Глава 37
Анита Хейзел
Я невидяще смотрела на черные строки бумаг, совершенно не понимая их смысла. Глаза не хотели фокусироваться на чем-то одном, а голова осознавать сказанного. Юджин по-прежнему ласково удерживал мои ладони в своих руках. Его большие пальцы ритмично поглаживали вены, вводя в состояние спокойствия. Я всегда так на него реагировала. Страх отходил на второй план, сумятица сменялась ясностью, а волнения становились не важными, ведь он был рядом.
С этой минуты ты здесь хозяйка, Анита.
Что это значит? Поместье и все имущество он переписал на меня? Бизнес, который строил с русским, заводы, виноградники? Мне?
Казалось, голова сейчас взорвется от мыслей. Они неслись так же быстро, как заведенный маятник. Внутри разлился жар. Все мои органы стянуло тисками.
Я покачала головой.
— Юджин, нет, — мужчина терпеливо улыбнулся. — Ты что? Нет-нет-нет. Как же... Господи, я владелица состояния О'Кеннетов? Ты в своем уме? Я же... Но... — я начинала и проглатывала слова. — Зачем ты это сделал?
Он подался вперед, опираясь руками по сторонам моих бедер. Я отклонилась, отчаянно сражаясь с его ароматом, сиянием серебристых глаз и ямочками на щеках. Когда Юджин настолько близко, я не могла думать. Воспаленное сознание и так не воспринимало действительность: родители не оставляли глупого завещания, все это время я была свободна и могла сама распоряжаться своим сердцем?
— Лиси, послушай меня, — я завертела головой, как ребенок, чувствуя жжение в глазах. — Моя семья виновата перед тобой. Эрнест, — мужчина заскрипел зубами. — Он обанкротил бизнес. Все, что после себя оставил Дэрин, ушло бы с молотка на аукционе. Отец пытался спасти наследие, да, бесчестным и преступным способом, да, обокрав тебя, уничтожив все, что тебе оставили родители. Магазины, заводы, сам бренд духов – он все продал. У тебя осталась только фамилия Хейзел, понимаешь? Из-за моего отца. Из-за моей семьи.
Я моргнула, и слеза выкатилась на щеку. Юджин проследил за ней и сглотнул. Он поднял руку и растер капельку по скуле, выпуская стон.
— Прости за это. Наша с Дезмондом вина тоже присутствует. Я сбежал от своего сердца в Англию, Дез просто жил эти годы, как робот, а ты... — тяжелее всего было выносить сожаление в его голосе. — Все, что сейчас принадлежит О'Кеннетам сохранилось благодаря твоим деньгам. Будет честно, если ты станешь владелицей.
Он подтолкнул ко мне бумаги и достал ручку из внутреннего кармана пиджака, лежащего на постели. Я озадаченно на нее посмотрела, совершенно не понимая, что делать. Наверное, во мне должен бушевать гнев из-за раскрытой правды? Я должна ненавидеть мистера Эрнеста, кричать сейчас на Юджина или...
Что?
Я всегда знала о богатстве родителей, видела в Дублине парфюмерные с лейблом бренда, но не ощущала это своим. Лишь в художественном музее в секции картин матери прикасалась к наследию, чувствуя разрастающуюся теплоту. Я воспитывалась в роскоши, но не полюбила ее. В нашем мире есть вещи важнее цифр на твоем банковском счете или этикетки на блузке – эмоции, чувства, воспоминания, любовь. Все то, что невозможно купить за деньги, к чему невозможно прикоснуться и оценить его стоимость.
Бесценное искусство наших душ.
— Распишись, пожалуйста, Анита, — Юджин указал на графу в конце текста. — Ты станешь партнером новой компании, которую я учредил с Янковским. Я понимаю, это все формально, но так ты защищена и...
