Глава 8: В одной постели
Ферран отдёрнул Элизабет за плечо. Её взгляд, холодный и отстранённый, встретился с его пылающим негодованием.
— Ты рассказала ему? — прошипел он.
Девушка сжала губы, мысленно закатывая глаза. Жест был едва заметен, но Торрес всё равно почувствовал, как в нём закипает раздражение.
— Я передумала, — бросила она равнодушно и, грациозно развернувшись, пошла прочь от парня.
— Что?! — воскликнул Ферран. Он бросился следом. — С чего бы вдруг?! Объясни!
— Я подумала, что сама бы не хотела знать об этом, — продолжила блондинка, даже не оборачиваясь. Её голос звучал ровно, почти безэмоционально, но в каждом слове чувствовалась твёрдая решимость. Торрес плёлся за ней следом, его попытки что-то сказать тонули в стремительной попытке девушки сбежать.
— Это не тебе решать! — взорвался он. — Он должен знать правду! Это его право!
Элизабет резко остановилась, заставив Феррана чуть не врезаться в неё. Она повернулась, её глаза блеснули.
— Ты хочешь испортить ему отдых? — спросила она шёпотом. — Ты понимаешь, что сейчас для него важно?
— У тебя было предостаточно времени, чтобы рассказать! — продолжал настаивать Торрес. — Ты обязана это сделать!
— Да плевать я хотела на то, что ты говоришь, Ферран, — резко отрезала Элизабет, её терпение лопнуло. — Мы даже не друзья. Ты не имеешь права указывать мне, что делать.
— Это касается его семьи! — взмахнул руками Ферран.
— Это касается его родителей, — повысила голос Элизабет. — Это дело только их. Не надо приплетать сюда детей. Они не заслуживают этого.
Элизабет никогда не знала своего отца. От матери она слышала лишь обрывки фраз, общие характеристики, которые сводились к одному: «редкий мудак», «кабель», «самый ужасный человек на свете». Но реальных поступков, конкретных примеров, подтверждающих эти резкие суждения, они с Марией так и не услышали. В юности это вызывало бурю протеста; подростковый максимализм подталкивал её узнать правду, разобраться во всём, докопаться до сути.
Только с годами она осознала, насколько всё было правильно. Лучше не знать о плохих поступках своих родителей и жить в неведении, чем ещё больше разочароваться в уже отсутствующем отце. Создать себе идеализированный образ, пусть и неполный, оказалось куда менее болезненным, чем столкнуться с горькой реальностью.
Поэтому решение сохранить секрет и оставить поступок сеньоры Гавиры на её совести теперь казалось Элизабет единственно правильным. И никак иначе.
— Тема закрыта, Ферран, — твёрдо сказала она. — Я разберусь с этим как-нибудь сама.
Девушка растворилась в толпе, оставляя парня одного, кипящего от негодования и непонимания. Он остался с чувством бессилия и горьким осадком недосказанности.
За всей этой картиной со стороны наблюдали Френки и Дани, пытаясь издали разобрать причину конфликта. Они переглянулись, не понимая, что произошло. Эмоции Элизабет и Феррана были слишком сильны, чтобы не заметить их.
— Эй, Фер, — окликнул его Де Йонг, подходя ближе. — Что случилось? Всё в порядке? Ты какой-то бледный.
Торрес протёр лицо руками, тяжело вздыхая. Он должен был промолчать и закрыть эту тему, но не мог. Элизабет своим поведением и категоричным отказом говорить вывела его из себя. В нём бушевала смесь недоумения, непонимания и… тревоги. Он не мог просто так оставить всё это.
— Мама Пабло переспала с Истоном, — выпалил он наконец.
— Чего?! — одновременно воскликнули парни, их глаза расширились от изумления. Неверие было написано на их лицах. Они переглянулись, пытаясь осознать, что только что услышали. Это было настолько неожиданно, настолько невероятно…
— Погоди… мама Пабло? — переспросил Френки, всё ещё не веря своим ушам. — Сеньора Гавира?
