новая битва закончить начатое.
Доумa вытер уголки губ, будто после обеда, и хищно улыбнулся. Его глаза, холодные, как лёд, блестели в свете луны.
— Какая ирония… одна сестра за другой. Какая же вкусная у вас семья, Кочо. Хм, кто следующая? — насмешливо протянул он, переводя взгляд то на Канао, то на Шинобу.
✨ Шинобу подняла клинок, дыхание было ровным, но внутри всё горело от ярости. Она знала, что противник слишком силён для прямого боя — его тело не разрубается обычным клинком, мышцы и кости слишком крепки. Но яд… яд был её единственным оружием.
— Ты заплатишь за Ханаэ, — её голос дрожал, но был твёрд.
✨ Канао стояла рядом, крепко сжимая меч. Её сердце колотилось в груди так, что казалось — сейчас вырвется. В глазах блестели слёзы, но вместе с ними горел огонь решимости.
— Я не позволю… я не позволю тебе тронуть ещё кого-то из нас!
Доумa ухмыльнулся и сделал шаг вперёд, его веер щёлкнул, и воздух заполнил холодный туман. Лепестки льда, словно из стекла, посыпались с потолка, устилая пол.
— Ах… вот это страсть! Как трогательно. Две сестрички против одного меня. Но знаете… — он лениво размахнул веером, и ледяные копья взвились из пола, устремляясь в девушек. — …ваша борьба всё равно бесполезна.
Шинобу оттолкнула Канао, закрывая её собой, и мечом срезала льдину, что летела прямо в сердце. Клинок дрогнул, но не сломался.
— Канао! Используй Дыхание Цветка, доверься глазам! — выкрикнула она, одновременно делая рывок к Доуме.
Канао, кусая губу до крови, кивнула. Её зрачки закрутились, фокусируясь на мельчайших движениях врага. Каждый взмах веера, каждая вибрация воздуха — она ловила их, даже ценой собственного зрения.
✨ Движения Шинобу были быстры, как у шмеля, клинок описывал острые траектории, оставляя в теле Доумы порезы. Тот только ухмылялся:
— Ах, кусается! Какая же маленькая и ядовитая оса… мм, и этот яд снова? Знаешь, Шинобу-чан, он всё равно не работает. Моё тело слишком быстро приспосабливается.
Но Шинобу лишь улыбнулась в ответ, холодно и страшно.
— Значит, нужно больше яда.
В этот миг Канао, скользнув между ледяных осколков, ударила клинком прямо в бок демона. Доумa успел прикрыться веером, но сталь всё равно прорезала его плечо. На миг его улыбка дрогнула.
— Охо? Уже лучше…
✨ Бой вспыхнул с новой силой.
Канао кружила вокруг, словно танцуя среди ледяных копий, её клинок оставлял следы света. Шинобу же наносила быстрые, колкие удары, каждый раз вводя новые порции яда.
Доумa, хоть и продолжал улыбаться, стал двигаться серьёзнее — его веер вращался, поднимая снежную бурю, ледяные шипы рвались из пола, а дыхание воздуха превращалось в мороз.
И всё же… обе сестры стояли плечом к плечу. В их сердцах горело пламя Ханаэ, и каждая рана, каждый вздох напоминал им: они сражаются не только ради себя.Буря льда взвилась вокруг них, и на миг казалось, что сама пещера превращается в морозное царство. Снежные хлопья и острые осколки летели со всех сторон, не оставляя ни секунды на передышку.
✨ Канао отчаянно прыгнула в сторону, её дыхание сбилось, глаза слезились от напряжения, но она продолжала видеть каждое движение врага.
Шинобу в этот миг сделала рывок вперёд — прямо к Доуме. Клинок вспыхнул в холодном свете, и острие прорезало его грудь. Яд проник внутрь, и демон впервые нахмурился.
— …Неплохо, — тихо сказал он, но в следующий миг его веер ударил сбоку, как стальной молот.
⚡️ Удар был слишком быстрым. Шинобу не успела увернуться. Веер сшиб её в бок, острые кромки разрезали плоть.
