Глава 10
— Мне удалось призвать дух одной из жертв, — вещал черный дракон через полчаса в ректорском кабинете. — К сожалению, она не видела убийцу и последнее, что помнит, это как в полете у нее отказали крылья — и последовавшее падение. Ида говорит, что она умерла не приходя в сознание, либо от удара о землю, либо... Либо — не от него. В любом случае, шкуру с нее сняли посмертно.
Странно сказать, но после этих слов наставника Тхэхёнa мне стало легче. Я знаю, нас, темных, считают странными. Многие думают, что мы не способны на сочувствие. Но узнать, что все четыре истинных дракона умерли быстро и без мук, было облегчением.
А наставник, тем временем, продолжал:
— К счастью, Ида смогла указать мне, где покоятся ее останки.
Я сделала стойку на эти слова, как призовая охотничья собака — на дичь. Тело жертвы, чей дух уже пошел на контакт с некромантом — это просто чудесно! Имея его в наличии, можно устроить много приятных сюрпризов нашему дорогому другу!
Темный, без сомнения, заметивший нехороший блеск в моих глазах, хмыкнул, и уточнил:
— Я воспользовался наличием трупа и любезным разрешением духа Иды, и сотворил темную гончую. Я не решился спускать ее по следу в одиночку, Чонгук, но она чует след. Можем пойти по нему в любой момент.
Я буквально физически ощутила, как наполняет бронзового дракона свирепая, злобная радость. Как клокочут в нем жажда мести и гнев. А вот меня слова Тэхёна повергли в некоторую задумчивость, но происходящее в кабинете быстро вернуло в действительность.
— Намджун, срочно — ко мне в кабинет, есть работа по профилю — распорядился Чонгук в артефакт. И, уже обращаясь к Тэхёну, сказал: — Твоя гончая способна провести троих? Отлично. Значит, идем втроем!
— Вчетвером! — попыталась вклиниться я, нарвалась на два хмурых взгляда, один приказ не дурить (вслух) и одно обещание отшлепать (ментально), и сдулась.
— Ладно! Но как только вы вернетесь — вы мне сразу всё расскажете! — упрямо потребовала я, мысленно добавив «А не так, как вчера!»
— Хорошо, адептка Набонам, — отозвался ректор, мыслями уже весь в предстоящей акции.
— Вызывал? — уточнил от порога боевик, и Чонгук с Тэхёном принялись буднично и деловито посвящать альбиноса в детали операции.
Я тихо сидела в кресле. В принципе, мне здесь было делать уже нечего — я могла бы уйти и не мешать мужчинам готовиться. Пользы от меня здесь не было никакой.
Хотя...
Когда два дракона, несущие на плечах третьего, ввалились в атриум, они, видимо, ожидали встретить там кого угодно, но не меня. Я тоже была, мягко скажем, ошарашена — хотя именно их и караулила.
После вчерашнего финта Чонгука, воспользовавшегося моим сонным состоянием и увильнувшего от исполнения взятых на себя обязательств, а отделавшегося жалкой запиской, я учла полученный опыт, и устроилась дожидаться возвращения ударного отряда в атриуме. Туда удобно выходили лестницы сразу двух башен, облюбованных драконами как посадочные, и вероятность того, что они вернуться другим путем, была ничтожно мала. А вероятность того, что проскочат меня — и того ниже, потому что я не поленилась, и прогулялась до остальных входов в Академию. Сигнальные нити драконы могли заметить и обойти, и вот затаившихся в тенях призванных стражей — вряд ли.
Подготовилась я хорошо. Но не к тому.
Вот не того мага я рассчитывала увидеть в полубессознательном состоянии и с явными следами магических повреждений!
А со стороны коридора, ведущего к лазарету, уже бежала целительница Джису.
Короткая, стремительная магическая диагностика.
Бесстрастное лицо Джису, сигнализирующее о проблемах не хуже паники или безнадежности. Короткое властное:
— На пол его! — и Чонгука быстро и максимально аккуратно устраивают на мозаичном полу атриума, и целительница полностью ныряет в лечение, а в холл академии постепенно стекаются наставники, невесть как узнавшие о случившемся.
