«Исповедь после бури»
Мы с Максимом вышли из подъезда. На моём бледном лице выступили красные пятна, глаза метали молнии. Я нервно теребила ремешок сумки, мои плечи вздрагивали от сдерживаемых рыданий. Максим шёл рядом, нахмурив брови, его взгляд был серьёзным и сосредоточенным.
Дождь, ливший с самого утра, внезапно прекратился. Тяжёлые серые тучи расступились, пропуская сквозь себя робкие лучи солнца. Они осветили мокрый асфальт и отразились в лужах, словно маленькие зеркала.
«Почему он такой жестокий?» – мой голос дрожал от возмущения, словно осенний лист на ветру. Я остановилась, резко развернувшись к Максиму, будто ища в нём ответы на мучившие меня вопросы. – «Ему столько раз звонят, пишут, ищут его, как ищейки в лесу, а вот где он пропадал? Появился таким спокойным, словно только что вернулся с увеселительной прогулки. Даже не спросил ничего, а в своей манере, с язвительной усмешкой, начал диалог. Почему я раньше этого не замечала? И когда ему стало всё равно на меня? Максим?»
Максим вздохнул, словно выпуская из груди накопившуюся тяжесть, и засунул руки в карманы своей потрёпанной кожаной куртки. «Карин, я не знаю! Да и меня это как-то не заботит, жив и ладно, а где был, какая разница? А насчёт пишут, ищут, может, он не хотел ни с кем говорить. Откуда тебе знать, что у него внутри? Если бы я увидел друга вот так, как он, я бы, наверное, рассудка лишился, а ему приходилось себя контролировать, чтобы оказать помощь. Ты слегка перегнула палку, толком даже не дала ничего объяснить, а ему, кроме как защищаться, другого варианта не было».
Я фыркнула, словно разгневанный кот, и мои губы презрительно скривились, превратившись в тонкую ниточку. «Ты его защищаешь, что ли? Ты сам слышал, как он всё говорил, с какой яростью. Он как будто ненавидел и хотел побольнее словами уколоть, словно иглами в самое сердце».
Максим покачал головой, словно пытаясь стряхнуть наваждение. «Не знаю, может, и так, но я много чего другого заметил. Тебя тоже понять можно, такое с другом случилось, но согласись, ты куда меньше него проводила с ним время, и у тебя не настолько тесная связь была? Да, Ник был проблемным, словно заноза в заднице, но всё-таки каждую проблему, хоть и бурчал, Родян решал, а это о многом говорит. Что-то да значил этот пацан для него».
«Если бы значил, то увидел бы, как Нику плохо. И Ник бы не прыгнул, и не боролся бы сейчас за жизнь. Почему он не рядом с ним? Где он шляется, когда его "семье" нужна поддержка?» – я всплеснула руками, словно беспомощная птица, мой голос сорвался на крик, переходящий в истерику.
Максим подошёл ближе и осторожно положил руку мне на плечо, словно пытаясь удержать меня от падения в бездну отчаяния. «Что тебя больше волнует, то, что он где-то был или то, что он не рядом с другом, пока тот борется за жизнь?»
Я посмотрела на него исподлобья, словно загнанный зверь, и на моих щеках выступил предательский румянец. «Это похоже на тавтологию, тебе не кажется?»
«Ты меня поняла».
«Да, меня разрывает от того, что он где-то шлялся, когда должен был быть в единственном важном на данный момент месте – больнице».
Максим вздохнул и убрал руку, словно боясь обжечься. «Ты упускаешь то, что он видел куда больше, чем все остальные. Тебе повезло, что ты услышала эту новость, а он увидел. Поэтому думаю, что ему нужно было как-то это пережить. И ты думаешь, что сейчас он в том состоянии, чтобы быть рядом с другом? Я вот лично сомневаюсь. Да и чем он может помочь, наоборот, там, наверное, лучше не мешать. Если ты задаёшься такими вопросами, зачем на него наехала так сразу? Выслушала бы, а после уже по фактам крыла. Сейчас чего сокрушаться, уже бессмысленно. Одни догадки будут».
