Тайны Фелиции Уоррен. Часть 17
Спуск по винтовой лестнице астрономической башни был тихим, нарушаемым лишь эхом их шагов. Проект был сдан, напряжение последних дней начало понемногу спадать, оставляя после себя странную, зыбкую пустоту.
Именно тогда ее взгляд, скользя по знакомым стенам, наткнулся на ту самую неприметную дверь. Дверь в ту самую коморку. Память ударила горячей волной — его руки на ее коже, его губы, жгучие и требовательные, шепот, смешанный с треском камина... Она резко отвела глаза, но было поздно. Легкая краска залила ее щеки, а дыхание на мгновение перехватило.
Сириус, шедший чуть позади, заметил это. Заметил ее застывший взгляд, румянец и мгновенную панику. И вместо того, чтобы сделать вид, что не видит, или, что более вероятно, съязвить, он... ухмыльнулся. Широко, беззастенчиво, своей самой ослепительной, самой опасной ухмылкой.
Он шагнул вперед, перегородив ей дорогу на лестничной площадке, и прислонился к косяку той самой двери, будто невинно опираясь на него.
— Что-то напомнило? — его голос прозвучал низко и нарочито невинно, но в серых глазах плясали чертики.
Фелиция попыталась сохранить равнодушие, но предательское сердце бешено колотилось где-то в горле.
— Просто дверь, Блэк. Их в замке сотни.
— О, но эта — особенная, — он покачал головой, делая вид, что с любопытством разглядывает старую древесину. — У нее... своя атмосфера. Теплая, страстная, полная... невысказанных возможностей. Не находишь?
Он посмотрел на нее, и его взгляд стал томным, тяжелым, полным намеков.
— Может, стоит зайти? Освежить память. Проверить, все ли на месте. А то вдруг мы что-то упустили в прошлый раз.
Она попыталась пройти мимо, чувствуя, как горит все лицо.
— У меня нет времени на твои глупые шутки.
— А я и не шучу, — он легко поймал ее за локоть, не сжимая, просто останавливая. Его прикосновение обожгло сквозь ткань мантии. — Я предлагаю научный эксперимент. Проверить гипотезу.
— Какую еще гипотезу? — выдохнула она, не в силах вырваться, пойманная его наглым обаянием и собственным предательским интересом.
— Гипотезу о том, — он наклонился чуть ближе, и его дыхание пахло мятой и чем-то опасным, — что некоторые химические реакции протекают лучше при повторном смешивании ингредиентов. В контролируемых условиях. Без посторонних глаз.
Его пальцы мягко провели по ее внутренней стороне запястья, и она почувствовала, как по коже бегут мурашки.
— Мы могли бы... собрать данные для сравнения. — Его голос стал шепотом, соблазнительным и настойчивым. — Ради науки, разумеется.
Она замерла, парализованная противоречивыми чувствами. Ее разум кричал, что это ловушка, что он снова играет с ней, что после всего это закончится новой болью. Но ее тело помнило. Помнило тепло, страсть, ощущение свободы.
— Твое «ради науки» звучит подозрительно, как прикрытие для чего-то совсем другого, Блэк, — сумела выдать она, но ее голос звучал слабо и не так уверенно, как хотелось бы.
Он рассмеялся — тихо, глухо, заставляя ее сердце замирать.
— А что, разве наука не может быть... увлекательной? — он отпустил ее запястье, но его взгляд продолжал держать ее в плену. — Интересной? Даже... волнующей?
Он выпрямился, все еще блокируя ей путь своей беспечной, уверенной позой.
— Ну что, Уоррен? Готова ли ты к новым открытиям? Или ты предпочитаешь держаться за старые, безопасные, но такие скучные теории?
Его ухмылка говорила, что он уже знает ответ. И самое ужасное было в том, что он, вероятно, был прав.
- Дразнишь меня, Блэк? - спросила она, хищно стреляя глазами. - Грязный ход. Я думала, что ты не страдаешь недостатком женского внимания.
Она напомнила ему о тех когтевранках, но он не слушал. Вместо этого он сделал быстрый, стремительный шаг вперед. Его руки обхватили ее талию — не нежно, а с той самой властной уверенностью, что свела ее с ума в прошлый раз.
— О, я и не думал, что и у тебя его недостаток, Уоррен, — прошипел он ей в губы, прежде чем она успела что-либо предпринять. — Я думал, что у тебя недостаток... смелости.
И прежде, чем она успела выругаться, оттолкнуть его или хотя бы перевести дух, он резко распахнул дверь коморки и буквально втолкнул ее внутрь. Она отшатнулась в полумрак, спотыкаясь о разбросанные на полу подушки, которые они так и не убрали в прошлый раз.
Дверь захлопнулась с глухим стуком, погрузив их в тесное, знакомое пространство. Воздух был густым и все еще пах дымом и едва уловимым ароматом ее духов.
— Блэк! — выдохнула она, больше от неожиданности, чем от гнева, пытаясь выпрямиться.
Но он уже был перед ней, заслоняя собой дверь. Лунный свет из узкого окна выхватывал из темноты его лицо — больше не насмешливое, а серьезное, напряженное, с горящими глазами.
— Забудь про них, — его голос прозвучал низко и хрипло, без тени привычной иронии. — Забудь про всех. Здесь есть только ты. И я.
Он не дал ей опомниться. Его руки снова нашли ее талию, прижимая к себе, а губы нашли ее губы. Это был не тот яростный, агрессивный поцелуй, что был в классе. Это было что-то другое — требовательное, но с оттенком отчаянной искренности, как будто он пытался что-то доказать. Или забыть.
Она попыталась сопротивляться, упереться ладонями в его грудь, но ее тело предательски откликалось на каждое прикосновение. Память о прошлом здесь, в этих стенах, была слишком яркой, слишком живой.
— Сириус... — ее протест потонул в его поцелуе.
— Молчи, — прошептал он, отрываясь на секунду, чтобы провести губами по ее шее. Его дыхание было горячим и неровным. — Просто... молчи.
И она замолчала. Потому что в его голосе снова звучала та самая уязвимость, что свела ее с ума тогда. Потому что его руки дрожали, держа ее. Потому что, черт возьми, она сама этого хотела. Хотела этой иллюзии, этого побега, этого сладкого, опасного безумия, которое предлагал он и только он.
Ее пальцы вцепились в его плечи, не отталкивая, а притягивая ближе. Ее губы сами открылись для его поцелуя, отвечая с той же страстью, что и он.
Он глухо застонал, услышав ее ответ, и прижал ее к стене, его тело тяжелое и реальное прижалось к ней, стирая последние остатки разума и сомнений.
В этой тесной, пыльной коморке, заваленной книгами и подушками, не было места для прошлых обид, для будущих экзаменов, для посторонних девушек. Были только они — два заклятых врага, нашедшие в объятиях друг друга единственное перемирие, которое имело для них смысл.