Время замерло, как мошка в янтаре.
Я молча смотрела на лежащего дракона, на склоненную над ним фигуру целительницы, и думала о том, что всё паршиво — в магическом зрении были видны разрывы нематериальной оболочки ректора, через которые из него хлестала сила, и следы темного проклятия, приведшего её в такое состояние.
Видимо, Тэхён выдрал вражеское заклинание прямо там, на месте — и тем спас Чонгуку жизнь. Либо просто отсрочил неминуемый конец.
Проклятье успело натворить бед, пока Тэхён справился с ним — аура дракона была изорвана в клочья, и, что самое скверное, заклинание подавило ее естественную регенерацию, и там, где целительница Джису очищала оболочку от следов зловредного плетения, края разрывов не тянулись друг к друг, и даже сведенные вместе не схватывались, как должны были, а обвисали цветными лоскутами — если можно так выразиться об энергетической структуре.
Значит, их придется восстанавливать вручную, крепить энергетическими «скобами», наперегонки со стремительно утекающей в разрывы жизнью.
Только не паникуй, Лалиса — вот твоих истерик тут еще не хватало до полного счастья!
Лучше думай, чем ему можно помочь, ты же дочь темного рода, за тобой поколения предков, годы дрессировки и тома фамильной библиотеки!
Думай, Лалиса , думай!
Штопать его группой драконы не могут — аура не плоть, особенно такая, поврежденная. Вторгаться в нее можно только в одиночку, да и то... не всем, не всегда, с массой оговорок и предосторожностей. Целительница справится и сама — если ей хватит времени. А его мало — дракон практически обессилел, и отток сил продолжается.
Что может помочь выиграть время?
Приток сил, способный компенсировать потерю — и не разрушить окончательно поврежденную структуру. Внешний источник магии, стабильный и равномерный поток силы.
Термы не подходят — работать с разрывами ауры в воде невозможно, да и с равномерностью у естественных источников, пересеченных с водой, не очень — колебания, которые здоровый организм даже не заметят, для Чонгука критичны.
Потому же отпадает ритуал с использованием девственницы — такой сильный разовый выброс энергии вообще разнесет дракону ауру в клочья. А то я бы сама эту треклятую девственницу ему нашла и пинками сюда пригнала...
Я кусала губы, наблюдая, как ловкие пальцы целительницы сводят вместе самые крупные лоскуты, одним движением — но так, что края безупречно правильно совпадают, закрепляют и оставляют, с тем, чтобы вернуться и закончить потом, а сами переходят дальше.
Отток силы из обработанных разрывов становился гораздо меньше — но все равно был. И можно было не вспоминать судорожно формулы, заученные еще дома, не подставлять в них нынешние значения — и безо всяких расчетов было видно, что она не успеет. Чонгук терял слишком много энергии.
— Почему она не использует Круг? — нервно спросила я у Тэхёна, невесть как оказавшегося рядом.
— Потому что драконы не способны объединяться в Круг, — вместо темного ответила мне целительница, и напряженный голос солнечной драконицы сказал мне больше чем профессионально бесстрастное лиц.
Сердце стукнуло с перебоем. То есть что?.. Сейчас она не борется за жизнь Чонгука, а просто... Просто отказывается признать очевидное? Потому что долг и призвание велят ей биться до конца, даже если ситуация безнадежна?..
Нет.
Нет, я так не играю.
Я не разрешала!
Я отстранила гнев, замешанный на панике, и потянулась к тому, что уже давно было рядом со мной. Вокруг меня. Слова целительницы Джису доносились, как сквозь вату:
— А если поставить в Круг адептов, он просто высосет их досуха...
Конечно, высосет. Что такое пять адептов для вхрослого, сильного дракона? Осушит, и не заметит. Бессмысленный шаг — и дракону не поможет, и адептов угробит.
Мысли были вялыми, отстраненными, их думал кто-то оставшийся на поверхности моего сознания, не я, сплетая выводы из обрывков слов и знаний, а я тонула.
Погружалась глубже, уходила вниз — сквозь выложенный затейливым мраморным узором пол атриума, через подземные аудитории и хозяйственные помещения, все ниже, ниже...