Я отвернулась, скрестив руки на груди, словно пытаясь защититься от его слов. Я хмуро смотрела на проезжающие мимо машины, словно они были виновниками моих бед. «Иной раз мне кажется, что ты с ним не в контрах, так гладко занимаешь его сторону и защищаешь. Идеальный симбиоз прям. Поехали домой, чувствую себя максимально разбитой, словно меня пропустили через мясорубку».
Максим открыл дверцу машины, его лицо оставалось непроницаемым. «Я так понимаю, что тебя поставили перед фактом, кого выбирать, я прав?»
Я села в машину, с силой захлопнув дверцу, словно вымещая на ней всю свою злость. «Ну, если ты не планируешь меня тоже бросать, то да. Ты единоправный владелец меня. Рад?»
Максим обошёл машину и сел за руль, его взгляд скользнул по моему лицу, ища ответы. «Да я-то рад, а ты, похоже, нет. Что не так?»
Я закрыла глаза и откинулась на спинку сиденья, словно выдохнув всю энергию. «Да всё нормально, просто слишком много потрясений за такое короткое время. Давай уже поедем».
«Как пожелаете, госпожа, но мне кажется, что тут совсем другое дело», - он переводит взгляд, пытаясь найти ответ на моём лице, словно читая между строк моей души.
«Тебе кажется, Максим», - устало вздыхаю, чувствуя, как силы покидают меня.
Всю дорогу мы едем в тягостной тишине, Максим неуклюже пытается как-то перевести тему, но я смотрю куда-то вдаль, за окно, словно ища там ответы на свои вопросы. Какие-то смутные мысли пролетают в голове, но нет ничего чёткого, словно в тумане. Когда эмоции немного остыли, я начинаю обдумывать сказанные слова и действительно ловлю себя на мысли, что переборщила, хотела сделать ему так же больно, как он сделал Нику.
«Тебе тяжело, потому что любишь его? Жалеешь, что не разобравшись расстались?» - Максим, как всегда, оказывается проницательным, словно он обладает даром телепатии. Иногда мне кажется, что ему никакого труда не составляет прочесть меня, как открытую книгу. Он чаще всего правильно угадывает причину моих настроений. Но будет ли ему приятна моя правда?
«Ты как всегда прав. Внутри сидит какое-то чувство незавершённости, словно оборванный фильм, но я сказала ему слишком сильные слова, вряд ли теперь что-то можно будет изменить».
Жалею ли я о сказанном? - Нет, не жалею, но могла бы всё преподнести куда менее обвинительно, словно высказать не приговор, а просьбу о помощи.
«Ты будешь искать встречи с ним?»
«Давай закроем эту тему, сейчас я не хочу об этом думать, а уж тем более говорить», - звучу грубо, словно отрезаю, но сейчас действительно не хочу о нём думать, воспоминания обжигают, как раскалённое железо.
«Я тебя отвезу и уеду на работу. Всё-таки вырвался, остались незаконченные дела». - Он звучит отстранённо и выглядит так же, словно отдалился от меня на тысячи километров. Сжал на руле пальцы настолько сильно, что побелели костяшки, выдавая его внутреннее напряжение. Сжал челюсть, так что скулы куда сильнее выделились, создавая впечатление каменной маски. Свёл брови, создав межбровный залом, словно вырезая морщины гнева.
«Не злись, мы об этом ещё поговорим».
Уже дома начинает отпускать, словно я выныриваю из-под толщи воды. Сажусь за ноутбук и пытаюсь отвлечься на работу, словно пытаясь заглушить боль и отчаяние.
***
Жизнь Ника всегда была не из лёгких, словно полоса препятствий, где каждый шаг давался с трудом. Ему часто приходилось прикладывать куда больше усилий, чтобы чего-то добиться, и чаще всего неудачи преследовали его по пятам, как злые собаки. В один из дней его мать в очередной раз переборщила с алкоголем, превратившись в свою жалкую тень. Один из её дружков, пьяный и озлобленный, наехал на Ника, ударил его, словно отбросил ненужный мусор. В его глазах Ник был ничем, щенком, который отвлекает от удовольствия. Сбежав, он чувствовал, что в этом мире никому нет до него никакого дела, одиночество накрыло его с головой, словно саван. К десяти годам он перестал плакать, так по лицу он получал куда меньше, слёзы раздражали маминых собутыльников, и теперь, как только в дверях слышал голоса, уходил, не желая становиться крайним, вечным козлом отпущения. К шестнадцати годам улица стала его домом, жёстким и беспощадным, выживал как мог, часто попадался в неприятности, словно мотылёк, летящий на огонь.
