Любовь сквозь столетия

Утро наступило слишком быстро.

Я проснулась рано, ещё до рассвета. Свет скользил по каменному полу, мягкий, тёплый, словно давая передышку перед очередным днём абсурда. Я села на кровати, посмотрела на свою перевязанную руку — бинт слегка пропитался, но кровь остановилась. Боль теперь была глухой, тянущей, но я уже привыкла.

— Новый день. Новый уровень. Возможно, новый скандал. Отлично. — проворчала я себе под нос, поднимаясь.

Умылась, заплела волосы в небрежную косу, переоделась в простое, чистое платье служанки, затянула шнуровку, поправила фартук. Пальцы двигались машинально — за эти дни я уже стала почти автоматом.

Сегодня я была назначена на завтрак в малый зал — туда, где обычно собираются члены королевской семьи и гости высокого ранга.

И да.Она тоже будет там.

Принцесса Лианна.

Сияющая, блестящая, холодная, как кусок мрамора, и двуличная, как серебряная монета.

Но я твёрдо решила: никаких взглядов, никаких слов. Я — просто тень.

Зал был уже наполовину готов, когда я вошла. Белоснежные скатерти, блестящая посуда, золотые бокалы, тарелки, кувшины с водой, вином, фруктами. Я взяла поднос с приборами, аккуратно разложила их по местам, проверила салфетки. Всё чётко, всё по правилам. Я сосредоточенно делала свою работу, не поднимая глаз.

За столом уже сидели принцы. Томас лениво ел виноград, Вильям что-то читал, а Адриан... Адриан сидел как обычно: ровно, спокойно, будто весь этот мир был просто сценой, на которой он — главный герой.

И да. Она рядом.

Принцесса Лианна в нежно-розовом платье, волосы идеально уложены, взгляд томный. Она то поправляла локон, то наклонялась ближе к Адриану, то «случайно» касалась его руки. Голос — мягкий, приторный, будто облитый мёдом. Я не смотрела. Даже не дышала в её сторону.

Но я чувствовала его взгляд.
Он смотрел на меня.Всё это время.
Пока я молча протирала стол. Пока меняла бокалы. Пока перекладывала фрукты в вазу.

Я сделала вид, что не замечаю.
Просто продолжала работать.

Но она это заметила.

И в следующий момент, как бы "случайно", её локоть задел кувшин.Красное вино разлилось по скатерти, стекло громко брякнуло об стол.

— Ой! — театрально всплеснула руками Лианна. — Какая я неловкая...

Я спокойно взяла тряпку и начала молча протирать, не глядя ни на неё, ни на Адриана. Протёрла, собрала всё, даже не вздохнула.

И так же молча... вышла из зала.

Я уже дошла до коридора, когда услышала быстрые шаги позади. Резкие, решительные. Я обернулась — и, конечно, это была она.

Принцесса Лианна шла прямо ко мне, лицо всё ещё улыбалось, но в глазах горела злоба:

— Если ты ещё раз посмотришь на моего мужа, — прошипела она, остановившись вплотную, — ты пожалеешь.

Я склонила голову набок, с лёгкой усмешкой:

— Он пока не твой муж. Или ты уже вручила себе корону?

Её улыбка стала шире, злее:

— Я тебя предупреждала, — прошипела она. — Посмотрим, кому он поверит.

И тут произошло нечто безумное.

Она схватила нож, который, видимо, был у неё в рукаве или спрятан где-то под одеждой, и резанула себе по ладони. Кровь тут же выступила.

Я замерла.

Прежде чем я успела что-то сказать, она резко опустилась на колено, провела лезвием по бедру — не слишком глубоко, но эффектно, так, чтобы ткань платья прорвалась, а кровь пропитала розовую материю.

— ААА!! ПОМОГИТЕ! — закричала она во всё горло. — ОНА МЕНЯ ПОРЕЗАЛА! ПОМОГИТЕ! ОНА НАПАЛА НА МЕНЯ!

Я стояла, как статуя, с расширенными глазами, не в силах поверить в происходящее:

— Ты... сумасшедшая... — прошептала я.

