Удушье
Джессика неспешно возвращалась по солнечной поляне, держа в руках жестяную банку с водой. Сегодня у неё был редкий выходной от бегов, и она, наконец-то, могла позволить себе двигаться без спешки.
Она подошла ближе к деревянным конструкциям, где Галли возился с досками и верёвками, и протянула банку.
– Вот твоя вода, строитель. Будь добр, не пролей, я за ней целых два шага сделала! — с легкой улыбкой на лице, произносила та.
Галли, облокотившись на бревно, с довольным видом взял банку и сделал пару больших глотков.
– Два шага? Ого, да ты герой дня! Я же тут уже час с этим деревом воюю. Нам бы твои два шага в помощь, — вытирая свои губы, усмехаясь говорил он.
– Ну, если хочешь, могу устроить тебе мастер-класс по бегу,как убегать от падающих брёвен, — подразнивая его, отвечала она.
– Ха, звучит полезно. Особенно если ты будешь тренером, ты же всё равно сегодня отдыхаешь, да? — на его лице появилась широкая улыбка.
Джессика фыркнула и присела рядом на пень, наблюдая, как парень присаживается рядом с ней. Атмосфера была лёгкой, словно у них обоих появился тайный маленький островок нормальности среди всей суеты Глэйда.
— Только не думай, что теперь каждый раз я буду бегать за водой. Сегодня у меня добрый день, — шутливо добавила Джесс.
– Ну тогда буду ловить такие дни, пока ты не передумала, — подмигнув своей подруге, сказал тот.
Они рассмеялись, и работа казалась уже не такой тяжёлой, а выходной вдвойне приятным.
– Галли, там Алби, — негромко выкрикнул парень, наблюдающий за тем, как их главарь приближался к ним.
– Спасибо, Ден, — подскакивая с места ответил тот.
– Вам уже даже посидеть спокойно нельзя? — удивленно спрашивала она, подняв бровь.
– Он знает, что с тобой я пропадаю надолго, — Галли поправил свою кофту, — И знает, что мы только смеемся.
– Да, знаю, — Алби подошел со спины, — Давай за работу.
– А я тогда пошла, — встав со своего места, сказала та.
Джессика уходила со стройки в приподнятом настроении: лёгкая улыбка всё ещё играла на её губах после весёлого разговора с Галли. День казался тихим, спокойным. Её шаги были медленными, словно она наслаждалась моментом, когда ей не нужно никуда бежать, когда она может быть просто девушкой, а не бегуном.
– Джесс! — оборвав её спокойствие громко закричал Галли. Почти с надрывом, прозвучал его голос. Он закричал её имя так, что в груди у неё всё похолодело. В этом крике было слишком много паники.
Она успела лишь развернуться, и в тот же миг тяжёлое тело сбило её с ног. Всё произошло так быстро, что Джессика даже не поняла, что случилось: земля ударила в спину так сильно, что из лёгких с громким рывком вырвался воздух. Боль пронзила всё тело, в глазах на секунду потемнело. Её захлестнула паника: сердце забилось в бешеном ритме, дыхание стало рваным.
Над ней, словно из кошмара, возник Дилан. Он навалился сверху, лишая её возможности пошевелиться. Его рот был искажён безумным криком — не словами, а каким-то рваным, хриплым рёвом, в котором не было ничего человеческого. Этот звук пробирал до костей, заставляя кровь стынуть в жилах.
Пальцы его рук резко сомкнулись на её горле. Хватка была стальной, безжалостной, будто он намеревался сломать её шею. Каждое нажатие будто выдавливало из неё жизнь. Джессика дёрнулась, отчаянно царапая его руки ногтями, извивалась, пытаясь хоть немного ослабить хватку, но бесполезно — сила Дилана была чудовищной, как у зверя.
И тогда она увидела его лицо. Оно исказилось настолько, что она едва могла поверить, что это тот самый человек, которого она знала. Бледная кожа казалась натянутой на кости, под ней проступали тёмные, почти чёрные вены, как паутина. Глаза горели ненавистью, дикой, слепой яростью, такой сильной, что казалось, он видит перед собой лишь врага, которого нужно уничтожить. Это было лицо яростного чудовища.