Всё изменилось, когда на его пути появился Рон, по кличке Джокер. Он быстро получил власть на улице, его уважали, ему боялись перейти дорогу, он правил справедливо, и Ника это притягивало, словно магнит к железу. Первая встреча прошла ужасно, его просто-напросто выгнали, ведь кто он такой, чтобы лезть в уже сформированную банду, а в последующем семью, чужаков не любят, словно волков, охраняющих свою территорию. Ник не сдавался, попыток было бесконечное множество, казалось, он находится всегда где-то в тени, потому что куда бы они ни перемещались, везде маячил силуэт Ника, словно верный пёс, преданно следующий за хозяином.
«Что ты, мудила, за нами ходишь, как неприкаянный призрак? Тебе же уже сказали, мы новичков не принимаем, ищи себе другой вариант, тут тебе ничего не светит. Съебись», - отвечал один из "прислужников", раздражённо сплёвывая под ноги.
«Я хочу к вам. Дай мне поговорить с вашим главным, Джокером. Уверен, я буду ему полезен», - как заезженная пластинка, отвечал Ник, не отступая ни на шаг.
«Аха-ха, полезен он будет, насмешил. Ну-ну. Да ты даже следить не умеешь, тебя сразу палят. Да к тому же наше местоположение выдаёшь. На хер нам такой человек!» - "прислужник" сводит брови, Ник уже начинает подбешивать его, словно назойливая муха.
К счастью Ника, Джокер заметил заминку и решил подойти выяснить, что происходит, его любопытство перевесило осторожность.
«Что, блять, тут происходит?» - Джокер звучит твёрдо, в голосе звучит сталь, словно он готов в любой момент пустить её в ход.
«Да вот, упёртый напрашивается к нам, говорит, полезным может быть, хотя я считаю, что только проблем принесёт», - изрекает один из группы, презрительно кривя губы.
Джокер переводит взгляд на Ника, оценивает, стоит ли он его времени, словно рассматривает товар на прилавке…«Он прав, тебе нечего нам предложить, мы новичков не берём. Да и ты слишком мелкий, мамка, небось, дома заждалась, иди давай».
«Меня никто не ждёт, я никому не нужен. Поверь, я что угодно буду готов ради тебя сделать, я буду твоим самым преданным человеком. Прошу, поверь!» - Ник потерял уже всю надежду, словно выронил последний луч света в тёмную пропасть. Это был последний его шанс, если и его он запорет, то больше можно не пытаться, дорога в эту банду для него будет навсегда закрыта, словно дверь в рай захлопнулась перед самым носом.
«Ты детдомовский, что ли?» - Джокер вдруг стал серьёзнее, пытаясь вникнуть в проблему чужого пацана, словно разглядывая сломанную игрушку.
«Нет, но по ощущениям будто да. Мать бухает, её мужики меня выгоняют, и это мягко сказано, я уже больше нескольких лет не появлялся дома, если это можно так называть. Моя последняя надежда - ты, больше мне некуда идти». - Ник чувствовал, как ком к горлу подступал, словно огромный камень, но он дал себе слово, что перед Джокером он не пустит слёзы, не покажет свою слабость. Хотя глаза у него и были на мокром месте, но влага не посмела орошить его щёки, словно признавая его силу воли. Этот малец проявлял стойкость, и это зацепило Джокера, он был упёртым, и его усилия были замечены, словно росток, пробившийся сквозь асфальт.
«Дам две недели на проявление себя, если окажешься бесполезным, то сорян, но придётся уйти», - голос Джокера смягчился, в нём появились нотки сочувствия, он прихлопнул его по спине и указал жестом проходить, давая ему шанс.
За время нахождения в банде, а теперь уже семье, Ник действительно оказался ничем не полезным в "полевых" вылазках, ему не хватало опыта и сноровки, но абсолютно бесполезным его тоже сложно было назвать, он закрывал все менее важные потребности, о выполнении которых его даже просить не было нужды. Он видел, в чём нуждается Джокер, и безмолвно выполнял второстепенные задачи, словно верный слуга, предугадывающий желания хозяина.
