Руки прочь, професор!

– Иванова, королевы не опаздывают, королевы задерживаются?

Смотрю в холодные глаза Попова и еле дышу, до того горло мое сводит ненавистью.

У меня мама сегодня будет лежать на операционном столе и какой-то хирург влезет ей в голову, чтобы прочистить сосуды мозга от застоявшейся крови, а после – вырезать кисту в височной доле.

Но это знаю только я. Всему остальному миру дела до этого нет. А ему – ему и вообще на все плевать. Я, похоже, все. Исчерпала ценность в его глазах. По крайней мере, за эту неделю наши с ним стычки ограничивались только пикировками. Не было вульгарных СМС, никто нигде меня не караулил.

Вот и сейчас, он ничего не говорит, ни единый мускул в холодном лице не дергается. Просто указывает мне подбородком на нашу с Ленкой партой.

– Сядьте уже, Иванова. Хоть к середине пары с этим справитесь?

Ненавижу его.

Ненавижу.

Смотрю на руки эти его жилистые, крепкие, что исчеркивают формулами доску, на спину широкую, на которой так здорово сидит рубашка и...

Господи, как же мне прямо сейчас не сдохнуть?

Шкуру бы с него сняла.

Потому что задолбал мне сниться.

Целую ночь. Напролет. От вечера и до утра. Мокрые сны, в которых я снова и снова оказываюсь в постели с ненавистным мужчиной, чередуются со снами, в которых я раз за разом оказываюсь им отвергнута. В последних снах у него на коленях вечно сидят то шалавистая медсестра, то курица с супчиками, то почему-то вдруг – Ленка, отрастившая воистину бесконечные ноги.

– Ань, ты чего, – Ленка толкает меня локтем, и, сморгнув, я вдруг понимаю, что на щеках моих внезапно красуются влажные росчерки. И на дождь тут не спишешь. Я смотрела в спину Попова и ревела. Беззвучно, молча, но Ленка это видела.

Трындец!

– Ничего-ничего, – качаю головой, быстро и украдкой уничтожая следы случившейся со мной крамолы, – с настроением что-то. Эти дни, наверное, на носу.

Ленка смотрит на меня недоверчиво. Я буквально силой заставляю себя уткнуться в тетрадку с лекциями. Так, пожалуй, лучше. Лучше на него даже не смотреть. Хотя какая разница. Будто ему не плевать.

В какой-то момент какой-то блик мажет мне по глазам, и я вздрагиваю. Вздрагиваю и понимаю, что именно отбросило тот блик. Золотой ободок на безымянном пальце Попова. Обручальное кольцо.

Ну, класс.

Идеально же – поразвлекался со студенточкой, можно жениться на приличной курочке с супчиками. И так тошно становится – невозможно терпеть.

Сегодня же его футболку на клочья распущу и в первую попавшуюся урну вышвырну!

Звонок к окончанию пары становится вожделенным освобождением. Временным, увы. Всего на десять минут я могу выйти из аудитории и подышать воздухом. А потом опять к Попову, на вторую пару.

– Анна, – ровный голос Попова догоняет меня у самой двери. Приходится остановиться и стиснув зубы повернуться к нему лицом.

Он на меня не мигая смотрит. Но уже ни тени нет той тьмы, в которой я тонула ночью воскресенья. В глазах только скепсис и упрек.

– Вас не было с начала недели, – замечает он. И ручкой бесяче по столу постукивает.

– И что с того? – я неприязненно кривлю губы.

Ну, не говорить же ему, что во вторник я сдавала для мамы кровь, потому что у Бориса Анатольевича были опасения, что их запаса может не хватить, а в среду – в лежку лежала, пытаясь оклематься от кроводачи.

Попов смотрит на меня так неприятно, что у меня снова внутри начинает клубиться боль. Так смотрят на что-то бесконечно разочаровывающее. И его взгляды такого характера причиняют мне особенно много неприятных ощущений.

Да, я дура. Это я в курсе!

– Через неделю начнется зачетная сессия, – проговаривает он тоном уставшего человека, – я так понимаю, вы её сдать не намереваетесь?

– Вообще-то намереваюсь, – смотрю на него с вызовом, – всегда сдавала и нынче сдам.

– Ваш настрой, конечно, вселяет надежду, но посещаемость убивает на корню, – Попов снова поднимает на меня глаза, – сдается мне, вы слишком много личного привносите в процесс обучения.

Я смотрю на него, воздух тяжелым комком застрял в моей груди.

– Слишком много личного? – повторяю осатанело. – Это так теперь называется.

Мы трахались! Он меня своей девочкой называл! Девственность мою на свой счет записал. И вот. Это, оказывается, личное, которое не надо привносить в образовательный процесс.

– Да. Так. И никак иначе, – Попов же выдерживает мой огненный взгляд блестяще.

Я хочу заорать ему в лицо, ударить, раз-другой-третий, чтобы смазать эту маску равнодушия с его лица хотя бы кровью, но именно в эту секунду звенит звонок к началу пары. Ну что ж, я отдохнула. Ничего не скажешь.