Из его рта текла чёрная, густая жидкость. Она блестела на губах, тянулась липкими нитями и капала ей на кожу. Каждое касание этой мерзкой влаги к её щеке вызывало у Джессики отвращение и леденящий ужас.
Это не он... это что-то другое... — в голове билась одна мысль.
Секунды удушья превращались в бесконечность. В груди нарастал огонь, жгущий изнутри. Казалось, лёгкие готовы разорваться от того, что они не получают воздуха. Глаза наполнились слезами — не только от боли, но и от ужаса. Перед её взором начали вспыхивать тёмные пятна, мир терял краски. Голова кружилась, и каждое биение сердца отдавалось гулким эхом в ушах. Силы стремительно уходили, тело слабело, движения становились всё более вялыми.
Она чувствовала, как жизнь медленно ускользает, как её собственные руки перестают слушаться и лишь бессильно соскальзывают с его предплечий.
И вдруг — резкий удар сбоку. Чужая сила сорвала Дилана с неё, отшвырнув в сторону. Его яростный рёв сменился глухим стуком тела о землю и приглушёнными криками других парней, которые тут же навалились на него, удерживая всеми силами.
Джессика, дрожа, судорожно втянула воздух. Казалось, что лёгкие вспыхнули от боли. Она кашляла, хватала ртом воздух, но его всё равно было мало. Всё тело тряслось, горло горело от хватки, словно там всё было разодрано изнутри. Она попыталась подняться, но силы её предали, ноги дрожали и тут же подломились.
Кто-то оказался рядом. Тёплые руки осторожно подняли её за плечи, помогая встать. Она пошатнулась, голова кружилась, всё вокруг двоилось и плыло. Девушка не смела смотреть на того, кто её удерживал, не могла сфокусироваться — перед глазами стояла лишь страшная картина лица Дилана.
– Джесси, ты как? — голос прорезал туман
Услышав это имя, она на миг замерла. Так её называл только один человек.
Минхо... — пронеслось в голове.
Сердце сжалось, будто это была спасительная мысль, способная удержать её в реальности. Она хотела поднять взгляд, увидеть его лицо, но веки стали тяжёлыми, а сознание скользило в темноту.
– Минхо.. Я.. — хриплый, едва слышный шёпот сорвался с её пересохших губ.
Но перед глазами оказалось не знакомое лицо. Сквозь пелену она увидела другое сосредоточенное, взволнованное, чужое. Это был не Минхо. Это был Даниэль.
На секунду в её груди вспыхнуло смятение: мозг отказывался принимать реальность, сердце сжалось сильнее. Она попыталась сфокусироваться, но голова кружилась так, что мир снова поплыл. Ноги её дрожали, и она пошатнулась, чуть не рухнув прямо в его руки.
Даниэль замер. Его глаза расширились, в груди неприятно кольнуло. На долю секунды он даже решил, что ослышался. Но нет — её голос, слабый, дрожащий, прозвучал ясно. Она назвала его чужим именем.
– Что?..— тихо спросил тот.
Их взгляды встретились. Сквозь пелену полузакрытых век она пыталась сфокусироваться, увидеть того, в ком хотела найти спасение. Но вместо знакомых черт Минхо её взгляд наткнулся на другое лицо — встревоженное, суровое, напряжённое. Лицо Даниэля.
На её лице отразилось растерянное разочарование, смешанное с ужасом и слабостью. Голова снова закружилась, глаза закатились. Она пошатнулась так резко, что едва не выскользнула из его рук.
– Эй! Джесс, это я! — Даниэль подхватил её крепче, прижимая к себе. Но внутри него всё переворачивалось. Почему Минхо? Почему именно его имя?
Она попыталась что-то сказать, губы дрогнули, но голос сорвался на сип. В голове шумело, ноги дрожали ещё сильнее, и каждый шаг превращался в мучение. Тело было словно чужим — тяжёлым и слабым одновременно. Она шаталась, будто балансируя на грани падения, и цеплялась за руки, которые её поддерживали.
– Прости.. — слабый хрип прозвучал почти неразличимо.
Её тело окончательно обмякло. Сознание погасло, веки закрылись, дыхание стало еле уловимым.
– Чёрт... — выдохнул Даниэль, ловя её безвольное тело на руки. В груди у него неприятно заныло. Он не понимал, почему в этот миг, когда он вытаскивал её из-под смерти, она звала не его.
