Глава 2: Правила выживания
На краю яхты, под ласковыми лучами балийского солнца, сидела Элизабет. Теплый, влажный воздух, пропитанный солоноватым морским бризом и тонкими ароматами цветущих тропиков, мягко обволакивал её, лаская кожу. Она делала глубокие, медленные вдохи, словно пытаясь навсегда впитать в себя это ощущение покоя и безмятежности. Это был последний день их отдыха, и мысль о предстоящем возвращении в реальность отзывалась в груди тихой грустью.
Прощаться с этим райским уголком, с легкостью бытия, казалось невероятно тяжелым. Не хотелось снова погружаться в рутину, в ворох забот, связанных с подачей документов в университет, в необходимость вставать по утрам, когда солнце ещё только робко поднимается над горизонтом. Мирная нега Бали контрастировала с предстоящим ритмом, и переход пугал своей резкостью.
Но рядом с этим нежеланием возвращаться в ней жило и другое чувство — тоскливое ожидание встречи с Барселоной. С шумом её улиц, с энергией, которая наполняла этот город. А главное — с работой. С «Барсой», ставшей за короткое время чем-то гораздо большим, чем просто местом работы. Тянуло обратно к вызовам и радостям поля, к знакомой команде, к жизни, которая, несмотря на свою интенсивность, была полной смысла.
Пока эти противоречивые мысли витали в её голове, спокойствие нарушилось. Что-то пролетело мимо с легким свистом, и тут же раздался отчетливый всплеск – футбольный мяч плюхнулся в бирюзовую воду неподалеку. Элизабет вздрогнула от неожиданности, обернулась, и её взгляд наткнулся на него. Пабло.
Он стоял на палубе с чуть взъерошенными после сна волосами, и на его лице сияла широкая, обезоруживающая улыбка.
— Извини! — крикнул он через легкий шум волн, поднимая руки в шутливом жесте. — Не могу дождаться момента, когда вернусь на поле!
В его словах и глазах было столько неподдельной радости и нетерпения, что уголки губ Элизабет невольно изогнулись в ответной улыбке. Она уже открыла рот, чтобы что-то сказать, но не успела. Не раздумывая ни секунды, парень сделал шаг к перилам, легко перемахнул через них и с тем же радостным возгласом, что и секунду назад, плюхнулся вслед за мячом в лазурную воду.
Он быстро вынырнул, отряхивая мокрые волосы, и уже плыл к дрейфующему мячу. Поймав его, он откинулся на спину, держа мяч на животе, и посмотрел на неё снизу вверх, улыбаясь ещё шире.
— Ну что, Лиз? — крикнул он, и его голос немного искажался расстоянием и шумом воды. — Хочешь поиграть? Последний день на Бали, надо его как-то отпраздновать!
Элизабет покачала головой, усмехаясь.
— Нет, спасибо, Пабло! Ни за что на свете не прикоснусь к мячу!
Он нахмурился в шутливом недоумении.
— Почему это?
— Потому что, — ответила она, стараясь говорить достаточно громко. — Я не хочу, чтобы ты со мной сделал то же самое, что делаешь с соперниками на поле!
На несколько секунд повисла пауза, а потом по воде разнесся его звонкий смех.
— Хорошо подмечено! — крикнул он, всё ещё смеясь, и снова перевернулся на живот, направляясь к яхте.
Он ловко подтянулся на борт, мокрый, счастливый и держащий в руках мяч. Отбросив его в сторону, он подошёл к Элизабет и присел рядом с ней на краю палубы. Вода стекала с его кожи мелкими ручейками, оставляя влажные следы на дереве. Блондинка чуть подвинулась, устраиваясь поудобнее на своём месте. Они сидели бок о бок, плечом к плечу, глядя на бескрайнюю гладь океана, которая теперь казалась немного менее грустной.
Гави был еще влажным после воды, и прохлада его кожи приятно контрастировала с теплом вечернего воздуха. Капля воды с его волос скользнула по её предплечью, оставляя легкий, щекочущий след. Элизабет поежилась, но не отстранилась. Её пальцы всё ещё нежно поглаживали его влажные волосы на затылке, ощущая тепло его кожи под ними.
