя из них узор. Гарри бухнул карточку на угол стола, сухие стебельки сместились под дуновением воздуха.
– Гарри, что случилось? – недовольно произнес Люпин, отрывая взгляд от нарушенной конструкции.
– Я узнал его на карточке! Это его я видел во сне! – студент указал на колдографию на лицевой странице.
– Кого? – досадливо спросил оборотень, поправляя стебли.
– Бреогана О'Рафферти! Он и Дэвид Уолтер – одно лицо! Я во сне видел его в молодости, а потом – как он изменялся, потом – его колдографию в «Пророке», а потом вспомнил... Зачем он скрывается?
– Потому, что Бреоган Рафферти мертв, Гарри. – Люпин зябко поежился. – Ты успел кому-нибудь рассказать об этом?
– Нет, – растерялся студент. – Вы знали?
– Я догадывался. И лучше тебе оставить это при себе.
– Да кто же он такой, в конце концов?
Люпин качнул головой:
– Без его содействия Том Риддл не стал бы Темным Лордом. Тот, кто поддержал Риддла, когда у него еще не было сторонников. Вот кто.
– Но Волдеморт хотел убить его...
– Неудивительно. Как самого сильного союзника. Слишком много общих тайн. Теперь многое становится понятным...
– А я так ничего и не понял, – тоскливо заметил Гарри. – Почему, когда Уолтер пропал, всполошилось все Министерство магии? Да, и почему все эти годы он был на свободе?
– Гарри, тебе ни к чему беспокоиться об этом, – твердо ответил Люпин.
– Но ведь из-за этого чуть не посадили моего лучшего друга! – не унимался студент.
– Рону сейчас ничего не угрожает.
– Я бы на вашем месте не был так уверен – я даже не знаю, где он...
– С ним и с Гермионой все в полном порядке, – повторил оборотень.
– Вы знаете, где они? – обрадовался Гарри. – Хотя наверняка это опять чужие секреты... Как всегда...
Люпин перешел на поучающий тон:
– Мне уже указывали на то, что ты нередко интересуешься тем, что тебя совершенно не касается. И кое-кто этим изрядно недоволен...
– Да он всеми недоволен... – буркнул Гарри.
– Кто? – удивился было Люпин, но быстро поправился: – Да, Снейп. И в одном он прав: ты можешь оказаться в большой опасности, если не разучишься совать нос в чужие дела...
– Да они сами мне покоя не дают, – возразил Гарри. – Ладно, в конце концов, этого О'Рафферти-Уолтера не я похитил.
– Тише ты. – Люпин опасливо оглянулся по сторонам. – Я же сказал тебе, что эту тему лучше не затрагивать!
– Да я понял... Я только боюсь, что на экзаменах не смогу ответить ни на один вопрос, боясь затронуть не ту тему. Я уже запутался, про что можно говорить, про что нельзя... А вообще-то, у меня другой вопрос был. Невилл что-то говорил, что тут, – он показал на строчку в карточке Рафферти, где значилось: «Охранное растение – гиацинт», – не указан вид растения, наверно, нужно это выяснить...
– Нет, вид здесь не важен, – покачал головой Люпин.
– Понятно, и оно не меняется, значит...
– Почему же, меняется. У оборотней, анимагов...
– А Рахилли – не анимаг? – поинтересовался Гарри без особой надежды.
– Нет, но у служащих РСД оно тоже меняется, по мере перерождения, – огорошил его Люпин.
– На душистый горошек? – предположил студент.
– Нет, на кровохлебку.
– А мадам Помфри об этом знает?
– Может быть... – Гарри и Люпин застыли, глядя друг другу в глаза, и одновременно сорвались с места.

Добравшись до больничного крыла, они сначала пытались рассказать мадам Помфри об этом вместе, потом Люпин замолчал, предоставив говорить Гарри, медсестра прервала его, велев, чтобы говорил преподаватель. Выслушав оборотня, она тоже пришла в сильнейшее волнение и влетела в больничную лабораторию с такой скоростью, что Гарри и Люпин едва за ней поспевали.
– Кровохлебка, Северус! – крикнула она роющемуся в пузырьках Снейпу. – Его охранная трава – не астра!
– Что? Дементорная травка? – оторопел зельевар.
– Да! – выкрикнул Люпин. – И уж вы-то, Снейп, могли бы сообразить!
Мастер зелий осел на стул, с которого только что поднялся.
– Ну зачем вы так... – вздохнул Гарри, – профессор Снейп теперь с горя на шнурках повесится...
– Поттер!!! – По лицу Снейпа было видно, что он разрывается между желаниями порвать студента на мелкие кусочки и как можно быстрее сварить новое зелье. Однако победило чувство долга, и от охватившего профессора негодования пострадала лишь дверь, чуть не слетевшая с петель, когда зельевар бросился к своей лаборатории.
– Гарри, ты ходишь по краю пропасти, – покачал головой Люпин.
– Если профессор Снейп до сих пор меня не убил, – вздохнул тот, – значит, у него есть серьезная причина этого не делать...

В лаборатории появилась мадам Помфри, торопливо сунула Гарри в руки новую шоколадную глыбу и пожурила его, что не напомнил ей об этом раньше. На сей раз, наученный горьким опытом, он сразу попросил Люпина заколдовать ее и потому без малейших усилий доставил в гостиную. Едва завидев Поттера с глыбой, околачивавшиеся там студенты окружили его, бросая недвусмысленно сластолюбивые взгляды на этот продукт. Гарри сделал широкий жест:
– Угощайтесь! – он уже успел отчасти понять Рахилли: шоколад ему не то чтобы приелся, но прежнего восторга относительно этого кондитерского изделия он уже не испытывал.
– Постойте! – Пэнси Паркинсон остановила жаждущих уничтожить кондитерскую жертву товарищей. – Если сейчас опять будем пилить-ковырять ее весь вечер, то снова все перемажемся. – Она бросила мимолетный взгляд на свой безупречный маникюр, растопырив пальцы. – Мы же все-таки волшебники, давайте воспользуемся заклинанием. – Девушка грациозно взмахнула палочкой.
Гарри инстинктивно отступил назад... и, как выяснилось, правильно сделал. Он не сразу понял, почему девочки одновременно взвизгнули, а представители сильного пола принялись вспоминать все доступные им в меру воспитания ругательства. На голову что-то шлепнулось, нечто горячее и текучее, потом, проведя рукой по волосам, он обнаружил, что вся ладонь перемазана шоколадом... Потом его взору представились обляпанные шоколадом стены, расплывающееся по потолку, роняющее капли на переполошившихся учеников пятно и всхлипывавшая Пэнси, у которой с кончика палочки свисала шоколадная капля.
– Теперь у нас все в шоколаде... – нервно хихикнул Забини.
Пытаясь стереть с лица сладкие пятна, Драко подытожил:
– Ну, сейчас нам Снейп задаст...
– Не-а, не сможет, – беспечно возразил Гарри, уворачиваясь от очередного куска своей глыбы, сорвавшегося с потолка. – Он еще долго пробегает от своей лаборатории до Больничного крыла и обратно. Думаю, мы успеем это ликвидировать.