Он прижал её ближе, словно от этого зависела её жизнь, и быстрым шагом двинулся к медхижине. Его шаги становились всё быстрее, почти бегом, а в голове билась одна мысль: лишь бы она выжила. Парень чувствовал, как её слабое дыхание едва касалось его шеи. Каждый её лёгкий вздох был для него доказательством того, что ещё не всё потеряно.
Крики стояли такие, что всё поле дрогнуло. Дилан, прижатый к земле, бился с силой, будто в нём больше не осталось ничего человеческого. Его спина выгибалась дугой, руки дёргались, ногти царапали землю так яростно, что из-под неё летели клочья травы и грязи. Глэйдеры едва удерживали его — трое сидели сверху, один держал за ноги, другой вцепился в плечи. И даже так казалось, что он вот-вот разорвёт их хватку.
– Держите его! — взревел Галли, сам вжимая его голову в землю, мышцы на руках ходили каменными буграми, — Чёрт, он будто стал в два раза сильнее!
Толпа росла: кто-то выскакивал из садов, кто-то из строек, оставляя инструменты на земле. Люди тянулись ближе, но не решались подойти — страх удерживал их в стороне.
— Что с ним?! — выкрикнул один из парней, едва удерживая его за ногу.
Дилан вырвал рык, низкий, хриплый, будто из груди зверя. Изо рта капала густая чёрная жижа, липкими каплями падая на землю. Она медленно растекалась по траве, и все, кто видел её, отступали на шаг назад.
В этот момент на поляну выскочил Ньют. Лицо его было в поту, дыхание тяжёлое, он только что бежал со всех ног. Он замер, увидев Дилана, и на секунду не поверил своим глазам.
– Черт... — прошептал он, а потом рванулся к земле, помогая удерживать его, — Дилан, слышишь меня? — он сжал его руку, но пальцы того были ледяными, жёсткими, как камень, — Чёртов ублюдок, очнись!
И тут из Лабиринта, шатаясь, выбежал Бен. На нём лица не было, бледный как смерть, глаза бегают. Толпа отступила, давая ему дорогу.
– Бен! — заорал Ньют, — Где ты, мать твою, был?!
Бен задыхался, его грудь ходила ходуном. Он смотрел то на Дилана, то на Джессику, которую Даниэль уже унёс в сторону медхижины.
– Он...был со мной... — голос дрожал, — Мы были в Лабиринте...
– Ты хочешь сказать, он вернулся оттуда? В таком виде? — выгнув брови, Галли поднял на него свою голову.
– Мы разделились! — закричал Бен, — Лабиринт сходил с ума! Стены двигались сами... будто дышали! Мы разделились! А потом... — он поднял дрожащую руку и ткнул в Дилана, — Вот это потом..
Среди глэйдеров пронеслось волнение, будто холодная волна. Новички переглянулись, кто-то тихо выругался, кто-то отступил дальше, словно боялся, что всё это перекинется и на него.
И тут появился Алби. Его шаги были твёрдыми, взгляд — тяжёлым и мрачным. Толпа сразу расступилась, давая ему дорогу. Алби подошёл к Дилану, наклонился и резко приподнял его футболку.
Тишина повисла мгновенно. На коже Дилана, под рёбрами, чернела отвратительная рана. Огромная, пульсирующая, словно под кожей что-то двигалось. От неё расползались тёмные вены, толстые, как канаты, уходящие к шее и плечам.
— О, нет... — Ньют отшатнулся, голос его сорвался, — Багряный... он ужален.
Слова Ньюта раскатились над поляной, как гром.
Толпа загудела. Кто-то вскрикнул, кто-то начал пятиться. «Ужаленный» это слово было как приговор.
Дилан вдруг завыл так, что у всех на затылках волосы встали дыбом. Он выгнулся дугой, его глаза закатились, а рёв вырвался из самой груди дикий, нечеловеческий.
Алби рывком дёрнул ткань вниз, закрывая рану, и выпрямился. Его голос был тяжёлым, как удар молота.
– В кутузку его. Немедленно.