Она вскрикнула — звук сорвался с её губ, когда кровь брызнула на лёд.
— Шинобу! — закричала Канао, глаза распахнулись в ужасе.
Шинобу отлетела к стене, ударившись спиной о камень. Она пыталась подняться, но тело предательски ослабло, а в уголках губ выступила алая кровь.
Доумa засмеялся, его голос звенел холодно и сладко:
— Ах… вот это красиво! Сестра, что прячется за ядом, наконец-то треснула. Знаешь, ты слишком хрупкая для Столпа… но зато как прекрасно звучит твой крик.
✨ Канао дрожала. Она никогда не чувствовала такого гнева. Сердце стучало так, что гул отдавался в ушах. Её ноги сами сделали шаг вперёд, потом ещё один.
— …Не смей трогать её… — прошептала она, но голос её сорвался, и слёзы скатились по щеке. — Я не позволю тебе!
Она встала перед Шинобу, закрыв её собой, клинок поднят, взгляд горит.
Шинобу, бледная, с трудом подняла руку, сжимая рукоять меча.
— Канао… слушай меня… ты должна использовать глаза… до конца… не жалей себя…
— Замолчи! — Канао резко обернулась к ней, и в её голосе прорезалась боль. — Ты ещё жива! Мы будем драться вместе!
Доумa легко скользнул вперёд, его ледяные лепестки закружились вокруг, как смертоносный цветочный дождь.
— Ах, какие же вы милые. Одна едва держится, другая готова сгореть ради неё… Вы и правда сестры. Но скажите мне… кто из вас умрёт первой?
✨ В этот миг Канао рванулась вперёд, глаза вращались, зрачки дрожали — она уже чувствовала, как зрение начинает ломаться от напряжения. Но внутри неё горела одна мысль:
«Если я не закрою Шинобу, он убьёт её… а я этого не допущу!»
Клинки их столкнулись снова, и от удара пол разлетелся трещинами.Доумa замер. Сердце его будто застряло в груди, кровь застыла в венах. Зрачки сузились, тело перестало двигаться. Он не понимал, что с ним происходит — всё, что казалось непобедимой силой, вдруг оказалось под контролем чужой воли.
— Что… со мной? — прогремел его низкий, ледяной голос.
И тут изнутри него раздался тихий, знакомый голос. Человеческий. Голос Ханаэ. Тот, что он когда-то видел, но никогда не уважал.
— Привет, Доумa, — прозвучало мягко, но с бесконечной силой. — Ты думал, что просто съев меня, сможешь сломать меня? Ах, нет… ты недооценил меня.
Он замер, сердце дрогнуло. Ему казалось, что внутри него кто-то смеётся, кто-то играет с его сознанием, и это был тот самый человек, который теперь, несмотря на свою смерть, держит власть над ним.
— Я дала тебе меня… но не просто так. — Голос шёл изнутри, лёгкий и мягкий, но смертельно опасный. — Ты думал, что победил, но не учёл одно… что твоя сила теперь под контролем того, кого ты так легко хотел поглотить.
Доумa попытался сделать шаг, взмахнуть веером, но тело не слушалось. Дыхание стало прерывистым, внутри словно сжигали клетку льдом. Его дыхание горело, лёгкие словно таяли от глицинии, яд разъедал каждую клетку.
— Что… это… — шептал он сквозь зубы. Его глаза темнели, в них была смесь ужаса и недоверия.
— Не думай, что я просто отдала себя тебе… — продолжала Ханаэ, и даже после смерти её голос звучал так живо, что в этом была вся её злость, ненависть и решимость. — Мои мысли, мои чувства — они ещё остались в мире. И скоро… ты почувствуешь всю силу того, что ты никогда не сможешь победить.
Темнота окутала глаза Доумы, он пытался вдохнуть, но дыхание горело. Внутри него ледяной яд с глицинией сжигал тело и волю. Он попытался смеяться, но смех превратился в хрип, который растворялся в пустоте.