Глава 9
Наставники собрались быстро.
Когда мы пришли туда, деканат был уже полон, и от устремленных на нас озадаченных, обеспокоенных взглядов мне сделалось не по себе, и я незаметной мышкой юркнула в уголок, где и затаилась, стараясь не маячить ни у кого перед глазами.
Чонгук обвел взглядом сородичей, и убедившись, что присутствуют все, объявил спокойным, деловым, невыразительным голосом:
— В Академии под видом виверньей шкуры обнаружены фрагменты шкур как минимум четырех драконов, — он поднял ладонь, оборвав взметнувшуюся волну возгласов и вопросов. — Да, вы правильно меня поняли — у нас потрошитель. Из достоверных сведений пока только факт обнаружения останков. Все остальное — догадки. Предположительно — темный маг. Предположительно — предпочитаемые жертвы истинные драконы. Учитывая, как он поступает с трофеями, можно говорить о безумии либо навязчивой идее.
Он обвел взглядом притихших сородичей и продолжил:
— Поэтому, господа наставники, вы сейчас соберете каждый свою группу, выясните, у кого из адептов есть вещи из шкуры виверн, и установите происхождение материала. Если обнаружите останки разумных существ — изымете, владельцу именем Академии гарантируете компенсацию, получаете письменные объяснения, где и когда была приобретена вещь. К концу дня списки со сведениями должны быть у меня. На этом всё, приступайте. Да, обратите внимание. Адептка Лалиса Набонам, — Я невольно расправила плечи, когда все взгляды устремились в мою сторону. — Она принимает участие в расследовании, выступая в качестве независимого наблюдателя от темных. Теперь всё.
Наставники расходились из деканата, как будто их подменили. Куда делись беззаботные, легкомысленные и ребячливые существа, по воле случая оказавшиеся в наставниках и как будто слегка недоумевающие по этому поводу? Совещание покидали хищные, собранные мужчины и женщины. Опасные и бесконечно сильные существа.
— Адептка Набонам, задержитесь.
Я молча кивнула и снова вжалась в стену, от которой только оторвалась, пропуская покидающих деканат наставников.
— Тхэхён, когда освободишься, подойди ко мне в кабинет, ты мне понадобишься.
Черный дракон так же молча кивнул и вышел вслед за всеми.
Ректор дождался, пока последний из его сородичей покинет помещение — и дверь захлопнулась сама собой, щелкнув замком, вдоль стен на миг качнулось легкое марево защитного заклинания и исчезло.
Я двинулась к нему, присевшему на один из столов, украдкой разглядывая.
Уголки красивых губ опущены, брови сдвинуты, образуя морщинку, а вся фигура напряжена так, будто дракон вот-вот уже ринется биться насмерть с неведомым врагом. Мне ужасно хотелось прижать его голову к груди, приласкать, утешить хоть как-то, но я ощутила внезапную робость и замерла в полушаге — вдруг он со мной по делу поговорить хочет, а я тут с неуместными нежностями?
Чонгук уже знакомым усталым жестом потер лицо и вдруг притянул меня к себе, утвердив между своих ног, обнял за талию и, внимательно изучив мое лицо, вдруг спросил:
— Как ты?
Вопрос был настолько неожиданным, что я растерялась.
Да мне-то что? У меня-то никто не погиб, меня из драконов волнует только он, Чонгук, и я точно знаю, что он живой...
В этом недоумении до меня даже не сразу дошло, что ректор впервые изменил своей иронично-вежливой манере мне «выкать».
— Тебе назначили постельный режим до завтрашнего утра, — пояснил он свой вопрос, видя непонимание на моем лице. — А ты еще и колдовала после некросрыва...
Я только отмахнулась, головой мотнула — старая Альба после некросрыва обычно дорогой внучке клюкой по мягкому месту и трудотерапию для вразумления прописывала, а не постельный режим.
Балуют они здесь адептов. Неженок растят...
Дракон осторожно погладил большими пальцами мою поясницу, и я шагнула еще ближе, почти вжимаясь в него, обвила руками шею, заглянула в глаза. Мне все хотелось что-то сказать, но слова потерялись — что тут скажешь? Что мне очень жаль? Что Я сочувствую? Что я... понимаю?
