Глава 35 Вероника
К концу мая университет погрузился в привычный хаос: сессия подбиралась незаметно, но беспощадно, и каждый спасался, как мог. Одни лихорадочно переписывали пропущенные лекции, другие метались между преподавателями, выбивая себе «автомат» за красивые глаза и активность на семинарах. По коридорам с озлобленным видом носились старшекурсники с недописанными курсовыми и дипломами, и только первокурсники всё ещё вальяжно шагали сквозь этот апокалипсис, словно всё это их не касалось и никогда не коснётся.
Наша компания всегда находила время, чтобы насладиться теплом и обществом друг друга. Сегодня, например, мы выбрались на террасу небольшого ресторана, где подавали исключительно блюда из морепродуктов, — отдыхать, дышать, ловить момент.
Был ли сегодня праздник? Формально — нет. Но у каждого из нас был свой личный повод поднять бокал и сказать: «Ну, за это».
Даня всё-таки порвал с Инной. К счастью, времени на привязанность было слишком мало, поэтому на моём плече он почти не плакал. Вместо боли он выбрал зрелость: принял всё как опыт и решил больше не бросаться в отношения ради самих отношений. «Уж лучше честное одиночество, чем фальшивые отношения», — сказал он, и я поддержала.
Лиля, напротив, готовилась к полному погружению в мечту: летние гастроли с театральной труппой, куда её взяли на испытательный срок. Если она вольётся в их коллектив и покажет свои способности на максимум, то они станут её второй семьёй, а такие путешествия по городам — частью жизни. Она, по её словам, была готова к любому исходу событий. Если всё получится, то ей придётся перевестись на заочное отделение, так как посещать лекции она физически не сможет, а если её не примут, то будет пытать счастье в других труппах, которые, с её слов, хоть и не настолько популярны, но ничем не хуже.
Разговор с Глебом немного её успокоил, но не развеял тревогу до конца. Возможно, она просто накрутила себя? А может, и правда совпадение — те синяки, порезы, странное поведение? Ведь он стал спокойнее, ссадины исчезли, новых не появлялось, голос стал ровнее, взгляд — чище. Словно кто-то нажал внутри него на кнопку «нормальность», и он стал прежним. Или хотя бы тем, кем мы хотели его видеть.
Я пыталась убедить себя, что всё в порядке. Что он и правда сорвался с турника или неловко упал. Что Лиля просто слишком впечатлительна. Что Глеб не врёт. Но моя интуиция — этот тихий, упрямый голос внутри — шептала: сейчас только затишье перед бурей. И она, как выяснилось, не ошиблась.
Пока что мы наслаждались почти летним тёплым вечерним воздухом, запахом йода и лимона. За нашими спинами шелестели листья пальм, посаженных в кадках по периметру террасы. На столе образовался хаос из морских деликатесов: ракушки, щупальца, панцири, лимоны, бокалы с прозрачными напитками, прохлада стеклянных кувшинов с водой и мятой.
Лиля сосредоточенно, с видом опытного шефа, орудовала щипцами для крабов, словно на мастер-классе. А вот Даня — с выражением пятилетнего ребёнка, впервые попавшего в океанариум, — осторожно тыкал вилкой в панцирь, как будто ожидал, что тот вот-вот оживёт и ущипнёт его за нос.
Я смотрела на них и улыбалась.
— Смотрите, дети мои, как профессионал разделывает краба! Никаких лишних движений — только точность и грация, — с гордостью провозгласила подруга, с хрустом разламывая клешню.
Брызги сока полетели в сторону Дани, и он взвизгнул, отпрянув назад.
— Моя рубашка! — Он с ужасом осмотрел пятно на дорогом белом шёлке. — Это же Comme des Garçons, между прочим! Ну теперь хоть пахну, как настоящий матрос. — Он театрально понюхал себя и скривился: — Дорого-богато.
Глеб, сидевший напротив меня, тихо рассмеялся. Его движения были точными и аккуратными — ни одной лишней капли, ни одного неловкого жеста.
— Ты бы ещё начал утверждать, что это новые духи, — сказал он, ловко извлекая мясо из лапки. — «Аромат океана»: верхние ноты — водоросли, шлейф — слёзы матросов.
