ЧАСТЬ II. Глава 2.
58 дней до моего возвращения
ДЖЕЙН: Официантки с непринужденной легкостью передвигались с подносами по залу, время от времени останавливаясь рядом с гостями. Как и положено, шампанское подавали в высоких, вытянутых бокалах с длинными ножками, идеальными для того, чтобы подчеркнуть изысканность момента и позволить подольше наслаждаться его вкусом.
Засмотревшись на пузырьки, искрящиеся в светло-золотистой, почти не тронутой жидкости, которые словно ловили свет, отбрасывая блистающие блики на стекло, я старалась поддерживать разговор с дамой средних лет – супругой соучредителя «The HeartlightFoundation», амбассадором которого Дэниел был уже не первый год. Его опыт, статус и популярность позволяли привлекать внимание общественности и средств для реализации амбициозных культурных проектов этой благотворительной организации.
Мередит Браун-Блайт могла часами болтать о главной миссии фонда своего супруга Руперта Брауна, направленного на поддержку искусства и культуры среди малообеспеченных слоев населения. Меценатство давало возможность организовывать по всему миру благотворительные спектакли, выставки, концерты, мастер-классы, а также стипендии для обучающихся в лучших кино- и театральных школах мира. И сейчас Мередит считала важным рассказать мне о новой инициативе их учреждения, каких-то проектных планах на следующий год, и я старательно делала вид, что слушаю, улыбаясь, кивая, отвечая пару раз фразами, которые можно было бы подставить вместо реального проявления интереса. Ее голос, помимо гудения окружающих разговоров и тихой классической мелодии на фоне, был как шумная, утомительная, непрерывная музыка – ты слышишь ту издалека, но не можешь понять ее слов, как ни стараешься.
Внимание ускользало к группе женщин, окружавших моего знаменитого мужа. Он всегда был в центре на таких вечерах. Его искренняя улыбка, манера поворачивать голову в нужный момент, заигрывать с дамами, шутить и смеяться – Дэниел играл свою роль с определенной целью, каковой бы та ни была. В этом мире гламура, полном софитов и блеска, света и камер, я становилась для него одной из многих. Он наслаждался обращенными на него взглядами, его харизма манила сотни людей, в то время как я была всего лишь его тенью, его плюс один.
Этот мир вечеринок и глянца становился мне все более чуждым. Здесь, где Дэниел был как рыба в воде, где его харизма разливала свет, я все более чувствовала себя ненужной. Именно по этой не озвучиваемой вслух причине я реже стала сопровождать супруга на подобных приемах, если того не требовал пиар-отдел или статус мероприятия. И единственным желанием моим становилось – чтобы он вернулся ко мне и оказался рядом, чтобы хоть на короткий миг быть по-настоящему рядом в обществе знакомых лишь ему людей.
– Честно говоря, мне всегда казалось, что все это излишне. Столько шума, столько людей, зачем весь этот показной лоск и шум? – слова Мередит перетянули на себя мое внимание. Я сдержанно улыбнулась, сделала вид, что пригубила глоток шампанского, ощущая утонченный и освежающий вкус лимона и миндальной сладости на губах.
– Знаете, в вашем деле иногда трудно отличить, где заканчивается действительно важное, а где начинается представление, – произнесла я и тотчас почувствовала, как слова слишком прямо отразили мои собственные внутренние переживания, потому поспешила добавить: – Но если это помогает, то почему бы и нет?
Мередит засмеялась, явно не углядев скрытого смысла в моем высказывании.
– Вы такая чудесная, Джейн! А ваш муж – настоящее сокровище для нашего фонда и для кинематографа! В нашем деле без определенной игры не обойтись, не так ли? Вот я бы точно не смогла играть на публику. Все эти эмоции на заказ...
Она продолжила говорить, а я поймала себя на мысли, что наш разговор был не более чем обычной светской болтовней, лишенной какой-либо глубины. Я бы с легкостью предпочла пустословию одиночество с книжкой в руках.
