Наследник проклятья и тайны Подземелья

После...

На скамейке, прижавшись к стене, сидел мальчик с кудрявыми волосами. Его неаккуратно постриженные локоны слегка закрывали бледное худое лицо. Глаза его бегали по подвалу в поисках чего-то, за что можно было бы аккуратно зацепиться.

Здесь в темноте, разбавляемой лучами ламп аварийного освещения, дрожали дети и взрослые. Страшное для них наступило время. Теперь жизнь им не казалась прежней, наоборот, можно было сказать, что жизнь разделилась на «до» и «после».

Парень встал. С небольшой высоты своего роста он пытался рассмотреть происходящее. Мальчик немного прошёл по большому помещению подвала. В центре рядом с чьим-то телефоном с включённой вспышкой сидели старшеклассники и играли в карты. На них явно косо смотрели учителя, но сами они прекрасно понимали, что нужно сейчас детям.

В правом углу стояла группа из учителей. Зайцев что-то ворчал и жаловался Андрею Степановичу, указывая пальцем на детей и иногда на взрослых. Сам Андрей Степанович внимательно слушал первого, иногда покусывал дужку очков, смотрел на что-то тупым взглядом и редко кивал. Он и раньше иногда был таким грустным, но теперь его улыбка стала чем-то редким, как, например, чудо. Рядом стоял Оркид Павел Иванович, который поглядывал на две кучки активистов, мимо которых и проходил парень с кудряшками. Его медленно провожала сканирующим взглядом Заменская. Парень перешёл в другое помещение.

Здесь на скамье по головке Ани Инны гладила своей старой рукой с обвисшей кожей Домникова Галина Ивановна. Напротив, прижавшись к углу, пытался заснуть Матвей Морозов. К нему и подсел бледный мальчик.

Матвей спал поверхностно. Часто просыпался, пытаясь немного открыть глаза, но тут же засыпал. Что-то невнятное пытался он произносить своим ртом. Его руки поочерёдно с ногами слегка поднимались и тут же, дрожа, падали.

В комнату ворвался с криком Воронин:

— Есть!

Дети неохотно открыли глаза и увидели что-то, напоминавшее консервы или сухпайки, чтобы сгладить урчание желудка. Матвей проснулся и посмотрел по сторонам.

— Держи, — аккуратно передал какой-то хлебец и вымолвил слово незнакомец сбоку от Морозова.

— Гм... Спасибо... — спросонья отвечал Матвей, не понимая, что здесь происходит.

Оба парня захрустели сухими галетами. Матвей слегка открывал глаза, щурился в лучах ламп, как от нового солнца, и медленно вбирал носом влажный и плесневелый воздух.

— Как тебя зовут? — прожёвывая, спросил Морозов соседа.

Мальчик задумался. Может, он не хотел произносить своё имя, а может, просто боялся кого-то или что-то. Здесь теперь судили даже не по имени, а по носкам, футболкам, худи и кроссовкам, а такой, как он, молчаливый и боязливый, тихий и скромный кудрявый парень, слишком выделялся среди активных проповедников нового течения и терялся среди множества слов и слухов, звучавших здесь без остановки.

— Тимофей, — своим словом парень немного нарушил тишину, но не стал раздирать сильнее полотно молчания.

Перестав жевать, Матвей резко вскочил со скамьи. Почти так же быстро вслед за ним вскочил и Тим. Морозов бросил еду и направился в тёмную часть подвала, туда, где никто не сидел. Кудрявый мальчишка следовал за ним молча.

Оба медленно проскальзывали в тенях, чтобы не попасть под внимательный взгляд стоявших по помещениям учителей. Лёгкая дрёма витала здесь, в подземелье. Влажный воздух слегка убаюкивал взрослых. Иногда были слышны очереди автоматов или ПВО, и тут же они будили кивавших граждан. Где-то вдруг вновь начинали кричать дети. Учителя уже не могли успокаивать учеников — взрослые, такие праведники и умные, опытные взрослые теряли веру, что никак не могли потерять Вадим Соколов, желая попасть в Совет, Аня, которую настигла война, и Матвей, стремившийся сюда. Веру в светлое будущее и завтрашний день. Впервые люди перестали планировать жизнь, а фокус их глаз был наведён на ближайшие день или, дай Бог, ночь. Кажется, каждый из сидевших здесь отсчитывал секунды, которые оставалось ему прожить.