По мере взросления Ник сблизился с Джокером, становясь его тенью, он всегда был рядом, но не мешал, не лез в душу. Ему посчастливилось ближе других узнать Рона, он хотел стать таким же сильным и уважаемым, о чём как-то во время разговора на радостях сообщил ему, словно поделился самым сокровенным желанием.
Джокер относился к Нику вроде обычно, а в то же время с какой-то особенностью, словно тот был его младшим братом, которого он никогда не имел, от этого Ник старался быть нужным ещё сильнее, заслужить его признание. Он не заметил, как стало важно, чтобы Джокер по-настоящему заметил его, ведь его присутствие рядом стало чем-то обычным, словно частью интерьера. В попытках получить похвалу и внимание от Рона он стал совершать ошибки, а в последующем доставлять проблемы, и, казалось бы, вот оно, внимание, пусть и негативное, но его заметил Джокер, словно луч прожектора выхватил его из темноты.
«Какого хуя, Ник? Куда ты, блять, влип? Всем же сказали, пока я команду не дам, туда ни ногой, а что сделал ты? Что ты, мелкий сучёныш, молчишь?» - рычал Джокер, сжимая кулаки.
В воздухе, спертом от табачного дыма и напряжения, повисло тяжелое молчание. Переминаясь с ноги на ногу, Ник пробормотал, словно оправдываясь перед самим собой: «Я думал, что если у нас будет больше информации, то это позволит улучшить наш план…»
Голос Джокера, как удар хлыста, обрушился на него, разрывая тишину: «То, что твой хуй оказался в одной из их девок – это не улучшение ситуации, а пропорциональное ухудшение её! Нам теперь ещё хуиллиард времени придётся потратить, чтобы разработать новую стратегию, и молись, чтобы эта пизда ничего не разболтала, иначе твои яйца будут висеть у их входа вместо подковы. Всё понял?» - В его глазах плескалась ярость, готовая выплеснуться наружу.
Сглотнув ком в горле, Ник еле выдавил: «Да, я понял, прости».
«"Прости" блять… Этим ты не отделаешься, в следующий раз башкой думай или же спроси кого».
Джокер всегда был прав, и его отчитывания, как болезненный урок, оставались в памяти. Ник принимал их как должное, понимая, что заслужил. Но этот круговорот – Ник создает проблему, Джокер её решает – стал их нормой, и его это угнетало. Он чувствовал себя вечным провинившимся мальчишкой.
Время шло, и каким-то образом Ник стал приближенным Рона. Возможно, он ценил его немногословность, умение хранить секреты. Рон все чаще делился с ним личным, и доверие между ними росло. Ника тянуло к нему необъяснимой силой. В нём чувствовалась внутренняя мощь, авторитет, который притягивал, как магнит. Он восхищался им, его хладнокровием и уверенностью в себе. Сам не заметил, как это восхищение переросло в нечто большее, запретное. Ему хотелось хоть немного его внимания, той теплоты, которую он дарил своим девушкам. И каждый его рассказ "между делом" о какой-нибудь очередной завоеванной красотке отзывался неприятным уколом где-то внутри. Он списывал это на зависть, на простое желание получить больше внимания, но со временем пришло осознание: это любовь, тщательно скрываемая, выжигающая изнутри. Любовь, которую мужчина не должен испытывать к другому мужчине, особенно в их мире. Если её проявить, в лучшем случае останешься без яиц. Поэтому Ник хранил свою тайну, продолжая наблюдать за Роном, изучая каждую его черту.
К его двадцатилетию территория, контролируемая Джокером, охватывала большую часть города. Их люди, преданные до мозга костей, создавали свои ячейки, укрепляя власть. Параллельно Рон занялся развитием легального бизнеса, и в этот день, единственный за всё время его нахождения в "семье", Джокер решил сделать Нику бесценный подарок. Его счастью не было предела. Для него это был знак, что он что-то значит для него, что его усилия не остаются незамеченными. Надежда, робкая и хрупкая, затеплилась в душе: может быть, он не просто винтик в его механизме, а нечто большее?