Грудь сжимало легкое беспокойство, не ревность, скорее, нарастающее раздражение от бессмысленности происходящего. Внезапно для себя самой я вспомнила афишу театра с твоим именем. Рекламные баннеры о гастролях Чикагского театра в Лондоне все чаще стали попадаться мне в новостной ленте по вечерам. По какой-то причине я отчетливо представила как очень давно, в студенческие годы, на репетициях во время разминки с группой, ты отпускал свои шуточки, намереваясь получить мою реакцию на все, что делал. На короткий миг я вернулась в свое прошлое, где не было светских мероприятий, папарацци и напрягающего, вездесущего любопытства со стороны.
Взгляд мой невольно скользнул по фигуре Дэниела. Одна из окружавших его женщин рассмеялась так звонко, что смех этот показался почти интимным. Я видела, как они склонялись к нему, как их руки ненавязчиво касались его плеча, как его взгляд задерживался на одних собеседницах дольше, чем на других, и как все это выглядело естественно, что не оставляло сомнений – они хотели большего. Дэниел, конечно, не замечал этого. Он был профессионалом, мастером обольщения, и это было частью его обаяния. Дэн был знаменитостью, внимание которой пытались урвать себе эти дамы, но для меня он был просто мужем. Мы жили в бешеном ритме столичного Лондона и его карьеры, и я привыкла к тому, что он всегда привлекает внимание. Но каждый раз, когда это происходило, мне становилось все труднее не замечать.
Его смеющиеся глаза, его темно-синий костюм, в котором он выглядел словно сбежавшим со свежих страниц глянцевого журнала – все это ощущалось слишком ярко и поверхностно, в то время как сама я оставалась среди людей, с которыми, в сущности, не хотела находиться. Шум, разговоры, легкий запах духов, шампанское – все это казалось далеким и чуждым, а тело вынужденно оставалось здесь, притворяясь частью этой картины.
Неожиданно я почувствовала, как взгляд Дэниела наконец остановился на мне. Наши глаза встретились и на мгновение все вокруг словно исчезло. Его лицо смягчилось, будто отзываясь на меня. Он чуть наклонил голову, как бы извиняясь передо мной за свое временное отсутствие, но так и не подошел, снова предоставив себя женщинам, которые восхищенно внимали его словам, в то время как смех и разговоры сливались в непрерывный шум в переполненном зале.
Я стиснула зубы, но улыбнулась – жест, который частенько использовала, скрывая за ним свои реальные чувства. Я оглядела зал, пытаясь отвлечься, не в силах больше стоять здесь и смотреть на это. Вздохнув, я отвернулась, извинилась перед ничего не подозревавшей хозяйкой вечера и проследовала к бару в противоположной стороне. И вот, стоя со стаканом воды у барной стойки, я слегка отстраненно наблюдала за всем происходящим и пыталась успокоить нервное напряжение, которое чувствовала уже несколько часов.
Знаешь, каждый час жизни – даже самый скучный внешне, вроде ожидания автобуса серым дождливым вечером – посылается для чего-то определенного. Для некоего внутреннего открытия, безумно важного для всего последующего. В жизни нет неважных моментов и скучных кусков, но есть куски запоротые или недопонятые. Когда все в жизни хорошо, мы начинаем придумывать себе проблемы, а принимаясь за их решение, упускаем из виду, как медленно делаем шаг назад. В этом и таится скрытый смысл: мы сдаемся при малейших неудачах в намеченном плане, порой забывая, что жизнь сама подсказывает нам, в каком направлении двигаться.
– Ты в порядке? – Патрик, наш начальник охраны, оказался рядом, едва мне удалось остаться в одиночестве. Он был чуть ли не единственным человеком, видевшим зарождение нашей пары, а затем и семьи. Ввиду профессионализма он всегда оставался спокоен, а голос его был мягкий и обыденный, но с той самой заботой, что редко показывают словами.