Я накрыла его ладонь с ручкой и сжала. О'Кеннет нахмурился, облизал губы, начиная возражать, но я его перебила:
— Нет. Эта компания твоя. Все это, — я обвела руками воздух. — Твое, Юджин. Ты заслужил быть хозяином не только на словах. Послушай меня, — обняв его за шею, поймала недовольные глаза. — Это не просто твое наследие, а долг. Ты отказался от своей прошлой жизни, взял ответственность за семью и хочешь остаться в тени? Я никогда в это не поверю. Потому что ты Юджин О'Кеннет. Тот, кто всегда играл лишь главные роли, первый кланялся залу, исполнял сценарий, словно в последний раз, и... — сердце в груди бешено неслось. Я растворялась в своих чувствах, — оставался великим не только на сцене. Это твоя жизнь...
— Ты больше, чем моя жизнь, — прошептал он, подаваясь вперед.
Мужчина прикоснулся своим лбом к моему и подвинул бедра ближе. Я заскользила по одеялу – узел полотенца расправился. Оно медленно сползало по разгоряченной после душа коже. Махровые ворсинки коснулись сосков, натерли грудь и упали на ребра. Я осталась обнажена, но не чувствовала себя беззащитной. Юджин стоял на коленях, прижимался ко мне и дрожал, задыхаясь. Мы оба лишались дыхания, не в силах справиться с танцующим волшебством.
Это было больше чем влечение. Больше чем страсть, наваждение или зависимость. Я не могла найти ни одного земного слова, чтобы описать свои ощущения. Больше чем любовь. В эту минуту нам не нужно было слов или прикосновений. Объятия – малое, что возможно. Поцелуи – осквернение того прекрасного, что пело внутри.
Может ли физически сердце перестраиваться на другой ритм? Как старое радио, нашедшее свою волну. Друг без друга – все ничтожно, а когда мы вместе космос не кажется бескрайним, вселенная огромной, а солнце ярким, потому что нечто между нами – величественное, незримое и прекрасное.
— Ты больше, чем моя жизнь, — повторила я в приоткрытые губы.
Юджин вздохнул и потерся носом о мою щеку. Его рука поднялась к волосам, принимаясь перебирать мокрые пряди. Под кожей заискрили оголенные провода.
— Я просто хочу все исправить, — его губы опалили мочку уха.
Сглотнув, я обняла его за плечи. Он был так напряжен. Прежде расслабленные мышцы ощущались стальными канатами. Рубашка натянулась, лаская пальцы гладкостью хлопка. Я наполнилась ярким ароматом сигарет и пряностей, шепча:
— Не отдавай мне то, за что ты боролся. Докажи своему отцу, что ты больше чем он. Построй свою империю, а потом восстанови украденное Эрнестом. Просто, — я всхлипнула, целуя его в шею. — Просто верни мне картины матери. Ее творчество – все, что мне нужно.
— Анита, — он каждый раз так отчаянно произносил мое имя. — Нет слов, чтобы описать мою любовь к тебе. Я выкуплю имущество Хейзелов. Слышишь меня? Сделаю все, чтобы имя твоего отца помнила Ирландия. Картины матери будут принадлежать только тебе. Этим вопросом я займусь завтра же...
Сместившись к его губам, поцеловала. Ласково, нежно. Язык Юджина прикоснулся к моему, и сотни бабочек зашевелились в животе. Горячее дыхание овевало лицо, гладкая кожа терлась о подбородок, а запах геля для бритья оставался во рту. Меня охватило забвение. Как и всякий раз с ним, я забыла об окружающем мире, отдаваясь во власть ощущениям.
Его руки сжали талию, ладони требовательно поднялись к груди и смяли ее. Я застонала. Юджин приподнялся, опрокинул меня на постель и навис сверху. Папка с документами свалилась на пол. Жар его брюк коснулся киски. По инерции я развела ноги, чувствуя тяжесть бляшки на своей промежности.
Лоно сжалось, и я стала влажной.
— Юджин, — между поцелуями я пыталась вспомнить что-то терзающее сердце. Его рот накрыл ореол и втянул в себя. Он начал посасывать соски, выписывая языком круговые движения. — Ох... Юджин, подожди.
Без промедления мужчина замер. Его тяжелое дыхание жгло на груди. Я оперлась на локти, приподнимаясь.
— Мне нужно тебе кое-что показать, — полные возбуждения глаза уставились с непониманием. — В мастерской. Я оденусь и мы спустимся. Ладно?
