19
Антон заметил кое-что необычное в розе Дианы. Помимо ее неестественной, не присущей другим цветам красоты и благоухания, своей свежестью она заражала и растительность вокруг. Трава в двух метрах от розы, прибитая дождем, покрылась грязью и пятнами и склонилась к земле. Вблизи же она благоухала и тянулась ввысь к цветку, как подсолнух к солнцу. Чудесная картина!
Как же хотелось поделиться ею с кем-нибудь. Это приятно, когда показываешь близкому что-то дорогое сердцу, надеясь, что он разделит твое мнение. В жизни Шастуна это происходило крайне редко, и он ценил и помнил каждый такой момент. Дело не в том, что его вкусы не совпадали со вкусами родных, а в том, что они были недостаточно близки ему. Маму и папу не особо интересовало, что он читает, слушает или смотрит. Такая мелочь — обратить внимание, а сколько радости она приносит человеку. И ему так хотелось в тот момент показать розу Дианы Арсению!
Теперь он один. Брюнету не с кем поговорить, а те последние дни существования Дианы были потрачены глупо. Он не ценил каждый прожитый с ней миг и поплатился за это угрызениями совести, сводящими его с ума каждый час.
А теперь парень терял Арса. Во всех смыслах. Ему осталось немного времени. Он уже решил для себя, что не поднимет руки на Попова. Его жизнь уже потеряна, так почему он должен терять свою ради него? Почему он должен искупать его глупость ценой своей жизни?
Тошу волновало, чем он сейчас занимается. Вернулся ли домой к отцу и сестрице, поговорил ли с ними обо всем? "Папа, прости, что я – гей" — идеальное извинение. Порой Шасту кажется, именно этих слов так ждут родители от своих ЛГБТ- детей. Обвинять гея в том, что он рожден геем, все равно, что обвинять альбиноса в бледности кожи.
С усмешкой парень представил себе такую картину:
параллельная вселенная, в какой-то семье парень делает каминг-аут перед родителями:
— Папа и папа, я — гетеро.
— И как же тебе не стыдно! Это болезнь, от нее нужно лечить! Что же скажут наши родственники и твои друзья? Мы опозорены!
Смешно и грустно, не правда ли? Кто имеет право указывать, кому существовать в мире открыто, а кому прятаться от ненавистников? Кто установил эти глупые правила? Все люди равны, вне зависимости от их пола, происхождения, ориентации, цвета кожи и религии, ибо всему придет один конец. Богат ты будешь или беден, гей или гетеро, злодей или альтруист, верующий или атеист. У всех одна судьба — смерть. Она делает нас равными.
В таких раздумьях Антон дошел до дома Арсения. За окнами царила тишина, но звон чашек мгновенно ее растворил. Шоркали чьи-то тапочки о пол, скрипели ножки стула, и кто-то шумно опустился на сиденье.
— Бессмысленно искать его, он не объявится, — грустно говорила Алиса. —Мы испугали Арса, отец.
Так он еще не вернулся? Где же тогда блудный сын? Шастун думал, он дома. Он навострил уши и внимал теперь каждому шороху, вздоху и кашлю мистера Попова.
— Я знаю, что был не прав, но и ты меня пойми. Ты бесплодна, внуков от тебя мне не видать, а единственный сын оказался геем.
— То, что он гей, не лишает его права заводить семью и детей.
— Думаешь, он согласится связать себя узами брака с девушкой? Думаешь, девушка будет терпеть его ради ребенка, пока он со своим любимым? Чушь!
— Я имела в виду, если бы он связал себя узами брака с любимым человеком. В конце концов, еще никто не отменял детские дома.
— Как ты представляешь себе воспитание ребенка однополой семьей, да еще и мужчинами? Как два человека одного пола могут усыновлять или удочерять? Просто в голове не укладывается!
— Ну да. Я, конечно, понимаю, что в детских домах еще полно мест для детей-сирот...
— Алиса, ребенку нужна мать! Да и вообще... Это будет не наша кровь.
— Суррогатное материнство?
