Глава двадцать первая
Коул
Я заглушил двигатель своего мотоцикла, выключив фару, и толкнул его на отведенное место в гараже. Здесь, в цокольном этаже нашего дома, поделенного на две квартиры, уютно расположились отцовский старенький «Форд» и мой байк, умещаясь ровно на "нашем" пятачке. Воздух в гараже был прохладным и пах бензином с пылью. Вытащив шлем и перчатки, я повесил их на руль, потом защелкнул замок на колесе и двинулся к подъезду.
Едва я вошел внутрь, как до меня донеслись глухие удары и приглушенный голос. Оливия. Она барабанила по двери, настойчиво прося сестру открыть. Я остановился, прислушиваясь. Бросать ее так совсем не хотелось.
– Может нужна помощь? – громко спросил я, оставаясь на своем этаже, чтобы не давить на нее своим присутствием.
– Нет, я сама. Спасибо, – откликнулась она, ее голос звучал чуть надломлено, но по-прежнему упрямо.
Я вздохнул. Понятно. Упорная, как всегда. Поднялся на свой этаж, открыл дверь и вошел в квартиру. Дома было пусто и тихо. Запах свежего воздуха с улицы быстро сменился привычным запахом жилища. Я скинул куртку на стул в прихожей и сразу направился в ванную. Горячий душ помог смыть усталость дня и уличную прохладу. Выйдя из душа, я натянул спортивные штаны, чувствуя себя наконец-то расслабленным.
Первым делом я пошел на кухню. Вытащил из морозилки готовую пиццу, включил духовку и аккуратно положил ее внутрь. Пока пицца грелась, я привел в порядок мысли, предвкушая спокойный вечер. Но едва я успел налить себе стакан воды, как в дверь раздался нерешительный стук. Я моргнул. Кого это принесло? По пути к двери я включил чайник, просто на всякий случай. Открыл дверь.
На пороге стояла Оливия. Ее щеки были чуть покрасневшими от холода, а глаза смотрели с какой-то необычной для нее робостью.
– Привет, – прошептала она, и я сразу почувствовал, что что-то не так. – Сестра не открывает, родители будут только через полтора часа. Знаю, это плохая идея подождать у тебя, но…
– Проходи, – я раскрыл дверь шире, не давая ей договорить. Я, конечно, ожидал, что она сама, для начала, поговорит со своей сестрой и уладит проблему, но, похоже, ситуация требовала моей помощи. И, судя по ее виду, она уже порядком замерзла.
– Может, всё-таки это плохая затея? – спросила она, продолжая стоять на месте, словно сомневаясь, стоит ли переступать порог.
Я не стал ждать. Сделал шаг вперед, взял ее за запястье, точнее за холодную куртку, и мягко, но решительно заставил зайти внутрь. И сколько она простояла на лестничной клетке?
– Всё нормально. Может мне с ней поговорить? – предложил я, хотя уже предчувствовал ответ.
Она помотала головой. Понятно. Ясно, как день.
– Снимай куртку, я пока надену футболку, – сказал я, указывая на прихожую и двигаясь к своей комнате.
– Не переживай. Думаешь, я никогда не видела полуобнаженных парней? – Спросила она, и я обернулся. Наши взгляды встретились, и тут же ее щеки предательски покраснели. Я улыбнулся.
Ну да, конечно.
– Хотя, надень, – быстро добавила она, отводя взгляд. – Может кто подглядывает, всё-таки первый этаж.
Я лишь усмехнулся.
– Я только поставил пиццу, она в духовке. Нальешь чай? Чайник должен закипеть. Чувствуй себя как дома.
Она молча кивнула, снимая с себя объемный пуховик, который, кажется, был больше ее самой. Под ним скрывалась легкая толстовка. Я двинулся в комнату, чтобы надеть что-то более приличное, хотя в глубине души знал, что Оливия все равно найдет повод для колкостей. Но сейчас, почему-то, мне было просто приятно, что она здесь.
Я шумно вздохнул и, бросив взгляд в сторону кухни, направился в свою комнату. Шкаф встретил меня привычным беспорядком. Футболки, аккуратно сложенные неделю назад, теперь напоминали смятые снежки, заброшенные в дальний угол. Я перерыл одну стопку, вторую, выудил из недр нечто относительно чистое, понюхал. Вроде, пойдет.
