Луна во Дворце

Гёзде не помнила о том, что им троим пришлось пережить. С тех времён у неё осталась лишь привычка держаться подле своего близнеца и краткого мига в памяти, где матери пришлось унижаться перед дверьми в покои Баш-Хасеки.

Альтан же вопреки ранним детским годам запомнил куда больше своей сестры. Он помнил и то как над матерью измывалась Шебнем Нулефер Султан, и то как она страдала от выходок Мансуры и Лейлы Гёзде, и то что ей приходилось молча сносить унижения от султанских сестёр - Танели Асем Султан и Мелек Дилары Султан.

Держал в памяти то, как она роняла слёзы ревности, когда отец проводил время с Умут Жасмин Султан или дарил Данаре Айсулу Султан дорогие подарки. Как швыряла в стены подвернувшиеся предметы, когда он принимал новых наложниц. И как стенала когда её наказывали за провинности, отнимая детей и запирая в покоях на недели.

Не забыл он и то, как по первости Озкан Илькин задирал не только Дамира, но и Йилдиз вместе с ним, а служанки, приставленные присматривать за детьми, закрывали на это глаза по приказу Нулефер Султан, а порой и специально провоцировали. Как сестра плакала, пряталась за его спиной и тянула за одежды в просьбе уйти поскорее из сада, где они обычно и встречались со старшим братом. Но мальчик упорствовал, не хотел предстать перед другими детьми трусом.

Так могло продолжаться годы, но, к счастью, продлился этот кошмар не больше полугода: помощь пришла откуда не ждали. Данара Султан как-то прогуливалась по саду со своей дочкой и огромной - для маленького мальчика - свитой слуг. Заметив как себя ведут дети, она отчитала нянек за халатность, а когда те не захотели признавать своих ошибок и стали упираться - приказала своим слугам наказать нерадивых рабынь ударами розг.

Тогда между ней и матерью уже был разлад. Частые ссоры стали преградой, хоть ещё не настолько большой, чтобы прекратить любое общение, но достаточной чтобы из принципа не обращать внимания на беды другой. В их случае: беды детей, потому как мать так и не узнала что детей её принижали. Так что хоть Баш-Хасеки и спасла Альтана с Гёзде от первых нападок Илькина, объясняла она это тем, что дети были через чур шумными для шехзаде и султанш.

Ни слова, что это было сделано по-старой дружбе. Ни одного упоминания, что детей Эсин Кютай задирали.

Даже внимания не обратила на них.

Лишь после того как увели провинившихся нянек, плачущую Йилдиз и недовольных Озкана с Махидевран, Кадирой и Искандером, она посмотрела на Альтана с чистым интересом. Точно увидела занятную диковинку и не могла понять в чём её секрет.

- почему вы с сестрой не рассказываете матери о своей беде?

- я не хочу быть слабым - ответил мальчик, чем сильно тогда удивил Данару Айсулу - не хочу чтобы за меня всё решала мама.

- хорошо, маленький львёнок, но как же твоя сестра? Она ведь тоже страдает. И всё из-за тебя.

- Гёзде тоже не должна быть слабой. От слёз никакого проку.

Женщина улыбнулась, села на корточки перед маленьким шехзаде:

- ты смышлёный мальчик, оставайся таким всегда. Не ведись на провокации Озкан Илькина и когда-нибудь ты сможешь стать таким же, как твой отец - Султан Дамир Мурат Хан. - взгляды их встретились. На мгновение дыхание Альтана перехватило от глубины взгляда темных глаз, а уже в следующее улыбка султанши исчезла точно её никогда не было, и она поднялась на ноги - это был мой первый и последний совет тебе, Альтан Дамир, более не жди от меня помощи.

На характер шехзаде, на его отношение к людям, его вспыльчивость и резкость, повлияло много факторов. События точно иглы проникали в сердце Дамира, делая холодным и несговорчивым. Нелюдимым.

Но однажды проявленная доброта оставила брешь, которая расширилась от заступничества маленького Орхана перед старшими мальчишками, а после и слов Айжан, которые он никак не ожидал услышать даже от собственного близнеца.

