Глава 15. Наследник.
«Рано или поздно все тайны будут непременно раскрыты.
Нет ничего тайного, что не стало бы явным»
— Михаил Пришвин
Спустя несколько дней.
«Я — Наследник», — думал Матвей, ковыряясь в электронике ракеты. Его мысли и раздумья были словно поток из разбросанных слов и предложений, догадок и идей, сплавляющихся по реке его сознания, и если бы кто-то смог заглянуть в его голову, человек ужаснулся бы и поспешил сбежать оттуда из-за переизбытка странных мыслей.
«Но что за проклятье?» — безответное эхо раздавалось в каньонах мозга пятиклассника.
«Получается, мой отец — "обречённый активист"? Что он сделал этим людям, что стал таким? Это всё из-за книг?» — гадал Матвей. И самый главный вопрос его мучил, так сильно потрясал его уверенность в себе, веру в родителей и завтрашний день, что Морозов невольно дрожал каждый раз, медленно произнося про себя: «Зачем он отдал меня сюда?» — а вместе с тем: «Почему именно сюда? Почему именно меня? Он хотел меня наказать? За что?»
И пускай нельзя было назвать пребывание Матвея в этом тихом городке наказанием или ссылкой, для парнишки, который чуть меньше месяца назад узнал, что он — тот, кого ищет вся школа, пребывание было самым что ни на есть проклятием.
Дверь в инженерный класс хлопнула. Матвей подпрыгнул на месте и неохотно повернулся в сторону входа в помещение. Оттуда по очереди заходили Заменская, «Доктор Ливси» и Медведева.
— Матвей, время закончилось... — как-то необычно тяжело сказала Заменская и посмотрела искренне грустным взглядом на мальчика.
— Пришло время отправлять модель на конкурс! — радостно сказал «Доктор Ливси».
— Но она ведь не собрана! — попытался вцепиться в ракету Матвей, но его руки сильно сжал Андрей Степанович, добавив:
— Увы, но это уже ни на что не повлияет.
— Как? — совсем удивлённо сказал Матвей, встал и беглым взглядом осмотрел присутствующих. Заменская и Медведева поникли головой, прячась от пронзающего взгляда мальчика.
— А что мне тогда делать? Вы же забираете мою единственную ракету!
Матвей почти истерил.
— Матвей, послушай, это же ненадолго! Конкурс, пару дней, недель, и ракета твоя... — как бы оправдывалась директор.
— А если её сломают или... — парень посмотрел в единственное не заклеенное крестами из скотча окно, на облачное небо, в котором виднелись частые чёрные столбы дыма от работавших систем ПВО.
— А если её заберут на войну? — продолжал Матвей, а учителя вздрогнули из-за табуированности темы.
— Полно! — говорил Андрей Степанович.
— Да ну чушь! — оправдывалась Заменская и тоже посмотрела в окно.
— Матвей, перестань! Никому не нужна твоя ракета... — сказала директор и поняла, что совсем другое хотела она сказать, но было уже поздно.
— Вот так вы мне помогаете! Да? — схватив портфель и с ним вещи, Матвей слёзно проговорил последнюю фразу и выскочил из кабинета в коридор, где бегал Липов с колокольчиком, чтобы не создавать видимость нахождения людей в школе, но оповестить детей о начале урока.
Матвей шёл быстрой походкой, вытирая сопли, а на него из инженерного класса смотрели трое, как будто желая что-то крикнуть ему вслед, но не стали.
— Их рельеф подскажет место, где были раньше мы, — по слогам проговаривал Матвей слова с записки на часах, лишь бы уйти, убежать от мыслей и этих страшно несправедливых взрослых. В этих буквах крылась новая загадка, которую теперь пытался разгадать пятиклассник.
— Где раньше были мы... — говорил он тихо, открывая дверь на лестницу, и пытаясь вспомнить, где раньше был он и что оттуда осталось.
Вспышка.
Лето. Море. Папа, мама. Отель. Ресторан. Курорт. Сувениры.
