Глава 5. Кружки.
Октябрь.
Шёл град. Мелкие ледяные пули барабанили по отливам окон, то стуча в единый такт, то сбивая гармонию шума природы. Было ещё темно. Темнота, царица ночи, медленно обтекала улицы коттеджного посёлка, рядом с которым стоял интернат. Темнота, будучи тянущейся и плотной жидкостью, перетекала с тротуаров на дороги, сквозь форточки протекала в дома спящих горожан. Уличные фонари мешали протекать этой чёрной речке, оставляя оазисы света на асфальте, засыпанном очередным градом.
Вдруг наступило затишье. Пошёл первый снег. Снег покрывал голый асфальт и землю, укрывая их от не прощающей ничего тьмы; прятал их под своим покровом от тайного царства ночи. Никого не было в городе на улицах. Никто не гавкал и не кричал. Не ездили теперь и машины. Ночь устроила свой апокалипсис, в котором она могла находиться по несколько часов в день, но временами снова уступала рассвету, а потом солнечному, яркому дню.
Ничего не поменялось за эти недели ни в целом городе, ни в школе, ни в людях. Всё также они работали, учились и жили своей жизнью. Жизнью без вопросов и скитаний, где верят в то, что всё предопределено, а их жизнь судится мужичком или женщиной в платье, называемыми судьями или присяжными. И лишь Матвей, только отходивший от, казалось ещё вчерашнего разговора с Вадимом, слов Зайцева и вообще от всех этих загадок, перед сном ложился спать и думал: «А зачем?», «Оно мне надо?» и так далее. Эти вопросы не столько мучили Матвея, сколько просто крутились, вертелись как юла и падали как первый снег на мальчишку: всё также красиво и неповторимо, и всё также часто и много.
***
Солнечный свет ворвался в окна усыплённых осенью сибиряков. Пробудили их улыбки маленькие снежинки, лежавшие на асфальте, земле и на деревьях. Вечный поток людей, но теперь оживлённый лучами маленького и далёкого солнца, всё также пешком, на машинах и на автобусах добирался до мест работы, учёбы или для некоторых счастливчиков отдыха. Продолжалась осень, но медленно брала бразды правления зима, веющая своими колючими, но родными морозами.
В стремительной волне людей в школу вливались всё те же знакомые лица: Матвей Морозов, щурящийся и чихавший от ярких лучей солнца, Вадим Соколов, вечно весёлый и с улыбкой до ушей, задорный и находчивый. Медленно ковыляла Галина Ивановна Домникова, держа в руке сумку, завернувшись в шарф и при каждом своём неуклюжем повороте поглядывая с улыбкой на проходивших и здоровавшихся учеников. Медведева Анастасия Викторовна шла уже загруженная проблемами Оркида Павла Ивановича и Заменской Ксении Вадимовны, которые окружили её и что-то очень нервно рассказывали, то и дело поглядывая друг на друга искоса. Подъезжали на машинах и Воронин Илья Степанович, и Зайцев Дмитрий Васильевич; медленно выходили и шли: первый, задрав подбородок, а другой, поспешно бежавший в школу, смотря под ноги. Шла Аня Инна, шли одноклассники Матвея, шла школа.
Гам раздевалок переносился с первого этажа по всей школе на уроки, с уроков на перемены, с них снова на уроки. Словно действующий организм, питавшийся внутренней и неиссякаемой энергией учеников, он действовал под чётким, а иногда даже слишком чётким руководством его органов.
— Но только эти органы уже разделились и независимы друг от друга! — сказала девочка в одной компании у раздевалок на перемене.
— Ага, вы посмотрите: Оркид делает что хочет. Ставит спектакли какие ему нравится и даже директрису иногда не зовёт, — сказала другая.
— Сидит до полуночи.
— Ага, бумажки клеит!
— И дети с ним всегда туда поди, это принеси...
— Поэтому я ушла с кружка, — сказала очередная девушка.
— Как Воронин стал!
