КАПКАН // 18+

POV: Амелия 

Ночь.
Тишина настолько плотная, что кажется — она имеет вес.
Я лежу на кровати, уткнувшись взглядом в белый потолок, и слушаю. Не потому, что хочу — потому, что это единственное, что можно делать в этой стерильной клетке.

Снаружи за окном, где узкая полоска света едва пробивается сквозь решётку, что-то иногда тихо скрипит — наверное, ветка цепляется за металл. Этот звук режет тишину, как царапина на стекле.

Одеяло мягкое. Слишком мягкое для места, куда меня принесли из подвала. Оно греет, и я не хочу в этом признаваться даже самой себе, но тело благодарно этому теплу.
И всё же оно не стирает мысли.

Отец.
Что он натворил?
Ищут ли меня?
Я хочу верить, что да. Хочу представить, как кто-то рвёт на части этот дом, требуя меня вернуть. Но в этой вере слишком много трещин. Я знаю, что Ренато не оставил бы за собой следы. Но ведь после аварии и смерти отца должны же были заметить и моё исчезновение...

Я стискиваю пальцы в кулак. Нет. Не сейчас.

Комната кажется лучше подвала, но я вижу в этом ловушку.
Это не жест доброй воли.
Это подготовка.
Меня хотят держать в форме — не слишком голодной, не слишком ослабленной, чтобы... для чего-то. Я не знаю для чего. И это «не знаю» пожирает меня изнутри.

И тут — звук.

Шаги.
Сначала где-то далеко, глухо, как будто кто-то идёт по ковру.
Потом громче. Тяжёлые, неровные, будто человек не спешит, но и не пытается идти тихо.
Я замираю, прислушиваясь, как они приближаются.

Останавливаются прямо у моей двери.
Моё сердце ударяется о рёбра так резко, что я боюсь, его услышат.

Щёлк.
Ручка медленно, нарочито медленно, поворачивается.
Кажется, я даже слышу, как скрипит металл замка.

Дверь приоткрывается, и в проёме появляется он.

Диего.

Ленивая улыбка, как у человека, который всегда в своей тарелке. В одной руке бокал с янтарной жидкостью, ледяные кубики тихо звенят при каждом его движении.
— Не спишь? — он говорит так, будто это дружеский визит.

Я не отвечаю. Просто смотрю на него, стараясь, чтобы мой взгляд был пустым.

Он не ждёт приглашения.
Проходит внутрь, закрывая за собой дверь ногой, и садится на край кровати так близко, что я чувствую запах алкоголя, смешанный с его одеколоном.

— Думал, поболтаем, — произносит он, будто мы знакомы сто лет.

Я чуть отодвигаюсь, но он этого как будто не замечает.

— В каких отношениях ты была с отцом? — спрашивает он прямо, будто мы продолжаем старый разговор.

Я моргаю, стараясь сделать взгляд пустым.
— Как у всех, — бросаю.

— Как у всех? — он прищуривается. — У всех ли отцы скрывают от дочерей половину своей жизни?

Я молчу, сжав губы. Он наклоняется чуть ближе, и я чувствую запах алкоголя и какой-то терпкой горечи.

— Что ты знаешь о сделке, которую он сорвал? — его тон всё ещё ленивый, но в нём появляется сталь.

— Ничего, — отвечаю ровно.

— Не верю, — он усмехается. — Ты же жила с ним. Знала, куда он ездит, с кем встречается. Не притворяйся, что была слепой.

— Я и была, — бросаю, стараясь не отводить взгляда.

Он качает бокал, как будто думает, стоит ли верить.
— Значит, ты вообще не была посвящена в его бизнес? — делает ударение на каждом слове.

— Он не делился со мной таким, — произношу медленно, почти с вызовом.

— Разве нормальные отцы скрывают всё от своей дочери? — он наклоняется так, что между нами остаётся всего несколько сантиметров.

Я чувствую, как во мне закипает злость.
— Разве нормальные люди похищают тех, кто им ничего не сделал? — отвечаю резко. — Полиция уже ищет меня. И тебя. И Ренато. Всех вас. Найдут тело моего отца — и тогда...

