Проклятые жизнью

До Проклятой Луны оставалось мало времени, поэтому начало моих тренировок Вильямс отложил, пока злая пора не минует. Я слышала много историй о детях, рожденных под Проклятой Луной, даже видела, как у несчастных женщин отбирают младенцев от груди. Но во дворце никогда не поднималась суета и паника, как этим вечером в гвардии. Какое дело знати до черни? Если у кого-то из высшего сословия и рождался звериный ребенок, то у кого-нибудь из прислуги отнимали младенца и отдавали знатной даме. Люди готовы наступить на горло совести и заглушить голос любви к своему дитя, лишь бы сохранить безупречную репутацию. Я знала, по крайней мере, двух придворных дам, которые отдали детей в гвардию. Они выкупили малышей у не оказавших сопротивление служанок. Если не они, то хотя бы их отпрыски познают безбедную жизнь.

С Колвом и Мари я больше не сталкивалась. Я старалась помогать в общем доме: мыть посуду, вести счет продовольствия, потому что у меня с цифрами не имелось проблем. Халгерда выдала мне тренировочную форму, и я теперь ходила только в ней, чтобы поскорее привыкнуть к новым ощущениям. Я никогда не носила штаны, даже на скачках. Во дворце штаны считались мужским атрибутом одежды, либо женщин-рыцарей, что бывало редко, и в основном они приезжали из Мекролва. Помимо кожаных штанов мне выдали белую рубашку, длинные сапоги, корсет из сыромятной кожи, чтобы рубашка не болталась на боках и не мешала при борьбе, и укороченную меховую накидку. Сначала было непривычно. Но потом подобное одеяние оказалось намного удобнее, чем платье. Ничего не мешало при ходьбе. Я могла спокойно бегать и прыгать, а укороченная накидка не путалась под ногами, как плащ. Конечно, на меня странно поглядывали воительницы, но завязывать разговор не решались. Я не знала, что их смущало больше: моя вера или то, что я таскала наряд для тренировок в повседневное время.

Ральфа я отблагодарила тем, что зашила всю его одежду. Старшая фрейлина обучила меня вышивать крестиком, но зашивание дырок не сильно отличалось от создания простых картин на белой тряпке. Везде орудуешь иглой и нитью. Сначала Ральф сопротивлялся, краснел хуже морского рака, но я сломила его волю своим упорством. Глаз его зажил, но, когда мы находились вместе, он отводил от меня взгляд. Я ничего не сказала. Без лишних уточнений догадалась, что это связано с его косоглазием.

В целом, жизнь в гвардии не казалась такой ужасной. Я перестала горевать о том, что не смогу понравится всем. Ведь, как выяснилось, я и в столице мало кому нравилась, а здесь тем более не стоит переживать. После Проклятой Луны Ральф пообещал установить мне новый забор, а я же прибралась во дворе, скинув сухую траву в кучу. Так что вскоре мое жилище не будет выглядеть настолько убого.

Ужин сегодня прошел гораздо раньше обычного, пока солнце не село. На закате Вильямс наведался ко мне в избу, чтобы дать наставления:

— Хейли, твой дом находится практически у границы с Гвардией Волков, — он указал ладонью, облаченной в черную кожаную перчатку, в сторону леса. Значит, те мужчины ходили не только на рыбалку, но и по пути проверяли или устанавливали ловушки. — Будь предельно осторожна. Старшие волки не сунутся к нам, знают про уговор. Но новообращенные могут доставить проблем. Колин — глава волчьей гвардии — не ручается за таких молокососов, потому что их невозможно контролировать. Так что... мы берем под контроль эту ситуацию.

— Разве младенцы обращаются не в маленьких волчат? Какие от них могут быть проблемы? — я наивно предполагала, что если ребенок рождается, то он сразу обращается в волка. Я и представить не могла, что они обращались сразу в огромных зверей.

