Сердце на прицеле.

23 августа 2024 года.

— Этот клуб является одним из самых дорогих и престижных в городе. Вы хоть представляете сколько всего мне нужно было сделать, чтобы забронировать нам столик? — громко разъясняет Роби, пока наша компания из девяти человек дожидается на улице в огромной очереди.

Мы стоим, наверное, около получаса и двигаемся настолько медленно, что уже хочется уйти домой, но это явно было бы самым опрометчивым решением. Каждый раз, когда удавалось влиться в какую-нибудь компанию и раздобыть халявные пропуски в элитные места, меня долго уговаривать не приходилось. Со своими одногруппниками не общалась совсем, но в субботу обязательно нужно валить из дома как можно дальше.

Эванджелина, новая - хотя они спали уже задолго до моего появления на свет - жена моего родного отца, обычно проводит семейные ужины и тащит всю семью на какое-нибудь мероприятие, а меня тошнит от одной её улыбочки. Хочу сказать, что есть люди, которых не переносишь на дух без какой-либо весомой причины. Хотя в этой ситуации причина была ещё какая. Твою мать, да я ненавижу её так же сильно, как и отца, из-за чего ночую в своей комнате всё реже и реже.

Когда моя мама, Джессика Джонсон, была ещё жива, то отлично знала, что Эва вешается на отца при первой же возможности и захочет заполучить его любыми способами, поэтому именно эта женщина на первом месте в списке. В списке подозреваемых. И мотив видный, и только её жизнь изменилась в лучшую сторону. Ну, есть ещё Тимоти, мой сводный брат, который старше меня на двенадцать лет, но с ним всё легче.

Смотря на этого человека, никогда не подумаешь, что ему хватит сил поднять руку даже на животное, которое разбудило его посреди ночи. Он пока единственный, кто искренне обрадовался моему возвращению в Редвилл.

— Сумочку показываем, — нисколько не вежливо просит охрана, когда наша компания оказывается рядом с двустворчатыми дверями.

В моём клатче еле поместился телефон последней модели, которым я так и не научилась пользоваться на все сто процентов, потому что использовала его только для публикаций в социальных сетях. Немного для телефонных переговоров меньше минуты и один раз попробовала зайти в нём на сайты по учёбе, но ноутбук оказался куда полезнее.

Меня пропускают, даже не смотря на фотографию в фальшивых документах. Жаль, не добавили мне никакого веселья в виде разбирательств в полицейском участке. Адреналин всегда пробуждал во мне что-то живое и забытое.

Внутри помещения ничего особенного. Приглушённый свет дёргает зрачки, заставляя глаза метаться, пытаясь уловить хоть какие-то детали. Танцпол залит стробоскопами, вспышки которых освещают из толпы то раскрасневшееся лицо, то взмах руки, то блеснувшие в свете дорогие украшения. Люди толкаются, как на распродаже в "Black Friday", пытаясь поймать ритм бьющей из колонок музыки. Музыка, кстати, тоже так себе - знакомые мотивы, пережёванные до оскомины.

Барная стойка длинная, обшарпанная, с липкой от пролитых коктейлей поверхностью. Бармены, с усталыми лицами, ловко жонглируют бутылками, смешивая стандартные напитки. Вокруг них, в полумраке, сгрудились компании, громко разговаривая, перекрикивая музыку. Я практически не чувствую их эйфории, так - попытка создать настроение.

Стены? Просто тёмно-серые, местами исцарапанные, увешанные какими-то постерами, которые никто толком не разглядывает. Потолок низкий, давящий, с висящими на нем старомодными диско-шарами, отбрасывающими на все вокруг дрожащие блики.

В общем, посредственный клуб. Такой, каких сотни. Если бы не это дурацкое правило «только с двадцати одного года», я бы сюда ни ногой. Бывало и круче. Гораздо круче. Не буду сравнивать клуб своего родного брата с этим убожеством, потому что разница космическая. Но раз уж я здесь, придётся довольствоваться тем, что есть. И сделать вид, что мне весело. Хотя бы попытаться.

— Наш столик забронирован на Робина Вильсона, — оповещает мой одногруппник, которого я вижу в последний раз за сегодня.

Расталкиваю толпу, первая сдаю лёгкое пальто в гардероб и обхожу ресепшен. Никто мне даже ничего не говорит. Не пытается остановить, или узнать куда я направляюсь, ведь у нас вообще-то компания. Знают, не отвечу ни на один вопрос, а если и отвечу, то грубо. Мне не хочется общаться, знакомиться, тем более дружить. Пока никто из потока не вызвал такого желания. Иногда было чувство, что хочется как-то попробовать себя в роли хорошенькой подруги, но ничего не вышло.

