Глава 13
По возвращении во дворец Онура Паши на следующей день уже под вечер нас четверых под изморозью встретили не только местные слуги во главе с недовольными Халиме и Ширин, но и слуги Баш-Хасеки, выстроившиеся ровными рядами позади бесстрастной Тулай Пейк и довольно мрачного Лалы Орхана. Не обделили вниманием наш приезд и Онур Али и Данара Айсулу.
Наше долгое отсутствие не пришлось никому по вкусу, заставив поволноваться слуг, а господ отложить свои дела. Мой муж впервые за долгое время показался мне на глаза, а матери пришлось отложить выезд в санджак, запланированный, как оказалось, на ранее утро сегодняшнего дня. Брату стало неудобно под тяжелым и молчаливым взглядом главной султанской жены, так что он не стал более задерживаться. Быстро с нами попрощался и, запрыгнув обратно в седло, направил Рюзгяша к Сульики и другим коням, часть из которых была впряжена во всевозможные повозки для вещей и людей. И все гости последовали его примеру. Проходя мимо меня, Данара не обронила и пары слов, но по её взгляду, брошенному на меня словно бы утайкой, и едва различимой под яшмаком улыбки, я поняла, что она довольна мной. Довольна тем, что я вняла её просьбам и сблизилась с сыновьями своего мужа.
Домашние слуги, стремясь укрыться от противного моросящего дождя, довольно быстро разошлись по своим делам, оставив нас уже троих с Пашой, кормилицами и Сюмейе, что с недавних пор прислуживала лично мне, одних во дворе. Эмине - вторая рабыня, которую я приобрела на рынке - задержалась чуть дольше остальных подле Онура, словно не желала его покидать даже в непогоду и хотела остаться и послушать, что будет дальше. Возможно, она бы так и поступила, но едва заметное движение Халимы Ханым спугнуло её, и ей пришлось догонять остальных слуг.
Сюмейе поспешила накинуть мне на плечи ференже с норковым воротником, наконец осмелев выполнить нечто столь простое. Под теплой тканью я осознала насколько озябла в утеплённом, но промокшем за дорогу, энтари в это холодное осенне утро, и с сожалением отметила, что рабыне далеко до Джайлан. Та не стала бы ждать, пока все разойдутся, чтобы выйти и позаботиться обо мне без прямого приказа. Но то, что она это хотя бы сделала, уже о многом говорило. Я провинилась. Сделала то, что не позволено замужним женщинам. И за помощь мне слуг могли вполне серьезно наказать.
- мы не ели с самого утра - пожаловался Казан в гнетущей тишине, намерено привлекая к себе всё внимание - и на улице такая противная погода, что за день мы от неё все устали. Может, войдём внутрь и поговорим за чашкой горячего чая и сытным ранним ужином?
- ступайте, - холодно отозвался мужчина со сцепленными за спиной руками. Мы все поспешили к распахнутым дверям в желании наконец оказаться в тепле, но следующие слова Али прилетели в спину точно нож: - нам с Айжан необходимо поговорить наедине.
Я испугалась, что мне придется ещё простоять неизвестно сколько времени под моросью, выслушивая всё, что муж соблаговолит высказать по данному поводу. К моему удивлению, он пригласил меня в свои покои в самом сердце дворца, где, к счастью, полыхал, обдавая жаром уже с порога, камин.
Но не успела я обрадоваться, как на щеку мою обрушилась хлёсткая пощёчина, заставившая покачнуться и едва не упасть. Феска с влажным платком слетела с головы и упала на пол, откатившись к низкому столу. Возможно, и я бы упала, но муженёк железной хваткой вцепился мне в шею. Ноги мои подкосились и я осела на колени. Вцепилась ногтями в запястья Онура. Щека горела, а по краям зрения начала клубиться чернота.
Вот о чём говорили Альтан и Юсуф, вот о чём предупреждала Умут Жасмин. Вот чего я испугалась в нашу первую встречу. Но об чужих словах, как и о собственных опасениях, я успела позабыть, почти не видя и не сталкиваясь с пашой после брачной ночи, где он оставил меня одну по моей же прихоти. К горлу подступил тугой комок гнева, который мгновением позже опустился и расползся по груди. Лёгкие вспыхнули огнём.
- будешь украшением в моём дворце? Диковинной зверушкой? - прошипел он мне в лицо, не обращая внимания, что вцепилась я в его руки до крови. - и те, и другие не сбегают из дома своего владельца. Не позорят его перед подчинёнными своим невежеством!