Поначалу он, ища уединения и спокойствия, приходил в султанский зверинец, где всякий раз натыкался на дочку Баш-Хасеки. Ему претила мысль оставаться с ней, как и с остальными, в одном помещении, но глубине чувствовал родственную душу. Она тоже была одинока и не любила когда на неё обращали внимание.

Но если шехзаде сделали таким невзгоды, выпавшие им с сестрой и матерью на головы, то хатун страдала от собственной внешности и невежества окружающих. Их предубеждений и верований.

И при этом она находила в себе силы помогать другим.

Альтан не поверил самому себе, когда понял, что удумали третья султанская жена, гаремная сказительница и девочка-проклятие на свадьбе Гульфии. Появление же отца точно отрезвило его, но мальчик никак не мог придумать как помочь Мерием.

А помочь он должен был. Просто обязан был хоть что-то сделать в память о том, как им с сестрой на выручку пришла Баш-Хасеки.

Неожиданно решение пришло само. Служанку не оттолкнула ни холодность Дамира, ни его резкое "убирайся". Она была наглой для рабыни, но при этом и хитрой, и проницательной. И за помощь девушка многого не просила - считай и вовсе ничего.

Ну как тут отказаться?

Отказаться было трудно - даже такому шехзаде как Альтан - ещё труднее было просто оставить Айжан одну в тени перголы. Неизвестно почему, но ему захотелось на празднество в город. Следом появилось желание увести девочку из дворца. Подальше от собственных сестёр, что, как и братья над ним самим, издевались над ней как могли.

Недели сменяли друг друга так же быстро, как и дни. После их прогулки по вечерней столице утопающей в праздничном шуме и ярких огнях мальчику трудно было держаться отстраненно и холодно рядом с Мерием. Из-за чего вскоре по гарему поползли слухи.

Там мало что упускали из виду. Только ленивый бы не заметил как нелюдимый шехзаде проводит, хоть и редко, время с дочкой Баш-Хасеки. К счастью на сплетни мать с сестрой не обратили должного внимания.

К несчастью Дамиру всё равно должно было исправить свою ошибку. И он сильно сожалел, когда пришлось стоять в стороне и тупо смотреть на то, как дерутся Кадира с Айжан и как Илькин пытается выглядеть рассудительным старшим братом.

Сожалел он и о том, как соврал всем вокруг, когда Гёзде подставила хатун, чуть не утопив её в бассейне. Мать тогда была в гневе и протащила бедняжку в мокрой одежде через весь гарем держа ту за ухо.

А что Мерием?

Подулась немного и более не вспоминала. Точно было то лишь страшным сном. Даже согласилась подыграть ему.

Тот заброшенный сад стал убежищем. Местом, где они могли быть самими собой и спокойно общаться вдали от чужих взглядов, злых языков и враждующих матерей. Альтану нравилось так проводить время - читать стихи, вести непринуждённые беседы и попросту смеяться над глупостью, которая и вовсе не стоила их внимания - даже если это означало бессонные ночи. Уже не говоря о том, что приходилось обсуждать вместе с тем новости и сплетни гарема и обдумывать кто на что способен.

Особенно после тех заветных слов.

- я беспокоюсь о друге, а он, глупец, как баран идёт на убой.

- ты считаешь меня другом?

- не буду считать, если ты будешь отмалчиваться и переводить темы, когда речь заходит о чём-то важном!

Она беспокоилась о нём. Считала его другом.

А он что же? Он боялся показывать свои эмоции, свои чувства. А когда решился...

Лучше бы не делал этого.

Испуг в светлых глазах отпечатался в памяти надолго, хотя девушка искусно пыталась его скрыть. Отпечатались вместе с ним и слова, произнесенные до того странно, до того непривычно из уст Упрямой Лунной Души, что становилось не по себе:

- отпусти меня, мне больно.

И то, как гневно смотрела на него Джайлан - обычная рабыня - и то, как резко она бросалась словами...

С прошествием времени Тан простила Альтана, хоть того и не признала даже спустя годы. Впрочем, признание это было ни к чему - куда красноречивей были поступки, совершенные ею когда другие боялись головы поднять.