Все не то. Поэтому я просто стояла, прижималась и смотрела в янтарные глаза с узким подрагивающим зрачком.
Одна рука оторвалась от моей талии, взметнулась вверх, и виска коснулись шершавые подушечки пальцев. Провели по щеке, и я прикрыла глаза, прижимаясь к горячей ладони, а дракон вдруг спросил:
— Я сейчас с сородичами буду связываться. Сообщу новости, запущу перекличку... Будешь присутствовать, или к адептам спустишься?
По протоколу, к которому я взывала, возможно, и должна бы. Убедиться, как независимый наблюдатель, что вся процедура проведена правильно и все драконы извещены, и личности пропавших без вести или тех, о ком давно не было слышно, установлены. Но хочу ли я присутствовать при сообщении дурной вести и выслушивать ее каждый раз заново, раз за разом наблюдая чужие боль и горе?
Нет, благодарю. Я лучше вниз.
Я осторожно потянулась к его губам, стараясь без слов сказать, что я сочувствую, и что все будет хорошо. И благодаря его за то, что позволил сбежать.
Чонгук отозвался не только губами, всем телом — вдавливая меня в себя, отчаянно, безутешно и яростно. Будто хотел хоть как-то, хоть так выплеснуть все, что кипело и бурлило внутри. Выплеснуть, сорваться — и снова обрести столь необходимое равновесие. И мне даже было немного больно, я почти задыхалась, но не издала ни звука, сама вцепившись в него изо всех сил, наверняка оставляя на коже под тонкой рубашкой полукруглые лунки от ногтей.
Он отстранился резко, с шумным горячим выдохом. Я еще раз мимолетно коснулась загорелой колючей щеки и выскользнула из драконьих объятий.
Уже взявшись за ручку двери, чувствуя, как расплетается и тает поставленное защитное заклинание, я, поколебавшись, обернулась и спросила неуверенно:
— Мне прийти? Вечером...
Чонгук мотнул головой, заставив сердце трепыхнуться, а голову — впасть в панику: дура-дура, у него горе, а ты лезешь, — но тут же добавил.
— Отдыхай. Я сам приду, как освобожусь, но только спи, не дожидайся.
Я кивнула и выскользнула за дверь.
* * *
Было уже далеко за полночь, когда Тхэхён зашел в ректорский кабинет.
Чонгук сам только закончил получать ответы от сородичей. Отозвались почти все. Почти. Как минимум от шестерых драконов не удалось получить ответа, и никто не имел ни малейшего представления, где они. Лалиса насчитала в Академии останки четырех. Еще была надежда, что двое других просто слишком увлеклись своим одиночеством.
Ректор в очередной раз за день потер лоб, пытаясь вычленить из сотни сверхсрочных дел и обрывков информации самое важное, и с недоумением уставился на две стопки листов, положенных перед ним.
— Так, что это?
— Это, — Тхэхён указал на левую, — взятые со студентов показания, где, когда и при каких обстоятельствах они приобрели указанную вещь. А это, — он кивнул на соседнюю, — заявления на компенсацию. Оформляли все сразу, чтобы не дергать бедолаг лишний раз...
Новость о том, что вместо шкур диких зверей, адепты все это время носили на себе останки драконов, вызвала у детей весьма однозначную реакцию. И их было действительно жалко.
Чонгук взял из правой стопки верхний лист.
Там аккуратным почерком, по всей форме, был написан отказ от компенсации, оформленный на имя ректора. А снизу тем же почерком, крупными буквами наискосок было приписано — «В ж... ему эту компенсацию засуньте, когда поймаете!».
— Ну и что это такое? — уточнил Чонгук у темного.
— Ай, подумаешь, мальчик с ошибками написал слово «горло»! — Тхэхён плюхнулся в одно из кресел. — В общем-то они все в той или иной степени сводятся к одному.
— А что с показаниями?