Постепенно его шипение переросло в настоящий яростный крик. Последнее слово оглушило меня, а мое лицо оказалось забрызгано слюной. В ушах зазвенело и я машинально прикрыла глаза от столь резкого звука. И это стало ошибкой. Продолжая держать одной рукой моё горло, второй рукой Али схватил меня за волосы и потянул, выгибая моё тело в ещё более неудобную позу и заставляя открыть глаза.
- ты посмела неприкрытой появиться на глазах мои подчинённых. - продолжил муж где-то между криком и шепотом - более того, посмела сбежать от Халиме Ханым и Ширин Ханым на охоту! Твоя выходка привела в мой дом Баш-Хасеки и обратила её внимание на меня! И почему я должен унижаться перед этой женщиной в своём же доме из-за тебя? Смех и только. Что за муж не может справиться со своею женой?!
- моя мать... - прохрипела я в глупом желании поддеть Онура тем, что в действительности она довольна моей непокорностью. И узнай она о том, как со мною тут поступают, не оставит здесь камня на камне.
Договорить мужчина мне не дал. Бросил на пол и я больно ударилась плечом об гладкую поверхность каменной плитки, не застеленную в том месте ковром, только чудом не налетев на столик. На эту боль я почти не обратила внимания. Вместо этого схватилась за своё саднящее горло и постаралась успокоить рваное дыхание под тяжёлым взглядом Али. Он навис надо мной будто хищник, но вместо крови он желал почувствовать мои слёзы. Мою слабость перед ним.
Я же едва не плюнула ему в лица. Слёз он от меня не дождется. Ни злых, ни горьких, ни каких-либо ещё.
- твоя мать уже далеко и больше сюда не вернётся - паша присел передо мной на корточки - тебе нечем более меня пугать.
- есть ещё Сул..тан - мне никак не удавалось восстановить сбитое дыхание, словно меня продолжали держать за горло и медленно душить. - узнай он - а он узнает... рано или поздно - о том, как ты со мной обходишься, и не сносить тебе головы.
- у Повелителя своих проблем полно, как и родных дочерей. К тому же он не вечен. - Онур до странности нежно заправил выбившуюся прядь за ухо. От такого неожиданного перепада в поведении я отпрянула, и муж, изменившись в лице, сжал мне подбородок. - ты думаешь, я слепец? Думаешь, раз я согласился на твои условия, то можно делать всё, что заблагорассудится? Ты не султанша, Айжан, не османская госпожа, чтобы угрожать и указывать мне и при этом ничего не бояться. Так что, Хатун, не смей делать из меня рогоносца с моими же сыновьями!
С трудом, но я выдернула свой подбородок из хватки мужчины. Со всей оставшейся гордостью, которая только могла сохраниться при лежании на полу с красной от пощёчины щекой, вскинула его повыше:
- никто не собирается делать из тебя рогоносца, дорогой муж. Юсуф и Казан мои пасынки и отношения у меня с ними соответс...
Муж вновь ударил меня по щеке, и я непроизвольно вскрикнула. Из глаз едва не брызнули предательские слёзы.
- не смей врать! - рявкнул он.
- я не вру!
Но этот ответ не удовлетворил его. Этот спесивец не желал слушать мои возражения, уверенный в своей правоте. Мои слова разозлили его ещё больше, и он замахнулся для очередной пощёчины, но руку его перехватили.
- отец, - осуждающе и с едва скрытой угрозой в голосе протянул Юсуф, когда мы с Али одновременно посмотрели на молодого человека. Мы не заметили, как он появился рядом, и я не знала сколько он успел услышать. - не повторяй своих прошлых ошибок. Я не хочу повторения истории с матерью Казана.
Ворвавшись в покои отца, Исхан оставил двери распахнутыми и я, отвлёкшись от отца и сына, обратила внимание на Эмине, застывшую у стены рядом с дверями. Она, приложив руку к груди, выглядела так, словно подслушивала всё это время и резкое появление бея напугало её. Такое поведение рабыни настораживало, но все мои мысли сбились, а внимание вновь привлекли мужчины передо мной, когда муж попытался выдернуть свою руку из хватки старшего сына, но тот не только не выпусти, но даже не шелохнулся от резкого толчка. Своего отца в росте он превосходил на пол головы, и мышечной массы у него было в разы больше.
- щенок! - рявкнул Онур на Юсуфа - как ты посмел?
Тот остался на удивление спокойным.