В четверг присела в столовой за стол к одногруппницам, с которыми хожу на психологию общественного мнения, и пожалела. Не в том плане, что все хуже меня - это тоже да, шутка - мне было некомфортно, а я ненавижу это чувство. Не было общих тем, не могла раскрыть рот и даже рассказать что-то о себе, потому что не хотела. О чём говорить с теми, кто и так больше тебя самой знают о твоей жизни?

Мать покончила жизнь самоубийством? Да. Отец мошенник и всё делает незаконно? Да. Родной брат дерёт деньги с отца на свои прихоти и построил свой клуб и мастерскую не своими силами, всем бы так? Да. На всё всегда отвечать надо положительно. Если люди услышали о тебе какое-то дерьмо, значит, при них, кто-то может себе позволить тебя им поливать. А это хороший звоночек.

Ты правда проучилась шесть лет в школе «Кристи Мэй», штат Орегон? Правда, что туда могут попасть только самые золотые дети из-за того, что у обычных людей нет столько денег? Правда, что там самые прекрасные возможности для учёбы и дальнейшего поступления в университете? Правда, что даже Оксфорд и Кембридж без экзаменов зачисляют выпускников школы на первый курс? Да, да, да... Пусть завидуют мне и никогда в жизни не узнают истины. Привлекут к себе беды этой чёрной завистью, но не поймут, что по сути зря тратили свои нервы на страдания о "лучшей" жизни. Она обошла их стороной, помолитесь и расслабьтесь.

Первый стакан с голубой жидкостью опалил горло горечью, но это последнее, на что стоит обращать внимание. Людей не так ещё много было, поэтому нужно быстро управиться с алкоголем, спешить на сцену и выкладываться на все сто. Это моя любимая часть. Танцы. Они прекрасны. Почти всегда отвлекают. Обидно, что в школе не было такого кружка, иначе я бы с него не вылазила.

Танец - это не просто последовательность шагов. Это диалог. Разговор с самой собой, с музыкой. Это способ выразить то, что невозможно передать словами. Страсть, грусть, радость, тоска - всё становится движением, рассказом без слов.

А вот музыка проникает под кожу, как будто вливается в кровь. Сначала еле слышным шёпотом, а потом нарастающим гулом, пока не становится единственной реальностью. Поглощает, стирает грани и все предрассудки, что когда-то появлялись в голове. Всё остальное - шум, размытый фон, который не имеет значения. Есть только я и этот ритм, что пульсирует во мне, требуя движения.

Если кто-то поинтересуется, почему каждый поход в клуб, кафе, кино, ресторан или прогулку по парку душа оценивает как глоток чистого воздуха и эйфорию, то ответ будет прост. Он банален, лежит на поверхности, ожидая, когда хоть чьи-то цепкие глаза заметят его. Находиться дома равняется удушью, тревоге, скандалам, крикам, боли. Это не пристанище, не то самое место, что защищает тебя от напастей и ужасов, которые творятся на улице. Скорее показывает тебе во всей красе как в мире может быть несправедливо и гаденько.

Правда, там, на улице Саммер-Сноу, в доме под номером 13 дробь 3 живёт зло. Не такое, как в сказках, мифах, сказаниях - настоящее. Мой отец, Дэрил Бенджамин Джонсон, чёрт бы его побрал, построил свою бизнес-империю ещё в далёкие девяностые годы прошлого столетия с помощью огромных кредитов, с процентами выше его эго. Что, кстати, удивительно. Фирма по производству одежды, что канула в лету, была первой, что-то вроде черновика. Но именно с тех пор Дэрил начал мелькать в журналах, пресса взялась за человека, который выбрался из самых низов. Все считали, что такой, как отец, не сможет поставить на ноги даже прямостоящего оленя.

Что уж говорить о двадцатипятилетнем парне, у которого за спиной лишь проблемы, проблемы, проблемы...

Но тут надо отдать должное отцу за хитрость и манипуляции, что он провернул с моим дедушкой Гаредом Минтедом, милым старичком и по совместительству отличным примером того как должен выглядеть отец с большой буквы. Мне не удалось с ним тесно общаться, потому что, когда он ушёл из жизни, мне только-только стукнуло два года. Но вот по рассказам мамы, именно сейчас, по моему мнению, мне была так нужна поддержка и любовь именно Гареда.