Он повернул голову, его взгляд задержался на её профиле — на линии подбородка, на мягком изгибе шеи, на прядях светлых волос, которые ветер игриво трепал. Улыбка медленно сползла с его губ, уступая место выражению, которое она знала и которое заставляло её сердце пропускать удар. Это был тот же взгляд, который появлялся у него перед решающим пасом, перед броском в штрафную — сосредоточенный, полный намерения, но сейчас в нём было что-то совершенно иное, что-то, от чего по её телу пробегала дрожь.
Он осторожно протянул руку и обхватил её ребро; пальцы коснулись её голой кожи. Девушка почувствовала, как кожа под его прикосновением мгновенно покрывается мурашками, а затем ощутила приятное тепло, растекающееся по телу.
— Знаешь… — начал он тихим, немного хриплым голосом, который не вязался с его обычным звонким тоном. — Есть вещи, которые я не могу дождаться сделать не только на поле.
Его пальцы мягко сжались на её теле, привлекая её чуть ближе. Элизабет повернулась к нему, их лица оказались совсем рядом. Она видела мельчайшие капельки воды, запутавшиеся в его ресницах, видела темно-карие глаза, которые сейчас казались невероятно глубокими. Тёплый воздух между ними словно сгустился, наполнился ожиданием.
Она не ответила сразу, просто смотрела на него, пытаясь прочесть в его глазах то, что он не говорил вслух. Воздух пах морем, солнцем и… им. Его уникальным, чуть солоноватым запахом.
Его другая рука медленно поднялась, невесомо коснувшись её щеки. Большой палец нежно погладил кожу у уголка рта. От этого легкого прикосновения по телу пробежала дрожь. Все мысли о Барселоне, университете и рутине отошли на задний план. Существовали только они двое, тепло заходящего солнца на их лицах и это нарастающее напряжение между ними.
Он медленно наклонился, не отрывая взгляда от её глаз. Блондинка почувствовала его дыхание на своих губах — тёплое, прерывистое. Её сердце бешено стучало где-то в груди. Она закрыла глаза, готовясь к его поцелую. Момент растянулся, наполняясь ожиданием.
Наконец, его губы коснулись её — мягко, едва ощутимо. Это был скорее вопрос, легкое касание, чем поцелуй. Но в нём было столько нежности и отложенного желания. Она ответила, чуть подавшись вперёд. Поцелуй углубился и стал более уверенным. Вкус соли, солнца и что-то ещё… что-то совершенно их.
Его рука на её щеке скользнула вниз, обхватывая шею и притягивая ближе. Вторая рука переместилась с рёбер на талию, прижимая её к себе.
Она обвила руками его шею, зарываясь пальцами в его влажные волосы на затылке. Поцелуй становился всё более страстным; дыхание сбивалось. Он легонько покусывал её нижнюю губу, вызывая волну мурашек по всему телу. Элизабет застонала тихо, почти неслышно, и парень ответил ей тем же низким, гортанным звуком.
Он чуть отстранился, не разрывая объятий; их лбы соприкоснулись. Его глаза всё ещё горели тем же огнём.
— Думал… — прошептал он, его голос был низким и хриплым от желания. — Думал, как я раньше жил без этого.
Элизабет улыбнулась, прижимаясь к нему еще крепче.
— Без чего? — тихо спросила она, поглаживая его затылок.
Его рука скользнула по её спине вниз, легко очерчивая изгибы бёдер и прижимая её ещё плотнее.
— Без тебя, — произнёс он с искренностью в голосе. — Без этого.
Он снова поцеловал её, на этот раз более требовательно и глубоко. Их тела плотно прижались друг к другу, и Элизабет почувствовала каждое движение его груди, каждый стук его сердца, который отдавался в её собственном. Руки Пабло блуждали по её телу, заставляя её выгибаться навстречу. Она отвечала ему с той же силой и тем же желанием, которое копилось внутри.
Тепло их тел переплеталось. Элизабет ощутила, как мир вокруг них исчезает, оставаясь лишь в их объятиях. В этот момент всё было идеально — не было ни забот, ни тревог, только они вдвоем, потерянные в своих чувствах.
***
Яркое, почти ослепительное солнце заливало спортивный городок, рассыпая золотые блики по свежескошенному газону и полированным поверхностям тренажеров. Воздух звенел от далеких выкриков тренеров, глухого стука мячей и редкого смеха — обычные звуки жизни, кипящей вокруг. Но для Габриэль, сидевшей на нагретой солнцем лавочке, этот шум был лишь фоном к её внутренней буре.