— Истон, который друг Лиз? — уточнил Ольмо.
— А вы какого-то другого Истона знаете? — горько усмехнулся Ферран. Он чувствовал себя выжатым лимоном. Вся эта ситуация была настолько абсурдна, что он едва мог в это поверить.
— Ну и дерьмо… — пробормотал Дани тихо, почти себе под нос.
Парни не собирались лезть не в своё дело. Риск распространения слухов был невелик, но всё же существовал. Однако Ферран доверял своим товарищам и знал, что они не станут самостоятельно говорить об этом Пабло.
Однако в каждой компании есть новенький, который ещё не успел влиться в коллектив, не знает всех принятых устоев и всеми силами пытается завоевать доверие. С Жоаном Гарсией было именно так.
Между «Барселоной» и «Эспаньолом» уже укоренилась взаимная ненависть — давняя вражда, пропитанная годами противостояния. Для Жоана, который перешёл из «Эспаньола» в «Барселону», влиться в новый коллектив оказалось непросто. Он чувствовал себя чужаком, наблюдателем, постоянно ощущая скрытую напряжённость и недоверие, витавшие в воздухе.
Ему приходилось прилагать огромные усилия, чтобы доказать свою преданность и лояльность новой команде. Он старался быть незаметным, не выделяться, работая усерднее всех и стремясь к совершенству в тренировках и играх. Каждый день был борьбой за место под солнцем, за право быть принятым и перестать чувствовать себя «чужаком из Эспаньола».
И вот, как подарок свыше, он услышал разговор своих сокомандников. Он понятия не имел, кто такой Истон и почему тот спал с мамой Пабло, да и в общем-то его это мало интересовало. Информация сама по себе была сплетнёй, но сплетнёй, которая могла существенно изменить его положение в команде.
Гарсия взял салфетку со стола и написал на ней короткое, лаконичное сообщение:
«Кажется, твоя мама спит с Истоном».
Найдя взглядом Гави, который в этот момент оживлённо разговаривал с Фермином, он направился к нему. Молча, не привлекая лишнего внимания, он передал салфетку ничего не подозревающему парню.
Пабло и Фермин переглянулись. Гавира осторожно развернул салфетку, и на его лице отразилось сначала недоумение, затем — нарастающее неверие, переходящее в шок. Он медленно переваривал написанное; его глаза расширялись всё больше и больше. На его лице отражалась буря эмоций: от ошеломления до ярости. Он поднял взгляд на Жоана, пытаясь понять, что происходит, но того уже и след простыл.
Лопес, видя состояние, охватившее Пабло, быстро среагировал. Он схватил друга за плечи, стараясь удержать его от необдуманных действий.
— Спокойнее, Пабло… — произнёс он. — Спокойнее…
— Что это за херня?! — прошипел Гави сквозь стиснутые зубы, его кулаки сжались в костяшки. Он пытался контролировать себя, но гнев клокотал внутри, угрожая вырваться наружу.
— Тебе всё объяснят, — попытался успокоить его Фермин. — Просто постарайся держать спокойствие. Сейчас не время для поспешных выводов.
Гави резко оттолкнул Лопеса от себя. Движение было резким, полным неконтролируемого гнева.
— Почему ты так говоришь? — рявкнул он. — Как будто это правда, и ты был в курсе?!
Парень отвёл глаза в сторону, избегая взгляда друга.
— Фермин, что это значит? — сделал шаг вперёд Пабло.
Казалось, одно неправильное движение или неосторожный жест — и Гави набросится с кулаками на бедного Лопеса.
Феликс, видя, что ситуация выходит из-под контроля, быстро вмешался. Он аккуратно, но твёрдо оттащил Пабло в сторону, стараясь увести его от Фермина. Гавира, однако, с нахмуренным выражением лица продолжал смотреть на Лопеса, не в силах отвести взгляд. Его глаза были полны вопросов и ещё большего количества сдерживаемой ярости.