Когда-то давно этот замок принадлежал магическому роду.
Что с ним случилось?
Иссяк, как мы, Манобаны?
Выступил против императора, и был уничтожен?
Это не важно. Важно, что земля осталась без хозяев.
Замок был долго предоставлен сам себе, а потом в нем появились драконы — живые и любознательные, они излазили замок от крыши до подземелий, и привели с собой человеческих магов — не обученных и безродных, молодых и слабых, но этого хватило замку, чтобы принять драконов. И замок позволил драконам обжить себя, и только один раз вмешался — когда в замковых подземельях обустраивали термы и выводили сквозь тело горы в подвалы горячие источники, отвел руку нелюдей, не дал наткнуться на родовой алтарь...
Почему драконы не нашли его? Не знали, что он есть? Не искали? Ведь не в каждом же замке была алтарная комната, и не каждая хранила в себе родовой камень...
Не важно. Так или иначе, но его не нашли, и долгие годы, сложившиеся в столетия, у этой земли не было хозяев — до тех пор, пока не пролилась на каменные плиты подземелий кровь последней Манобан.
Я открыла глаза, выплывая из этих ощущений и приходя в себя, и попросила склонившуюся над раненым целительницу:
— Отойдите в сторону, пожалуйста.
И шагнула вперед.
Кто-то из драконов дернулся перехватить меня, преградить дорогу. Я коротко вздохнула, опустила ресницы — и приоткрыла Дверь.
Тварь, больше всего похожая на чудовищную помесь многоножки, омара и мешка с зубами, рванулась в появившийся проход, слишком огромная, чтобы сознание могло воспринять ее целиком, и в прорехах реальности мелькали то сочленения тела, укрытого псевдохитином, то суставчатые лапы, то гигантская клешня...
Дракона, заступившего мне дорогу, ударом бронированного тела снесло в сторону, протащило по мрамору пола...
«Не насмерть!» — мысленно отдала я приказ, и тварь завизжала в ярости, хлестнула раздвоенным хвостом по полу, оставляя борозды в мраморной мозаике, но подчинилась. И клешня, видимая лишь частично, метнувшаяся к лежащему — добить — замерла, а Тэхёна и Намджуна, слаженно рванувшихся на помощь сородичу, впечатало хитиновым боком в стену — но не размазало по ней.
Я присела рядом с бессознательным Чоном, не обращая внимания на продолжающую свое дело упрямую целительницу, и положила руку ему на грудь — а пространство вокруг меня стало выцветать, меняться, словно проваливаясь одно в другое, и на месте синей мозаики стен и цветных витражей атриума проступало совсем другое помещение.
Алтарный зал.
Отполированный черный камень стен, и плети узоров из хрусталя под потолком, утопленные заподлицо в стены... И глыба алтаря в центре зала.
Пространства атриума и алтарной комнаты разделялись, остатки освещения, пробившиеся сюда при перемещении, исчезли— но вместо них наливались молочным светом жилы хрусталя в стенах, реагируя на присутствие. Нет, не просто на присутствие — на меня.
— Правом своим, кровью своей, сутью своей — требую, признай мою власть!
И странное ощущение на грани восприятия, но прочувствованное всей кожей — как будто многотонная масса камней надо мной вздохнула с облегчением, принимая меня своей владетельницей.
Тварь, переместившаяся вместе со мной и драконами, с шипением дернулась на судорожное движение целительницы Джису — и я опомнилась, спохватившись, что плохо управляемому детищу Тьмы не место здесь в тот момент, когда я буду полностью занята и еще и на его контроль не смогу отвлечься.
— Пошел вон.
И Дверь межу здешним и потусторонним гостеприимно распахнулась в сторону потустороннего. Многоножка дернулась, визжа и упираясь, клешни суетливо метнулись-туда сюда...
— Пшёл! — рявкнула я во всю глотку, так что, кажется, даже стены содрогнулись, и ее сдернуло, зашвырнуло в сторону прохода и мстительно прихлопнуло дверью растопыренные лапы.