Ребята, что держали Дилана, переглянулись, потом вчетвером подхватили его, удерживая из последних сил. Он рвался, рычал, плевался чёрной жижей, но его всё же поволокли через поляну, к глухой клетке в дальнем углу Глэйда. Его звериные вопли разносились над головой, и даже старожилы дрожали от этих криков.
Толпа молчала, смотрела, как его заталкивают в кутузку, и дверь, сделанная из прутьев, захлопнулась. Он бросался на прутья, тряс их, бился головой, рычал так, что сердце у каждого сжималось. Его звериные вопли разрывали воздух, отдаваясь эхом от стен и заставляя у новичков дрожать колени. Толпа стояла в гнетущей тишине: никто не решался заговорить первым.
И вдруг — громкий голос, надсадный от бега.
– Эй! Что здесь происходит?!
Минхо буквально влетел на поляну. Его грудь вздымалась, каждая мышца на лице напряглась. Волосы, мокрые от пота, падали на лоб, глаза метались в поисках ответа. Он остановился, увидев кутузку, и на секунду замер.
За прутьями, искажённый в крике, корчился Дилан. Его рот искажался в нечеловеческом рыке, руки с силой трясли железо, из уголков губ стекала чёрная, липкая жижа.
– Что... — голос Минхо охрип, — Это Дилан?..
Его слова прозвучали тише, чем обычно. Не было в них ни привычной уверенности, ни насмешки. Только ужас и неверие.
Ньют, тяжело дыша, отступил от толпы и шагнул ближе к другу. Его лицо было бледным, губы подрагивали, но он выдавил из себя.
— Его ужалили.
– Что ты сказал?! — Минхо резко развернулся к нему.
– Я видел, — тихо сказал Ньют, — На боку... багряный след. Он ужаленный.
На лице Минхо появилась ярость, смешанная с паникой. Он шагнул ближе, но Ньют перехватил его за руку, вынуждая остановиться.
– Это не всё, — голос Ньюта дрогнул. Он отвёл взгляд, будто боялся встречаться с глазами Минхо, — Дилан... он... напал. На Джессику.
Сердце Минхо ухнуло вниз. В ушах зашумело, будто мир вокруг стал глухим. Он вцепился в плечо Ньюта, сжал его так, что тот скривился от боли.
– Скажи это ещё раз. И ясно.
– Он душил её. Она едва выжила. Даниэль отнёс её...без сознания, — Ньют закрыл глаза, выдохнул и сказал, как приговор.
Секунда — и мир сорвался. Всё внутри Минхо заклокотало. В груди вспыхнуло что-то похожее на огонь — смесь паники, ярости и дикого страха. Он отпустил Ньюта, отшатнулся, будто его ударили ножом.
— Нет... — его голос сорвался на хрип, — Нет... нет...
Он провёл рукой по лицу, пальцы дрожали. Казалось, что он не верит своим ушам, что всё это — бред. Но крики Дилана из кутузки, дрожащая толпа, бледное лицо Ньюта — всё говорило, что это правда.
– Минхо... — Ньют хотел было дотронуться до него, но тот резко дёрнулся, словно от удара током.
– Где она?! — заорал Минхо так, что все на поляне обернулись. Его глаза сверкали отчаянным бешенством, — Где мать твою Джесси?!
– В медхижине, — выдавил Ньют.
Не дослушав, Минхо рванулся вперёд. Толпа расступалась перед ним, он летел сквозь неё, почти сбивая людей плечом. Он бежал так, будто за ним гнались гриверы. С каждым шагом в голове стучало одно:
Она должна жить. Она не может... не может уйти. Не так.
Он чувствовал, как внутри всё клокочет. В горле пересохло, дыхание резало грудь, ноги будто сами несли вперёд. Каждый удар сердца отдавался в ушах гулом.
– Чёрт, Джесси... — вырвалось у него сквозь зубы.
Картины мелькали в голове: её улыбка, её рука, мизинец тянущийся к нему, её глаза, горящие жизнью. И тут же — мысль, что всё это могло оборваться под руками Дилана. Эта мысль обожгла так, что у него перехватило дыхание.
Пожалуйста, пусть она будет жива.. — проносилось в его голове.
Каждый удар ног о землю звучал, как удар в сердце. Он бежал не просто к медхижине — он бежал туда, где решалась судьба девушки, которая перевернула весь его мир.
