Глава 17
Анита Хейзел
— Ты потрясающая, Анита.
Слова Юджина лились повсюду, но, казалось, исходили от меня самой. Я любопытно наклонила голову вбок, рассматривая девушку из отражения. Сейчас зеркало было немного запотевшим из-за клубившегося пара в ванной комнате. Капельки медленно стекали, обрисовывая округлые очертания. Такую талию, наверное, назвали бы осиной – ребра под кожей заметно проступали, напоминая клавиши фортепиано. Юджин любил щекотать меня.
Губы растянулись в улыбке.
Я прикрыла ладонью пупок, проводя выше. У меня была маленькая грудь. Она идеально умещалась в мою ладонь, но в мужской утонула бы. Я точно не девчонка из глянцевого журнала, который частенько в детстве рассматривал Юджин. Там на обложках красовались полуголые девицы в нижнем белье и заячьих ушках. Они призывно наклонялись и губами говорили «поиграй со мной». Помню, как нашла у него под кроватью их целую стопку. Случайно развернула где-то в середине страниц и тут же с криками отбросила от себя – модель сидела в кресле, закинув ноги на его подлокотники. Нужно ли говорить, что она была полностью голая?
Щеки вспыхнули. Может, это из-за горячего душа, а может, из-за стыда, что свербел в груди неприятным червяком. Разрешалось ли верующим католичкам любоваться собой? Наверное, мне стоило поднять с пола полотенце и прикрыться, но я не хотела делать этого.
Не знаю, я просто стояла и смотрела, представляя какой меня видит он?
Зеркало запотело еще больше. В комнате было так жарко, что пот вместе с водой начал стекать по спине, по животу, по бедрам... Я прикрыла глаза, облизывая и так влажные губы. Тени в моей голове приобрели очертания, вырастая в фигуру, сотканную из воображения.
Призрак остановился за моей спиной, возвышаясь практически на две головы. Ладони легли на плечи, немного притягивая к себе. От него пахло табаком и пряностями. Я шумно втянула носом воздух. Мурашки коснулись груди. В его глазах я была потрясающая. Словно кисточкой по холсту, мыслями в голове я начала заново рисовать себя. Деталь за деталью, не упуская ямочку на подбородке, веснушки и даже шрам. Ведь он не считал его безобразным. Мой грех слегка наклонился и прикоснулся губами к шее.
Я застонала.
Как и вчера между ног стало мокро. Живот кольнуло, а соски требовательно окрепли. Я несмело начала прокладывать пальчиками путь к тому, что жаждало прикосновения. Тень отошла от меня к дальнему углу, из которого зеркало просматривалось во всех ракурсах. Он прикурил и начал поедать глазами мое обнаженное тело.
Похоть. Смертельная заповедь и страх моего сознания. Но, если наша плоть – это отражение Господа, значит непринятие себя еще один грех, ведь так мы отрицаем любовь к нему?
Моя ладонь заключила в объятия грудь. Я принялась массировать ее – от каждого движения центр простреливал. Сосок терся о сухую кожу.
— Ох, — сдавленно зашипела я.
Я никогда такого не ощущала. Меня никогда не лихорадило, оттого, что было приятно. Никогда я не была там мокрая и никогда не желала потрогать себя. Если груди так хорошо, что будет, если я опущусь руками ниже?
Если бы мой призрак за спиной мог говорить, он обязательно склонил бы меня к этому. Я представила, как зритель приобретает голос, затягивает полный рот дыма и на выдохе шепчет:
— Полюби себя, Анита, или позволь мне сделать это. Я покажу тебе Господа.
Он тушит сигарету о стену, шагает навстречу ко мне и лампа на потолке постепенно освещает его черты. Черные, как сажа, волосы блестят. Ямочки украшают гладкую, без намека на щетину, кожу, а губы кривятся в соблазнительной, поистине дьявольской усмешке. Серебристые наполненные лунным светом ночи глаза проникают в темную душу. Внутри меня холодно, но, рядом с ним тепло. Даже, когда он просто мысленный фантом и лишь имя на губах.
— Юджин, — прошептала я.
Вот мой зритель. Вот мой искуситель и смелая мысль «а, может?».
Пальцами я продолжала терзать соски. Словно заводила пружинный механизм, который затягивался между ног. Влага скапливалась, мазала по промежности, так и прося растереть ее. Я зажала зубами нижнюю губу и всхлипнула.