— У всех по-разному происходит первое обращение. У кого-то в год или в пять лет. У других может в десять, а у иных и в двадцать проходит первое превращение. В прошлый раз никаких проблем не было. Но мы не можем быть уверены, что и в этот раз все пройдет гладко. Если услышишь или увидишь волка, то прячься и не произноси ни звука.

— Хорошо, поняла. — Я кивнула, а дрожащие пальцы сжали дверную ручку. — Надеюсь, все будет хорошо, и никто не пострадает.

Вильямс натянуто улыбнулся и присоединился к вооруженному отряду. Я захлопнула дверь и прилипла к окну, провожая мужчин взволнованным взглядом. Мне стало не по себе. Почему ни одна живая душа не обмолвилась о том, что я жила чуть ли не бок о бок с волками?! Я закрыла ставни и затушила свечу, надеясь, что если какой-нибудь волк и забредет, то подумает, что в моем доме пусто.

Сидеть в кромешной темноте оказалось намного страшнее, чем со светом, поэтому я вновь с помощью огнива зажгла свечу и ушла в дальний угол дома, дабы с улицы не было видно ни одного проблеска теплого света. Через мелкие щелочки в ставнях я заметила, что снаружи совсем стемнело, и внутрь просачивалось алое свечение. Я поежилась, обхватив себя руками. Этот жест дарил иллюзию безопасности, что ко мне никто не подкрадется и не схватит. Я контролирую ситуацию.

Я вздрогнула и чуть не упала со стула, заслышав вой, казалось, сотни волков. Они выли со всех сторон, стены словно сотрясались от воя, что вскоре стих. Страх тоже постепенно отхлынул волной от берега, и на его место проворно прокралась скука. Я сидела в полумраке, в печи потрескивали поленья, а по одинокой свече бесшумно стекал воск. Я встала со стула и начала мерить шагами помещение. Делать было совсем нечего. У меня не было ни книг, ни набора для вышивки — абсолютно ничего.

Спать я совсем не хотела, поэтому пришлось завалиться в кресло-качалку и отсчитывать секунды. Это хоть как-то помогало скрасить одиночество и казалось, что время так бежит быстрее. Медленно веки начали тяжелеть и слипаться. Я зевнула, полностью расслабляясь в плетенном кресле, но жалобное завывание не дало провалиться в сон. Я вытянулась, напрягая слух. Скулеж раздирал сердце, и я закусила губу, борясь с собой. Кто-то попал в беду. Точнее волк попал в беду. Интересно, сколько лет ему было? Я представила, что чей-то ребенок угодил в силки. Сколько же боли слышалось в том, как он завывал!

Нет, это совсем бесчеловечно. Я вооружилась кочергой, надела меховую накидку и вышла на крыльцо. Через дорогу у калитки стоял Колв. Он вглядывался в сторону леса, и я помахала ему, пока он меня не заметил. Мы одновременно двинулись к дороге.

— Что они с ним сделают? — Спросила я, когда мы приблизились друг к другу.

— Ничего хорошего, подозреваю. Особенно если он зашел на нашу территории и успел кому-нибудь навредить.

— Тебе не кажется, что мы должны помочь?

— Нет... волки знают, что им нельзя заходить на землю воителей.

— По-моему, там не волк, а волчонок. — Я сжала кочергу, наполняясь уверенностью. — Если бы в капкан попалась Мари, то я думаю, ты бы хотел ей помочь.

Я не стала уговаривать Колва пойти со мной, но слова про сестру подействовали отрезвляюще на него, и он поплелся за мной. Возможно, он просто не хотел отпускать меня одну в лес, кишащий волками. Наверняка Колв считал меня дурочкой, которой я действительно являлась. Вильямс же ясно сказал, не высовывать нос из избы! Однако невидимая цепь обвилась вокруг сердца и тянула меня вперед. Я шагала по главной дороге к лесу, а Колв позади отговаривал меня:

— Хейли, еще не поздно вернуться. Нам, особенно тебе, не стоит ввязываться в это. Вильямс во всем разберется.