Она сидела, ссутулившись, обхватив колени руками, и упрямо смотрела в бездонное синее небо. Пыталась удержать тугой ком в горле, подавить жжение за веками, которое угрожало вылиться в горькие слезы. Каждая клеточка её тела сопротивлялась, пытаясь сохранить внешнюю невозмутимость, но внутри всё дрожало от обиды и глухого отчаяния.
«Дочь хирурга-ортопеда Жоана Карлеса попала на стажировку в медицинский отдел футбольного клуба Барселоны».
Эта фраза, словно обломок стекла, снова и снова царапала сознание. Она слышала её вчера по радио, читала в утренней газете, видела на новостных лентах. Опять. Чёрт возьми, опять. Не Габриэль Карлес, не её безупречные оценки, не её упорство и бессонные ночи над медицинскими атласами, не её блестящие рекомендации, а лишь «дочь хирурга-ортопеда Жоана Карлеса».
Ощущение было таким, будто её собственное «я» растворилось в тени его имени, унесено ветром, не оставив и следа. Будто все её личные заслуги, каждый шаг вперёд, каждое достижение автоматически приписывались не ей, а ему — великому и знаменитому Жоану Карлесу, возвращающему в строй спортсменов после самых сложных травм. Будто она была лишь бледным отражением, придатком к его славе, неспособным существовать самостоятельно.
Габриэль сжала губы, пытаясь проглотить горечь, которая подкатила к самому горлу. Как же ей хотелось, чтобы хоть раз, хоть на мгновение, её имя прозвучало само по себе, без унизительной приписки, без этого навязчивого напоминания о том, чья она дочь.
— Эй, ты в порядке? — раздался голос позади.
Девушка обернулась и увидела его. Педри Гонсалес. Тот самый Педри Гонсалес... Она быстро вытерла поступающую слезу и натянула улыбку на лицо.
— Да, просто... вышла подышать, — оправдывалась она. — Голова болит.
— Габриэль, ведь так? — он присел рядом с ней.
Карлес кивнула.
— Твои родители верующие? — приподнял бровь он.
Габриэль рассмеялась и посмотрела в его глаза. Глубокие карие глаза, в которых она была готова утонуть... Кхм, кхм, спокойнее.
— Все врачи отчасти верующие, — пожала плечами брюнетка. — А ты, похоже, неплохо разбираешься в Библии.
— Все футболисты отчасти верующие, — усмехнулся он. В его голосе не было насмешки, лишь легкая, непринужденная интонация, которая неожиданно для Габриэль немного ослабила тугой узел в её груди.
Она задержала дыхание, глядя на него. «Спокойнее», — повторила она себе. Это было некстати, совершенно непрофессионально. Она здесь для стажировки, а не для того чтобы заводить знакомства с игроками. Но его взгляд был таким открытым и искренним, что ей стало сложнее держать маску.
— Понимаю, — сказала она, слегка кивнув. — Когда столько зависит от случая, от доли секунды... Веришь или нет, но в операционной бывает то же самое. Иногда кажется, что только чудо может помочь.
Педри чуть склонил голову набок, его взгляд изучал её лицо. Габриэль почувствовала, как её щеки слегка розовеют под его пристальным вниманием. Он, похоже, заметил не только размазанную тушь, но и что-то гораздо глубже.
— Так как тебе работать в Барсе? Я слышал, что доктор Пруна довольно жестко себя ведёт с подчинёнными, — спросил он.
— Пока всё в порядке. Я давно стремилась к этому, — хмыкнула девушка. — Доктору Пруне я очень нравлюсь, чего, конечно, не скажешь о моей коллеге.
Она тут же пожалела о последних словах. Слишком лично. Слишком уязвимо. Она посмотрела вниз на свои переплетённые пальцы, пытаясь скрыть внезапно нахлынувшее чувство неловкости. Зачем она вообще это сказала? Он ведь просто проходил мимо.
— Ты о Бернардите? — приподнял бровь он.
Ну вот, приехали...
— Слушай, я не хочу...
— Нет, перестань, — прервал её протест брюнет. — Я знаю, что Бернардита — девушка... своеобразная. До этого она конфликтовала с моей... эээ... подругой.
Подругой? Отлично, он сделал такую паузу, словно она не просто подруга. Стоп, Габриэль, ты видишь его второй раз в жизни...
— Да, у нас с ней не совсем складываются отношения, — призналась она, стараясь говорить осторожно. — Но я не хочу углубляться в это.
