14
Антон достал кружку из ветхого шкафчика и заварил себе свежий кофе. Несколько глотков пробудили его организм, осознание и все то, о чем он так старался забыть.
За два дня после после произошедшего он отдалился не только от Арсения, но и от Дианы. Отчетливо помнит вечер, когда вернулся в домик после случая с Аллен. Диана встретила его с широкой улыбкой, а он испортил ей настроение серьезной миной. Она ходила за ним, старалась выведать хоть что-то о произошедшем, но в ответ получила лишь равнодушную просьбу:
— Выйди. Пожалуйста.
После этого они не разговаривали даже за едой. Организм Шастуна не требовал пищи — все его естество было поглощено раздумьями.
Как-то за ужином Шаст разбил тарелку с едой, которую так долго и старательно готовила Диана.
— Ничего, — прошептала девушка и опустилась на колени, чтобы собрать осколки. Волосы скрывали ее лицо, а пальцы аккуратно подхватывали кусочки дешевого фарфора.
Звон разбитой посуды пробудил брюнета от десперссивного сна. Наконец проснулась и его совесть.
Какой же я идиот, что так пренебрежительно отношусь к ней. Эгоист, подобный Арсению.
Антон упал перед девушкой на колени и взял за руку. Маленькие осколки высыпались из ее ладоней. Она испуганно подняла на брюнета глаза. В свете камина стали видны подступившие слёзы. Они смотрели друг на друга несколько секунд. Лишь потрескивание дров наполняло эти мгновения звуком. Антон обнял Диану так сильно, как только мог. Почувствовал, как к его глазам тоже подступают слезы. Сердце разрывалось на части. В памяти всплывали осколки воспоминаний, связанные с неприятным прошлым, настоящим и будущим. Его терзали угрызения совести. Диана дрожала в руках Шастуна и тихо хныкала на плече.
— Прости, что был так груб с тобой, — горько раскаялся парень. — ты единственный человек, с которым мне действительно уютно и приятно находиться рядом. Ещё ни с кем я не чувствовал себя таким свободным.
— Я тоже. — Она улыбнулась, и по щеке скатилась слезинка. Шаст тут же подхватил ее и, сам того не замечая, накрыл ладонью нежную щеку девушки.
— Всё хорошо, — сказала она и высвободилась из его объятий.
Они приняли невозмутимый вид. По крайней мере постарались, и вместе собрали осколки.
Брюнет воспрял духом, освободившись от негативных эмоций. Решил на время позабыть обо всех проблемах: о том, что предстояло сделать, чтобы вернуться к жизни. В нем зародилось острое желание посвятить Диане хоть немного времени. Но что же сделать для неё? Как осчастливить?
— Диана, давай сходим куда-нибудь? — Банально, но уже начало.
— Куда? — заинтересованно спросила девушка.
— Какие места тебе нравятся?
— Я бы хотела сходить в одно место...
В какое именно место, Антон не знал, пока они не оказались там.
Это была церковь. Просторная, обложенная коричневым кирпичом. Дыхание Дианы участилось, когда она ступила на крыльцо. Она не отводила взгляда от дверей и остановилась, прежде чем схватить ручку. Брюнет понимал её чувства.
Девушка открыла двери. Внутри стояло множество скамеечек. Царила странная атмосфера, а в глаза бил синие-желтый свет, исходивший от витражей с библейскими сюжетами.
Диана медленно проходила между скамеечек, разглядывала каждый предмет. Она дошла до центра зала и остановилась. Опустилась на колени и склонила голову в молитве.
Шастун не желал закрывать дверь, настолько боялся скрипом разрушить эту идиллию. Ему никогда не приходилось ходить в церковь. Он верил в Бога, но не настолько, чтобы куда-то ходить и молиться перед иконами. Просто верил в существование высшего разума, который и создал этот мир. Порой он обращался к нему с молитвами, чтобы его существование закончилось и началась жизнь.
Но ничего не происходило. Его вера растворялась с каждым днём до тех пор, пока Антон не понял, что он не может им помочь.
Диана подняла голову и встала с колен. Антон подошёл к ней.
— Я никогда не верила в Бога. Сейчас же, когда умерла, стала беспомощна, то вспомнила, что есть тот, кто может избавить меня от страданий. Но сама ничего не могу сделать, ибо потеряла веру в жизнь. Однако... — Диана обернулась к Шастуну, и он увидел ее светлую улыбку. — Есть тот, кто не потерял эту веру и двигается вперёд. Все это время лишь ты не давал мне отчаяться.
— Я считал так же, только наоборот. Ты давала мне надежду, вселяла уверенность. Если бы тебя не было, я давно сошёл бы с ума от одиночества и пустоты в душе. Все это время, все эти дни мы дарили друг другу то, чего нам так не хватало.
Когда мы обнялись здесь, стоя посреди церкви, я почувствовал между нами связь. И решил, что если мы сейчас прервём объятия, она разрушится. Но нет, теперь эта связь существовала в наших сердцах.
Они шли по людной улице. Ничто не могло привлечь их внимание, оторвать от раздумий, от недолгого счастья, которое они разделили друг с другом.
