Моя случайная любовь

Оливия

      Его пальцы, легкие и ласковые, словно перья, зарывались в мои волосы, пробегая по ним мягкими, волнующими волнами, от затылка до самых кончиков. Я прикрыла глаза, полностью растворяясь в этом моменте.

      Тишина между нами была не просто отсутствием слов; она была наполненной, бархатной, сотканной из взаимного понимания, легкого дыхания и этой обволакивающей мелодии, которая говорила за нас обоих. Внутри меня разливалось то самое, давно забытое тепло – то, что наступает, когда ты полностью доверяешь человеку, когда нет нужды что-то доказывать, объяснять или притворяться. С ним было так невероятно просто и естественно, словно я вернулась в самый уютный уголок своего детства, где можно было просто быть.

      – Почему Шарон сказала, что половина школы тебя боится? – Мой голос нарушил эту идиллию, но без резкости, скорее как легкая рябь на воде. Я приоткрыла глаза и, слегка повернув голову, уставилась на его профиль. – Я не удивлена, что другая половина томно вздыхает, когда ты проходишь мимо.

     Он коротко, низко рассмеялся, звук вибрацией отозвался у меня под ладонью. Я подняла голову, посмотрев на него.

     – Ты что, опасен?

     Он наклонил голову, чтобы встретиться с моим взглядом, его глаза блестели от легкой иронии.

    – Сколько познаний обо мне? Наводила справки?

     – Не надейся, – я ущипнула его за бок, совсем не больно, но ощутимо. – Так почему ты держишь в страхе половину школы?

      Он вздохнул, его взгляд скользнул куда-то в сторону.

      – Это старая история.

      – Дурацкое оправдание, – я не собиралась отступать.

      – Хочешь подробностей?

      – Естественно!

      Он помолчал секунду, затем его взгляд вернулся ко мне, становясь чуть серьезнее.

      – Был один тип, который доставал Джейн. Он преследовал ее, очень навязчиво. Она ему несколько раз отказала, но он решил пустить глупый слух про нее. А Джейн моя подруга. Мы мало общались тогда, но наши родители дружат уже много лет, так что я не мог позволить такое в ее адрес. Накинулся на него, не справился с агрессией. Его увезли на скорой. Меня отстранили от школы. Родителям трудно пришлось договориться и со школой и со стороной пострадавшего. Сошлись на том, что я учусь справляться с агрессией и не хожу в школу год, пока тот придурок ее оканчивает.

     Мои глаза расширились. Я переваривала услышанное, чувствуя, как тепло его груди кажется теперь еще более значимым.

     – И поэтому ты остался на второй год?

     – Да. Мне даже нравится, что меня побаиваются. Меньше проблем.

      В его словах не было гордости, скорее усталая констатация факта. Эта фраза добавила новый штрих к его образу, сделав его еще более многогранным и... немного пугающим. Но почему-то мне не было страшно.

      – И как ты боролся? – спросила я.

      – Консультация с психологом, каждые две недели, в течении полгода. Потом один раз в неделю. Сейчас два раза в месяц.

      Его тон был ровным, безэмоциональным, словно он рассказывал о расписании уроков. Я чувствовала, что это было для него серьезной работой.

      – Тебе тяжело бороться с агрессией? – Я на мгновение замялась, затем, внутренне собравшись, продолжила. – Я про твоего отца.

      Его тело мгновенно напряглось. Он слегка заерзал, его пальцы, до этого нежно гладившие мои волосы, замерли, потом медленно, почти незаметно, убрались. Воздух между нами вдруг стал плотнее, наполнился невидимым, но ощутимым напряжением.

     – Прости, что напомнила, – виновато прошептала я, чувствуя, как нарушила что-то очень личное и хрупкое.

      Он медленно выдохнул, его взгляд стал отстраненным.

     – Это личная неприязнь. Не хочу об этом говорить.

      Тон был окончательным, закрытым. Стена, которую он так тщательно возводил, на мгновение промелькнула, прежде чем вновь стать невидимой. Музыка продолжала играть, но ее мелодия теперь казалась чуть более меланхоличной, а тишина, пришедшая следом, уже не была такой безмятежной. 