Гонсалес кивнул и заглянул ей в глаза.
— Я понимаю. Просто знай, что иногда люди ведут себя так, потому что сами не уверены в себе. Возможно, она просто пытается утвердить свою позицию.
Девушка понимала, что футболист прав на все сто процентов. Но это не оправдывало её поведение.
— Я просто хочу делать свою работу и учиться, — произнесла она, стараясь сохранить спокойствие. — Не хочу быть частью каких-либо конфликтов.
— Это правильно, — согласился Педри. — Но... в чём проблема на самом деле?
Да он издевается… Габриэль почувствовала прилив раздражения. Почему он так настойчив? Она ведь уже сказала, что не хочет обсуждать это. Но стоило ей поймать его взгляд, как все её защитные барьеры рухнули. Глубокие карие глаза парня смотрели на неё с таким неподдельным интересом и сочувствием, что она не могла отвести взгляд. Это было не просто любопытство, а искреннее желание понять. И перед этим взглядом, перед его спокойной уверенностью, она вдруг ощутила себя совершенно беззащитной.
Она тяжело вздохнула; этот звук был глухим, словно вырвался из самой глубины её души, полный усталости и невысказанной боли. Она знала, что сейчас ей придётся снять маску и обнажить самую болезненную часть себя.
— Проблема не только в Бернардите, — начала Карлес; её голос звучал непривычно тихо, почти шёпотом. Она опустила взгляд на свои руки. — Проблема в том, что говорят другие.
Она сделала паузу, собираясь с силами, и снова подняла глаза, чтобы встретиться с его взглядом.
— Многие считают, что я здесь только благодаря своей фамилии. Потому что я дочь известного врача, — слова вылетали с трудом, каждое из них было пропитано горечью. — Все эти новости, эти статьи… они не говорят о моих заслугах, они говорят о его влиянии, о его имени. Будто я ничего не стою сама по себе. Будто вся моя работа, все, чего я добилась, — это просто побочный эффект того, что я родилась в его семье. И Бернардита… она лишь озвучивает то, что и так думают многие. Что я здесь по блату, а не по способностям. И от этого… от этого невозможно отделаться. Мне просто очень больно слышать это снова и снова. Отец никогда не делал мне никаких поблажек; он требовал больше, чем другие родители требуют от своих детей. И от этого только обиднее...
— Да уж, — протянул он. — Это ужасно. Действительно ужасно, когда приходится постоянно оправдываться за то, что ты не выбирал. За то, кем ты родился. Знаешь… — он чуть поджал губы. — Я думаю, что ты бы нашла общий язык с моей подругой. Она переживает нечто… похожее, если так можно выразиться. Может быть, не в такой же форме, но она знает, каково это — быть постоянно под пристальным вниманием и иметь дело с чужими ожиданиями и завистью.
Подруга…
Снова это слово. И каждый раз, когда он произносил его, в его голосе и взгляде появлялась особая теплая интонация. Она поджала губы, пытаясь скрыть легкую, почти незаметную кривизну.
— Похоже, эта девушка тебе очень дорога, — произнесла брюнетка.
Педри улыбнулся. В его карих глазах вновь вспыхнул тот особенный нежный свет.
— Очень, — подтвердил он без малейшего колебания. Он не стал развивать тему, лишь зафиксировал факт, и этого было достаточно, чтобы Габриэль поняла всю глубину его слов.
Брюнет поднялся с лавочки и продолжил:
— Ладно, — сказал он, протягивая руку и легонько касаясь её плеча. — Приятно было поболтать. Надеюсь, ты со всем справишься. Если что, обращайся. Здесь все друг за друга. И… — он чуть запнулся, а затем произнес так, словно только что пришла эта мысль. — Ты большая молодец, Габи.
Габи…
Она замерла, когда его рука легла на её плечо, а затем, когда он произнес это непривычное и интимное сокращение её имени, по её спине пробежали мурашки. Никто и никогда не называл её так. Это прозвучало так тепло и естественно из его уст, словно он знал её целую вечность, а не каких-то пару дней.
А может, он и не такой уж плохой, как о нём говорят...
***
Габриэль с усталостью шагнула в прохладный, немного стерильный воздух кабинета. Она тяжело выдохнула, словно сбрасывая с плеч невидимый груз, и её взгляд задержался на блестящих поверхностях стола и шкафов.