И весть о смерти Айжан её не сломила.

А вот шехзаде - ещё как. Тогда он больше всего переживал, что плохо повёл себя с одним из немногих дорогих и близких ему людей. Что из-за этого они толком не попрощались и что более такой возможности не выпадет...

Если кратко - он был дураком не хуже Илькина, устроившегося на отцовском троне. Загнал сам себя в угол, едва не умер если не от чужой сабли, так от холода или потери крови. В бреду он видел призрака. Похожего на его Луну и в то же время - нет. Обманчивый голос заклинал, требовал и просил остаться в живых. Вытягивал обещание на жгучем морозе.

Но то был лишь мираж.

Мираж, оставивший после себя привкус пепла и знакомую норовистую кобылу. Божкурт Казан Бей на вопросы об Айжан и о том, откуда у него взялась Караса, лишь поджимал губы, да качал головой.

Судьбу не изменить, как бы сильно не хотелось обратного - молчаливо висело между ними на протяжении всего нелегкого пути к победе - остаётся лишь принимать неизбежное и мириться с тенями прежних времён.

Но Дамир не желал мириться. Хоть он взял себя в руки, поднялся с колен, бредить по вечерам и глубоким ночам не перестал. После тяжёлых дней борьбы за своё законное право истинного наследника отца, молодой человек метался в поисках доказательств.

Орхан, как и его мать, не верил, что сестра его могла спастись, выжить чудесным образом в огне. Малец едва не требовал прекратить бессмысленные траты ресурсов и сконцентрироваться на настоящем, на том, что грозило им в будущем.

А вот Исхан Юсуф Бей не верил, что Мерием могла вот так глупо сгореть в собственной комнате средь бела дня. Масла подливало и то, что кольца, того самого, на пепелище никто так и не нашел. А ведь из-за него, как оказалось, хатун устроила настоящий скандал во дворце предателя Онура Али Паши.

Всё без толку.

Альтан не смог найти ни злосчастное кольцо, ни саму его хозяйку, ни даже свою спасительницу - Озлем Хатун. Нашел только своенравную и обиженную жизнью белую кошку, которую он впоследствии назвал Ай.

Луна не любила ни людей, ни других животных. Кидалась на всех, кто подходил к ней ближе чем на десяток шагов. Шипела и рычала, стоило кому-то на неё лишь посмотреть. Так что обитала она не в зверинце, а в султанских покоях, и все, кто был вхож в них боялись её точно грозного стража. Терпела эта кошка только Юсуфа, давалась на руки одной Джайлан, а хозяином считала лишь Дамира.

В обычное время Ай не пустили бы на постель - что уж там, в покоях бы не оставили - но ей всё было не почём. Сворачивалась клубком под боком султана и мирно сопела, усыпляя тем и Альтана. Тот в такие ночи спал крепче всего, а с недавних пор стал слышать ещё и тихую мелодию, приносимую с теплым ветром через открытые балконные двери.

Музыка была сплетением игры нескольких людей. На первый взгляд ничего необычного. Простая игра не совсем умелых, не совсем умеющих грамотно обращаться с музыкальным инструментами джарийе. Но если прислушаться...

Среди прочих звуков можно было различить ноты, под которые рабыни пытались подстроиться. То была мелодия искусная и пленительная. До боли знакомая.

Так могли играть лишь двое во всей империи и эти двое были мертвы.

Дамир резко открыл глаза.

И столь же резко прикрыл их рукой от ярких солнечных лучей.

Он, наверное, сходит с ума. Потихоньку, не явственно, так чтобы другим и мысль о подобном не закралась (за исключением, конечно, глав евнухов и Унгер-калфы). Потому как иначе интерпретировать то, что в тихой и нестройной мелодии ему уже слышится то, чего быть не может? Невообразима просто сама мысль о том, что Айжан, спасшись от огня и рек крови, пролившихся за время правления Илькина, решила спрятаться в гареме под личиной прилежной джарийе.

Характер у неё не тот...

- слуги!

Что ж, коль проснулся, то можно и встать. Чем больше будет сделано дел с утра, тем больше времени будет вечером. Альтан сел в постели в ожидании когда евнухи принесут принадлежности для умывания и чистую одежду.

