18
Холодный ливень бил по крыше домика. Он создавал волшебную, дивную музыку. Ветер за окном гнул деревья, заставлял их склониться перед ним и рвал непокорные листья. Странно, непогода не тревожила их, обходя стороной эту безмятежную обитель, где тишину могли нарушить лишь треск горящих дров, шорох одеяла и стук чашек с горячим чаем о стол.
— Давно ты здесь обитаешь?
Арсений укутался в одеяло, Шаст подал ему кружку, и он благодарно качнул головой.
— Не так уж и давно... Однажды я нашел это место при жизни. Когда умер, вернулся сюда и встретил здесь Диану.
— Ту самую, о которой ты упоминал? — Арс понизил голос, когда различил тоску в голосе друга.
— Именно. Если бы не она, я бы давно умер второй раз от горя. Эта девушка скрашивала мои серые будни своей улыбкой и добрыми глазами. Я благодарен ей так, как никому в этом мире.
Антон сел на кровать рядом с Арсом. Взгляд его был опущен. Лишь изредка, словно стесняясь, он поднимал глаза на брюнета. Арсений все еще чувствовал себя не в своей тарелке: тарабанил пальцами по кружке в раздумье, ерзал на месте, переводил якобы заинтересованный взгляд на камин и окно, где уже мало что было видно из-за водной пелены.
— Прошу, чувствуй себя как дома, — попросил его Шастун.
— Дома я как раз чувствую себя неуютно, — лицо Попова озарилось милой улыбкой, — а здесь так... хорошо и спокойно, что мне непривычно.
Они замолчали. Бессмысленно говорить о каких-то жизненных происшествиях. Тогда на кладбище они выплеснули все свои эмоции, слова, слезы и теперь были опустошены. Их тела устали и требовали покоя, но нахождение наедине друг с другом будоражило и не давало даже дышать спокойно. Особенно Тоше. Теперь Арс знал о его чувствах. Знал, кто он такой, но его мысли по этому поводу оставались тайной. Да, он принял его объятья в тот момент и раскрылся, но стой тогда рядом с ним другой человек, не сделал бы он то же самое?
— Который час?
— Уже восемь. — Об этом говорили старые настенные часы.
— В это время, ровно месяц и восемнадцать лет назад, родился я. К несчастью, а может быть, и к счастью своих... Стой, так ведь сегодня твой день рождения!
— Да, — сонно произнес Арсений, — я родился в это время ровно восемнадцать лет назад к великому счастью своих родителей.
— Прости, Арс, я забыл! — Растерянность было не передать словами. Как будто Шаст нагишом стоял перед огромной толпой.
С десяти лет Антон не радовался дню рождения. Название этого праздника немного некорректно: день приближения смерти — так будет правильнее. А испытывать радость от того, что тебе на год меньше осталось жить — это странно. Но если размышлять в том же духе, то и все остальные праздники абсурдны. Какой смысл ждать целый год, чтобы сделать подарок, когда его можно вручить в любой другой день? Так будет даже приятнее и неожиданнее! А еще он давно не испытывал новогоднего настроения. Не успел распрощаться с одним новым годом, как уже готовишься к другому. А жизнь летит и летит. Новый год для большинства взрослых — повод лишний раз напиться, а все эти пламенные речи про объединение близких и так далее — бред. Такое чувство, словно люди ждут двенадцать месяцев, чтобы на день объединиться, а в остальное время быть одинокими. Однако это лишь его взгляды. Ему все равно, поздравят его или нет, но другим наверняка важно. Тем более Арсению. Тем более сейчас, когда он скрывался от всех и рядом с ним был лишь Шастун. Возможно, отец с сестрой и поздравили его, но вряд ли он обрадовался.
— Арсений, тебе уже восемнадцать. Это важный возраст — рассвет твоей жизни, и кто знает, когда будет ее закат...
— А-а-а-а, какой ты романтик!
— Я реалист.
— И романтик! Мне не нужны слова типа "Поздравляю с днем рождения!". Они кажутся глупыми и бессмысленными.
— Прости, — виновато произнес брюнет, —мне нечего тебе подарить.
— Мне хватает того, что ты рядом...
— Что?
— Ничего, — тут же пробубнил Попов.
Пусть и сказал он это достаточно уверенно, Антон расслышал в его голосе нотки растерянности.
— Давай уже спать.
Утром Арсений ушел не попрощавшись.