— Все вещи были куплены в ближайшей кожевенной лавке Тилбери. Мы с Намджуном уже наведались туда. Владелец не при чем, он помнит, как продавал адептам изделия, но не имеет ни малейшего представления ни как они оказались в его лавке, ни кто их ему продал. Промывка мозгов, причем весьма грубая, работал не мастер дела — так, тяп-ляп, лишь бы следы замести. У бедняги теперь провалы на ровном месте.
— Я гляну его потом, — кивнул бронзовый, задумчиво потирая подбородок.
В кабинете на мгновение повисла тишина.
— Кто? — наконец, спросил ректор, и Тхэхён негромко назвал имена. Четыре имени. Три драконицы и дракон. И правда четыре. Значит, еще была надежда и надо продолжать попытки связаться и предупредить двоих.
Драконы снова немного помолчали.
— Я смог узнать, где погибла Ида, — снова заговорил темный. — Слетаю, побеседую с ней. Может удастся что-то выяснить.
— Добро. Только будь осторожен.
Тхэхён хмыкнул.
— Сам-то давно ли от проклятия в термах отмокал, советничек?
— Думаешь, он же?
— Уже уверен.
— Прекрасно.
Действительно прекрасно. Наконец-то найти и избавиться от твари.
— Иди уже.
Однако черный не спешил вставать.
— Еще одно. Может, и не ко времени сейчас, но кто знает, сколько меня не будет. Сделай, Тьмы ради, как-нибудь так, чтобы девочке не приходилось ревновать. А то знаешь ли, потрошителей у нас будет два.
Он поднялся и вышел, отправив напоследок Чонгуку отпечатавшийся в памяти образ ворвавшегося в кабинет воплощения Тьмы.
Чонгук посмаковал его, разглядывая во всех деталях, и губы против воли тронула ухмылка.
* * *
Ночь прошла беспокойно.
Насыщенный день, вместивший в себя некросрыв, шокирующее открытие, много-много ходьбы и разговоров, тревога за ректора да и проигнорированное мной магическое истощение дали о себе знать — спала я скверно и, соответственно, проснулась в отвратительном настроении.
Записка, обнаружившаяся в изголовье, не смогла его существенно улучшить — Чонгук сообщал, что освободился только под утро, пришел, увидел, как я сладко сплю, и пожалел меня будить.
Ха! Пунктирный сон, полный дурных неоформленных сновидений, беспричинных пробуждений и беспокойства, ощутимого даже в забытьи — это теперь называется «сладко спала»?!
И вот это мне было предложено вместо большого, теплого, успокоительного дракона?!
Ладно. Я постаралась найти в ситуации положительные стороны. По крайней мере, он точно жив! Никуда не сорвался мстить страшной мстею, а жив и здоров.
Был. С утра. Если точно — незадолго до рассвета...
— Не превращайся в наседку, Лалиса! — громко сказала я сама себе.
В пустой комнате мой голос показался странным, неестественным.
Ректор, сильный маг, дракон, в конце концов — Чонгук уж точно мог о себе позаботиться.
Осознание этого не мешало мне сидеть на кровати, обняв колени и мрачно и в красках воображать худшие варианты развития событий.
Устав от душевных метаний, я воззвала к голосу разума — и лучше б воздержалась, потому что он въедливым тоном, подозрительно похожим на бабкин, напомнил мне и про проклятие, то самое, снятое в купальнях, и про то, что убитые были такими же драконами, как Чон...
А-а-а-а-а! Беззвучно поорав и подергав себя за волосы, я вздохнула и принялась одеваться.
Тьма ведает, будут ли у нас сегодня занятия — но завтрак будет наверняка.
Вот туда и пойду.
Раздражение скапливалось песком под веками, звоном в не отдохнувшем мозгу и зудом — в теле.
Но только я закончила с туалетом и сделала шаг в сторону двери, как на письменный стол с громким стуком и жалобным дзиньканьем приборов шлепнулся огромный серебряный поднос. В нос ударил аромат горячего чая и свежего хрустящего хлеба.
Здрасте-приехали, это что за гостиничный сервис?