— И Зайцев!!! — воскликнули все.
— А вы слышали, походу Оркид мутит с Заменской! Вы видели их взгляды? Они же влюблённая парочка!
— Конечно! — снова дружно подтвердили подружки.
И, разумеется, девушки были правы. Слухи полнят нашу землю. И эти не исключение.
Рядом стоял смущённый от энергии сверстников, от шумной толпы, надменных взглядов активистов и уставших лиц учителей Матвей. Он стоял и, видимо, кого-то ждал. Его лицо не имело красок: весь он пытался погрузиться в этот мир веселья и радости, возможно, и для кого-то даже счастья, но для обычных здешних обывателей — в мир скуки и безнадёги. И, конечно, эти дети тоже были правы в какой-то степени. Школа всегда обречена на уход детей, как минимум на каникулы, на смену поколений, с каждым из которых приходят всё более ленивые ученики, а конкуренция как таковая исчезает вообще. Но Матвей, уже отучившись четыре года, хотя и за тридевять земель отсюда, прекрасно знал строение любой школы, однако медленно пытался погрузиться в новую атмосферу, в новый коллектив и в новую жизнь, которая началась в сентябре.
Нерасторопными шагами навстречу к Матвею шёл лохматый, светловолосый, с удивительно лёгким рюкзаком на одном плече, в пиджаке, грудью вперёд — сам Вадим Соколов. Его улыбка тянулась до ушей и даже выше: радугу перевернули и приклеили. Взгляд метался. На всех смотрел Вадим, но по итогу ни на кого. Пустая и глупая улыбка скрывала такие же раздумья, как и у Матвея, но только «радуга» Вадима была изящной, глупой, наивной, радостной и, разумеется, очень артистичной. Матвей же стоял спокойно.
— Привет, Матвей! Пойдём сегодня к Зайцеву на кружок? — спросил весёлый Вадим.
— Какой? — будто спросонья спросил Матвей.
— Ты что, забыл? И другом зовёшься! — сказал Вадим как можно громче и посмотрел на Матвея. Глаза его были пустые, а улыбка вот-вот сбежала бы.
— Кажется, вспомнил...
— То-то же! Там, короче, новое оборудование привезли, и говорят, будет лагерь осенью, — продолжил Соколов.
— Гм-м-м... Интересно... — не подавая искреннего интереса, отозвался Матвей.
— Вот, и мы будем там что-то изучать, но больше интересно, что нам Зайцев расскажет... Здравствуйте, Павел Иванович! — будто ни в чём не бывало, будто бы и не рассказывал он о нём всё, что только знал, Вадим поздоровался с Оркидом.
— Здравствуйте, дети! — заучено сказал Павел Иванович и поднял подбородок выше.
— Ещё бы в совет попасть... — искренне, но едва слышно сказал Вадим в напутствие Оркиду.
На повороте с других раздевалок к парням присоединились другие мальчики. Они окружили Вадима и Матвея, но разговаривали в основном сами парни, ну и Вадим. Нельзя сказать, что Вадим был у них главный — он был скорее душой компании и билетом с хорошими связями. Матвей Морозов, несмотря на то что был окружён достаточно неплохими людьми, всё же был ещё во сне, в раздумьях, ну и в атмосфере школы.
Прошёл первый, затем второй, потом третий урок и так далее. Школа жила своим неповторимым ритмом. По шоссе коридоров разъезжались «автобусы из детей», «грузовики», своя «полиция»:
— Куда гоним! Вы в школе, а не на автотрассе! — кричала Заменская и тут же отворачивалась — не хотела видеть радостные лица детей.
Побаивались и старшеклассников-активистов, а они в свою очередь боялись спортсменов, которые были под чутким руководством Воронина: «Ну а что вы смеётесь? Я вам серьёзно говорю! Я вам эти мячи знаете куда запихаю? Мало не покажется...»