Матвей остановился, захваченный воспоминанием, которое мимолётно пролетело сквозь его сознание, напомнив о совсем другой жизни, которая осталась в его родном городе. Мальчик не хотел думать о родителях в эти минуты, но, как бы отряхиваясь от неприятных мыслей, он о чём-то догадался.
«Фотографии... Рельеф... Что же это...» — думал теперь про себя Матвей, как что-то щёлкнуло в голове, запыхтело и выдало: «Магниты».
Да, такой атрибут, которым сейчас легко можно удивить современное поколение детей, стало отгадкой на очередную тайну. Однако стала ли эта разгадка главным пазлом в общей картине тайны и проклятия, наложенного отцом на своего сына? — не понятно. Ясно лишь одно: Морозов, как только пришёл к этой мысли, оказавшись на втором этаже школы около картин, стал размышлять, где мог он встретить, а теперь и найти эти пресловутые магнитики.
Разумеется, здесь, на втором этаже, сидели завучи в учительской, которые явно знали всё о своей школе, но идти просить их найти магнитик — бред. Спрашивать других учителей — тоже бессмысленно, посчитают и без того чудаковатого Матвея и вовсе за умалишённого.
Матвей, не переставая стесняться, перешёл в соседнее крыло и стал заглядывать в кабинеты, внимательно разглядывая электронные доски. В классах, где сидели учительницы, он искренне интересовался, а какой предмет они ведут, несмотря на то, что на входе в каждое помещение висели таблички. И ведь учителя велись на добрую уловку и отвечали искренней улыбкой и гостеприимным жестом незнакомому ученику.
В этот момент мальчику показалось, что проклятье — это лишь затея парочки злобных людей, не больше. А всем остальным настолько всё равно, что они, кажется, даже зная об этих легендах, не пытаются им противостоять или содействовать.
Спустившись на первый этаж и уже изрядно устав, Матвей зашёл в очередной кабинет, который ничем не отличался от других, кроме старой маркерной доски, висевшей слева от электронной. Какой-то квадратик висел на ней.
— Чем могу помочь? — спросила низкая, но большая, как матрёшка, учительница, с виду напоминавшая чем-то Домникову.
— Какой предмет вы ведёте? — выдохнув, спросил Матвей.
— Русский, — также тяжело выдохнула учительница, как бы располагая к себе гостя.
— Понятно... А что это у вас? — пятиклассник обратил внимание владельца кабинета на старую пыльную картинку. Оба подошли, протёрли предмет, и Матвей, взяв из рук учительницы магнитик, обернув его, увидел надпись.
— Крым... — проговорила женщина, — но откуда? Я там не была...
— Это всё «обречённый активист»... — срывая записку, раздражённо сказал Морозов.
— Активист... А! Кажется, вспомнила! Никита... Был у меня такой ученик... Долго мы с ним спорили, а потом ничего... Разошлись на хорошей ноте, — улыбнулась учительница.
— На хорошей? — слегка удивился Матвей.
— Да. Для меня он был одним из лучших учеников здесь... — сказала она и как-то с сожалением выдохнула, — а теперь я не знаю, где он... Никто не знает... Лишь вот знаки только и находим.
— Он... — хотел сказать Матвей, но не стал, одумался и оправился, — то есть, вы говорите, знаки? Ещё находили?
— Да пишут тут учителя в чатах, находят что-то иногда, а так... Пустяки...
Матвея, конечно, раздирало внутри желание узнать, а что это за «пустяки», но дабы не казаться навязчивым, он поблагодарил учительницу, вышел из кабинета и в последний раз посмотрел на хозяйку. Она всё смотрела на магнитик и не отрывала глаз, будто переносил он её на десятки лет назад, делал моложе, а воспоминания тёплой волной накатывались на её голову. Что-то очень больно дёрнулось в душе Матвея, но не стало это его пока сильно тревожить. Он закрыл дверь, развернулся и прочитал записку:
«Они — есть кладезь знаний.
Кладезь практики твоей.