— А если они убьют ребенка?!

Я слабо верила в то, что Вильямс способен на такое. Однако жизнь в последнее время только и делала, что демонстрировала во всей красе неприглядную правду: люди вокруг могут совершать поступки, о которых я бы и не помыслила. Я не думала, что родной человек изгонит меня из семьи. Я не думала, что народ считал меня принцессой-простушкой, готовой развлекаться с прислугой на сеновале. Я не думала, что Энтони захочет надругаться надо мной. А Вильямса я знала плохо, и от него можно ожидать чего угодно. Не зря же они взяли с собой оружие.

— Вряд ли. — Колв сравнялся со мной, когда мы оказались под сенью вековых сосен. Мы шли наугад, прислушиваясь к скулежу. Я молилась про себя, чтобы мы нашли волчонка первыми. — Скорее всего, ранят, чтобы испугался и убежал.

— Звучит не лучше, — фыркнула я, а мы продолжали идти, неумолимо приближаясь к источнику звука, который становился слабее. Силы покидали бедолагу.

Мы наткнулись на волчонка за облезшими кустами дикой смородины. Волчонок оказался не таких маленьких размеров, как я ожидала. Но пищал словно десятилетний ребенок. Волчонок забрыкался, завидев нас. Я выставила руку, приказывая Колву оставаться на месте. Колв нехотя послушался. Я мягкой поступью шла к волчонку.

— Тише-тише, — успокаивала я его, отложив кочергу на землю. — Все хорошо. Ты такой большой уже, но просто испугался. Я понимаю, мне бы тоже было жуть как страшно.

Я опустилась на колени рядом с ним. Его задняя лапа запуталась в тонкой леске, которая впивалась в кожу. Волчонок дернулся, и кожа зашипела. Глаза его закатились, а в уголке рта выступила пена. Какие же страдания свалились на него!

— Похоже, здесь поработали алхимики, — сказала я Колву. Развязывая корсет. Я обхватила леску корсетом и начала медленно ее распутывать. Волчонок не сопротивлялся, и мне показалось, что он потерял сознание из-за боли. — Леска необычная. Я прямо через корсет чувствую ее жар.

Скоро нога волчонка освободилась, и я с облегчением вздохнула. Но радость быстро прошла, потому что он не приходил в себя.

— Колв, что-то не так...

Я погладила волчонка по голове и немного потрясла, чтобы привести в чувства. Даже вдвоем мы едва ли утащим его. Волчонок раза в три превосходил мой вес. Сзади Колв испуганно произнес мое имя:

— Хейли...

Я подняла взгляд и увидела перед собой огромного черного волка. Я сглотнула. Этот волк точно был взрослым. Блеснули клыки, а предупреждающий рык заставил меня задрожать. Здравый смысл вопил во всю глотку, что надо подорваться и бежать, не оглядываясь. Волчий оскал не предвещал ничего хорошего. Вот же дура! Сама пошла на верную смерть, так еще и Колва потащила за собой. Волчьи бирюзовые глаза налились алым лунным свечением. Картина, конечно, выглядела скверно: я сижу с едва дышащим волчонком, рядом валяется кочерга. Волк, наверное, подумал, что я собираюсь убить его сородича, поэтому я пискляво выдавила из себя:

— Мы его спасли. Услышали жалобный вой и поспешили сюда. Хорошо, что вы нас нашли раньше воителей.

Волк сделал шаг ко мне, продолжая рычать. Может, он не понимает человеческую речь в зверином обличье? Я протянула руку и невесомо коснулась волчьей морды. Я слышала, что животные могут понимать чувства людей. Например, если я плакала в саду, то королевские гончие подбегали ко мне и слизывали слезы. Однажды Филипп сильно захворал, а котенок Ребекки прилег на его горло и проспал так всю ночь. Я погладила жесткую шерстку, направляя все свои чувства вперед. Я думала о том, как мне жаль волчонка. Я выражала надежду, что он выживет и с ним все будет в порядке. Я показывала волку, что нас не нужно бояться.