На следующее утро Дамблдор сообщил всем собравшимся в зале радостную новость: угроза, висевшая над школой несколько недель, миновала. Разбредающиеся по гостиным (своим и, по идее, чужим) студенты дополнили это сообщение пересудами, строя самые разные предположения. К слизеринцам заявился их декан собственной персоной и, окинув непривычно чистую и опрятную гостиную подозрительным взором, сообщил:
– Возобновляются передвижения по каминной сети. В связи с этим все желающие смогут отправиться по домам на Рождественские каникулы. Также прибудут ваши родители, чтобы сопроводить вас и, заодно, побеседовать о ваших успехах с профессорами.
Гарри подивился: что, тут еще и родительские собрания практикуются? Так, выходит, Малфой-старший, когда околачивался в школе ближе к концу семестра, возможно, вовсе не интриги плел, а на собрания приезжал? Затем он озадачился вопросом: значит ли это, что ему следует приглашать Дурслей?
Словно отвечая на его вопрос, Снейп продолжил:
– Впрочем, это касается только тех, чьи родители уже подписали документ, что на время каникул способны обеспечить безопасность студента. Прочие останутся в школе. – Еще раз оглядев стены, декан поинтересовался: – А с какой это радости вы стены вычистили? И на потолке лишайников не видно...
– По случаю избавления школы от угрозы, – бойко соврала Пэнси и старательно улыбнулась профессору.
– Ну-ну, – хмыкнул Снейп, – вы бы еще половую тряпку на люстру повесили – в знак победы над дементорами...
– Профессор, – нахмурился Гарри, – не угрожает ли нам теперь атака... Дементоров нет, а Хогсмид... Ведь предполагали, что штаб Пожирателей смерти... и Сами-Знаете-Кого находился там?
В ответ зельевар лишь махнул рукой:
– Если там что и было, Поттер, то теперь и следа этого штаба не осталось...
– Но откуда же...
– Если б это хоть кто-то знал, – саркастически заметил Снейп, – думаю, он поделился бы со мной. А я, в свою очередь, с вами. Но таких умников у нас на настоящий момент не наблюдается. Может, вы желаете предложить свою гипотезу?
Гарри удрученно помотал головой.

__________________

Постепенно ажиотаж по поводу снятия блокады и предстоящего свидания с родителями спал, и студенты вернулись к своим обычным занятиям. Поскольку делать было практически нечего, Гарри принялся за домашнее задание. Хотя такое времяпровождение было не в пример скучнее, чем большая часть того, чем ему приходилось заниматься в последнее время, от него редко случались неприятности, и голову посещали исключительно безопасные мысли, не связанные ни с чем, за что можно загреметь в Азкабан. Отчаявшись разобраться в повсеместно творящемся безобразии, он пришел к выводу, что наиболее разумным было бы попросту забыть про все подозрительные факты. По крайней мере, будь рядом Гермиона, она посоветовала бы именно это.
Все эти мысли по очереди посещали Гарри в пустынной слизеринской гостиной, где лишь несколько студентов тихо сидели за уроками. На висящей рядом заколдованной картине валил снег, закрывающий массив Запретного леса.
Однако его приятное уединение длилось недолго: вскоре рядом возник Малфой с необычайно расстроенной миной. Он добрых пять минут горестно вздыхал, сидя на подлокотнике кресла напротив Гарри. Тот сперва пытался не обращать внимания на это соседство, но затем сдался:
– Ну, что еще?
– Что-что, моя мать приезжает, вот что...
– Ну так это, наверно, здорово... – рассудил Гарри.
– Было бы здорово, – отозвался Драко, – если бы какой-то нехороший человек не сообщил ей, что я собираюсь публиковаться...
– Это уж точно был не я, – заверил его Гарри.
– Я догадываюсь, – кисло согласился Малфой, – что ты не состоишь в доверительной переписке с моей матерью. Скорее, это кто-то из ее давних приятелей, а именно - профессор Снейп. Он, видимо, не подумал, к каким последствиям для меня это может привести. А если она еще и прочитает что-нибудь...
– А что, твои родители придерживаются другого литературного течения?
– В некотором смысле, – уныло кивнул Драко. – Они придерживаются направления «писательство – для сопливых идиотов»...
– Современники часто не понимают великих писателей, – пожал плечами Гарри. – Зато после смерти их ожидает слава...
– Спасибо, – скуксился Малфой, – посмертную славу можешь оставить себе. Кстати, есть и положительные новости. Мать написала, что мой отец нарисовался. Он, вроде как, порвал с кругом Пожирателей смерти, и обвинения с него сняли.
Приподняв брови, Гарри высказал только одно слово из всего, что пронеслось у него в мыслях:
– Повезло...
– Не то слово, – кивнул Драко. – Натравил дементоров на единственного наследника – и в ус не дует... Вот увидишь, он по этому поводу даже не раскаивается...
– Но, раз его оправдали, он, скорее всего, не участвовал в последних... событиях...
– А кто его знает... – отмахнулся Малфой.
В голове Гарри промелькнула мысль, которая тут же волчком завертелась в горле: раз уж профессора категорически не желают делиться с ним информацией, может, стоит попытать счастья с однокурсником? Одну ценную идею Малфой, помнится, ему уже подкинул ... Хоть тогда она и привела к неверному решению.
– Слушай, Драко, можно еще вопрос? Только ты не подумай, что я на что-то намекаю... А то все такие нервные стали в последнее время... Это все дементоры – они плохо влияют на тонкую профессорскую психику...
– Что, опять про Пожирателей смерти? – помрачнел Малфой.
– А ты догадливый... Впрочем, похоже, я и так о них больше тебя знаю. Вот ты слышал такое имя, как Бреоган О'Рафферти?
– Еще как, – безрадостно отозвался Драко. – В зубах навязло. Меня с детства пичкали родословными благородных семейств. Род Рафферти был самым влиятельным до... всех этих событий. Бреоган был единственным наследником и, конечно же, попал в одну компанию с прочими отпрысками благородных семейств. Сотрудничал с Темным Лордом, дольше всех, кстати. Но мой отец его за что-то крепко невзлюбил. Постоянно твердит, что он связался с предателями чистой крови...
– Это с кем? – задумался Гарри.
– С O'Рахилли, вообще-то... В смысле, с сестрой его... Но про самого O'Рахилли он ничего не говорил практически, – поспешил заверить его Малфой. – Вообще-то, думаю, что отец просто-напросто завидовал Рафферти. Бреоган, он был немного того... на голову. Обожал дементоров. И, что не удивительно, они его и сгубили. Когда началась охота на сторонников Темного Лорда, его загребли одним из первых. С арестантами тогда особо не церемонились, попасть в Азкабан было уже удачей... А так – поцелуй, и привет...
– А его жена – тоже погибла? – Гарри вспомнил слова О'Рахилли, относящиеся к этому периоду истории.
– Ну, да, – со вздохом кивнул Драко. – И сын тоже. Но их уже Пожиратели смерти убили... Недоразумение вышло...
– Хорошенькое недоразумение... – удрученно пробормотал Гарри.
– А ты в школе останешься? – внезапно настиг Гарри вопрос Малфоя.
Гарри кивнул:
– На каникулах тут очень даже хорошо. Сиди себе в гостиной да ножки у камина грей. Никаких тебе родственников. Половина учеников уезжает, МакГонагалл, вроде, тоже. Правда, Снейп точно остается, но это не беда. По-моему, его здоровье О'Рахилли волнует куда больше презренных Поттеров, того и гляди, вообще о моем существовании позабудет.
–Я тоже останусь.
– А ты-то с чего? – Гарри вновь взялся за перо, возвращаясь к домашнему.
Драко состроил недовольную мину:
– Мать не подписала эту бумажку. Мол, теперь наша семья подвергается повышенной опасности.
Гарри пожал плечами, вновь воззрившись на список того, что надо успеть за сегодняшний вечер.
– Как думаешь, О'Рахилли хотя бы до каникул в Больничном крыле протянет? – вновь отвлек его вопрос однокурсника.
– Было бы неплохо, если б он до нового семестра там просидел... – рассудил Гарри. – Ему же лучше, а то опять подорвет себе здоровье занятиями со мной.
– На каникулах-то какая разница? – удивился Драко.
– Как это, какая? Ты что, забыл, что этот ударник педагогического труда решил вдолбить в меня материал всего второго семестра за каникулы, чтобы эксплуатировать в качестве бесплатного ассистента?!
– По-моему, у тебя неплохо получается, – пожал плечами Малфой, получивший несколько зачетов лишь благодаря тому, что принимал их Поттер.
– Это вам неплохо! – Гарри демонстративно захлопнул книгу и ушел в спальню, решив, что возвращаться к домашнему ему все же не хочется, да и лишний сон не помешает.