А следом раздался стук в дверь, вслед за которым эта самая дверь распахнулась, ненавязчиво демонстрируя, что не одна я тут умею магические замки с легкостью игнорировать.
Стоило мне увидеть Чонгука, как все клокочущее раздражение если и не испарилось без следа, то клокотать изрядно перестало. А когда дракон, не обращая внимания на взгляд исподлобья, приблизился ко мне и поцеловал, так и вообще в голове сделалось пусто-пусто. Злилась? Я? Да когда это было! Минуту назад, вечность, словом!
— Выспалась? — вырвавшееся с вопросом дыхание сожгло губы, и я облизнула их и вскинула ресницы, чтобы посмотреть ректору в глаза.
— Выспалась. Бы! Если бы кто-то сдержал слово и пришел.
— Я сдержал. И пришел.
— И остался!
— Не остался. Зато вернулся! — ввернул дракон собственный аргумент и прежде, чем я успела поставить ему в вину еще что-нибудь, кивнул на поднос: — Завтрак?
Так. Надо освежить знания о драконах. Они девственницами точно в ритуальных целях интересуются, а не чтобы откормить и сожрать?
Чонгук громко прыснул смехом, уткнувшись мне в плечо.
— Одно другому не мешает, — заговорщически поделился он, и я, вспыхнув, выпуталась из драконьих объятий.
Сама виновата, кто ж при менталисте так громко и очевидно думает, но мог бы и сделать вид, что не услышал!
Вместо этого Чонгук сделал вид, что не заметил моего оскорбленного возмущения, и воспользовался освободившимися руками, чтобы переместить поднос на застеленную кровать, а следом и вовсе развалился на ней поперек, полулежа, как султан на подушках под опахалами.
Я помедлила мгновение и тоже забралась на кровать коленками и, окончательно отбросив всякий дурацкие рассуждения, вгляделась в драконье лицо.
Лицо было явно неспавшим, усталым, но собранным.
— Я отменил сегодня занятия, — сообщил мне ректор. — Адептам запрещено покидать пределы академии и рекомендовано пребывание в общежитиях и библиотеке. Так что у тебя свободный день.
— Разве не лучше было бы всех чем-нибудь занять? — полюбопытствовала я, намазывая масло на тонкий кусочек ароматного поджаренного хлеба. Не то, чтобы я сомневалась в ректорских управленческих способностях, мне просто было любопытно.
— Лучше. Но двое драконов так и не вышли на связь, и большая часть наставников высказала желание встать на крыло, чтобы помочь остальным в поисках. Намджун и Хосок заняты защитой академии от проникновения извне. Тхэхён улетел беседовать с погибшей драконицей. А трем оставшимся на всякий случай для поддержания порядка наставникам тяжело занять несколько сотен разноуровневых, взбудораженных адептов.
Вопрос насчет адептов быстро отпал, когда я услышала про темного.
— Что он узнал? Наставник Тхэхён? — Я подобралась, как гончая перед приказом, забыв про бутерброд.
— От него пока не было вестей. Если бы я что-то знал, я бы тебе рассказал. Так что успокойтесь и ешьте, адептка Манобан.
Я сникла, вгрызлась в хлеб с сыром и, только дожевывая первый кусок, поняла.
Дракон лежал и хитро щурился, наблюдая за моим вытягивающимся лицом.
— Вы... ты... — с трудом пропихнув еду в нужное горло и так и не определившись, как самой обращаться к вроде бы любовнику, но ректору всея академии, я открывала рот и не могла подобрать слов.
— Пока ты думаешь, как покорректнее назвать меня подлецом, негодяем и нахалом, давай я спрошу — что ты все-таки делаешь в академии Лалиса из рода Манобан, именуемого Молчащими?
О! Хорошо, что напомнил! Молчащие!
Я снова запустила зубы в бутерброд и хмуро уставилась в окно, делая вид, что никакого вопроса не слышала, и никакого многозначительного взгляда не видела, и вообще нет тут никого, сижу одна, попиваю чаек, думаю о прекрасном. И о том, как чревато кого-либо спасать. Неблагодарное дело, не буду больше им заниматься!
