Глава 3
1632
Под тяжёлым взглядом матери я крепче сжала лук и сильнее натянула тетиву. Руки ныли, ноги затекли, а в глазах уже плыло от долгого нахождения в напряженной позе. И в том, что тело так реагировало на тренировку, виновата была я одна. С глупости подумала, что могу пропустить пару раз и мать ничего не узнает, но "пару раз" обратились в "пару месяцев" и Данара Айсулу всё узнала. Орхан - мелкий предатель - выдал с головой.
- можно стрелять? - хрипло спросила я, боясь пошевелиться лишний раз.
Был полдень и летнее солнце нещадно припекало. Не было и лёгкого ветерка, от чего пот ручьями заливал глаза. В горле пересохло.
Баш-Хасеки в одних шароварах и гёмлеке стояла сбоку, скрестив руки на груди и сердито прищурив глаза. Подле неё стояла Тулай Пейк, держащая в руках материнский елек и с жалостью поглядывающая на меня из-под ресниц - она прекрасно чувствовала настроения своей госпожи и ни за чтобы не стала перечить решениям в подобных ситуациях. На евнухов, держащих над головой главной султанской жены зонты, не стоило и надеяться.
- так ты поняла свою ошибку? - поинтересовалась мать и выгнула бровь.
- я повела себя неправильно перестав заниматься стрельбой из лука... - сквозь зубы выдавила я.
Лицо Данары скривилось. Она покачала головой и посмотрела на меня так, словно перед ней стоял малый ребёнок.
- нет, не в этом твоя проблема. Ты допустила ошибку, когда расслабилась и беспечно позволила Орхану выдать твой секрет. Во взрослой жизни это могло бы стоить тебе жизни.
- во взрослой жизни я буду далеко от гарема, так зачем мне учиться остерегаться каждой тени и продумывать каждый свой шаг? - я не выдержала, опустила тетиву и полностью повернулась к Баш-Хасеки.
Стрела просвистела в тишине и воткнулась в мишень, но никто из нас не стал смотреть куда она попала.
- затем, что за любой неверный взгляд тебя могут обвинить в супружеской неверности. Затем, что тебе ещё необходимо дожить до того момента, когда я смогу выдать тебя замуж. Султанские девчонки уже точат на тебя зуб и с каждым годом их коварство будет расти, а проказы станут опасней. Не дай Аллах, если вы влюбитесь в кого-то одного. - мать присела на подушку, принесённую заранее слугами, облокотилась на низенький столик и в одночасье показалась уставшей, словно ей на плечи упала целая гора - ещё тебе стоит прекратить общение с шехзаде Альтаном.
Я села на вторую подушку, подобрав под себя ноги, и с благодарностью приняла чай в пузатом стакане от Тулай. Не смогла скрыть удивление, как меня учили, но Айсулу не стала обращать на это внимание. Хотя испытующий взгляд прожигал насквозь.
- не то чтобы мы с ним общались, чтобы что-то прекращать, но позволь спросить, матушка, почему?
Пора было взять себя в руки и показать, что уроки, пройденные за несколько лет, не прошли даром. Хотя бы перед матерью покрасоваться.
- ты не знаешь? - хмыкнула Данара, и весь мой настрой почему-то исчез. - в гареме не впервые замечают как странно ты влияешь на Альтана Дамира. Говорят, что к тебе одной он прислушивается, в то время как даже родная мать не может достучаться до него. Говорят, с тобой он мил и тих, а с остальными заносчив и язвителен. Айжан, он всего лишь второй сын, хоть и от законной жены. Он обречён, приговорён к смерти с самого рождения, с ним небезопасно: утянет на дно и никто не поможет. К тому же Эсин Султан, прознай она обо всём, с дочкой на пару попытается выжить тебя со свету.
Я чуть не подавилась чаем, отчего поспешно отставила стакан.
- не понимаю, о чём ты говоришь? Он мне брат...
- Сводный брат - перебила меня Баш-Хасеки, громко поставив свой стакан на стол. На столешницу упала пара крупных капель. - и всё ты понимаешь, многие в твоём возрасте уже замуж выходят... - она оборвала сама себя, вздохнула: - знаю, что у вас дружеские отношения, но не позволяй им перерасти во что-то большее. Ни с Альтаном Дамиром, ни с Батуром Эдизом, ни с Эмином Искандером, ни тем более с Озканом Илькином.
- можешь не переживать, они меня ненавидят и никогда не снизойдут до общения со мной.