— Точно! — подхватила Лиля, поднимая бокал. — Выпьем за нашего Данечку — единственного человека, который превращает ужин в модный показ!
Я засмеялась, указывая на его тарелку:
— И это при том, что он единственный, кто до сих пор не понял, как есть устрицы.
Бедный моллюск выглядел так, будто пережил средневековую пытку. Даня с достоинством поднял ракушку к уху: — Я просто изучаю её анатомию. Может, она мне стихи прошепчет... или хотя бы признание в любви.
— Если услышишь «съешь меня» — это не она, — невозмутимо заметил Глеб.
Лиля так сильно захихикала, что чуть не подавилась креветкой, а Даня с преувеличенной обидой положил ракушку обратно: — Ну и ладно. Зато я хоть не путаю щипцы для крабов с хирургическими инструментами! — он бросил многозначительный взгляд на Лилину «операцию».
— Ой, извините, профессор морской кухни, — парировала Лиля, закатывая глаза. — Может, ты ещё и рыбу будешь учить плавать?
Глеб поднял руки в защитном жесте:
— Стоп, стоп, а то он действительно попробует... и потребует, чтобы мы хлопали.
Мы все рассмеялись, а Даня, довольный произведённым эффектом, с преувеличенной важностью взял вилку и начал есть, изображая аристократа XVIII века. Даже проходивший мимо официант не смог сдержать улыбки. И всё шло хорошо и прекрасно, пока...
Мы как раз поднимали бокалы за очередной глупый тост Дани, когда за спиной Глеба промелькнула знакомая фигура. Это был тот самый парень с «Весны студенческой», который всеми силами пытался получить мой, так сказать, автограф. Он явно был уже «навеселе» и, увидев нашу компанию, решил подшутить.
Я только успела открыть рот, чтобы предупредить всех, как...
— ТЫ! — раздался оглушительный крик прямо за спиной Глеба.
Что произошло дальше, я осознала лишь спустя секунды. Глеб вскочил так резко, что его стул с грохотом упал на плитку. В одно мгновение он развернулся, схватил парня за воротник рубашки и прижал к ближайшей колонне. Лицо Глеба исказила какая-то животная ярость, которую я никогда раньше не видела.
— Глеб! — вскрикнула Лиля, первой опомнившись.
Мой знакомый, бледный как мел, беспомощно поднял руки в защитном жесте. Его стеклянные глаза выражали чистый ужас.
— Ч-Чувак... я просто... — он заглотал воздух, — шутка ж...
Глеб словно очнулся. Его пальцы разжались, и он резко отступил на шаг, проводя рукой по лицу.
— Извини, — глухо произнёс он. — Мне показалось... Неважно. Мне пора.
Он быстро поднял свой стул, бросил на стол несколько купюр и, даже не взглянув на нас, направился к выходу. Лиля, не раздумывая, бросилась за ним, оставив нас троих в гробовой тишине.
Парень тяжело дышал, всё ещё прислонившись к колонне. Даня первым нарушил молчание:
— Молодой человек, что ж вы так орёте?
Я машинально поправила салфетку на столе, пытаясь осмыслить произошедшее. Все мои подозрения о Глебе вдруг обрели жутковатую реальность. Это не была просто нервозность — это была реакция человека, который привык к опасности.
— Он... он что, серьёзно мог меня прибить? — прошептал мой знакомый, всё ещё не отходя от колонны.
Даня вздохнул и налил ему бокал воды:
— Дружище, думаю, тебе сегодня крупно повезло. Выпей и иди домой. И в следующий раз... может, не будешь так орать.
— Я всего лишь хотел поздороваться с девушкой с брачным договором. Салют, солнышко, спасибо, что не дала меня в обиду! — немного отойдя от шока, произнёс он, подмигнув.
Я смотрела в сторону, куда ушёл Глеб, и чувствовала: сейчас произошло что-то гораздо большее, чем просто вспышка агрессии. Мозг лихорадочно пытался осмыслить увиденное. Это была не просто вспышка. Это была реакция. Рефлекс. И теперь, после этого инцидента, молчать об этом и делать вид, что всё нормально, становилось всё сложнее.