_______________________

Через два дня, в последний день занятий, действительно состоялось родительское собрание. Пока в гостиной Слизерина вещал Снейп, Гарри сидел на уроке заклинаний, стараясь не заснуть: он не пропустил завтрак, следовательно, не выспался. Студент как раз размышлял над этим замкнутым кругом, когда совсем рядом что-то грохнуло, осыпав его щепками.
«Здорово жахнуло...» – подумал Гарри, ныряя под надежную, веками проверенную парту. Раздавшийся сразу вслед за этим вопль Флитвика: «Лонгботтом!» – выявил причину взрыва. Гарри осторожно высунулся из-под стола. Его товарищи выползали из-под соседних. Профессор огорченно созерцал разнесенный в пух и прах класс.
– Вон отсюда, вредители! – воскликнул он. – И это на самом последнем уроке! Вы что, нарочно?! – вопрошал он усыпанного строительным мусором Невилла.
– Н...Нет! – наконец, смог выговорить тот. – Сэр...
Флитвик смерил всех тяжелым взглядом и выдворил из класса вместе с остатками конспектов, учебников и портфелей. Какое-то время ученики пребывали в состоянии легкой дезориентации от шока, но через пару минут уже веселились вовсю, выискивая свои в разной степени пострадавшие вещи в общей куче-мале. Это занятие прервали раскатистый рев декана Слизерина с одной стороны и стремительно приближающиеся крики гриффиндорского декана с другой.
– Поттер, что здесь творится? – вопросили оба профессора, отрезав ему путь к отступлению: позади была стена, впереди сотоварищи и родители слизеринцев.
– А что сразу Поттер? – тоскливо спросил Гарри и услышал в ответ довольно слаженный дуэт на тему «Поттер – хам и нахал, хулиган и грубиян...» Драко тем временем продрался к матери и что-то ей рассказывал с присущей ему экспрессией, размахивая руками и при этом едва не задевая Снейпа, изливающего реки гнева на голову своего студента. На этот шум из дверей выглянул Флитвик, объяснив всем, что это была оплошность Лонгботтома, однако и это не помешало деканам поотчитывать Гарри еще минуты две.
Тот благоразумно помалкивал и смотрел в пол. А что поделать? Затем Снейп загнал родительский состав обратно в гостиную, за ним последовала МакГонагалл, которую оторвали от сбора вещей. Все студенты тоже куда-то поразбежались – кто-то увязался за родителями, кто-то, видимо, решил устроить себе внеплановый отдых, чтобы оправиться от пережитого. Вскоре в коридоре остались только Гарри и Флитвик.
– Мистер Поттер, может, окажете содействие?
Гарри печально взглянул на вдрызг разрушенную библиотеку класса Заклинаний.
– Конечно, профессор.
Вскоре выяснилось, что книги вовсе не желали отправляться на свое законное место. Гарри уже успел получить шишку на затылке от одной особо свободолюбивой книги, которая свалилась на него, стоило ему наклониться за ее товаркой.
Ближе к шести вечера в кабинет ворвался профессор Снейп.
– Поттер, где вы были?
– Здесь! – не моргнув глазом, ответил Гарри.– Профессор Флитвик велел устранить это безобразие!
Снейп мрачно оглядел помещение и еще более мрачно – самого Гарри. Студент успел растеряться от такого внимания и начал соображать, не натворил ли он чего-нибудь невзначай.
– Сэр, – решился Гарри, – последние два часа я убирал класс...
– С чего вы взяли, что я пришел выяснять, как вы провели последние часы? Дамблдор жаждет узнать, зачем вы стащили папку О'Рафферти из архива.
Гарри так и застыл с книгой в руках: – А откуда?..
– Неужели в вашу светлую голову до сих пор не приходило, почему весь Хогвартс напичкан портретами?! А уж рядом с портретами заслуженных волшебников лучше вообще не появляться. Так на кой вам сдался Рафферти?
– О нем много говорят в последнее время... Вы же знаете, до чего меня доводит любопытство, сэр... Наверно, это паранойя...
– Параноик, как же, – хмыкнул профессор. – Это вы директору расскажете... Ладно, фестрал с вами. Скажу, что это опять ваше желание спасти мир от всех подряд, выражающееся в поисках Пожирателей смерти, незарегистрированных анимагов... – Зельевар двинулся к выходу.
– И василисков, – тихо добавил Гарри, радуясь, что, похоже, сегодня Мастер Зелий был настроен как никогда миролюбиво.
– Ах да, и их. Кстати, если вас угораздит... Хоть записку оставьте, что ли? А то в прошлый раз вас по всей Англии разыскивали.
За сим он вышел из класса и быстро скрылся из виду. Из своего кабинета присеменил Флитвик.
– Приходил профессор Снейп? И, конечно, не помог... Всегда был бездельником.
Гарри уже было обрадовался, что профессор Заклинаний так же недолюбливает Снейпа, но Флитвик не предоставил ему подобной возможности.
– Такой же, как вы, мистер Поттер. Лишь бы поболтать...
«Снейп?! Поболтать?!» – Гарри поразился, но, припомнив, что именно благодаря эмоциональности и словоохотливости профессора зельеварения он узнал немало интересующих его фактов, согласился с Флитвиком.

