Исповедь

Марита не произнесла ни слова за всё время, пока я не остановился возле дома Адрианы. Молча жевала губу, прятала руки, сжимала колени, но не сказала ничего. Я знал Марита не сможет отказаться. Каждую эмоцию с лёгкостью читал на её лице. Та же зависимость, которая привязала меня к девушке восемь лет назад. Тот же голод. Дикая тяга, и как невыносимо больно было слышать её слова.

«Я другому обещана. Не тебе».

Они взбесили меня. Хотелось зарычать на неё заставить закрыть рот, снять с языка каждое слово и стереть. Выкинуть из головы. Из моего сознания. И я сделаю это.

Понимал, это её шах и мат, чтобы заставить меня уйти, но Марита не знала, как долго я ждал её. Нас. Моя. Она моя. Никогда не будет принадлежать никому другому.

В тот момент, когда она произнесла слова, оставившие рану на моей душе, ожидала взрыва.

«Прости, Марита, я был готов к твоему ходу. Просчитал следующий шаг и знал, как вести себя. Обезоружить тебя, предложив отпустить меня. Но ты не смогла».

Как бы сильно ни злился на всю ситуацию чёртов контракт ничего не решал. Если понадобится, украду, вывезу из страны, изменю нашу внешность и никогда Сальваторе Гровано не найдёт нас. О, я не параноик просто имел запасной план, ведь никто не мог вообразить, на что я способен, когда дело касалось Мариты.

Взяв её за руку, провёл пальцем по ладони. Поднял к своему лицу, перевернул, поцеловал запястье. Там, где бился пульс. Когда мои губы коснулись кожи, Марита тихо выдохнула. Отпуская сейчас знал, что она вернётся. Каждое моё действие — это наживка, которую Марита принимала. Я играл нечестно, да, но по-другому не раскрыв правду, которая больно ранит, у меня был только этот путь. И плевать, если ей не нравятся мои методы. Не стану играть честно, чтобы потерять её. Выпустив руку, позволил уйти и только после того, как увидел свет на третьем этаже, уехал.

Мне нравилась тишина тихий гул мотора и моё дыхание. Но самое дикое — её аромат, который остался в салоне. Тонкий запах земляники волновал. Она сладостью пахла. Мягкостью. Нежностью.

Чем ближе приближался к ней, тем труднее становилось сдерживать желание прикоснуться. Держать её руку в своей. Дать почувствовать стук моего сердце. Слушать её пульс, как трепещет тело от моего прикосновения. Жаждал, чтобы Марита призналась себе и поняла, чего хочет. Не сомневался, хочет меня, но страх, что я снова уйду сейчас намного сильнее желания.

— Садио, присоединяйся к нам, — увидев меня, попросил отец.

Ричард Костелло — я ненавидел его и любил. Мои чувства разделились ровно пополам, и я не знал, как вести себя. Кричать оттого, что он сделал? Или молиться за то, что сделал? Он никогда не давил, но я знал отец хочет поговорить о той правде, которую они с Содомом скрыли.

У нас в столовой не стоял огромный стол от стены до стены, отец любил, чтобы мы разговаривали, точнее говорили в основном они с братом, но я всегда слушал, кивал, иногда и отвечал. Содом сидел со своей женой Амирой справа от отца. Мне пришлось занять место слева.

— Здравствуй, — улыбнувшись мне произнесла Амира.

Я кивнул и встретил насмешливый взгляд Содома, он понимал, что я оказался меж двух огней. Амира была добра ко мне и всегда говорила, позволив молча слушать. Мне она нравилась, но это было слишком.

— Как прошла встреча с Сопрано? — спросил отец, накалывая на вилку спагетти.

Вскинув брови, я сразу же обратил взгляд к Содому.

— Он хочет получить программу через две недели и предлагает слишком мало. К тому же пытается торговаться, а я этого не люблю. Наша система охраны идеальна, и он жаждет стать первым кто применит её.

Программа, что придумал я. Меньше контакта с людьми больше с компьютером и цифрами. Содом занимался большей частью бизнеса. Империи, которую выстроил отец казино несколько баров и незаконная продажа алкоголя. Контрабанда. Да, точно. Значит, они вели свой разговор, но я всё равно должен присутствовать. Не думал, что после того, как заявился в грязной кровавой одежде, отец так легко спустит ту ситуацию. Похоже, ещё не всё кончено. Игра только началась.