Он прерывает меня тихим смешком, который режет сильнее, чем крик.
— Тело твоего отца уже нашли. — он делает паузу, наслаждаясь моим замешательством. — Дело закрыли. Несчастный случай. ДТП.

Я сжимаю пальцы в кулак, чтобы не показать, как сильно это задело.
— Лжёшь.

— Хочешь проверить? — он усмехается. — Уверен, у тебя нет на это возможности.

Я делаю глубокий вдох.
— И что насчёт меня? — спрашиваю. — Меня тоже «закроют» как несчастный случай?

Он ничего не отвечает. Просто смотрит так, будто обдумывает варианты.

— Зачем я вам? — продолжаю, не давая ему увести разговор. — Вы ничего от меня не узнаете. Я не знаю ничего. Не знаю, что было с этой таинственной сделкой.

Он проводит пальцем по ободку бокала.
— Может быть, — тихо говорит он. — А может, ты просто ещё не поняла, что знаешь.

— Ты думаешь, что я скажу больше под давлением? — бросаю в ответ.

— А ты не скажешь? — его улыбка становится медленнее, опаснее. — Вот только давление бывает разным.

Я стараюсь вернуть разговор в нужное русло.
— Если ты такой умный, скажи, что за «груз» он прятал?

Диего щурится.
— Это должна сказать ты.

— Я ничего не знаю.

— Значит, мы найдём способ, чтобы ты вспомнила, — он произносит это так буднично, что по спине пробегает холод.

Я пытаюсь вытянуть из него больше.
— Кто ещё в этом замешан, кроме вас и Ренато?

— Ты думаешь, что мы с ним — главные? — он усмехается. — Малышка, это гораздо больше, чем ты можешь себе представить.

Я чувствую, что он уже не просто спрашивает. Он играет. Испытывает. Хочет, чтобы я начала паниковать. И в какой-то момент его вопросы начинают перемежаться движениями — он чуть ближе подаётся вперёд, его колено почти касается моего, пальцы лениво скользят по спинке кровати, ближе к моей руке.

Я понимаю: разговор переходит в другую плоскость.

Его бокал уже пуст, но он не уходит. Наоборот — чуть наклоняется ко мне, его взгляд становится темнее, тяжелее.

— Знаешь, что в том грузе было? — его голос тихий, почти ласковый, но слова режут, как нож. — Он был... очень ценен. Ценнее, чем твоя жизнь. Ценнее, чем жизнь твоего отца.

Я молчу, но сердце бьётся так, что кажется, он его слышит.

— И теперь, — он делает паузу, глядя прямо мне в глаза, — за его ошибку отвечаешь ты.

В следующее мгновение он толкает меня назад, и я падаю на кровать. Всё происходит так быстро, что я не успеваю вскрикнуть. Диего наваливается сверху, опираясь на одну руку, другая прижимает меня за плечо к матрасу.

— Если ты не начнёшь говорить, — его лицо почти касается моего, — ты закончишь так же, как и твой отец.

Внутри всё сжимается, но я заставляю себя встретить его взгляд.
— Нет. — мой голос звучит твёрже, чем я ожидала. — Ренато и Каэль не позволят этому случиться... если они правда верят, что я — ключ.

В его глазах на мгновение мелькает что-то вроде интереса, но затем он неожиданно меняет тон. Голос становится почти обволакивающим:

— Хрупкая... красивая... желанная, — он будто пробует каждое слово на вкус. — Ты даже не понимаешь, насколько.

Его пальцы медленно скользят по моей щеке, спускаются к шее, задерживаются на ключице. Кожа горит от его прикосновения, но не от удовольствия, а от страха и отвращения.

— Отпусти меня, — я пытаюсь вывернуться, но он прижимает меня сильнее.

В одно мгновение его ладонь оказывается на моём горле. Захват не сильный, но достаточно, чтобы я почувствовала его силу.
— Тише, — шепчет он, и этот шёпот холоднее крика.

Его губы скользят к моей ключице, оставляя горячее дыхание на коже. Я ощущаю, как его хватка чуть усиливается, лишая меня воздуха на долю секунды.