Покончив с уборкой класса заклинаний, по дороге в гостиную Гарри вновь вспомнил слова Снейпа. «Вечно он поклепы на меня возводит... Незарегистрированных анимагов, как же... С Пожирателями смерти я, так и быть, еще могу смириться, но когда это я на анимагов охотился? Или это Рафферти – анимаг? И в кого же он, интересно, превращается? В дементора, что ли?»
Неожиданно сзади послышались радостные возгласы:
– Гарри! Это ты? Мы тебя повсюду ищем!
– Нет, – отозвался Гарри, поворачиваясь к друзьям, – это – Бреоган Рафферти, человек – и дементор... Надо же, никто даже не бежит меня затыкать.
– Что ты городишь, Гарри? – встревожилась Гермиона.
– Ты бредишь? – добавил Рон.
– Ага, вы-то ускакали на своем кентавре, а я остался...
– На вас напали дементоры? – ужаснулась девушка.
– И, конечно, бороться с ними заставили тебя, – предположил Рон. – Ясен пень, профессорам не до этого...
– Хуже, – мрачно покачал головой Гарри. – Дементоры сбежали – и правильно сделали. А Снейп с Рахилли начали препираться, ну а потом... мне Рахилли кое-что рассказал о том, как его из школы выгнали... С тех самых пор мне так и не удалось выспаться. Вот я и брежу.
– Что тебе рассказал профессор О'Рахилли?! – оторопела Гермиона.
– Я тебе обязательно это поведаю, но не посреди коридора. Не будем повторять ошибок некоторых преподавателей.
Когда они устроились в уголке гриффиндорской гостиной, Гарри поведал друзьям раздобытую информацию.
– В общем, теперь я точно знаю одну из причин, по которой Снейп ненавидит моего отца. И эта причина сейчас выходит из комы в больничном крыле, – печально закончил Гарри.
– Профессор был в коме? – растерялась Гермиона.
– Ага, – радостно кивнул Гарри. – Пару дней назад, мы было думали... привет. Но я, – в голосе Гарри зазвучали гордые нотки, – открыл секрет его спасения. Дело было в том, что его все это время не тем отпаивали. Думаю, из меня мог бы выйти неплохой фармацевт... Чем лечить РСД-шников, уже знаю, в отличие от квалифицированного медицинского персонала.
– Отлично, Азкабан тебя ждет, – хмыкнул Рон.
– А что? Я так понимаю, там жуткая нехватка кадров. Всего два с половиной человека.
– С половиной? – недоуменно переспросила Гермиона.
– Половина – профессор Люпин. Я вообще думаю, что Азкабан – относительно спокойное место после нашей школы.
– Ага, спокойное, – возразил Рон. – Там же О'Рахилли.
– Не думаю, что он там так же на всех орет – дементоры бы разбежались.
– А они что сделали? – не унимался Рон.
– А я профессора понимаю, – прервала их Гермиона. – Непривычному человеку очень трудно работать преподавателем.
– Привычному – тоже, – хмыкнул Гарри. – Я каждый раз до дрожи боюсь, что на перекличке Снейп вместо «Гарри Поттер» бросит «Авада Кедавра».
– Гарри, это бестактная шутка! – возмутилась Гермиона.
– Он тоже ведет себя бестактно! Совсем мне мозги запудрил – с утра до вечера дергает: «Гарри, Гарри...»
– Что? – опешил Рон.
– Вот и я то же говорю. А он мне: «Чего вам надо, Поттер?» Такая вот игра в слова. А все дело в том, что родители О'Рахилли, вместо того, чтобы назвать его Симусом или там Патриком, назвали его Лоэгайре. И только воспаленный ежедневным вдыханием едких зелий мозг Снейпа мог придумать сократить это как «Гарри»!
– Выходит, – наконец-то поняла его Гермиона, – профессора О'Рахилли зовут Гарри? – Девушка устремила взгляд куда-то в потолок.
– Нет! – начал выходить из себя парень. – Это меня зовут Гарри! А его зовут О'Рахилли! Не хватало еще, чтобы вы мне на нервы действовали! А то до чего дошло – уже Люпин на всех орет! Последняя стадия!
– Мы, знаешь ли, тоже не отдыхать ездили, – вмешался Рон. – Тебя послушать – ты один тут страдалец. Нас привезли в какую-то хибару, которая не соответствует совершенно никаким требованиям для жилья. И угадай, кто нас там встретил?
– Волдеморт, что ли? – воодушевился Гарри. – Вот здорово! Вы от меня ему привет передали?
Гермиона смерила друга взглядом, говорящим о том, что она уверилась, что он стал-таки Мальчиком-Который-Выжил-Из-Ума, и процедила:
– Не стоило оставлять тебя одного...
– У тебя одно на уме, – недовольно отозвался Рон.
– А что, давно не виделись... – пожал плечами Гарри.
– Да ну тебя, – не выдержал его друг. – Сам Дэвид Уолтер, вот кто!
– Это который на самом деле Рафферти? – нахмурился Поттер.
– Выходит, что да... Это он снимал с Гермионы эффект фиксации. А еще, присядь-ка, знаешь, кто там обретался?
Гарри послушно присел на краешек кресла, устремив внимательный взгляд на Рона.
– Малфой-старший, вот кто!
– Что? – Гарри подался вперед.
– Говорил же, присядь...
– Что он там делал?
– А чтоб я знал...
– Он помогает Уолтеру, – вмешалась Гермиона. – А Уолтер помогает Дамблдору, потому что противостоит Сам-Знаешь-Кому, но при этом он не поладил с Министерством магии... В общем, у меня сложилось такое впечатление, что Уолтер сам не вполне разбирается, за кого и он против кого... А Малфой, видимо, прибился к нему от неопределенности... Ты лучше расскажи, как ты сам тут?
– Да вот, морально готовлюсь к сдаче в любой момент чертовой кучи «военных» зачетов. Кстати, Гермиона, ты привезла список зачетов Гриффиндора? А то что за несправедливость – из-за того, что ты его утащила гриффиндорцы здорово подмухлевали, пользуясь расположением Люпина...
– Как же, – девушка фыркнула, – список все это время лежал в моих вещах, причем отнюдь не в дальнем углу... Не могли поискать, что ли?
– Так я и думал, – печально кивнул Гарри. – Ну и кто после этого самый подлый факультет?
– Ничего, теперь справедливость будет восстановлена, – успокоила его подруга. – Кстати, у тебя, Рональд, теперь наибольшее количество несданных зачетов!
– Не унывай, Рон, – подбодрил его Гарри, – после каникул дело пойдет на лад – ты ведь сможешь сдавать всю эту ПНю Гермионе!
– Я не собираюсь делать ему поблажки! – отрезала Гермиона. – Чем это тебя О'Рахилли не устраивает? – угрожающе спросила она у Рона.
– Я могу сказать, чем он не устраивает меня, – вклинился Гарри, чтобы предотвратить вновь назревающую ссору. – У него неправильное имя, он дружил не с тем парнем и пытался убить моего отца... – вовремя сообразив, что сказал лишнее, он поправился: – По правде, сделать это хотели многие, просто решился он один...
– Вот видишь! – в один голос выкрикнули Рон и Гермиона в лицо друг другу.
– Эй, постойте! – предпринял последнюю попытку загасить конфликт Гарри. – Расскажите мне про Уолтера. Чем он такая важная личность, что Дамблдор с ним сотрудничает?
– Мы и сами не поняли, – отозвалась Гермиона.
– Судя по гримасам, которые за его спиной строил Малфой, личность он и правда значительная, – хмыкнул Рон.
– Одно то, что он, похоже, единственный, кто умеет снимать эффект фиксации дементоров, уже делает его ценным союзником, – рассудила девушка. – Я не поняла даже общего принципа действия этих заклинаний... – несколько разочарованно закончила она.
– Поначалу он пытался скрыть, что он – это он, – добавил Рон. – Мол, я – не я, рожа не моя... Но уж свою жертву я знал в лицо: насмотрелся в Министерстве на его колдографию на объявлениях о розыске... Так и сказал ему: «Меня из-за вас чуть не посадили».
– И что Уолтер?
Гермиона улыбнулась:
– Весьма вежливо попросил у него прощения за причиненные неудобства. Ты бы видел, какое лицо при этом стало у Рона...
– И как он после вашего посещения – живой хоть? – скептически поинтересовался Гарри.
– Вид у него и правда нездоровый, – поморщилась девушка. – Но это – не наша вина, когда мы приехали, он уже пребывал в этом состоянии. Такое впечатление, что у него чахотка в последней стадии развития... Надеюсь, с О'Рахилли такого не происходит?
– Не, он просто в коме, – отмахнулся Гарри.
– А еще мы выяснили, кто оказался тем самым предателем... – таинственно сообщил Рон. – Который подкинул мне эти вещи.
– И кто же? – переспросил заинтригованный студент.
– Люпин.
– Кто-о-о? – Впрочем, Гарри быстро взял себя в руки и ровным голосом произнес: – Вы, наверно, что-то путаете. С чего вы это взяли?
– Гарри, – Рон отодвинулся, – ты в курсе, что у тебя совершенно зверское выражение лица?
– Почему ты так решил? – не унимался тот.
– В зеркало посмотри!
– Я не про лицо, а про Люпина!
– Да это его вещи были! В том смысле, что он их у себя хранил... Уж не знаю, как они ко мне завалились, может, сам случайно сгреб...
– Выходит, что Люпин... – нахмурился Гарри.
– Помогал Уолтеру смыться, вот что! И разумеется, слова не сказал, когда меня арестовали, исключительно радея о его безопасности, а вовсе не потому, что боялся загреметь сам...
– Рон, не стоит делать столь далеко идущих выводов, – оборвала его подруга. – Подумаешь, посидел три дня – тоже мне, мученик...
– А как тут мой горошек? – потер ладони Рон.
– Невилл в твое отсутствие обработал его такими удобрениями, что он сбежал... Успокойся, шутка. Можешь им заняться. Тебе-то, в отличие от нас с Гермионой, не предстоит трудовой подвиг «полугодовые зачеты за две недели»...