— Лалиса , — вкрадчиво позвал дракон — у-у-у, змеюка подколодная! — и выпрямился, кровать жалобно скрипнула под его весом. — Ну ты же не думала, что я не догадаюсь, после того, как ты заявила о своих правах?
Думала-не думала... а кто мешал оставить свои догадки при себе, а бедную девушку — в покое?
— Что у тебя случилось? Я просто хочу помочь.
Я продолжала пялиться в окно, недовольно сопя и чувствуя, как глаза почему-то защипало. Слишком мягким был голос, слишком обволакивающим, и слишком сильным — желание сдаться. Только кто я тогда буду? Глава рода или маленькая девочка, плачущаяся на жизнь?
— Лалиса. — В своих усиленных попытках игнорировать дракона (непростое, между прочим, мероприятие с учетом его габаритов и размеров комнатушки!), я даже не заметила, когда он успел сдвинуть с кровати поднос — и тот преспокойно завис в воздухе как так и надо — и придвинулся ко мне вплотную. — Расскажи мне. Тебя родственники обидели?
Я резко повернула голову и отчаянно уставилась в такие близкие янтарные глаза.
— Да, — коротко и зло выдохнула я. — Обидели. Они умерли. Все.
И поджав губы, не отводя взгляда, я наблюдала как расширяется, заполняя почти всю радужку, драконий зрачок. А с лица мигом слетает слегка игривый настрой.
Он вскинул руку, провел кончиками пальцев от виска к подбородку, а потом прижал ладонь к моей холодной щеке, грея, почти обжигая ее своим теплом.
— Расскажи, — шевельнулись губы.
Я прерывисто выдохнула, с твердым намерением прямо сейчас потребовать прекратить лезть в мои дела и в мою жизнь, но... не смогла. Вместо этого, зажмурившись, ткнулась дракону в грудь, позволяя обнять себя, притянуть ближе, устроить на коленях в уютных, ограждающих от всего мира объятиях. А потом принялась бестолково, беспорядочно, перескакивая с одного на другое — рассказывать.
И я знала, что для него мой рассказ перемежается со вспышками-образами — мелькали лица, дрожали огоньки фиолетовых фонариков в склепе, скалились гончие. И за этим маячила фигура в балахоне с капюшоном, полностью скрывающим лицо.
На удивление я не расплакалась, хоть и чувствовала, как покраснели глаза и как мокро было в уголках. Только неожиданно для самой себя ощутила огромное облегчение — будто могильная плита с души свалилась. Впервые за долгое время я ощутила себя неодинокой.
И я затихла, уткнувшись лбом в драконью шею, чувствуя, как он поглаживает меня по спине.
— Бедная ты моя девочка... — произнес Чонгук, чуть сильнее сжимая меня в объятиях.
И я вскинулась было привычно — ничего я не бедная, и ничейная, и не девочка вовсе! И тут же обмякла — прямо сейчас быть чьей-то бедной девочкой мне почему-то очень понравилось.
— Тот маг в капюшоне... — проговорил вдруг ректор, продолжая ненавязчиво и совершенно невинно меня гладить. — И его проклятие, которое за тобой гналось. Когда Тхэхён вернется — покажешь ему, ясно?
Я кивнула, подколупывая ногтем вышивку на вороте драконьей рубашки.
— И, Лалиса , — он подтолкнул меня в бок, заставляя выпрямиться и снова посмотреть в глаза. — Ты умница. И ты очень сильная. Ты обязательно совсем справишься. А я — буду рядом.
И каким-то чудесным образом это были именно те слова, которые мне хотелось услышать. Это мой род, это мой крест. Это меня нарекли Темной, наложив обязательства еще и помимо тех, что уже лежали. И я бы не смогла, никогда не смогла бы переложить их на чужие плечи и сидеть наблюдать, как кто-то большой и сильный решает мои проблемы. И ни за что бы не потерпела, если бы этот большой и сильный сам попытался бы легким жестом задвинуть меня за спину, небрежно бросив
— ты посиди тут, а я разберусь. Не нужен мне был никто впереди меня, чтобы я смотрела ему в спину.