Элизабет, непонимающе наблюдая за происходящим, подошла к своему парню. Её лицо выражало беспокойство и тревогу.
— Пабло, в чём дело? — спросила она тихо.
Гави молча передал ей салфетку. Блондина приняла её и аккуратно развернула. Когда она прочитала написанное, её лицо побледнело.
— Твою мать… — вырвалось у неё.
Пабло медленно повернул к ней голову, не веря своим ушам. Он заглянул ей в растерянные глаза.
— Лиз, — начал он, голос его дрожал. — Может, ты мне объяснишь, какого хрена Жоан передаёт мне такую записку?
Вокруг них начала собираться толпа. Любопытство игроков брало верх над осторожностью.
— Что в записке? — выкрикнул Ламин из толпы. Однако Френки быстро заткнул его, понимая, что сейчас лучше не вмешиваться.
— Там о том, что одна женщина, близкая Пабло, переспала с Истоном Ромеро, — громко пояснил Ферран.
Люди ахнули, начав перешёптываться. Все взгляды мгновенно обратились к Элизабет. Она прикрыла глаза, делая глубокий вдох. Глаза неприятно защипало, но она не собиралась давать волю эмоциям.
— Это не про меня, придурки! — громко произнесла она дрожащим голосом.
— Так значит, это всё-таки правда, — горько усмехнулся Гави. — И кто об этом знал?
В ответ повисло тяжёлое молчание. Оно сгущалось, давя на всех присутствующих. Кто-то смотрел в потолок, словно ища там ответы на невысказанные вопросы; кто-то рассматривал свои кроссовки, пытаясь найти в них утешение; кто-то прятался за чужой спиной, надеясь стать незаметным и исчезнуть из поля зрения. Каждый старался избежать взгляда Пабло, его яростный и пронизывающий взгляд заставлял дрожать.
Элизабет отвернулась, утыкаясь носом в плечо. Ей было безумно стыдно, но ещё больше ей было жалко Гави, её любимого. По щеке скатилась одинокая слезинка, оставляя на коже блестящий след.
— Я ещё раз спрашиваю: кто ещё был в курсе? — громче спросил Пабло. — И с чего вы вообще это взяли?!
Элизабет подняла глаза и случайно встретилась взглядом с Педри. Он стоял рядом с Габриэль и был… без футболки? Впрочем, это было неважно. Куда важнее было сейчас решить проблему, которая вот-вот готова была взорваться.
— Пабло, давай поговорим наедине, — начала она. Её голос дрожал, но она старалась сохранять спокойствие.
— Так ты тоже знала? — протянул парень и горько усмехнулся.
— Пожалуйста… — прошептала Элизабет.
— Мне с тобой не о чем разговаривать, — прошипел он и, развернувшись, вышел из домика, оставляя блондинку одну посреди всеобщего перешептывания.
В помещении поднялся шум. Все начали бурно обсуждать произошедшее, сплетничать и строить догадки. Девушка осталась стоять посередине, смотря в пол. Она хотела кинуться за парнем, заставить его понять её, объяснить всё, но ноги словно приклеились к полу. Бессилие сковало её, отняв способность к действию.
Это всё было очень глупо. Очень.
***
За окнами уже стемнело. Синева сумерек сменилась глубоким, бархатным черным, пронизанным лишь мерцанием далеких звезд. Габриэль вышла из своей комнаты, желая сделать чашечку кофе. Спать совершенно не хотелось — то ли от перенасыщения свежим морским воздухом, то ли от переизбытка мыслей в голове. Она прошла по скрипучему деревянному полу, стараясь не шуметь, и наткнулась на силуэт в темном коридоре. На небольшом кресле, свернувшись калачиком, сидела Элизабет. Её взгляд был устремлён в пустоту, а лицо, даже в полумраке, казалось слишком бледным.