Так вот, в тысяча девятьсот девяносто втором году Дэрил, в полном расцвете сил, встречает мою любимую мамочку. Она тогда окончила университет и начинала пробоваться на роли второго плана в Большом театре, а потом планировала идти в кинематографию. С такой внешностью ей сулили хорошее продвижение, даже не за счёт того каким авторитетом чуть ли не для всего города являлся Гаред Минтед. Уверена, эта женщина воплотила бы свои мечты в жизнь, будь она ноунеймом.

Джессика Минтед очаровалась молодым Дэрилом Джонсоном. Ещё бы, сколько он за ней бегал, не счесть. Если почитать новости тех годов, что ещё публиковали в старых журналах, которые выглядят на данный момент раритетом, помрёшь со смеху. А прибавить рассказы мамы ко всему, заполняя недостающие факты, о которых знает самый близкий круг, то целую поэму можно накатать за вечер. Возможно, не сделай всё это отец в своих корыстных целях, вся история "любви" казалась бы приторно сладкой и милой до такой степени, что сводило бы скулы.

Но бедная мама не смогла разгадать этих помыслов. Когда они поженились - чуть ли не на третий месяц общения - Джессика переписала свои доли в корпорации Гареда, часть трёхэтажного дома в центре Редвилла, машину и все акции, которые ей когда-то были подарены дедушкой. Дэрил продал абсолютно всё. Каждый доллар, даже цент, что он вложил в своё новое дело, были мамины. Она верила в его потенциал, восхваляла, терпела неудачи и разделяла боль, оставаясь с ним даже тогда, когда в рот и положить было нечего. Кроме... огромного хрена, который отец бросал на все чувства матери, все её переживания и поддержку.

После почти трёх лет совместной жизни семья затрещала по швам. Дэрил изменил своей жене. Любящей жене. Красивой и ласковой жене. Самой лучшей на всём белом свете. Ладно бы просто измена - что уже нихрена себе повод развестись - молодая девушка забеременела и явилась на порог дома Джонсонов со всеми доказательствами и младенцем на руках. Не скажу, что разбираюсь в этой ситуации лучше тех экспертов, которые копаются в чужом грязном белье. В конечном итоге, даже не могу предположить почему именно, но никто ни с кем разводиться не стал.

Тут уже можно сделать вывод, что дальнейшая семейная жизнь никогда не будет счастливой пьесой.

В две тысячи втором году родился мой старший родной брат - Ка́йден. С тех пор поведение отца немного начало меняться, даже смягчаться. Всё же наследник, кровный, родной, рождённый не от легкомысленной девушки, а от законной жены. Эванджелина - та самая легкомысленная девушка - с тех пор оставалась на втором плане, но всеми силами билась в железные двери и, сука, добилась своего. Снесла эти двери спокойствия с петель.

Кайдену не было и пяти месяцев, как Дэрил снова и снова пропадал по ночам, оправдывая себя тем, что дела в новенькой фирме «DerArm» полетели в гору. Это было правдой. Вот только делами занимался не отец, не он не спал ночами, копаясь в бумагах. А трахал свою новую прислужницу, то есть ассистентку, именно мой дорогой папочка. Эва специально устроилась туда, совращала отца, по его словам, и снова завладела его вниманием.

Мне и сейчас в голову не приходит адекватная мысль, как после всего этого дерьма, можно было продолжать жить с таким человеком, родить ему ещё одного ангелочка и терпеть каждый выпад. Мой год рождения две тысячи шестой, и, будучи ребёнком шести лет, мне в друзья набивался тощий мальчишка с кривым носом. Хочу внести ясность: на тот момент ему было восемнадцать лет. Восемнадцать! Но в тех самых детских мирках это казалось чем-то волшебным. Ещё один братик.

Тимоти!

Его пробовали всё время подружить с Каем, каждый раз приводили к нам домой, но мой родной брат отказывался к нему даже подходить. Делал брезгливое лицо и сбегал к своим лучшим друзьям на улицу. почему-то тогда мне не виделось, как на всё это реагировала Эва. Думаю, была в ярости, но мама её искренне жалела.