Были и инвалиды-колясочники, которых, как и полагается, к сожалению, унижали:
— Да куда вы по мытому бежите? В школе есть надо, а не в магазине! Да закрыт туалет, закрыт! — хриплым голосом, с торчащей так неуклюже правой лопаткой кричала бедная техничка. Но только мало кто её слушал.
— Давайте ей воду прольём? — сказал один из парней, вновь окружавших «душу компании».
— А давайте! — сказал радостно Соколов.
— Вадим, ты дебил? — воскликнул Матвей, но было поздно: вода оказалась разлитой по всему коридору.
— Вы что творите? Вы чужой труд совсем не жалеете! — кричал завуч вслед убегавшим пятиклассникам, и лишь один Матвей стоял, не зная, что делать.
— Что стоишь? Вытирай! — скомандовал завуч.
— Так я же... — попытался оправдаться Матвей, но тут же получил снаряжение и был отправлен в бой.
Впрочем, ничего нового в этой школьной суете за этот день не добавилось, а старое не изменилось.
Закончились уроки, и настала пора новой волне. И нет, не второй смене, как несколько десятков лет тому назад: время для волны внеурочек. Пока одни дети сидели с грустными лицами на подготовках к злополучным экзаменам, другие радостно бежали на кружки, которых нынче было очень много:
— Забираю!.. Забираю на физику! Павел Иваныч? Вы почему детей не забираете детей на театральный кружок? Им самим тут стоять? — бежала второпях, поправляя очки стопкой макулатуры Заменская.
— Бегу, бегу! Дети! Со мной! Идём! — ковыляя бежал, держась правой рукой за пуговицы пиджака Оркид.
Тут же, в фойе, стояли и другие учителя, которые забирали своих учеников. Эта традиция забирать с первого этажа появилась недавно: школа расширяется, приходят новые ученики из разных районов, а ориентироваться в школе сложно. Рядом у стендов, сложив руки, сидел Зайцев Дмитрий Васильевич. Он смотрел на всех с призрением и негативно отзывался:
— Сплошной бардак. Как всё неорганизованно. Сколько лет кружки есть, а каждый раз этот бордель и... Носятся, как идиоты.
— Полно вам, Дмитрий Васильевич! Это проявление нормы! — успокаивала нервного биолога Домникова, на что Зайцев нервно шипел и рычал.
Матвей и Вадим вместе с другими детьми из общей толпы смогли найти сидящего мужчину. Подошли, окружили его. Глаза Зайцева смотрели вперёд, но не могли подняться вверх: то ли разглядывал учитель детей, то ли незачем ему было поднимать глаза.
— Пошли! — резко вскочил с места и побежал в сторону лестницы Зайцев, а за ним дети.
В стремительной толпе было сложно спокойно идти и осматривать школу. Бушующая детская толпа шла на кружок за своим предводителем. Человек было немного: около десяти — кружок не пользовался популярностью, скорее всего, из-за характера Зайцева. Но, как часто бывает, именно эти дети, которые горят одной идеей и жаждут вместе работать над единой проблемой, создают невероятно сплочённый и весёлый коллектив. Матвей шёл, пытаясь выглянуть за плечи парней, особенно одного высокого, худого и со странной причёской, который перекрывал вообще всё что было можно. Морозов пытался понять, где вообще вся толпа находится, но, чтобы добраться целым, прятался в этой массе и шёл, куда она ведёт.
Дети пришли, сели за парты, достали планшеты — теперь это была норма, работать на планшетах, а не как раньше в тетрадях. Сели и ждали, пока из «офиса» выйдет тот самый биолог. Кабинет был заполнен битком. Из шкафов торчали деревяшки, бумага, книги. Все эти страсти безуспешно пытались скрыть натянутые поверх белые листы бумаги, ватманы и жалюзи. Окна были заклеены. Горела пара передних светодиодных ламп дневного света. Дальний конец класса был без света. Дети наконец дождались учителя.