— Эй, ты что здесь делаешь? — прошептала Габриэль, привлекая внимание блондинки.
Элизабет подняла на неё свои глаза, быстро моргая, словно пробуждаясь от глубокого сна.
— Отдыхаю… — горько усмехнулась она.
Габриэль прикусила губу, понимая, какую глупость только что спросила. Вопрос был слишком банален, слишком неуместен в сложившейся ситуации.
— Тебя… Пабло выгнал? — осторожно спросила она.
Девушка вновь усмехнулась, на этот раз без горечи, с лёгкой иронией.
— Я сама не имею желания с ним спать. Он не захотел меня выслушать, а я не хочу делить с ним кровать, пока мы не поговорим.
Габриэль была поражена. Казалось бы, ещё вчера она считала Элизабет хищницей, акулой, готовой напасть в любой момент. Не сказать, что брюнетка сильно изменила своё мнение, но за последние часы блондинка удивила её слишком сильно. За её маской холодности и неприступности скрывалась ранимая, обиженная девушка, желающая добиться своего.
— Если хочешь, можешь переночевать у меня, — неожиданно предложила Габриэль.
Элизабет приподняла брови.
— Спасибо за приглашение, но я не хочу мешать, — вежливо ответила она.
— Ты и не будешь, — неловко улыбнулась Габриэль. — Я серьёзно: не будешь же ты спать в гостиной?
— Уговорила, — подскочила с места блондинка.
— Пятая дверь справа. Я пока пойду возьму себе попить.
Элизабет кивнула.
Габриэль пошла вниз, чувствуя лёгкость и странное удовлетворение. Она была рада, что осмелилась сделать этот шаг. И Элизабет оказалась не так уж и страшной, как казалось. Наверное… В её поведении и реакции брюнетка увидела не только силу, но и хрупкость, скрытую под маской холодной уверенности. Эта хрупкость неожиданно привлекала её.
Через несколько минут Габриэль вернулась к себе в комнату. Элизабет стояла у окна; её силуэт едва различим в темноте, но девушка заметила, как её плечи слегка дрожали. Она смотрела куда-то вдаль, в черноту за окном, словно пытаясь найти там ответы на свои вопросы.
— Я не знаю, что ты любишь, поэтому принесла ромашковый чай, — сказала Габриэль, стараясь говорить тихо, чтобы не нарушить хрупкое молчание. — Он помогает расслабиться.
Блондинка развернулась. Её взгляд оставался задумчивым, но в нём появилось нечто похожее на благодарность.
— Спасибо, что не думаешь, что я пью только вино, — тихо произнесла она, беря из рук брюнетки чашку.
Габриэль немного нервно рассмеялась.
— Думаю, что это была разовая акция, — сказала она, присаживаясь на кровать и ставя свой напиток на прикроватную тумбочку. Внезапная тишина вновь повисла между ними, наполняя комнату напряжением.
— На тебе футболка Педри? — вдруг спросила Элизабет, её взгляд стал острым и проницательным.
Щёки Габриэль покраснели. Она прикусила губу, стараясь скрыть волнение, которое вдруг нахлынуло на неё.
— Это… наверное, просто совпадение, — пробормотала она, пытаясь звучать убедительно, но голос её немного дрожал.
Элизабет усмехнулась.
— На тебя разлили сок, ты в футболке, подозрительно похожей на ту, что была у Педри, а он щеголяет с обнажённым торсом. Не слишком ли много для совпадения? — приподняла бровь блондинка.
Габриэль почувствовала, как её щеки ещё сильнее покраснели. Они находились вместе всего пару минут, но Элизабет уже перешла в наступление. Это было слишком очевидно и понятно, но Карлес, как всегда, пропустила этот момент мимо своего внимания. Её наивность и склонность верить в лучшее заслоняли ей глаза, не давая увидеть настоящие намерения людей.