Дьявол — так называл нашу семью Сальваторе. Гровано и Костелло — два лагеря, которые разожгли войну на грани жизни и смерти. Каждый в этой жестокой игре знал истину кроме Мариты. Это снова разозлило меня.

Содом понял, что не добьётся от меня ни слова, сам рассказал о сделке с Сопрано, пока я тихо жевал свой ужин. Амира не вмешивалась, позволив Содому закончить, после чего выдала весьма умное замечание:

— А не лучше предложить ему эксклюзивные условия? — отец и Содом посмотрели на неё изумлённо. Несколько раз я видел, как Амира своим предложением обескураживала их и наслаждался. Часто задавался вопросом, насколько Содом посвятил свою жену в тёмные дела семьи Костелло? — Повторить программу, которую написал Садио не сможет никто. Скопировать тоже. Так что предложите ему эксклюзив. Пусть будет первым кто получит новомодную систему безопасности. Это повысит его либидо, а вам принесёт прибыль.

Оживлённая дискуссия позволила мне закончить ужин. Поднявшись в комнату, переоделся в спортивные штаны и майку. Мне нужна тренировка иначе не усну. Сейчас я вообще мало спал. Иногда два дня мог не сомкнуть глаз лежал, смотрел в потолок надеясь, что сон долбанёт по голове и я отключусь, но нет. После того, как вступил в игру изнуряющие тренировки, бокс, гонки, помогали скрасить одинокие ночи. Пустые. Холодные.

Телефон Мариты, который вытащил стоя на берегу моря, лежал на тумбочке в ожидании своей хозяйки. Знал, она придёт. И я буду ждать. Наш путь сложный, как и всё, что чего-то стоит. Но если Марита скажет "да" я пойду против наших семей, чтобы удержать её рядом навсегда.

Не тот шаг, который одобрила бы Марита почувствовав, как выуживаю телефон из кармана, но я никогда и не пытался играть честно. По правилам. Правила не для меня.

Я покинул комнату с мрачной, но довольной улыбкой.

Запрыгнув на турник, согнул ноги откинул голову назад, позволив позвоночнику выпрямиться. Почувствовать силу рук. Вены вздулись, когда начал подтягиваться. Дыхание ровное. Кожа вспотела, но я продолжал подтягиваться, пока руки не начали гореть, протестуя. Отпустив перекладину надел тонкие перчатки и принялся за грушу. Я колотил её, пытаясь выбить дурь из головы. Но те слова всё ещё кружили в сознании, чем сильнее и глубже наносил удар, тем громче звучал голос. Марита скажет, однажды, что обещана только мне и никому другому. Никогда.

— Рад что это не лицо Корвина, — холодно бросил Содом, спустившись в зал.

Он был одет как я в спортивные штаны и футболку, значит хотел непросто поговорить. Мы иногда соревновались кто круче и могли немного поколотить друг друга. Очевидно, сейчас своим приходом Содом предлагал поддержку. Не разговоры. Не сочувствие или гнев, а то что поможет выпустить пар и позволит очистить сознание.

Он размялся, пока я продолжал колотить грушу надел перчатки и криво усмехнулся.

— Ну, давай. Смелее.

Проигнорировав насмешливый тон, я встал напротив, закрыв лицо сжатыми в кулаки руками. Содом сделал то же самое, но я мог видеть в глазах довольство. Брат знал мою технику так же как я, но это не мешало хорошенько приложить его по заднице.

Содом позволил мне спустить пар и нанести ему несколько ударов. Единственное правило не трогать лицо. Не очень-то презентабельно если пресса заполучит снимок Содома Костелло с огромным синяком на щеке или под глазом. Мне было плевать я не светился в прессе не появлялся на обложках журналов и знал моей фотографии нет в интернете. Ни одной.

Я пропустил выпад, но вовремя ушёл от столкновения и выбил воздух из его лёгких, ударив в правый бок.

— Эй, я не груша тебе, — толкнув меня, проревел брат. — Перестань вести себя как животное. Ты не на охоте.

В подобные моменты то, как светились его глаза яростью и чем-то похожим на сочувствие заставляло меня задуматься, как многое он знает?

Порой, казалось, брат выяснил каким-то образом всю историю о том, что я сделал, но никогда не спрашивал, а я не стану рассказывать. Смерть врага принесла удовлетворение, и я не буду просить искупление ни у кого, потому что отправив ублюдка на тот свет, вернул себе частичку здравого смысла. Вернулся в реальность, понимая, что мама отомщена. Это грех, и он запятнал душу, но никто не вправе судить мои поступки. Ни отец. Ни брат.