Она упала на пол, начала всхлипывать и кричать ещё громче, а из-за поворота уже бежали охрана и слуги.

Кто-то звал лекаря, кто-то кричал «Что случилось?!», а она, прижимая руку к груди, указала на меня:

— Она! Она сказала, что убьёт меня! Она вытащила нож! Я защищалась!

И всё.
Все взгляды — на меня.

А я стояла в коридоре, с выпрямленной спиной, с окровавленным бинтом на руке, и только одна мысль крутилась в голове:

"Она не просто тварь. Она... монстр. И теперь всё зависит от того, кому поверит он."

Шум в коридоре нарастал с каждой секундой. Слуги, охрана, женщины с поджатыми губами и поднятыми бровями уже сбежались со всех сторон, будто учуяли запах скандала, словно стервятники.

Принцесса лежала на полу, обхватив порезанную ногу, искусно прижимая руку к груди. Платье было в крови, лицо — залито слезами, но в глазах сквозь слёзы блестела удовлетворённая злость.

— Она... она хотела меня порезать! Я ничего ей не сделала! Только просила держаться подальше от моего мужа! — голос дрожал идеально — ни переигрывания, ни фальши. Только тонкая, уверенная истерика.

Я стояла, как вкопанная:

— Что?.. — только это и смогла выдохнуть. — Ты... ты сама... ты себя...

Но меня уже не слушали.
Слуги, сбежавшиеся вокруг, начали перешёптываться. Кто-то громче, кто-то тише. Но слова были ясны, как пощёчины:

— Я сама видела, как она смотрела на принца Адриана, словно хочет сожрать его глазами.

— А я как-то заметила, что она специально наклонялась поближе, когда наливала вино...

— И по залу ходили слухи, что она однажды на него упала. Ну прямо на грудь!

— Служанка решила, что может прыгнуть выше головы...

Я обернулась на них. Лица — обычные. Люди, с которыми я вместе ела, убирала, мыла полы. Те, кто вчера кивал, сегодня —отворачивались. Или поддакивали ей. Потому что она — принцесса. А я — никто.

И тут в толпе появилась его фигура.
Высокий. Холодный. Спокойный.

Адриан.

Он шёл через коридор, как через поле битвы. Ни одна эмоция не дрогнула на лице. Только глаза — острые, внимательные, скользнули по сцене: на Лианну — плачущую, в крови, потом на меня — стоящую, в пыли, с перевязанной рукой и выражением полной... опустошённости.

Принцесса увидела его и тут же вскочила, чуть прихрамывая, и бросилась ему на грудь:

— Адриан... — рыдала она. — Она... она пыталась... Я... я думала, что умру!

Он не сразу отреагировал. Стоял, как статуя. Потом медленно поднял руку и осторожно коснулся её плеча — словно не утешал, а проверял, жива ли.

А я...

Я просто смотрела на них.
На то, как она плакала.
На то, как все вокруг верили ей.
На то, как его рука легла ей на плечо, а она прятала лицо у него на груди, всхлипывая.

И не могла понять:

Это конец?
Он поверил ей?
Вот так всё и закончится?

Я не чувствовала ни ног, ни воздуха. Только вакуум внутри:

— Адриан... — тихо сказала я, почти беззвучно, словно проверяя, слышит ли он меня вообще.

А он всё ещё стоял.
Молчал.И смотрел.На меня.

Коридор погрузился в напряжённую, давящую тишину. Только приглушённые всхлипы принцессы нарушали её, пока она жалась к Адриану, словно к последней защите от всего мира. Его рука всё ещё лежала на её плече, но взгляд... его взгляд был прикован ко мне.

Я стояла, будто приросла к месту, пальцы сжимались на краях испачканного фартука, а сердце било так быстро, что казалось, оно вот-вот вырвется наружу.

Он молчал. Долго. До боли. Пока я надеялась. Пока внутри разгоралось слабое, едва ощутимое :"Пожалуйста, не он... не сейчас... не так".

И вдруг его голос раздался — ровный, ледяной, как сталь:

— Служанку... в темницу. За покушение на принцессу.

Я не сразу поняла. Слова будто отдалились. Они прозвучали, как сквозь воду, и застряли где-то в груди.