Эхо наших воплей еще гуляло под сводами черного зала, когда я подхватила Чонгука за рубашку и пояс, и приподняла его и с трудом брякнула на алтарь, несмотря на помощь заклинания для переноски тяжестей, и голова бронзового дракона с громким звуком ударилась об алтарь.
Ничего, переживет. Может, мозги встряхнутся — на место встанут.
Драконы расступились к стенам, не пытаясь больше помешать, только целительница Джису держалась рядом, готовая в любой момент броситься на помощь.
Я молча обошла алтарь, забрасывая на него свисающие драконьи конечности и устраивая тело как положено.
Нет, ну мало мне проблем в реальности — так еще и наследие предков добавляет! Надеюсь, захлопнувшейся Дверью ему оторвало пару лап, которые оно посмело растопыривать! Пусть теперь подумает о своем поведении, пока новые отращивать будет...
Внутреннее кипение помогало отвлечься от того, что мне сейчас предстояло сделать. Все же, шить разрывы ауры мне еще не приходилось, да и до того...
Перед тем, как приступать к лечению, следовало сделать кое-что еще. И лучше не тянуть, поняла я, присмотревшись к энергетической оболочке Чонгука.
Времени у меня осталось не так уж много.
Хорошо, что драконы — зверюшки живучие!
Я окинула взглядом алтарь и Чонгука на нем, убедилась, что драконы так и жмутся к стенам, а целительница держится на разумном расстоянии, вдохнула, выдохнула, очищая сознание и изгоняя из разума посторонние мысли, и заговорила нараспев, торжественно и призывно:
— Отец мой, о, отец мой, услышь свою дочь, ответь на мой призыв, явись на мой
зов!
И застыла в тягучей тишине, в бесконечный миг, когда сердце обрывается и душа замирает в отчаянии — не ответит! Не услышал! Ты оказалась недостойна, и отныне и навек в поддержке тебе будет отказано!
А потом у дальнего от меня угла алтаря заклубилось крохотное облачко тьмы, разрастаясь, и из него выступила знакомая — и почти забытая — фигура отца. Вито Манобан протянул полупрозрачную смуглую руку, коснулся ею алтаря, и замер в спокойном ожидании, позволяя мне продолжить обряд. С моих плеч будто рухнула плита, размером не меньше алтарной. Они здесь! Они придут, откликнутся!
И теперь я точно знала — у меня все получится.
Я не позволила себе замереть, вглядываясь в родное лицо, заново вспоминая черты — для этого еще будет время, а сейчас прежде всего — дело.
Прошла к следующему углу алтаря, скользя ладонью по полированной гладкости его бока, ощущая под рукой медленно разогревающийся камень и двигаясь по движению солнца.
— Брат мой, брат старший, услышь сестру свою, ответь на мой призыв, явись на мой зов! — тягучая ритуальная формула-обращение растекалась по полу алтарного зала, и от напряжения меня начинало потихоньку потряхивать.
Кейт откликнулся быстрее, коснулся чужого, не нашего алтаря кончиками пальцев и замер — неслучившийся глава рода Манобан, сильный маг и красивый мужчина, Кейт Легконогий, Кейт Путник.
Я отвела взгляд от фигуры старшего брата, не в силах вынести легкую, понимающую полуулыбку на его губах. Эта рана была еще слишком свежа.
Прерывисто выдохнув, я сделала еще несколько шагов, и остановилась у третьего угла:
— Брат мой, брат мой средний, услышь сестру свою, ответь на мой призыв, явись на мой зов!
Белтрэн выступил из своего угла, не дожидаясь Тьмы — и она повисла за его плечами клубящимися крыльями. Спокойный и собранный, он мне таким и помнился, и сейчас, как и раньше, как и всегда, был готов делать то, что должно — и будет, что будет.
Я сделала последние несколько шагов, и оказалась по левую руку у собственного покойного отца. Оставалось самое сложное. Матушка по праву рождения принадлежала другому роду, и отойти должна была к Солер. Но если я сейчас сумею, если дозовусь...
Мне не нужна помощь другого родича в этот момент. Я хочу, чтобы на последний угол, рядом с отцом, встала моя матушка, светлая целительница Каталина Манобан, и замкнула Круг!
И значит, так тому и быть.