Только ей показалось, что с Элизабет получится наладить контакт, что они смогут понять друг друга. Но всё оказалось, как всегда. Так было с Абигайл, так было и с другими «подругами». Все всегда чувствовали её слабость, её неспособность к жёсткому противостоянию, и все всегда пользовались этим. Габриэль была слишком открыта и доверчива, и это постоянно использовалось против неё.
Было глупо ожидать, что Элизабет так легко отступится от Педри, что их мимолетная близость что-то изменит. Но брюнетка, как всегда, оставалась наивной и слепой к очевидным вещам.
— Я… — начала Карлес, пытаясь подобрать слова.
— А ещё я чувствую запах его парфюма, — прервала её Элизабет, слегка усмехаясь. — Можешь не придумывать отговорки. Расслабься.
— Это не то, что ты подумала… — пробормотала Габриэль, стараясь звучать убедительно, но её голос предательски дрогнул. — Моя футболка ещё не высохла, поэтому Педри предложил свою…
Это была наглая ложь. Футболка высохла ещё пару часов назад, но носить вещь Педри было куда приятнее и уютнее, чем свою собственную. Мужской запах, окутывающий её, был чем-то завораживающим и манящим.
Элизабет села рядом с ней на кровать; её взгляд стал ещё более проницательным.
— Габриэль, — мягко начала она. — Ты боишься признаться, что между тобой и Педри что-то происходит? — приподняла брови, словно ожидая ответа, который уже знала.
— Между нами ничего не… — Габриэль попыталась возразить, но слова застряли у неё в горле. Ложь обжигала её язык, и она сама не верила в то, что говорила.
— Ты сама в это веришь? — вздохнула Элизабет. — Я же не слепая…
Они смотрели друг на друга, не зная, что сказать. Габриэль чувствовала себя пойманной в ловушку; её глаза метались в поисках утешения или оправдания — чего угодно, лишь бы избежать неудобной правды. Элизабет же, казалось, наслаждалась этим напряжением; её взгляд был одновременно сочувствующим и неизменно проницательным — словно рентген, просвечивающий насквозь тонкий слой притворства Карлес.
Наконец, Элизабет нарушила молчание. Её голос стал тише, чем прежде, но в нём не было ни капли насмешки — только спокойная, почти грустная твердость:
— Слушай, Габриэль, — начала она, внимательно наблюдая за реакцией девушки. — У меня есть парень, которого я очень сильно люблю. Я тебе не враг в этом вопросе. Я просто… хочу, чтобы у Педри всё было хорошо. Я вижу, как ты к нему относишься, вижу твои глаза, ваше взаимодействие. Между вами определённо что-то есть. Даже если вы оба это будете отрицать.
Она сделала небольшую паузу, позволяя словам осесть и давая Габриэль время переварить услышанное. Затем её голос стал ещё мягче:
— Педри… он заслуживает лучшего. И если это лучшее — ты, я только счастлива, — улыбнулась блондинка.
— Между вами ведь что-то было? — аккуратно спросила Карлес.
Элизабет тяжело вздохнула.
— Мы практически встречались, — поджала губы девушка. — Но ничего не вышло.
— Ты ему изменила? — осторожно спросила она. Возможно, эта тема была не лучшей для первого диалога, но Габриэль хотела знать правду.
— Можно и так сказать, — блондинка поджала ноги, обнимая колени руками. — Мне очень стыдно за свой поступок. Честно. Я тысячу раз извинялась перед ним. Но хочу, чтобы ты знала: я не жалею, что всё сложилось именно так. Какими бы сложными ни были наши отношения с Пабло, он — единственное, что мне нужно.
Габриэль молчала, переваривая услышанное. Она ожидала обвинений и осуждения, а получила… сочувствие? Или что-то похожее на него? Разговор принял неожиданный поворот, и Габриэль не знала, как на него реагировать. Её собственная ложь внезапно показалась ещё более жалкой на фоне искренности Элизабет.