Ужин был окончательно испорчен. Мы с Даней молча допили вино, расплатились и пошли домой, будто нас выгнали из собственного праздника. Даже воздух казался густым и тяжелым, как после грозы, которая так и не разразилась. Виновник шутки, всё ещё бледный, бормотал что-то о «ненормальной реакции» и быстро ретировался, будто боясь, что Глеб вернётся и закончит начатое.
Уже дома я только и успела переодеться, как в дверь резко постучали.
— Открой! Это я... — донёсся сдавленный голос Лили.
Даня, отвлекшись от телефона, бросился к двери. На пороге стояла Лиля — точнее, её тень. Растекшаяся тушь чёрными ручьями стекала по щекам, губы дрожали, а в глазах стояла такая боль, что у меня сжалось сердце. Она была всё в той же одежде из ресторана — видно, даже не заезжала домой.
— Он... он бросил меня, — выдавила она, шатаясь на пороге.
Мы втащили её в квартиру, усадили на диван. Даня тут же побежал за мицеллярной водой и ватными дисками, а я — на кухню.
— Он сказал... что потянет меня на дно, — Лиля сжала кулаки, глотая слёзы. — Что с ним я не буду в безопасности. Что это вообще всё значит?!
Я молча поставила перед ней стакан с водой, пока Даня аккуратно вытирал ей лицо, приговаривая:
— Он не объяснил, что это было в ресторане?
— Нет, — Лиля резко встряхнула головой. — Он... Он просто снова закрылся. Опять эти дурацкие тайны, опять «не твоё дело», опять «я не могу тебе рассказать».
Она с силой стукнула кулаком по подушке.
— Мне надоело! Надоело выбивать из него каждое слово, как будто я следователь, а он — преступник!
Я села рядом, обняв её за плечи. Она дрожала, как в лихорадке.
— Я не собираюсь больше это терпеть, — сквозь слёзы закричала она. — У меня в прошлых отношениях было достаточно боли и секретов. Хватит!
Она резко подняла голову, и в её глазах появилось что-то новое — не боль, а злость.
— Я уеду на гастроли. Вольюсь в труппу. Буду играть, пока пальцы не заболят. И забуду его нахрен. Навсегда.
Даня вздохнул и обнял её с другой стороны, смотря на меня грустным взглядом.
— Может, всё ещё наладится? — с надеждой сказал друг, поглаживая её по волосам.
— Нет, мне надоело, что попадаются только проблемные парни, как будто у меня своих проблем нет! Я не спасла бывшего в прошлом, он не хотел этого, и не собираюсь спасать Глеба, который молчит постоянно, значит, ему тоже это не нужно, и мне плевать, чем была обусловлена его эта выходка в ресторане! Да, плевать! — Лиля кивнула, сжав губы.
Но я-то видела, как она сжала в кулак подол своей юбки. Знала — забыть Глеба ей будет не так просто, как она уверяла. Есть люди, которых невозможно вычеркнуть из сердца усилием воли. И я знала это по себе. Видела, как много он значил для неё — и, уверена, до сих пор значит.
Этой ночью мы втроём — Лиля, Даня и я — сидели в тишине, каждый со своим разбитым по-своему сердцем. Без лишних слов. Без утешений, потому что слова не могут собрать по кусочкам то, что развалилось внутри.
Жизнь — удивительная штука. Недаром её сравнивают с зеброй. Только недавно у каждого из нас был рядом человек, который дарил свет, тепло, ощущение полноты... А теперь — пустота. Ощущение потери, словно изнутри вырвали что-то важное, необходимое для дыхания. Чёрная полоса накрыла нас троих с головой, но ведь по всем правилам за ней должна прийти белая. Вопрос только — когда? И принесёт ли она ту же радость? Или всё снова будет понарошку, как в репетиции, где никто не готов выйти на настоящую сцену?
Каждому из нас боль причинил тот, кого мы любили больше всего. И каждый теперь носит внутри этот невидимый шрам. Он не кровоточит, не зудит — просто живёт там и иногда напоминает о себе в самых неподходящих моментах. Возможно, когда-нибудь мы будем вспоминать этих людей с благодарностью. А может, с горечью. А кто-то — с ненавистью. Но не сейчас.