_________________________

Через два дня, к разочарованию Гарри и безмерной радости Гермионы, О'Рахилли пришел в себя настолько, чтобы затребовать их обоих к себе в Больничный отсек. По пути парень бурчал, что, скорее всего, именно неумеренный трудоголизм подорвал его некогда цветущее здоровье, прозрачно намекая, что сами они, заботясь о благополучии преподавателя, должны сдерживать свое рвение, чтобы лишний раз его не утомлять. Однако, было похоже, что подруга не разобрала ни одного слова из его продуманной речи.
Когда студенты зашли в палату, девушка невольно отшатнулась к двери, после чего твердым шагом направилась к кровати преподавателя. Гарри, уже привыкший к жуткому состоянию профессора, был удивлен другим: заслышав стук открывшейся двери, О'Рахилли нацепил на нос здоровенную очкообразную конструкцию, один из жутчайших образчиков, когда-либо виденных парнем на магглах. Гарри тактично сдержал все комментарии по этому поводу и прошел вслед за подругой. Бросив на них взгляд сквозь толстые стекла, O'Рахилли обрадовался:
– А, мисс Грейнджер, мистер Поттер, вас-то мне и надо. Где-то у меня тут валялся список зачетов на следующее полугодие... – С этими словами он полез куда-то на нижнюю полку тумбочки, отчего массивная конструкция свалилась с его носа на пол. Гермиона тут же подскочила и, подняв очки, принялась вытаскивать все вещи с нижней полки, где запылившиеся куски шоколада были перемешаны с клочками пергамента и какими-то официальными документами. О'Рахилли тем временем придирчиво осматривал стекла на предмет повреждений, а Гарри гадал, в чем причина метаморфозы, случившейся с его зрением.
Наконец искомый пергамент был откопан Гермионой, и профессор Военных действий принялся просматривать его с неподдельным интересом: Гарри даже задумался, помнит ли он сам, что за зачеты им назначил. При чтении О'Рахилли вновь снял очки, вертя их в воздухе за одну дужку, и студент, которого так и подмывало сказать преподавателю, что такое обращение с очками неминуемо приведет к поломке оправы, с тревогой следил за его движениями. После этого преподаватель снова водрузил невредимый оптический прибор на нос и, обведя студентов строгим взглядом, принялся пояснять, какие зачеты он хотел бы принять у них в первую очередь. Гермиона внимательно заглядывала то в пергамент под его рукой, то в лицо преподавателя, а Гарри не особенно вслушивался, рассчитывая, что все равно в дальнейшем получит все необходимые инструкции от подруги.
Поэтому, обернувшись на тихий скрип открываемой двери, он успел заметить выражение лица почти неслышно проникшего в палату Люпина, который с изумленным и озадаченным видом переводил взгляд с профессора на студента. «Видимо, он несколько разочарован, что О'Рахилли не склеил ласты, причем ему в этом помог и я, и он сам... Есть от чего расстроиться», – рассудил Гарри.
Сразу за профессором ЗОТИ в палату вступил Дамблдор, который, видимо, что-то начал вещать ему еще в коридоре, но, остановившись на полуфразе, неодобрительно посмотрел на Люпина. Тот, заметив это, с безразличным видом перевел взгляд на окно. Директор незамедлительно двинулся к Рахилли:
– А мы с Ремусом пришли проведать вас, Лоэгайре. Рад, что вам лучше. И сразу работать! – Старый чародей покачал головой. – Вы совершенно себя не щадите, так не годится, мальчик мой!
Гарри был совершенно солидарен с директором, но предпочел сохранить свое мнение при себе.
– И откуда вы раздобыли эти жуткие очки?
Сняв свой зрительный прибор, О'Рахилли критически воззрился на него:
– А мне говорили, что они мне идут... Солидности добавляют... Они у меня еще с первого курса. Вообще-то, я их не надевал лет пятнадцать – на что смотреть-то в Азкабане? А на уроках я заклинания накладывал. Ну а теперь... – Он взмахнул очками, без слов поясняя безвыходность своего положения.
– Мальчик мой, ну разве так можно? – сокрушенно всплеснул руками директор. – Неужели вы не могли обратиться к вашим коллегам с просьбой наложить заклинание, если у вас самого недостаточно сил на данный момент?
– Нет уж, спасибо! – решительно возразил О'Рахилли. - Я еще слишком молод, чтобы ослепнуть!
Гарри про себя представил, как профессор Военных действий отбивается от своего друга детства Снейпа, который жаждет вновь наложить ему оптическое заклятие после парочки неудачных, и невольно фыркнул.
Неодобрительный взгляд Дамблдора незамедлительно переместился на него, и директор предложил:
– У меня самого была довольно богатая практика по наложению глазных заклинаний, так что можете, не опасаясь, принять мою помощь. И не появляйтесь больше в этих очках! – Он взял из рук Рахилли очки, задумчиво вертя их в руках. – Дети, профессору надо отдохнуть. Думаю, вы уже достаточно позанимались на сегодня.
Гарри радостно кивнул и вытащил упиравшуюся Гермиону из палаты.

____________________

Вообще-то, каникулы проходили на редкость спокойно: преподаватели занимались разработкой тактики защиты школы от возможных атак, ученики весело проводили время в зарослях гороха или сидели над домашним заданием. Периодически Малфой донимал Гарри просьбой прослушать очередной шедевр, причем, видимо, его рвение было вызвано полным безразличием однокурсника к поэзии и, таким образом, являлось новым изощренным способом издевательства над бывшим врагом. Рон нахально бездельничал, уделяя внимание лишь квиддичным тренировкам и замечаниям в адрес тех, кто ухаживал за посадками гороха, которые сводились к тому, что они все делают неправильно. Гарри и Гермиона исправно ходили в Больничное крыло сдавать зачеты, а потом, когда Рахилли оправился настолько, чтобы переместиться в собственные апартаменты – в класс Военных действий. Девушка методично сдавала все по очереди, а Гарри прежде всего – то, что попроще, надеясь, что парочку зачетов потруднее его «работодатель» скостит ему за добровольное сотрудничество без качания прав. Впрочем, возможность качания прав он сохранял за собой на тот случай, если О'Рахилли щедрости не проявит.
Вопреки ожиданиям, зачеты у Гарри продвигались довольно споро, в основном благодаря тому, что он интенсивно приставал к Люпину с требованиями помощи, компенсируя его отсутствие в течение полугода. Парень быстро выяснил, что ввиду скудного воображения ничего принципиально нового для зачетов О'Рахилли был придумать не в состоянии, выдав стандартный набор РСД, которым прекрасно владел и Люпин. Тот, хоть и выказывал явные признаки утомления, противостоять напору сына погибшего друга был не в состоянии, особенно после того, как Гарри прозрачно намекнул:
– Профессор, вы бы повнимательнее за вещами следили... Если они являются уликами.