- отец, не заставляй меня повторяться - молодой человек словно превратился в кусок льда, которому и гневное пламя было нипочем - ничего страшного не случилось. Нигде не написано, что женщинам строжайше запрещено участвовать в охоте. А то, что она посмела показаться перед чужими мужчинами непокрытой - ложь. Айжан большую часть времени провела со своим братом, а оставшееся время лицо и волосы её были скрыты, и если ты продолжишь избивать свою жену и кричать о её невежестве и неверности, то сделаешь хуже только себе. - он понизил голос, заметив, что за нами наблюдает излишне любопытная служанка. - я видел как она не моргнув и глазом убила человека, посмевшего напасть на неё. На твоём месте, я бы пару раз подумал, прежде чем вновь устраивать нечто подобное.
Исхан отпустил руку отца. Помог мне подняться на ноги. Паша замер, неопределённо смотря на нас, но мешать не стал, когда бей повел меня прочь из комнаты. Видимо, подсознательно понимал, что в силе он уже не ровня старшему сыну. И, видимо, уже были случаи, когда Юсуф ставил Али на место, несмотря на то, что тот был его отцом и ему должно было почитать его.
Молодой человек молча вывел меня из покоев, лишь негромко приказав Эмине на выходе помалкивать об услышанном и увиденном и принести горячего чаю и какую-то мазь в гостиную. Служанка надула щеки, словно была недовольна, что ей приказываю, но поклонилась, хоть и резко, и скрылась из виду.
Мы шли длинным путём, собирая все извилистые и темные коридоры. Я догадывалась, что Исхан специально вёл меня этим путём чтобы никто больше не увидел моей красной и опухшей щеки и красных отметин на шее и подбородке - явного вестника моего унижения. Он ничего не говорил, ничего не спрашивал. Глядел прямо перед собой и на меня не смотрел даже краем глаза.
- что случилось с матерью Казана? - не выдержала я наконец.
Бей глянул на меня, на мои красные отметины, которые станут скоро синими. Я мельком видела их в зеркале, когда меня уволили из покоев паши, и на моей белой коже они выглядели ужасно.
- что ты слышала о нас в Топкапы? - вопрос прозвучал странно. Ещё страннее было то, что Юсуф ответил на мой вопрос вопросом.
Я задумалась на мгновение, вспоминая, какие сплетни могли ходить тогда в гареме, какие истории могли выдать чужие уста, когда стало известно, за кого меня намерены выдать.
- немного - тихо протянула я, осознав, что молчание моё затянулось, и мы вошли в просторный зал. - кажется, говорили, что он удушил двух своих жен платками, а когда узнал, что за него собираются выдать госпожу из дворца - утопил наложниц.
Зал был устлан дорогими коврами. Диваны были обиты зелёным бархатом, а стены выложены мозаикой в цветочном орнаменте. В стенах на полках стояли тонкие фарфоровые и керамические вазы, бронзовые бахурницы и золотые лампы, серебряные шкатулки. Тут и там виднелись искусные работы Халимы и Ширин. Эта комната изобиловала показушным богатством, подготовленным и собранным специально для показа высоким гостям паши. Нигде более во дворце не было чего-то подобного: всё было строго, без изысков и излишеств. Почти по-военному.
В этом месте я впервые с нашего приезда почувствовала себя грязной оборванкой. Состояние моей одежды под ференже после приключений в лесу оставляло желать лучшего.
- жена у отца была одна - это мать Казана.
- а как же твоя мать? - отвлёкшись от убранства гостиной, я то ли удивилась, то ли испугалась, что мать молодого человека умерла из-за меня.
Исхан уселся на подушку, подтянул к себе колено, но когда я вознамерилась примоститься на соседнюю подушку, преградил дорогу и указал на диван напротив. Мы оказались разделенными столом, на поверхности которого стояли два пузатых стакана, пара тарелочек с халвой, лепёшкой и вяленым мясом, и керамическая баночка явно из шкафа с лекарствами. Эмине, выполнив поручение, поспешила было уйти, но и ей бей жестом указал на мазь. Та, помедлив, всё же взялась за мои отметины, и я тут же почувствовала кожей её раздражение.
Я с прищуром посмотрела на служанку. Её странное поведение начинало утомлять, хотя прошло не так уж много времени. Возможно, я ошиблась на её счёт, выбирая тогда рабынь на рынке. Возможно, стоило взять кого-то более покладистого, кого-то более запуганного.