Мальчики вскоре оказались в соседнем техническом помещении. Немного света падало из забитого снегом окна под потолком и еле освещало некоторую часть комнаты. Матвей включил фонарик. Перед парнями в лучах от телефона показались несколько десятков коробок. Морозов кинулся к ним и стал что-то искать. Его руки раздвигали и швыряли ненужные учебники, в то время как к нему сзади медленно подходил Тимофей, вглядываясь в те же коробки.

— Нашёл! — тихо обрадовался Матвей. В его руках была зелёная книжка с золотыми, отваливающимися в лучах из окна буквами.

Тимофей встал за спиной Морозова и попытался приглядеться в толстую книгу, но увидел лишь чёрную краску.

Матвей уже знал, как работать с таким «искусством», оставалось лишь прочитать скрытое в записях:

— Мальчик... — Матвей быстро листал страницы. — Никита... приехал... в лагерь... здесь... он... узнал... кто... он...

Что-то очень сильно ёкнуло в груди читавшего. Мир в глазах Морозова сильно поплыл, и в нём резко замелькали картинки: на них Матвей был в коридоре, вчера, среди толпы, размытой по коридору. Это была общая картина, фон которой художник зачем-то закрасил. Посередине стоял Матвей. Он кого-то искал. Мурашки забегали по коже, а она стала гусиной. Слегка затряслись руки Матвея, а ноги немного подкашивались.

— Дежавю... — тихо сказал Матвей, как вдруг кто-то впереди кашлянул.

Парни подняли головы в сторону темноты коридора. Морозов сильно сжал книгу и быстро направился в сторону неизвестного. Тимофей медленно пошёл за ним.

Матвей почти подбегал. Ему вслед дул попутный ледяной ветер. Кто-то совсем близко что-то шептал. Это был очень знакомый голос. Такой тихий, хриплый и непонятный, но ужасный и страшный.

Сердце парнишки стучало особенно сильно. В горле давил ком, душа ушла в пятки, а руки тянулись вперёд, чтобы схватить неизвестность.

— Стой! — старался тихо кричать Тимофей своему соседу, но тот был почти у выхода...

Бам!

Дверь закрылась. Кто-то очень неприятно провёл ногтями по двери и запер её изнутри, что-то шепнул и поскакал по лестнице вниз, на минус второй этаж школы. Матвей как сумасшедший дёргал дверь, оперевшись ногами о раму, но металлическая неподатливая дверь, запертая на несколько замков, не поддавалась усилиям пятикласснику.

— Тварь! Открой! Я знаю, что ты там... Боже... — опускался на пол Матвей и грязным рукавом белой рубашки вытирал углы своих глаз. Ему навстречу медленно шёл Тимофей.

— Пошли... Здесь нет никого... — тихо говорил бледный мальчишка.

— Есть! Она прячется! Она хочет меня убить! — рыдал Матвей и пару раз ударил от злости кулаком дверь.

— Уже нет... — продолжал монотонно Тимофей.

Матвей неохотно встал и почти под ручку с Тимом вернулся обратно в светлую часть подвала. Морозов активно втягивал сопли и вытирал рубашкой глаза, чтобы не показаться девчонкой. Их не очень радушно встретил Оркид:

— Ты что хмыкаешь?

— Холодно, — отвечал Матвей.

— А что разделся? И почему рубашка грязная? — неохотно спрашивал Павел Иванович.

— Упал, — оправдывался Морозов.

Учитель не стал мучить детей, ведь не очень хотел нянчиться с ними, поэтому оставил их у скамьи и ушёл, ковыляя, следить за другими.

— Трость ему нужна... — отшутился Матвей.

— Да, — лаконично ответил Тимофей.

Кудрявый мальчишка не стал долго смотреть на уходящий образ учителя, а повернулся в сторону соседней стены, посмотрел на трубы, на девушек, что шутили в углу, и спустя пару минут молчания спросил соседа:

— Зачем ты туда ходил?

Вытерев нос уже мокрой рубашкой, накинув пиджак, Матвей подумал и ответил:

— Я искал книгу... Ещё до этого я хотел пойти в подвал. А теперь она у меня.

— Что за книга? — спросил первый.

— Я не знаю. Тут есть слова, но...

— Дежавю?