Сложно поверить, но именно Джессика обеспечила любовницу отца всем необходимым, а Тимоти воспитывался чуть ли не наравне с нами. Нельзя же было бросить женщину в беде без крыши над головой, да ещё и с маленьким ребёнком на руках. Эта беспечная доброта и погубила маму. Нет, конечно, её отравили сильнейшим ядом, но вся её жизнь итак потихоньку гнала её прямиком в могилу. Подталкивала маленькими шажками.

У смерти есть имя. Дэрил. Бенджамин. Джонсон.

В любом случае, сейчас нужно выкинуть это из головы хотя бы на несколько часов. Уже девятая песня подряд, и ноги подгибаются. Тело отказывается шевелиться в такт музыкальным ремиксам, так что приходится уйти с танцпола, где забыться получилось очень даже плохо. Беру бокал только что приготовленного шампанского и кидаю какую-то смятую купюру на барную стойку, протискиваясь между людьми, чтобы подойти ближе к открытому окну. Погода в последнее время радовала своим теплом, а вот по вечерам уже дарила холодные порывы ветра. В данную минуту именно они и остужали разгорячённую кожу. Не нужно было надевать бежевое платье и потеть, но что сделано, то сделано, хоть и сразу хочется в душ, как только ткань неприятно облепляет спину.

За своим внешним видом я слежу тщательнее любого перфекциониста. Чистый макияж. Поход в душ два раза в день. Здоровые, средней длины волосы не с пересушенными концами и однотонными - чёрными. Выглаженная одежда с приятным запахом. Женственная, лёгкая, немного открытая и даже в какие-то моменты кричащая. Плевать. Мне так нравится. Да, не люблю, когда переходят на внешность и что-то болтают о стиле, но никто никогда не узнает, как их слова на самом деле влияют на меня.

Адская школа закалила подростка, сделав из него железную женщину. Именно женщину. В свои восемнадцать в душе обитает сорокалетняя бабка, которая без конца твердит о сложном периоде, пусть и пройденном, но этих впечатлений хватит ещё лет на сто. А может, и двести.

Зато будет что детям рассказать. Будут себя плохо вести - начну пугать такими мерзкими байками о школе-интернате, которые на самом деле вполне реальные и происходили со мной чуть ли не каждый день. Но.. об этом не сегодня. Никогда лучше-то. Не вспоминать. Забыть. Стереть память.

— Да где он? — смотрю на экран телефона. Ни одного смс, а времени прошло уже достаточно.

Водитель отца сегодня вызвался мне помогать и притащился на развлечение. Да, потеряла его из виду чуть ли не в самом начале, но чётко выразилась: в час ночи нужно выезжать. Не хочу завтра быть овощем, тем более когда всё воскресенье моя сумасшедшая семейка в полном составе шастает по дому. Нет желания мучиться от головной боли ещё и из-за недосыпа и переизбытка алкоголя. Как же радостно, что мой мозг знает меру. Тащить домой на руках меня не приходится.

Решаюсь поискать Зака после того, как немного замёрзла от ледяного ветра. Странно. Буквально несколько часов назад было более-менее сносно, да и в Редвилле осень наступает поздно. Не хотелось бы так быстро переходить на меланхоличный период, переодеваться в бежевые оттенки, когда ещё не успела насладиться яркими летними.

Вздыхаю, когда из одного поворота вхожу в другой, но нигде не вижу промелькнувшую рыжеватую копну волос. Они у него всегда в низком хвосте, а рост не скажу, что маленький. Даже с моими ста семьюдесятью восемью сантиметрами приходится задирать голову вверх, чтобы что-то сказать этому мужчине.

А сейчас многое хочется ему высказать. Почему нельзя просто прийти вовремя или предупредить? Зачем придумали телефоны, мобильную связь и всё подобное? Важно, что и машина отца находилась на платной парковке, ведь у меня есть специальный жучок. Это отличный способ найти автомобиль без проблем особенно в большом столпотворении. Всё время пользуюсь этим новшеством. Были бы у меня ещё ключи от неё, вообще сказка.

Первая вип-зона, вторая.. Зака нет нигде и в помине. Куда эта рыжая голова делась? И лучше бы мне никогда об этом не знать. Это та самая ночь, когда моя жизнь перевернулась с ног на голову в сотый раз в жизни. Не скажу, что я это поняла сразу, но предчувствие было.

В третьем закрытом зале, куда мне пришлось тихонько заглянуть, как и в предыдущие, были четверо здоровых мужчин. Трое образовали полукруг, а четвёртый сидел на коленях и прикрывал руками голову. Тщетно. Его явно успели жестоко избить. Голова, прикрытая пухлыми руками, повёрнута в другую от меня сторону, но не составит труда узнать прилизанные лаком волосы. Зак! Одежда в некоторых местах порвана, пиджак валяется рядом.