— Ты… ты не злишься? — наконец прошептала Габриэль.
Блондинка покачала головой. Её взгляд стал спокойным и даже немного грустным.
— Злиться… на что? На то, что ты влюбилась? Что испытываешь чувства? Нет, Габриэль. Я злилась бы, если бы обманывала саму себя в том, что ты чувствуешь. Но ты… ты запуталась, и я понимаю это.
Она снова замолчала, а затем добавила:
— Просто… я знаю, какой он бывает очаровательный. Будь с собой честна, ладно? Не разбей ему сердце, — прикусила губу блондинка. — Ну раз уж я была с тобой откровенна, расскажи о себе.
Габриэль вздохнула; её плечи опустились под тяжестью собственных нерешённых проблем. Она чувствовала себя растерянной. Элизабет, несмотря на всё, оказалась неожиданно понимающей, и эта поддержка выбила почву из-под ног.
— Я… учусь в университете, прохожу практику, — начала она, стараясь говорить ровно, но голос всё ещё немного дрожал. — У меня вся семья врачи, поэтому выбора у меня особо и не было.
— И как тебе? Нравится в Барселоне? — спросила Элизабет.
— Лучше и не придумаешь, — Габриэль горько усмехнулась. — Если бы мне ещё повезло с коллегой…
Глаза блондинки загорелись любопытством.
— Неужели Бернардита всё никак не может забыть Педри? — с усмешкой спросила она.
А вот и повод узнать больше о Бернардите...
— Забыть? Да она его просто ненавидит, — протерла лицо девушка, стараясь скрыть улыбку. — Она, кажется, всех ненавидит.
— Да ты смеёшься! — покачала головой Элизабет. — А она тебе что-то говорила обо мне, например…?
— Ещё как, — криво улыбнулась Габриэль. — Говорила, что у неё был роман с Педри, но ты ему мозги запудрила. Если убрать все нелестные эпитеты, конечно.
Взгляд Элизабет заметно повеселел.
— А знаешь, как всё было на самом деле? — хитро улыбнулась она. — Бернардита была одержима им. Просто с ума сходила! Педри, конечно, тоже хорош, раз спал с ней, но она буквально лезла к нему в кровать. Никакого самоуважения.
— Спал...? — выдохнула брюнетка, и это было не столько вопросом, сколько констатацией.
Так значит, доля правды в этом была. Бернардита всё равно оставалась на шаг впереди, даже в своих грязных сплетнях. Эта мысль кольнула неприятной завистью.
— Это было ужасно, — махнула рукой Элизабет. Её лицо скривилось в гримасе брезгливости. — Поверь мне, этих двоих больше ничего не связывает. Как и меня с ним, — твёрдо добавила она. — Ты можешь действовать, — подмигнула девушка.
— Спасибо… — мягко улыбнулась Габриэль, чувствуя, как на сердце становится легче. — И спасибо, что сегодня защитила меня перед ней.
Блондинка звонко рассмеялась.
— Я только рада! Если вдруг понадобится ещё раз её чем-нибудь облить, зови. Мне не привыкать.
Габриэль улыбнулась. Какая же Элизабет была классная… Теперь она поняла: девушка не была хищницей, она была просто очаровательна. В ней искренне и легко сочетались дерзость и доброта. Стало понятно, почему на неё вешалось столько футболистов. Она буквально сводила их с ума.
И от этой мысли стало ещё хуже…
— Надеюсь, у тебя с Пабло всё наладится, — искренне произнесла Карлес, стараясь отогнать мрачные мысли.
— Конечно, куда мы денемся, — улыбнулась блондинка, поправляя выбившуюся прядь волос.
Надейся, Элизабет, чтобы всё хорошо закончилось. Ведь не всегда побеждает любовь…
***
От Автора:
вся актуальная информация
tg/tiktok: spvinsatti