Айсулу улыбнулась, довольно кивнула.
- вот и отлично - сорвалось у неё с губ.
На краткий миг мне стало обидно. А с кем мне общаться, если остальные дети по материнскому мнению могли причинить мне только вред? И ладно с султаншами, с Илькином, Эмином и Батуром, с ними и так всё понятно. Но Альтан? Мы мало общались, но многого мне и не нужно было чтобы хоть немного разбавить общение с одним Орханом. Одиночество так любимое раньше всё меньше и меньше казалось привлекательным.
Обиду пришлось проглотить. Чему действительно хорошо я научилась, так это тому, что слабости свои стоит скрывать.
- я могу идти?
Мать с подозрением прищурилась и испытующе заглянула прямо в глаза, словно что-то хотела найти, а после чуть скривила губы. Возможно не нашла то, что искала, а возможно ей не понравилось то, что нашла.
- я надеюсь, что ты прислушаешься к моим словам. Пусть тебе кажется, что я жестока и не уделяю вам с Орханом должного внимания - отчасти, должна признать, так оно и есть - но я забочусь о вас как могу. - она вздохнула и неосознанно провела большим пальцем одной руки по кольцу с большим изумрудом на другой. - В твоём возрасте многие уже выходят замуж, становятся наложницами, но я не хочу так рано тебя отпускать, не хочу чтобы ты рано становилась вдовой... Но и оставлять тебя надолго подле себя не могу - в гареме слишком много соблазнов для девушки без османской крови.
Я кивнула, молясь по себя чтобы разговор этот наконец закончился и больше никогда не затрагивался. Мысли о будущем меня страшили, а мысль о том, что придётся рожать - ужасала. Данара чувствовала - как хищник добычу - мои страх и ужас, видела неловкость, что овладела моим телом и уже решила никуда меня не отпускать. Но я поднялась прежде, чем она успела хоть слово произнести, и смиренно поклонилась:
- Спасибо за заботу, матушка.
Ушла из той части сада я в спешке, словно грозили спустить за мной стаю свирепых псов, но ни разу не обернулась. Не посмотрела, каким взором провожала меня Баш-Хасеки, хотя спину прожигали насквозь и на душе было тяжело. В задумчивости, наверно, не туда свернула и вместо двора наложниц оказалась в кустах, недалеко от тенистой площадки, где на краю сгрудилось несколько евнухов в учтивых поклонах, а в центре о чём-то говорило четверо мальчишек.
И снова шехзаде с султанзаде. Кажется следить за ними начало входить у меня в привычку. Не иначе.
Озкан Илькин возвышался над Альтаном на целую голову и в плечах был шире чуть ли не вдвое. Он считался уже взрослым и со дня на день должен был уехать в Амасью, Анталью или вовсе Караман, но до сих пор крутился с младшими братьями, задирал их.
Сейчас он что-то говорил второму по старшинству шехзаде и периодически кивал на застывших чуть в отдалении евнухов. Я упустила суть его речи и не могла теперь разобрать слова, что слетали с его языка грязным, больше похожим на смех гиен, потоком.
- нет - ровно, чётко, совсем как Султан Дамир Мурат, ответил Альтан когда Илькин оборвал свою речь и выжидательно уставился на младшего брата.
Дамир не сутулился под его взглядом, как делали это Батур Эдиз и Эмин Искандер, нет. Он вытянулся подобно струне и вскинул горделиво подбородок. Светлые брови его свелись к переносице, да и в общем то весь его вид выражал в себе упрямство вперемешку с неприязнью и гордыней.
У Озкана на щеке дёрнулась жилка. Он не привык, что ему кто-то мог сказать "нет".
- тащите его сюда - крикнул старший шехзаде евнухам.
Те пришли в движение, расступились, являя взору мальчишку едва ли старше Альтана. Его выволокли поближе к шехзаде и султанзаде, поставили напротив Дамира. По кивку Илькина старший зенджи-ага ударил мальчишку в живот, и тот, громко вздохнув, схватился за живот, скрючился. Бедолага осел на колени, а евнухи принялись колотить его по спине кулаками.
- твоего слугу избивают, Альтан, - гадко протянул Озкан, склонившись над единокровным братом - разве тебе не жалко? Где твоё сострадание?
Альтан искоса посмотрел на старшего шехзаде, нисколько не заинтересованный во всём происходящем.
- а где твоя совесть, Илькин, раз приказываешь другим избивать ни в чем не повинного слугу?