Волк замер на долю секунды. Его глаза вновь стали бирюзовыми, и в их отражении я увидела свое лицо. По щекам текли слезы, которые я видела, но не ощущала. Волк резко отпрянул, схватил сородича за шкирку и умчался прочь. Колв подскочил ко мне, внимательно осматривая, есть ли на мне какие-то повреждения.

— Ты как?

Я отряхнула руки и свернула поврежденный корсет. Благо дома был еще один, и о нашей вылазке с Колвом, возможно, не узнают. По пальцам руки, которой я касалась волка, до сих пор растекалось тепло, вызывая покалывание, словно испуганного ежика голыми руками взяла.

— Все хорошо. Тот большой волк не собирался причинять нам зла. Он просто защищал сородича.

Я поднялась на ноги, размявшись. Бедра затекли из-за неудобного положения. Алый свет разливался по лесу, проходя сквозь игольчатые ветви сосен. Зрелище завораживающее, но и пугающее. Мне мерещились темные образы в разных местах. Загадочные фигуры отличались от волчьих. Я спихнула вину на невовремя разыгравшиеся воображение и потянула Колва прочь.

Мы возвращались тем же путем, но шли гораздо медленнее. Нам некуда торопиться. Вряд ли отряд Вильямса тоже возвращался в гвардию.

— Прости Мари за дерзость. Она боится, что ты причинишь нашей маленькой семье боль.

— Я понимаю, — сухо ответила я, продолжая продвигаться вперед. В грубых действиях Мари прослеживалась какая-никакая логика, но я не желала и дальше оставаться удобной, безропотно прощая всех и вся. — Мари должна научиться контролировать себя. Ее страх не дает ей права ранить других. Схема «я причиню боль первой, чтобы ее не причинили нам» так себе работает, не находишь?

— Мы хотели прийти к тебе и поговорить.

— Так почему не пришли?

— Ты все чаще стала проводить время в общем доме. Каждый раз видел, как ты помогала здешним женщинам и мужчинам. Мы подумали, что ты окончательно влилась в общество и стала такого же мнения о нас, как и все.

Я тяжело вздохнула, зажмурившись. Снова все решили за меня! Всем известно, что я думаю, как я чувствую, чего я хочу. Почему же никто просто не спросит меня в лоб?

— Колв, пора перестать считать, что вы знаете, о чем думают другие. Так вы становитесь не чуть ни лучше тех, кто идет против вас. — Я отпустила Колва и взглянула на него через плечо, ловя его растерянный вид. — Я была бы рада, если бы вы пришли ко мне с дружеским визитом. И представляешь, мне теперь плевать, что обо мне скажут другие.

Я верила, что это действительно так. Скоро я буду тренироваться наравне с воительницами и смогу заставить ответить обидчиков за их гнусные слова. Неожиданно Колв потянул меня на себя и повалил на землю. Я набрала полную грудь, чтобы возмущенно закричать на него, но он предугадал мои намерения, зажав рот рукой. Страшные догадки засвербели в голове. Я сжала ноги вместе и кусала мозолистую ладонь, замычав. Несмотря на то, что Колв оставил нос открытым, мне было тяжело дышать. В груди стало тесно, ребра давили на легкие, выжимая из них последние остатки спасительного кислорода. В памяти всплыл нахальный вид Энтони, когда он лез рукой между моих ног. Я словно наяву услышала мерзкий голос рыжего юноши, посчитавшего меня легкодоступной девицей. Нет, я буду бороться до конца! Я пнула Колва в живот, и он скривился, приставив палец ко рту, а затем кивнул в другую сторону.

Я нахмурилась, но тоже кивнула, давая понять, что не закричу. Колв убрал ладонь с моего рта, и я перевернулась на живот. В глаза ударил свет факела, и я подползла чуть ближе. Колв последовал за мной. Сначала мне показалось, что это был отряд Вильямса. Однако я ошиблась.

