11 глава
От лица Карины
Вечер воскресенья.
Самая смертная скука. Мы с Виолой валялись на диване, бесцельно листая ленты соцсетей и пережевывая печеньки. Казалось, этот день никогда не закончится.
Внезапно Виола вскочила, как ужаленная, с сияющими глазами.
— Ноги в руки и собирайся! — скомандовала она, выдергивая меня из объятий дивана.
— Нас двоих пригласил Яр! В клуб! Там будут выступать все переростки из нашего лейбла... кроме Винса. — Она сделала многозначительную паузу, глядя на мою напряженную реакцию.
— Зато там будет секретный артист! Интрига!
Я поняла, что возражать бесполезно. Виола в таком режиме не принимала «нет» за ответ. С тяжелым вздохом я поплелась к шкафу. Рука сама потянулась к старому, забытому платью. Короткому, огненно-красному, из шелка. Оно облегало фигуру, как вторая кожа. Когда-то давно его мне подарил Винс. На первое наше официальное свидание в дорогом ресторане. Я надела его, поймав свое отражение в зеркале. В нем я выглядела уверенной, сексуальной, неузнаваемой. И одновременно такой же уязвимой, как и тогда.
21:15
Мы выходили из такси у входа в модный клуб. Очередь выстроилась на полквартала, но нас уже ждали Яр и Джейк у бокового входа. Парни выглядели стильно и по-деловому собранно.
— Красотки приехали! — крикнул Яр, обнимая Виолу и подмигивая мне.
Мы прошли внутрь, где нас сразу оглушили биты и гул голосов. Минут двадцать мы тусовались вместе, смеялись, парни что-то рассказывали о предстоящих выступлениях, а потом их вызвали в гримерку готовиться. Мы с Виолой поднялись на второй этаж, на балкон, откуда открывался отличный вид на сцену и всю танцплощадку.
Концерт длился уже больше двух часов. Я выпила только один «Мохито», стараясь сохранять голову трезвой. Мы с Виолой танцевали, смеялись, кричали слова знакомых печен под залповые вспышки света и лазеров. Я почти, на несколько часов, забыла о своей боли. Почти.
И тут ведущий вышел на середину сцены, и музыка стихла.
— Внимание, друзья! — его голос прорвался через динамики.
— Неожиданный сюрприз! На нашей вечеринке — секретный гость! Встречайте!
Софиты погасли, и на сцену в луче единственного прожектора вышел... он. Винсент.
У меня перехватило дыхание. Виола издала звук, среднее между вздохом и матерным словом, схватив меня за руку. «Ты в курсе?» — прошипела я ей в ухо. Она лишь покачала головой с широко раскрытыми глазами.
Он не заметил меня вначале. Он был в своей стихии — сосредоточенный, собранный, чуть отрешенный. И он начал исполнять... все мои любимые его треки. Те, что я всегда просила включить в машине, те, под которые мы танцевали на кухне, те, что стали саундтреком наших самых счастливых моментов. Он помнил. Каждую.
Когда зазвучали первые аккорды мого самого любимого трека, того самого, что всегда заставлял меня замолкать и просто слушать, его взгляд пополз по залу. Он скользнул по первому этажу, по балконам... и остановился на мне. Его глаза расширились от изумления, он сбился на полуслове, едва не запнувшись. А я... я не смогла сдержаться. Сквозь ком в горле и навернувшиеся слезы я подарила ему слабую, едва заметную, но самую искреннюю улыбку за последние недели.
В конце своего сет-листа он замялся, переступил с ноги на ногу и неуверенно спросил у зала, сняв наушник:
— Ребят, может, исполнить что-нибудь не свое? Типа кавер?
Зал взревел от одобрения. Он достал телефон, пролистал что-то, кивнул звукарю, и из динамиков полились первые, узнаваемые до слез ноты. Он поднес микрофон к губам и начал, глядя прямо на меня:
«Кажется, что в нас холода — Прямо внутри, это беда.
Кажется, что мы — города,
Что в нас — вода и столько льда.
— И так холодно пальцам
Твоих мыслей касаться.
Как опять не влюбляться
— В тебя не влюбляться, скажи?!»
Он пел это, и его взгляд прожигал меня насквозь. Я чувствовала каждую строчку, каждую ноту, как нож в сердце. В его глазах читалась вся наша история — любовь, боль, раскаяние, надежда. Меня выбили из колеи воспоминания. Его первый концерт. Маленькая площадка, человек тридцать в зале. Я опоздала из-за пары в универе, протиснулась сзади, и он сразу нашел меня глазами. И пел только для меня. Так же, как сейчас.
Пока я тонула в прошлом, он закончил петь. В зале на секунду повисла тишина, а потом его взорвали овации. Кто-то из его поклонниц плакал, кто-то снимал на телефон, кто-то просто кричал от восторга. А Винс... Винс улыбался. Но это была не улыбка триумфа. Это была тихая, сокровенная улыбка человека, который знает, что достучался до самого главного сердца в этом зале. Он знал, что мое сердце дрогнуло. И в этом была наша маленькая, никому не ведомая тайна.
От лица Винсента
Я планировал сегодня ничего не делать. Валялся на диване, смотрел «Интернов», пытался не думать. Решил ложиться спать пораньше, и тут зазвонил телефон. Яр.
— Братан, срочно выдвигайся в клуб на Пушкинской! — его голос был взволнованным и торопливым.
— У нас накрылся секретный артист на вечеринке. Им будешь ты. Гримерка два. Быстро!
Он бросил трубку, не дав мне ни слова сказать. Я не дурак, понимал, что подставить лейбл нельзя. За сорок минут я был на месте: накинул первые попавшиеся черные джинсы и футболку, схватил свою рабочую флешку с минусами.
Я вышел на сцену, и меня накрыла давно забытая волна... кайфа. Энергия зала, свет софитов, гул ожидания — все это заставило кровь бежать быстрее. Впервые за долгие дни я почувствовал себя живым. Я начал петь, отдаваясь музыке полностью.
И вдруг я почувствовал на себе чей-то пристальный, знакомый до боли взгляд. Мое сердце екнуло. Я начал вглядываться в полумрак зала, и мои глаза нашли ее. На втором этаже, у перил, в том самом красном платье, что я ей подарил. Она стояла, как призрак из самого светлого прошлого.
И я понял, что на автомате исполняю только ее любимые песни. Ту самую подборку, что я когда-то назвал «Саундтрек к Карине». Я не мог остановиться.
Когда основное время подошло к концу, у меня родилась безумная идея. Я спросил у зала, не спеть ли кавер. Один. Самый главный. И когда я увидел ее лицо, когда начал петь те самые строки о холоде и любви, время обратилось вспять.
Мы снова были в том самом прошлом. Я — на своей первой шаткой сцене, она — в толпе, смотрящая на меня с обожанием и верой. Музыка связала нас невидимой нитью, порвавшуюся было, но не разорванную до конца.
Мы не отпустили друг друга. Даже когда очень старались. И в этом была и надежда, и самая страшная мука одновременно.