Зайцев вышел из лаборантской, сел в кресло, включил компьютер на своём столе. Включился экран и ослепил сидящих за первыми партами. Все замерли в тишине. Вытирая нос платком, Дмитрий Васильевич сидел очень тихо, сохраняя тишину, иногда шевелил мышкой, что-то печатал на клавиатуре. В один момент он резко повернулся, выехал из-за закрывавшего его монитора и сказал Вадиму:
— Молодой человек, встаньте, пожалуйста.
В его словах не было ни грамма эмоций. Лицо было пустое и будто пожирало не только взгляд сидевших напротив детей, но и их улыбки.
Вадим встал из-за третьей парты.
— Как вас зовут?
— Вадим.
— И-и-и? — затянул дотошно и допрашивающе, как на допросе, Зайцев.
— Соколов. Вадим Соколов, — сказал ученик и нырнул за парту. Колени у мальчика дрожали. Всем казалось, что сейчас в действительности будет суд.
— Вадим Соколов эгоистично и самозванно оскорбил честь и достоинство случайно упавшего учителя биологии в столовой. Но! Пришёл и извинился! Такие поступки простительны, но в следующий раз я буду наказывать всех предателей! — сказал Зайцев, и его лицо перекосилось. С одной стороны, он пытался улыбнуться, ведь он хвалил Вадима, а с другой, понимая, что это ложь, вся его мимика, а в особенности взгляд показывали читающий вид. Вид, с которым Зайцев словно сканировал сидящих.
— Итак, товарищи. Вы пришли на занятия по биологии. Здесь нет места предателям и тунеядцам. Вместе с вами мы будем изучать основы биологии, а лучшие из вас покажут себя на конкурсах и олимпиадах. Сейчас откройте на ваших планшетах учебники с помощью QR-кода и внимание на доску.
Дети взяли в руки планшеты и отсканировали QR-код, как тут же Зайцев включил фильм. Далее дети посмотрели скучный фильм о том, что такое биология, под диктовку Зайцева выписали себе в заметки определения и учёных. Одним словом, ничего в образовании не поменялось. Добавились новые технологии, но, как и в двадцатом, девятнадцатом и даже восемнадцатом веках учились дети под диктовку и самостоятельные, так и продолжали по сей день. С каждым разом менялись только носители информации.
Занятие было непродолжительным. В некоторый момент Матвей даже начал общаться с одноклассниками. Они вместе тихо шутили на разные темы и иногда обсуждали что-то бытовое и обыкновенное:
— Я вчера гулял, а мне попался наркоман, — говорил первый.
— Да их сейчас много, мне мама рассказала, как раньше детям наркотики продавали.
— Хорошее время было, а сейчас? Даже энергетики не купить.
— Мне вот папа вейп даёт парить.
— А я просил, но мне он не даёт. Но я-то знаю, где он его хранит.
— Надо у старшеклассников просить, они-то точно дадут! — сказал Вадим Соколов, как почувствовал на плече чью-то руку.
— Что тебе дадут или кто? — спросил Соколова с улыбкой и некоторым задиранием Зайцев, — а с нами не поделишься?
И пускай дети побаивались смеяться при Дмитрии Васильевиче, всё же немного, но хихикали, хотя в этот раз и сам учитель был не против.
— Как так, Соколов, с друзьями надо делиться! — акцентировал на слове «друзья» внимание педагог.
— Да что я сразу-то? Это же не я даю, а мне, — оправдывался Вадим.
— А что дают-то? — интересовался Зайцев.
— Ну, вейп...
— Ты же понимаешь, — выпрямился и посмотрел сверху вниз Зайцев, — что вы просто портите свои лёгкие и становитесь наркоманами. Твои лёгкие сдохнут через пару лет. И каких детей ты хочешь получить? Больных раком?
Дмитрий Васильевич был прав, но резкая перемена в настроении заставила перестать смеяться учеников.
Однако совсем немного спустя все успокоились, продолжили работать, и в целом подобных перемен было много, но все они пока что заканчивались положительно.