Нам открылся вид на глубокий овраг, по краям которого торчали оголенные и переплетенные меж собой толстые корни деревьев. Двое мужчин в поношенных плащах спустились в центр оврага. Лица были прикрыты капюшонами, поэтому как бы я не вглядывалась, все тщетно. Один из мужчин держал факел, а второй — лопату. Тот, что был с лопатой, достал оборванный пергамент из кармана и начал мерить шагами овраг, пока не остановился на одном месте. Он раздраженно обратился к спутнику:

— Вроде, здесь.

— Уверен?

— Неа! Я не разбираюсь в старых измерениях, Йанзиклф бы их побрал. Но мне кажется, что здесь.

Мужчина с факелом подбежал к нему, и второй начал копать. Он остервенело что-то выкапывал, откидывая комья грязи в разные стороны, пока лопата не наткнулась на что-то твердое. Любопытство заставило меня чуть приподняться, чтобы получше разглядеть находку. Из какой гвардии они были? И принадлежали ли вообще одной из гвардий?

Мужчины достали три черепа из ямы. Одному они случайно раскололи макушку, когда раскапывали, либо человек получил эти повреждения еще при жизни. Они довольно расхохотались. Но в чем состояла их радость? Неужели эти черепа обладали какой-то ценностью? Вдруг они откинули капюшоны, и я узнала в них личных королевских гвардейцев, которые сопровождали меня в день изгнания.

***

Колин вернулся в земли волчьей гвардии на рассвете, когда Проклятая Луна скрылась за солнечными лучами, а молодняк вернулся в человеческую форму. Колин закутался в плащ, который предусмотрительно оставил в кустах, чтобы не возвращаться к своим людям в том, в чем мать родила. Тут и там лежали обнаженные девушки и юноши, приходя в себя. Детей женщины сразу увели, приняв заботы о них на себя. А взрослым придется самим приводить себя в порядок.

Король Джонатан, как обычно, не передал список женщин, которые предположительно должны родить в Проклятую Луну, поэтому Колину оставалось только гадать, сколько ребятишек ему придется принять в гвардию. Завтра он отправится в путь. Снова в столицу, а сегодня у него есть возможность отдохнуть и восстановиться.

Колин зашел в дом, где на втором этаже его ожидала лохань, полная горячей воды и целебных трав. Жены у Колина не было, поэтому о нем заботилась местная вдовствующая старушка. Колин предоставил ей крышу над головой, стабильное продовольствие и защиту в случае чего. А ей оставалось лишь поддерживать уют в большом доме после гибели родителей и брата. Прислугу он держать не хотел, потому что не считал себя кем-то вроде короля. Колин опустился в горячую воду с головой, прочищая мысли.

Ночка выдалась тяжелой. Колин носился по всему лесу в волчьей форме, освобождая юных волков и подгоняя их к родным землям. В эту ночь много волчат попалось в ловушки, и Колин не винил Вильямса, который просто защищал своих людей. Пусть Колин и называл молодняк волчатами, но размерами они превосходили обычных волков раз в пять. Волчата не умели контролировать себя, отдаваясь полностью звериным инстинктам. Такой запросто способен загрызть насмерть человека. Пройдет немало времени, прежде чем они научатся сохранять человеческий разум в зверином обличье.

В комнате витал горьковатый запах трав. Колин прикрыл глаза, вдыхая его. Его дом всегда полнился запахами разнотравья. Колин привык к нему, поэтому этот аромат оказывал усыпляющее воздействие на него. Но сейчас Колин никак не мог уснуть.

Золотые глаза. Расплавленное золото. Злато сезона листопада.

Все это Колин уже видел и помнил чересчур ярко, чем ему бы хотелось. Такой взор Колин встречал лишь однажды.