Самый высокий мужчина, стоявший слева, пнул Зака носком туфли, отчего тот скрючился и совсем осел на пол. Как же ему было больно. Ощущение физической боли не в новинку для меня, но вспоминать как-то не желаю.

— Передай ему, ты понял меня? Передай этой скотине, что так просто мы его не оставим, — орёт тот, что справа от Зака, хватаясь за рыжие волосы, чтобы заглянуть в лицо избиваемого.

Такой громкой музыки тут нет, но сердце глухо стучит в висках, отчего половину того, что отвечал Зак и шептал в ответ третий, самый низкий, не было услышано. Они ему угрожали, но за что? Водитель отца никогда не был пойман за воровство или предательство. Весёлый, обычный мужчина средних лет, который и мухи не обидит. В каждом омуте, как говорится.

— У нас гости пожаловали, — пока я рассуждала и, можно сказать, откровенно тупила, мужчины меня заметили. Точнее, один рассказал остальным.

Не скажу, что стало безумно страшно, скорее неожиданно. Не думала, что меня рассекретят, ведь щель была мизерная, а своё мнение держала глубоко внутри. Ладно, не мнение, матерные слова. Но держала же. Жалости и всего подобного я не испытывала, но что-то внутри колотилось о запертые на увесистые замки двери. Оно пыталось вырваться и бежать на помощь к Заку. Но нет. Всегда теперь пресекаю любую помощь накорню.

Когда мне было чертовски хреново, никто и пальцем не повёл, хотя мог. Мне же было всего двенадцать лет...

Ноги сами начинают скользить по начищенному полу, когда все трое хищным взглядом скользят по мне, устремляя свой взор на дверь. Только один Зак, запыхавшийся и усталый, не понял, почему его перестали колотить. Они выбрали другую жертву. Более слабую, по их мнению, значит, более незащищённую и справиться с ней - как сломать спичку двумя пальцами. Ничего не стоит.

Бегу со всей скоростью света с лестницы, запинаясь в узких туфлях, но снять их нет времени. Не откуда взять лишние минуты. Инстинкт самосохранения приказал бежать, даже когда каждая клеточка противостояла, пытаясь сбавить пыл. Что они могут мне сделать? Да что угодно, мать твою. Не хочется мне ни во что вляпываться. Ссадины и гематомы зажили не так давно, не хочется повторять "прекрасные" рисунки на собственном теле.

— Она должна быть где-то здесь, — слышу я отголоски грубого высказывания одного из мужчин и точно знаю, что все трое следуют за мной по пятам.

Кто они такие вообще? Убийцы? Маньяки? Или обычные хулиганы, которые ищут проблемы на свою задницу? Хотя ни один из ответов меня не устраивает. Кем бы они ни являлись, им категорически не понравилось то, что я увидела, а потом ещё и сбежала. Тут можно поспорить, разумеется, потому что до выхода из клуба мне так и не удалось добраться.

Голова теперь ходит кругом не только от выпитого алкоголя, но и от того, что нужно как-то укрыться от преследования. Продолжать пробираться сквозь толпы людей, которые даже не реагируют на то, что я задеваю их своим телом или размахиваю руками в разные стороны. Уже не смотрю ни в одно лицо, пытаясь заметить что-то знакомое, потому что тогда точно остановлюсь, а этого делать не нужно. Не хочу подвергать опасности кого-то ещё. Тем более, одногруппники пришли сюда хорошенько отдохнуть, передряг хватает и в обычной жизни.

Обернувшись назад, отчего глаза слепит от ярких вспышек стробоскопа, не вижу ни одной тёмной фигуры, которая бы бежала именно ко мне, поэтому сворачиваю к бару. На меня уже второй раз проливается напиток и бежевое платье больше похоже на тряпку, которой убирали пролившуюся жидкость. Бармен встречает меня с улыбкой, как и несколько раз до этого, но вместо того, чтобы попросить его вызвать полицию или хотя бы охрану, я глубоко вбираю влажный воздух. Отталкиваюсь от стойки и, поддерживая себя на руках, прыгаю прямо к мужчине на другую сторону. Быстро оседаю на пол и всем телом жмусь к горячему дереву.

Только бы они прошли мимо. Только бы меня не заметили.