Я незаметно кивнула и попробовала улыбнуться, но улыбка вышла кривой. Слишком натянутая, слишком фальшивая. Я вновь посмотрела в зал и обратила внимание на Эмбер Тейт – актрису, с которой Дэниел снимался в последних нескольких фильмах франшизы. Она была привлекательна, с тем легким, но явно ощутимым флиртом в манере разговора и движениях. Рано выйдя замуж за оператора-постановщика Арамира Флавио, Эмбер уже сейчас могла похвастаться двумя очаровательными дочками, превосходной мордашкой и фигурой, столь востребованной на широких экранах, в экшен боевиках и триллерах. Она стояла рядом с Дэниелом и бескомпромиссно скользила взглядом по его телу, по его лицу, так открыто и нагло, как если бы не было никакой границы между ними.
Не имея возможности расслышать, о чем они разговаривали, я могла лишь строить догадки, наблюдая за тем, как оба наглядно демонстрировали интерес. Дэниел, не скрывая своей симпатии, что-то увлеченно рассказывал ей. И явно наслаждался ее присутствием. Фантазия перемешалась с реальностью, когда я заметила, как его взгляд смещается в сторону ее губ, а улыбка становится немного расслабленной и даже чуть более личной.
Я вздохнула и отвернулась, сдерживая собственное дыхание. Гордость и ревность... Все переплелось. Гордость за него – за его успех, за то, что он талантлив, востребован и что его ценят. Но ревность... Чувство угрозы, которое я в последнее время не могла скрыть. Он был моим мужем, а я была его поддержкой. Но была ли я готова делить его с миром шоу-бизнеса? С этими многочисленными воздыхающими по нему женщинами? Я всегда знала, что жизнь наша будет публичной: слежка папарацци и тесная работа с другими актрисами были неминуемы. Но чувства, в очередной раз захватившие меня сегодня, заставили впервые по-настоящему сомневаться.
И ведь он никогда не обманывал. Он смотрел на меня. Он всегда смотрел. Он всегда любил, и всегда выбирал меня. Но что-то в этом безумно легком взаимодействии с Эмбер спровоцировало ощущение едва заметных трещин, расползавшихся у основания наших отношений. А все потому, что его внимание из года в год рассеивалось между мной и этим миром, и мне приходилось бороться даже за его внимание.
Что-то болезненно сжалось в груди. Патрик все еще стоял рядом, наблюдая за залом. Он заметил мой взгляд, обращенный на него, и немного покачал головой, как будто знал, о чем я думаю, но не решался произнести это вслух. Я тихо улыбнулась ему, пытаясь скрыть усталость и бушевавшую внутри меня бурю.
– Иногда трудно не заметить, как легко он нравится всем вокруг, – произнесла я, вращая в ладонях стакан с водой, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Приходится делить его с остальным миром.
– Может быть, это и есть цена славы? – после недолгого молчания неожиданно сказал Патрик.
Может быть. Я часто стала думать о том, что должна принять происходящее, ведь я выбрала его. Я сама выбрала эту жизнь рядом с ним.
Не получив от меня ответа на вопрос, Патрик молчал. Он знал, что я не жалуюсь и мне не нужно утешение. Я просто хотела, чтобы кто-то заметил мое присутствие. Не кто-то. Дэниел. Но никто не замечал.
– Я уже достаточно побыла одна. Приличия соблюдены. Думаю, что могу возвращаться домой. Он справится без меня, – сказала я тихо, отметая мысли о том, что это могло быть ошибкой. Я люблю его. И я знаю, что он любит меня. Но что еще я могла сделать? Дэниел был занят, и я не могла претендовать на большее в этот самый момент.
– Я отвезу тебя. И найду того, кто приедет за Дэном.
– Не стоит. Я хочу прокатиться сама.