Гавскард. Лишь в его извечно утомленном взоре текло расплавленное золото, которое увлекало девиц, но наводило жуть на Колина, особенно когда названый брат впадал в ярость. Колин еще раз опустился под воду с головой и сделал глубокий вдох. Легкие зажгло, и Колин вынырнул, закашлявшись. Он сплевывал горькую воду на пол. Сердце ухнуло вниз. Чувства, которые передала ему девица, щупальцами обвили ребра и раздвинули их, позволяя пролезть к самому ценному. Как у нее это получилось? Каким артефактом алхимиков она владела, чтобы отпугнуть Колина не страхом, а добротой? Колин весьма наслышан о творениях алхимиков, но верил не всем слухам. Артефакты алхимики продавали за баснословное количество золота. У кого из воителей водилось так много монет?

Колин смутно вспомнил пересуды волков о том, что к воителям присоединилась одна из принцесс. Возможно, то была она. Все! К Йанзиклфу размышления о девках, носящихся по лесу в Проклятую Луну. Колин тряхнул головой, прогоняя ее образ из мыслей. Единственный вопрос продолжал свербеть в черепной коробке: если она принцесса, то что она забыла рядом с его сыном?

— Что ж, ты все расплескал! — Воскликнула старушка, приложив к груди сложенные в замок руки. — Неужто сознание потерял?

— Нет, — буркнул Колин. — Завтрак готов? Я уже закончил.

Старушка утвердительно кивнула и поспешила вниз, а Колин вылез из лохани. Он наспех обтерся тряпицей, пахнущей лавандой, и оделся в чистое. Камзол Колин предпочел надеть, когда отправиться в столицу, поэтому его выбор пал на льняную рубаху, простые штаны и скромный кафтан без вышивки. Все одеяние было черным, кроме белой рубахи.

Колин спустился на первый этаж и занял место во главе маленького стола. Напротив уселась старушка. Колин неторопливо жевал тушенные овощи с жаренной речной рыбой. Утро после Проклятой Луны всегда было тягучим, спокойным и тихим. Колин позволял мыслям течь в ту сторону, в которую они сами желали.

Неудивительно, что Колин вновь ударился лбом об вопрос, что не давал ему покоя с самого возвращения. В каких отношениях состоял его сын с потенциальной принцессой? Не обманывает ли она его? Было бы хорошо, если бы она оказалась лучше матери Колва, которая обвела не только своего супруга и Колина вокруг пальца, но и две гвардии тоже. Из-за ее обмана Колин не имел права обмолвиться ни с одной живой душой, кроме Вильямса, о Колве. Из-за ее обмана когда-нибудь начнется война между двумя гвардиями, когда сила Колва пробудиться после долгой спячки.

Колин запивал рыбу элем, что было скверным сочетанием, но он не жаловался. Уже минул двадцать один год, а Колв так ни разу не обратился. Или же его сын отличился умом и умело скрывается? Волчье племя стареет гораздо медленнее людей. Колину уже было сорок лет, но выглядел он гораздо моложе. Обычное старение Колва Колин объяснял тем, что его сын полукровка. Если бы он был чистокровным волком, то сейчас бы выглядел лет на двенадцать. Однако передалось ли ему что-то от отцовской силы?

Возможно, Колв вовсе не его сын, и скрытая правда о его рождении очередная ложь женщины, падкой на плотские удовольствия. Колин окончил трапезу, полностью избавившись от мыслей об изгнанной принцессе и сыне.

— Тебя что-то гложет? — Вопросила старушка, Клэр, убирая посуду со стола. Колин несколько секунд постучал пальцами по деревяной столешнице, ловя каждое дрожащее движение женщины.

— Нет. Строю планы на день.

По-хорошему Колину надо было выспаться, чтобы на рассвете отправиться отдохнувшим и полным сил. Однако Колин вновь заупрямился и покинул свое жилище. Колин принялся обходить каждый дом, проверяя состояние молодых волков. Получили ли они серьезные повреждения или нет? Как их самочувствие? Нужна ли какая-нибудь помощь?