На поиски и облачение ушло минут десять, не меньше. Когда я, наконец, вышел из комнаты, натягивая свежую, но слегка помятую футболку, Оливия уже стояла у кухонного стола. Горячая пицца, только что из духовки, золотисто-румяная, с тянущимся сыром, лежала на разделочной доске, разрезанная на аккуратные куски. Она подперла подбородок рукой и, не отрываясь, смотрела на меня с хитрой ухмылкой.
– Что? Без футболки было лучше? – Я приподнял бровь, уже предчувствуя какой-то подвох.
Она закатила глаза, но улыбка не исчезла.
– Не думала, что Эмили пострадала из-за тебя. Оказывается, Шерон заваливает тебя любовными сообщениями.
Я замер на полпути к столу, резко. Мои глаза сузились.
– А тебе не говорили, что лазить в чужие телефоны нельзя?
– Не лазила я, случайно подсмотрела, – она грациозно потянулась и вытащила один из кусков пиццы на свою тарелку. – И вообще, нечего разбрасывать телефоны где не попадя.
– А ничего, что это моя квартира? – Мой голос стал чуть жестче.
– Серьезно! – Удивлённо распахнула она глаза, изображая искреннее изумление. – А я думала, родители ремонт сделали, пока я была в школе.
– Не умеешь извиняться?
– Не-а, – весело и просто сказала Оливия, откусывая край пиццы.
– Зато умеешь влезать в личное пространство.
– Я не виновата, что твой телефон лежал под рукой. Пришло уведомление, и я, так технично, опустила глаза вниз. Так всё и прочитала. Ну, почти всё. – Она откусила большой, демонстративный кусок, медленно и смачно жуя, словно наслаждаясь не только вкусом, но и моей реакцией.
– Ну да, конечно. Считаешь себя не виноватой, – Я подошел к столу и, скрестив руки на груди, уставился на нее.
Оливия пожала плечами, указывая пальцем, испачканным томатным соусом, на свой забитый рот. Ее глаза продолжали лукаво блестеть. Я тяжело вздохнул. Бесполезно. Спорить с ней – все равно что бросать горох об стену. Я лишь протянул руку за куском пиццы, зная, что, несмотря на всю ее невыносимость, этот вечер мы все равно проведем вместе. Откусил большой кусок, стараясь сосредоточиться на вкусе, а не на ее наглом лице. Горячий сыр обжег язык, но это было даже кстати – хоть что-то, кроме раздражения.
Оливия же, кажется, закончив со своим куском, не собиралась отступать. Она наклонилась вперед, положив локти на стол и подперев подбородок ладонями.
– Так что там с Шерон? – ее голос стал чуть тише, но не менее любопытным.
Я подавился пиццей.
– Оливия, это не твое дело. И вообще, это просто сообщения, ничего серьезного. Шерон просто… Шерон.
– А Эмили, значит, просто… Эмили. Она знает об этом? – Она изобразила на лице трагическую гримасу. – Ой, нет, это уже я нафантазировала.
Я поставил пиццу на тарелку. Боже, как она это делает? Прочитать пару сообщений и развернуть из этого целую драму.
– Я понимаю, Эмили твоя сестра и ты переживаешь.Но Шерон… Шерон просто бывает назойливой, как и Эмили, кстати.
– Ну конечно, – Оливия хмыкнула, но в ее глазах мелькнуло что-то похожее на искреннее беспокойство. Или мне показалось. – Просто знакомая, которая очень расстроена тем, что ты ей не отвечаешь. А Эмили, которую ты не можешь нормально отшить и водишь за нос. Коул, ты хоть понимаешь, как это выглядит?
— Как будто у меня есть какие-то проблемы с личной жизнью, в которые ты с удовольствием влезаешь, – отрезал я, беря еще один кусок пиццы. Мой тон был резче, чем я хотел, но ее способность довести меня до белого каления была просто поразительной.
Она не обиделась, кажется. Просто пожала плечами.
– Кто-то же должен следить за тобой. А то так и утонешь в сердечках и чужих слезах. Ты, кстати, ей ответил?
– Кому? – Я попытался сделать вид, что не понимаю.
– Шерон, которая «Ты же говорил, что у тебя нет времени на личную жизнь?». — Она передразнила.