Но вместо обычной толпы слуг во главе с Капы-агасы в покои зашла одна Джайлан, ловко держащая в одной руке поднос с чашкой кофе и блюдцем сладостей, а в другой - бронзовые таз с кувшином. Подмышкой она держала стопку одежды, к которой другие отнеслись бы с благоговейным трепетом.

- о, Аллах, не уж у меня во дворце более не осталось слуг? Или мои рабы стали столь ленивы, что позабыли о своих обязанностях?

- по их разговором я поняла, что ты опять свалился в скорбное уныние. А на самом деле? - калфа столь же ловко расставила свою ношу по местам, оставив в руках лишь кувшин с водой для умывания - лишь притворяешься?

- почему это "скорбное уныние"? - султан подставил руки над тазом и приятная прохладная вода полилась ему в раскрытые ладони.

Только одна она могла так с ним разговаривать. Так обращаться на "ты". И так вольготно вести себя при этом делая всё с таким видом, словно всё идёт своим чередом и девушка ни на шажок не отходит от прописанных норм. А Дамир ей в этом только потакал. Ему подобное поведение нравилось, хоть и приходилось порой прятать Унгер-калфу от гнева Валиде-султан.

Став султаном он ведь вынужден был терпеть общество людей с их противной манерой подобострастно говорить. Тан оказалась отдушиной, с которой можно было спокойно поговорить не выслушивая при этом надоевшего раболепия и вездесущих просьб. Поначалу Альтан не мог понять как они с Мерием так хорошо сдружились, но после и сам увлёкся, чуть не подставив девушку и не превратив её в пешку в борьбе Айзады и Гёзде с Кадирой.

- а как ещё описать то, что человек молчаливо смотрит в окно и почти не реагирует на происходящее вокруг каждое утро? - девушка изогнула бровь, протягивая полотенце.

- я прислушивался - султан нахмурился от того, что слова его прозвучали как оправдание. Да и полотенце пахло как-то странно, хоть и приятно. - почему джарийе играют на улице?

Джайлан ответила не сразу. Отставила в сторону и таз и кувшин, отложила принятое обратно полотенце. После подняла Дамира на ноги и принялась стягивать вчерашний каис, держа свежую рубашку вместе с кафтаном на сгибе локтя.

- мы для них нашли новую преподавательницу. Калфа оказалась самоучкой с редким даром, хоть и не дотягивающим до талантов Умут Жасмин Султан. - она скривила губы, отошла на шаг, перекинув грязный каис уже через плечо. - у неё своеобразные методы обучения. Говорит, что девчушки должны уметь слушать и слышать мельчайшие детали. Пока тепло, они будут заниматься в саду ранними утрами. Если тебе они мешают, то мы можем вновь загнать их в комнаты.

Молодой человек вздохнул. Устремил взор на открывающийся вид за занавесками и балконными дверьми и сделал пару неосознанных шагов. Мелодия уже стихла и теперь солнечные лучи сопровождали лишь пение птиц, шелест листвы и далёкий рокот моря. Было ещё рано, свежо и от того заманчиво.

Альтану неожиданно захотелось прогуляться по саду пока солнце не вошло в полную силу и мир не отошёл от сонной дрёмы.

- нет, в этом нет необходимости... Возможно, я как-нибудь посещу их занятия. Твоя Калфа вызывает интерес.

- вот и правильно - как-то бодро отозвалась Унгер-калфа, а когда султан обернулся, ещё и лукаво подмигнула.

Он попытался её пожурить:

- и долго ты ещё будешь смотреть на меня голого?

Всяко лучше, чем думать о причинах такой реакции у Тан.

- ты голый лишь на половину, а меня уже записывали к тебе в фаворитки. - она и глазом не моргнула - а вообще, меня прельщают мужи помоложе, скажем, хм... возраста Орхана?

- и как девушке вроде тебя приходят такие мысли?

Джайлан лишь повела плечиком. Ладно. Хорошо. Пусть останется тайной.

Недосказанностью между Рассветом и Закатом.