— Девушка, здесь нельзя находиться, — перекрикивает музыку бармен, наклоняясь ко мне, но я тут же прислоняю палец к своему рту, и приказываю ему замолчать. Пусть музыка и бьёт по ушам, лишая слуха почти полностью, меня пугала каждая незапланированная активность в мою сторону.

Если те люди не заметили, как я перепрыгивала через стойку, значит, это отличный шанс отсидеться здесь, а потом спокойно выбежать на улицу. Бармен уходит к своему напарнику, пока я подрагивающими руками вызываю себе такси и расправляю платье, которое скомкалось. Как же хорошо, что повсюду темнота, никто не увидит то, как ужасно я выгляжу сейчас. Причёска явно растрепалась от трюков, которых сама от себя не ожидала, а про платье вообще молчу. Оно так неприятно липнет к телу, что хочется переодеться как можно быстрее. Если сумею добраться до дома.

Когда тяжёлое дыхание уступает место размеренным выдохам, около меня крутятся уже два бармена, и один из них тянет меня за руку, чтобы поднять на ноги, но помощь незнакомца мне не нужна. Выпрямившись, киваю несколько раз на их слова, ведь они продолжали что-то спрашивать, но я не слышала ничего, только замечала их открывающиеся рты.

«Мы вызовем охрану..», «Вам нужно отсюда уходить...», «Сюда вход запрещён..». Ну, и ещё несколько подобных фраз звучит рядом с ухом, пока я судорожно оглядываюсь по сторонам. Клуб снова превратился в то место, в которое я изначально вошла со знакомыми, и никакие тени меня не преследовали.

— Прошу прощения, — наконец кричу я в ответ татуированным парням и сама нахожу выход из-за стойки.

Может, всё-таки стоило хотя бы сотрудникам сообщить, какие зверства происходят в одной из закрытых зон, но язык не поворачивался произнести что-то ещё, кроме извинений. Завтра, если я вспомню, что творила, то мне точно будет стыдно за свою слабость, а сейчас страх вдруг взрывается внутри, ломая каждую преграду. Не думала, что снова смогу его испытывать, тем более в родном городе.

К выходу я двигаюсь как можно быстрее, радуясь, что телефон сообщил мне о прибытии такси. Напрочь забываю о своей верхней одежде, которая осталась в гардеробе, и выхожу на улицу в одном платье, сразу ощущая резкий перепад температуры. Зубы почти начинают биться друг о друга, но таксист как знал, что нужно остановиться у самой двери. Со всех ног бегу к автомобилю, но путь резко перекрывают двое высоких мужчин, и дыхание снова сбивается. Они стоят прямо передо мной, и я ничего не могу сделать, чтобы себя защитить. Машина трогается с места и не удивлюсь, что они приказали таксисту валить по-хорошему, чтобы у него не было проблем. Теперь мне вообще некуда податься.

Пячусь назад, готовая бежать обратно в клуб, но врезаюсь спиной в тёплую грудь, только сейчас вспоминая, что их было трое. Чёрт, я в западне.

— Что вам нужно? — судорожно спрашиваю я, находясь в круге, из которого нет даже малейшего шанса сбежать. Они надвигались и сжимали меня своими телами, будто воздух в один миг закончился на всей планете.

— То, что ты видела.., — начинает говорить один парень, который находился рядом с моим лицом. Он был выше остальных и, как можно заметить, намного мускулистее. От него, даже странно, не пахло ни алкоголем, ни дымом кальяна, только древесным орехом. Странный выбор для взрослого мужчины.

— Я ничего не видела, — перебив его, я выставляю руки вперёд, высвобождая себе хоть немного пространства, но тот, кто стоит сзади меня, всё продолжает прижиматься.

Мне приходится постоянно мотать головой в разные стороны, чтобы все были в поле зрения, но с каждым разом это выходит всё сложнее. Понятия не имею, почему они ко мне прицепились, ведь таких драк в клубе пруд пруди. Каждый день что-то да происходит, мне же важна только моя жизнь в данный момент времени.

— Не строй из себя дурочку, — подхватывает второй, который стоял от меня по левую руку, и я быстро метаю в его сторону взгляд. Теперь лицо скрыто под воротником толстовки, но мне кажется, что это тот самый, который первым меня приметил в клубе. — Про работу и наши личности никто не должен знать. Твой папаша тем более, — его голос грубеет, а моя голова начинает идти кругом.