- это всего лишь раб. - и вновь у Озкана дёрнулась жилка.
- всего лишь раб? - эти слова явно позабавили Дамира - по твоему, если человек раб, то он и не человек вовсе? Так, скотина, которую можно бить? Отец сильно разочаруется, услышав о таких рассуждениях. Разве твоя мать не учила тебя состраданию, о котором ты только что справлялся?
Старший шехзаде не выдержал, не стерпел, и с яростью ударил брата кулаком солнечное сплетение. От неожиданности я громко ахнула и слишком поздно спохватилась, закрыла руками рот, до боли прикусила губу. Такой удар был болезненным, но Альтан лишь слегка поморщился. Словно не впервые такое случалось - уже привык.
- там кто-то есть - подал голос Эмин обращаясь к кузенам, а после повернулся в сторону кустов, где пряталась я: - эй, выходи!
Сердце пропустило удар. Остальные мальчишки и евнухи так же посмотрели в мою сторону в попытке разглядеть незадачливым соглядатая. Мне не понравились выражения их лиц - не следовало ждать от них ничего хорошего.
Недолго думая - в конце концов не выходить же к тем, кто ради развлечения калечил других - я ринулась в обратную сторону, туда откуда пришла. Ветви деревьев цеплялись за вуаль, то и дело норовя сорвать с головы феску и исцарапать лицо, но я не замечала их вовсе.
С трудом отыскав не заросшую виноградными лозами арку, я юркнула в тень галереи подальше от палящего летнего солнца. Перевела дух, утёрла рукавом гёмлека пот со лба и прикрыла лицо яшмаком. Вряд ли бы кто-то погнался бы за мной и с головой себя раскрыл бы. Им проще притвориться что ничего не было и затаиться на время. Мало ли кому что привиделось, словам шехзаде поверят, а рабы явно не станут болтать лишнего.
Почему только Альтан всё молча сносил? Почему позволял себя избивать? И как Эсин Султан ещё не заметила следов побоев на дорогом и любимом сыне? Она ведь за любую царапину на Дамире и Гёзде была готова рвать и метать - что и делала, всякий раз, ставя весь гарем на уши. А тут ещё и такая удобная возможность сместить Илькина, росшего последние полтора года без матери и на попечительстве Мелек Султан.
Я передёрнула плечами в попытке прогнать тяжёлые мысли пока они не заполонили всё сознание. Что-то назревало во дворце и мне хотелось быть подальше отсюда, когда всё начнется, хотя предательская часть души желала оказаться в водовороте интриг. Где-то в глубинах теплилось желание хоть глазком посмотреть на гаремные страсти, даже когда со всей уверенностью я заявляла матери, что не желаю учиться продумывать каждый шаг.
Словно мышь я проскочила во Двор Фавориток, охраняемый со всех сторон огромными чернокожими евнухами и незаметно юркнула в ташлык. Прошёл уже первый обед и время неумолимо близилось ко второму. Это время было временем отдыха и все, кто не прислуживал сегодня лично господам, находились сейчас в одном месте.
Кто-то пытался урвать сладкие крохи сна перед тяжелой работой по всему дворцу, но большинство девушек бодрствовало. Они играли в нарды и карты, читали книги, в то время как усты на втором этаже вели приглушённые беседы и перебирали свои наряды с драгоценностями, а гёзде на третьем курили кальян и слушали тихие песни.
Я села подле орты-калфы, что играла в карты с парой кючюк-калф и одалык недалеко от широких дубовых дверей. Они и не заметили меня - так были поглощены игрой и сплетнями.
- представляете? - щебетала, словно канарейка, орта-калфа - обезумела от потери очередного ребёночка Лейла Икбал и бросилась в зверинце львам на растерзание. Ах, какие хорошие были там львицы, но из-за этой умалишенной испробовали кровь человеческой, погубят их теперь.
- погубят - кивнула одна из кючюк-калф - и сдерут с них шкуры.
Одалиска мечтательно вздохнула:
- Ох, интересно, кому перепадут эти шкуры? Там ведь и белые львы со львятами были, так интересно посмотреть!
- я вот слышала, что это она отравила Нулефер Султан - подола голос вторая кючюк-калфа - небось за всеми выкидышами Лейлы Гёзде стоит её дух, её проклятие, сорвавшееся с последним вздохом. Все ведь слышали..
