ЧАСТЬ II. Глава 13
36 дней до твоего возвращения
ШОН: Мы сидели за столиком в уютном кафе на углу Ковент-Гарден. Последние лучи солнца, словно золотые нити, протянулись сквозь высокие окна, смешиваясь с прохладным ветром, что прокрадывался внутрь каждый раз, когда открывалась дверь. Официант унес наши тарелки, оставив лишь следы от конденсата бокалов на столешнице, и я уже собирался попросить счет, когда заметил твой взгляд – задумчивый, устремленный за стекло на улицу, где спешили прохожие, не подозревая что стали частью чьей-то грусти.
– Ты в порядке? – спросил я, наблюдая как твои пальцы мнут край бумажной салфетки, будто пытаясь слепить из нее что-то неуловимое. – О чем задумалась?
– Все нормально, – ты оторвала взгляд от окна. – Просто... иногда вспоминается Чикаго.
– Чикаго? – я удивился. – Но ты же здесь хорошо устроилась. Я думал, что ты уже полностью привыкла.
– Я привыкла, да. И я действительно люблю этот город, – твои губы дрогнули в полуулыбке. – Но, знаешь, вот иногда... иногда мне не хватает простых вещей. Шум даунтауна в час пик, запах пережаренного сыра из той пиццерии на углу... ну помнишь, с красно-белой ретро вывеской? Ноябрьское небо над рекой Чикаго, когда оно становится розовым на закате. И, конечно, – люди, друзья. Я скучаю по ним.
– Это просто ностальгия. Чикаго – это часть твоей идентичности, – я кивнул, отдавая карту официанту. – Тебе нравится Лондон. Ты отлично вписалась в него.
– Да, нравится, – с недоверием произнесла ты. – Но это не значит, что я могу забыть Чикаго. Это все равно часть меня. Я ведь не просто переехала на время, я оставила целую жизнь позади. Здесь другая жизнь, другие правила, другой воздух. А еще новые привычки и новые люди. Но иногда мне просто не хватает той атмосферы, той особой энергии, которая была в Чикаго. Лондон, как бы я его не полюбила, не сможет заметить родной дом. Иногда хочется вернуться туда, где все знакомо до мурашек.
Я замолчал, прекрасно понимая и разделяя твои чувства. Мне бы тоже хотелось, чтобы ты никогда не уезжала из Чикаго.
– Ты не думала о том, чтобы вернуться в Америку, хотя бы ненадолго? Съездить в отпуск, к родителям, повидаться с подругами?
– Думала. И иногда очень хочется. Но потом я понимаю, что моя жизнь – здесь. Ты замолчала. А я в очередной раз без слов понял, что ты имела в виду.
Твоя жизнь – Дэниел. Его карьера, его Лондон, его корни, глубоко вросшие в эту землю. Не ты выбрала этот перелет через океан – он просто случился, как случаются вещи, которые мы называем Судьбой.
– Родители пару лет назад, когда узнали про помолвку, переехали в Испанию. Бернар, наконец, успешно продал дом, унаследованный от своего деда во Франции, и решил инвестировать в недвижимость. Мама была только рада переехать. Мы видимся несколько раз в году. А подруги разъехались кто куда. Так что в Чикаго никого не осталось.
– Если тебе когда-то будет нужно немного чикагской энергии, – я подмигнул, – ты знаешь, где меня найти.
Ты фыркнула и вновь по-настоящему улыбнулась.
Мы вышли на улицу, где вечер уже начал раскрашивать небо в сиреневые тона, и продолжили бесцельную прогулку. Ты шла рядом, и я ловил краем глаза, как ветер играет прядями твоих волос. Как вдруг – резкий рывок за локоть, и практически перед моим лицом пронесся красный автобус, едва не сбрив мне нос. Думая о сказанных тобой словах, я напрочь забыл о правостороннем движении, переходя дорогу.
– Черт возьми! – я отпрыгнул немного в шоке. – Никак не привыкну.
– Я тоже первый месяц не могла привыкнуть к таким мелочам, – твой испуг сменился смехом. – Когда тайно выбиралась в город, бродила по окрестностям, изучала улицы как обычная американская туристка. Все тогда казалось таким сюрреалистичным. Со временем привыкаешь.
Мы продолжили идти, а рука твоя так и осталась на локте – легкое, но ощутимое прикосновение. Прохожие скользили по нам взглядом – для них мы были просто парой влюбленных, одной из сотен, что вечерами наполняли улицу. Никто не обращал на нас внимания.
– О чем думаешь? – неожиданно спросила ты, когда мы свернули в тихий переулок.
– Вспоминаю, – со вздохом ответил я.
– Что именно?
– Когда впервые увидел тебя.
– Это было так давно.