Я сглотнула, пытаясь справиться с накатывающим желанием. Тело предательски ныло, а в голове промелькнуло: к черту картина, просто займусь с ним любовью.
Господи.
О'Кеннет рассмеялся.
— Я испугался, что сделал тебе больно, а ты решила прогуляться по особняку? — он простонал и подул на влажный сосок. Я выгнулась в его руках, закусывая губу. — Это должно быть что-то очень важное, раз ты так поступаешь с моим членом.
Перевалившись на спину, Юджин обиженно зацокал. Стараясь не смотреть на его натянутые брюки, я быстро поднялась с постели. Просушив волосы полотенцем, я опустила его ниже.
Хриплый голос остановил.
— Не вытирай себя между ног. Я хочу, чтобы ты была мокрая.
Ради всего святого.
Посмотрев на белые ворсинки, промокшие от воды, я бросила его на пол. Кожа покрылась мурашками от предвкушения. Я быстро натянула на себя трусики и пижамные шорты. Ткань коснулась промежности, жутко натирая. Губы пересохли, отчего я прошлась по ним языком.
Вкус Юджина.
Киска запульсировала. Стараясь не думать о нашей ночи в охотничьем домике, я застегнула рубашку. Пару пуговиц сбилось, но я не стала их поправлять. Взяв мужчину за руку, вышла в коридор и потянула его в сторону лестницы на первый этаж. По пути нам никого не встретилось, чему я была несказанно рада. Вряд ли мой внешний вид оставлял хоть какие-то вопросы.
Раньше тебя, Анита, это не смущало. Я покраснела, вспоминая все моменты нашего греха. Наверное, Юджин уловил смену моего настроения и захихикал.
Я стиснула зубы.
Мы прошли лобби, и я надавила на ручку двери в мастерскую. Стоило раскрыть ее, в нос ударил запах ацетона и акрила. Легкий ветерок остудил зацелованные губы. Мужчина щелкнул включателем. Яркий свет ударил по глазам, и я зажмурилась, пытаясь привыкнуть к нему.
— Я работала над твоим портретом все это время, — под моими ногами заскрипели половицы. Я прошла к мольберту – он был накрыт черной шалью. Юджин заинтересованно замер за моей спиной и положил руки на плечи. Его близость взволновала. — Эта работа поначалу далась мне тяжело, но потом...
Я сглотнула, прикасаясь к шелковой кулисе. Ни одна моя работа не была похожа на эту. Изначально, взявшись рисовать портрет Юджина, я и представить не могла, что все обернется так. Моя душа сравнивала его с Дезмондом, не потому что питала чувства, а пыталась найти не похожее. Отыскать ту искру, которая зажглась еще три года назад и слабо тлела все это время.
— Гармония, — улыбка украсила губы. Я дернула ткань на себя, выдыхая: — Ты подарил мне ее.
— Ого...
Он протянул руку, притрагиваясь к мазкам, а мои глаза вновь наполнились слезами из-за трепета. Сердце разрывалось. На холсте живописными красками был изображен Юджин – то, как видела его я.
Мужчина сидел в кресле рабочего кабинета. Белая деловая рубашка распахнута на две пуговицы, а воротник смят. Он расправил манжеты и закатал их. На столе дымящаяся кружка кофе, в руках сигарета, что отбрасывает сероватый дым. Завеса струится, скрывает часть его лица маской, играя с сиянием глаз. Эта картина отражала все: двуликость натуры, суматоху ритма жизни и... мою любовь к нему.
Да, именно это чувство. Хотя оно было ничтожно мало перед тем, что я испытывала.
— Ты невероятно талантлива, — Юджин склонился к моему уху. — Я не хочу показывать кому-то эту работу. Ее совершенство... оно только мое.
— Как и я, только твоя, — я вывернулась и привстала на носочки.
О'Кеннет обвил мою талию и поцеловал, настолько глубоко, что мурашки пробежали по спине. Я закатила глаза от напора. Ноги подогнулись, а в животе болезненно стянуло. Он кусал мои губы, облизывал уголок рта и возвращался обратно, чтобы продолжить карусель ощущений. Мы отстранились друг от друга, тяжело дыша. Я обняла его за шею, касаясь волос. Они были такие мягкие. Мне нравилось пропускать их между пальцами.