Открой его.
Найдёшь ты в тайне
Ключ от Родины своей.»
«Практики твоей...» — повторил он ещё раз про себя и задумался. Кажется, про практику говорила математичка...
Да, ещё несколько минут назад Заменская стояла вместе с «Доктором Ливси» и директором, которые забирали у Матвея ракету, и была, наверное, самым ужасным человеком в жизни мальчишки, но, к его счастью, он не был злопамятным.
Быстро Морозов развернулся, поднялся на третий этаж и был готов теперь у кабинета физики, где, по его предположению, сидела учительница. Он открыл дверь в кабинет и посмотрел на женщину. Их взгляды пересеклись, и казалось, что она в тот момент не могла ничего говорить и смотреть на ученика. Что-то терзало её глубоко в душе.
Матвей спросил:
— В чём лежит практика и знания?
— Что? — совсем не поняла вопроса Заменская.
— Я ищу место, где лежит практика и какие-то знания... — повторил, выдохнув, Матвей.
— Эм... — женщина задумалась, но было видно, что мозг её не очень-то и хотел думать и общаться с парень, а, наоборот, старался максимально замкнуться и отвязаться. — Кабинет... Книги... Наборы? ...
— Наборы? — переспросил Морозов.
— Да, ты же с ними практикуешься... — ответила учительница и снова замолчала.
«Наборы... Но наборы чего? Если отца... Нет. Если «обречённый активист» был связан с биологией и химией, то, значит, это наборы либо по биологии, либо по химии. Логично? Логично,» — шёл и размышлял мальчишка, — «но наборы химии теперь благодаря мне в подвале. Остаются только наборы биологии... А это Зайцев».
Кажется, встреча с Зайцевым не входила в планы мальчишки.
«К нему ходит Липов. Может, он поможет мне найти набор?» — подумал Матвей и направился к кабинету активистов, где собирались те, кто считал себя избранными.
Матвей не спеша шёл по коридорам, лестницам, оглядывался, будто совершает что-то тайное, но это скорее было попытками ощупать новый мир, в котором он теперь живёт. С новыми правилами и с новой ролью. Будто в компьютерной игре, в которую он играл раньше дома, его то ли подняли на ранг выше, то ли понизили. Но не рассказали про его новые возможности и «монстров», которые ожидают его на этом уровне.
Матвей совсем скоро оказался у того самого кабинета, открыл дверь и... Там сидел Вадим и его «банда».
Можно ли сказать, что Морозов захотел закрыть дверь? Нет. Захотел ли отвернуться Соколов? Да. И отвернулся. Тут же. И тихо отшутился:
— Посмотрите, кто же это к нам пришёл...
Матвей не стал реагировать, а лишь спросил:
— Липов тут?
— Его тут больше никогда не будет! — пафосно вышел из-за шкафа, стоявшего у стены, Оркид.
— И где же его искать? — удивился Морозов.
— В актовом. Там театралка сейчас пляшет, — ответила Лисова, которой мать запретила сюда ходить.
Пятиклассник всё понял, посмотрел ещё раз на Вадима, прятавшего глаза от одноклассника, развернулся, закрыл дверь и, пройдя пару метров, зашёл в актовый зал.
На сцене и в правду были дети, которые говорили какие-то реплики и, видимо, готовились то ли к очередному спектаклю, то ли к празднику. Матвея это ни капли не смутило, и, увидев за кулисами Диму, он, уже не сильно прячась, подошёл к председателю. Тот общался с какими-то девушками.
— Дима... — тихо, немного испугавшись, сказал Морозов.
— Слушаю, — закончив говорить с старшеклассницами, президент повернулся.
— Ты можешь мне помочь? — продолжал пятиклассник.
— Чем? На Луну улететь? — сказал Липов, и сзади тихо рассмеялись девочки. Где-то послышался громкий голос, по-видимому хореографа.
— Нет... Мне нужно найти наборы по биологии, а ты с Зайцевым хорошо общаешься...