- точно! - из чувств одалиска воскликнула непозволительно громко - это точно госпожа мстит за свою несчастную жизнь!
Повисла тишина и только тогда крикливая служанка заметила, что привлекла к себе всеобщее внимание, перепугала совсем ещё юных джарийе, переполошила евнухов и разбудила даже тех, кто умудрился заснуть крепким сном. Фаворитки с третьего и наложницы со второго этажа повскакивали со своих подушек и подошли к резным перилам. Одна из фавориток упёрлась локтями в эти самые перила, перевесилась через гладкое темное дерево. Её бесстрашию можно было только позавидовать.
- чего раскудахтались, курицы? - усмехнулась Мансура Гёзде. Вокруг её криво изогнутых алых губ и недобрых, лукавых серых глаз вилась сеть едва заметных морщинок. Русые волосы в косе обрамляли светлое, с россыпью веснушек, лицо.
От неё, как предупреждала мать, стоило держаться подальше.
- Тц-тц, столько лет молитесь Аллаху, а всё ещё верите в призраков со своих родных земель и судачите о них как деревенские бабы на базаре.
- что за шум? - в ташлык зашла кидемли-калфа в сопровождении зенджи-аги. Старость гнула её спину и плечи к земле, и от старости волосы её побелели, а глаза помутнели. - кто посмел разносить сплетни?
Старуха окинула взглядом моих соседок за столом, и губы её презрительно дрогнули:
- мальчик, - обратилась она к евнуху - отведи сплетниц в темницу, пускай по ним пройдутся розгами. Айжан Хатун, - от своего имени, произнесённого скрипучим старческим голосом, я вздрогнула. Не ожидала, что на меня обратят внимание, когда лицо скрыто яшмаком. - ваша кормилица, как же её имя... а, Гьокче Ханым... потеряла вас уже, обыскалась. Возвращайтесь в свои покои, скоро второй обед.
Калфа отвернулась от меня сразу же, стоило последним словам повиснуть в воздухе. Хлопнула в ладоши пару раз и громко, чтобы слышали и фаворитки на третьем этаже, приказала:
- возвращайтесь к своим делам, не на что тут смотреть. Не чего слушать.
Никто не посмел ослушаться старуху. Даже гёзде.
Нехотя мне пришлось подняться на ноги и вернуться в небольшую комнатку недалеко от материнских покоев, которую делила со своей кормилицей без малого двенадцать лет.
Там меня ждал сюрприз: в центре спальни, подле Гьокче, стояла девочка моего возраста - может на год или на два старше меня - с опущенной головой. Её волосы были иссиня-чёрными, густыми и длинными, кожа цвета слоновой кости, а лицо, когда она подняла голову... Незнакомка походила на газель из султанского зверинца.
- кто это, Гьокче Ханым? - чуть оторопело спросила я у женщины.
Кормилица недовольно поджала губы, уперла руки в широкие бока обтянутые грубой тканью фурки.
- Тулай Пейк привела её не больше часу назад, сказала, что по приказу Баш-Хасеки Данары Айсулу Султан эта девица теперь будет тебе прислуживать. Так что, Лунная Душа, я прислуживаю тебе последний день.
Должно быть лицо моё просияло от такой новости - наконец, спустя столько лет, меня избавляют от общества этой старой карги - и Гьокче обиженно фыркнула, всплеснув при этом руками так же, как махала руками в негодовании на ту или иную несправедливость.
- стол накрыт к обеду, Лунная Душа, - голос её стал резким и мне почти что стало стыдно - служанки принесли всё с пылу с жару, так что, возможно, еда не успела остыть.
Женщина поспешила выйти из комнаты, а я, улыбаясь как последняя дурочка - надо же, мать прочла меня как раскрытую книгу и нашла служанку, с которой я могла бы без опасений общаться - села за низенький круглый столик. На медной столешнице, что так же служила подносом, стояли тарелочки с нарезанными свежими овощами и сыром, две небольшие миски с пловом, и графин с прохладным шербетом. Я бы предпочла горячий чай, но жажда была настолько сильной, что и сладкого шербета глотнула за милую душу.
Выпив больше половины стакана, я подняла взор и поняла, что новая служанка не сдвинулась с места, не села за стол, как делала это Гьокче. Пришлось лично пригласить:
- угощайся.
Девочка округлила черные глаза и так посмотрела на меня, что в горло не полезла даже рисинка.
- как я могу, госпожа? - она покачала головой - я не посмею есть за одним столом с госпожой...