Её движения были медленными, почти заторможенными. Сняв легкую кофту, она подошла к вешалке и взяла белый халат. Ткань прохладно скользнула по коже, окутывая её, словно защитный панцирь. Габриэль застегнула пуговицы, чувствуя, как униформа мгновенно настраивает её на рабочий лад, вытесняя личные переживания. Это был её щит, её вторая кожа, за которой можно было спрятаться от мира и чужих суждений.
Она присела за стол, достала телефон и включила экран. Пальцы машинально пробежались по иконкам, открывая новостную ленту. Бесконечный поток информации, чужих жизней и событий – она просто хотела отвлечься, забыться, пусть даже на минуту, в этом цифровом шуме. Глаза скользили по заголовкам, пытаясь зацепиться за что-то, что не напоминало бы о сегодняшнем утре, о фамилии Карлес, о Педри…
— Где была? — резкий и пронзительный голос раздался прямо за её спиной, заставив девушку вздрогнуть и выронить телефон на стол.
Она резко развернулась. Перед ней стояла Бернардита, сложив руки на груди и сверля её взглядом. Её обычно безупречная прическа сегодня казалась слегка растрепанной, а уголки губ были плотно сжаты, выдавая едва сдерживаемую агрессию. Весь её вид говорил о угрозе.
— Тебе какое дело? — огрызнулась Габриэль, не пытаясь скрыть своего раздражения.
— Хочу понять, почему ты бездельничаешь, — фыркнула рыжая.
— Так разве у нас не перерыв? — усмехнулась Карлес.
— Если хочешь остаться здесь работать, стоит забыть о перерывах. Доктор Пруна не любит, когда мы прохлаждаемся.
— Он не любит, когда ты прохлаждаешься, — брюнетка сделала акцент на «ты». — Может, стоит выполнять свою работу качественнее, и тогда на тебя не будут ругаться?
— Сука, — прошипела Бернардита.
— Взаимно, — вновь усмехнулась Габриэль. Она чувствовала, как гнев смешивается с изнеможением, но отступать не собиралась. Слова Педри о том, что нужно отпустить и не обращать внимания, сейчас казались слишком далекими. Перед лицом Бернардиты срабатывали другие инстинкты.
Девушка побледнела от ярости, а затем её лицо приобрело багровый оттенок. Она сделала шаг ближе, так что брюнетка почти почувствовала запах её резких духов. Её глаза сузились в тонкие щелочки.
— Вот как? Ты совсем потеряла берега, Карлес, — прошипела рыжая, каждое слово выдавливая сквозь стиснутые зубы. — Думаешь, раз твой папочка тут царь и бог, то тебе всё позволено? Думаешь, можешь разгуливать где угодно, пока другие работают, а потом ещё и огрызаться?
Она провела взглядом по лицу Габриэль, задержавшись на едва заметных следах размазанной туши под глазами, а затем с ехидством добавила:
— А что, если доктор Пруна узнает, чем ты на самом деле занималась во время «перерыва»? Может быть, ты прохлаждалась не только в коридорах, а и… где-нибудь в другом месте? С кем-то?
Габриэль почувствовала, как её щёки загорелись от ярости и стыда, но она не позволила себе смутиться. Это был удар ниже пояса, но она была готова. Она давно привыкла к тому, что её личная жизнь и репутация постоянно находятся под микроскопом.
— Мой папа не имеет никакого отношения к моей работе, — холодно ответила Карлес, поднимаясь со стула. Она сделала шаг вперед, сокращая расстояние между ними, так что теперь они стояли лицом к лицу. — И чем я занимаюсь в своё личное время — это не твоё собачье дело. Если ты так сильно переживаешь за мою производительность, может, займёшься своей? Или будешь следить за мной, пока другие доказывают свою компетентность на практике?
— Может, ты мне и не нравишься, Карлес, — прошипела Бернардита. — Но у меня есть женская солидарность. Я уже предупреждала тебя: лучше держись подальше от Педри и всей его шайки. Особенно когда ты здесь новенькая и тебе ещё репутацию зарабатывать.
Карлес приподняла бровь, в её взгляде читалось чистое недоумение.
— От Педри? — переспросила она. — Не знаю, со мной он был достаточно мил. Так что, может, дело в тебе?
Губы Бернардиты растянулись в ехидной, ядовитой улыбке.