— Что? — только это сорвалось с губ. Тихо. Почти шёпотом. — Ты... ты серьёзно?..

Он не ответил. Только ещё крепче сжал плечо Лианны, будто подтверждая сказанное. Его лицо было каменным, чужим, абсолютно непроницаемым.

— Ты не можешь! — голос Томаса прорезал тишину, как удар молнии. Он вышел из толпы и встал рядом со мной. — Она ничего не сделала! Она ни на кого не нападала! Это Лианна... это она всё устроила!

Адриан перевёл на него взгляд, и в нём впервые за долгое время мелькнуло что-то живое — ярость:

— Томас, отойди, — спокойно, но жёстко.

— Нет! — Томас сжал кулаки. — Я был с ней вчера весь вечер! Я знаю, через что она прошла! Это ложь! Все эти раны — фальшивка! Она сама себе их нанесла!

— Довольно. — Голос Адриана стал ледяным. — Это не обсуждается.

И в ту же секунду два стражника шагнули ко мне. Один — с левой стороны, второй — с правой. Я инстинктивно сделала шаг назад.

— Не трогайте меня, — прошептала я, голос предательски дрогнул. — Я не делала ничего...

Но руки уже сомкнулись на моих плечах. Твёрдо. Безжалостно.

— Отпустите! — закричал Томас. — Вы с ума сошли?! Это несправедливо!

— Томас, замолчи, — приказал Адриан, не повысив голоса, но в нём прозвучало что-то, от чего даже стражники напряглись.

Меня потащили вперёд. Я не сопротивлялась. Слишком всё... ломалось внутри.Я просто повернула голову.И встретилась с его взглядом.

Карие глаза. Те самые, в которых я однажды увидела тепло, заботу.

Сейчас — лёд.
Никаких эмоций.
Как будто я больше никто.

— Ты веришь ей, — прошептала я, не слыша себя, — а не мне.

Он не ответил. Ни жеста. Ни слова.

А принцесса Лианна продолжала плакать, будто испуганная жертва.С каждым её всхлипом цепи на моих запястьях будто сжимались крепче.И я уходила прочь.

Холодные каменные ступени уходили всё ниже, и с каждым шагом становилось всё темнее, сырее и страшнее. Воздух сменился — свежесть замка исчезла, её сменила гниль, плесень и влага. Здесь не было жизни. Только стены, которые помнили крики, слёзы и... забвение.

Меня вели молча. Стражи не смотрели мне в глаза. Не оскорбляли, не говорили ни слова.
Им было всё равно.Они просто исполняли приказ.

Когда мы дошли до конца тюремного коридора, один из них грубо дёрнул на себя тяжёлую, заржавевшую решётку. Скрежет металла пронёсся эхом, будто сам воздух испугался.

— Внутрь, — коротко бросил один.

И прежде чем я успела опомниться, меня толкнули.

Я упала. Локтем ударилась о камень, ладонь — снова о порез, и от боли перехватило дыхание:

— Эй! — попыталась я встать, — я... я не...

Но они уже захлопнули дверь.
Глухой грохот, тяжёлый щелчок замка.
И шаги удалялись.
Без оглядки. Без сожаления.

Темница была узкой, каменной, с крошечным зарешечённым окном под потолком, через которое не проникал даже свет.

На полу — солома, гнилая и сырая.
У стены — цепи, давно не использованные, но всё ещё страшные.

Я медленно поднялась, прислонилась к холодной стене и осела на пол, обхватив колени руками.

Тишина давила, как груз.

— Вот и всё... — выдохнула я в темноту.

Губы дрожали. Рука снова кровоточила. В голове шумело.

— Он... поверил ей. Даже не задал вопрос. Даже не попытался...

Я зажмурилась, крепче сжала себя руками, но от этого только больнее.И в теле. И в сердце.

Одна.
В чужом мире.
В грязной темнице.

И впервые за всё это времяя по-настоящему почувствовала,что меня больше не существует.