_____________

В один из таких дней Гарри сидел на трибуне квиддичного поля, краем глаза наблюдая за тренировкой. Поскольку поле, ни единой пяди которого МакГонагалл так и не уступила гороху, находилось посреди «зеленой полосы», благодаря действию климатических заклинаний это место было самым теплым на территории Хогвартса. Студент углубился в чтение книги, навязанной ему Люпином, несмотря на его многочисленные просьбы объяснить все на словах. Тем временем на поле Рон уже минут десять ругался с Джинни на тему того, что снитч так и снует рядом, и он, Рон, конечно же, поймал бы его без труда, на что его сестра возражала, что смогла бы лучше защитить кольца, летая посреди поля, чем это делает он, торча перед ними. Пятеро загонщиков разных команд перебрасывались бладжером, а охотники вообще валяли дурака, пытаясь протиснуться в кольцо с разгона.
От созерцания этой идиллической картины Гарри был отвлечен сильным ударом по уху. В раскрытую книгу плюхнулся полурастаявший снежок.
– Волдеморта на вас нет... – выругался он, стряхивая воду со страниц.
Неподалеку испуганно перешептывались несколько младшекурсников. С наступлением зимы к пряткам в горохе у них добавилась новая игра – войнушка с применением снежков.
– Сейчас как скажу Рону, что вы его горох топчете! – прикрикнул на них Мальчик-Который-Выжил-После-Чего-Похуже-Чем-Снежок. Дети испуганно попрятались в знакомых зарослях.
С другой стороны из гороха вынырнула Гермиона и, вскарабкавшись на трибуну рядом с Гарри, горестно вздохнула.
– Что грустишь? – сочувственно поинтересовался ее друг. – Неужто все сдала?
– Как же... – Она вновь испустила тяжелый вздох.
Девушка была настолько поглощена своей печалью, что даже не сделала замечания по поводу Рона, бушующего на квиддичном поле. Гарри же порадовался, что Рон с Джинни не загонщики, иначе они уже переубивали бы друг друга битами.
– Тогда в чем дело?
– Я-то думала, грязнокровность – просто нелепые предрассудки... А, оказывается, они не беспочвенны. Я – неполноценная волшебница... – В голосе Гермионы послышались слезы.
– Ты чего? Если ты – неполноценная, то мы с Роном – вообще два сквиба...
– Ты не понимаешь, о чем я. В нашем списке есть такое заклинание – Анцерус Эритаре. Я не смогу его сотворить, потому что у меня нет предков-волшебников... Для этого нужна древняя родословная... И что же, я должна буду сказать О'Рахилли, что не могу его сдать, потому что я – грязнокровка?
– Да он и сам не ахти какой чистокровный, – бросил Гарри. – Мне что-то Малфой говорил на этот счет...
– О'Рахилли – очень древний род, – печально возразила Гермиона.
– Ты же, вроде, родословными не интересуешься!
– На истории много чего можно проспать, – грустно улыбнулась девушка.
Как ни пытались ее утешить Гарри и Рон, забывший даже про свои разногласия с сестрой, в классе Войны вид у Гермионы был такой, будто она вот-вот разрыдается. Выслушав ее сбивчивые объяснения, О'Рахилли отмахнулся:
– Подумаешь, одно заклинание. Оно вам зачтено.
Гермиона, тем не менее, принялась всхлипывать.
– Э-э-э, мисс Грейнджер... Гермиона... – Профессор впал в замешательство. – Поверьте, куда лучше иметь маггловскую семью, чем таких родственников... как мои.
Теперь уже они оба выглядели беспредельно несчастными. В надежде хоть как-то отвлечь их от мрачных мыслей, Гарри брякнул:
– А может, вы мне его тоже зачтете? Я тоже грязнокровный!
– Э, нет... – Лицо Рахилли озарилось зловредной улыбкой. – Придется вам попотеть. Отцовская линия вашей родословной позволит вам вызвать Анцерус. Неполноценный, конечно... Но все равно, дерзайте.
Выйдя в коридор, Гарри принялся стенать:
– Не понимаю, Гермиона, с чего ты так расстраиваешься. Хотел бы я оказаться на твоем месте! Люпин туманно намекнул, что придется прочесть пару-тройку книг, чтобы овладеть этим заклинанием. Сам-то он его, кстати, сотворить не способен, так что я совсем без помощи остался... Зачем вообще нужен этот Анцерус?
– Это – более мощный аналог Патронуса, позволяет сопротивляться воздействию дементоров, хоть и не отпугивает их.
– Значит, у меня с этим заклинанием будет полный провал... – кисло заметил парень.
– Поэтому одним из условий вступления в РСД является древняя родословная...
– И что тогда ты переживаешь? Ты же не собираешься туда?
Гермиона только вздохнула в ответ.
– Ты – в расход? – поразился Гарри. – Ведь это – для полных идиотов, раз Снейп мне туда идти предлагал...
– О'Рахилли был отличником, – возразила девушка. – И знает гораздо больше тех, кто до последнего курса доучился.
– Зато у него крыша набекрень!
– Гарри, – Гермиона не выглядела раздраженной, только погрустневшей, – ты не должен так говорить. Он несчастный человек и очень одинок... Его мучают угрызения совести из-за того, что он натворил в прошлом...
– Ты-то откуда это знаешь? – поинтересовался Гарри, начиная думать, что, возможно, в подозрениях Рона есть рациональное зерно.
– Ничего-то ты не понял, – вздохнула девушка. – Вы, парни, такие... бесчувственные.
Ее друг буркнул в ответ:
– А вы, девушки, слишком много... фантазируете.

______________

На следующий день, не найдя О'Рахилли ни в одном из его обычных мест пребывания, Гарри сделал еще одно прискорбное открытие: вслед за преподавателем куда-то делась и Карта мародеров. Обыскав спальню, он пришел к выводу, что выронил ее из кармана и, дав себе клятвенные обещания впредь более тщательно следить за своими вещами, особенно столь ценными, перенес поиски в гостиную. Там его и обнаружил профессор Снейп.
– Что за бардак... – проворчал он. – Чтобы к вечеру было убрано!
– Мы и сами не рады, сэр! – Из-за дивана вылез Гарри, обмотанный клочьями паутины. – Вы случайно не знаете, где профессор О'Рахилли?
– Вы что, всерьез полагали, что он мог оказаться под диваном? – изумился Снейп.
– Под шкафом я уже смотрел, – пожал плечами студент.
– Ох уж мне этот ваш юмор, Поттер... – поморщился профессор. – О'Рахилли в библиотеке.
Покидая гостиную, Гарри усмехнулся про себя, представив, что будет, если Карту мародеров случайно обнаружат завалившейся в вещи Малфоя...

________________

Оторвав преподавателя от перебирания книг на полке, Гарри заявил:
– Я хочу сдать этот... Анцерус.
Тот смерил юношу критическим взглядом:
– Что ж, попробуйте... – после чего они вместе с Гермионой прошли в класс Военных действий, где благодаря составленным у стены партам образовалось довольно обширное пустое пространство.
Выйдя на середину, Гарри немного помедлил, лишний раз припоминая подробности того, что он прочитал про это заклинание. Сосредоточившись, он быстро очертил палочкой замысловатую фигуру над головой, как можно отчетливее произнес:
– Анцерус Эритаре! – и прикрыл глаза, ожидая результата. Сперва ничего не происходило, потом тусклый свет зимнего дня, пробивающийся сквозь веки, словно стал жарче, насыщеннее, мягко обнимая лицо и руки. Уши заполнил мерный шелест, перед глазами проявилась размытая картина пологих зеленых холмов, величественного замка, всадников, скачущих по равнине к его воротам... По всему телу разлилось мерцающее тепло. Постепенно ощущение стало уходить – не само по себе, а согласно воле вызвавшего, поскольку Гарри не видел смысла удерживать его дольше, чувствуя, что оно отнимает немало энергии. Наконец он открыл глаза и поразился, насколько мрачным и холодным показался ему проникавший сквозь решетчатые окна свет. Оглянувшись, юноша поинтересовался:
– Я правильно все сделал, профессор? Судя по тому, что я прочитал, все произошло так, как должно быть...
Присевший на край одной из парт О'Рахилли выглядел крепко задумавшимся. Обернувшись на голос студента, он произнес:
– Мистер Поттер, ваша мать не могла быть... – он замялся, бросив быстрый взгляд на Гермиону, – не из семьи волшебников. Видимо, здесь какая-то ошибка... недоразумение. Возможно, ее удочерили?
– А зачет-то вы мне поставите? – тоскливо поинтересовался Гарри. – Я целых две книги прочел...
– Кто о чем, – вставила Гермиона, – а шелудивый – о бане!
Гарри вспыхнул:
– Гермиона, ты мне друг, но это уже слишком!
– Ты что, не понял? – сурово оборвала его девушка. – Дурсли на самом деле – не твои родственники! Выходит, твоя защита крови при проживании с ними не действует!
Осмыслив сказанное, студент кинулся к выходу, бросив:
– Мне нужно поговорить с директором.
Проследив его исчезновение, О'Рахилли обратился к Гермионе:
– Передайте ему потом, что зачет он получил. Может, не следовало ему этого так сразу говорить?
– Может, и не стоило... – рассудила она. – Но теперь-то уже поздно... Скажите, профессор, а не могло ли здесь быть ошибки? Возможно, бывают редкие случаи...
– Исключения исключены, – покачал головой преподаватель. – Если бы Анцерус был послабее – тогда, конечно, можно было бы по-всякому судить, но при заклятии такой силы... – Он вздохнул и развел руками, словно извиняясь за непредвиденный результат.

