17 глава
От лица Карины
Он ушел в гримерку, а я поднялась на второй этаж, где уже сидела Виола. Она что-то бурно обсуждала с высокой, стройной блондинкой. Спина этой девушки показалась мне до боли знакомой. Когда они повернулись в мою сторону, у меня внутри все оборвалось. Твою мать... Это была та самая Настя, моя самая невыносимая ученица, которая сегодня утром доставала меня вопросами о Винсе. Ладно, придется сделать вид, что я рада ее видеть. Социальные условности — адское изобретение.
— Виол, привет! — кивнула я подруге, а потом перевела взгляд на блондинку. — О, Анастасия, вы тоже здесь?
Виолетта лишь многозначительно подняла бровь, давая понять, что это не ее выбор. А Настя тут же начала пищать своим тонким, пронзительным голоском:
— О, Карина! Конечно! Сегодня выступает мой самый любимый артист! Плюс у меня тут один знакомый, который меня провел. Я просто обожаю Винсента! Он такой талантливый!
Я сдержанно кивнула, делая вид, что меня не колотит от ее восторгов, и опустилась на свободный диванчик, уткнувшись в телефон, чтобы избежать дальнейшего разговора. Наконец объявили о начале концерта. Первым вышел Винс. Он исполнял свои старые, добрые хиты, и зал взрывался овациями. А потом он сделал паузу, поправил микрофон и тихо сказал: — А сейчас я хочу презентовать два новых трека. Они... особенные.
Зазвучали первые аккорды — тихое, пронзительное пианино, переплетающееся с грустной гитарной партией. И он начал петь. Слова, которые лились со сцены, впивались в меня, как иглы. Они были такими знакомыми, такими нашими, такими больными.
[Куплет 1]
Я снова тут, где стены говорят голосами из прошлого,
Где каждый угол напоминает, каково это — быть с тобою снова.
Мы разошлись по дурости, по глупой прихоти судьбы,
Два упрямых острова, забивших на свои мосты.
Я искал выход в рифмах, но рифмы все были о тебе,
Глушил словами боль, но не помогло даже в громе.
И эта пустота внутри, будто отключили свет,
Я будто бы забыл, как улыбаться, нет.
Я чувствовала, как по щекам катятся предательские слезы. Он пел о нас. О нашей глупости, о нашей боли. О том, что я чувствовала все эти недели.
[Пред-припев]
Но ты вернулась в кадр, медленно, без спешки,
И в этом хаосе фальшивых фраз твоё дыхание — душа.
[Припев]
И мне хорошо там, где ты, моя, понимаешь?
Где другие строят стены — мы с тобою строим мосты.
И на твоём теле цифра 163 — это наша тайна,
Без тебя душа болела, ты пришла — и всё прошло.
Я рыдала, не пытаясь сдерживаться. Он смотрел прямо на меня, и на его лице была не улыбка триумфа, а какая-то теплая, бесконечно нежная грусть. Виола сидела рядом и просто гладила меня по спине, понимая, что слова здесь бессильны.
И тут, как по заказу, подсела Настя.
— Боже, какой милый трек! — вздохнула она слащаво. — Я просто обожаю Винсента! Он мой любимый исполнитель! Как бы я хотела быть его девушкой, чтобы он мне пел такие песни... Думаю, у меня это получится.
Я поперхнулась собственными слезами, а Виола фыркнула. Подруга не выдержала, ее голос прозвучал ядовито:
— Насть, а ты хоть раз жила с творческим человеком? Не просто встречалась, а именно жила?
Настя отрицательно покачала головой, ее наигранная уверенность немного пошатнулась. Виола достала из сумки пачку сигарет, сунула одну мне, другую себе. Ее руки дрожали от злости.
— Тогда ты просто не поймешь его, — сказала я, закуривая и делая первую глубокую затяжку. Голос мой звучал хрипло и устало.
— С такими людьми сложно. Ты всегда должна быть начеку. Всегда готова в любой момент достать его из творческой ямы, которая глубже Марианской впадины. Ты хоть раз пыталась откачать человека после котиков? Или уговорить его не сжигать все демки, потому что ему «все не нравится»?
Настя снова покачала головой, ее глаза округлились от страха. И меня нахлынули воспоминания. Ядреные, горькие, как полынь.
Воспоминания
Мы тогда только начали встречаться. На Винса обрушился шквал хейта из-за его нового трека — его обвиняли в плагиате, травили в соцсетях. Я как могла поддерживала его, но видел, что он тонет. И одним вечером мне позвонила его соседка по студии, ее голос был срывающимся от паники:
— Карина! Твой Винс щас обдолбится! Беги в соседний подъезд, пока не поздно!
Я, в одной пижаме и с тапках на босу ногу, вылетела из квартиры и помчалась что есть сил. Когда я вломилась в указанный подъезд, было уже поздно. Он сидел на лестничной площадке, прислонившись к стене, с огромными, пустыми зрачками.