– Да. – Но уже тогда я безумно хотел тебя, в чем никогда не смогу признаться. – Жаль, что так получилось.
Ты прижалась чуть крепче, и где-то внизу живота вспыхнуло тепло. Я позволил себе на секунду задержать взгляд на твоих губах, как вдруг ты неожиданно спросила:
– Как дела с Фэллон? – и отстранилась, будто спохватившись.
Я замер.
Фэллон.
Я не знал, что ответить.
С тех пор, как она вернула ключи, мы виделись исключительно на сцене и во время вынужденных репетиций. Странным образом Фэллон не устраивала скандал, не грозила уволиться из театра, все же наши отношения оставались тайными на протяжении года, но мы отыгрывали сцену и расходились по своим гримерным. А в редких посиделках с коллегами продолжали надевать идеальную маску безразличия. Мы играли любовь в спектакле, тогда как избегали друг друга за кулисами.
– Все отлично, – солгал я, стараясь звучать уверенно, глядя куда-то прямо перед собой.
Ты ничего не сказала, а в глазах читалось то, что знала не понаслышке: нормально – это всего лишь слово, за которым можно спрятать что-угодно.
Мы шли молча и на некоторое время между нами повисло невысказанное – как тот автобус, что едва не сбил меня, проносясь в шаге от лица. Ты больше не держалась за меня, но и не отходила далеко, будто боялась, что я снова брошусь под колеса, забыв о британских правилах дорожного движения.
Небо темнело стремительно, будто кто-то сверху вылил чернила в полупрозрачную воду. Первая капля упала мне на лоб, холодная и тяжелая. Затем вторая. Третья.
– Кажется, начинается... – ты не успела договорить.
Дождь обрушился внезапно, напоминая чью-то неосторожную мысль, что могла прорвать плотину слов. В этот раз он не начался постепенно – он взорвался, хлесткий, яростный, смывая с улиц духоту летнего вечера.
Мы вскрикнули одновременно и бросились к ближайшему дереву, а затем к навесу – узкому выступу над витриной антикварной лавки, где уже ютилась пара китайских туристов с картой и селфи-палкой.
– Скажи, в этом городе всегда идет дождь?
– Британцы вообще считают, что он здесь живет, – ответила ты и засмеялась, стряхивая капли с волос. В этот момент выглядела так, будто вернулась на четыре года назад – той самой чикагской девчонкой, которая не боялась промокнуть до нитки, играя до победного в снежки во дворе кампуса.
– Боже, – ты закинула голову, глядя в чернеющее небо, неподалеку сверкнула молния, а немного погодя ее догнал раскат грома. – Это тебе не жалкий дождик в Иллинойсе.
Я ничего не ответил. Просто смотрел, как вода стекает по твоей шее, исчезая под воротником белой хлопковой блузы. Ты дрожала, но не от холода – было душно, словно ветер остался в центральной части города, откуда мы пришли, – от того самого адреналина, что заставляет сердце биться чаще.
Я скинул рубашку с плеч, оставаясь в одной футболке, и накинул тебе на голову, как капюшон.
– Вот. Теперь ты не промокнешь. Ну или... не так сильно.
Дождь неумолимо барабанил по небольшому жестяному козырьку над нами, превращаясь в белый шум. Мы стояли столь близко, что я чувствовал тепло твоего дыхания сквозь ткань футболки. Рядом ругались на китайском два парня, а я постарался повернуться и встать так, чтобы ни один из них не задел тебя ненароком своим гигантским рюкзаком. Ты вдруг пошатнулась, и боясь, что упадешь прямо под ливень, я схватил тебя и прижал к себе.
Горячая ладонь оказалась на моей груди, там, где билось сердце. Бешено.
Капли небесной воды стекали по твоему лицу, задержавшись на ресницах, и вдруг ты опять рассмеялась – звонко, по-девичьи, будто в миг отбросила все напряжение и сбросила с плеч эти годы разлуки.
Я не мог отвести взгляд. Ты была прекрасна – с растрепанными волосами, с румянцем на щеках, с тем самым огоньком в глазах, который помнил еще с университета.
– Такси! – выкрикнули китайские туристы, рванув к дороге наперерез плавно движущемуся кэбу.
Мы проследили за ними, смеясь, а затем я отпрянул, становясь на свободное место рядом с тобой. Ты мялась, оправляя одежду и влажные локоны. Я скомкал в руках промокшую ткань рубашки, которой спасал тебя от косого дождя.
– Я думал, только чикагские зимы могут быть такими же суровыми, а тут дождик... Никаких шансов! Это воистину город дождей!
Ты улыбнулась.
– Это твое первое лето в Лондоне, Шон. Что ты ожидал? – смех был легким и небрежным. Оказаться в очередной раз под дождем в твоей компании было лучшим из предоставленных судьбой возможностей.