- моя мать была рабыней, наложницей, подаренной отцу бабушкой. Она умерла через несколько дней после моего рождения. Мать Казана - Сайран Ханым - он действительно убил, задушив в порыве... Ревности? Не знаю, не помню точно, прошло уже больше пяти лет, да и мутная там история была. В первые несколько раз в тот год он так же уводил её к себе в покои, бил, кричал на неё, а после принимался душить. Все разы я успевал вытащить её из его рук, но в последний... Меня не было ни то что дома или в городе - в стране. Я приехал поздно и не увидел даже могилы. Никто не знает - даже Божкурт - куда отец закопал гроб Сайран. После этого случая я как раз приставил людей следить за ним.
Рассказывал Юсуф отрывисто и немного сумбурно. Порой замолкая на полуслове и продолжая через мгновение, словно опасался, что что-то упустил или сболтнул больше нужного, но при этом боялся заглядывать в прошлое слишком глубоко. В его глазах я смогла разглядеть печаль, какую испытывают люди, потерявшие действительно близких людей.
На присутствие Эмине он не обращал внимания, позволяя ей откровенно подслушивать словно хотел, чтобы и она услышала эту историю.
- что до наложниц... Их было три. Одна оказалась слишком наивной, другая слишком глупой, а третья... Третья сочетала глупость и наивность напополам с гордыней и жадностью. В четырёх комнатушках, где они жили, места им было мало, с каждым месяцем и годом страсти бурлили всё больше, пока в один прекрасный момент первая не вспомнила о Сайран Ханым и не пожалела Казана перед гостями, вторая не украла отцовский подарок у Халимы, посчитав его своим, а третья решила плести интриги как в султанском гареме. По сути, проступки их были мелочными, чтобы лишать их жизни, но отец вспылил и приказал удушить девушек, а после скинуть их тела в реку. Всё это случилось незадолго до новости о невесте из дворца, так что люди увидели в этом взаимосвязь.
Молодой человек посмотрел на служанку, что закончила с мазью и откровенно таращилась на него в ответ. Моя кожа перестала гореть, жар сменился на приятную прохладу, и я осмелилась выдохнуть. И когда я только успела задержать дыхание? В тот момент когда неуклюжие пальцы стали касаться моей чувствительной кожи или в тот момент, когда Исхан с особой печалью упомянул о Сайран Ханым?
- ты свободна, Эмине.
Стоило служанке удалиться, как выражение лица бея изменилось до неузнаваемости. Из равнодушного с оттенками давней печали оно стало мрачным и злым. Кусочек вяленого мяса, который я успела зажевать, встал комом в горле от того, как он посмотрел на меня.
- Айжан, я спросил уже раз, спрошу и другой: почему не носишь с собой ни ножей, ни кинжалов?
Сердце моё пропустило удар, и я потянулась за чаем чтобы хоть немного оттянуть время. Юсуф не стал мне препятствовать и требовать ответа, но от его пристального взгляда мне негде было спрятаться. В лагере янычар я думала - надеялась даже - что он забудет об этом вопросе и никогда более не вспомнит о нём. Но за вечер среди янычар и день пути до дома молодой человек о своём вопросе не забыл, пока сама я беззаботно выбросила из головы.
- я... - я попыталась объясниться когда тишина между нами стала напряжённой и стало бессмысленно прятаться за стремительно пустеющим стаканом. - ты, верно, не поверишь, но я... Боюсь? Меня страшит одна лишь мысль, что я могу коснуться ножей и кинжалов.
Как я и думала, объяснение моё прозвучало глупо: Исхан изогнул бровь.
- но ты держала кинжал когда, угрожала отцу в свою первую ночь здесь.
- я была в ужасе - созналась я, вдыхая ароматы свежей лепёшки. - страх перед Онуром Али и перед тем, что должно было случиться, испугал меня тогда куда больше, чем непонятный страх перед оружием.
Бей кивнул, принимая мой ответ. Сам взял кусочек вяленого мяса, ломоть лепёшки. Пожевал в задумчивости, запил всё горячим чаем.
- тебе следует научиться не бояться оружия, следует начать носить с собой ханджар. Раз отец начал, остановиться он не сможет, а я не всегда смогу быть рядом.
- но ты говорил, что приставил к отцу наблюдателей, готовых защищать домочадцев от его гнева...
Юсуф хмыкнул. Казалось, моя внимательность развеселила его.
- в твоём случае они могут сделать только хуже, даже если являются евнухами. Ты сама слышала, кого он приписывал тебе в любовники.