Я лежала на холодном, влажном полу, свернувшись в бок, поджав ноги, прижав щёку к камню. Сырая солома кололась сквозь тонкую ткань платья, тело зябко дрожало, но я не двигалась. Просто смотрела в серую стену перед собой. Грубая, шершавая, с пятнами плесени и трещинами — она была всем, что у меня оставалось. Я давно перестала считать время. Здесь не было часов, не было света. Только влажный запах старых цепей, тишина и мой пульс в висках.

Я не плакала. Слёзы давно высохли. Внутри было пусто. Сердце — как камень. Я даже не пыталась больше думать. Всё равно это ничего не меняло.

Когда дверь скрипнула, я не сразу отреагировала. Не пошевелилась. Только тень, упавшая на пол, выдала, что кто-то вошёл. Шаги были неторопливыми, уверенными, глухо гулкими от камня. Я знала эти шаги. Узнала бы из тысячи. Сердце будто на секунду забилось сильнее, но я тут же задавила в себе эту реакцию.

Он остановился позади. Молчание повисло между нами, густое, давящее:

— Ева, — тихо, ровно сказал он.

Я не ответила. Ни звука, ни взгляда. Я продолжала смотреть в стену, будто там был выход. Он подошёл ближе, но не слишком. Словно боялся, что приближением нарушит что-то важное. Или что я разобьюсь, если крикнет громче.

— Мне нужно знать правду, — его голос был низким, сдержанным, и в нём едва слышно дрожало напряжение. — Я должен понимать, что произошло. Скажи мне.

Я сжала пальцы, но осталась недвижимой. Камень под щекой был холодным, но я предпочитала его его голосу. Его словам. Его лжи.

— Если это была она... если она подставила тебя... — он замолчал, затем снова продолжил, чуть тише, — скажи мне. Только ты.

Но я молчала. Я больше не хотела убеждать. Не хотела оправдываться. Когда всё можно было решить тогда — в коридоре, перед всеми — он выбрал не меня. Выбрал молчание. И приказ.

— Я... — он хотел сказать ещё что-то, но не договорил. Голос оборвался.

Я не повернулась. Не посмотрела. Не подала ни единого признака, что слышу его. Я просто лежала и смотрела в стену, как будто была частью этой темницы. Частью холодного, отталкивающего мира, который сам меня в себя затолкал.

Через несколько секунд я услышала его шаг назад. Потом другой. Он больше не говорил. Не пытался. Он просто стоял. А потом... раздался скрип двери. Шаги отдалились, и всё стихло. Он ушёл. Оставив после себя только тишину. И то же самое ледяное одиночество.

Тишина снова вернулась в темницу, как будто никого и не было. Ни голосов, ни шагов, ни боли, которая прорывалась через каждое слово. Только я, стена и холод, впитавшийся в кости. Я так и не пошевелилась. Глаза смотрели в ту же точку, в серое пятно на камне. Всё внутри онемело. И казалось, что теперь я здесь навсегда.

Но спустя какое-то время, когда я уже почти начала теряться между сном и забытием, дверь снова заскрипела. Я не повернулась. Подумала, что, возможно, кто-то пришёл по приказу, чтобы окончательно стереть меня с лица замка.

Но вместо тяжёлых шагов и звона брони, я услышала лёгкий, быстрый, знакомый шаг.
И голос, тихий, но родной:

— Ева...

Я моргнула. Не повернулась, не ответила. Но сердце дрогнуло.

— Эй... это я... Я принёс кое-что. Никаких приговоров, клянусь.

Он вошёл, не дожидаясь ответа. Через секунду рядом со мной на пол опустился свёрнутый тёплый плед — мягкий, с запахом чистоты и трав. Затем — небольшой свёрток с хлебом, сыром и кусочком яблока. И — фляга с водой. Всё аккуратно, тепло, заботливо. Я не удержалась и медленно, тяжело, как будто двигалась впервые за сто лет, повернула голову.

Передо мной на корточках сидел Томас.
Он смотрел на меня, нахмурив брови, губы плотно сжаты. В его глазах — ярость, тревога и боль, вперемешку с той самой мальчишеской нежностью, с которой он всегда смотрел на меня. Только теперь она была глубже. Настоящей.