Колин вспоминал свое первое обращение и покрывался холодным потом. Ему никогда не забыть, как каждая косточка переламывалась, скручивалась и обращалась в животные суставы. Через кожу прорастала жесткая шерсть, а клыки впервые распарывали десны и торчали над нижней губой. Колин захлебывался горячей кровью, а затем на место страданий пришла свобода. Безграничная свобода от тяжких дум, семейных уз и ржавых пут служения Гавскарду. Колин больше никогда в жизни не чувствовал подобной свободы, как тогда. На второй раз волка начинали обучать сохранять человеческий разум, а он всегда полон жужжащих размышлений.

Наиболее серьезно пострадал мальчишка, которому не повезло ночью попасться в укрепленную алхимиками ловушку. Колин задержался в доме его семьи. Нога выглядела скверно. Голень распухла, а из порезов сочилась кровь с белесыми крапинками. Старания алхимиков не прошли даром: гниение началось гораздо быстрее обычного. Скорее всего, придется отнять ногу по колено.

— Это бесчеловечно, что творят эти воители! — Восклицала зареванная мать над постелью единственного сына. Колин стоял у порога, чувствуя себя лишним. Хотя здесь он был как раз самым нужным. Чужое горе обволакивало Колина, неприятно липло к коже.

— Как бы не была велика печаль, воителям мы ничего не можем предъявить. Они защищают свои земли.

— Но такими зверскими способами тоже нельзя действовать!

— Вильямс предложит сажать молодняк в клетки в Проклятую Луну, а вы знаете, чем это обернется. Однажды наша гвардия нанесла им тяжелый удар, и они оплакивали своих детей. Мертвых, не калек. Если воители настигли вашего сына на нашей земле, то я бы уже разорвал Вильямса, а так он имеет право прийти с войной к нашим воротам.

Женщина замолкла, вернувшись к сыну. Колин был прав, и не находилось ни одного повода вступить с ним в спор. Вильямс точно бы пришел со своими людьми на территорию их гвардии, если бы девчонка не спасла юного волка.

— Я отправлю к вам лекаря. Он попытается спасти ногу.

По крайней мере, сделает вид. Но этого произносить вслух Колин не стал. Отношения между гвардиями вновь накаляются, граница между землями становится слишком условной. Несколько дней назад Колин обсуждал эту проблему с Вильямсом, но все сходится к тому, что одной из гвардий когда-нибудь придется переселиться. Но ни волки, ни воители не желали сбегать. И в открытое противостояние, как предки, не могли пойти — все служат короне беспрекословно.

Острый слух Колина уловил кокетливый зов, и он уже знал, кому принадлежал столь прелестный голосок. Лекса. Колин не стал противиться и свернул к ее домику. Конечно, у Колина скоро вновь появится возможность насладиться искусными ласками столичных шлюх, но должен ли он сейчас отказываться от удовольствия? Абсолютно нет.

Шершавые губы Лексы, как всегда, были горячи, а поцелуи пьянили хуже самого крепкого эля. Без лишних слов Лекса накинулась на Колина, как только он показался на пороге. Колин не дал ей долго занимать ведущую позицию и взял инициативу в свои руки. Колин уложил ладони на плавные изгибы талии Лексы и усадил ее на пустой стол. Завязки на платье были завязаны не туго, и Колин за считанные секунды расправился с девичьим одеянием. Лекса явно его ждала. Она всегда ждала, даже если отнекивалась, что все это чушь и пустое.