— Тс-с-с! — прервал его активист. — Ты что такое говоришь? Какие наборы? Ты с ума сошёл?
— Да что такого? Просто наборы... — не понимал Морозов.
— Слушай! Я не шучу. Я не знаю, откуда ты такое услышал, но я с этим никак не связан.
— Да ты можешь нормально объяснить?
— Пацан, я тебе сейчас врежу... — его угрозы звучали наигранно, — иди вон к Паше...
Дима указал на тонкого, худощавого парня в очках, с виду напоминавшего спичку, со странной причёской по типу горшок, в огромной толстовке и в джинсах, полусогнутый и такой неаккуратный, из-за чего сильно выделялся на сцене, и скорее он был бы хорошим звукооператором, нежели актёром, как Липов или другие дети. Матвей прошёл по сцене, вообще не думая о смысле слов Димы, и встал перед высоким парнем:
— Ты Паша?
— Н-да, а что? — ответил парень.
— Мне сказали, что ты можешь мне помочь достать наборы.
— Т-с-с-с! Ты что орёшь такое здесь? Стены всё слышат, — почти крича говорил Павел.
— Да что вы все такие скрытные? Что в них такое? — удивлялся Матвей, пока Паша судорожно оглядывался по сторонам. Недолго думая, старшеклассник схватил пятиклассника за руку и в пару гигантских шагов выскочил с ним из актового зала в дальний угол коридора.
— Откуда ты про нас узнал? — шёпотом говорил человек-спичка.
— Да про кого вас... — уже нервничая, говорил Матвей.
— От кого? Говори! — Паша тряс за плечи парнишку.
— Да отстань! — кричал Морозов. — От Липова, от кого ещё...
— Балабол... — отозвался о председателе Павел, — что ты хочешь от меня?
— Последний раз говорю: мне нужен набор по биологии, там... там лежит нужная мне вещь.
— Какая?
— Поможешь — покажу.
— А почему по биологии и почему ты спрашиваешь у меня? Я же не Зайцев.
— Вот именно, что ты — не Зайцев. Я хотел, чтобы мне помог Липов, а он послал к тебе.
— Ну... Чтобы я тебе помог, я должен знать, что ты никому не расскажешь о том, что я тебе покажу и расскажу...
«Да я...» — хотел сказать Матвей, но не стал рисковать и решил выдать что-то банальное: — мне некому рассказывать.
— И всё же ты мне сейчас спокойно рассказал, всё что уже произошло... Незнакомцу.
— Молчу, — закончил дебаты Морозов.
Паша встал и подошёл к двери зала, открыл её немного и стал показывать указательным пальцем на разных актёров:
— Видишь, вон там несколько мальчиков разговаривают? А вон несколько девочек? Как ты думаешь, почему они не разговаривают с остальными или даже с Липовым?
— Боятся... Я не знаю...
— Приглядись.
Матвей пригляделся и очень удивился: одна девочка была толстая, другая одета слишком по-бедному, один мальчик был цыганом, и это было явно, а у другого были косые глаза.
— А теперь посмотри на меня, — сказал Паша и продолжил, не дожидаясь ответа, — мы все — изгои. «Овечки на пастбище». И ты судя по-всему тоже, раз один ищешь никому не нужные наборы.
— Не обзывайся... И... Почему я вас раньше не замечал?
— А ты думаешь изгои должны в новостях сниматься?
— Нет, но... Мы же учимся в одной школе.
— В одной, да не в одной. Некоторые даже сверстников из своей параллели не знают.
— Но тебя сложно не заметить высокого. На конкурсах, в лагере...
— Нас там нет, — сказал Паша и с минуту помолчав продолжил рассказ: — раньше у нас был кружок, а сейчас... Мы вынуждены были бежать от Зайцева сюда, к «овечкам на кладбище». Нас здесь тоже прищемляют. А наборы, которые ты ищешь, с нашего кружка: с нейромоделирования, с биологии доставать бессмысленно.
— Даже не знаю, что сказать...