Мы были как три раненые кошки, прятавшие царапины под шерстью и по очереди зализывавшие друг другу раны. Даня успокаивал Лилю, а в итоге сам, тихо, незаметно, уснул рядом с ней на моей кровати. Я накрыла их пледом, а сама устроилась на диване.
Сегодня снова сон решил не посещать меня, испытывая на прочность. Мысли снова вернулись к Марку. К его жестам, к его рукам, к его голосу и даже запаху. Прошло полгода, а я всё никак не могу переключиться и забыть его.
«Сколько ещё времени должно пройти, Марк? Сколько ты будешь мучать меня?» — спросила я в своей голове.
В ответ — тишина. Только скупая слезинка тихо скатилась по щеке, оставляя после себя солёный след. Я делаю вид, что живу дальше, что справляюсь. Но внутри всё так же пусто, как в ту новогоднюю ночь, когда всё оборвалось.
Я пролежала, смотря в окно несколько часов, пока не начало расцветать. За окном — предрассветная синева, та самая, в которой стираются границы между «было» и «есть». Скоро наступит утро, и мы все сделаем вид, что вчерашние слёзы — просто недоразумение. Но я-то знаю: некоторые люди остаются с тобой навсегда. Даже когда их нет. Даже когда они этого не заслуживают.
Дни медленно текли и стеклись к неделе летней сессии. Университет гудел, как растревоженный улей. Студенты метались между аудиториями, нервно листая конспекты, а преподаватели с каменными лицами ставили оценки, словно выносили приговоры.
Я получила автоматы почти по всем предметам. Казалось бы, надо радоваться — вот она, свобода, вот оно, долгожданное лето. Но вместо облегчения я чувствовала лишь странную пустоту.
Параллельно с подготовкой к зачётам я покупала вещи для поездки на Кипр: новый купальник, солнцезащитный крем, сандалии и прочие очень нужные девчачьи вещи.
Глеб прислал на мою электронную почту билет — просто файл с пометкой «Рейс 14 июня, 10:45». Больше он не появлялся. Ни в университете, ни в нашем общем чате, ни даже в соцсетях — будто растворился.
А Лиля... Она всеми силами показывала, что у неё всё отлично. Громче всех смеялась на парах, активнее всех отвечала на семинарах, даже записалась на дополнительные репетиции с труппой. Но я видела, как её взгляд автоматически скользит по дорогам в поисках знакомой фигуры и машины. Как пальцы сжимают телефон при каждом уведомлении.
Даня её поддерживал как мог. Как, например, сейчас, когда показывал нам на своём телефоне какое-то очередное смешное видео, пока остальные ребята из нашей группы засыпали, сидя у аудитории 304. Да, сегодня у нас зачёт по клинической психологии, только в этот раз не было этой тревожности и нервозности, ведь каждому из нас был предоставлен выбор: либо сдавать зачёт, либо получить оценку, соответствующую сумме всех оценок, полученных на семинарах.
— Смотрите, это же шедевр! Кот пытается украсть тост у чайки — эпик фэйл! — с восторгом комментировал Даня очередной, с его слов, смешной видеоролик.
На экране и правда разворачивалась комедийная драма: пушистый хулиган в прыжке хватался за хлеб, а чайка с возмущённым криком взмывала вверх, утаскивая его за собой. Лиля фыркнула, я закатила глаза, но всё равно рассмеялась.
И в этот момент стало... слишком тихо. Словно кто-то нажал на паузу. Все вокруг — шумные студенты, гудящие разговоры, шелест листов, звон смеха — всё это исчезло, словно кто-то выдернул звук из мира. Даже Даня замер с телефоном в руках, его рот остался приоткрытым, будто слова застряли где-то на выдохе.
Я не сразу поняла, что происходит. Пока Лиля не вцепилась в манжеты моей блузки. Пока не потянула меня, как будто хотела сказать: «Смотри» — но не нашла слов. Улыбка сразу исчезла с моего лица, когда взгляд зацепился за серые, как туман, глаза.
Его глаза...