Юджин подкрался ближе, тронул мокрые, липшие к лицу волосы, и дернул меня на себя. Я испугалась от неожиданности, развернулась к нему и утонула в сиянии серебра. Как лунная дорожка на поверхности воды. Тонкие полосочки расходились от зрачка к самому лимбу. Словно ты с высоты птичьего полета смотришь на кратер застывшего вулкана.
Однажды я уже ощущала такое. Три года назад. Он танцевал со мной в одинокой гостиной, а я... что-то чувствовала. Оно было такое невесомое, трепетное и нежное, что вскоре потерялось, но я чувствовала.
Резко разлепив веки, я столкнулась только со своим отражением. Призрак исчез, но ощущения от его присутствия нет. Боже, кем я стала? Осознание происходящего обрушилось на меня ледяным душем. Я совершенно обнаженная стою перед зеркалом и представляю, как меня рассматривает мужчина?
Пристыженно подхватив полотенце, я туго зафиксировала его на груди и отвернулась. Сердце колотилось. Живот все еще ныл, что только ухудшало неловкость перед самой собой. Яростно мотая головой, я вышла из ванной комнаты. Босые ступни слегка поскальзывались на гладком деревянном полу. Я вернулась в спальню и потянулась за халатом, краем глаза замечая своего незваного гостя.
Девушка с любопытством рассматривала картину над туалетным столиком. Она привстала на носочки и пробегала самими пальчиками по акварельным мазкам.
— Тереза? — растерялась я.
Блондинка обернулась ко мне и приветливо улыбнулась. Ее глаза округлились, а уголки губ приподнялись, рисуя улыбку красной помадой.
— А ты очень даже хорошенькая.
Бога ради, я стояла перед ней в одном полотенце. Вцепившись в него со всей силы, я прижала к груди и неловко переступила с ноги на ногу.
— Спасибо...
— Милая, никогда не говори на комплимент «спасибо», — поморщилась мисс Уолис. Она вновь отвернулась к картине. — Лучше сказать «я знаю». Любовь к себе должна стоять на первом месте... Очень красивое произведение.
Я прошла чуть ближе к ней. На стене в позолоченной раме, как и во всем доме, висело творение. Розовый холст, цвета фуксии, и женское лицо золотистыми мазками. Тона гармонично сочетались друг с другом, рисуя ровные линии и симметричность – так у меня никогда не получалось.
— Это работа моей матери, — прошептала я. — Единственное, что мне осталось от нее.
Тереза завороженно выдохнула и еще раз прикоснулась к мазкам.
— Я всегда восхищалась людьми, у которых есть таланты. Остальные работы в поместье твои?
— Да, большая их часть. В моей мастерской еще много полотен, если хочешь, можешь как-нибудь туда зайти, — девушка оживилась и кивнула. — Найдешь по запаху краски и ацетона. Я там частенько прячусь от миссис Сибил. Она ненавидит то место.
Я открыла тумбу комода и отыскала в нем белье. Спасибо Терезе, она перестала смущать меня взглядами и просто увлеклась баночками на столешнице. За спиной немного позвякивали емкости с кремами и молочком для тела.
— И все же, что ты здесь делаешь?
— Мне скучно. Дезмонд с Юджином заняты делами бизнеса, у нас с Сибил острая непереносимость друг друга, и больше никого в этом особняке нет, — блондинка провела рукой по укладке волос и присела в кресло, закидывая ногу на ногу. — Здесь хоть иногда бывает весело? Как молодежь отдыхает в Дублине?
Я сняла с вешалки свою униформу для скачек и бросила на кровать.
— Это тебе лучше спросить у Юджина. Мне кажется, он побывал вообще во всех клубах нашего города.
— Ты ни разу там не была? — я покачала головой, на что Тереза удивленно вытаращилась. — На вечеринке? На девичнике? Не пила ничего крепче вина и не танцевала на барной стойке? Да ладно?!
Мне вдруг стало так смешно. Я прикусила щеку изнутри и тихо смеялась, наблюдая ошарашенное лицо девушки. Ее брови съехались на переносице. Странно, несмотря на ее светлые корни, волоски были темно-коричневые, наверное, она подкрашивала их. Тереза закусила губу, прикрыла рукой свое непонимание и безоговорочно выдохнула:
— Пока я здесь, я просто обязана научить тебя отрываться.
— Не то, чтобы я хотела, — робко протянула я.