— Тебе придется нарисовать еще одну картину, — соблазнительно произнес Юджин.
Он поднял меня на руки. Я сомкнула ноги на его бедрах, чувствуя тяжелую эрекцию. Бляшка касалась низа живота, и этот контраст холодного металла сводил с ума. О'Кеннет упал на какой-то стул около стеклянных дверей патио. Я опустилась на него, начиная ерзать.
— Менее прекрасную. Пусть гости любуются ею, — добавил он, поглаживая мою попу.
Я улыбнулась, проводя от его шеи к животу. Даже сквозь рубашку я чувствовала, как сокращаются мышцы от моих прикосновений. Выпуклость подо мной стала еще тверже, отчего я едва слышно простонала.
— Ты такой ревнивец? Не хочешь, чтобы кто-то смотрел даже на мои картины?
— Нарисованные твоими чувствами? — он приподнял бровь, а руки пробрались мне под ночную рубашку, касаясь ребер. — Определенно нет.
Мой смех прервался на стон. Юджин властно накрыл ладонью грудь. Он ущипнул за сосок и начал теребить его. Второй рукой забрался в мои волосы и оттянул их назад. Между ног горело. Я немного потерлась промежностью о его член, чувствуя, как темнеет в глазах от желания.
— Трусики чертовски мокрые? — шепот над ухом. Я была не в силах произнести что-то из-за его движений на груди. — Конечно. Ты всегда будешь такая рядом со мной.
— Нас может кто-то увидеть.
За спиной Юджина простирался задний двор. Был уже глубокий вечер, но там явно мог кто-то прогуливаться. Тереза с Дезмондом или миссис Сибил. В коридоре мы поступили безрассудно, но сейчас мне не хотелось быстро.
— Выключи свет, — О'Кеннет поцеловал меня и отстранился.
Я спешно слезла с его коленей, вернулась к дальней стене и щелкнула выключателем. Мы погрузились во мрак. На улице виднелся огонек уличного фонаря у конюшни, в беседке тлели свечи – должно быть у ребят романтический ужин – и волны лунного света чистейшим серебром заполняли мастерскую.
Оглянув Юджина, я сглотнула. Он сидел на стуле, широко расставив ноги. Тени играли с его лицом, заостряя черты. Сейчас я и не могла вспомнить того времени, когда считала его олицетворением брата. Он совершенно другой. Не только внешне, но и внутренне.
Шагая к нему, я расстегивала пуговицы рубашки. Она быстро упала на пол, слегка бряцая пуговицами о деревянный пол. Замерев рядом с мужчиной, я коснулась резинки своих шортов и спустила их вместе с трусиками.
— Моя грешная красавица, — О'Кеннет протянул руки и прикоснулся к моему животу.
Я вновь опустилась на него. Юджин завел руку мне за спину, начиная массировать шею, а второй прижал к себе. Его рот коснулся груди и я застонала. Шершавый язык играл с сосками по очереди – к правому, потом к левому – и так по кругу. С каждым его движением моя влага сочилась еще больше. Я терлась о его брюки, оставляя мазаные следы.
— Я украл тебя у Господа, — прерываясь, шептал Юджин. Я запрокинула голову, пытаясь справиться с пуговицами его рубашки. — У всех украл. У праведности, — поцелуй в ложбинку между грудью. — У чистоты, — вновь, но только уже выше в ямочку под горлом. — У моего брата и гребанного папаши. Ты станешь моей официально. Я женюсь на тебе по любви. Пошла к черту Сибил, пошли, блять, к черту все. Пусть мне кто-то слово о тебе скажет, я сожгу их своей ненавистью.
Расстегнув последнюю пуговицу, я спустила ее с плеч. Юджин помог мне снять ее, обнял меня за поясницу и прижал теснее к себе. Я склонилась к его лицу – мои волосы упали завесой – и пропела в ответ:
— Тогда я тоже украла тебя, — мужчина улыбнулся, оттягивая зубами мою нижнюю губу. — У одиночества, — сдавленный стон. — У Англии. У боли и разлуки.