На эти слова Тимофея Морозов поднял голову и посмотрел своим глубоким взглядом прямо в глаза соседа. Затем опустил голову, расстроенно покачал ей и ответил:

— Я... Тоже узнал, кто я... Теперь... — Матвей вздохнул, — теперь надо отвлечься.

В помещение медленно вошла громко шумевшая группа. Тимофей встал и пошёл в другой угол, чтобы не мешать соседу, и встал рядом с пришедшими.

— Ой, посмотрите на эту плаксу! — задиристо говорил Вадим, тыкая пальцем в сторону Морозова, и, требуя оценки, поглядывал на высокого Артёма.

— О да! Таких слёз не роняли и девочки!

Группа весело смеялась, несмотря на происходящее за стенами, однако делала это достаточно тихо, чтобы их не услышали остальные, но при этом достаточно громко, чтобы их подслушивал Тимофей.

— Хотите прикол? — спросил Вадим и продолжил, не дожидаясь ответа, — вчера я типа приснился Инне. Прикиньте, она меня во сне целовала. Прямо с языком.

— Фу-у-у-у, — протянули все.

— Ага, так она ещё и на дискач со мной хотела, но я её отшил. Не хрен выделываться, — продолжал Вадим.

— Мужик! — сказал Артём, а две девочки с косами и сама Лисова тоже одобрили поступок Вадима.

— А этот нытик хотел вчера пойти в подвал и вырубить пробки.

— Так вот кто нас бомбит со вчерашнего дня? — удивлялся почти искренне Артём.

— Конечно, он сто пудов сдал наши координаты американцам.

— Мог, мог... — подтверждали девушки.

Тимофей в это время, слушая горячие сплетни, обжигал свои уши, но явно получал некоторое мозахическое удовольствие. Он, как пёс, чувствовал этот бунтарский дух от пришедших. Для него эти парни и девушки выглядели, звучали и пахли как Боги, и, будто заколдованный чёртом, он медленно подошёл к сидевшему на скамье Матвею.

— Ты знаешь их? — спросил тихо Тимофей и медленно сел на скамейку.

— Да. Друг там мой, — ответил Матвей.

— И как? — продолжил кудрявый.

— Не захотел он со мной идти...

— Ты для него не друг.

— Вот так вот? А кто? — неохотно спросил Морозов, что-то ковыряя ногтем в скамейке.

— Нытик.

— Он видит? — спросил Матвей и отвернулся от группы.

— Да.

— Ясно...

Парни замолчали и стали внимательно вслушиваться в слова весёлых ребят. Странно было лишь то, что среди них не было теперь Димы Липова, да и вообще он как будто потерялся где-то в подвале.

— В общем. Прихожу я, значит, к этому Зайцеву на биологию. А он как давай тянуть кота за... А нам, ну, плевать на то, что говорит, мы хотели... — тут Соколов замолчал, посмотрел на Матвея, и оба встретились взглядами. Их разделяли десяток метров, но Вадим явно заметил злость в глазах Морозова и продолжил более спокойно.

— И... Мы хотели свалить по-бырому... Ну, может, истории послушать какие. А он меня оставил, значит, и давай спрашивать меня, как зовут, что делаю. Ну я вроде нормально ему отвечаю, а он давай говорить, что вон конкурсы есть, давай пойдём... Чай свой предложил. Ну я зашёл в лаборантскую, а там что-то лица знакомые у него. Вроде как-то не по-своему чай пить. Ну он дал. Я выпил.

— А он тебе снотворное подсыпал, да? — заулыбался Артём и начал на всех вокруг смотреть, ожидая оценки шутки.

— Нет, водки, — продолжил Соколов, — ну и короче, все уже ушли. Ушёл «Ливси», а я остался. Он давай, короче, свет выключать и сидит в темноте и смотрит на меня. И что-то начал говорить, типа давай там руки пожимать. Ну и я свалил оттуда, пока он меня того...

— Капец. Я слышала, что он педофил, — сказала Лисова.

— Да все слышали. Только никто никому об этом не рассказывает. Вон посмотрите на Оркида, «Ливси» и Воронина. Им же пофигу на то, что он сидел, — загадочно начал говорить Артём.

— Сидел??? — хором удивились все активисты. Кажется, по их коже теперь бегали далеко не муравьи и не мурашки.

— Ага. Так знаете, что он делает с детьми? Он «играет» с ними, — Артём специально показал кавычки пальцами, — он приглашает их на кружок к себе на биологию, там он с ними знакомится, как с Вадимом, а после зовёт на конкурсы или ещё хуже — водит на «открытые уроки» в лес, где раздевает и совращает их.