Сжимая правой рукой бледную грудь девушки, Колин скользнул двумя пальцами левой руки между ног. Колин не спешил: ласкал медленно, задевал чувственные точки, вызывая сладкие девичьи стоны. Он дышал у приоткрытого рта Лексы, воруя разгоряченный воздух. Лекса дрожащими пальцами расправлялась с его штанами. Получалось у Лексы скверно. Она то и дело останавливалась, срываясь на очередной стон. Кровь прилила к низу Колина, и он сам уже чувствовал нестерпимый жар, пока наконец-то Лекса не обхватила его член у самого основания. Колин глухо прорычал и перевернул Лексу на живот, надавив на поясницу, заставляя прогнуться. Колин мягко вошел в Лексу, наматывая ее растрепанные огненные волосы на кулак. Лекса сдавленно всхлипнула, и Колин немного замедлился, не делая резких движений. Пусть между ними не теплилось нежных чувств, не крепчала любовь, но Колин не хотел причинять ей боль ради собственного удовольствия.

Когда Лекса замурлыкала под его ласками, Колин позволил себе более остервенелые движения. Хлопки влажных тел раздавались по помещению с закрытыми ставнями. Дыхание Колина становилось тяжелее, колени подрагивали, а внизу закрутился узел. Колин приближался к пику и, когда кровь застучала в висках, он вышел из Лексы, кончив ей на бедро. Их оргазм не совпал, поэтому он довел девицу до предела пальцами, пока их не прервал настойчивый стук.

Колин надеялся, что пришли не за ним. Если предводитель где-то пропадал, то начинали искать с дома Лексы. Их сношения не были какой-то тайной, хотя в открытую никто об этом не говорил. Волки не связывали себя особыми моральными путами в плане плотских утех. Для их народа вполне нормальным считалось, что девушка могла выйти замуж далеко не девственницей. Однако если уж волки связывали себя узами брака, то верность должны нести до самой смерти. Даже если один из супругов умрет раньше, то второй не мог больше даже взглянуть на другого партнера. И не то, что не мог. Такое желание никогда и не возникнет. Волчий брак скрепляется особым ритуалом.

Лекса и Колин привели себя в порядок, и Лекса отворила дверь. К ним пожаловала взмокшая Клэр. Запыхавшимся голосом она проговорила:

— Снова ты у этой девки! А тебя, между прочим, королевский посланник заждался.

Колин выругался и поторопился домой, где его ожидал мужчина в доспехах и плаще, расшитом узорами лилий. Все лицо посланника было покрыто белесыми тонкими шрамами. Видимо, его отправляли доставлять не самые приятные вести.

— Приветствую, волчий предводитель. — Мужчина поклонился. — Меня отправили заранее, но в ночь Проклятой Луны не решился заявиться. Королем Джонатаном Бьюттером был издан указ о детях, рожденных в Проклятую Луну.

— Да, я завтра отправлюсь за ними.

— Уже не за кем отправляться.

— Не совсем понимаю. Это еще почему?

— Согласно новому указу, дети, рожденные в ночь Проклятой Луны, подлежат умерщвлению. Король подписал самый гуманный способ — утопление. Более он не желает терпеть проклятую породу в столице.

Колин не помнил, как пространство вокруг затопило багровым. Крик Клэр доносился словно из глубины. Колин будто оказался под толщей воды. Движения стали скованными. Каждый шаг тянул на дно. Колин схватил за грудки посланника, и он имел полное право выбить из него все дерьмо. Колин повалил мужчину на пол. Его сжатые кулаки превращали лицо посланника в месиво. Пальцы онемели, и Колин бы его убил, если бы подоспевшие мужчины не оттащили своего предводителя.

Колину не сносить головы, если бы он лишил посланника жизни. Ему дозволялось его избить, чтобы посланник вернулся ко двору в том состоянии, которое бы ярко показало правителю реакцию на то, что он передавал. Неудивительно, что на мужчине почти не осталось живого места без шрамов.

— Переломайте ему руки и с позором отправьте назад, — безумно приказал Колин, чувствуя, как пальцы перекручивает обращение, которое он старался сдерживать. Ладони покрылись шерстью, а на месте ногтей выросли когти. — Эти дети не принадлежали твоему королю! Он не имел права топить наших детей! Передай коронованному ублюдку, что вскоре я прибуду в столицу, и ему придется ответить за их смерти.