Минхо ворвался в медхижину. Сердце колотилось так, что казалось, его слышит каждый уголок комнаты. Взгляд тут же упал на Джесс. Она лежала на койке, неподвижная, глаза закрыты, дыхание рваное и слабое. На её шее проступали багровые следы от удушья, лёгкие синяки, которые отчётливо говорили о том, что с ней только что чуть не случилось непоправимое.
Рядом сидел Даниэль. Он не касался Джессики полностью, только два пальца едва дотрагивались до её запястья, как бы проверяя пульс. И всё же Минхо почувствовал странный жар внутри, колючее чувство, которое он не мог назвать. Это была тревога? Страх? Или что-то более личное, что он пока не мог определить.
Его взгляд невольно остановился на этих пальцах. Чужая рука на Джессике — даже такая осторожная — разозлила его. Нет, не просто разозлила, скорее, вызвала внутреннюю бурю, остроту, которую он не понимал. Он почувствовал, как сжимается грудь, как сердце начинает бешено колотиться.
Минхо сделал шаг ближе. Он хотел действовать, хотел, чтобы она была только рядом с ним. И вместо слов «не трогай», он сказал твёрдо:
– Даниэль... тебе нужно уйти.
Голос был ровный, сдержанный, но в нём звучала стальная твёрдость, не требующая обсуждения. Минхо удивился самому себе, как внутри возникло это чувство, как будто его сердце на секунду стало собственностью Джессики, и чужое присутствие здесь это нарушение.
Даниэль напрягся, пальцы едва сжали её запястье сильнее, но он не ушёл. Его взгляд встретился с Минхо, глаза были полны осторожной стойкости.
– Я просто проверяю, что с ней всё в порядке... — тихо сказал он.
Минхо почувствовал, как колючее чувство внутри усиливается. Сердце будто рвало на части.
Да плевать! Не о её безопасности речь. Уходи. Прочь — думал он, сжимая кулаки и с трудом сдерживая дыхание.
– Я сказал, что тебе нужно уйти, — повторил он чуть тише, но с той же твёрдостью, которую нельзя было игнорировать, — Сейчас.
Даниэль замер. Минхо видел напряжение в его плечах, видел, как он хочет сказать что-то ещё, но промолчал. А Минхо не отводил глаз от Джессики. Внутри всё ещё горело чувство, которое он сам не понимал: смесь тревоги, раздражения, странной боли, когда чужие руки, хоть и осторожные, касаются того, что ему дорого.
И тут Джессика зашевелилась. Ресницы дрогнули, веки медленно приоткрылись. Слабый, хриплый шёпот вырвался из её губ:
— Мин...
Сердце Минхо словно взорвалось. Он мгновенно подскочил к койке. В его глазах было облегчение, тревога и... ещё что-то, что он сам ещё не осознавал.
– Джесси... — прошептал он, голос дрожащий от волнения, — Ты как?
Даниэль замер, лицо потемнело, губы сжались, и он тихо, почти бесшумно отошёл к двери. Он был расстроен, но понимал: сейчас Минхо — это центр её внимания. Словно тихо признавая поражение, он ушёл, оставив Минхо наедине с Джессикой.
Минхо остался, не двигаясь, ощущая её дыхание, слабое и прерывистое, и каждое движение внутри него казалось огнём, колючим и трепещущим. Он не мог назвать это чувство, но оно плотно обвилось вокруг сердца, не отпуская и не позволяя ему дышать спокойно.
– Говорить больновато, — медленно и еле слышно произносила девушка, касаясь шеи рукой.
– Наконец-то хоть помолчишь, а я не буду выслушивать твое недовольство, — мягко улыбнувшись сказал тот.
– Не дождешься, — хрипло отвечала Джесс, — Это меня не.. — она почувствовала, как голосовые связки натянулись, не смогла договорить, стало слишком тяжело и больно.
– Молчи лучше, — Минхо усмехнулся, видя её неудачные попытки заговорить, — Оставь все свои колкие фразы на потом. Щас отдыхай.
Минхо замолчал, усмехнувшись краем губ, но в глазах его оставалось слишком много всего — тревога, усталость, что-то ещё, от чего у Джессики пересохло во рту. Она подняла взгляд и встретилась с ним глазами.