— Тут и нечего говорить, — выдохнул Паша, — чтобы получить набор, надо попасть в наш старый кабинет. Приходи через полчаса к комнате активистов. Они уйдут репетировать сюда, а мы как раз пойдём переодеваться. Там поговорим.
Матвей оставил парня у актового зала, а сам пошёл бродить полчаса по школе. В его голове была настоящая каша, заваренная уже всеми, но расхлёбывать её придётся только ему. И в этой каше не было ничего адекватного, какие-то сумасшедшие мысли от разных людей. И было это всё так странно, напутано, как снежный ком, что казалось, что проще это просто выкинуть из головы и пойти... Делать ракету? Которой теперь нет. Делать уроки и вообще учиться? В пятом классе? Вся жизнь ещё впереди с учётом того, что если Матвей и выходил в пять часов из школы, он всё равно успевал сделать всю домашнюю работу в интернате, где ему ещё больше мешали орущие старшеклассники. И пока лишь две вещи мучили его: происходящее и урчащий желудок.
Полчаса прошли относительно быстро, и, увидев, как медленно и с пафосом вышли активисты, как в коридор, будто мыши, заглядывали актёры, Матвей зашёл вместе с последними в комнату. Он встал рядом со шкафом и замолчал, наблюдая за происходящим.
Разумеется, в кабинете был Липов, а вот, что самое странное, несмотря на то, что здесь переодевались только мальчики, здесь что-то делала большая девочка-цыганка, рядом с которой и стоял председатель, косо поглядывавший на Морозова и о чём-то тихо говоривший с девушкой.
Матвей обернулся и увидел до боли знакомую книгу. Он, недолго думая, схватил её и засунул в пиджак, и, оглянувшись, чтобы удостовериться, что никто не заметил кражу, увидел почти пятидесятирублёвые глаза цыганки.
Она встала и подошла к нему. Закрутилась вокруг мальчика и начала говорить:
— Кажется, твои родители не рассказывали тебе, что красть нехорошо.
— Их нет, — сухо ответил пятиклассник.
— А что же тут делаешь? Воруешь?
— Не твоё дело, — отворачивался Матвей и прижимался к шкафу.
— Да он сумасшедший, — говорил сзади Липов.
Вдруг Морозов почувствовал, что кто-то перекрыл свет от единственного окна.
— Зарина, опять ты используешь свои цыганские методы! — сказал громко Паша.
— Ой, вы посмотрите, Ермаков заговорил! — отшучивался председатель.
— Вы возомнили себя слишком взрослыми. Властью, — продолжал Паша, — не вам судить других.
— А кому же? — хором ответили двое.
Паша не стал отвечать, а лишь жестом предложил Матвею выйти, за которым вслед покинули помещение другие актёры. В коридоре их ждали девушки. Все стоявшие снаружи кабинета заглянули в щель между дверью и стеной в комнату активистов, где Паша свис над Димой, а тот нервно протянул высокому руку. Через пару секунд Ермаков Паша вышел.
— У нас мало времени, — сказал он и пошёл по коридору. Пара ребят и Морозов отправились за ним.
Недолго они шли. Открыв пару дверей, оказавшись в тёмной части школы, группа остановилась. Матвей почувствовал, что место очень знакомое. Все включили вспышки телефонов, а Паша стал ковыряться в замочной скважине. Дверь отворилась. Подул влажный плесневый воздух. Ермаков включил одну единственную работавшую лампу, и тут пятиклассник понял, что это за место:
— Склад?
— Да, из-за нехватки места в школе, до Зайцева здесь был кружок, — сказала одна из девушек бархатным голосом.
— Бред... — сказал Морозов и вместе со всеми зашёл в загадочное помещение.
Здесь всё также было перевёрнуто. Стеллажи лежали, наборы валялись по полу, книги, коробки, банки и склянки, стекло, ноутбуки — всё в одной куче. Паша подошёл к куче вещей, взял какой-то пластиковый ящичек и, подойдя к пятикласснику, сказал:
— Это и есть набор. Ищи, тут их много.