— Ты не знаешь от чего отказываешься. Это, как с сексом, пока тебе не понравится, ты будешь считать его дерьмом, а после первого оргазма откажешься слезать с члена.
Господи, женское отражение Юджина!
Со стороны я была похожа на помидор. Покраснела даже кожа на руках! Неужели говорить такие вещи легко? Просто берешь и... Нет, я точно так не смогу.
— Чем ты будешь сейчас заниматься? — Уолис прищурила густо накрашенные ресницы и начала осматривать мои вещи.
Коричневый жакетный пиджак, блуза, белые плотные лосины и кожаные перчатки с обрезанными пальцами. Я неловко спрятала трусики и бюстгальтер.
— Я хотела прокатиться на лошади, — девушка кивнула, а я улыбнулась своей мысли и вновь прошла к шкафу. — Если хочешь, можешь пойти на пастбище со мной. Правда, — я обернулась через плечо, оценивая ее фантастические формы. — Вряд ли мое что-то подойдет. Но я могу предложить тебе штаны и ботинки? У тебя есть что-то из верха, что не жалко замарать о траву?
Тереза подскочила, как и ее грудь не стесненная лифчиком. Она не смущается, когда ее соски видны? Представляю, как это удобно. У всех американок такой яркий нрав? Я вспоминал слова Юджина о независимости и раскрепощенность штатов, ожидая с предвкушением своего переезда в Лас-Вегас. Я не сомневалась, что мне понравится там.
— Я не из тех девчонок, кто будет пищать из-за пятна на их Gucci или Prada. В детстве я ремонтировала с папой его старенький пикап... Кстати, — забывчиво воскликнула Уолис. Она засунула руку в карман и достала что-то серебристое и блестящее. — Мне помогало засыпать. Эта вещь для меня очень дорога, я не могу отдать ее насовсем, но пока я здесь, может, она поможет тебе? Рядом с Дезмондом мне не снятся кошмары, так что... Вот.
Глаза защипало. Хоть я никогда и не считала ее плохой, эта забота удивила. Должно быть, мы обе с ней были неправильные? Она не видела во мне конкурентку, а я в ней ту, кто украла мою любовь. Все в нашей жизни идет своим чередом. Мы встречаем правильных людей, теряем ненужные отношения и шагаем к своему счастью? У меня никогда не было друзей. Многие считали меня скучной из-за нежелания в шестнадцать пить пиво и встречаться с парнями, но Тереза же явно так не думала обо мне?
Мне хотелось верить, что она искренна.
Девушка переложила в мою ладонь плеер. Несмотря на свой металлический корпус, он был очень теплый – огонек души.
— Обещаю, обращаться с ним бережно, — прошептала я.
— Там песни моего отца. Он был музыкантом. Надеюсь, тебе нравится гитара, — Тереза ласково посмотрела на вещицу и, словно отрывая от сердца, передала ее мне.
— Был? Его уже нет в живых?
Она закусила губу.
— Да. Уже двенадцать лет. Рак.
— Значит, это тоже единственное, что у тебя осталось от него?
— Нет, — я притаилась, вслушиваясь в ее чарующий голос.
Есть люди, которые покоряют своим тембром и заставляют молчать, ожидая нового слова. Юджин искусно играл интонациями, Дезмонд говорил медленно и размеренно – его никогда не хотелось перебивать. Так было и с Терезой. Я представила, как она нежно и мелодично будет зачитывать сказки своим малышам.
— Не единственное, Анита. Я и есть он, как и моя мать. Мы кровь наших родителей, а потому они всегда будут рядом с нами, — глаза блондинки стали стеклянными. Они набрались влагой, и она часто заморгала. — Я всегда ненавидела часть себя, доставшуюся мне от мамы. А потом, когда Донна умерла... Совсем недавно. Я поняла, как ошибалась.
— Я не помню своих родителей, — тускло кивнула я. — Мне так больно от этого.
— Ты и есть они. Чтобы поговорить с ними, достаточно посмотреть в зеркало.
Одинокая слезинка прокатилась по ее щеке. Тереза быстро стерла ее, тряхнула волосами и вот уже не увидеть грусти на ее лице.
— Я так рада, что здесь есть ты! Конечно, ваш погреб с алкоголем вполне может составить компанию, но, боюсь, после этого я заработаю алкоголизм.
— Через двадцать минут у патио на заднем дворе, — окликнула я ее.