Я уже не могу держать лицо. Мой страх вырывается наружу, пронзает дрожью всё тело.

Его ладонь, тёплая и тяжёлая, скользит под мою одежду, медленно, как будто он намеренно растягивает каждое движение, изучая мою талию.

— Маленькая чертовка... — его шёпот становится хриплым, словно он сам едва сдерживается. — Ты сводишь меня с ума.

Его губы прижимаются к моей шее, и резкая боль от укуса заставляет меня выдохнуть сквозь стиснутые зубы.

— Даже если Каэль не получит от тебя того, что он хочет... — он задерживает дыхание возле моего уха, — получу я. А я хочу тебя.

— Пошёл... — я пытаюсь выкрикнуть, но не успеваю. Его ладонь закрывает мне рот, лишая возможности издать хоть звук.

Вторая рука пробирается выше, под тканью, приближаясь к груди. Я чувствую, как холод страха сменяется волной ярости, но тело предательски цепенеет.

Он снова наклоняется, оставляя на шее влажный след и жгучее пятно, которое, я знаю, превратится в заметный след. Засос. Метка. Будто он хочет оставить на мне знак своей власти.

В этот момент мне кажется, что воздух в комнате становится тяжелее, и стены приближаются. Всё вокруг сужается до его дыхания и чужого запаха, от которого меня мутит.

Его ладонь всё ещё зажимает мне рот, и я слышу только свой собственный ускоренный пульс.
Вторая рука скользит всё выше, цепляя ткань.

— Ты даже не представляешь, как сильно я этого хочу... — его шёпот почти срывается на рычание. — Каэль зря тянет время. Он даже не понимает, что держит тебя зря.

Я пытаюсь оттолкнуть его, но он ловит мои запястья, сжимая их так, что пальцы немеют.

— Думаешь, кто-то тебя спасёт? — он усмехается, наклоняясь ближе, — да плевать всем. Но не мне. Я хочу тебя здесь и сейчас.

Я чувствую его дыхание у самого уха, горячее и тяжёлое. Он медленно, будто смакуя, произносит:

— И я возьму тебя.

Страх обжигает внутри, но злость даёт силы рвануться — он лишь сильнее прижимает меня к матрасу.

— Хватит сопротивляться... — хрипло выдыхает он, — тебе даже понравится...

Я уже собираюсь закричать сквозь его ладонь, когда дверь резко распахивается.

В проёме появляется Маркус. Его взгляд — ледяной, тяжёлый. Он делает два быстрых шага, хватает Диего за ворот футболки и резко оттягивает от меня, швыряя к стене.

Удар глухо отдаётся по комнате. Диего замирает, тяжело дыша.

Маркус нависает над ним, прижимая предплечьем к стене.

— Ты что , блядь ,  творишь? — его голос низкий, опасный.

Диего скалится, но в глазах мелькает раздражение и что-то похожее на осторожность.

Маркус всё ещё держит его, вжимая в стену так, что та тихо скрипит. Лицо Диего напряжено, но он улыбается — нагло, лениво, будто его только что не оторвали от добычи.

— Ты чего взбесился? — он усмехается, вытирая с губ каплю крови, разбитой о стену. — Я просто... развлекался.

Маркус не двигается, но его хватка становится ещё жёстче.

— Развлекался? — голос низкий, холодный. — Это так ты называешь то, что только что пытался сделать?

Диего пожимает плечами, но глаза не отрывает от Маркуса, словно проверяет, как далеко можно зайти.

— От неё должен быть толк, Маркус. Ты же сам знаешь. А я просто хотел... подтолкнуть её к разговору. Иногда, знаешь ли, правильный стимул работает лучше любых угроз.

Я чувствую, как от его слов внутри всё сжимается.

— Правильный стимул? — в голосе Маркуса сквозит ледяная насмешка. — Ты хоть понимаешь, что с тобой сделают, если узнают, что тут произошло?

Диего наклоняет голову, ухмыляясь.
— А кто узнает? Ты? Не смеши. Каэлю важен результат, а не методы.