А вот рядом...
Я сглотнула, облизнула пересохшие губы и порывисто прижалась ими к губам Чонгука.
Сегодня дракон не торопился. Он целовал меня долго, нежно, кусал припухшие губы, иногда отклонялся, чтобы поцеловать, лизнуть ухо, шею, подбородок, но снова возвращался к губам. А руки только гладили меня поверх одежды, не спеша от нее избавлять. Гладили, вдавливали в сильное тело, сжимали сквозь ткань, заставляя всякий раз вздрагивать от стреляющего молнией удовольствия.
Я первая подцепила ткань драконьей рубашки, и стянула ее через голову. Провела ладошками по литым мышцам груди и живота — вниз, вверх. По плечам, наблюдая, как за моим прикосновением проступают и тут же тают, как пенный след, мелкие блестящие чешуйки.
Ладони Чонгука нырнули под юбку и принялись поглаживать нежную кожу бедер, выписывать на ней причудливые узоры, но только с внешней стороны. И у меня внутри все тут же заныло в ожидании, в сосущей потребности. А ректор по- прежнему только нежно гладил кожу и хитро щурил змеиные глаза.
У-у-у, рептилия!
Я ответила ему вызывающим взглядом и сама потянула шнурок туго затянутого корсажа, выпутываясь сначала из него, а потом и из свободной блузы, подставляя горящему взгляду грудь с темными напряженными вершинками сосков. Я призывно прогнулась в талии, и, шумно выдохнув, Чонгук прильнул к нежному полушарию, втягивая его в рот. Посасывая, прикусывая, обводя шершавым языком...
И я невольно заерзала, извиваясь, пытаясь прижаться теснее, не только грудью, но и промежностью, где все ныло, пульсировало и требовало свою дозу ласки.
А потому для меня стало неприятным сюрпризом, когда Чонгук вдруг остановился, и, вместо того чтобы продолжить приятное занятие, намотал на руку мои кудри, легонько, но многозначительно потянул их и ласково глядя мне в глаза, вкрадчиво уточнил:
— Кстати, Лалиса...
Несмотря на ласковость, тон явно не подразумевал для последней Манобан ничего хорошего, и я замерла, тяжело, возбужденно дыша, настороженно прикидывая, где я могла облажаться до такой степени, чтобы дракон вспомнил об этом сейчас.
— А почему это Тхэхён у меня в кабинете за тебя заступался?
— Потому что знает темный кодекс! — рявкнула я, с трудом сдержавшись, чтобы не взвыть от досады и одновременно облегчения. — Я и вам экземпляр подарю — будете на досуге раздел про право на месть заучивать!
Я свирепо грызнула драконье плечо, воспользовавшись тем, что мои волосы как- то незаметно выпустили на свободу, и мою мстительность (и темперамент) больше ничего не сдерживало.
Так что я еще разок куснула широкое, твердое, упоительно вкусное плечо, подобралась к горлу, прихватывая губами тонкую кожу, чувствуя, как руки Чона увлеченно и головокружительно сжимают, мнут мои ягодицы, поднялась к челюсти, легонько сжала зубами... А потом коварный дракон отвлек мое внимание от справедливой (и безжалостной) мести, просто чуть-чуть повернув голову...
Не знаю, как так вышло, но когда я опомнилась, мы уже некоторое время увлеченно целовались.
...и зачем, спрашивается, опомнилась?
Поймав драконий язык, бесчинствующий у меня во рту, я легонько погладила его своим собственным, и опустив ресницы, сделала вид, что хитрого драконьего финта не заметила, и снова позволила себе утонуть в водовороте ощущений.
— Думаю, стоит попробовать что-нибудь, чего мы еще не делали, — шепнул мне на ухо дракон, подхватив меня под попу и опрокидывая на кровать.
— И чего это мы еще не делали? — удивилась я, откидываясь на спину и оплетая шею Чонгука руками.
По моим личным наблюдениям, секс оказался занятием приятным, но незамысловатым. Ничего сложного!