Целуясь, мы вместе расстегнули его ремень и ширинку. Юджин спустил боксеры и его член выбрался наружу. Он коснулся моего клитора – твердый и горячий – и разряд ударил в позвоночник. Я прерывисто задышала.
— Я всегда был твоим, Анита, — мужчина, удерживая меня за талию, направил головку к входу.
Я прижала его голову к своей шее и приняла внутрь. Член медленно растянул стенки, заполняя меня. От чувства наполненности немного засаднило. Я замерла, привыкая к нему, и не прекращала целовать пульсирующие виски.
— Каждый день я думал только о тебе, — мокрые губы ерзали на коже, а я двинулась бедрами, как на быке в баре.
Стул под нами заскрипел. Мой стон удовольствия наполнил темноту, благодаря ее за укрытие нашей страсти. Внутри приятно кололо. В животе с каждым толчком теплело, набирая чашу раскаленной лавой. Вот-вот и перельется через края, сжигая меня изнутри.
— Я скучала по тебе, — мое дыхание прерывалось.
Юджин стонал. Его хриплый и низкий голос помогал мне чувствовать уверенность. Эта поза была похожа на ту, когда я была сверху, но я хотела знать, что делаю все правильно.
Было еще так много того, что мы не пробовали.
— Каждый миг за три года был заполнен мыслями о тебе.
О боже.
Это было так медленно. Как волны. Они омывали берег, уплывали и вновь накатывали. Я обвила лодыжками его икры и начала ерзать – взад-вперед – именно так было максимально приятно.
— Юджин, я всегда была твоей. И сердцем и душой.
— Анита... — он стиснул мое бедро и направил немного под другим углом. Я ускорила темп, запрокидывая голову. — Я всегда был твоим.
В горле пересохло. Всхлипы становились громче, скрип стула усиливался. Юджин целовал грудь, сосал соски и руками терзал мою попу. Готова поспорить, завтра останутся синяки, но это было не важным.
Эйфория. Экстаз. Сумасшествие. То, что накрывало нас с головой – вот единственное важное. Я терялась не просто в ощущениях, что дарил его член, а именно в чувствах. Наша близость всегда была больше, чем сексом. Как Юджин и обещал: мы любили друг друга. С нашей первой ночи делали это.
— Я... — замерла, сдерживая подступающий оргазм. — Юджин...
Мужчина поднял голову и заморгал мутными глазами. Его кожа блестела от пота, а губы краснели от следов зубов. Я обняла его лицо руками, чувствуя, как во мне пульсирует член, подалась вперед и прошептала:
— Я люблю тебя, Юджин. Кажется с нашего танца три года назад в гостиной, люблю тебя.
Его сердце билось напротив моего. Я зажмурилась, уткнулась в его макушку, а слезы скатывались по щекам, пытаясь не убить организм трепетом.
— Я люблю тебя, Анита. С нашего танца в гостиной безумно люблю тебя, — прошептал мне в ответ Юджин.
Я взяла себя в руки и возобновила толчки. Крепко-крепко, словно боясь, что он растворится, я обнимала его. О'Кеннет целовал меня, помогал двигаться и так сладко стонал.
Лоно сжалось. Выгнувшись дугой, я закричала. В животе кольнуло, и на меня обрушился оргазм. Он был сильнее всех, что я испытывала раньше. Кости полыхнули, внутренности сжались, и судорога заставила трястись в конвульсиях.
— Люблю тебя, — в беспамятстве шептала я. Мышцы Юджина подо мной сокращались, и он шлепнул меня по ягодице, тоже кончая. — Люблю тебя. Я люблю тебя, Юджин. Всегда... всегда в моем сердце был только ты...
— Только ты, — прохрипел он, наполняя меня горячими вспышками изнутри.
Я прикоснулась своим лбом к его и слабо улыбнулась, спускаясь поцелуем к губам. Теперь я не сомневалась, что мои чувства были настоящими. Он всегда был важен для меня: не просто как друг или мальчишка, с которым я выросла. А тот, кто держал мое сердце в своих руках, храня его все эти три года.
— Я люблю тебя, Юджин. До последнего вздоха люблю.