— Матушка, о, матушка моя, услышь свою дочь, ответь на мой призыв, явись на мой зов! — я вкладывала в призыв всю себя. Все, что накопилось в моей душе за долгие три года, всю тоску, и боль, и невыплаканные слезы, и несказанные слова.
И тишина стала мне ответом. Пустота. Зиял прорехой незамкнутый Круг.
— Матушка, о, матушка моя, услышь свою дочь, ответь на мой призыв, явись на мой зов! — во второй раз воззвала я к родной крови.
И вновь не ощутила отклика из-за Грани.
Отступись, Лалиса. Смирись. Она ушла по светлому пути, и тебе ее не дозваться.
Сдайся, и позови старую Альбу, она придет, она сама нарекла тебя именем, и теперь переступит через неприязнь к драконам, чтобы ввести тебя, Лалиса Темная, в права главы рода. Позови ее — и она откликнется, и дракон на алтаре получит помощь.
Отступись, не рискуй!
— Матушка моя! — закричала я, срывая голос, надсаждая легкие, и крик мой вспорол пространство, вспорол свет и тьму алтарного зала и оставил их висеть клочьями. — О, матушка моя, услышь свою дочь, ответь на мой призыв, явись на мой зов!
Я звала ее отчаянно, как младенец, только пришедший в этот мир, зовет мать, как зверь, угодивший в капкан, зовет стаю, как зовет ушедших над могилами последняя из рода — звала, и не было в этом ни красоты, ни повелительной напевности темного призыва, один только вой отчаявшегося одиночки, и он, этот вой, рвал тонкое пространство, рассекал его ткань, как острый нож...
Она пришла. По пути, проторенному моим воплем. Проскользнула в пробой, созданный моим голосом.
Светлая фигура, окутанная мягким сиянием, прошла по незримому тоннелю — и одновременно возникла из яркой звездочки у последнего незанятого угла алтаря.
Я выдохнула, осторожно и медленно.
Поздравляю тебя, Лалиса Манобан. Ты только что перетащила Каталину Манобан, урожденную Солер, посмертно в свой род.
И замкнула Круг.
— Ну и сильна ты, сестренка, глотку драть! — хмыкнул Белтрэн.
Младший в кругу мертвых, только он один и имел право говорить с оставшимися по эту сторону грани. Через него теперь и предстояло вести разговор живых с мертвыми.
Не худший вариант.
Остальные так и делали вид, будто они — просто духи, лишенные что воли, что памяти. Спасибо им за это.
Так и правда легче.
— Чего призвала? — не унимался неугомонный Белтрэн.
— Дракона собирать будем, — как могла бесстрастно сообщила я брату, единственному, не дававшему себе труда скрыть, что он рад меня видеть.
— Этого, что ли? А остальных зачем притащила?
— Некогда мне их сортировать было! — мрачно буркнула я, стараясь не обращать внимания на жавшихся по стенам наставников, и скомандовала, — Начали!
Протянула правую руку ладонью вверх, стоя возле отца — и отец вложил в нее светлый костяной кинжал длинной примерно мне от локтя до запястья.
Я на пробу обхватила рукоять, перебрала пальцами, примериваясь — она легла в ладонь как влитая. Я взяла Чонгука за руку, аккуратно развернула кисть ладонью вверх, и одним уверенным ударом вогнала в центр правой ладони свой клинок. Ненадежная с виду слоистая кость с легкостью пробила руку и глубоко вошла в камень, начав соединение энергетических структур дракона и алтаря.
Подойти к Кейту. Протянуть руку. Ощутить, как в живую ладонь ложится мертвая кость. Закрепить правую стопу.
Хорошо, что Чонгук без сознания — мне было бы трудно объяснить ему, зачем я пробила ему руку, ногу, и явно не собираюсь останавливаться на достигнутом. К тому же, бессознательный, он не сопротивляется.
Белтрэн. Левая стопа.
Мама. Левая ладонь.
Развернуть ауру.
Пришпиленная к академическому алтарю добровольно отданными костями моих родичей, драконья аура покорно развернулась и замерла во всей красе. Успевшая изрядно побледнеть от потери магии, она снова медленно наполнялась силой и цветом, и теперь хорошо были видны разрывы, швы и успевшие помертветь участки, которых, слава Тьме, было немного.