— Винс! — закричала я, падая перед ним на колени.
— Винс, посмотри на меня! Он не реагировал. Я в истерике стала рыться в его карманах, нашла телефон. Пальцы дрожали, я еле нашла в контактах номер его отца. Тот ответил не сразу.
— Папа Винса? — мой голос срывался на шепот. — Это Карина. С ним плохо. Он... он что-то принял. Помогите. На том конце провода повисла тяжелая пауза, потом раздался глухой вздох: «Адрес». Через пятнадцать минут подъехал черный Mercedes.
Его отец, молчаливый и суровый мужчина, почти на руках занес Винса в машину и жестом велел мне садиться. Дом его отца был шикарным и холодным, как музей. Винса начал откапывать врач, а мне дали успокоительное. Потом отец отвел меня в кабинет и попросил все объяснить. Я, вся еще трясясь, рассказала о хейте, о его состоянии последние дни. Он молча слушал, а потом неожиданно похвалил: «Спасибо, что сразу позвонила. Молодец».
И дал свой личный номер на случай чего. Когда Винс очнулся, он три недели ходил за мной по пятам и умолял о прощении. И я простила.
Потому что любила.
Конец воспоминаний
От этих воспоминаний по моему лицу снова покатились слезы. Я стряхнула их и затушила сигарету.
— Ты что, была бывшей Винса? — пискнула Настя, смотря на меня с новым, почтительным ужасом. Я лишь молча кивнула. Она окончательно офигела.
В это время Винс на сцене запел другую песню, и я уловила знакомые строчки: «Теперь я один, и провод режет ладонь, И я шепчу в никуда: «Душа моя, прости... Какой же я дурак, какой же я дурак...»
Снова про меня. Про наше расставание. Про его боль.
Но Настя, кажется, не унималась.
— Слушай, а я ему подойду после концерта? Познакомлюсь поближе? — просипела она, полная новых надежд.
Я окинула ее ледяным взглядом, встала и, не сдержавшись, затушила оставшуюся сигарету о пол.
— Я тебе перечислила то, что тебя может ждать, если ты свяжешься с ним. Дальше думай сама. Твоя жизнь.
Я развернулась и ушла с Виолой в сторону гримерок. Мы молча просидели там минут тридцать, куря одну сигарету за другой, не в силах вымолвить ни слова.
Тут дверь распахнулась, и на пороге появился запыхавшийся Яр.
— Каринка, у тебя есть уникальный шанс! — выпалил он. — Выступить! Иди, спой что-нибудь!
Я опешила.
— Что? Я? Нет, что ты... — Все уже решено! — перебил он. — Ты у нас тут звезда! Как только все узнали, что ты здесь, начали спрашивать! Так что или пой, или будет обидно!
Я задумалась. В голове крутились разные варианты, и вдруг я вспомнила. Мой любимый трек, который всегда поднимал мне настроение.
Анна Асти — «Голову кружу».
Когда я вышла на сцену, зал взревел. Свет софитов ударил в глаза, и на секунду я ослепла. Но потом я увидела их лица — восторженные, поддерживающие. И поняла, что люди реально ждали меня. Это было невероятно, круто и немного страшно.
От лица Винсента
Сегодня я решился исполнить два новых трека. Самые личные, самые откровенные. Я знал, что она здесь, на втором этаже, и мне нужно было, чтобы она услышала каждое слово.
Пока я пел, я смотрел на зрителей, но периферией зрения следил за ней. Она сидела на полу, курила и о чем-то разговаривала с какой-то блондинкой. Потом она резко встала и ушла с Виолой. Что-то внутри меня сжалось. Мне нужно было что-то предпринять. Что-то, что покажет ей, как она важна не только мне, но и всем здесь.
Когда мои песни закончились, я сделал паузу и обратился к залу:
— Так, ребятки, сегодня ко мне на концерт пришла одна очень крутая девчонка. Отличный хореограф и, как еще и с голосом все в порядке. Хотите что-то от нее услышать?
Зал взорвался одобрительными криками. Я кивнул Яру, и тот рванул за кулисы. Через минуту она вышла на сцену, вся такая красивая и растерянная. И запела. Незнакомый мне трек, но она пела его с такой страстью, с такой энергетикой, что зал сразу же подхватил.
Я достал телефон и снял ее на сторис. Подписал:
«Вскружила голову мою. #163» и отметил ее.
Сердце колотилось как сумасшедшее.
Надо с ней поговорить. Серьезно. Все вернуть.
Я ее люблю.
Я готов меняться, гнуться, ломаться и снова собираться — только ради нее. Ради нас. И я знаю, что она меня все еще любит. Мы оба это понимаем, но боимся сделать первый шаг. Возможно, она боится, что я остался тем же безответственным дебилом, что и был. Но нет.
Я хочу меняться.
Только ради нее.