      Наступила тишина, тяжелая и плотная, как бархатная занавеска, опустившаяся между нами. Моя ладонь, до этого уютно лежавшая у него на груди, чуть дрогнула, и я медленно, почти инстинктивно убрала ее. Воздух в комнате, еще минуту назад наполненный мягкостью и доверием, теперь казался наэлектризованным, предвещая грозу. Я почувствовала легкий укол вины, словно сама нарушила неписаное правило, вторглась туда, куда мне не следовало.

     Он отвернулся, его взгляд был прикован к потолку. Плечи слегка напряглись, а пальцы, которые недавно так нежно перебирали мои волосы, теперь покоились на его животе. Я видела, как он пытается восстановить свои барьеры, закрыться, и это ранило больше, чем если бы он кричал.

     – Я понимаю, – тихо сказала я, мой голос звучал тонко и неуверенно. – Не обязательно говорить о том, что больно.

      Я не стала давить. Просто повернулась на бок, опираясь на локоть, и смотрела на его профиль. Мне хотелось дотянуться до него, снова коснуться, но я чувствовала, что это может быть неверным шагом. Лучше дать ему пространство, позволить самому решить, насколько близко он готов меня подпустить. Музыка в наушниках продолжала играть, но ее мелодия, казавшаяся ранее такой утешительной, теперь лишь подчеркивала образовавшуюся пустоту.

      Секунды тянулись, превращаясь в маленькие вечности. Я ждала, не зная, чего именно. Извинения? Объяснения? Или просто того, чтобы он снова посмотрел на меня.

      Наконец, он медленно выдохнул, и я увидела, как напряжение в его плечах чуть ослабло. Он не повернулся ко мне, но его голос, ставший чуть хриплым, прозвучал в тишине.

      – Просто… это не та история, которую хочется рассказывать.

      В его словах не было злости, скорее усталость и какая-то глубокая печаль. Это не был полный отказ, скорее отсрочка, намек на то, что, возможно, когда-нибудь он будет готов. 

      Я осторожно протянула руку и, нежно коснувшись его предплечья, слегка погладила.

      – Хорошо, – мягко ответила я. – Я подожду.

     Он медленно повернул голову и встретился со мной взглядом. В его глазах все еще читалась тень, но она уже не была такой непроницаемой. В них промелькнуло что-то похожее на признательность.

      Его рука медленно поднялась и накрыла мою, легко сжав пальцы. Не так нежно, как раньше, когда он гладил мои волосы, но с силой, в которой чувствовалась его собственная потребность в прикосновении.

      – Спасибо, – прошептал он, и его взгляд задержался на мне чуть дольше, чем обычно.

      Я улыбнулась, миленькой, понимающей улыбкой. Мы все еще просто лежали, но теперь тишина между нами была наполнена новым слоем понимания, еще более крепким, чем до этого неловкого, но такого важного момента. И музыка, казалось, снова заиграла с прежней нежностью, обнимая нас обоих.

      Родители позвонили около семи часов, сказать что они уже дома.  Я уже задремала. И Коул тоже. Только меня разбудил звонок телефона, а его нет. Надеюсь его родителей нет дома. Совсем не хочется что бы они увидели меня выходящую из его комнаты. Рисковать мне совсем не хотелось. Мне пришлось растолкать Коула. Он возмущенно открыл глаза, сначала нервно зажмурившись. 

      – Мои родители уже дома, что не известно о твоих. Можешь проверить? Не хочу натолкнуться на кого-то. 

      Он невозмутимо встал с кровати потянувшись. 

      – Их не должно быть дома. Но сейчас проверю, что бы ты не волновалась. 

Никого дома не было, как оказалось. В спешке надев на себя куртку, я лишь махнула рукой и сама закрыла за собой дверь. 

      Холодный ночной воздух все еще цеплялся за мою куртку, когда я неслышно приоткрыла входную дверь. Я надеялась проскользнуть в свою комнату незамеченной, но едва ступила на мягкий ковер в прихожей, как из кухни донесся спокойный, но леденящий голос мамы.