— Вовремя я ушёл, — успокаивал себя Вадим.

— Да. Говорят, и «обречённый активист» тоже дружил с Зайцевым, — продолжал Артём.

— Ужас... Расскажи, Артём, про него! — ужасались девочки и закутывались сильнее кто в старые пледы, а кто в пиджаки и худи мальчиков.

— Да тут нечего рассказывать. Был такой Никита. Он был активным здесь в школе. Зайцев тоже активный. Вот они и познакомились. Работали вместе, хотя Никита был учеником. А потом однажды Никита пошёл в лес с Зайцевым, ну тут сами понимаете, что было.

— Кто-то был голенький! — шутил Соколов, на что получил нервное «Заткнись, дебил».

— После этого Никита как-то связался с судом и рассказал всю эту историю. Зайцева в тюрьму на шесть лет, а Никита выпустился, уехал, женился, родил ребёнка, и теперь этот ребёнок ходит здесь. А Зайцев его ищет.

— Да? Кажется, я знаю, кто это... — раздумывал Вадим и, недолго думая, сказал:

— Матвей, наверное. Он как бешенный, да и новичок.

— Ну... Ты тоже бешенный, и что? — сказала Лисова.

— Слушайте, а ведь его вся школа ищет, наверное... — сказала девочка пониже из группы сидевших. Все задумались.

— Интересно... То есть мы его можем сдать? Вопрос кому? — размышлял Артём, в то время как у самого Матвея и Тимофея глаза становились круглые, как пятидесятирублёвая монета.

— Кажется, нам пора валить... — шептал на ухо Тимофею Матвей.

— Да, — отвечал ему сосед.

Мальчишки, недолго думая, встали, обошли столб и пошли вдоль стены, спрятав головы как смогли, пытаясь не поворачиваться в сторону активистов. Сердца обоих стучали и стремились вывалиться, чтобы не чувствовать, что тогда чувствовали мальчики.

Аккуратно пройдя в соседнее помещение, они подсели к Домниковой, которая сидела на скамейке и разговаривала с учительницей химии. Тут же парни стали испытывать какое-то очень странное чувство защиты, как будто они оказались под невидимым куполом Галины Ивановны, но в то же время этот купол и чувство казались какими-то пугающими и страшными, но всё же мальчики смогли испытать облегчение.

— Так! А что это мы ходим по подвалу? — совсем не волнуясь о страхе парней, Галина Ивановна угугкнула.

— Мы... Мы решили к вам подсесть, — отвечал Матвей.

— Правильно! Одобряю, — она ещё пару секунд на них посмотрела и тяжело повернула голову в сторону учительницы.

Мальчишки только успокоились, как со стороны входного, самого большого помещения к ним пришла Медведева. У женщины были видны круги под глазами. Веки её медленно закрывались и открывались. Взгляд был почти мёртвым, а руки и тело её внезапно стали бледными и старыми. Она была совсем не в силах, чтобы ходить здесь, но теперь она готова была сказать что-то подбадривающее или что-то дававшее надежду.

— Ребята, послушайте меня, — от её слов проснулись все спящие.

— Сейчас, как вы знаете, мы живём в страшное время, и нам надо быть всем вместе. Стало известно, что пока мы можем перейти в здание интерната и расположиться там. В случае опасности нам придётся вернуться в подвал. К сожалению, домой вам возвращаться опасно: на улице могут быть разбросаны мины. Поэтому оперативно и без паники переходим в другое здание. В начале колонны Прохоров с Зайцевым, в конце: Воронин и Оркид. Все идём!

Как только Анастасия Викторовна сказала свою недолгую речь, медленный караван начал собираться и с ужасом выбираться в школу, чтобы перейти в соседнее здание. Все двигались тихо и оглядываясь по сторонам, как бы в этом теперь заброшенном тёмном и сером здании не оказался фашист с гранатой и автоматом. Шли медленно, но с большими шагами. В конце колонны отставала директор, а когда угрюмые Оркид и Воронин оказались у лестницы на выход, Медведева развернулась и быстро поцокала в сторону лестницы на нижний этаж. Подойдя к двери, она подёргала ржавую ручку, постучалась, но ничего и никого не услышала.

— Ушла... — единственное, что она тихо произнесла.