Работа. Какая к чёрту работа? Они угрожали бедному водителю и, наверняка, нанесли ему увечья. Он попадёт в больницу и, надеюсь, что выживет. Пусть он и возил меня всего пару раз, но мне не хотелось видеть на его лице кровь и осознавать, что во всём виновата моя семейка. Как обычно!

Мне кажется, что он упомянул моего отца не просто так. Если они знакомы, то это явно наши враги, потому что по-другому с нашей семьёй никто не общается. Не думаю, что что-то поменялось за семь лет.

Слушая новости по вечерам, когда одна из надзирательниц слишком громко включала радио, проходя по коридорам и следя за тем, чтобы правила соблюдались, я слышала и упоминания о Джонсонах. Наш бизнес был как кость в горле почти у всех вокруг, и многие хотели заполучить хоть одну из фирм, даже не догадываясь, какая печаль их ждала потом. Отец почти банкрот, а приносит ему деньги только «DerArm». Но, клянусь, Дэрил не ведёт дела честно и до последнего будет незаконно присваивать себе чужие заслуги.

— Язык проглотила? Да, мы ненавидим вашу семейку и с радостью разделаемся ещё и с тобой, — доносится до моего уха шёпот последнего мужчины, что стоял сзади, а я резко разворачиваюсь к нему.

Он даже не удосужился на этот раз попробовать скрыть своё лицо, как остальные. Мой взгляд скользит по широким карим глазам, по носу с небольшой горбинкой и шраму на правой щеке. Я пыталась запомнить хоть что-то, чтобы потом с этой информацией пойти в полицию. Плевать, что я там наговорю, но мне нужна будет помощь. Конечно, если в их тупоголовые головы не придёт идея порезать меня на лоскуты.

— Вы.., — пазл в голове медленно собирается воедино, пока воздуха становится всё меньше.

Мужчины производили впечатление гиен, которые остервенело следили за моими движениями и ждали, когда я закричу от страха. Они и представить себе не могут, как мы с ними похожи, потому что нелюбовь к отцу у меня с детства.

— Что такое? Мозги начали работать? — самый высокий, что стоял сбоку от меня, тянется к своему пиджаку, всё так же широко улыбаясь и демонстрируя желтоватые зубы. — Как славно. Не придётся тратить время на объяснения.

Это люди Армана Эванса. Того самого мужчины, у которого отец этим летом забрал фирму. Они основали её так давно, что после моего появления на свет, её облюбовали чуть ли не со всех сторон.

И они все знают, кто я такая. Знают, чья дочь и сколько денег можно с меня стрясти. Сколько всего можно попросить за выкуп, выдвинуть шантаж и манипулировать семейством Джонсонов, водить их за нос в своё удовольствие. Как жаль их огорчать, ведь папочка и цента им не даст за моё возвращение целой и невредимой. Избавится от проблемы в виде мелкой занозы... Да, так и было бы, не будь повсюду длинных носов корреспондентов. Младшая дочь Дэрила снова пропала. Вот заголовки-то будут. А ведь только недавно папу хвалили за правильное и чуть ли не лучшее воспитание детей. Так рисковать нельзя. Репутация важна в каждом деле.

— И что вы хотите? — снова дёргаюсь, слишком резко выбрасывая вопрос, но ни о чём не жалею. Они ещё ни разу не озвучили свои намерения, а диалог хочется окончить как можно быстрее.

— Босс похвалит нас за такой трофей, — облизывается Кривой Нос, играя с моими распущенными волосами. Ещё чуть-чуть, и я плюну ему в лицо, как раз слюны как у бешеной собаки.

Но даже после этих слов никто из них не двигается с места, будто оттягивая удовольствие от похвалы. Сердце снова заводит свою сумасшедшую шарманку, когда низкорослый достаёт из маленькой барсетки, что висела у него на плече, нож. Именной. Крупный. Наверняка довольно острый. Проверять на себе не очень-то хотелось, но, видимо, придётся. Не в первый раз.

Нож переходит к тому, кто цепко держал мою талию, скорее всего, оставляя фиолетовые следы пальцев на память. Хорошая такая ночка. Даже звёзды светят. Жаль, нет никакого звездочёта, который бы в данный момент изучал их, прогуливаясь по улице. Заметил бы ещё нас, было бы прекрасно.

Как мне выбраться? Думать надо холодной головой. А из холодного здесь только лезвие ножа.