Ты коснулась моих волос, поправляя челку, мокро торчащую в беспорядке. Я не отстранился, но инстинктивно тряхнул головой. В подхваченном мной взгляде мелькнуло что-то неуловимое, чему не было названия.
– Встречи с тобой, – сознался я.
Признание звучало откровением, от которого нам некуда было спрятаться.
– Такси? – доставая телефон, предложил я, спародировав ломаный английский недавно стоящих рядом китайцев.
Ты кивнула, однако во взгляде читалось что-то еще – будто не один я хотел, чтобы этот дождь длился вечно. И нам бы не пришлось никуда ехать, и расставаться раньше времени.
Я вызвал машину. Мы ждали, прижавшись по обе стороны от дверей антикварной лавки, пока вокруг нас плясали капли, отскакивая от тротуара в своем беснующемся танце. Ты неожиданно вздрогнула, от холода – блузка насквозь промокла, и я машинально потянулся обнять тебя за плечи.
– Прости, – пробормотал я, но не отпустил.
– Все в порядке, – ты прижалась ко мне, и дыхание обожгло мне шею. – Мне... не холодно.
Такси подкатило слишком быстро. Мы выскочили из-под навеса и втиснулись на заднее сидение, оставляя за собой брызги и смех. Водитель буркнул что-то сердитое, но мы переглянулись и рассмеялись, потому что бежали под ливнем, спотыкаясь о лужи, и я чуть не уронил телефон под колеса, едва успев его поймать.
– Куда? – спросил он, бросая на нас усталый взгляд через зеркало.
Ты, все еще не в силах говорить, смахивала капли со лба и волос. Ты определенно колебалась. Я видел, как сжимались и разжимались пальцы на телефоне.
– Может... – ты повернулась, – может, поедем ко мне? Выпьем чего-нибудь горячего. А то оба... вымокли и промерзли.
Я знал, что это плохая идея. Но дождь стучал по крыше так настойчиво, будто торопил: «Скажи да».
– Калери, я не хочу, чтобы у тебя были проблемы, – тихо ответил я.
– Какие у меня могут быть проблемы? Это и мой дом тоже! А Дэн улетел на съемки, и его не будет до конца недели, расслабься.
– Так куда держим путь, молодые люди? – громче спросил водитель.
Такси рвануло вперед, оставляя за собой брызги на раскаленном асфальте. Ты назвала адрес, а водитель, ловя помехи на радио, резко вывернул руль, едва не срезав велосипедиста, растворившегося в пелене дождя. Мы молчали. Только кондиционер хрипел где-то под приборной панелью, безуспешно пытаясь побороть июльский зной и духоту.
Я смотрел в запотевшее окно, ощущая каждый твой вдох – близко, слишком близко. Мокрая ткань твоей рубашки едва касалась моей, и этого легкого прикосновения хватило, чтобы по коже пробежали очередные мурашки, никак не связанные с сыростью или сквозняком.
– Уверена? – спросил я снова, хотя знал ответ.
Ты повернулась ко мне, и в полумраке салона я увидел, как блеснувшая капля дождя скатывается по твоей шее, исчезая под воротником.
– Я не уверена ни в чем уже очень давно, – ты откинула со лба мокрый локон, и твои пальцы дрогнули, проверяя сообщения в телефоне.
Машина вскоре остановилась у дома – элегантного старинного здания из белого камня, с упрямым плющом, карабкающимся по западной стене. Дождь успокаивался, оставляя после себя лишь легкую морось, в которой золотилось уже низкое солнце, до последнего пробивавшееся сквозь рваные облака. Лужи на мостовой превратились в зеркала, отражающие размытые силуэты деревьев.
Я последовал за тобой, расплатившись с таксистом, все еще сомневаясь в правильности своего поступка. Приглашение было невинным, дружеским, ничего не значащим, – просто обсохнуть и немного согреться.
Твой дом встретил нас простором и светом – именно таким ты мечтала его видеть. Я вспомнил, как ты описывала кабинет с книжными полками и французскими окнами в сад. Пахло уютом, спелыми персиками в кремовой вазе на столе и чем-то неуловимо твоим – теплым, как страницы любимой книги.
– Прости за беспорядок, – ты махнула на коробки у стены, еще не распакованные после переезда. – Все руки не доходят. Располагайся. – Ты кивнула в сторону дивана, сбрасывая промокшие кроссовки. – Я принесу полотенца.
Я остался стоять посреди гостиной, внезапно осознавая всю абсурдность ситуации. Где-то за распахнутым окном, на мокрых ветках, запела птица, а прощальный солнечный луч, пробившись сквозь стекло, упал на одну из фотографий на каминной полке.