5
В «Невермор» слухи распространялись быстрее, чем болезнь. Стоило одному студенту заметить странное, как уже на следующее утро вся академия обсуждала новые подробности. Сначала говорили о растерзанном олене, которого нашли в лесу. Потом — о жутких криках, доносившихся из-за деревьев. А вскоре уже шептались о том, что там завелось чудовище.
— Ерунда, — сухо произнесла Уэнсдей, проходя мимо группы студентов, которые горячо обсуждали новости. — Лес всегда был полон опасностей. Для глупцов, которые лезут туда без подготовки.
Но даже она замечала, как обстановка в школе меняется. Учителя стали чаще дежурить в коридорах, а директор Уимс на общем собрании прямо сказала: «Избегайте ночных прогулок». Для большинства студентов это прозвучало как предупреждение. Для Энид — как приговор.
Энид всегда любила гулять в лесу, это было её местом силы, даже если волчья трансформация так и не наступала. Теперь же она вынуждена была сидеть в комнате, и напряжение между ней и Уэнсдей только росло. Комната 313 превратилась в два отдельных мира: свет гирлянд и радужные подушки с одной стороны, и тень печатной машинки с другой.
Уэнсдей убеждала себя, что так даже лучше. Но по ночам ей снились кошмары: туман, фигура Энид, исчезающая во мгле.
На занятии по травоведению преподаватель объявил практику: группы студентов должны были собрать редкое растение — ночной люпин, который рос глубоко в лесу.
— Но ведь там опасно! — возмутилась одна из девушек.
— Именно поэтому вы пойдёте вместе, — спокойно пояснил учитель. — Коллективная работа укрепляет доверие.
Уэнсдей уже знала, что будет дальше, и когда услышала: «Аддамс и Синклер», лишь сухо кивнула. Энид напряглась, но промолчала.
Лес встретил их туманом и ветвями, похожими на костлявые пальцы. Шаги гулко отдавались в ночной тишине.
— Отличное место для массового убийства, — заметила Уэнсдей, поднимая фонарь.
— Ты хоть раз можешь сказать что-то ободряющее? — буркнула Энид.
— Могу. — Уэнсдей остановилась и посмотрела на неё. — Шансы, что тебя сожрут первой, выше, чем мои.
Энид закатила глаза, но губы дрогнули, выдавая скрытую улыбку.
Они шли молча почти час. Совы ухали над головой, ветви цеплялись за одежду.
— Почему мы вообще согласились на это? — пробормотала Энид. — Могли бы сидеть в комнате и читать про этот люпин в книгах.
— Потому что книги не пахнут кровью, — холодно ответила Уэнсдей. — А растение пахнет.
Энид вздохнула, но после короткой паузы тихо сказала:
— Ты ведь всё ещё думаешь, что я слабая, да?
Уэнсдей остановилась.
— Если бы я думала, что ты слабая, я бы не пошла с тобой.
Энид удивлённо моргнула. Это было первое за долгое время, что прозвучало как поддержка.
— Но ты же сказала... — начала она.
— Я сказала то, что нужно было, чтобы оттолкнуть тебя. — Голос Уэнсдей был твёрдым. — И я ошиблась.
Эти слова зависли в воздухе, как гром среди тумана. Энид не успела ответить.
Глубокий, хриплый рык разорвал тишину. Где-то впереди в тумане двигалось что-то большое.
— Это точно не олень, — прошептала Энид, крепче сжав фонарь.
Уэнсдей вытащила кинжал.
— Держись рядом.
Из тумана вырвалось существо: высокое, сгусток тьмы с блестящими глазами и когтями длиннее ножей. Оно бросилось прямо на них.
Уэнсдей оттолкнула Энид в сторону и шагнула вперёд. Клинок блеснул, но монстр оказался быстрее. Его лапа ударила, сбив её с ног. Земля больно ударила в спину.
— Уэнсдей! — крикнула Энид.
И в тот момент произошло невероятное. Крик Энид превратился в рык. Её глаза загорелись жёлтым, когти вытянулись. Впервые в жизни она трансформировалась — пусть не полностью, но достаточно, чтобы защитить.
Она бросилась на чудовище, сбивая его с Уэнсдей. Когти сошлись, тела столкнулись. Энид рычала, вцепившись в монстра, с такой яростью, какой сама от себя не ожидала.
Уэнсдей поднялась, кровь капала с губы, но глаза горели холодной решимостью. Она вонзила кинжал в бок твари, пока Энид держала её. Существо завыло и растворилось в тумане, оставив лишь запах гнили.
Они остались стоять, тяжело дыша. Энид смотрела на свои руки — когти исчезали.
— Я... я смогла, — прошептала она.
Уэнсдей шагнула ближе, схватила её за плечи.
— Ты спасла мне жизнь.
Энид подняла глаза, полные слёз.
— А ты сказала, что я тебе не нужна.
Уэнсдей замерла. Слова застряли в горле, но отрицать было бессмысленно.
— Я ошибалась, — выдохнула она.
На обратном пути они молчали. Но теперь между ними была не стена, а напряжение, густое, как туман.
Уэнсдей украдкой бросала взгляды на Энид. Та держала голову выше, чем обычно. Её шаг был уверенным, сильным.
«Она не слабая», — думала Уэнсдей. — «Она никогда не была слабой».
В комнате Энид первой села на кровать и закрыла лицо руками. Её тело дрожало — не от страха, а от переполняющих эмоций.
Уэнсдей стояла у двери, не зная, что сказать. Впервые её слова, обычно острые, как нож, казались бесполезными.
— Я думала, что никогда не смогу, — тихо сказала Энид. — А потом... я увидела, что ты в опасности. И всё изменилось.
Она подняла глаза, полные слёз.
— Почему именно ты? Почему всегда ты?
Уэнсдей подошла ближе, остановившись в шаге.
— Потому что мы связаны. Хотим мы этого или нет.
Энид замерла, в её взгляде мелькнула надежда. Но Уэнсдей не позволила себе сказать больше. Её собственные стены ещё не рухнули окончательно.
— Спи, — произнесла она. — Завтра будет новый день.
Энид кивнула и легла, всё ещё дрожа.
Уэнсдей же долго сидела на своей кровати, глядя на соседку. В памяти вновь всплывал её рык, светящиеся глаза, сила. И понимание сжигало изнутри: её холодная стена дала трещину окончательно.
Впервые за долгое время Уэнсдей Аддамс боялась не смерти. Она боялась потерять ту, кто пробился сквозь её мрак.