      – Где ты была? – Она появилась в дверном проеме, сложив руки на груди.  Ее взгляд был невозмутимым, но в глубине глаз плясали искорки скрытого беспокойства.

       Прежде чем я успела придумать хоть что-то правдоподобное, из-за маминой спины вынырнула Эмили, моя старшая сестра, словно злобный дух.

      – Наверное, у Гретты, – язвительно процедила она, ее губы были сжаты в тонкую нить, а глаза метали молнии. Она стояла в проходе, словно часовой, преграждая путь в нашу общую комнату.

      Я почувствовала, как внутри все сжалось. Ложь слетела с губ прежде, чем я успела ее обдумать.

      – У Джейн Купер. – И тут же, под ее пронзительным взглядом, осознала бессмысленность этой новой выдумки. Что-то внутри толкнуло меня сказать правду. – Я была у соседей. У Коула.

      Мгновенная, едкая улыбка растянула губы Эмили.

      – Ну да, здорово провели время? –     Ирония в ее голосе резала хуже острого ножа.

      Я почувствовала прилив негодования. Это было несправедливо.

      – Я была бы дома, если бы ты впустила меня сюда. – Я указала на дверь.

     Эмили расхохоталась, жестко и безрадостно.

      – То есть я виновата в том, что устроила тебе новое свидание с Коулом?

     Мои щеки вспыхнули. Это слово, "свидание", прозвучало как приговор.

     – Свидание? – В мамином голосе появилась новая нотка, тревожная. Она перевела взгляд с Эмили на меня, а затем снова на Эмили. – Вы что там были вдвоем?

     – Да, мы были там вдвоем, – признала я, стараясь говорить спокойно, – и это не было свиданием.

     – Тогда как это называется?! – Голос Эмили сорвался на пронзительный крик, и я увидела, как ее глаза заблестели от непролитых слез.

      – Это называется “я не дала себе замерзнуть в подъезде”! – Ответила я, чувствуя, как моя собственная злость начинает брать верх.

      – Так вы были с ним вдвоем? – Мама не унималась, ее взгляд стал еще более строгим. – Девочки, что между вами происходит?

      Эмили не выдержала. Она оттолкнула маму в сторону и бросилась к нашей комнате, ее голос дрожал от обиды и разочарования.

      – Происходит то, что у меня больше нет сестры! – Прокричала она, исчезая за дверью. Хлопок двери эхом прокатился по дому.

     – Так вы были с ним вдвоем? – Мама не унималась, ее взгляд стал еще более строгим. – Девочки, что между вами происходит?

      Мама повернулась ко мне, ее лицо выражало смесь растерянности и непонимания.

      – Что вы там делали? – Еще раз настойчиво спросила она.

      Я устало вздохнула.

     – А что могут делать друзья? Ели пиццу, болтали, – начала я перечислять, пытаясь убедить ее в своей невинности. – И я ждала, пока вы вернетесь домой, потому что Эмили не впустила меня после школы.

      Мама моргнула, переваривая эту информацию. Ее взгляд метнулся к двери нашей комнаты, за которой скрылась Эмили.

      – Она тебя не впустила? Но почему?

     – У нее спроси! – Выкрикнула я. – Я пришла со школы, звонила, стучала, а она не открыла мне лаерь., даже поговорить не захотела.  Вы, сказали, что приедете позже. Что мне оставалось делать? Сидеть на улице и мерзнуть до вашего прихода?

     В этот момент дверь нашей комнаты снова распахнулась, и Эмили вышла оттуда, с охапкой моего постельного белья в руках. Ее лицо было бледным от злости, а глаза покраснели. Она подошла к дивану в гостиной и швырнула кучу: простюню, одеяло  и пару подушек прямо на него.

     – Будешь спать здесь! – Заявила сестра, ее голос был низким и полным решимости.

     Мое терпение лопнуло. Это была наша комната и мое место. Я метнулась к дивану, хватая одну из своих подушек.

     – Это наша комната! – Крикнула я, не собираясь спать на жестком диване.