Девушка оглянулась, кивнула и захлопнула дверь, оставляя шлейф белых лилий. Она не только пахла ими, но и была очень похожа. Интересно, с какими цветами ассоциируюсь я? Оглядев опустевшую комнату, я сбросила полотенце и принялась одеваться.
Лошади всегда были моим средством успокоения. Когда я еще не умела кататься, просто приходила в стойло, разговаривала с ними и кормила. По началу ощущения мокрых губ животного на твоей ладони пугает, а потом ты привыкаешь и уже не боишься больших зубов и громкого ржания. Я перекинула ногу через седло и пригнулась, тут же дергая поводья. Либерти – кобыла Сибил – начала недовольно ерзать подо мной. У нее был нрав и ворчливость хозяйки.
— Как хорошо у тебя получается, — присвистнула Тереза.
Она сидела на перегородке забора и следила за мной. Ветер развеивал ее распущенные волосы и просторную рубашку Дезмонда, которую она вправила в предложенные мной штаны.
— Смотри, — продолжала я ей объяснять. — Чтобы остановить ее, просто держишь ровно поводья, немного подаешься назад и сжимаешь ее ногами.
Девушка медленно кивнула. Я подвела Либерти к ней и спрыгнула. От приземления мышцы в ногах напряглись. Я подозвала жестом блондинку и рассмеялась, замечая мимолетный испуг на ее лице.
— Не переживай! Это с виду страшно. Если тебе понравится, можешь попросить Дезмонда, он научит тебя лучше. Все, что знаю я, услышала от него.
— Дез любит лошадей? — нежно улыбнулась Тереза.
Она осторожно обогнула животное, остановилась около морды и протянула руку. Кобыла фыркнула и отвернулась. Я рассмеялась, провела рукой по ее жестким, вычесанным и сплетенным в косу волосам, показывая Уолис, что это совсем не страшно. Все еще остерегаясь, она повторила за мной и удивленно раскрыла рот.
— Я думала, они вонючие и страшные, — как ребенок восторгалась блондинка. — Ты хорошая девочка, да, Либерти?
— Наверное, она бы предпочла слово «непослушная» или «вздорная», — заметив непонятливый взгляд Терезы, я объяснила: — Это кобыла Сибил. Какая она, такое и животное.
— Понятно. Значит, ты, милая, та еще сука? — лошадь недоверчиво прищурилась, но больше не вырывалась, просто уткнувшись в ее ладонь. — Язва, истеричка, стерва, дрянь...
От смеха у меня уже сводило скулы. Я схватилась за живот, продолжая наблюдать за спектаклем. Тереза облизывала красную помаду и так мстительно улыбалась. Могу поклясться, она представляла сейчас мать своего любимого. Я бы так хотела, чтобы Сибил отпустила ненависть и увидела в ней замечательную партию для своего сына.
— Запрыгнешь на нее? — предложила я.
Уолис нерешительно пожала плечами. Она прошла к седлу, размашисто вставила ногу в стремена и оттолкнулась от земли. Ее костяшки побледнели, мышцы под брюками напряглись, но девушка с первого раза взобралась на кобылу. Ее задница приземлилась в седло.
— Ух, — Тереза сплюнула волосы, откидывая их за спину. — Это не так-то и сложно.
— Теперь возьми поводья и плавно натяни.
Я проследила за тем, как она взяла ремешки и четко выполнила все, как я сказала. Либерти спокойно заржала и тронулась. Уолис завопила, крепко обхватила ее ногами и прижалась к спине.
— Как ты держишься в нем? Твою мать, снимите меня с этого животного!
— Тереза, все хорошо, — попыталась я.
— Нет-нет-нет-нет. Для первого раза очень даже достаточно, — девушка побледнела.
Она испуганно сжала ее загривок и потянула на себя. Либерти попыталась встать на дыбы, но я обошла ее и дала команду успокоиться.
— Ты сможешь обратно перекинуть ногу?
— Я сниму ее, — рассмеялся голос за спиной.
Тереза была лицом к нашему зрителю, так что она увидела его первее, чем я. Девушка облегченно выдохнула, переставая крепко обнимать Либерти.
— Дезмонд, пожалуйста, быстрее. Или меня скинет это животное, или я умру. Я переоценила свои силы и вообще! Господи, — она закатила глаза и стыдливо покраснела.