Они стали едины. Антон не видел преград на пути слияния их сердец, и даже грозящая вскорости смерть казалась несущим пустяком. Они забыли о её существовании, растягивая каждую секунду душевного покоя.
У их дороги не было конца, но не опьяненная мечтами часть Шаста видела ее — конченую черту. Ничто прекрасное не может длиться вечно. Ловите моменты, они неповторимы. Никогда вновь не испытать те же чувства, когда вам впервые сделали подарок, когда вас впервые обнял человек, от которого так ждали этого. И даже грусть неповторима. Когда грустно и депрессия тащит вас в свои чертоги, вы не можете думать о чем-то ином. Но потом перерождаетесь и смотрите на все иначе. Грусть необходима. Боль необходима. Отчаяние необходимо. Безысходность необходима. Только эти испытания помогут вам преобразиться.
Они дошли до небольшого дома. Возле него столпились люди, и это насторожило их.
Из дома вынесли на носилках скорой помощи женщину. Она выглядела измученной лежала неподвижно. Взгляд ее был прикован к небу, но в нем была пустота.
Диана побледнела. Она приблизилась к карте скорой помощи. К женщине подбежал мужчина.
— Не волнуйся, дорогая, тебе вылечат. — Слова звучали по-разному: уверенно и в то же время жалобно. Он сжимал её руку, смотрел ей в глаза, слабо улыбаясь. Но женщина даже не повернула головы.
Диана подошла к ней. Ее глаза наполнились любовью. Она улыбалась, но губы дрожали.
— Мама...
Антон вздрогнул, не веря своим ушам. Наблюдал, с какой заботой и лаской, нежностью и болью она отчаянно пыталась прикоснуться к застывшему лицу, привлечь к себе внимание. И огонёк этой ласки постепенно гас. На смену ему пришло осознание, что все попытки бесполезны. Мама, Папа, никто ее не видит.
— Мама...мама...мамочка! — тонкий голосок срывался.
Антон услышал разговоры из толпы: мать Дианы была больна с тех пор, как той не стало. Она потеряла сон, не могла съесть ни крошки от мысли, что ее дочери больше нет. Отец переносил потерю легче — мужчины всегда в самом отдалённом уголке от своего сердца, отчасти равнодушны, но расплачиваются за это физической чувствительностью. А женщинам куда сложнее. Только представьте, что вас лишили рук и ног — части вашей плоти. Как ощущения? Больно? Но и это чувство не сравнится с чувством потери ребёнка. Его ни с чем не сопоставить.
Теперь же мать Дианы пребывала в забытье. Этой женщины уже не было в этом мире, и никто не мог найти ключей от двери в темную обитель ее души. Ей никто не был нужен.
Женщину увезли. Шастун с Дианой остались стоять и смотреть вслед отдаляющейся машине. Что теперь ждёт ее маму? Психиатрическая больница? Сеансы психотерапии? Куча таблеток? Все бесполезно.
Диана больше не плакала. Ее взгляд перешёл на дом, ворота, землю, покрытую короткой травой, небо. Она искала успокоения. Нет в мире лекарства от вины — она преследует до конца дней. Уверен, будь такое, оно стало бы хитом продаж.
В голове девушки, вероятно, проскальзывали мысли:
"А что, если бы я подумала о маме в момент суицида? А что, если бы я иначе смотрела на мир, открывая его с конца? А что, если бы я была сильнее? А что, если бы..."
— Антон, это все из-за меня?
Брюнет оторопел от неожиданности. Привык к тишине, ее давящей атмосфере, приковавшей его к тому месту, где сейчас стоял. Он не видел лица Дианы, она стояла впереди. Ей не нужны были снисхождения, жалость, нет. Суровая реальность. Суровые слова. Сказать все так, как есть, без светлых красок. Жестко ткнуть ее лицом в содеянное и его последствия, всего лишь сказав: "Да, ты виновата в этом, Диана!" — и сделать акцент на имени, чтобы пробудить в ней второе "я". И пусть расплачется, пусть будет злиться на себя, пусть. Она переродится. Увидит пределы дозволенного, невидимые ранее. Ведь лучше поздно, чем никогда. Лучше уйти просветленным.
Но Антон не смог ей этого сказать. Это было выше его сил. Он не был столь жесток к людям, потому что сам ставил себя на их место и думал: "А как бы я повёл себя?".
Он испытал бы жалость, потом ненависть, потом снова жалость и снова ненависть! И все по одной причине — неведение, вызванное страхом. Ему не суждено было пройти это испытание. Он слишком труслив.
Диана не дождалась ответа. Она пошла вдоль по улице. Молча, не оглядываясь, не замерев ни на миг. Она стремилась к маме. Сейчас присутствие Антона стало лишним.
После смерти его мировоззрение в корне поменялось. Он увидел жизнь под другим углом. Понял, что мир никогда не будет тебя жалеть, давать второй шанс, делать поблажки. Встретить людей, желающих тебе добра, — огромное везение!
Если бы нам давали вторые шансы, то все на свете были бы счастливы. Но кому-то наверху так не интересно.