      – Я не собираюсь делить ее с блудной девкой! – Ответный крик Эмили был наполнен такой откровенной ненавистью, что на мгновение я опешила.

      Но лишь на мгновение. Моя рука с силой швырнула подушку в ее сторону. Она попала прямо в цель, ударив Эмили в плечо.

      – Девочки, хватит! – Закричала мама, пытаясь встать между нами. – Что происходит?!

      И тут Эмили, вытирая слезу, которая все-таки скатилась по ее щеке, выплюнула слова:

      – Ваша младшая дочь встречается с двумя парнями!

      Комната замерла. В наступившей тишине скрипнула дверь кухни, и на пороге появился отец. Его хмурый взгляд был устремлен прямо на меня. В его глазах читалась ярость.

      – Оливия? – Спросил он, его голос был низким и опасным.

     Я почувствовала, как земля уходит из-под ног. Слова застряли в горле, но я знала, что должна объясниться.

      – Я встречаюсь с Райаном, мы с ним вместе учимся в школе, он из выпускного класса, – голос дрожал, но я держалась. – Коул мой друг. А я не могла попасть домой, потому что Эмили не открыла мне дверь!

      Отец нахмурился, его взгляд метнулся к Эмили, которая теперь совсем потупилась, избегая смотреть кому-либо в глаза.

      – Это правда, Эмили? Ты ее не впустила? – Его голос был низким, но таким, от которого у меня мурашки по коже пошли. Это был тот тон, которым он говорил, когда был очень зол, но держал себя в руках.

      Эмили молчала, ее губы дрожали.

      – Отвечай, Эмили, – сказал отец, и в его голосе прозвучала угроза.

      – Я… я узнала что она встречается с Коулом, когда знала что он нравиться мне. А мне сказала что была у Гретты, своей школьной подруги, а сама проводила время с моим парнем, – выдавила она наконец, ее голос был едва слышен. 

      – И по этому ты оставила свою сестру на улице после школы? – Отец почти прорычал.

     Эмили всхлипнула и закрыла лицо руками.

      – Я не хотела, чтобы она встречалась с моим Коулом! Она встречается с Райаном! В школе и так говорят всякое. 

      – Встречаться с одним парнем и иметь друга – это две разные вещи, Эмили! – Мама, наконец, решилась повысить голос. – И оставлять свою сестру на улице – это возмутительно!

      Отец посмотрел на меня, его взгляд стал мягче, но все еще был полон вопросов.

      – Так, Оливия, ты действительно была только у Коула? И между вами ничего не было?

      Я кивнула, чувствуя, как слезы наконец-то подступают к глазам от всего пережитого напряжения.

      – Да, папа. Мы просто сидели и разговаривали. И… слушали музыку.

      Мама подошла ко мне и обняла меня, прижимая к себе.

      – Оливия, тебе надо было сказать нам правду. Мы бы приехали раньше.

      Я уткнулась ей в плечо, чувствуя ее тепло.

      – Я знаю, мам, – прошептала я. – Я просто… не хотела вас беспокоить. 

      Отец покачал головой, его взгляд снова метнулся к Эмили, которая все еще всхлипывала, стоя у стены.

      – Эмили, мы поговорим об этом завтра. Очень серьезно. А ты, – он посмотрел на меня, – иди в свою комнату. И  убери это. – Он кивнул на скомканное постельное белье на диване.

      Мама отпустила меня, и я, не глядя на Эмили, пошла в комнату. Заходя, я услышала, как отец тихо, но твердо сказал:

      – Эмили, то, что ты сделала, это непозволительно. И мы будем разбираться, почему ты так поступила со своей сестрой.

      Дверь в нашу комнату закрылась за мной, отрезав звуки их разговора. Но я все еще чувствовала тяжесть произошедшего. Мои вещи все еще лежали на диване в гостиной. Я подошла к своей кровати, медленно опустилась на нее и провела рукой по прохладному матрасу. Между мной и Эмили теперь лежала не просто обида, а глубокая трещина, которую, я чувствовала, будет очень трудно залатать.