— Довериться какой-то незнакомке?
Последовала пауза. Отец и дочь подняли чашки и сделали по паре глотков. Шаст испытывал симпатию к Алисе — она говорила о том, о чем другие обычно молчали. Девушка признала свои ошибки и сейчас, даже когда Арсений не видел этого, защищала его и всех представителей ЛГБТ. Она, будучи явной гетеросексуалкой, вступалась за таких, как Антон.
Арс, как добра и гуманна твоя сестра!
— Как быть дальше? — спросила Алиса.
— Ждать. Ждать, пока Арсений созреет для разговора с нами.
— Если ты при встрече будешь относиться к нему как обычно, то большего и не надо.
— Почему это?
— Потому что Арс поймет, что его ориентация не повлияла на твое отношение к нему... Вернее, ты исправился после его побега и осознал свою ошибку. Он вправе любить того, кого велит ему любить его сердце...
Но Арсений никого не любил. Вообще, как люди узнают о своих предпочтениях? Их гениталии ведут себя естественным образом при виде какого-то человека? А что же чувствует сердце в тот момент? Человек должен влюбляться в другого. Если он действительно полюбил душу, то не будет смотреть на оболочку. Если она его останавливает, эта любовь ненастоящая. Но если так рассуждать, то выпадает такое понятие, как ориентация.
— Алиса, я должен с тобой поговорить, — тяжело начал мистер Попов.
Его голос дрожал, слова произносились через силу.
— Да, отец?
— Мне уже нужно возвращаться обратно на лечение. Врачи названивают чуть ли не каждый час. Я бы решил, что им поскорее хочется перекачать деньги из моих карманов в свои, но дело не в этом. Мое самочувствие действительно ухудшается.
— Почему ты не расскажешь об этом Арсению?
— Тогда мне придется рассказать правду о смерти его матери. Я приехал сюда лишь для того, чтобы забрать его и отписать часть дела ему, оплатить его престижное образование на годы вперед. А потом он сможет унаследовать бизнес.
— Папа, да о чем ты? — Шастун слышал горечь в голосе Алисы. — Зачем ты все так распланировал? Почему не можешь просто рассказать Арсу о проблемах с сердцем, не затрагивая тему мамы?
— Потому что тогда я умру не от порока сердца, а от угрызений совести.
Он помолчал, собираясь с мыслями. Дышал редко, но в полную грудь.
Угнетающая атмосфера в комнате чувствовалась даже сквозь стекло. Брюнет представлял, как они сидят поникшие, опустив голову над столом, не смея даже взглянуть друг другу в глаза. Такое могло длиться долго.
Парень уже знал, что ему делать. Как спасти ситуацию, как спасти заботливого отца Арсения. Добродушного, сильного, понимающего, вникающего... живого, даже когда жизнь идет наперекосяк. Такого, о каком он мечтал. Арс видит его, но не понимает, а значит, его видение равнозначно слепоте. Он не замечает постоянную вездесущую заботу отца, как будто не осознает, что однажды наступит день, когда сам начнет ее искать. Но будет поздно.
В кухне зазвонил телефон. Недолго прозвучав, он стих, и на смену ему пришел внезапно оживленный голос мистера Попова.
— Да-да, алло?
Кто-то резко поднялся из-за стола, следом поднялся второй.
— Что случилось? — спросила Алиса.
— А за что? За что? — продолжал беседу мужчина. — Понял, я уже выезжаю. Не навредите ему, я вас умоляю!
От нетерпения Антон заглянул в окно и увидел, как отец Арсения небрежно бросает телефон в карман рубашки и, прихватив пиджак, выбегает в коридор.
— Арс в полиции, — обратился он к Алисе. — Полицейский не говорит за что, но его вопрос: "А что вы так удивляетесь?" меня возмутил невообразимо!
Алиса замялась и застыла на месте, широко раскрытыми глазами глядя на собирающегося отца. Она знала о проделках Арсения и утаивала их от папы долгое время.
— Отец, я должна тебе кое-что рассказать...