Я сглотнула подступивший к горлу ком. Чтобы обучиться владеть и страхом, и оружием мне придется сбегать от своих нянек с новой силой и проворством. После нашей выходки я растеряла всё их доверие, и с завтрашнего дня они вновь днями напролет будут заставлять меня вышивать вместе с ними. Это неизбежно. Другого выбора мне просто не оставят, как не оставит молодой человек своей задумки.
И мне лишь остаётся смириться с этим.
- ты же понимаешь, что вкладываешь оружие в потенциальную убийцу собственного отца? - попыталась я, но вызвала у собеседника лишь ещё более широкую улыбку.
°*****°
Солнце давно село за горизонт и на улице стало ещё холоднее, что ощущалось даже в отапливаемой комнате. Надо было бы взять ференже, накинуть его на плечи, но мне было лень подниматься с подушек. К тому же, я так обложилась книгами, тетрадями и бумагами, что это, скорее всего, не представлялось возможным без нарушения скрупулёзно наведенного за несколько часов порядка.
Здесь были и отчёты по управлению дворцом за прошедшие месяцы; письма от Орхана, где он делился о своих делах и впечатлениях, а так же порой просил помощи, боясь этого делать у Лалы и матери; сборники стихов как на турецком, так и на фарси; ноты интересных мелодий и много чего ещё, никак не относящихся к делу. Первоначально, уйдя от своих нянек, я села почитать письма, оставленные слугой на моём столе, но после прочитанных строках жалоб на нужную работу, вспомнила о своей. А дальше, в какой-то момент любования заката, на ум пришел отрывок стихотворения и мне захотелось найти его полный вариант и записать в свою записную книжку.
Остальное - словно в тумане. Я и не помнила, как разложила всё во круг себя подобным образом. Очнулась только недавно, поняв, что позабыла о времени и об ужине.
- Сюмейе, - позвала я, надеясь, что служанка ещё у дверей. Кажется она уже заходила осведомиться, не нужно ли мне что-либо и может ли она пойти отдыхать. - слуги!
В ответ - тишина.
Мои брови сошлись к переносице. Что-то было не так. Уходя, Сюмейе должна была поставить вместо себя у дверей кого из слуг, и было ещё рано, чтобы те заснули на посту и не услышали меня. Нет... Они уже давно вели себя странно и дело здесь не в одном только халатном отношении к своим обязанностям.
Волей не волей мне пришлось подняться на ноги. Затёкшие, они едва не подкосились и я чуть не упала на стол в груду бумаг, книг и тетрадей. То, что было разложено на подушках разлетелось в стороны и скатилось на пол. Что ж, ладно. Что толку переживать за это, сидеть сложа руки и ждать, когда там к тебе придут на помощь?
- слуги! - позвала я в секундном порыве дать им ещё один шанс. И глупо надеясь, что мои подозрения ошибочны.
На зов мой никто не пришел.
Я выглянула в коридор, но тот был тёмен и пуст. Тишина неприятно окутывала, вызывала чувство одиночества в целом мире. На мгновение мне даже показалось, что я сплю и моё подсознание играет со мной злую шутку, но лишь на мгновение...
Чья-то рука легла на плечо. Я вздрогнула, но закричать не успела: кто-то за моей спиной развернул меня к себе и приложил палец к собственным, пухлым и обветренным, губам. Карие глаза задорно сверкнули из-под вихрей непослушных черных волос, которые обладатель попытался собрать в низкий хвост.
Юсуф.
Под мои пристальным взором он хмыкнул. Закрыл открытую створку двери, и только после он убрал руку с моего плеча.
- что ты здесь делаешь? - едва не прошипела я.
- держу своё слово. Тебя нужно начать обучать владеть сталью и не бояться её. Сейчас подходящее время: Халима и Ширин уже уснули, а слуг нет...
- вот! - довольно радостно и неуместно воскликнула я, а после спохватилась и продолжила деловито: - Как я могу сейчас покинуть дворец, если слуг нет, хотя кто-то должен...
- на дворе ночь, неужели ты хочешь поднять всех сейчас? Не лучше ли дождаться утра? - молодой человек снисходительно улыбнулся - утром их провинность будет больше, чем она является сейчас, и выговор можно будет сделать более серьезным, таким, после которого они не посмеют ещё долгое время спать по ночам, а я могу тебе даже помочь: для виду постоять за твоей спиной с грозным лицом.
Я покачала головой от той лёгкости, с какой он говорил о запугивании слуг, и набрала побольше воздуха в лёгкие, чтобы высказаться. Но от всех моих дальнейших возражений Исхан с лёгкостью отмахивался, высказывая при этом свои доводы так, что ответить на них я попросту не могла. В конечном счёте я сдалась, согласилась с ним выйти из дворца паши через окно, чтобы потренироваться за пределами стен и подальше от чужих взглядов.
