Глава 11
– Мамочка, ну, пожалуйста!
Когда Ире было что-то нужно, она умела делать такое жалостливое лицо, что на нее нельзя было смотреть без слез.
– Это же Новый год! Он раз в году бывает! Мама резала овощи для супа и не отрываясь смотрела на разделочную доску.
– Спрашивай у папы, – наконец сказала она. Если отпустит – иди.
– Но ты же главнее папы. – Ира подсела поближе к маме и заглянула ей в глаза. – Если ты с ним поговоришь; он тебя послушает…
Мама улыбнулась, встала и засыпала овощи в кипящую воду.
– Ну и хитрюга ты, – сказала она. – Всегда добиваешься того, чего хочешь.
Ира взяла длинный батон французского хлеба и стала его резать.
– Вот увидишь, – говорила она, – я теперь стану тише воды, ниже травы. Мне бы только сходить на Новый год, а потом я вообще из дома ни ногой…
– А кто там будет? – спросила мама.
– Там? – Ира собралась с мыслями. – Ну, Волков придет, Елкин, Туся, Юля С Мариной Кажется, еще кто-то из старой школы Волкова
– Я сделаю тебе большую миску крабового салата, – сказала мама. – И торт. Ты ведь должна что-нибудь принести.
При упоминании о крабовом салате Ире стало неловко, что опять приходится обманывать. Но что делать? Ведь если сказать правду, мама ни за что се не отпустит.
Ира положила куски хлеба на плетеную тарелку и пошла в свою комнату звонить.
– Аня?
Конечно, это была Аня, но она молчала и ждала.
– Ях6чу тебя кое о чем попросить, – сказала Ира. – По старой дружбе.
Аня ничего не ответила, но и трубку не бросила, это было хорошим знаком.
– Мне нужно уйти из дома на Новый год, – скороговоркой сказала Ира: – А на дискотеку меня ни за что не отпустят: Я скажу родителям, что буду у тебя, ладно?
На другом конце провода было тихо, но Ире показалось, что она услышала, как Аня вздохнула.
– Они не будут тебе звонить, – сказала Ира. Тебе даже не нужно будет им врать. Я просто скажу, что я у тебя, и все.
– Лучше не надо, – сказала Аня. – Я не хочу.
– Не хочешь мне помочь? – Иру захлестнула горячая волна ненависти. – Один-единственный раз тебя о чем-то попросила, а ты…
– Это не помощь, – строго сказала Аня. – Это черт знает что. Если тебе так нравится врать – пожалуйста, но меня не впутывай.
С этими словами она повесила трубку.
«Ну и ладно, – подумала Ира, – тоже мне – лучшая подруга».
Новый год совсем скоро. Какая-нибудь неделя, и наступит январь. Теперь на каждом углу продают елки и гирлянды, хлопушки и бенгальские огни. Ира купила упаковку огней и зажгла один прямо на улице. Она держала искрящийся фонтанчик в вытянутой руке и смотрела на разбегающиеся искры.
С кем пойти в «Кашалот»? Эта мысль была и приятной, и тревожной одновременно.
Ире нравился Макс, потому что все в нем было каким-то загадочным. От него пахло дорогим одеколоном, он всегда был безупречно, одет… И потом – он курил трубку.
С самого детства Ире казалось, что трубку курят только люди удивительной судьбы – поэты, моряkи или, на худой конец, вожди: Шерлок Холме тоже курил трубку… А плохие люди почему-то никогда этого не делают.
А Егор? В нем нет ничего загадочного. Наоборот, как сказала бы Света: «С ним все ясно». Но после того поцелуя на крыльце он почему-то стал дорог и близок Ире, как будто между ними протянулась тонкая, невидимая для чужих глаз ниточка.
Когда Егор смотрел на нее или брал за руку, ей хотелось, чтобы это никогда не кончалось. «Наверное, Я сумасшедшая, – решила Ира. Или очень испорченная. Потому что так не должно быть».
Она подумала про Аню. С ней бы такое никогда не случилось. Она любит своего Волкова, и все. И ни на кого больше не смотрит. И не думает ни о ком другом.
«А у меня, как в сказке, – горько усмехнулась Ира, – одну ягодку беру, на другую смотрю, третью примечаю, а четвертая мерещится…»
Около дома ее ждал Макс. Он пытался раскурить трубку на ветру, но у него ничего не получалось. Ветер разметал его светлые волосы, а кончики ушей покраснели от холода, но он не уходил.
– А я думала, у тебя еще уроки, – сказала Ира, подходя к нему.
– Да, уроки, – подтвердил Макс. – Английский.
Но я его лучше учителя знаю.
– Это не трудно, – улыбнулась Ира. Англичанка – сухая и со вкусом одетая женщина средних лет – часто делала ошибки в языке, но терпеть не могла, когда ее поправляют. И еще она никогда не ставила пятерок.
«Я сама знаю английский на четверку, – любила повторять она. – А на «отлично» знает только Бог!»
«А Шекспир?» – спросил однажды Максим Елкин.
«Что – Шекспир?» – не поняла англичанка.
«Шекспир на сколько знал английский?» Англичанка задумалась.
«Ну, если на «отлично» знает только Бог, – она подняла глаза к потолку, – то Шекспир, наверное, знал английский на четверку».
«Как вы?» – спросил Максим и надел очки, как будто для того, чтобы получше разглядеть учительницу.
«Елкин, выйди вон! – завизжала англичанка, забыв о хороших манерах. – Как ты смеешь сравнивать меня с Шекспиром!»
Максим покорно вышел из класса, а все еще долго хихикали, глядя на незадачливую учительницу.
Ира рассказала этот случай Максу, но он не засмеялся. Улыбка лишь чуть-чуть тронула уголки его губ.
– Не пригласишь? – спросил он.
Они стояли под Ириными окнами, и это было так естественно – пригласить Макса домой на чашечку чая, познакомить с мамой…
– Нет, не сейчас, – испуганно сказала Ира. Она боялась, что зайдет разговор о Новом годе и мама все поймет. – Понимаешь, – торопливо заговорила она, чтобы он не успел обидеться, – у меня сейчас дома ремонт – ни проехать, ни пройти. Плитка везде разбросана, краской пахнет…
– Ну, ладно. – Было видно, что Максу совсем неинтересно слушать о подробностях ремонтных работ. – В другой раз.
Ира покосилась на свои окна. Вот будет смешно, если мама поливает цветы и видит их вместе. Тогда она обо всем догадается и – прости-прощай «Кашалот»!
Но ее окна были зашторены, и никто их не видел.
Они неловко топтались друг напротив друга и больше не знали, о чем говорить.
– Ну, я тогда пойду? – спросил Макс.
– Ну, иди, – сказала Ира, не зная, чем можно его удержать.
Он сделал несколько шагов, но потом повернулся и сказал:
– Я зайду за тобой тридцать первого, часов в шесть. Хорошо?
– Хорошо, – кивнула Ира и вошла в подъезд. «Решено, – сказала она сама себе. – Иду с Максом». И от этой определенности ей стало грустно.
Так устроена жизнь: выбирая что-то одно, отказываешься от другого. И так во всем.
Нельзя со всеми дружить, всех любить, и идти во все стороны сразу.