Занятие закончилось на весёлой ноте. Дети расходились. Зайцев ушёл к себе в лаборантскую достаточно довольный, что редко было с ним. В классе остался Вадим, стоявший у учительского стола, и Матвей, медленно убиравший планшет в портфель. Когда же Матвей собрался, он поднял глаза и увидел Вадима, манящего его к себе рукой. Соколов головой и взглядом показывал направление, в которое они должны были сейчас пойти. Матвей нехотя согласился.
Парни открыли дверь в лаборантскую, прежде постучав и не услышав ответа. И пока Матвей смотрел на стеллажи, забитые доверху, Вадим входил в лаборантскую к Зайцеву, как в родной дом.
— Слушаю, — лаконично сказал входящим Зайцев.
— Дмитрий Васильевич, можете подсказать, как нам найти этого проклятого? — уверенно сказал Вадим.
— Так вы ради этого пришли? — ответил Зайцев и обиженно повернулся обратно к компьютеру.
— Нет, вовсе нет! Мы шли на кружок, и Вадим захотел узнать у вас... — искренне оправдывался Матвей. Всем здесь находившимся казалось это оправдание наигранным и нелепым, однако Матвей действительно говорил правду, по крайней мере за себя, говорил искренне и не имея желания соврать.
Дмитрия Васильевича утешили эти слова.
— Отец этого придурка писал чёртовы книги. Говорят, он их сжёг, когда выпустился из школы. Но мои агенты, — Зайцев сделал огромный акцент на последнее слово, — говорят, что все три разбросаны по школе в тех местах, которые как-то связаны с ним.
— То есть одна книга у вас? — сказал Вадим, сам не поняв, что ляпнул.
— Вадим? — дёрнул за плечо друга Матвей.
— Знаете что, а не пойти бы вам... — начал говорить Дмитрий Васильевич, как в кабинет кто-то ворвался.
— Кто??? — крикнул Зайцев.
В лаборантскую второпях ворвался весёлый мужичок. Лет сорока пяти. Выглядел очень молодо. Одет официально. Это был тот самый завуч, который заставил убираться сегодня Матвея.
— Дмитрий Васильевич! Здравствуйте! Вы не были сегодня на складе? — сказал вошедший.
— «Доктор Ливси», — сказал на ухо Матвею Вадим.
— На каком ещё складе? — неохотно и уставшим голосом сказал Зайцев.
— Который у вас рядом, на втором этаже.
— Не был я, у меня даже ключей нет.
— А он открыт! Говорят, оттуда что-то украли! Пойдёмте, пойдёмте посмотрим!
Дмитрий Васильевич встал и пошёл вслед за завучем. Детям идти не разрешили.
На месте преступления взрослых ждала толпа других таких же недоумевающих учителей. На правах «всезнающего» вслед за директором вошёл Зайцев, а за ним завуч. На складе были перерыто всё: на полу и полках валялись бумаги из архива, проекты деревянные, пластиковые и металлические — все в одну кучу и разбиты. Оборудование раскинуто. Камер на складе не было. Рядом рыдала секретарь, которая тоже «следила» за этим местом.
— Коллеги, я помню, мы с Липовым из девятого класса ходили сюда за оборудованием. Я давал ему ключи, так как сам не успевал таскать все вещи, — сказал завуч по кличке «Доктор Ливси».
— И Липов сюда же... — ворчал Зайцев.
— Липову можно доверять. На таких, как он, вся школа держится, — сказала Медведева, убирая телефон. Зайцев закатил глаза.
Учителя были в недоумении: подобное давно уже не происходило в школе. Кто-то в действительности искал что-то. Но оставалось два вопроса: кто искал и что. И если на первый вопрос вроде есть подозреваемые, то ответ на второй вопрос администрация получит не скоро, если вообще получит. И если захочет получить ответ, и если ответ этот будет благопристойным. Ведь кто знает, на что способны люди, когда борются за правду. За свою правду. За правду, в которую верят, и правду, которая командует ими.
Что же, это останется загадкой для завуча, вопросом для директора и догадкой для Зайцева.