— Ага, конечно, — саркастично фыркнула она. — Он строит из себя ангелочка, когда ему это выгодно. Все они такие. Слушай, если ты правда хочешь здесь выжить, вот тебе совет, — она подалась вперед. — Держись подальше от Педри и от его шлюшки-блондиночки.
Габриэль приподняла бровь.
— Шлюшки-блондиночки?
— Зовут Элизабет, работает у нас в пиар-отделе, — девушка скривилась. — Вообще сейчас она типа встречается с Гави, он тоже тот ещё псих, но раньше у неё были мутки с Педри. Хотя я скорее поверю, что она со всеми здесь трахается. Слышала даже, что она своими связями добилась увольнения какого-то парня из их отдела.
Габриэль настороженно слушала. Конечно, Бернардита не была ей подругой, и доверия к ней не было ни на грош, но и остальных она тоже не знала. В её словах, несмотря на всю их ядовитость, проскальзывала некая уверенность, которая заставляла задуматься. Не то чтобы она верила каждому слову, но зерно сомнения относительно окружения Гонсалеса было посеяно.
— Значит, ты хочешь сказать, что Педри, который, по твоим словам, строит из себя ангелочка, при этом… — брюнетка сделала паузу, подбирая слова. — Встречался с этой Элизабет, а она, в свою очередь, такая, как ты описываешь? И это причина, по которой мне не стоит с ними пересекаться?
Она покачала головой и отступила на шаг от Бернардиты. Слова Педри о её «подруге», которая тоже сталкивается с давлением, пронеслись в её голове, и вдруг она поняла, о ком, возможно, он говорил. Если это так, то Бернардита не просто сплетничает; она целенаправленно обливает грязью людей.
— И ты думаешь, что я поверю этим… сказкам? — Голос Карлес стал низким. — Ты ведь только что сама сказала, что я здесь новенькая и мне нужно репутацию зарабатывать. И ты хочешь, чтобы я строила её на чужих сплетнях и твоей личной неприязни? Мне совершенно неинтересно, кто с кем спит и кто кого увольняет по слухам. Я пришла сюда работать.
Бернардита невозмутимо пожала плечами, словно слова Габриэль были пустым звуком.
— Верь или не верь — твоё дело, — ехидно проговорила она, не отступая. — Просто запомни: здесь, если ты не умеешь играть по правилам, тебя либо съедят, либо выплюнут. Наивность — это первое, что здесь убивает. Так что если хочешь избежать проблем, особенно с такими, как Элизабет, лучше держись подальше. А Педри… он просто использует людей, Карлес. Всегда. Сегодня ты ему мила, завтра будешь очередной подстилкой. И поверь, доктор Пруна очень не любит, когда сотрудники попадают в подобные скандалы.
Она сделала ещё один шаг к Габриэль, её взгляд стал совершенно холодным.
— Я тебя предупредила. Дальше — твоё дело. Только потом не говори, что я не пыталась тебя спасти, — Бернардита криво усмехнулась, наслаждаясь своей мнимой победой, и добавила напоследок: — А мне пора. В отличие от некоторых, у меня есть работа.
С этими словами она развернулась и быстрым шагом направилась к выходу из кабинета, оставив после себя лишь резкий шлейф духов и неприятный осадок.
Брюнетка осталась стоять посреди кабинета, всё ещё ощущая пульсацию раздражения. Слова Бернардиты с их ядовитым привкусом застряли где-то внутри. Она не верила этой девушке, но и полным спокойствием похвастаться не могла. Габриэль тяжело вздохнула, пытаясь отогнать дурные мысли и сосредоточиться на работе. Но образ Педри с его искренними глазами и мягкой улыбкой теперь смешивался с ехидными словами Бернардиты, создавая запутанный клубок сомнений. Как бы там ни было, к словам своей коллеги Габриэль обязательно прислушается.
***
Элизабет, наконец, ступила на мраморный пол главного зала аэропорта, и барселонский воздух наполнил её лёгкие. Она широко улыбнулась, словно увидела не толпу незнакомцев, а самых близких друзей. Её взгляд скользил по мелькающим лицам, неоновым вывескам и табло с расписанием рейсов, впитывая каждый фрагмент этой кипящей жизни. В её глазах сияла радость, от которой хотелось танцевать прямо здесь, посреди шума и суеты.
Сзади плёлся Пабло, обвешанный тремя громоздкими чемоданами. Его плечи были опущены, а лицо выражало смесь усталости и глубочайшего раздражения. Каждый шаг давался ему с трудом, и он то и дело перехватывал ручки, пытаясь найти более удобный хват.