Секунда. Две. Словно всё вокруг стихло. Даже собственное дыхание стало каким-то чужим, слишком громким.
Джесс поймала себя на том, что не может отвести глаз. Это было странно. В груди будто что-то сжалось, неровное, тянущее чувство, которое не имело названия. Вроде не радость, не страх, но что-то среднее, что-то новое. Рядом с ним ей казалось... небезопасно, но в то же время спокойно. Словно она стояла на краю пропасти, но знала, что он не даст упасть.
Ей хотелось отвернуться, но взгляд будто приклеился. Его глаза,острые и внимательные, прожигали насквозь, и именно это пугало. Пугало и одновременно заставляло чувствовать себя не такой одинокой, как обычно.
Джесс невольно подумала:
Почему именно он?
У неё не было ответа. Только это странное ощущение — будто ниточка протянулась между ними, и чем дольше они смотрели друг на друга, тем крепче она становилась.
Минхо тоже не двигался. Его сердце всё ещё било в висках, но теперь это было не от паники. Ему казалось, что она видит его насквозь. Видит всё: и слабость, и усталость, и то, что он всегда скрывал за шутками и упрямством. Обычно парень не позволял никому так близко подойти к себе — слишком опасно. Слишком просто тогда ударить в самое больное место.
Но, несмотря на это, он не отвёл взгляда. Более того, он поймал себя на том, что не хочет уходить. Будто её присутствие, её взгляд держали его здесь. Сколько бы ни было тревоги внутри, рядом с ней становилось важным только одно: чтобы она дышала, чтобы была рядом.
Это чувство было странным. Непонятным. Минхо не привык зависеть от других, не привык чувствовать, что его собственное равновесие зависит от чьего-то взгляда. Но с Джесс это именно так и было. Он не мог объяснить себе, почему.
Минхо не думал о том, что это может быть. Не любовь — ещё нет. Но потребность, тихое, невыносимо сильное желание, чтобы она оставалась рядом. Даже если это делает его уязвимым. Даже если это сводит его с ума.
Они продолжали молча смотреть друг на друга. И в этой тишине было больше слов, чем могли бы сказать любые голоса. Минуты тянулись бесконечно. Их взгляды держали друг друга, словно между ними протянулась невидимая нить, и ни один не решался оборвать её. Джесс впервые за долгое время чувствовала себя уязвимой — и именно это странным образом связывало её с Минхо. А он, напротив, чувствовал, что его защищённая броня даёт трещину, но он не делал ни малейшей попытки скрыться за привычным сарказмом.
И именно в тот момент, когда молчание стало почти осязаемым, дверь медхижины скрипнула, и в проёме показался Ньют.
– Как она?.. — спросил он тихо, но с такой искренней тревогой, что тишина внутри будто распалась на осколки. Его глаза сразу нашли Джесс, и на лице промелькнуло облегчение, — Слава Богу...
Минхо первым отвёл взгляд, медленно выдохнув, словно только что вернулся из какого-то странного сна. Он чуть сжал кулаки, чтобы привести себя в чувство, и шагнул в сторону, давая Ньюту подойти ближе.
Джесс заметила это движение и почувствовала, как внутри остался лёгкий след — тёплый, но почему-то болезненный. Будто между ними что-то прервалось, и теперь уже нельзя вернуть ту же секунду.
Ньют присел ближе, его взгляд скользнул по синякам на шее Джесс, и он сжал губы так, будто ему самому стало больно.
– Ты меня напугала, — выдохнул он, едва заметно дрогнув голосом, — Как ты?
Джесс приподняла руку, показала большой палец вверх. Улыбки на лице не получилось, но в этом жесте было больше, чем в словах. Она словно говорила: «Не переживай, я держусь».
Ньют на секунду застыл, а потом тихо рассмеялся, обессилено и с облегчением. Его плечи опустились, напряжение заметно ушло.
– Ну конечно... даже полумёртвая, а всё равно умудряешься шутить, — пробормотал он, и в голосе слышалось то самое старшее-братское тепло, от которого становилось спокойнее.
Минхо стоял рядом и смотрел на Джесс. Он заметил, как она попыталась что-то сказать, но тут же поморщилась от боли. Он быстро вмешался.