Дракон, покрывающий поцелуями мой живот, хрипло хохотнул, обдав горячим дыханием мою кожу.
— Да мы еще практически ничего не пробовали!
Я выгнулась, закусив губу, а совладав со сладким ощущением, строгим тоном уточнила:
— И почему это мы еще ничего не пробовали?
Шершавый язык вдумчиво прошелся снизу вверх по моему животу, оставив за собой влажный след, но я не дала подкупить себя поцелуями, которыми Чонгук принялся покрывать чувствительную кожу, сурово выговорила ему:
— Плохой, плохой дракон!
Дракон поперхнулся смешком, и я увидела, как сверкнули янтарные глаза, когда Чонгук поднял голову, оторвавшись от своего занятия — а потом он одним гибким движение поднялся вверх, прижав меня своим телом к постели, и хрипло прошептал на ухо:
— Этого мы тоже еще не пробовали!
Я непонимающе моргнула, и, откидывая голову так, чтобы дракону удобнее было выводить языком горячие узоры на моей шее, призналась:
— Я хотела сказать «Плохой, плохой любовник!», но у меня язык не повернулся...
— Вы просто неправильно его поворачиваете! — тихо рассмеявшись, вместо того чтобы обидеться, как я опасалась, пробормотал мне в губы Чонгук, и накрыл мой рот требовательным, властным поцелуем, заставив проглотить недоуменный вопрос. — Ничего, я вас научу!
Снова полыхнув безумным взглядом, он заскользил вниз, по горлу, по груди, к животу, прокладывая дорожки обжигающих поцелуев и болезненно-сладких укусов.
Юбка полетела в сторону, белье — вслед за ней, и я осталась под полыхающим взглядом бронзового дракона абсолютно нагой.
Пламя, бушующее в глазах этого мужчины, заставляло меня изнемогать и плавиться не меньше, чем его прикосновения, заставляло чувствовать себя всесильной, могущественной — и одновременно подавляло волю, лишало разума.
И когда он развел мои бедра, стоя между ними на коленях, и склонил голову, я только потрясенно ахнула — и стиснула простыни в кулачках, но и не подумала протестовать.
Чувствительной кожи на внутренней стороне бедра коснулись поцелуем мягкие губы, затем дракон потерся гладкой щекой там, где только что целовал.
Я приподнялась на локтях посмотреть — мне как-то не верилось, что он это сделает. Ну... Не верилось, и все тут! Не сделает. Не посмеет.
Чонгук поймал мой скептический взгляд, коварно ухмыльнулся, и склонился ниже, низко-низко. Я ощутила, как его ладони скользнули под мои ягодицы, подперли меня, побуждая прогнуться в пояснице, а потом...
Посмел.
Поцелуй опустился на мою кожу невесомым касанием. Нежный, легкий... и огненный. Обжигающий — самим своим фактом. Еще один, и еще, и еще.
Хор-р-ро-о-оший дракон!
Чонгук чувственно и неторопливо целовал меня внизу, понемногу усиливая накал, и когда я перестала сжиматься под его прикосновениями — лизнул. Я судорожно дернулась — и Чонгук успокаивающе подул на остро ощущающийся след. Бросил на меня еще один огненный, плавящий взгляд — и уверенно наклонился. И я сошла с ума. Его язык скользил по средоточию моей женственности то вдоль, то поперек, то выписывал круги, то рисовал зигзаги, и иногда это было удивительно хорошо, а иногда, когда его язык задевал какое-то невероятно чувствительное место, это было просто оглушительно прекрасно!
Мои ноги, невесть когда оказавшиеся у него на плечах, то судорожно елозили по широкой спине, то бессильно обмякали, я выгибалась, чтобы стать к нему ближе, чтобы сделать ярче эти ошеломительные ощущения, и металась, пытаясь разорвать контакт, не в силах больше выносить эти мучительно-шершавые прикосновения бесстыжего драконьего языка. Я сминала и комкала простыни, и кажется, в какой-то момент мне послышался треск рвущейся ткани...
Да что там — в какой-то момент мне даже послышался чей-то крик!
Наверное, это кричала я.