– Займите свое место, Анна, – все тем же ужасно разочарованным тоном советует Попов. И я на самом деле первым делом собираюсь послушаться. Шагаю в сторону нашей с Ленкой парты. А потом вдруг резко прозреваю. Сгребаю со столешницы пенал и тетрадь для конспектов, сдергиваю сумку со спинки стула. Шагаю на два ряда дальше, паркуюсь на еще не занятый стул.

– Эй! – над моим ухом возмущается только подошедший Ванька Бессмертных(не спрашивайте, что он тут делает)). Это вообще-то его место.

– Ванюш, – я наивно хлопаю ресницами, – ты же можешь с Леной посидеть? Мы с Андреем договаривались, что он мне по курсачу поможет.

– Андрюха? – Бессмертных удивленно округляет глаза, пытаясь осознать, с каких пор его сосед по парте Костров вдруг прокачал интеллект и теперь может мне помогать по учебе.

– Бессмертных, не тупи, – шипит подошедший Костров и пихает приятеля кулаком под ребра, – Вали к Красновой. Не мешай.

Все складывается ровно так, как я хочу. Я улыбаюсь Кострову, он радостно лыбится, паркуя свой зад со мной рядом.

Попов смотрит на это пристально, с ничего не выражающим лицом. Что я могу сказать?

Долг платежом красен. Кушайте, профессор, не обляпайтесь.

Кто сказал, что месть хороша холодной и подготовленной?

Горячей и сотворенной по наитию она тоже вполне ничего.

– Андрюш, а покажи мне формулу, пожалуйста? Я не успела записать.

Я дарю Кострову самую очаровательную улыбку, из всех, которые вообще есть у меня в запасе. Андрюха – рад радешенек. Сияет. Двигает ко мне тетрадь. И сам двигается. Роняет левую ладонь на спинку моего стула, чтобы потом переложить её на мое плечо.

Я смущенно улыбаюсь и убираю волосы с лица, с той стороны которая ближе к Кострову.

"Завязывай".

Короткая емкая СМС мне прилетает на сороковой минуте пары. Я поднимаю голову. Попов непринужденно сидит за столом, смотрит на мучающуюся у доски Маринку. Пальцы нетерпеливо постукивают по скрытому под ладонью смартфону.

Ну нихрена себе он там умудряется у всех на виду сообщения строчить?

"С чего бы?"

Посылаю и еще ближе придвигаюсь к Кострову. Локтем его задеваю. Встречаюсь с ними глазами. Улыбаюсь. Получаю ответную улыбку.

Как просто флиртовать, оказывается. Всего-то губу чуть-чуть прикуси, и во взгляде сидящего рядом парня плеснется его разогревающееся либидо.

Телефон в кармане жакета снова вибрирует. На этот раз он приносит сообщение подлиннее.

"Тебе надоело жить, холера?".

Какая педантичность. Даже на знаки препинания ловкости пальцев хватает. То есть он меня выгнал. Назвал шлюхой. Швырнул в меня баблом своим. С кольцом этим своим приперся. И что теперь? А теперь мы угрожаем?

"Не тащите личное в учебный процесс, профессор".

Отправляю и снова поднимаю взгляд "на доску". Хотя, конечно же, на Попова смотрю. Хочу видеть, с каким лицом он будет читать мой ответ.

Вижу. Вижу, как сужаются опущенные его глаза. Вижу, как плотнее стискиваются губы.

Хочу, чтобы посмотрел на меня.

Хочу, чтобы прямо сейчас посмотрел и...

...И словно грудью на стену налетаю на пронзительный Ленкин взгляд. Она сидит двумя рядами ниже и плевать ей десять раз на то, что там Маринка пытается сделать с задачей на доске. Она смотрит на меня. В упор.

У меня начинает холодеть внутри. Догадалась? Неужели? Да нет. Не могла. Не...

Ленка   взглядом указывает на мой телефон, бросает взгляд на Попова. Она видела переписку. По всей видимости, проследила, когда я набирала сообщение и когда на столе Попова заметно включался экран телефона.

Красноречиво задирает бровь. Беззвучно припирает к стенке.

Я округляю глаза. Мол, не понимаю о чем ты.

Она кривит губы и качает головой. Не верит.

Ох, черт. Ну только этого мне еще не хватало.

Не могу же я ей сказать правду! Что уже не один раз переспала с мудаком, до неё домогавшимся. Вот только что можно сказать сейчас?

– Костров, к доске, – резкий голос Попова заставляет нас с Ленкой взять паузу в происходящем разоблачении, – следующая задача ваша.

Судя по резко потухшей улыбке Андрюхи, он к такому раскладу готов не был. Судя по неприятной улыбке Попова – сейчас с Кострова шкуру спустят за меня. Час от часу не легче.

Не одну шкуру. Попов будто прилюдно устраивает публичную казнь, и бедный Андрюха не отходит от доски аж до конца пары. Честно говоря – даже не знаю, как мне теперь извиняться. Да и как объяснишь Кострову, что я его подставила? Я представляю, как это будет звучать.