Патрик не стал возражать, но прежде, чем дать ключи от моего джипа, за рулем которого Дэниел привез нас на эту вечеринку, уточнил как много я выпила. С недавних пор, мы всегда приезжали отдельно, но в сопровождении машины охраны, в основном Патрика или кого-то из его парней, – я уезжала с вечеринок первой, тогда как Дэниел мог задержаться подольше. Соединив большой и указательный пальцы, я показала ему цифру ноль, и уголок его губ дернулся в подобии непозволительной для его должности на публике улыбки.
– Только скажи Дэниелу, что уезжаешь, – настаивал Патрик, не спеша класть в мою раскрытую ладонь брелок от машины.
– Это так необходимо? Ты же видишь, он занят.
– Джейн... – он снова посмотрел на меня, умоляя не совершать сгоряча поступки, о которых я потом непременно стала бы жалеть.
Но не успела я согласиться на его условие, как к нам внезапно подошел мой супруг.
– Вот ты где! Что случилось? – Заметив, что авто-брелок оказался в моей руке, Дэн слегка наклонил голову, как будто извиняясь.
– Немного разболелась голова. Я в порядке.
Я в очередной раз натянуто улыбнулась. Дэниел положил ладони на мои предплечья, заглядывая в глаза и коснувшись кратким поцелуем у виска.
– Ты уже уходишь?
– Немного устала. Все хорошо, правда, – ответила я, но в голосе сквозила неуверенность, и он сразу это заметил. Он крепче сжал мое плечо, как бы обещая, что все в самом деле будет в порядке.
Я сидела за рулем, ощущая как колеса машины плавно скользят по мокрому асфальту, отражающему огни вечернего Лондона. Мягкий свет уличных фонарей растворялся в темноте, не оставляя после себя следов, когда я проехала Пикадилли-серкус. Мимо окон мелькали силуэты прохожих, дома и фасады магазинов, сверкающие своими вывесками с заманчивыми неоновыми надписями. Ветер легким дуновением проникал в салон, и я открыла окна чуть шире, чтобы впустить этот городской воздух – свежий, пропитанный недавним дождем и запахом грядущей ночи.
В такие моменты Лондон кажется мне особенно волнующим. Такой чужой и такой близкий одновременно. Он живет свой жизнью, и я одна из миллиона тех, кто просто проходит сквозь его тени.
Хотелось убежать, скрыться, спрятаться.
Я еду, но не знаю куда. Просто еду.
Свет уличных фонарей плавно растекался по асфальту, едва касаясь моих глаз, как мазок кисти, осторожно наметивший форму на холсте. Контуры зданий и прохожих словно исчезали, трансформируясь в абстракцию. Огоньки автомобилей вокруг обращались в размытые пятна, расплывающиеся и пропадающие в миражах, как нежные мазки, будто художник в спешке успевал поймать их на холсте. Все так расплывчато и зыбко... Окна домов превращались в яркие пятна, их свет – как простые, но такие живые мазки желтого и оранжевого, как если бы я ехала не по настоящему Лондону, а скользила по полотну Моне. Не хватало только тумана.
Я все дальше уезжала от той благотворительной вечеринки, где оставила своего мужа под опекой Патрика. Не оглядываюсь, но знаю – он там, в переполненном поклонницами мире, восхищенных его шутками и обращенным на них взглядом.
Машина мчалась по улицам, а я пыталась отогнать от себя мысли, что снова оказалась на заднем плане, как тень, которой не хватает ни слова, ни жеста, чтобы остаться в Егоцентре. Я не могу позволить себе эту слабость. Слишком много лет я рядом с ним, и он никогда не отпускал меня, не забывал. Дэниел любит меня. Я знаю это. Просто он всегда такой притягивающий, яркий, словно магнит, и я научилась жить с этим, даже если весь мир будто оборачивался вокруг него словно Солнца. Однако сегодня все было немного иначе. Сегодня я в очередной раз почувствовала, как против своего желания отступаю в его тень.