— Перерезать сладкую шейку или изуродовать личико? Специально точил нож сегодня, — кареглазый рассмеялся от моего дрожащего тела. Это было единственное, что выдавало мой страх сполна, хотя на лице я пыталась изобразить безразличие. Явно получалось ужасно, но мне хотелось верить в обратное.

Его слова прозвучали настолько хладнокровно и серьёзно, что не осталось никаких сомнений, они так и поступят. Меня никто не спасёт, ведь за это время даже ни один человек не вышел из здания, и никто меня не искал, будто Даниэлы Джонсон и не существовало. Отчаяние поднялось к горлу, которое закололо, как от шипов пальцы, и нога сама по себе лягнула человека сзади со всей силы по икре.

Он отшатнулся, резко дёрнув меня вниз, отчего я повалилась на спину, но быстро выпуталась из железной хватки. Платье продолжало сковывать движения, но у меня не было времени на такие мелочи. Именно неожиданность и удивление на лицах двух оставшихся на ногах мужчин, помогло мне помешать им воплотить свои планы в жизнь.

Со шрамом заносит кулак вверх, будто хотел попасть мне в челюсть, но он пролетает мимо, когда я уворачиваюсь влево. Хватаю холодный воздух ртом и с силой, которая уже отступала, бью ребром телефона по затылку. Он со стоном схватился за голову и прикрыл глаза. Не думаю, что удар был смертелен или ему понадобится медицинская помощь, но он ко мне больше не лезет.

— А твой водила так не обучен, — не скрывая отвращения ко мне, последний толкает меня в плечи. Не скажу, что со всей силы, но этого хватает, чтобы ноги подогнулись, а тело рухнуло на бетонный бордюр.

Ладони, как и колени под бесцветными колготками, разодраны, с губы течёт кровь, а глаза застилает пот, но категорически запрещается терять самообладание, а тем более обращать внимание на боль. По крайней мере, я ещё что-то чувствую, значит, не время сдаваться. Если помедлю хоть секунду, то каждый из мужчин снова придёт в себя, и силы станут не равны.

Сколько бы часов ни провела в тренажерном зале, никогда в стрессовой ситуации не могла использовать все приёмы и атаки, которые знала наизусть. За пять лет - в кружок принимали с тринадцати лет - стала лучшей почти во всём интернате. Думала ли я, что мои навыки когда-нибудь окажутся мне настолько полезными? О нет!

Дождавшись, когда оставшийся подойдёт достаточно близко, оттолкнулась от холоднющей лежанки и выпрямилась во весь рост, чуть ли не плюнув ему в лицо желчью. Никто не сможет так просто заполучить меня.

Бью в самое больное место у мужчин, не жалея удара и не думая о последствиях, которые явно будут не утешительными. Но мне так плевать. Злость и гнев не только на них, но и на реакцию своего организма на подобные ситуации, подарили мне второе дыхание.

Как только все трое занялись своими проблемами, собрала каждый кусочек энергии, срываясь с места. Босиком бежать куда ужаснее, но я всё равно наконец-то сбрасываю туфли, тут же замерзая ещё раз в пять сильнее. Вытираю кровь с губы и несусь за угол, потом снова поворот, гаражи, ближайший спальный район. Дыхание всё сбивчивее, лёгкие воспламеняются от продолжительного бега, а ноги ватные, когда двигаться больше некуда. А точнее, не нужно.

Опираюсь спиной о стену здания из белого кирпича, где напротив предупреждающая вывеска помогает мне прийти в себя. Закрываю глаза от усталости и того огромного груза, что находился на плечах. Полицейский участок! Не думаю, что хочу сейчас объясняться за свой внешний вид или вещать кому-то о том, что мне угрожали, ведь измотана до самых костей.

Ступни истерзаны и натёртостей в виде мозолей, которые будут долго сходить, мне не избежать. Но я жива. Жива, мать вашу. Несколько лет назад меня бы навряд ли обрадовала эта мысль, как сейчас, но я клялась себе, что по приезде в родной город всё поменяется. Да, возможно, не сразу, и оставить прошлое позади не получится, но бойца сильнее меня не встретить.

Я справлюсь со всеми трудностями.

Дорога домой - на этот раз на такси, которое было заказано за три километра от клуба - оказывается не такой уж и противной, как обычно, но то, что ждёт меня там, не радует нисколько. Хотелось бы мне никогда там не появляться, тем более после всех угроз. что-то пошло не по плану отца, и из-за этого стоит ожидать только самого ужасного, что только может произойти.

Находясь дома, иногда очень хочется Домой.