Он отдал коробку и, развернувшись, присев на корточки, стал разбирать кучу. Все остальные дети сами, без приказов, обошли Матвея и стали, сидя, как Ермаков, перебирать всё, что валялось. Морозов тоже не стал терять время зря и пошёл осматривать горы вещей в поиске нужного набора, открывая каждый найденный пластиковый контейнер и ища в нём старые жёлтые бумажки.
Матвей поднялся и воодушевлённо стал читать:
— Летит по небу он и оставляет знания...
— Записка? — поинтересовался Паша.
— Да, — отвечал Морозов.
— Интересно... — протянул старший.
— А как ты ключи у Липова получил? — поинтересовался Матвей у Павла.
— А. Ничего сложного. Сказал, что мы пошли убираться сюда, чтобы он не заподозрил ничего.
— Хитро... — выдохнул Матвей и пробежался взглядом по складу.
— А вас обижают? Почему вы ни с кем не общаетесь? — присев и став помогать ребятам, сказал Морозов.
— Иногда обижают, обзывают, — отвечал цыган.
— После ухода Лебедевой равновесие между нами и «волками» исчезло... — говорил грустно Ермаков.
— А кто такие «вы» и кто такие «волки»? — не понимал пятиклассник.
— Мы — «овцы», изгои, нас не любят и гоняют. У Оркида тоже все изгои, активисты, просто единственное, чем они от нас отличаются: они свои «достоинства» специально преувеличивают, чтобы не казаться слабыми. У Воронина — футболисты, они реально сильные, и ты просто не слышал, как они бьют активистов и в частности Артёма, а у Зайцева — свои «агенты». Он хитрый. Но в целом он через слухи и сплетни очень сильно влияет сначала на детей, а потом через них на учителей. Ушла Лебедева. Ушёл «обречённый активист». Мы и наши предшественники пошли все, кто к Оркиду, кто к Воронину, кто к Зайцеву, но они лишь терроризировали нас, пользовались как слабым звеном. Лучшим временным «спасателем» для нас, нейромоделистов, после Зайцева стал Оркид, так как ему всё равно на всех подопечных.
— Ага, и тем не менее у этих «волков» свои страхи перед друг другом: Зайцев боится, что его посчитают насильником, — сказала девушка в поношенной одежде.
— Заменская, хоть она и не «волк», но боится, что её посчитают «овечкой», — сказал косоглазый парень.
— А Лебедева боится, что про неё узнают... — сказал Матвей, и все посмотрели на него.
— Но это легенда... Мы точно не знаем, здесь ли она... — сказал Паша.
— Здесь! Я точно знаю, здесь! — вырвалась изо рта Морозова фраза, а на глазах стали наворачиваться слёзы, — я видел её! В подвале, во сне... Я. Я...
Его речь прерывалась нервными вздохами от ужаса слов, которые он пытался произнести и понять.
— Я... «Наследник проклятья»... — сказал он и прижал голову к ногам, сев на холодный пол.
— Что ты! Тихо... Ты не... — успокаивал его Ермаков.
— Да! Это я... У меня даже отчество — «Никитич» ...
Все подошли к мальчишке, сохраняя эту жестокую тишину то ли понимания, то ли недоверия.
— Но если это так, то ты в большой опасности! — встав, сказал Паша и посмотрел вновь на Морозова, — не бойся... Мы тебя защитим.
— Вы даже себя защитить не можете, а что уж я... — захлёбывался слезами Матвей.
— Вместе — справимся, — отвечал Паша, хотя и сам слабо верил в свои слова.
— Как хоть тебя зовут-то, «Наследник...»? — спросила полная девочка.
— Матвей... — всхлипнул слезами пятиклассник и обратно засунул голову под руки, прижав её к ногам, словно защищаясь от всего этого страшного мира, который будто сплющился вокруг бедного ребёнка в эти несчастные пятнадцать квадратных метров склада и светил своей маленькой лампочкой Ильича, как новым тусклым и еле тёплым солнцем.