___________________

Гарри не слишком волновала перспектива снова быть обвешанным лапшой сверху донизу: на сей раз он надеялся, что ему наконец-то удастся все выяснить. Похоже, вольно или невольно, все эти годы Дамблдор усердно вводил его в заблуждение, пользуясь содействием обширной группы людей, и юноша больше не собирался мириться с этим, ни в каком виде.
Дело застопорилось на горгулье. Ему казалось, что с каждым неправильно названным паролем морда твари становилась все ехиднее. Наконец Гарри, усевшись на пол у стены, начал бессистемно перечислять все сласти, которые он когда-либо пробовал: на «солнечной вишне» вход открылся.
– Эй, я же называл ее в самом начале! – возмутился студент.
– Я задумалась, – неожиданно проскрипела горгулья. – Можно и повторить.
Гарри хмыкнул и ступил на спиральную лестницу. Когда студент приблизился к дверям, он понял, что, как всегда, не вовремя. Однако, судя по отсутствию заглушающих чар, переговоры не входили в разряд сверхсекретных. После реплики директора раздался голос профессора зельеварения, который, видимо, стоял дальше от двери – его слова долетали хуже. Судя по его тону, в кабинете происходил горячий спор.
– Разве обязательно было ему об этом рассказывать? Без какой-либо подготовки? Вы же не могли не предвидеть, во что это выльется...
– Не понимаю, – в голосе директора появились раздраженные нотки, – с каких это пор вы начали играть роль всеобщего примирителя, Северус?
– У нас с ними общие враги, сэр. Поэтому их взаимоотношения, в том числе, напрямую нас касаются.
– По-моему, вы изрядно преувеличиваете проблему. Не забывайте, что чем меньше они ладят друг с другом, тем больше нуждаются в нас, в противном случае, их поведение как союзников может стать непредсказуемым. Divide et impera, Северус. И не позволяйте родственным чувствам брать верх над требованиями разума.
Судя по всему, разговор был не из приятных, и Гарри, рассудив, что оба его участника вовсе не рады будут обнаружить непредвиденного слушателя, почел за нужное удалиться, пока дилемма встречи с дверью или с разъяренным Снейпом не встала перед ним со всей возможной остротой. В коридоре, на приличном расстоянии от директорского кабинета, ему пришла в голову мысль, что, возможно, у Дамблдора и нет требующихся ему ответов: ведь если все магическое сообщество пребывало в неведении, что Лили Эванс – удочеренный ребенок, то где гарантия, что это знал директор? Окончательно уверившись, что у него развивается паранойя, раз он на каждом шагу сталкивается с злокозненно утаенными от него сведениями, Гарри повстречался с друзьями, которые прогуливались по открытой галерее.
– Гермиона, я вот что подумал, – без предисловий начал он, – может, ни к чему вообще кому-либо рассказывать про мою маму? Может, это какая-то тайна...
– Если О'Рахилли еще не раззвонил об этом по всей школе, – мрачно заметил Рон, которому, по-видимому, обо всем уже рассказала подруга.
– Мне кажется, он сам понимает, что не стоит об этом распространяться, ведь это только тебя касается, – не слишком уверенно предположила Гермиона.
Гарри имел некоторые основания сомневаться в этом, но предпочел положиться на заверения девушки, чтобы не разводить лишних переговоров с и без того нездоровым преподавателем. А то в случае, если бы ему вдруг снова стало плохо... угадайте, кому пришлось бы плохо во вторую очередь?