Остановившись на светофоре, я неожиданно понимаю, что широкая дорога передо мной ведет к театру Олд Вик[1]. Он уже совсем недалеко, выглядывает из-под темноты ночного покрова, как крепость с величественными колоннами и строгим фасадом, скрытый от меня по обе стороны маленькими кафе со старыми выцветшими вывесками и зданиями постарше, где у каждого есть своя собственная история.
Подъехав к театру, я удачно припарковалась перед стеной с многочисленными афишами, зазывающими прохожих стать частью театрального мира наступающего сезона. Я не спешила выходить, понимая, что по велению самой судьбы прямо передо мной висит тот самый плакат спектакля «Веер леди Уиндермир»[2]. В центре – изысканный веер, украшенный золотыми и серебряными элементами, на фоне глубокого, бархатного темного-красного цвета, – как символ тайны и недосказанности, как утонченный аксессуар, в котором заключены секреты любви и предательства. Я прищурилась, пытаясь вчитываться в витиеватые линии шрифта, навевающего атмосферу викторианской эпохи. А внизу афиши – несколько портретов персонажей, где, конечно же, я замечаю Тебя. Немного в стороне от центральных исполнителей ролей, но даже так это ощущалось мощно. В такой свойственной тебе уверенной позе, словно ты был готов покорить мир, читалась аристократическая беззаботность героя, а во взгляде – насмешливость.
Я ощутила, как сердце забилось быстрее. Закрываю глаза и в сознании тотчас всплывают моменты не такой уж давней молодости – просмотры фильмов, звонкий смех, бесконечные разговоры, прогулки и теплые вечера. Три года разлуки ощущались как вечность, и теперь, увидев твое имя воочию, я поняла, как же сильно мне не хватает тебя.
Я сжала рулевое колесо, чувствуя вновь охватившее меня волнение. Захотелось, чтобы ты просто спрыгнул с этого плаката, просто подошел ко мне, снова улыбнулся как умеешь ты один, как если бы у нас все было как прежде. Но в этом мире света и тени мне сложно поверить в то, что мы сможем быть такими, какими были раньше. Я думала о том, как изменились наши жизни, о твоих успехах на сцене, и о том, как мы всего несколько лет назад случайно повстречались на вечеринке в Нью-Йорке. Мысли о тебе последнее время вызывали у меня смешанные чувства – радость и легкую грусть.
Дождь начал капать, мелодично стуча по крыше автомобиля. Мир вокруг словно замер. Я продолжала сидеть и смотреть на анонс спектакля сквозь ветровое стекло, погруженная в свои мысли, не желая расставаться с этой нахлынувшей ностальгией.
Изредка мимо сновали прохожие под широкими полами зонтов. Одинокие унылые фонари освещали улицу поздним вечером в этом районе Лондона. А время незаметно смывалось потоком воспоминаний.
Твое имя притягивало меня, словно магнит, не позволяя уехать. В этом мгновении я с долей страха осознала, что все еще храню в сердце частичку нашего общего на двоих прошлого, и это знание было одновременно сладким и горьким. И даже когда дождь усилился, я не желала двигаться с места. Я позволила себе насладиться этим моментом, надеясь, что призрачное ощущение незримой связи было более реальным, чем сотни разделявших нас километров.
Домой я вернулась к полуночи, а в окнах едва заметно горел свет.
Я повернула ключ и вошла, на секунду замерев: гостиная погружалась в полумрак ночи, только телевизор тихо мерцал и единственная одинокая лампа в углу. Дэниел сидел на диване, все еще в своем безумно дорогом костюме от «Gieves & Hawkes», и слушал какое-то очередное юмористическое шоу по телевизору – резкий закадровый зрительский хохот не оставлял в этом сомнений. Он выглядел усталым и отстраненным.
– Ты поздно, – сказал он, встретившись со мной взглядом, полным обиды и угрызений совести, будто он чувствовал свою вину за то, что на этой вечеринке не уделял мне достаточно внимания. Но практически сразу он вернулся к просмотру шоу, пытаясь скрыться и не позволить мне прочитать себя, спросив: – Все хорошо?