Когда блондинка слишком сильно оторвалась от него, почти убегая вперёд, Гави пробурчал сквозь стиснутые зубы, пытаясь перекричать гул толпы:
— Да ты издеваешься!
— Извини, милый, — рассмеялась она. — Хочешь, я могу тебе помочь?
— Ну уж нет, — буркнул он. — Будь так добра, держись рядом со мной.
— Боишься, что украдут? — кокетливо улыбнулась девушка.
— Боюсь, что ты случайно улетишь обратно, — закатил глаза он, а потом посмотрел куда-то вдаль и произнёс: — Да ну нафиг...
Элизабет развернулась и, посмотрев туда же, широко открыла рот от удивления.
Прямо им навстречу, неторопливым и уверенным шагом, двигался Истон. На его лице играла та самая привычная, чуть насмешливая, но неизменно притягательная улыбка. Он был безупречно одет, как всегда: идеально сидящая рубашка подчеркивала каждую линию его подтянутой фигуры. Солнце, проникающее сквозь огромные окна терминала, подсвечивало его, и именно этот свет явил миру нечто совершенно невероятное: его волосы, обычно тёмные, как вороново крыло, теперь сияли совершено другим оттенком, переливаясь в лучах. Истон был... блондин?!
Это было настолько неожиданно и не вязалось с привычным образом, что Элизабет моргнула несколько раз, пытаясь убедиться, что её глаза не обманывают.
Ромеро, словно не замечая их шока, подошёл ближе; его улыбка стала шире, а глаза блеснули озорным огоньком. Он протянул руки и, не дав Элизабет прийти в себя, крепко обнял её, прижимая к себе так, что она едва могла дышать. От него пахло дорогим одеколоном и какой-то неуловимой свежестью, словно он только что вышел из парикмахерской.
— Привет, моя красотка! — пробасил он ей в ухо, отстраняясь ровно настолько, чтобы заглянуть в её широко распахнутые глаза. — Скучала?
— Боже, Ист, — прошептала она, продолжая рассматривать друга. — Что с тобой произошло?
— Агентство попросило перемен, — улыбнулся он. — Как тебе?
— Тебе очень идёт, — закивала девушка. И правда, блонд на загорелой коже ещё больше подчёркивал его достоинства. Хотя разве у него есть недостатки?
— Пабло, что с тобой? — рассмеялся Ромеро, поворачиваясь к футболисту. — Тебя совсем Лиз измучила на отдыхе?
— Я просто в шоке от увиденного, — сказал Гавира. — Вы теперь как брат и сестра.
— Ну, инцест — дело семейное, — ухмыльнулся Истон, приобняв Элизабет за плечо. Она закатила глаза, но по её губам скользнула улыбка.
— Да ты охренел, — возмутился Пабло, и его усталое лицо на мгновение исказилось истинным негодованием. Он явно не был в настроении для шуток, особенно таких.
— Успокойся, — махнул рукой Ромеро, слегка пожимая плечами. — Я шучу. Расслабься, Пабло.
Элизабет звонко рассмеялась, толкнув своего парня локтем в бок.
— Не слушай его, — сказала она, проводя рукой по волосам Гави. — Он просто соскучился.
Пабло, ощутив прикосновение её пальцев, криво улыбнулся. Усталость всё ещё читалась на его лице, но лёгкая улыбка смягчила черты.
— Может, уже поедем домой? Я, кажется, готов заснуть прямо здесь, стоя.
Истон усмехнулся, бросив взгляд на чемоданы.
— О, наш герой устал. Конечно, Пабло, конечно. Не будем пытать твою нежную душу. Я бы с радостью продолжил любоваться твоим лицом, освещённым радостью возвращения, но понимаю. Пошли. У меня уже машина ждёт, а я готов выслушать все ваши приключения в пути.
С этими словами Истон взял один из чемоданов, словно тот весил не больше перышка. Гавира воспользовался возможностью и сбросил оставшийся багаж, чувствуя, как с плеч спадает хотя бы физическая часть груза. Втроём они двинулись к выходу, оставляя за спиной шумный зал аэропорта с новыми лицами и расставаниями, направляясь навстречу родной Барселоне, которая ждала их за стеклянными дверями.
***
От Автора:
Вся актуальная информация
tg/tiktok: spvinsatti