Но я не уверена — потому что в тот момент, когда на меня обрушился восхитительнейший оргазм, я могла бы не заметить даже собственную смерть.
Чонгук дождался, когда схлынет первая, самая острая, волна кульминации, и вошел в меня одним толчком.
Сразу — и до упора, и замер, позволяя мне прочувствовать новые оттенки ощущений, порожденные восхитительной наполненностью.
Я, прикрыв глаза, кусала губы, наслаждаясь последними спазмами экстаза. И когда эти отголоски застыли, я подняла ресницы — и утонула в гипнотизирующем взгляде янтарных глаз с вертикальными зрачками, а дракон уверенно и сильно толкнул бедрами.
Чувствуя, как от этих движений по жилам снова растекается зарождаеющееся огненное желание, я сладко выдохнула и откинулась на постель. С трудом расслабила пальцы, мертвой хваткой вцепившиеся в ткань и потянулась вперед, оплела крепкую бронзовую шею.
Поцелуй со вкусом непристойных ласк на губах меня уже нисколько не смутил — как и томный, порочный огонь во взгляде бронзового дракона. Я попыталась поймать ритм, и начать двигаться бедрами ему навстречу, но шепот на ухо «Т-ш-ш-ш! Я сам!» меня остановил.
Расслабилась — и позволила себе утонуть в сладкой неге. Не отдавать, но только брать.
А Чонгук, не прекращая ритмичных, сильных толчков, наклонился к моей груди и, поймав губами вершину, принялся посасывать невероятно чувствительный сосок в ритме проникающих в меня ударов.
Влажная, покрытая бисеринками пота широкая спина, горячечное мужское дыхание, истрепанная коса — все это выхватывалось случайными картинками, возбуждающими мазками, подстегивающими удовольствие почти так же, как удары твердого мужского члена глубоко внутри меня.
Удовольствие нарастало, и предчувствие пика уже манило своей заманчивой близостью, и я в нетерпении начала поскуливать, и пытаться заткнуть себе рот, кусая пальцы, но все, что делал сейчас дракон было слишком хорошо, чтобы об этом молчать.
Так хорошо, так ослепительно, та...
А-а-а-а!
В этот раз ощущения кульминации не были такими острыми. Но в этот раз мы закончили вместе с Чоном — и его разрядка, кажется, впервые прочувствованная мной так... полно сделала впечатления непередаваемыми.
И когда дракон навалился на меня всей своей драконовой массой — а она у него-человека, кажется, не намного меньше чем у него-дракона — и я только собралась сказать ректору какой-нибудь комплимент (для конспирации замаскированный под очередную гадость), как на запястье у него мелодично тренькнуло, и переговорной амулет голосом Тхэхёна деловито оповестил:
— Чонгук, ты нам нужен. Есть новости.
Я дернулась прикрыться — все же, собрат-темный мне в спальне даже в виде бесплотного голоса даром был не нужен, а ректор, мгновенно мобилизовавшись, будто и не было этого опустошающего удовольствия только что, хмуро уточнил в проявившийся витой браслет, плотно обхвативший жилистое запястье:
— Это терпит полчаса?
На той стороне связи поколебались, и отозвались:
— Да.
Чонгук отключился и откатился в сторону, давая мне выползти из-под него.
Я соскочила с кровати и принялась торопливо натягивать на себя вещи, а рядом тем же самым занимался Чон — нет, уже не мой любовник Чонгук, а ректор Академии семи ветров.
С рекордной скоростью застегнув блузку и зашнуровав корсаж (да я их, кажется, снимала и то медленнее!) я нетерпеливо приплясывала у двери, дожидаясь, когда дракон накинет на себя отвод глаз, но у него, оказывается, были другие планы.
— Завтрак! — сурово отчеканил он, указав пальцем на накрытый стол.
У меня округлились глаза и из груди вырвался протестующий вопль.
Как он может думать о завтраке в такой момент?!
— Адептка Лалиса . — угрожающе отчеканил ректор Академии семи ветров в ответ на мое негодование. — Либо вы садитесь за стол и завтракаете, либо вообще никуда не идете.