Вот оно что. Я отложила ложку и внимательно осмотрела свою новую служанку. Чем-то она походила торговцев из империи Мин, Юань и Чосона. Юная, стройная и, скорее всего, хорошо обученная красавица. Голос нежный и чистый. Таких джарийе делали устами, а не одалык.
- сколько ты здесь, в гареме, живёшь?
- не больше года, госпожа, - склонив голову, ответила девочка - мне не успели дать мусульманского имени.
- так мало и сразу в служанки? Сколько же тебе лет? Откуда ты? Как твоё имя? - я и не заметила как поддалась вперёд и завалила служанку вопросами - садись и расскажи всё-всё. О и у кровати возьми стакан.
Девочка на мгновение растерялась от внимания и нахлынувшего потока вопросов, покраснела, но быстро взяла себя в руки. Захватив стакан, уселась на подушки передо мной и за рассказом не заметила как я подсунула ей миску с пловом и украдкой налила во второй стакан шербет.
Оказалось, её, Тан Ланьюэ, с раннего детства растили при дворе и готовили к роли наложницы императора династии Мин, но незадолго до своего тринадцатилетия, когда появились первые месячные и предстала пора разделить со старым императором ложе, девочка сбежала вместе с дядей-торговцем. Они отплыли от берегов империи в тот же день, но в пути на их корабль напали пираты: многих убили, а оставшихся взяли в рабство. Ланьюэ ещё повезло, её красоту заметили и решили, что за неё в Стамбуле отдадут много золота. И не ошиблись: девочку забрал дворцовый евнух. За полгода Ланьюэ обучили в совершенстве владеть языком и местными танцами. По окончанию учебы её планировали сделать устой, но девчонка воспротивилась такой идее и устроила сцену в тот момент, когда мимо должна была пройти Баш-Хасеки Султан. А когда Данара Айсулу обратила на вопли внимание, то попросилась на службу.
- но почему ты не захотела быть устой? Могла попасть в гарем к шехзаде Илькину и жить припеваючи? - удивилась я.
- не для того я бежала из императорского дворца, госпожа. - с презрением фыркнула Ланьюэ - уж лучше буду служанкой, чем наложницей. Уж простите меня, госпожа...
- госпожа, да госпожа - дожевав последнюю ложку плова, я скривилась, словно съела кислый лимон - не называй меня госпожой когда рядом никого нет.
Служанка посмотрела на меня растерянно уже в который раз за последний час, но всё же склонила голову:
- как пожелаете, Ай Джан Хатун.
- о, ради Аллаха!
Девочка склонила голову на бок и задумчиво поджала губы. Не поняла, в чём была ошибка, ведь Гьокче назвала меня Лунной Душой, что по-другому: Ай Джан. Двойное имя, как и у многих в округе, но кое-что она не учла. Кормилица звала меня только первым именем.
- может тогда цзе-цзе?* - через мгновение выдала служанка.
Я же неосознанно поправила, вспомнив уроки языков и каллиграфии:
- кардеш.*
И удивлённо уставилась на собеседницу. Как просто с ней было. Легко. Остальные сторонились меня и так просто, всего после часу знакомства, никто сестрой не называл. Я и не представляла раньше, что общение может быть таким приятным.
- или лучше мей-мей?* - лукаво улыбнулась Ланьюэ.
- пусть будет так, абла* - милостиво кивнула я, едва сдерживая собственную улыбку. Чудно звучал чужой язык, хотелось до бесконечности слушать речь. - а вообще, тебе следует дать другое имя, привычное для этих земель. Ммм, пусть с этого дня тебя будут звать Газель Заката - Тан Джайлан.
- Тан Джайлан, Газель Заката... - повторила она, будто пробуя имя на вкус. - спасибо, Ай Джан...
- я не Ай Джан.
Девочка в замешательстве свела тонкие брови к переносице и чуть дёрнула головой:
- но Гьокче Ханым назвала ва.. тебя Лунной Душой...
- да, но отец дал мне первое имя по настоянию матери, а она выбрала его из имён родных земель. По этому душа звучит по-другому: жан, Айжан... - устало вздохнула я и окинула комнатку взглядом. Интересно, как бы я сейчас жила, будь мой отец жив? - Мерием Айжан, если быть точнее, Упрямая Лунная Душа.
*Jiějiě - кит - сестра
*kardeş - тур - сестра
*Mèimei - кит - младшая сестра
*abla - тур - старшая сестра