Я тяжело вздохнул. От нее бесполезно было что-то скрывать. Пожалуй, она не отстанет, пока не вытянет всю правду.
– Нет. Пока не ответил. Я только что вернулся, и ты уже успела устроить допрос с пристрастием.
– Ну, я просто... беспокоюсь, — она вдруг нахмурилась. – За тебя. И за девушек. Не хочу, чтобы кто-то страдал из-за твоего неумения говорить «Нет» .
Я посмотрел на нее. В ее глазах теперь не было ни хитрости, ни насмешки. Только искренность. Она оказалась сначала раздражающе любопытной, а потом неожиданно чуткой.
— Я разберусь, — сказал я, стараясь звучать убедительно. — Дай мне поесть пиццы в тишине.
Оливия кивнула, но ее взгляд задержался на мне еще на пару секунд. Потом она вздохнула, потянулась за своим куском пиццы.
— Ладно. Разбирайся. Но если потребуется женский взгляд на ситуацию… Ты знаешь, куда обращаться. Мой прайс не кусается, всего лишь пара твоих нервных клеток.
Я лишь покачал головой, но на губах появилась легкая, еле заметная улыбка. Невыносимая. И, наверное, мне это нравилось. Чуть-чуть.
Мы уже успели справиться с пиццей, между делом перебравшись на диван, и самые острые эмоции дня улеглись. Теперь тарелки с корками сиротливо стояли на журнальном столике, а мы молчали. Это было то редкое, ценное молчание, которое бывает только между очень близкими людьми. Не давящее, а наполненное пониманием. Я поймал себя на мысли, что просто наблюдаю за ней: как свет от уличного фонаря скользит по её волосам, на слегка приоткрыты губы, как она иногда чуть слышно вздыхает, отпуская напряжение.
– Хочешь послушать что-нибудь? – спросил я тихо, нарушая эту хрупкую тишину. Кивнул на старые, но верные наушники, лежавшие на подлокотнике.
Оливия открыла глаза, и в их глубине блеснула мягкая усталость, похожая на мою собственную. Она кивнула, устраиваясь поудобнее, прижимаясь ко мне боком.
Я включил свой плейлист — сборник инди-рока и всякой меланхоличной электроники, которую я любил за её атмосферу. Один наушник дал ей, другой вставил себе. Музыка заполнила наши уши, отрезая от внешнего мира и создавая наш собственный маленький, звуковой кокон. Я закрыл глаза, позволяя мелодии уносить мои мысли, растворяя в них остатки дневного напряжения. Ритм проникал в самую суть, и её присутствие рядом делало его еще более... полным, будто мелодия обретала новую глубину. Я чувствовал её легкое дыхание рядом, улавливал еле заметный, сладковатый запах её волос. Это было просто хорошо. Не усложняя. Просто хорошо.
Через пару песен, когда зазвучал один из моих любимых треков с характерным, слегка надрывным вокалом, Оливия чуть повернула голову.
– О, снова он, – прошептала она, прислушиваясь. – Кто это? У него такой... узнаваемый голос.
– Это Спектр, – ответил я, стараясь не нарушать атмосферу. — Его настоящее имя Айзек Блейк.
– Спектр? Звучит интригующе. И что, он всегда был такой мрачный и атмосферный?
Я усмехнулся, приоткрыв глаза и взглянув на неё.
– Не всегда. Он начинал с группой, называлась "Угасающие огни". Там было больше драйва, энергии, но и боли тоже хватало. Потом, когда они распались из-за творческих разногласий и, ну, банального выгорания, он ушел в сольное плавание. И вот тогда уже появился "Спектр" – более интроспективный, меланхоличный. Говорит, так он себя чувствует более настоящим.
Оливия кивнула, снова прикрыв глаза, слушая следующие аккорды.
— Мне нравится. Будто он выплескивает все, что у него внутри.
Через пару песен, когда зазвучала одна из моих любимых, до мурашек пробирающих баллад, я почувствовал, как Оливия слегка пошевелилась. Её затылок чуть скользнул по моему плечу, а я вдруг осознал, что моя рука лежит очень близко к её.
– Неудобно? – прошептал я, едва слышно сквозь музыку, стараясь, чтобы мой голос звучал так же ровно, как всегда.