– Ей тяжело говорить, — сказал он, глядя прямо на Ньюта, — Так что пока лучше без лишних вопросов.
В его голосе звучала твёрдость, но не раздражение. Скорее забота, которая не нуждалась в объяснениях.
Ньют кивнул, его глаза на миг задержались на Минхо, и он, кажется, понял, что тот теперь будет рядом с ней до последнего. В этом взгляде не было ревности — только признание: он доверяет Джесс Минхо так же, как доверял бы самому себе.
Джесс уловила это и почувствовала внутри странное тепло. Она никогда не сомневалась в Ньюте, он был ей как семья. Но то, как Минхо взял на себя её ответ, как будто защищал её даже от слов, это было новым. Неожиданным. И это новое чувство медленно, осторожно, но всё сильнее укоренялось в ней.
В комнате повисла тишина. Джесс, всё ещё слабо улыбаясь глазами, лежала неподвижно, а Ньют сидел рядом, не сводя с неё взгляда. Минхо стоял чуть в стороне, и чем дольше длилось молчание, тем сильнее он чувствовал, что внутри становится неспокойно.
Он провёл рукой по волосам и, стараясь скрыть странное волнение, тихо сказал.
– Ладно... я ненадолго выйду. Пусть Ньют посидит с тобой.
Ему не хотелось уходить. Но оставаться означало показать слишком много того, что он сам пока не мог объяснить.
Ньют кивнул, даже не задавая лишних вопросов. Минхо задержался у двери на долю секунды, его взгляд снова встретился с Джесс, коротко, почти незаметно, и всё же в этом взгляде было больше слов, чем он произнёс вслух. Потом он вышел, оставив за собой лёгкий скрип двери.
– Ну что, — Ньют повернулся к Джесс, чуть наклонившись, — Между вами... что-то намечается, а? — он подмигнул, а уголки его губ дрогнули в лукавой усмешке.
Джесс закатила глаза и тут же, не колеблясь, подняла руку и показала большой палец вниз. Лицо у неё стало нарочито недовольным, будто она только что услышала самую глупую шутку на свете.
– Вот и отлично, — выдохнул он сквозь смех, — Это значит, что всё с тобой точно в порядке. Раз ещё можешь строить такие рожи, — он откинулся назад, покачав головой, и добавил мягче, — Но знаешь... упрямец он знатный. Если решит быть рядом, то уже не отвяжется.
Джесс снова состроила комичное угрюмое лицо, но где-то глубоко внутри ей стало тепло от этих слов.
– Отвянь, — сквозь боль прошептала она, после чего на её лице мелькнула улыбка.
*
Даниэль вернулся на участок, где обычно работал. Стройка в Глейде всегда кипела: шум топоров, стук молотков, глухие удары тяжёлых брёвен о землю. Но для него этот привычный гул сегодня звучал иначе — как будто всё вокруг насмехалось, подталкивало к мыслям, от которых он пытался уйти.
Перед глазами снова и снова вставала Джессика. Её смех, лёгкий и искренний, обращённый к Минхо. Её взгляд — тёплый, внимательный, совсем не такой, каким она смотрела на него. И каждый раз сердце будто опускалось в пропасть. Он не мог вытравить это из головы. Не мог убедить себя, что всё это пустяки.
Стиснув зубы, он поднял топор и с силой обрушил его на бревно. Дерево с треском раскололось, щепки больно ударили по рукам и лицу, но он даже не вздрогнул. Напротив — этот глухой треск казался ему единственным звуком, который хоть немного глушил мысли.
– Чёрт, — процедил он сквозь зубы и снова взмахнул топором.
Бревно не выдержало и разлетелось на две части. Даниэль тяжело выдохнул, смахнул пот со лба и тут же потянул новое. Мускулы рук и спины ныли, но он будто нарочно заставлял себя работать всё яростнее, словно хотел загнать усталостью собственные чувства.
Он поднимал огромные доски и брёвна, швырял их в кучи так, что дерево глухо бухало о землю. Сухой стук отдавался в груди, и каждый удар был для него как вызов самому себе.
Вот, смотри, Минхо. Я тоже сильный. Я тоже могу быть нужным. Но зачем?.. Если для неё я всё равно никто.