Чуть-чуть почистить некроз, а дальше сам справится.
Силен, все же, рептилия!
Я проверила идущий от алтаря поток силы.
Убедилась, что подпитка подопыт... э-э-э... больного осуществляется равномерно и стабильно.
Оглянулась на так далеко и не ушедшую целительницу. Она без слов кивнула — подстрахую, подскажу.
Всё, дальше тянуть невозможно. Дальше тянуть некуда.
Да прибудут со мной Предки!
Начали.
Собирать в единое полотно рваную драконью ауру было непросто. Я не Джису, чтобы отточенным и безупречно правильным движением состыковывать лоскуты в верный узор, и даже увидеть, понять, какое положение — правильное, мне непросто.
Мне легче заставить эту душу переродиться в очередное чудовище, детище Тьмы и принудить его служить мне верой и правдой до скончания веков, чем сделать так, как было до травмы.
Темные могут быть и целителями. Могут. Только я тут явно не причем.
Да помогите же мне кто-нибудь! — взвыла я мысленно, но сводный хор предков на границе между здешним и потусторонним никак не отозвался. Их волновали вещи — и не волновал дракон.
Упрямо сжав губы и свирепо костеря всё на свете, я соединяла разорванные края, сводя так, как мне виделось правильным, и ставила энергетические скрепы. Медленно. Долго.
Ломать, деточка — не строить! — шепнул кто-то на задворках сознания, и его присутствие не было отдаленным.
Тот, кто пришел, желал и мог помочь — и я позволила ему встать рядом, глядеть моими глазами и делиться пониманием.
И он делился.
И пестрое лоскутное одеяло чужой ауры больше не казалось бессмысленной мешаниной цветов, а обрело гармонию и строгую логику, а руки, накрытые ладонями далекого предка, вдруг поняли, вспомнили эту работу, и тонкая энергия больше не выскальзывала из слишком грубых для нее пальцев.
Он делился своим опытом — и шептал мне о своей жизни:
— Я звал ее Весной. Она не хотела этого брака, я взял ее силой — но я любил ее. Она улетала. Возвращалась рваная, битая — с войны, из боя... Я собирал ее по кускам, ругая последними словами, и грозил цепью. К сожалению, она так и не смогла дать мне наследника. Но мы были счастливы...
Аура ректора Чона под моими пальцами, была податливой и послушной, цветные лоскутки и обрывки собирались в цельное, единое полотно, минуты текли за минутами, стежки ложились за стежками — и наконец, я признала, что всё. Дело сделано. Предок отступил, растворяясь в сонме голосов, в родовом наследии.
Я выпустила бесплотную энергоструктуру из рук — и она развернулась в трех измерениях, засияла мягким жемчужным сиянием, которое не увидишь глазами — только душой.
Оглянулась на целительницу Джису, пристально вглядывающуюся туда же, куда и я — в мягкие переливы, свободные от разрывов и омертвений. Тщательно, скрупулезно проверяя мою работу, солнечная драконица обошла вокруг алтарного камня, и кивнула мне, подтверждая, что все в порядке.
Облегчение придало мне сил. Их хватило на то, чтобы внятно и четко выговорить освобождающую формулу для призванных душ, жадно вглядываясь на прощанье в лица родителей и братьев, и впитывая всей сущностью их прощальные взгляды и улыбки. Их хватило на то, чтобы закрывая Дверь за ними, отметить — отец и мать уходят, соприкасаясь пальцами, и понять, что все сделано правильно. Не зря я чуть не надорвалась, но докричалась.
Их хватило даже на то, чтобы собрать костяные клинки, которым отныне суждено стать моим ритуальным оружием.
А потом силы вдруг как-то сразу кончились.
Усталые ноги больше меня не держали — я села, вернее, стекла по гладкому сложила руки кинжалах, устроенных на коленях.
Что ж, теперь можно подумать и о насущном.
Итак, мой предок изнасиловал дракона.