Мужчина обошел меня, остановился у седла и протянул руки к любимой. Она вцепилась в его плечи мертвой хваткой и подалась вперед, чуть ли не сваливаясь в объятия. Я прикусила губу, наблюдая за ними со стороны. Дез был без пиджака в сероватой рубашке. Его волосы, как всегда, трепались на ветру. Сколько бы геля он не использовал утром, они не держали рельефа укладки. Мышцы на его спине забугрились, натягивая ткань.
Когда-то он обращался так и со мной. Легкая грусть поселилась в груди. Я вспомнила, как ожидала наших тренировок, как радовалась его приезду и встречала в аэропорту – в дождь, в снег, в мороз, я с замиранием сердца наблюдала посадку самолета. Было такое странное чувство. Первое время после разрыва, эти мысли всегда отзывались истерикой и тупой болью, а сейчас я, словно смотрела на все сквозь призму.
Что-то внутри меня менялось.
— Ох, у меня закружилась голова, — простонала Тереза.
Она обняла мужчину за талию и спряталась на его груди. Дез рассмеялся, погладил ее по спине и положил подбородок на макушку.
— Если хочешь, я дам пару уроков по тому, как оседлать коня.
Девушка прыснула от смеха и легонько пнула его мысом ботинка по икре. Это было одна из их общих шуточек? Я нахмурилась, не понимая смысла, и потянула Либерти, передавая ее поводья конюху.
— Я, когда первый раз взобралась на Оскара, тут же упала, не продержавшись на нем и пары секунд, — подбодрила я. — У тебя вышло очень даже хорошо.
— Ты очень даже хорошо опозорилась, Тереза, — передразнил мой голос Юджин.
Он медленно шагал со стороны зеленого лабиринта. Мужчина курил, делая глубокие тяги, и выпускал дым, тут же припадая обратно. Его лицо не выражало ничего, кроме насмешливости, но я все равно насторожилась. Морщина между бровей, грустные блеклые глаза и синяки под ними.
У него что-то случилось?
— Давай, мы поставим тебя на шпильки и заставим продефилировать?
Тереза выглянула из своего «укрытия», показывая язык.
— Я надену белый парик, юбочку покороче и Дезмонд нас с тобой перепутает.
— Боюсь, ты не выдержишь, если у твоего брата встанет на тебя в таком виде.
Меня бросило в краску. Я сглотнула и под хохот Юджина опустила глаза в землю, сама улыбаясь.
— Вы невыносимые, — заворчал Дезмонд. — Серьезно.
— Да ладно тебе. У нас тут только одна девчонка из церковного хора. Я прав, милая Лиси? — мужчина сделал выпад вперед и насмешливо поймал меня в плен, прижимая к себе.
Ради приличия я начала вырываться, но все внутри трепетно заурчало. Пульс участился, сердце начало скакать по вершинам рисунка кардиограммы, а коленки, словно что-то предвкушая, задрожали. Я выбралась из объятий и оттянула полы своего жакета, ловя заинтересованный взгляд Терезы. Она прищурилась и подмигнула мне.
О Боже, как же мы выглядели со стороны?
— Дезмонд, пойдем у нас есть с тобой дела, — протянула Уолис, подхватывая его за локоть.
— У нас? — на минуту стушевался мужчина. Он посмотрел на любимую, потом на нас с его братом и спохватился. — Точно дела! Конечно! Как же я мог забыть об этих делах. Пойдем, Тереза. Эти дела очень срочные.
Я проследила вслед парочки, втянула носом сырого из-за дождей воздуха, и неожиданно протянула:
— На какой цветок я похожа?
Юджин озадаченно нахмурился. Он перевел взгляд на меня, осмотрел с головы до ног – жарко, осязаемо, пылко – и прошептал:
— Пойдем.
Он протянул мне руку и лукаво, сверху вниз, скосил глаза. Не знаю почему, но меня бросило в мурашки. Я вложила свою ладонь в его, наслаждаясь наполняющим жаром. Сердце опять начало несмело порхать, заставляя меня задыхаться.
— Куда?
Юджин поджал губу, кивнул конюху, чтобы тот снарядил нам коня и таинственно глянул в сторону рощи дубов.
— Заведу красавицу в темную чащу и придамся с ней греху под покровом ночи.
Меня бросило в жар.
— Ты, лес, я и цветок?
— Я, лес и ты. Что может произойти, Лиси? — заиграл бровями О'Кеннет.
Я улыбнулась, замирая от предвкушения.
И вправду, что может произойти?