Бей вывел меня к ручью, освещенному луной и в чьих водах отражались огоньки принесённых нами ламп. Он тихо журчал, заглушая наши шаги, и действовал успокаивающе, так что я позабыла обо всех своих тревогах. Даже тех, о которых не подозревала. И когда Юсуф протянул мне ханджар, я с готовностью приняла его.
- видишь? Не так уж и страшно. - усмехнулся молодой человек, заходя мне за спину.
Услышав его слова, я словно пришла в себя и чуть не выронила оружие из рук. Тело одеревенело, оцепенело от страха. Но Исхан, кажется, не заметил моего оцепенения. Уверено поставил меня в нужную ему позу, правильно разместил ханджар у меня в руке.
Голос, звучавший у меня над ухом, был ровным и глубоким, когда бей рассказывал мне как лучше наносить удары, когда просил представить перед собой если не живого человека, то чучело, а после показывал куда лучше бить. И в случаях, когда человек должен был остаться жив, и в случаях, когда требовалось обратное.
Я не совсем понимала, зачем мне это всё, но в ходе урока перестала дрожать от мысли, что держу в руках сталь. Перестала ощущать той паники, что окатывала меня всякий раз при виде оголённого лезвия, находясь в тепле, исходящем от пасынка.
В конце занятия, когда Юсуф выпустил меня из до крайности странных, но объятий, я так, словно проделывала это сотни раз, убрала ножны с ханджаром в кушак и сверху прикрыла складками зиппы. Молодой человек видел, как я прячу его оружие, но ничего не сказал. На удивление к концу он стал крайне неразговорчивым.
- ты выпытал у меня, почему я не берусь за сталь, так что дай и ты мне спросить, - решила воспользоваться моментом, скрещивая руки на груди, не до конца понимая зачем. То ли от холода, так как не надела ференже поверх энтари, то ли для того, чтобы казаться более серьезной. - почему ты решил вложить оружие мне в руки?
Губа Исхана дрогнула, и он поспешил вновь встать мне за спину. Сначала я испугалась, что он прячется от моего взора, но в следующий момент мне на плечи легла теплая ткань. Моя рука взметнулась к плечам и пальцы наткнулись на чуть грубую ткань верхнего кафтана без каких либо украшений - никаких излишеств, всё как любил Онур Паша, и, видимо, его сыновья. Тело окутало тепло и глаза мои невольно прикрылись.
- я не стал бы тебе в этом помогать, будь ты обычной девочкой и ранимой госпожой, способной расплакаться на пустом месте или обидеться из-за пустяка. В таком случае я бы просто спасал тебя от рук отца и пытался бы этим притупить вину перед Сайран Ханым. - прошептал бей и я пожалела, что не видела выражение его лица. - но ты в первую нашу встречу умудрилась больно ужалить мою гордость, а в дальнейшем спасти мне жизнь на охоте и много чего ещё сделать, что можно ожидать от молодого Эфенди, но никак не от дворцовой Хатун. И главной моей задачей в такой ситуации стало лишь то, как обучить тебя не бояться. Понимаешь, чувствуешь разницу?
- и нет... - признала я, поднимая взгляд к ночному небу - и да... Мне кажется, что в обоих случаях ты бы пытался загладить вину перед матерью Казана. Разница лишь в том, что будь я "ранимой госпожой", то в один прекрасный момент тебе бы надоело защищать меня и история с Сайран Ханым повторилась бы. В данном же случае ты обязан мне жизнью и ты хочешь выплатить свой долг как можно быстрее.
- умеешь же ты испортить момент откровения - вздохнул Юсуф почти над самым моим ухом. В голосе его слышалась усмешка.
- "испортить момент откровения"? - я вновь прикрыла глаза - и улыбнулась - ты признался, что не стал бы мне помогать, будь я более порядочной и мягкотелой, а после спросил, моё мнение на сей счёт. И это, по-твоему, откровение? О нет, я не думаю, что тут была хоть капля откровения, и не называй меня за это жестокой. Мягкосердечностью я тоже не страдаю.
Между нами повисла тишина, но она не была неуютной, скорее наоборот, приятной. Никто из нас не хотел шевелиться или как-то ещё нарушать её, а потому мы молча стояли, наслаждаясь поздней осенней прохладой, пока я не начала замерзать и под теплым верхним кафтаном.