__________________________

Тем временем каникулы неотвратимо подходили к концу. Уже начали по одному возвращаться «отпускники», наводняя пустующие комнаты замка привычным шумом. Казалось, все уже успели забыть про угрозу, столь недавно занимавшую умы учеников ничуть не меньше, чем преподавательские; по беспечным выражениям лиц нельзя было судить о действительном положении дел в магическом мире. К слову, событиям последних нескольких месяцев в прессе было уделено до обидного мало места, имелись лишь короткие сообщения о том, в течение некоторого времени безопасности студентов угрожали дементоры, но пострадавших не было. Исключение составляла лишь обширная статья в «Придире», которую торжествующая Луна на протяжении нескольких дней демонстрировала всем желающим. Благодаря тому, что она сама принимала немалое участие в ее написании, представленная в статье картина событий была довольно близка к реальному положению дел. Озадачивала только высказанная в конце гипотеза, что большая часть бывших азкабанских стражей замаскировалась под домовиков, разгуливая по Хогвартсу в ожидании подходящего момента, чтобы нанести удар.
Гарри успешно досдал зачеты по Военным действиям, чему был безмерно рад. Правда, лишь до того момента, пока не осознал, что теперь ему придется принимать те же самые зачеты у четверти своего курса. Приступив к этой ответственной задаче, он вскоре убедился в истине, которая многим может показаться странной: принимать зачеты куда труднее, чем сдавать их самому...
– Драко, вошки-горошки, – увещевал он однокурсника, – неужто это так сложно – взять и сдать этот дурацкий Анцерус? Я же тебе все уже раз пять объяснил, даже книги не пришлось читать... Ты же чистокровный волшебник! Где твоя фамильная гордость?
– Ну, не знаю... – уныло отозвался тот.
– Я, что ли, это должен знать? Или О'Рахилли? Или Наследник Слизерина?
– Не получается он у меня, и все, – оборвал его Малфой. – Пусть меня исключают.
– Жалко, что Темный Лорд своих Пожирателей этому заклинанию не обучает, – вздохнул Гарри. – Сразу бы убедился, какие вы все... чистокровные.
– Мне отец говорил, – неожиданно парировал Драко, – что это заклинание Рафферти специально придумал, чтобы всех дискредитировать.
– Это как? – оторопел экзаменующий. – Причем тут вообще Рафферти? Он что, в каждой бочке затычка?
– Он создал это заклинание, вот при чем, – терпеливо разъяснил Малфой. – И многие другие «дементорные» – я ж тебе говорил, что он этим увлекался. Разумеется, чистокровным получился он сам, а остальные – не-пойми-кем из-под горы... Никто не знает, как действует это заклинание, наверно, он что-то там подтасовал...
– Ну, вот, я так и знал, – не без облегчения вздохнул Гарри. – Значит, О'Рахилли все придумал... Неужели больше никто не оказался чистокровным?
– Почему же, были и такие... Но моему отцу оно плохо давалось Хотя в отличие от меня, с грехом пополам он его все-таки вызывал. Но, видимо, недостаточно хорошо, потому и говорил, что Анцерус выявляет не чистокровность, а дементорофилию – недаром все РСД-шные уродцы владеют им в совершенстве...
– Но-но, ты на всех-то не наговаривай!
– А что – это я отца цитирую. Слушай, а, может, зачтешь мне его, я ведь старался?
– Не могу, О'Рахилли проверять будет. Еще прибьет, если что не так... Были уже прецеденты...
– А, может, сказать ему, что я – не совсем чистокровный?
– Конечно; что тебя подкинули, – скептически начал Гарри, – как мою... Кстати, а какого года рождения твоя мать?
Драко надолго задумался, высчитывая:
– 1961-го. А что?
Гарри не ответил, а спустя минут пятнадцать уже разгонял толпившихся вокруг Гермионы гриффиндорцев:
– Неприемные часы, понятно? Приходите завтра, с шести до семи...
– Спасибо, Гарри, – вздохнула девушка. – Они совсем меня замучили.
– А ты делай, как я – прогоняй всех сразу! Знаешь, что за идея пришла мне в голову?
– Ну? – устало выдохнула студентка.
– Моя мать и Нарцисса Малфой – одногодки! А Драко уже неделю не может вызвать Анцерус! Может, их в детстве поменяли местами?
Гермиона пожала плечами:
– Это вряд ли... Хотя чем черты не шутят?
– Это что же получается, Драко – мой брат? – нахмурился Гарри.
– Ничего подобного, – возразила девушка. – Но выходит, что Дурсли – дядя и тетя не твои, а Малфоя.
– Класс! – восторженно ахнул Гарри. – Знаешь, а ведь миссис Малфой и тетя Петуния чем-то похожи...
– Ну а ты, – продолжила Гермиона, – родной племянник Беллатрисы Лестрейндж.
– М-да... – спустился с небес на землю студент. – Это еще как посмотреть, что лучше...
– Вопрос не в том, кто тебе больше нравится, а в том, что необходимо для твоей безопасности, – строго заметила девушка. – Если выходит, что она – твоя ближайшая родственница...
– Да она меня скорее меня голыми руками придушит, чем защитит! – возмутился Гарри.
– Что верно, то верно... – согласилась Гермиона.
– А как же Нарцисса Малфой? Она же моя...
– Да никто она тебе! – начала выходить из себя девушка. – Сколько можно объяснять?
К ним подошел Рон, освободившийся после очередной тренировки, и тут же поинтересовался:
– Чего не поделили?
– Родословную обсуждаем мою, – буркнул Гарри.
Выслушав обе стороны, Рон рассудил:
– А вам не кажется, что ваши выводы малость... преждевременны?
– И это говоришь ты? – поразилась Гермиона.
– Я хотел сказать, мало ли у твоей матери было ровесниц? Почему именно Нарцисса Малфой?
– Так мы тебе об этом и говорим, – принялся объяснять Гарри, – Драко не может вызвать Анцерус, а мне это дается без труда! Улавливаешь?
– Может, он – просто ленивый свинтус? – предположил Рон. – Сквибствует, лишь бы не перенапрягаться... Анцерус – довольно мудреное заклинание, а этот недобитый ударник О'Рахилли его в начало полугодия пихает...
– Рональд, – глаза Гермионы сузились, – но уж ты-то – определенно чистокровный волшебник, верно? К тому же, еще и работяга...
– На что это ты намекаешь? – Рон поежился.
– Всего лишь на то, что у тебя должен получиться блестяа-а-ащий Анцерус... После внимательного изучения нескольких интереснейших книг, которые любезно одолжит тебе Гарри. И мы не будем тебе помогать, – выделив местоимение, девушка бросила угрожающий взгляд на Гарри и повернулась к ожидающему ее Невиллу: – Да, что у тебя?
– И что я на этот раз не так сказал? – бросил Рон, глядя ей вслед.
– Знаешь, – философски заметил Гарри, отводя его в сторону, – профессор Снейп много ерунды говорит, но иногда проскальзывают дельные вещи... В частности: «Не упоминайте всуе имени О'Рахилли!»
– И проследуйте в мой кабинет, Поттер! – прозвучал за спиной знакомый резкий голос. Гарри выругался про себя: один-единственный раз со времен второго курса забыл удостовериться, нет ли рядом Снейпа – и вот, пожалуйста! Утешало одно: ничего особенно крамольного он сказать не успел.
– И вы тоже, Уизли. А также вам, Лонгботтом, придется повременить со сдачей зачета.
Гарри мысленно выругался во второй раз. Когда Снейп хотел говорить со всеми троими, ничего хорошего это никогда не значило. А в этом году последствия этого явления начали приобретать и вовсе катастрофический характер.
Заведя троицу к себе в кабинет, профессор некоторое время молча мерил пространство шагами. С каждым его шагом предчувствия Гарри становились все тягостнее и тягостнее. Но когда зельевар наконец заговорил, в его голосе не было угрозы:
– Я собрал вас всех, зная, что у вас все равно одна голова на троих и то, что скажешь одному, становится известно остальным еще раньше, чем ему самому. То, о чем я хочу расспросить вас, имеет первостепенное значение. Поттер, во время действия заклинания Анцерус вы могли видеть зрительные образы. Что именно в них содержалось?
Гарри пожал плечами:
– Ничего особенного, сэр.
– Люди?
– Были какие-то...
– Вы кого-нибудь узнали?
– Нет... Даже если там и был кто-то из знакомых, все было настолько расплывчатым... Это имеет какое-то отношение к Волдеморту?
– Вы узнали, что это было за место? – спросил Снейп, проигнорировав его вопрос.
– Понятия не имею. А вы знаете, где это?
– Нигде, – оборвал его помрачневший профессор. – Это заклинание сопровождается зрительными галлюцинациями.
– А я прочитал, что это «образы из прошлой жизни», сэр, – не отставал Гарри.
– Мне виднее, – рявкнул Снейп. Затем, смягчившись, пояснил: – Я владею более полной информацией об этом заклинании. Это похоже... на сны. Могут быть картины как из вашей прошлой жизни, так и из чьей угодно, в том числе, никогда не существовавших людей...
– То есть, – вмешалась Гермиона, – это как легилименция, профессор?
– Что-то вроде, – согласился зельевар.
– Значит, это видения тех, кто...
Снейп прервал ее:
– Я позвал вас не для того, чтобы обсуждать эффект заклинания Анцерус, мисс Грейнджер. У меня к вам есть другой вопрос... Когда вы завершили свой вояж, кем был тот, кто встретил вас?
– Уолтером, – ответил Рон, затем скривился, добавив: – Безвременно пропавшим.
Гермиона бросила на него неодобрительный взгляд, и отчеканила:
– Он считает, что это – Уолтер. А вообще-то, нам неизвестно, кто это был, сэр.
– Можете не беспокоиться о конспирации, – скривил губы профессор, – мне известно, что там были он с Малфоем, я должен был убедиться, что это известно и вам. Вопрос вот в чем: он что-нибудь просил передать?
– Ничего... – нерешительно отозвался Рон.
– Он велел ничего не говорить, – решительно произнесла девушка. – Никому, кроме вас, профессор.
Гарри с подозрением воззрился сперва на нее, затем – на Снейпа, недоумевая, в чем причина этой избирательной доверчивости. Если Уолтер – союзник Дамблдора, то почему бы не передать это Что-Бы-То-Ни-Было ему?
– ...причем сказать вам, только если вы спросите об этом сами...
Однако профессор зельеварения, казалось, вовсе не был озадачен этим кульбитом мысли. Опустившись на стул, он приготовился слушать.
Гермиона нахмурилась и принялась декламировать нараспев то, что показалось Гарри совершенной бессмыслицей:

– Горе не идет одно –
Обмелело моря дно.
Как на спад пошел июнь –
За волной растаял лунь.
Остаемся два на два,
Хватит этого едва.
Ненавидеть – не увидеть,
Не простить – не обрести,
Не понять и не спасти...

– На этом все, сэр, – закончила девушка.
Снейп кивнул с глубокомысленным видом, словно понял, о чем говорилось в этом произведении сомнительных поэтических достоинств:
– Позвольте, я запишу это. Поттер, Уизли, вы можете уйти, если вам скучно.
Студентов отнюдь не одолевала скука, но они предпочли обществу Снейпа коридор.
– Что это за бред сивого кентавра? – сразу набросился на друга Гарри.
– Не исключено, что это действительно натуральный бред, – рассудил Рон. – Знаешь, у этого... Уолтера-инкогнито далеко не все дома. Видел бы ты его, сам бы все понял.
– Да это и по стихам видно, – согласился Гарри. – Даже у Малфоя более связно выходит. А Снейп – та еще личность... Если у нас одна голова на троих, то у него, видимо, на двоих... Откуда он успел про мой Анцерус разузнать?
– Надо сделать О'Рахилли начальником Отдела средств массовой информации, – предложил Рон. – Чтобы всем что-либо сообщить, достаточно сказать ему по секрету.