Работа превращалась в пытку. Вены на руках вздувались, ладони саднило от мозолей, спина ломила от тяжести. Но остановиться он не мог. Если он остановится — снова начнёт думать. А это было хуже любой боли.
Он снова замахнулся топором. Сухой треск — и очередное бревно сдалось. В этот миг он почувствовал, как ярость внутри будто на секунду стихает, но вместо неё приходит другая тяжесть — пустота. Та, которая никуда не денется, как бы он ни бил топором и сколько бы брёвен ни перетаскал.
Даниэль шумно выдохнул, бросил расколотую половину в сторону и провёл рукой по лицу. Пот смешивался с пылью, стекал по шее, и ему казалось, что он тонет в этой липкой смеси усталости и безысходности.
– Эй, полегче, — раздался знакомый голос.
Даниэль замер на миг, вонзив топор в бревно. Рядом стоял Галли, руки на поясе, нахмуренные брови. Его взгляд был внимательный, колючий, но не злой, скорее оценивающий.
– Ты это что творишь, а? Дрова-то ни при чём, — усмехнулся он, но без настоящей улыбки. — Чуть топор не угробил.
Даниэль сжал рукоять сильнее. Внутри всё скрутило: Галли. Лучший друг Джессики. Человек, с которым она могла смеяться часами, которому доверяла без слов. И именно он — тот, кто первым заметил его состояние.
– Работаю, — глухо ответил Даниэль, вырывая топор из бревна и снова замахиваясь.
– Работаешь? Да ты злишься так, что воздух рядом трещит. На кого? — Галли прищурился, шагнул ближе.
Вопрос был простым, но ударил в самое больное. Даниэль резко обрушил топор, даже не глядя в сторону собеседника. Бревно разлетелось с сухим треском.
– Просто... — он сглотнул, не находя слов, — Не твоё дело.
Галли скрестил руки на груди, наблюдая. В его взгляде не было насмешки, но и жалости тоже. Это был взгляд человека, который умел видеть глубже, чем хотелось бы.
– Если ты думаешь, что никто не замечает, ошибаешься, — сказал он после паузы, — Но... я не знаю, хочешь ли ты, чтобы я заметил.
Эти слова пронзили ещё сильнее. Даниэль отвернулся, схватил новое бревно и закинул его на плечо так, будто хотел раздавить себя под весом. Он не мог смотреть на Галлия. Не мог терпеть этого напоминания — что всё, что связано с Джессикой, всегда будет через других, через тех, кто для неё важнее.
Даниэль молча закинул бревно в кучу и снова потянулся за следующим, но Галли не отставал. Он подошёл ближе, облокотился на столб и наблюдал.
– Знаешь... — начал он, будто невзначай, но голос у него был серьёзный, — Ты работаешь, как будто пытаешься заглушить что-то. Или кого-то.
Даниэль напрягся, мышцы на руках свело, но он сделал вид, что не понял намёка. Топор снова рассёк дерево, треск заполнил паузу.
– Ты можешь рубить дрова хоть до ночи, таскать брёвна, пока не упадёшь... но это не заставит её заметить тебя сильнее, — Галли усмехнулся уголком губ, но взгляд оставался жёстким.
Слова ударили, как кулак в грудь. Топор в руках Даниэля дрогнул, он едва не выронил его. Стиснув зубы, он резко развернулся к Галли.
– О чём ты? — голос его прозвучал глухо, но в нём дрожала злость.
– Ты же понимаешь, о ком я. Она... — он на секунду замолчал, подбирая слова, — Она не из тех, кто смотрит на силу или на то, сколько ты готов убить себя ради неё, — Галли не отводил взгляда.
Тишина повисла между ними. Где-то в стороне слышались голоса других глейдеров, удары молотков, смех. Но здесь, возле кучи дров, всё замерло.
Даниэль почувствовал, как его дыхание сбивается. Злость, боль, обида — всё смешалось. Он не хотел, чтобы именно Галли, лучший друг Джессики, говорил ему это. Не хотел, чтобы кто-то вслух произносил то, чего он и сам боялся.
– Держи свои советы при себе, — резко бросил он, поднимая топор, — Я и без тебя знаю, что мне делать.
И с новой яростью обрушил лезвие на бревно, заставив щепки взлететь в стороны.