Она отрицательно покачала головой, но потом слегка улыбнулась. Её взгляд скользнул по комнате, задержался на фотографиях висеаших на стене, потом вернулся ко мне, задержавшись на секунду дольше обычного.
— Можно в комнату? — мой голос стал чуть тише, а внутри что-то екнуло. В комнату. Кровать. С ней. Конечно, просто для удобства, мы же друзья. Но идея вдруг показалась... очень притягательной.
Оливия приподняла бровь, а на её губах появилась озорная усмешка.
— Ага, размечтался! — Её голос звучал игриво, но без всякого реального намека, просто дружеское подначивание. — Чтобы ты потом все говорили, что я у тебя ночую? Нет уж, мой друг. Мои родители уже на подходе. Но поваляться в более комфортных условиях... это да, это я поддерживаю.
Моё сердце сделало какой-то странный, едва уловимый кульбит, но я тут же подыграл ей, стараясь выглядеть максимально невинно.
— Что? Тебе уже рассказывать некому, ты усвоила урок? А моя репутация джентльмена превыше всего, знаешь ли. Да и кто бы мне поверил, что ты “просто” лежала на моей кровати и слушала музыку?
Оливия рассмеялась, откинув голову на спинку дивана, и её смех, приглушенный музыкой, был похож на мелодичный колокольчик.
— Ладно, ладно, ты убедил. Раз уж ты так настаиваешь... и обещаешь не использовать это против меня.
Я поднялся, протянув ей руку. Она легко приняла мою помощь, и наши пальцы, кажется, задержались на мгновение дольше, чем нужно. Я на секунду замер, чувствуя её тепло. Но она лишь крепче сжала её, не выпуская. Мой взгляд скользнул по её лицу. Ничего особенного, просто дружеская поддержка. Но я все равно чувствовал, как что-то внутри меня чуть-чуть меняется.
Мы двинулись в мою спальню, где горела только тусклая прикроватная лампа, отбрасывая мягкий, янтарный свет на стены, заставленные плакатами старых групп и распечатанными фотографиями. Это было мое убежище, и сейчас я делил его с ней, пусть и на короткое время. Было в этом что-то интимное, даже без всякого подтекста.
Мы осторожно улеглись на кровать. Я - на спине. Оливия придвинулась, положив голову мне на плечо. Её рука покоилась на моей груди, прямо над сердцем. Наушники по-прежнему связывали нас, подавая одну и ту же музыку, создавая нашу собственную, звуковую симфонию, которую никто другой не мог услышать.
Теперь мы просто лежали. Я чувствовал мягкое дыхание Оливии на своей шее, её теплое тело рядом. Это было... хорошо. Невероятно хорошо. Приятное, почти умиротворяющее ощущение. Я ощущал, как вибрации музыки передаются через мою грудь, и, наверное, она тоже это чувствовала, ведь её рука лежала там же. Мои пальцы сами собой нашли её волосы и начали медленно поглаживать их, легко, почти невесомо, вдыхая их легкий, знакомый запах. Я не думал, почему я это делаю. Просто чувствовал, что так правильно.
Она ничего не говорила, и я тоже. Не хотелось. Не хотелось, чтобы это заканчивалось. Моё сердце билось ровно, но в нём разливалось какое-то странное тепло. С ней было так просто, так естественно. Как будто весь мир за пределами этой комнаты просто перестал существовать. Только музыка, её присутствие и этот странный, тихий покой. Это была дружба. Самая искренняя и комфортная дружба, которую только можно представить.
Иногда я ловил себя на мысли, что хочу подтянуть её чуть ближе, чтобы почувствовать её щеку у своей. Или поцеловать в макушку. Или... нет, стоп. Мы друзья. Я не хотел ничего портить. Тем более, она встречалась с Райаном. Но это ощущение, это тонкое, почти незаметное притяжение, которое всегда было где-то на задворках моего сознания, сейчас, в темноте под звуки нашей музыки, становилось все отчетливее. Оно было как тихий, но настойчивый ритм, который я не мог игнорировать. Я просто лежал, слушал биение своего сердца и музыку, и чувствовал, как что-то внутри меня медленно, но неуклонно смещается, принимая новую, пока еще неясную форму. И эта новая форма почему-то была связана с Оливией, и я совершенно не знал, что мне с ней делать.