"Прости меня, Андрей, я тут переспала с нашим долбанутым преподом, и он с чего-то решил, что ему можно ходить по бабам и ноги об меня вытирать, а мне – нет".

Кошмарно звучит, честно скажем.

Смотрю на несчастного Кострова – и сердце кровью обливается. От Ленкиного настойчивого взгляда зудит висок, от бомбардирующих её сообщений плавится телеграм.

От проблем, мягко говоря, продышаться невозможно.

Как доживаю до звонка – сама не знаю.

– Прости, Анюта, но я иду курить, – тяжело вздыхает Костров, подходя к своему месту, – потому что меня будто без смазки сейчас поимели.

Андрюха говорит со мной, а я украдкой кошусь на Попова, неторопливо собирающего со стола конспекты лекций.

Судя по мерзкой ухмылочке на роже – он подслушивает. И ему понравилось сравнение.

– Иди кури. Я пока по своим делам сгоняю, – улыбаюсь я охотно. И вылетаю из аудитории до того, как Ленка успевает освободиться от подскочившей к ней с каким-то вопросом Маринки.

На первой космической лечу до деканата. Останавливаюсь у самой двери, и сама не знаю, почему пришла именно сюда. Что я хочу сказать? Преподаватель, с которым я переспала, доканывает парня, который ко мне подкатывает?

От переформулировки история краше не стала.

Так и стою как дура, прижавшись спиной и затылком к стене, пытаясь что-нибудь придумать, а вместо этого – ощущая, насколько быстро пролетают минуты перерыва между лекциями. Могла бы потратить его полезнее – хоть бутерброд сожрать, в больницу позвонить.

Негромкий ядовитый смешок проходится по коже моей наждаком, заставляет прийти в себя. Тремя дверями левее у двери кабинета декана строительного факультета стоит он. Попов. И улыбка у него все та же, пакостная, неприятная, но удовлетворенная.

На моих глазах он открывает дверь деканского кабинета и шагает туда.

Я что, пропустила его повторное назначение? Хотя если честно, у меня есть более актуальный вопрос.

Зачем в этот чертов кабинет меня несут мои сумасшедшие ноги?!

Он стоит совсем близко к двери, лениво листает какую-то папку. Такое ощущение, что ждет именно меня. И оно укрепляется, когда папку он откладывает, как только я захожу. Разворачивается. Голову набок наклоняет.

– За щегла просить пришла, холера? А чего не на коленях? В самый раз для тебя.

Мои щеки заливает багрянцем вскипевшей в крови ярости. Как мало ему, оказывается, нужно слов, чтобы грязью меня облить.

– В покое его оставьте, – рычу я, впечатывая дверь кабинета в косяк со всего размаху.

Попов не ведет и бровью. Делает один маленький шаг ко мне. Потом еще один. Потом и вовсе – нависает надо мной в считанных сантиметрах. Подцепляет пальцами подбородок, заставляя задрать к нему лицо. Как у него кожа на роже не лопнула от моего бритвенно-острого взгляда – понятия не имею.

– С чего бы мне это делать? – с деланным интересом спрашивает он. – Ты что, можешь мне что-то предложить?

В голове мгновенно рисуются похабные сценки, на которые он несомненно намекал. Вот только это сейчас совсем не то.

– А вам что, супчиков уже мало? – эти слова я ему в лицо практически выплевываю. – Что вы ко мне привязались? Что вам от меня надо?

От напряжения между нами вибрирует воздух, или это мне только кажется?

– Чего мне от тебя надо? – он повторяет тихо, с отчетливым раздражением. – Мне нужно, чтоб тебя не было тут, холера. Чтобы ты не мозолила мне глаза. Не бесила. На крайний случай сойдет, если будешь вести себя как пай-девочка. Ну а если ты не можешь – на себя пинай. Любой из твоих щеглов будет ощипан догола. И только ты будешь в этом виновата.

– Я? – медленно, но верно я начинаю задыхаться от гнева. – Я виновата? В том, что вы козел озабоченный? С жены своей спрашивайте. После супчиков. А я с кем хочу, с тем и бу...

Договорить не успеваю. Тяжелый кулак врезается в стену рядом со мной. Яростный Попов нависает надо мной грозящей вот-вот разразиться штормом тучей.

– Нет, не будешь, – шипит он на конкретном таком инфразвуке, – на моих глазах ты задом крутить не будешь, холера. Ясно?

Мое сердце бьется где-то в горле, громко, гулко, словно большой барабан. От адреналина, но не от страха внезапно.

Просто...

Я вдруг поняла, что неотрывно смотрю на губы Попова. Жесткие такие. Категоричные. С маленькой трещинкой ближе к левому краю.

Он, кажется, понимает, что вспылил совершенно зря. Делает микрошажок назад, тихо скрипит зубами.

– Уйди немедленно вон, Иванова, – он пытается говорить сухо и бесстрастно, но голос его подрагивает, выдавая напряжение.

Я неровно сглатываю.

Да, уйти, пожалуй, лучше всего будет. Надо...

Надо встать на цыпочки и лизнуть эту его губу. Хочу. Немедленно!