Маркус молчит пару секунд, и это молчание тяжелее любых слов. Его глаза становятся опасно узкими.

— Ещё раз прикоснёшься к ней — и я сам позабочусь о том, чтобы ты перестал дышать.

В этот момент в комнате становится так тихо, что я слышу собственное дыхание. Диего смотрит на него пару секунд, потом ухмыляется ещё шире — и резко отталкивает Маркуса, проходя к двери.

Перед самым выходом он оборачивается, бросает на меня долгий взгляд и тихо, почти шёпотом, говорит:

— Мы ещё поболтаем, малышка.

Дверь хлопает, оставляя в воздухе напряжение, густое, как дым.

Маркус оборачивается ко мне — и в его взгляде теперь совсем другая эмоция. Он стоит у двери, глядя туда, где только что исчез Диего. Его плечи чуть напряжены, кулак всё ещё сжимается и разжимается, будто он не до конца выпустил ярость.

Он переводит взгляд на меня.
— Что он успел сделать?

— Достаточно, — отвечаю тихо, но с нажимом.

Он прищуривается.
— Трогал?

Маркус медленно выдыхает, словно считает до десяти, чтобы не взорваться.
— Постарайся... не оставаться с ним наедине.

— Думаешь, это от меня зависит!? — я поднимаю глаза, и в голосе звучит горечь , срывающаяся в крик.

Он смотрит прямо, не моргая.
— Зависит. Если будешь умнее.

Я сжимаю губы, не зная, что ответить. Внутри всё кипит — от страха, от злости, от того, что он говорит так, будто я могла всё контролировать.

Маркус оборачивается к двери.
— Я не собираюсь повторять. Держись подальше.

— А если он снова придёт? — мой вопрос звучит почти вызовом.

Он останавливается, не оборачиваясь.
— Тогда зови.

— Тебя? — я не скрываю сарказм.

— Кого угодно. Но лучше меня, — бросает он и выходит.

Дверь захлопнулась, и тишина снова накрыла комнату.

Но теперь она была другой — не пустой и не безопасной.
Она звенела. Звенела в ушах, в груди, в висках.

Я медленно опустилась на кровать.
Под пальцами — мягкое одеяло, которое ещё час назад казалось мне спасением, а теперь стало липким, будто пропиталось чужим прикосновением.

Кожу на шее обжигало место, где остался его след. 
Я машинально провела рукой — и тут же отдёрнула, как от ожога.
Будто сама мысль о том, что я дотрагиваюсь до того, что принадлежит ему, была грязной.

Отвращение поднималось изнутри, как густая, тягучая волна.
Я ощущала, как она обволакивает меня, давит, заставляет сжимать зубы, чтобы не застонать.

Я вспомнила его дыхание у уха — горячее, липкое, с запахом алкоголя и сигарет.
Его руку на моей талии, его пальцы, медленно скользящие выше.
Хриплый шёпот, от которого хотелось кричать, но вместо этого я замерла, как животное в капкане.

Я ненавидела себя за это.
Ненавидела за то, что в какой-то момент просто... перестала сопротивляться.
Не потому, что хотела.
А потому, что знала — любое лишнее движение могло закончиться хуже.

Я уткнулась лицом в ладони.
Запах его кожи, смешанный с моим, всё ещё витал в воздухе.
Хотелось вымыться, стереть всё, до крови, до крика.
Но воды здесь не было.
И даже если бы была... всё равно казалось, что никакая горячая струя не смоет это чувство.

Маркус появился вовремя.
Но если бы не он...

Я не позволила себе додумать.
Потому что слишком ясно понимала, что могло быть дальше.

И всё же где-то в глубине, под этой тошнотой и злостью, шевелилось что-то другое.
Страх.
Не перед Диего — перед тем, что он вернётся.
И перед тем, что в следующий раз никто не войдёт.

Я подняла взгляд на маленькое окно с решёткой.
Сквозь него едва пробивался лунный свет, рисуя на стене тонкие полосы.
Те же полосы, что лежали на моих руках.
Они тоже были решёткой.