– Все в порядке, – тихо ответила я и заставила себя улыбнуться, снимая на ходу туфли и отставляя сумочку на обувной комод.
Я знала, что будет сложно. Снова наш разговор превращался в замкнутый круг, в котором не получалось найти общую точку зрения.
Сердце застучало быстрее. Я почувствовала, как живот сжался, а в горле пересохло. По непонятной причине я пыталась судорожно найти себе оправдание, хотя понимала, что не совершала ничего постыдного. Не хотелось лгать и рассказывать ему о том, как мне становилось тяжело среди всех этих людей, что его флирт и внимание к другим заставили меня чувствовать себя чужой в, казалось бы, нашем собственном коконе. Не хотелось обсуждать с ним свои чувства, не хотелось разбирать каждый момент, каждый взгляд и прикосновение чужих рук к нему. Однако и правду сказать я не могла, предугадывая его реакцию. Мне просто нужно было иметь что-то свое, для себя. И так ты стал моим маленьким секретом.
– Прости, что задержалась. Решила прокатиться в такой чудесный вечер по городу, – сказала я, пытаясь звучать убедительно. Но в моем голосе все равно скользнуло что-то неуловимое, готовое разоблачить меня. – Я не выдержала. Было слишком... всего. Мне нужно было побыть одной.
Кажется, Дэниелу передалось это напряжение. Он посмотрел на меня, выслушав с недоверием, натянуто улыбнулся, сохранив молчание, но не стал настаивать. Он вполне ожидаемо отдалился. В подобной недосказанности, что оставалась между нами, когда что-то не так, мы оказались не впервые. А ведь я раньше никогда не ездила после вечеринок по городу совершенно одна! Обычно это я сидела в кабинете за ноутбуком, а он возвращался поздней ночью. Но, похоже, все в моей жизни решило перевернуться с ног на голову. Не иначе как богам стало скучно наблюдать за нами.
Я сняла жакет и подошла ближе. Медленно присев на подлокотник дивана, я ласково прошлась раскрытой ладонью по его волосам, опускаясь по затылку, вдоль шейных позвонков вниз по спине. Он продолжал делать вид, что сердится.
Пиджак от костюма лежал аккуратно сложенным на спинке дивана в другой стороне. Я расстегнула ожерелье на шее и опустила на стеклянный столик, где уже стояла недопитая бутылка минералки. К ожерелью медленно, поочередно присоединились серьги. Дэниел все также демонстративно предпочитал мне телевизор. И я могла поверить, если бы не очередной перерыв на рекламу, которую, я знала, он так ненавидел.
– Я не хотел тебя ранить, Джейн, – он заговорил первым. Его глаза встретились с моими, и я успела прочесть в них не только раздражение, но и беспокойство, и усталость, которую он так часто скрывал от всех за маской беззаботности. – Я не хотел, чтобы ты чувствовала себя одинокой. Просто... мне нужно быть там, в таких местах... Я должен быть этим человеком на вечеринке, понимаешь? – произнес Дэниел, извиняясь, после чего отложил пульт на столик.
Он был как никогда прав. Мы оба знали, как важно в подобных ситуациях не только быть рядом, но и не забывать роли, которые мы играем в жизни друг друга, несмотря на то, что все это постепенно разрушало нас прежних.
Я слегка наклонилась к нему и губы коснулись его уха, чуть задевая кожу, словно невидимой нитью. Его дыхание в миг стало более прерывистым, тело немного напряглось от демонстративно подавляемого желания.
– Не хочу, чтобы ты думал об этом, – шепнула я привычную фразу, с которой обычно начинались моменты наших перемирий.