При попытках представить эту картину, воображение протестовало а разум зависал. Дважды попытавшись осмыслить невероятное известие, я отступилась. Покачав голой, помассировала виски и открыла невесть когда закрывшиеся глаза.
Ладно, ректор очнется — у него спрошу.
А пока... у меня есть и другие дела.
Вокруг царила деловитая суета.
Трогать темного мага, находящегося в прямом контакте с алтарем, никто не решился, но как только я выдернула из тела ректора кинжалы, целительница Джису взяла командование на себя, и теперь его собирались переносить из подвалов наверх.
Это правильно, драконам в подземельях болеть не по душе, им Небо нужно, шевельнулось где-то в глубине меня отголоском памяти-знания.
Я постаралась максимально отстраниться от воспоминаний предка-извращенца. Спасибо, конечно, ты мне очень помог, но... коe-о-чем мог бы и помолчать! Для меня это, пожалуй, избыточное знание.
Ладно, хорошего понемножку. Нехотя оторвавшись от теплого полированного бока, я разорвала прямую подпитку (в тех местах, которыми я прижималась к алтарю, в меня щедро втекала накопленная камнем энергия, наполняя потрепанный резерв). Покрутила головой, выискивая среди пестроцветья драконьих макушек нужную — и не нашла.
Смылся.
Ну ничего, я не гордая, я и до его покоев прогуляюсь.
Вот только отдохну... Сцедив в ладонь зевок, я переориентировалась, и спикировала на новую цель:
— Целительница Джису, можно, я рядом с ректором Чонгуком побуду? Вдруг ему что-нибудь понадобится?
Та только рукой махнула — знаю я, что ты надеешься, ему понадобится!
Я сочла это согласием, и пристроилась за носилками, везущими ректора в его комнату.
Человекy после такой трепки необходимо минимум двое суток, чтобы прийти в себя, но драконы — зверюшки живучие. Ставлю на то, что он очнется часов через пять.
Он очнулся через два.
— Чонгук, скажи, а как можно принудить дракона к чему-то, чего он не желает, силой? — спросила я, глядя в ясные янтарные глаза.
Глупость, конечно, брякнула — но облегчение от того, что Чонгук очнулся, и взгляд у него хороший, осознанный, и значит, самого страшного не случилось и уже не случится, а все остальное требует только сил и терпения, было слишком велико. Я ждала этого взгляда — чистого, осмысленного — долгие два часа, перебирая возможные варианты и думая, что из имеющегося в моем арсенале можно противопоставить вероятным осложнениям, и теперь нуждалась в передышке. В возможности несколько минут не говорить и не думать о важном и серьезном.
— Не знаю, что ты задумала, но выкинь это из головы, — проворчал дракон, не отрывая взгляда от моих глаз. — Это невозможно.
Его взгляд, внимательный, словно бы ощупывающий, переместился ниже, обежал меня целиком, с головы до ног, будто убеждаясь, что я цела и в порядке — хотя со мной-то что могло случиться, я же не дракон в поиске приключений на чешуйчатую шкуру! — и с облегчением вернулся к лицу.
Меня еще никогда в жизни вот так не целовали взглядом.
— Не говори "Невозможно!" человеку, предок которого совершил плотское насилие над драконом, — мрачно отозвалась я, пряча внезапное смущение, и всё еще пытаясь осмыслить впечатляющее откровение о своих корнях.
Судя по ошарашенному молчанию ректора, он тоже был впечатлен. Действительно, впечатлен.
— Чонгук, когда всё закончится, я найду эту Весну, спрошу ее об этом! Пусть она меня испепелит, но я должна знать — как!
Ректор хмыкнул.
— В каких целях? — невозмутимо поинтересовался он, поднимая руку и разглядывая повязку на кисти. — В практических?
Я смутилась еще больше и выпалила, задирая нос и стараясь не прятать глаза:
— В познавательных!
— А, — глубокомысленно кивнул дракон. — В познавательных это хорошо, ученье — свет! А то я просто хотел тебе намекнуть, что в таких играх мужчины предпочитают лидирующую роль. Ну так, на всякий случай. Мало ли... от вас, высших темных, как выяснилось, всего можно ожидать.
Дракон все же был бит. Но, учитывая его состояние, — очень нежно!