— Ты вся дрожишь... — прошептал он, бережно накинув плед мне на плечи. — Чёрт, Ева, ты выглядишь так, будто пережила войну.

— Я и пережила, — прошептала я хрипло. Голос был чужим, низким от тишины, осевшим от боли.

Он тихо выдохнул и сел рядом,
прислонившись спиной к стене.

— Я пытался что-то доказать. Кричал. Но его лицо... ты бы видела. Камень. А эта... она ещё и рыдала у него на плече, как актриса дешёвого театра. — Он нервно провёл рукой по волосам. — Я чуть не ударил её. А потом вспомнил, что я всё-таки принц. Принцам, говорят, не положено устраивать сцены в парадных залах.

Я слабо усмехнулась, но быстро снова погасла:

— Спасибо... за то, что пришёл.

Он повернулся ко мне, серьёзно, сжав губы:

— Ты думала, я брошу тебя? После всего? — он покачал головой. — Я знаю, что ты не лгала. И пусть остальные верят в эту фальшь... но я рядом. Поняла? До конца.

Я посмотрела на него. Медленно кивнула. Пальцы дрожали, но я всё-таки взяла из его рук флягу и сделала глоток. Вода была прохладной и обожгла горло — но приятно. Живо. Почти... возвращающе к жизни.

Мы сидели на холодном каменном полу, прижавшись спинами к сырой стене. Томас молчал. Не торопил. Не задавал вопросов. Он просто был рядом — тёплый, живой, настоящий, единственный человек в этом мёртвом месте, которому я могла верить.

Я держала в руках флягу с водой, медленно переваривая глоток. Горло саднило — от жажды, от сдержанных слёз, от того, что вообще снова нужно говорить. Мне не хотелось возвращаться в реальность. Не хотелось снова объяснять, оправдываться, доказывать. Всё, что я хотела сейчас — это просто посидеть с ним молча, и чтобы мир хотя бы на минуту перестал давить на грудь.

Он бросил взгляд на бинт на моей руке. Рана снова сочилась, но я даже не замечала.

— Ты опять сжала кулак... когда Лианна вешалась ему на плечи? — хмуро спросил Томас.

— Угадал, — хрипло отозвалась я, уронив голову ему на плечо.

Он вздохнул и обнял меня одной рукой, аккуратно, бережно:

— Ты знаешь, если бы я не был воспитанным принцем, я бы сказал вслух, какая она... ну, в общем, ты поняла.

— Скажи. Мне можно, — прошептала я.

— Змея, — выдохнул он. — Липкая, фальшивая, сладко ядовитая змея.

Я тихо усмехнулась. Первое настоящее чувство за всё это время:

— Знаешь, в школе у нас такие девушки обычно объявляли себя королевами класса и пускали слухи, что ты беременна от завуча, если ты случайно съела их печенье.

Томас рассмеялся. Сначала тихо, потом громче. Его плечо вздрагивало под моей головой, и это странно... грело. Смех — в этом месте — звучал почти как вызов судьбе.

— Жаль, я не учился с тобой в школе, — сказал он. — Наверное, это была бы моя любимая часть жизни.

— А ты бы был тем парнем, который все прогуливает и всё равно на всех фотографиях выходит круче всех?

— Да, и влюбляется в странную девчонку, которая прячет рисунки в тетрадь и дерзко швыряется яблоками.

Я снова улыбнулась. И на секунду — пусть на короткую, зыбкую секунду — стало легче. Не светлее, нет... но теплее. Потому что я была не одна. Потому что он пришёл, даже когда никто не верил.Даже когда,Адриан — отвернулся.И вдруг тишина между нами снова стала глубже. Я подняла глаза к потолку, где сквозь узкое, зарешечённое окно пробивался едва заметный свет.

— Как думаешь, — спросила я, — я когда-нибудь отсюда выйду?

Томас замолчал на миг, потом посмотрел мне в глаза и тихо сказал:

— Я вытащу тебя. Обещаю.

— Ты не можешь всё решить.

— Я могу многое. А ради тебя — попробую всё.

И в этот момент я поверила ему.
Пусть на мгновение, пусть до следующего удара судьбы —но поверила.