Дэниел сомкнул веки, тяжело вдохнув, и теперь уже едва заметно скользнул костяшками пальцев по моей щеке – нежно и ласково. Я почувствовала, как его новые эмоции крепко переплетались с теми, которые он пытался игнорировать. Но у меня всегда получалось вернуть его себе, просто находясь рядом, просто предлагая себя ему – свое тепло, свою нежность и близость.
– Я всегда с тобой, даже если не всегда показываю это. Прости меня. Ты важнее всех сразу. Ты – моя любовь, Джейн.
Он молчал несколько мгновений, пока я рассматривала его, пытаясь совладать с утихающей бурей чувств внутри. Дэниел скользнул пальцами по моим волосам, нежно поправляя пряди, выбившиеся из прически. Я не смогла сдержать улыбку – маленькие, обыденные жесты, приносящие невероятное утешение. Его губы приоткрылись, и я поняла, что он собирается что-то сказать, но вместо этого он просто поцеловал меня – не торопливо, не страстно, а тихо и нежно, будто прося прощения, желая вернуть все, что было потеряно за те несколько часов, что мы провели этим вечером порознь.
– Я ожидал, – он отстранился ненадолго, чтобы взглянуть на меня, – что, вернувшись, займусь любовью со своей женой, но на часах уже давно за полночь, а я сижу один в пустом доме.
– Люблю, когда ты злишься, милый. Продолжай. Это так сексуально, – я скользнула пальцами по его плечу, ощупывая ткань рубашки, подвигаясь к нему ближе. Уже в этот момент я заметила, как грудь его напряглась от прерывистого дыхания, а глаза затуманились. Не смотря на все свое внешнее спокойствие он тоже теряет баланс. Мы нуждались друг в друге – без масок, без ролей и без приличий. Только вместе. Только мы двое.
– Могла бы сообщить, где ты.
– А ты мог бы позвонить. – Я целовала его лицо, нарочно избегая жаждущие поцелуя губы, ласково пробираясь кончиками пальцев под рубашку. Пуговица за пуговицей.
Впрочем, губы Дэниела нашли мои, когда он с уверенностью прижал меня к себе, одним ловким движением усаживая на колени, наплевав на тонкий шелк вечернего платья от кутюр. Я ответила на поцелуй, зная, что теперь уже невозможно остановиться. Так было всегда. Огонь страсти внезапно захватывал нас. Оставались только желание и звенящая в ушах тишина. А сейчас это было воссоединение после несостоявшейся ссоры – наш способ напомнить друг другу, что мы все еще здесь, мы рядом, что мы любим.
– Кое-кому придется всю ночь вымаливать у меня прощение. – Его ладонь скользнула вверх по обнаженной части бедра – он спешил снять с меня платье.
– Но я не знаю ни одной молитвы, – горячо прошептала я прямо в уголок его рта, почувствовав свою власть над ним.
– Я подскажу тебе слова... – В темноте гостиной синева его глаз, пьянеющих от осознания нашей близости, встретилась с зеленью моих.
Я улыбнулась, а Дэн лишь сильнее обнял меня, прижимая к себе, не переставая покрывать мои шею и плечи жаркими поцелуями. И на этот раз я не ощущала ни одиночества, ни страха. Я была любима.
__________________________________
[1] (англ. Old Viс Theatre) – театр в Лондоне, расположенный к юго-востоку от станции Ватерлоо на углу Кат и Ватерлоо-роуд. В 1963 году, ещё при Лоренсе Оливье, театру было присвоено звание Королевского национального театра Великобритании, которое Олд Вик с гордостью продолжал носить до 1976 года, когда произошло разделение труппы на старший и младший состав, в результате чего новый молодой коллектив переехал в новое здание, построенное в районе Саут-Бэнк и получившее название Янг Вик. Художественным руководителем театра до 2015 года являлся американский актёр Кевин Спейси, назначение которого вызвало значительный общественный резонанс.
[2] или «Пьеса о хорошей женщине» – комедия Оскара Уайльда, премьера которой состоялась 22 февраля 1892 года в театре Сент-Джеймс. (прим.автора)